92

Павел Кандель

Размещено на http://www.allbest.ru/

ПРОБЛЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ

Кандель Павел Ефимович - к.и.н., руководитель Сектора этнополитических и межгосударственных конфликтов ИЕ РАН

Неопознанные вызовы

Многие десятилетия перечень этнополитических конфликтов, угрожавших целостности отдельных европейских государств, оставался неизменным. В Западной Европе в списке проблемных территорий постоянно значились: Ольстер и Шотландия - в Великобритании, Баскония и Каталония - в Испании, Корсика - во Франции, Фландрия и Валлония - в Бельгии. Эти конфликты имели свою динамику, знавали периоды обострения и смягчения, которые, вероятно, будут чередоваться ещё не раз. В целом же к началу нового тысячелетия острота их проявления существенно снизилась, а многие конфликты были достаточно успешно урегулированы. Распространённые в начале 90-х годов прошлого века опасения новой волны этнополитических распрей в Центральной и Восточной Европе после краха социализма, к счастью, по большей части не оправдались (за исключением бывшей СФРЮ). Их в основном удалось нейтрализовать в рамках стратегии вовлечения государств региона в ЕС и НАТО, что потребовало от потенциальных кандидатов отказаться от территориальных притязаний, нормализовать отношения с соседями и принять, хотя бы формально, европейские стандарты соблюдения прав национальных меньшинств. Эта стратегия начала приносить свои первые плоды даже на Балканах, позволив, в частности, в 2001 году умиротворить разгоравшийся вооружённый этнополитический конфликт в Македонии. Но и югославский кризис, как ни покажется парадоксальным, сыграл “от противного” свою, может быть, не менее позитивную роль в стабилизации ситуации в постсоциалистическом мире, и особенно в Юго-Восточной Европе. Он, безусловно, сильно задержал и деформировал экономическое и политическое развитие Сербии, Черногории, Хорватии, Боснии и Герцеговины, Косово, принёс их народам неисчислимые страдания. Правомерно, однако, предположить: не будь по соседству этого зримого на протяжении десятилетия крайне негативного примера, наглядной демонстрации его цены, многие этнополитические и национально-территориальные конфликты в сопредельных государствах и между ними (да и на территории постсоветского пространства) вряд ли бы разрешились относительно мирно.

Между тем в успокоенной Европе в тени казавшихся всё менее страшными традиционных угроз вызрели новые вызовы европейской безопасности, которые она опознала со значительным опозданием.

Известие, что взрывы в Лондоне были делом рук не прибывших извне террористов, а молодых британцев пакистанского происхождения, выросших в Соединённом королевстве и учившихся в английских школах, вызвали шок у британской общественности. В этом контексте событие и в самом деле символичное. Это сигнал, что даже потомки иммигрантов во втором поколении не интегрируются в общество, которое избрали для проживания. Впрочем, одомашненное в языке новообразование “Лондонистан”, применимое не только к столице, но и ко многим другим английским городам, ещё ранее свидетельствовало, что этнические сообщества иммигрантов “капсулируются” и живут своей “отдельной” жизнью. Но явление это, как известно, не только британское. Приведём для примера выдержку из недавней статьи в “Sьddeutsche Zeitung”: “После Мадрида и Лондона… отношения между иностранцами и немцами стали не просто борьбой за распределение благ. С обеих сторон усиливаются опасения - за ценности, за свободы, просто за жизнь. И именно этот страх делает пропасть между иностранцами и немцами, наверное, самой опасной из всех пропастей, которые пересекают Германию. Импортированные невесты и школьные классы, где мало кто говорит по-немецки, существуют уже давно… Но теперь ниши параллельного общества классифицируются вдруг непредсказуемыми зонами, чреватыми кризисами… Иллюзия мультикультурной гармонии не погибнет с уходом красно-зелёного правительства. Она уже давно ушла в прошлое. И, строго говоря, нельзя говорить даже о дезинтеграции, поскольку в широких слоях населения подлинной интеграции никогда и не было”.

Бунты иммигрантской молодёжи во Франции осенью 2005 года наглядно продемонстрировали и остроту проблемы, и её общеевропейский характер. Как констатировала немецкая Die Welt, “во Франции мы являемся свидетелями краха модели интеграции, базирующейся на государстве и едином языке. В других странах неудачными уже оказывались модели толерантности и многоязычия, обращавшиеся к культуре… Европа должна готовиться к чрезвычайному положению, с которым США столкнулись в шестидесятые годы во время расовых волнений. Хуже того, в отличие от тех времён слово “эмансипация” волшебным уже не является. У французской молодёжи уже есть все гражданские права”. К сходному выводу пришла и испанская La Vanguardia: “…Крах французской модели интеграции, отражением которого стал сегодняшний бурный всплеск насилия, случился на фоне кризиса ещё одной европейской модели, взлетевшей на воздух 7 июля 2005 года в Лондоне и поставленной сегодня под сомнение в Нидерландах. Речь идёт о сосуществовании множества культур и общин”. Примечательна сама довольно единодушная реакция разноязыкой европейской прессы, не только увидевшей в событиях во Франции провозвестие общеевропейской проблемы, но сразу же отважившейся на немилосердный диагноз - кризис принятых моделей интеграции. Такое вряд ли бы случилось, если бы неожиданные события не были подспудно ожидаемыми, если бы предшествующее развитие данной темы не предрасполагало к сделанным крайним выводам. И хотя политические деятели отдельных стран упорно стараются доказать, что “у нас это невозможно”, сама частота подобных заявлений уподобляет их “заговариванию беды”.

