Роль научных школ в развитии экономической теории

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Роль научных школ в развитии экономической теории

Само понятие научной школы впервые возникает в античной философии.

В Древней Греции существовала, в частности, школа софистов, объединенная общей целью - научить жителей греческих полисов защищать свою позицию в суде.

Но в подлинном смысле научной школой была классическая философская школа в Афинах, когда Платон опирался на философское учение Сократа, а Аристотель - на учение Платона. Научной школой в подлинном смысле слова это течение философской мысли стало потому, что ученик отталкивался здесь от концепции учителя и старался его превзойти (преемственность идей и одновременно их приращение). Но главное заключалось в том, что целью классической афинской школы стало не вульгарное зарабатывание денег (чем грешили философы-софисты), а поиски научной истины: «Платон мне друг, но истина дороже».

Автор последнего высказывания - Аристотель - стал также основоположником абстрактного экономического анализа. Гениальный тезис Аристотеля гласит: обмен невозможен без равенства, а равенство без соизмеримости [Аристотель, 1983]. На это положение великого грека до сих пор ссылаются как сторонники трудовой теории стоимости, так и адепты теории предельной полезности.

Завершая тему античной философии, отметим, что названия многих учебных заведений мы позаимствовали у древних греков (Академия Платона, Лицея Аристотеля, гимназий в Древней Спарте и т.д.).

В экономической теории первой научной школой в наиболее точном и узком смысле слова следует, видимо, считать школу французских физиократов. В самом деле физиократов как школу объединял один научный лидер - Франсуа Кенэ, одна концепция - учение о чистом продукте и воплощение этой концепции в гениальной Экономической таблице, сходная программа свободного фермерства, и, наконец, публицистическая деятельность в одних и тех же сборниках, ежегодниках, журналах, альманахах и т.д. Из последователей Кенэ (П. Дюпон де Немур, В. Мирабо, П. Мерсье де Ла Ривьер, Г. Летрон и др.), только Анн Робер Жак Тюрго внес заметный самостоятельный вклад в физиократическое учение. Но сам Ф. Кенэ, несомненно, нуждался в научной среде для формулирования и оттачивания своего учения. Отсюда вывод: теоретическая школа - это всегда научная среда, необходимая для движения вперед.

Научная заслуга физиократов заключалась, как известно, в том, что они перенесли анализ происхождения прибавочного продукта (чистого продукта) из сферы обращения в сферу производства. Правда, Ф. Кенэ и его последователи полагали, что чистый продукт возникает только в земледелии, или шире - в аграрной сфере [Дроздов, 1988; Кенэ, 1960]. С точки зрения фундаментальной теории, это было ошибкой. Но практически они почти не ошибались, так как национальный доход Франции в середине XVIII века (исторический период творчества физиократов), действительно, почти целиком формировался в сельском хозяйстве. Не забудем и о том, что физиократы именовали себя «экономистами», впервые предложив тем самым название нашей профессии.

Один лидер, одна генеральная концепция, единая практическая программа, общая публикационная деятельность - таковы, повторим еще раз, признаки физиократизма и научной школы в узком смысле слова. Иной была английская классическая школа, или шире - классическая школа в Англии и во Франции, которую можно назвать теоретической школой в широком смысле слова. Классическая школа объединяла людей, большинство из которых лично не знали друг друга, не сотрудничали непосредственно, и последователь знал о позиции предшественника только по публикациям последнего. Экономическую школу в широком смысле объединяет единство (но не тождество) теории, в чем и проявляется главный критерий научной школы. Но что за теория, какие концепции объединили воедино классическую школу? На этот счет имеются глубокие различия, порой противоположные точки зрения.

По мнению К. Маркса, основным критерием классической школы служит теоретический анализ внутренних законов капитализма, таких глубинных черт и взаимосвязей, которые не доступны непосредственному наблюдению и обыденному сознанию; тогда как, согласно западной (буржуазной) традиции, таким критерием является приверженность теориям, обосновывающим либеральную экономическую политику (free trade, laisser faire).

