Что стоит за высокой дифференциацией заработной платы

Размещено на http://www.allbest.ru/

ЧТО СТОИТ ЗА ВЫСОКОЙ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЕЙ ЗАРАБОТНОЙ ПЛАТЫ

Майраш Токсанбаева

К числу особенностей российской экономики принадлежит высокая дифференциация заработной платы, которая, несмотря на проявившуюся с 2003 г. тенденцию к снижению, по-прежнему превосходит все разумные пределы. По информации Росстата, в 2005 г. коэффициент фондов - соотношение средней оплаты труда 10% самых высокооплачиваемых и 10% самых низкооплачиваемых работников - составил 24,9 раз. Эти цифры, и так в 4-8 раз превышающие показатели стран ОЭСР, по оценкам авторитетных экспертов, еще и занижены почти втрое Иванов В. Н., Суворов А. В. Неравенство и бедность населения: опыт решения проблемы в России и за рубежом.//Проблемы прогнозирования, 2006, № 3, с. 136. . Такой уровень расслоения данного доходного ресурса приводит к нарушению его основополагающих функций, распространению бедности и других социально негативных форм неравенства.

Как известно, дифференциация заработной платы скачкообразно повысилась с началом шокового этапа реформ. Коэффициент фондов с 7,8 раз в 1991 г. вырос до 23,4 раз в 1994 г. Что же произошло на том переломном рубеже? Была проведена либерализация цен, причем не только на производимые блага, но и на ресурсы труда. Формирование заработков как ценовых характеристик используемых трудовых ресурсов децентрализовалось вследствие упразднения общей для всей экономики тарифной системы и перехода к внутрифирменным системам оплаты труда (кроме бюджетного сектора, где была введена в действие ЕТС).

Системы оплаты труда являются неотъемлемыми элементами конкретных типов хозяйства, поэтому трансформация этих систем была вызвана переводом предприятий из режима планового рационирования в режим рыночной самостоятельности. В условиях рынка характеристики деятельности хозяйствующих субъектов (объем реализации и прибыли, рентабельность и др.) стали «разбегаться» и влиять на внутрифирменное образование и распределение фондов оплаты труда. Заработная плата работников попала в существенную зависимость не столько от профессионально-квалификационного статуса, сколько от экономического положения предприятий и обусловленных им реальных возможностей поддерживать тот или иной уровень трудовых издержек.

Среди трактовок различий предприятий по экономическому положению и соответствующего разброса внутрифирменных уровней оплаты труда в 90-х годах, пожалуй, самой популярной была версия, что они предопределяются неодинаковой способностью менеджмента и наемного персонала адаптироваться к рыночной среде. Но если обратиться к данным Росстата о размерах заработной платы по укрупненным производственным (отраслевым) группам, то они показывают, что в течение всего периода реформ на адаптацию к рынку заметно, а частью внушительно влияет отраслевая принадлежность занятых. Так, в топливной промышленности заработная плата все эти годы более чем вдвое превышает средний по экономике показатель, а в сельском хозяйстве - в течение последних 10 лет более чем вдвое ему уступает, что никак не может быть отнесено только на счет адаптационного фактора. Об этом же свидетельствует практика такого института социального партнерства, как отраслевые тарифные соглашения. С начала своей деятельности в 1992 г. они учитывают как данность вариацию минимальных ставок оплаты труда и тарифных коэффициентов по отраслям, а после принятия нового Трудового кодекса РФ пытаются регулировать их не только рекомендательно, но и императивно.

Вскрывшиеся в ходе реформ существенные и во многом объективные отраслевые различия заработной платы наиболее адекватно вписываются в концепцию многоуровневой экономики, в соответствии с которой российская экономика обладает уходящей корнями еще в прежнюю систему экономической неоднородностью. Она имеет технологически обусловленный (базируется на технологиях разных поколений) а потому иерархический и в большой степени инерционный (при реализуемой, а, точнее, практически не реализуемой промышленной политике) характер. С каждым ее сегментом, или хозяйственным уровнем корреспондируют неодинаковые по качеству используемые ресурсы, включая ресурсы труда Яременко Ю. В. Теория и методология исследования многоуровневой экономики. М.: Наука, 2000, с. 27-45..

В пользу качественной неоднородности используемых трудовых ресурсов говорят следующие факты. Во-первых, это стремительный рост дифференциации заработной платы после отмены общей тарифной системы, которая директивно сглаживала выражение разного качества этих ресурсов через оплату труда. Во-вторых, это технологически детерминированные различия их цен, с определенной долей условности улавливаемые через отрасли или виды экономической деятельности (точных статистических инструментов для вычленения хозяйственных уровней в масштабах национального хозяйства нет). В-третьих, это при некоторых колебаниях относительная устойчивость данных различий, типичная для большинства отраслей.