К исходу ХХ века Западная Европа столкнулась с “новым национальным вопросом” - появлением многочисленных и быстро растущих новых этнических меньшинств неевропейского происхождения, принципиально отличающихся от коренного населения в конфессиональном и культурном отношении, по большей части не готовых воспринимать обычаи и образ жизни страны пребывания. Поскольку именно эти группы населения пополняют в основном ряды “новых бедных”, социально-экономический партикуляризм, накладываясь на этноконфессиональный и политико-культурный, дополнительно его усиливает и придаёт социальному протесту черты и энергию этнополитического конфликта. К тому же принятая во многих западноевропейских странах модель “мультикультурализма” не только санкционировала, но и невольно стимулировала сегментацию общества по принципу этноконфессиональной принадлежности Подробнее см.: Смирнов А.Н. Этничность и культурный плюрализм в контексте государственной политики // Полис. 2005. №4. С.30-34..

Аналогичный процесс и в странах, формально следовавших иной ассимиляционной модели (как во Франции), стал результатом и свидетельством её практической нереализуемости. Этнические “гетто” во многих европейских городах зримо воплотили (само)изоляцию и отчуждённость молодых поколений бывших иммигрантов.

Вместе с тем и среди коренных жителей стран Европы растёт недовольство, порождённое “новой национальной проблемой”. Впечатляющие данные на эту тему дают результаты опросов в странах ЕС (как в “старой”, так и в “новой” Европе), проведённых Европейским центром мониторинга проявлений расизма и ксенофобии, имеющим статус уполномоченного агентства ЕС, в 1997, 2000 и 2003 годах Majorities attitudes toward minorities in European Union Member States. Results from the Standard Eurobarometers 1997-2000-2003, Majorities attitudes toward minorities in (former) Candidate Countries of the European Union. Results from the Eurobarometers in Candidate Countries 2003 (eumc.eu.int/material/pub/eurobarometer/ EB2005/Report-3.pdf), Majorities attitudes toward minorities in Eastern and Western European Societies. Results from the European Social Survey 2002-2003 .

В исследовании было выделено пять позиций, характеризующих такое отношение большинства населения к некоренным меньшинствам, которые авторы проекта квалифицировали как проявления “исключающего этницизма” (наукообразный термин для более распространённого у нас выражения “этнический национализм”).

1. Неприятие мультикультурного общества.

2. Признание, что мультикультурализм имеет пределы.

3. Оппозиция предоставлению легальным иммигрантам гражданских прав.

4. Поддержка репатриационной политики по отношению к легальным иммигрантам.

5. Настаивание на том, что иммигранты обязаны следовать законам и обычаям страны пребывания.

Замеры проводились в 15 государствах ЕС (Финляндии, Швеции, Дании, Великобритании и Северной Ирландии, Ирландии, Нидерландах, Бельгии, Люксембурге, Западной и Восточной Германии, Австрии, Франции, Испании, Португалии, Италии, Греции) и в 13 странах, которые в то время ещё являлись кандидатами на приём (Эстонии, Латвии, Литве, Польше, Чехии, Словакии, Венгрии, Словении, Мальте, Кипре, Румынии, Болгарии, Турции). Результаты опросов позволили определить средний процент граждан, разделяющих подобные воззрения. Представление об этом даёт следующая таблица: Majorities attitudes toward minorities in (former) Candidate Countries of the European Union. Results from the Eurobarometers in Candidate Countries 2003.P.2. иммигрантский этницизм интеграция импорт

Следует отметить два важных момента. Почти по всем параметрам с 1997 по 2003 год наблюдался заметный рост числа граждан, придерживающихся таких взглядов. При этом исследования проводились до террористических актов в Мадриде и Лондоне, после которых логично предполагать дальнейшее усиление подобных настроений.