В марксистской и западной интерпретации классическая школа экономической теории имеет разные хронологические рамки, разные причины исчезновения и разный персональный состав. Скажем, для западной традиции Ж.-Б. Сэй и Т. Мальтус - тоже классики, с чем последовательный марксист никогда не согласится.

Но в истолковании классической школы К. Маркс и западные историки обнаруживают и нечто общее: центральными фигурами среди экономистов-классиков считаются А. Смит и Д. Рикардо, а общими критериями выступает, во-первых, системность (т.е. стремление построить систему абстрактных категорий для рыночной капиталистической экономики) и, во-вторых, анализ происхождения стоимостного богатства в сфере производства (в западной терминологии - анализ рынка производителя).

Адам Смит (1723-1790) и Давид Рикардо (1772-1823) лично никогда не встречались. И, тем не менее, Смит был для Рикардо тем же, чем был Платон для Аристотеля [Смит, 1962; Рикардо, 1955]. Следовательно, решающим признаком научной школы является не личный контакт и не общие публикации, а научная преемственность и концептуальное единство, в приложении к классической школе - анализ источников (причин) богатства и способов его распределения между основными классами.

Последовательным антиподом классической школы, начиная с 1870-х гг., выступала молодая историческая школа Германии. Объединяя большинство университетской профессуры, школа сформировала лидирующее ядро в лице Г. Шмоллера, Л. Брентано, К. Бюхера и Г. Шенберга. Указанные авторы и их последователи образовали школу в узком смысле слова. Помимо лидирующего ядра, школа выдвинула главного лидера Густава Шмоллера (1838-1917), имела общую доктрину и общие теоретические печатные органы (например, «Ежегодник законодательства, государственного управления и народного хозяйства», или кратко Ежегодник Шмоллера) и даже общую организацию для пропаганды и проталкивания реформаторского экономического курса («Союз социальной политики»).

В области общей теории молодая историческая школа потерпела очевидное фиаско. И Шмоллер, и Брентано, и прочие ее представители полагали, что время абстрактного теоретизирования может наступить лишь после того, как будет накоплен необходимый фактический материал. Отсюда ориентация школы на описательный подход к действительности, мелкотемье, поверхностный эмпиризм и т.д. Й. Шумпетер в своей «Истории экономического анализа» (1954) не без сарказма вспоминает, что когда известному драматургу Генриху Ибсену в пьесе «Гедда Габлер» потребовалось крупными мазками обрисовать мужа Гедды, он сообщил, что сей ученый зануда только что закончил сочинение на тему: «Обработка льна в Брабанте в XVI столетии» [Шумпетер, 2001, с. 1067].

Когда в конце научной карьеры Г. Шмоллер решил, что описательного исторического материала накоплено достаточно и сел писать обобщающий теоретический труд, у него ничего не вышло. Видимо, общая теория не появляется как нечто законченное и сразу. Этому делу отдают всю жизнь, но и тогда успех не гарантирован. И все же нам хотелось бы заступиться за молодую историческую школу Германии. Тот же Й. Шумпетер указывает на ее огромное наследие: одни лишь «Труды Союза социальной политики» насчитывают 188 томов историко-экономических сочинений, причем ряд томов состоит из нескольких книг [Шумпетер, 2001, с. 1058].

Корифеев в области общей экономической теории из лидеров молодой исторической школы, конечно же, не вышло. Однако представители школы являются основателями другой важной экономической дисциплины - истории народного хозяйства, или экономической истории, что не может не согревать душу автора этих строк.

Кроме того, и Г. Шмоллер, и Л. Брентано, и К. Бюхер в общем справедливо критиковали английских классиков за абсолютизацию фритредерства, указывая, что отказ от протекционизма способен подорвать еще не окрепшую германскую промышленность. Здесь лидеры школы продолжали идейную линию своего предшественника Фридриха Листа (1789-1846), который утверждал, что экономическая политика в целом и внешнеэкономический курс в частности не могут не зависеть от общего уровня экономического развития страны. За критикой абсолютизации английского опыта в трудах Ф. Листа и его последователей проглядывала постановка другой важнейшей темы - о вариантном характере развития капиталистического способа производства.

Любопытный материал для обсуждаемой темы дает нам история так называемой маржиналистской революции в экономической теории (собственное видение истории школ и направлений, вышедших из параллельной и противоположной по содержанию и выводам научной революции, инициированной К. Марксом, автор изложил в ряде работ) [Худокормов, 2016, с. 595-625].

Начавшись в последней трети XIX века, маржиналистская революция происходила одновременно в трех государствах Европы, сформировав близкие по теоретическому содержанию школы - австрийскую, лозаннскую и кембриджскую.

Наиболее устойчивым образованием оказалась при этом австрийская школа. Первое поколение школы представлено ее основателем Карлом Менгером (1840-1921), второе - Фридрихом Визером (1851-1926) и Евгением (Ойгеном) Бём - Баверком (1851-1914). Лидером третьего поколения считается Людвиг Мизес (1881-1973), четвертого - Фридрих Хайек (1899-1992). (Хайек, кстати сказать, является единственным Нобелевским лауреатом (1974 г.) по экономике среди всех австрийцев). К пятому поколению австрийской школы относится Людвиг Лахманн (1906-1990), Израэль Кирцнер (род. 1930) и Мюррей Ротбард (1926-1995). Наконец, весьма многочисленное шестое поколение австрийцев возглавляют Ганс-Герман Хоппе (род. 1949), Хесус Уэрта де Сото (род. 1956) и Роджер Гаррисон (род. 1944) [Баженов, 2015, с. 15].

Чем порождено долголетие австрийской школы? Очевидно, оно коренится в самом содержании ее теорий. Первое, что объединяет всех австрийцев - это идейная преемственность всех последователей с методологией первых представителей, (открытый и крайний субъективизм и методологический индивидуализм). Второе - общая теоретическая ориентация на «спонтанный рыночный порядок». И, наконец, третье - практическая ориентация на последовательный экономический либерализм, т.е. упорная защита рыночного фундаментализма и в теории, и в экономической политике. Очевидно также, что среди общественных слоев буржуазного общества найдется немало таких, что кровно заинтересованы в продвижении ультралиберальных идей. Но нас сейчас занимает другой вывод: прочность и долговечность той или иной теоретической школы в решающей степени зависит от степени единства и в методологии, и в общей экономической теории, и в программе экономической политики.

Сказанное, на наш взгляд, позволяет понять, почему столь короткий век был уготован другой маржиналистской школе - лозаннской, представленной Леоном Вальрасом (1834-1910) и Вильфредо Парето (1848-1923). Первый прибыл в швейцарский город Лозанну из Франции, второй - из Италии, оба самым энергичным образом повлияли на последующее развитие мировой экономической мысли. Последователями вальрасовской концепции общего рыночного равновесия стали, в частности, Нобелевские лауреаты К. Эрроу и Ж. Дебре, продолжателями паретианской теории благосостояния оказались столь крупные экономисты как А. Пигу, А. Бергсон и др.

Но после кончины отцов-основателей - Вальраса и Парето - дальнейшего развития Лозаннской школы не получилось. Их обоих связывало воедино лишь место научных исследований и преподавания. Однако взгляды на жизнь, в том числе на экономические проблемы, оказались слишком разными. Как пишет Б. Селигмен, «Вальрас по темпераменту был буржуазным реформистом, тогда как Парето был озлобленным аристократом, для которого демократия и коррупция были синонимами» [Селигмен, 1968, с. 249].

Последняя из крупных маржиналистских школ - кембриджская - по историческим судьбам не похожа ни на австрийскую, ни на лозаннскую; однако не похожа по-разному.