Бросается в глаза на первый взгляд парадоксальная тенденция. В западноевропейских странах, считающихся оплотом либеральных ценностей, старающихся предстать образцом политически корректного отношения к меньшинствам, наклонность к “исключающему этницизму” гораздо заметнее, чем в Центральной и Восточной Европе, которую исторически привычно воспринимать как рассадник этнофобий. Этому, впрочем, есть своё несложное объяснение. Проблемы, связанные со значительной иммиграцией, учитывая вполне очевидную географию иммиграционных потоков, в относительно менее богатых странах ЦВЕ пока ещё не достигли таких масштабов и остроты, как в государствах “Старой Европы”. И при сравнении отдельных стран по степени выраженности отмеченных тенденций обнаруживаются примечательные особенности. Так, среди “ветеранов” ЕС показатель распространённости подобных взглядов выше среднеевропейского отмечен:

по параметру “неприятие мультикультурного общества” - в Греции, Восточной и Западной Германии, Бельгии;

по параметру “признание пределов мультикультурализма” - в большинстве государств, за исключением скандинавских стран, Испании и Италии;

по параметру “оппозиция предоставлению иммигрантам гражданских прав” - в Бельгии, обеих Германиях, Австрии, Великобритании и Нидерландах.

За политику репатриации наиболее активно ратуют в большинстве государств, кроме скандинавских, стран Бенилюкса и Северной Ирландии.

И, напротив, именно в скандинавских странах, Нидерландах, Бельгии и Германии (Восточной и Западной) более всего настаивают на том, что иммигранты обязаны следовать законам и обычаям страны пребывания.

Среди стран-кандидатов показатель выше среднего отмечен:

по первому пункту - в Эстонии, Латвии, Чехии и на Кипре;

по второму - к тем же странам добавились Венгрия и Мальта;

по третьему - те же плюс Словения;

по четвёртому пункту - среди лидеров Мальта, Кипр, Турция, Латвия и Словения;

по пятому - среди лидеров Эстония, Латвия, Чехия, Румыния и Турция.

Анализируя, насколько подобные умонастроения взаимосвязаны с конкретной социально-экономической ситуацией в отдельных странах, авторы пришли к ожидаемым выводам:

Чем выше уровень безработицы в стране, тем сильнее неприятие мультикультурного общества и тем бульшую поддержку находит репатриационная политика по отношению к иммигрантам.

Чем выше доля иммигрантов из незападных стран и чем ниже показатель ВВП на душу населения, тем сильнее сопротивление мультикультурализму.

Вызывает, правда, сомнения правомерность квалификации некоторых из приведённых позиций как выражений “исключающего этницизма”. Так, например, процент признающих наличие пределов мультикультурализма был получен как результат положительных ответов на два утверждения: существуют пределы того, сколько людей других рас, религий и культур общество способно принять; наша страна уже достигла этих пределов, и дальнейшее увеличение численности таких меньшинств породит проблемы.

Процент настаивающих на том, что иммигранты обязаны соблюдать законы и обычаи страны, которую избрали для проживания, равен числу положительных ответов на следующее утверждение: чтобы стать вполне признанными членами нашего общества, люди, принадлежащие к национальным меньшинствам, должны отказаться от той части их религии и культуры, которые могут вступить в конфликт с нашими законами и обычаями.

Рискуя быть обвинённым в “этническом национализме”, поборником которого себя не считаю, полагаю несправедливо причислять всех, кто согласился с данными утверждениями, к сторонникам “исключающего этницизма”. Это неправомерно применительно к данным опросам хотя бы потому, что позиции, прямо и непосредственно требующие ограничительных мер по отношению к иммигрантам, получили гораздо меньшую поддержку. Примечательно и то, что требование к иммигрантам уважать законы и обычаи страны пребывания нашло весьма значительное число приверженцев именно в скандинавских странах, жители которых по всем другим параметрам проявили наибольшую терпимость по отношению к иммигрантам.

Принятая авторами методология малоосновательна и чисто теоретически. Ведь она по умолчанию предполагает, что нормой является беспредельное увеличение доли инокультурного населения и навязывание им своих законов и обычаев принимающей стране. Но подобный подход трудно назвать демократическим. В исторической же перспективе это означает, что логически допустимо такое сущностное изменение природы принимающих обществ, которое практически равносильно прекращению их существования. Конечно, в истории и это не раз случалось. Но тогда “мультикультурализм без берегов” и сам предстаёт не способом сосуществования и взаимообогащения разных культур. Он становится лишь промежуточной фазой смены одной (собственной) культуры и цивилизации на принципиально иную (и к тому же менее развитую). В таком случае и потенциальная “деевропеизация Европы” оказывается мыслимой, что и делает мультикультурализм в глазах большинства европейцев опасным.