Начнем с того, что за прошедшее сто с лишним лет кембриджская школа выдвинула несколько поколений выдающихся ученых. Основателем школы был Альфред Маршалл (1842-1924), которого справедливо считают завершителем маржиналистской революции. Фундаментальный труд А. Маршалла «Принципы экономической науки» (1890) с самого начала создавался автором как учебник. Между тем существует несколько наивный, но, тем не менее, верный критерий окончательного формирования теории: последняя считается завершенной, если на ее основе начинает создаваться учебная литература. Иными словами, теория настолько ясна самому профессору, что он способен внятно изложить ее студентам.

Когда современному американскому экономисту У. Баумолю понадобилось сформулировать название статьи, посвященной новациям экономической теории в XX веке, он назвал ее так: «Чего не знал А. Маршалл» [Баумоль, 2004, с. 110-126]. И действительно, с Маршалла не только начинается неоклассика XX столетия, но и завершается западная традиция предшествующего века. Велик его вклад в методологию неоклассического направления (методологический индивидуализм, примат функционального метода, стремление к построению социально нейтральной теории), в общую теорию (почти весь начальный курс микроэкономики изложен в его «Принципах») и, наконец, в обоснование характерной для неоклассики либеральной экономической программы на новом историческом этапе.

Непосредственным fellow А. Маршалла в кембриджской школе стал Артур Сесил Пигу (1847-1859), который и сменил своего учителя на кафедре экономической теории (Economics) Кембриджского университета. А.С. Пигу, как известно, первым ввел в экономическую теорию учение о внешних эффектах (экстерналиях), которое приводило к выводу о необходимости государственных субсидий для вознаграждения положительных экстерналий и штрафов (налог Пигу) для ущемления инициаторов экстерналий отрицательных [Пигу, 1985].

Так же как первая ласточка не делает весны, так и оговорки А. Маршалла и А.С. Пигу о желательности эпизодического государственного вмешательства не ставили под сомнение общую ориентацию неоклассического направления на возможно меньшее вмешательство в экономику со стороны государства. Подлинным государственником в этом вопросе стал другой ученик А. Маршалла - Джон Мейнард Кейнс (1883-1946).

Доминирование макро-, а не микро-; агрегатные величины потребления, сбережения, инвестиций вместо категорий, вытекающих из методологического индивидуализма; нерешительные, склонные к панике экономические акторы, вместо рациональных индивидов; частичное восстановление казуального метода вместо почти полной монополии метода функционального; вынужденная безработица как главный тип незанятости; равновесие при неполной занятости как типичное состояние рыночной экономики вместо устойчивой тенденции к равновесию при занятости полной; перманентный конфликт сбережений и инвестиций вместо их единства; а главное - вывод о необходимости регулярной подкачки эффективного спроса со стороны государства - вот неполный перечень положений, по которым Джон Мейнард Кейнс разошелся с учением Альфреда Маршалла [Кейнс, 1978].

Но Кейнс тоже кембриджец, только на новом витке развития. Его последователи (Р. Харрод, Р. Кан и др.) вместе с самим автором «Общей теории занятости, процента и денег», образуют очередной этап кембриджской школы 1930-1940-х гг. Таким образом, научная школа в экономической теории, развиваясь, способна отвергать идеи предыдущего этапа и все же оставаться школой с прежним названием. Единство (или принципиальная близость) методологии, общей теории и практической программы - это критерий, который может стать действительным для отдельного этапа, но не для истории всей школы в целом.

Последующее развитие убеждает нас в правильности приведенного тезиса. Дж.М. Кейнс вскользь заметил, что микроэкономика А. Маршалла могла бы стать полезной и правильной в условиях достижения полной занятости. Из этого положения Дж.М. Кейнса, высказанного en passant, выросла затем влиятельная концепция неоклассического синтеза Дж. Хикса, П. Самуэльсона, Э. Хансена и других «ортодоксальных», «хрестоматийных» неокейнсианцев.

Формула неоклассического синтеза (кейнсианская макро - плюс неоклассическая микроэкономика) предполагала, что государство борется с безработицей вплоть до снижения на уровень 3-4%, иногда 3-6%. Этот уровень, как считалось, и есть полная занятость, т.е. условие полной пригодности маржиналистской (неоклассической) теории цен и доходов.

Синтетическое «хрестоматийное кейнсианство», подкрепленное талантливо написанным курсом «Economics» П. Самуэльсона, господствовало в экономической теории Запада в 1950-1960-х гг., причем сам П. Самуэльсон утверждал, что с концепцией его учебника согласны 90% всех преподавателей экономической теории в США [Самуэльсон, 1964]. Против самуэльсоновской, хиксианской интерпретации наследия Дж.М. Кейнса выступило очередное поколение кембриджской школы, возглавляемое Джоан Робинсон (1903-1983), Пьеро Сраф - фой (1898-1983) и Николасом Калдором (1908-1986).

Вместе с единомышленниками из США (С. Вайтрауб, Х. Мински, П. Дэвидсон) английские кембриджцы 1950-1970-х гг. составили более широкое направление посткейнсианства, оппозиционное школам неоклассического синтеза, а затем и монетаризма. Английские посткейнсианцы, или «левые кейнсианцы» попытались построить теорию, альтернативную mainstream economics, причем по всем элементам экономического анализа.

Известная брошюра 1940-х годов, вышедшая из-под пера Джоан Робинсон, носит название «Маркс и Кейнс» [Robinson, 1948], поскольку именно этих ученых лидер английских кембриджцев считала своими предшественниками. В отличие от самого Дж.М. Кейнса, относившегося к марксизму весьма прохладно, Дж. Робинсон призывала коллег внимательно изучать «Капитал» и сама находила в текстах К. Маркса много полезного, особенно в том, что касалось абстрактной теории реализации.

Если П. Самуэльсон, Э. Хансен и другие правые кейнсианцы считали капитализм в целом равновесной системой, допуская систематическое неравновесие лишь для рынка труда, то Джоан Робинсон и ее единомышленники подходили к капитализму как и системе глобального неравновесия, т.е. сближались здесь скорее с К. Марксом и Й. Шумпетером, но никак не с А. Маршаллом.

Кроме того, в области общей теории именно английские кембриджцы выступили в 1950-1960-х гг. с фронтальной критикой теории предельной полезности и предельной производительности, сформировав единственное влиятельное академическое течение Запада, стоявшее на позициях антимаржинализма. Более того, в лице П. Сраффы английские кембриджцы предприняли попытку создать альтернативную теорию стоимости, выдержанную в духе неорикардиан - ства [Сраффа, 1999]. Ничего похожего в трудах Дж.М. Кейнса не наблюдалось. Автор «Общей теории», как уже отмечалось, иногда склонялся к компромиссу с маржинализмом и считал справедливыми маржиналистские уравнения в случае достижения равновесия при полной занятости ресурсов.

Наконец, и в сфере практической программы воззрения английских посткейнсианцев серьезно разошлись с позицией и Маршалла, и даже Кейнса.

Автор «Общей теории» полагал, что главной задачей государства является регулярная накачка эффективного спроса в экономику и прежде всего - посредством стимулирования инвестиций частного бизнеса. Стимулирование эффективного спроса через увеличение личного потребления представлялось Кейнсу желательным, но второстепенным направлением экономической политики. В главном теоретическом труде Дж. Робинсон «Накопление капитала» частные инвестиции и личное потребление рассматривались как равнозначные факторы в преодолении дефицита спроса на макроуровне [Robinson, 1956]. Отсюда вытекала практическая программа Робинсон, в рамках которой условием здоровой экономической динамики выступало равновеликое увеличение ставок заработной платы и производительности труда в обществе. Отсюда вытекала характерная для Дж. Робинсон и всего «левого кейнсианства» критика монополизма и бьющей в глаза несправедливости в распределении доходов в капиталистической экономике. Считается, что левокейнсианская интерпретация «политики доходов» нашла реальное воплощение в практике «скандинавского социализма».