Нужно, однако, признать: хотя в неприятии мультикультурализма “политически некорректно” рискнула сознаться лишь примерно четверть опрошенных, подавляющее большинство, по сути, вынесло ему приговор, отвергнув его практические последствия. Ведь воззрения 60% опрошенных (ЕС-15), считающих, что их страны достигли пределов, за которыми дальнейшее увеличение иммиграции опасно, и 67% (ЕС-15), настаивающих на соблюдении иммигрантами законов и обычаев страны пребывания (а в большинстве государств эти проценты ещё выше), действительно не укладываются в действующую либеральную модель мультикультурного общества. Впрочем, это в равной мере относится и к Франции, где мультикультурализм стал реальностью поневоле, отчасти вопреки официальной политике. Можно, конечно, счесть подобные мнения сугубо субъективными (каковыми они, конечно, и являются) или заклеймить их как выражения “исключающего этницизма”. Можно руководствоваться теоретически рассчитанными демографическими и экономическими потребностями европейских обществ в импорте недостающего даже для простого воспроизводства населения и рабочей силы, необходимой для поддержания или увеличения темпов экономического роста, полагая их более объективными ориентирами.

Но, оставаясь реалистами, невозможно и небезопасно игнорировать мнение двух третей коренного населения, которое, даже будучи субъективным ощущением, обретает силу объективной реальности. Логичнее и своевременней признать кризис данной модели. О его глубинных причинах и возможных путях решения будут ещё долго спорить. Несомненно, однако, что интенсивность и объём иммиграции В 2000 году в странах ЕС насчитывалось 18,6 млн иностранных граждан (10,2% населения). При этом примерно такую же долю населения иммигранты составляли в Западной Германии, Франции, Нидерландах, Швеции и Австрии (Immigration, Asylum and Social Integration. Luxembourg. 2002. P.19). По данным Отдела народонаселения ООН, в 2000 году число иммигрантов в ЕС равнялось 25,6 млн человек (“Отечественные записки”. 2004. №4. С.220)., несмотря на постоянное ужесточение миграционной политики, начиная с 70-х годов прошлого века, стали серьёзно обгонять скорость интеграции новых жителей и адаптационные возможности принимающих обществ. И это уже начало сказываться на их целостности и внутренней стабильности.

Налицо острейшее противоречие. С одной стороны, возможности приёма новых иммигрантов, судя по восприятию значительного большинства граждан “Старой Европы”, исчерпаны. О том же с разных сторон свидетельствуют и рост электората праворадикальных и националистических партий и лидеров, и новейшие выплески социальной и национальной напряжённости - провозвестники этнополитических конфликтов с новыми национальными меньшинствами. С другой стороны, Европа, сталкивающаяся с катастрофическим уменьшением рождаемости и заметным старением собственного населения, не может полностью отказаться от иммиграции по демографическим и экономическим причинам В 2004 году по данным Европейского статистического агентства прирост населения в 25 странах ЕС составил 2,3 млн человек, но при этом 1,9 млн приходится на приток иммигрантов. Число рождений на одну женщину составило 1,5, не достигнув ни в одной стране порога естественного воспроизводства поколений - 2,1 (“Вестник Европы”. 26 октября 2005 г.). По прогнозам экспертов, население ЕС при полном прекращении иммиграции к 2050 году уменьшится на 67 млн человек (на 17%). Чтобы не допустить сокращения численности населения, страны ЕС должны принять до 2050 году 47 млн иммигрантов, чтобы предотвратить уменьшение трудоспособного населения - 80 млн., чтобы избежать старения - 700 млн (Гринблат Ж.-А. Иммиграционные сценарии для стареющей Европы // “Отечественные записки”. 2004. №4. С. 212-219).. Следовательно, и само это противоречие, и его обоюдоострые последствия будут воспроизводиться в течение длительного времени. Последнее расширение ЕС рискует придать данной проблеме новое опасное измерение. По мере отмены временных ограничений в свободном перемещении рабочей силы из недавно принятых в Союз стран в западноевропейские, логично ожидать нарастания иммиграции в этом направлении. Приток культурно родственных иммигрантов из государств Центральной и Восточной Европы, тем более ставших членами ЕС, теоретически может, хотя бы отчасти, заместить с трудом поддающихся интеграции выходцев из мусульманских и африканских стран. Но как раз объективная конкуренция двух разных волн иммиграции сама по себе способна стать основой этнических конфликтов ещё одного, ранее незнакомого вида - между прежними афро-арабскими и новыми восточноевропейскими поселенцами “Старой Европы”. Всё это подходящая питательная среда для дальнейшего роста этнического национализма и ксенофобии и среди коренного населения. И если подобные тенденции будут беспрепятственно развиваться, Европа столкнётся с таким новым вызовом своей внутренней безопасности, масштабы и степень опасности которого она только начинает осознавать. Но как и чем ответить на этот вызов европейцам, пока неясно. России, сталкивающейся со сходными проблемами, но имеющей и относительные преимущества (миграционный потенциал русского и русскоязычного населения в странах СНГ), тоже пора всерьёз озаботиться поиском их решения.

Размещено на Allbest.ru