Итак, кембриджская школа в Англии прошла в своем развитии несколько этапов. Первый этап, связанный с именами А. Маршалла и А.С. Пигу, датируется периодом 1890-1920-х гг. Второй этап (1930-1940-х гг.) характеризуется в первую очередь теоретической деятельностью Дж.М. Кейнса. Наконец, третий этап, начавшийся в 1950-е гг. и завершившийся в начале 1980-х гг., отмечен именами Дж. Робинсон, П. Сраффы и их единомышленников. Современный этап эволюции кембриджской школы в Англии ждет своих исследователей.

В отличие от другой долго живущей экономической школы конца XIX-XX вв. - австрийской - английская кембриджская школа на каждом этапе существенно меняла содержание своих теорий. (В этом плане английские кембриджцы больше напоминают философское объединение Сократа - Платона - Аристотеля). На каждом этапе интересующая нас школа объединялась не просто местом эманации собственных концепций, но в первую очередь их качеством и тем глубоким влиянием, которое эти теории оказывали на мировую экономическую мысль. Для кембриджцев Англии всегда был характерен вкус к высокой теории, научным обобщениям, оппозиционность мелкотемью и плоской эмпирике. В этом, на наш взгляд, и заключаются основные причины долголетия кембриджской школы.

Пора подводить некоторые итоги.

Ретроспективный анализ, на наш взгляд, позволяет провести деление экономических объединений на научные школы в узком и широком смыслах.

Научная экономическая школа в узком смысле слова характеризуется: 1) наличием единого лидера (или нескольких лидеров); 2) единого печатного органа, выступающего в роли своеобразного бренда школы; 3) наличием единой публикационной активности (общие монографии, сборники, научные конференции и т.д.). Типичными примерами научных экономических школ в узком смысле слова можно, видимо, считать французских физиократов, молодую историческую школу Германии, а в СССР - университетскую школу Н.А. Цаголова.

Научная экономическая школа в широком смысле (типичный пример - английская классическая школа XVШ-XIX вв.) предполагает наличие общих авторитетов (в данном случае в лице Адама Смита и Давида Рикардо), но, как правило, обходится без прочих общих признаков, сформулированных выше. Решающим признаком для научных школ обоих типов выступает при этом единство методологии, общей теоретической концепции (объясняющий аспект) и практической экономической программы. По нашему глубокому убеждению, в этом и заключается главный критерий любой научной школы. Единство методологии и теории не предполагает их торжества. Известно, в частности, насколько богаче и точнее выглядит трудовая теория стоимости в трудах Д. Рикардо по сравнению с началами той же теории в книге «Богатство народов» А. Смита [Рикардо, 1955; Смит, 1962].

Густав Шмоллер, Луйо Брентано, так же, как и прочие представители немецкой исторической школы, были упорными противниками английских классиков, но при всем единстве методологических позиций жарко полемизировали друг с другом по отдельным вопросам практической реформистской программы.

Еще одно важное отличие научных экономических школ друг от друга позволяет выделить школы одного или нескольких поколений. К первому типу следует, видимо, отнести школу физиократов, лозаннскую школу в Швейцарии, цаголовскую школу в СССР. Хронологически ограниченность жизни этих школ определяется либо личностными моментами, либо исчезновением исторических условий их возникновения. Подобно тому, как Великая французская революция и английская промышленная революция конца XVШ - начала XIX вв. убили французский физиократизм, горбачевский ревизионизм и буржуазная реставрация 1991 г. в нашей страна положили предел цаголовской школе плановой экономики. Влиятельные научные школы из нескольких поколений более многочисленны. К ним можно отнести английские классическую и кембриджскую школы, австрийскую школу и, конечно же, школу К. Маркса - марксизм.

Долголетие этих школ определяется тем, что нечто существенное в их теориях продолжает «цеплять» материальные интересы крупных социальных слоев. Скажем, последовательная защита рыночного фундаментализма и ультралиберальной экономической программы в трудах многочисленных поколений австрийской школы, несомненно, отвечает запросам тех представителей бизнеса, которые не заинтересованы в ограничениях частного предпринимательства со стороны государства. Весьма благосклонны к рыночному фундаментализму австрийцев и те слои современной бюрократии, которые уповают на «автоматизм рынка» и на то, что всесильный рынок освободит их от трудоемких функций по управлению экономикой.

И напротив, идейное долголетие марксизма проистекает, на наш взгляд, от того, что «в истории экономической и шире - общественной мысли марксизм выступает как течение наиболее последовательно защищавшее и защищающее интересы угнетенного, эксплуатируемого, отчужденного труда. И пока в этом мире сохраняется социальная эксплуатация, угнетение и отчуждение трудящихся при этом в массовом масштабе, будет существовать и развиваться марксизм» [Мировая экономическая мысль…, 2004, с. 25-26].

В любом случае историческая память о научных школах сохраняется потому, что каждая из них в большей или меньшей степени вносит вклад в дело познания окружающего мира. Из данного текста можно понять, что автор не состоит в числе поклонников австрийской школы. Но, как показывает анализ, даже эта школа, несмотря на близость к ультралиберальному экстремизму, совершила нечто полезное в критике крайностей «только этатизма» и «только планомерности».

В экономической науке на пути служения истине встает дополнительная преграда в виде изменчивости самого предмета исследования, влияния интересов доминирующих слоев и классов, многофакторной социальной анжированности самих экономистов. Тем не менее, мир экономических явлений, хотя и не познан, но познаваем. Экономические школы потому и являются научными, что в их деятельности так или иначе представлена отрасль общественно разделенного труда, имеющая целью производство новых знаний.

Список литературы

экономический маржиналистский научный школа

1. Аристотель. Сочинения. В 4 т. М.: Мысль. 1983.

2. Баженов Г А. Методология дифференциации направлений австрийской школы: маргинализация или интеграция с мейнстримом? // Известия Уральского государственного экономического университета.

3. Баумоль У. Чего не знал Альфред Маршалл. Вклад XX столетия в экономическую теорию // Мировая экономическая мысль. Сквозь призму веков. В 5 т. Т. IV. М.: Мысль. 2004.

4. Дроздов В.В. Франсуа Кенэ. М.: Экономика. 1988.

5. Кенэ Ф. Избранные экономические произведения. М.: Соцэкгиз. 1960.

6. Кейнс Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег. М.: Прогресс. 1978.

7. Маршалл А. Принципы экономической науки. М.: Прогресс. 1993.

8. Мировая экономическая мысль. Сквозь призму веков. В 5 т. Т.1. М.: Мысль. 2004.

9. Пигу А. Экономическая теория благосостояния. В 2 т. Т.1. М.: Прогресс. 1985.

10. Рикардо Д. Начала политической экономии и налогового обложения. М.: Госпо - литиздат. 1955.

11. Самуэльсон П. Экономика. М.: Прогресс. 1964.

12. Селигмен Б. Основные течения современной экономической мысли. М.: Прогресс. 1968.

13. Сраффа П. Производство товаров посредством товаров. М.: ЮНИТИ. 1999.

14. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Соцэкгиз. 1962.

15. Худокормов А. Ключ к познанию истории экономических учений XX в. // Экономическая теория в историческом развитии: взгляд из Франции и России. ИНФРА-М. 2016.

16. Шумпетер Й. История экономического анализа. В 3 т. Т.3. СПб: Экономическая школа. 2001.

17. Robinson J. Marx and Keynes. Critica Economica. 1948.

18. Robinson J. The Accumulation of Capital. London. Macmillan. 1956.

Размещено на Allbest.ru