Чтобы подтвердить качественную неоднородность трудовых ресурсов и ее «привязку» к разным хозяйственным уровням, обратимся к статистическому анализу, позволяющему на основе схожих характеристик качества приблизительно их распределять по этим уровням и выстраивать в иерархическом порядке. Данной задаче отвечает кластерный анализ, при выборе объектов которого предпочтение было отдано отраслевым совокупностям работников. Хотя они, как и совокупности, классифицируемые по видам экономической деятельности, затушевывают внутриотраслевую неоднородность, это не препятствует установлению статуса отрасли на базе принадлежности ее доминирующей части к одному из уровней. Отраслевое распределение дает также возможность провести сравнение с периодом, когда применялась общая тарифная система С 2005 г. вместо отраслевой стала применяться классификация по видам экономической деятельности. Это вынудило использовать информацию за 2004 г. (последний год применения отраслевой разбивки), но ее нельзя считать устаревшей с точки зрения поставленной задачи ввиду значительной устойчивости сегментов экономики., и на этой основе проследить изменения, оказавшие влияние на дифференциацию заработной платы.

В состав признаков, сортирующих трудовые ресурсы, были отобраны информационно доступные показатели, которые оценивают качество этих ресурсов в рыночных координатах (поскольку именно рынок выпятил их качественные различия):

1) отношение среднеотраслевой заработной платы к средней по экономике. С помощью этого основного группировочного показателя фиксируется «зарплатный» статус отрасли в сравнении с другими отраслями: чем он выше, тем по рыночным критериям более значимым (ценным) является труд в данной отрасли;

2) численность работников с заработной платой в пределах прожиточного минимума по отраслям. Данный показатель позволяет снизить влияние такого недостатка среднеотраслевой заработной платы, как нивелировка присутствующих в одной отрасли сегментов с разным «зарплатным» статусом (что особенно важно для отраслей с высоким коэффициентом фондов, свидетельствующем об их значительной внутренней неоднородности). Он косвенно вычленяет доли сегментов с низким статусом, которые тем больше, чем ниже отраслевые минимальные ставки и, соответственно, - выше численность малооплачиваемых работников;

3) изменение отраслевой численности работников в сравнении с предшествующим периодом. Динамика занятости помимо количества предлагаемых рабочих мест серьезно зависит от привлекательности оплаты труда, что подтверждается проблематичностью заполнения вакансий с низкими заработками. Этот показатель дополняет «зарплатные» характеристики, что важно в условиях, когда они не отличаются высокой достоверностью. Анализ выполнен на информации Росстата за 2004 г. Отрасли, для которых данные хотя бы по одному из показателей отсутствуют, из анализа исключены (электроэнергетика, лесное хозяйство, управление). Полученные кластеры в порядке нисходящей иерархии представлены в табл. 1.

Таблица 1 Характеристики заработной платы и занятости в 2004 г. по кластерам

* Расчеты выполнены Д. Нижаде-Гавгани, студентом Московской школы экономики МГУ им. М. В. Ломоносова.

** ПМ - прожиточный минимум трудоспособного человека.

Чтобы сравнить полученное распределение по кластерам с разбиением отраслей до момента освобождения цен, воспользуемся данными за 1990 г. Хотя к тому времени общая тарифная система уже дала трещину (благодаря «перестроечным» законам, ослабившим контроль над внутрифирменными фондами оплаты труда), она еще не была демонтирована. Но провести кластерный анализ по тем же признакам из-за недостатка и частичной несопоставимости информации не представляется возможным. Поэтому проведем разбиение групп, схожих относительно основного признака - отношения среднеотраслевой заработной платы к средней по экономике; как видно по данным табл. 1, этот признак действительно является основным (исключение составили только производство строительных материалов и легкая промышленность). Проранжируем отраслевые группы, опираясь на аналогию с количественными характеристиками этого признака по кластерам в 2004 г., и отметим, какие из отраслей впоследствии переместились в другие кластеры (см. табл. 2).

Таблица 2 Среднеотраслевая заработная плата по кластерам в 1990 г., % к средней по экономике

* - отрасли, чей иерархический статус в 2004 г. повысился.

** - отрасли, чей иерархический статус в 2004 г. понизился.

Как следует из полученных распределений, используемые трудовые ресурсы неоднородны в обоих рассматриваемых периодах. В 1990 г. их неоднородность сопрягалась с тремя хозяйственными уровнями, которым соответствовали три кластера. Среди них и по отраслевому составу, и по численности работников абсолютно доминировал второй кластер. Этим он во многом был обязан общей тарифной системе, так как технологическая однородность представляющих его производств была весьма относительной. Но они образовывали планово регулируемый комплекс отраслей, связанных с выпуском массовой и отчасти высокотехнологичной продукции. Из него выпадали явно не приоритетные для планового хозяйства отрасли третьего кластера, а также социальная инфраструктура, большей частью (кроме науки) входившая в четвертый кластер. Она финансировалась по остаточному принципу, что негативно сказывалось на отраслевых показателях оплаты труда.

Рыночная трансформация не только отфильтровала реальную неоднородность отраслевых и внутриотраслевых производств, но и привела к ее усугублению. Прежде всего эти процессы нашли отражение в формировании хозяйственных уровней, которых, по крайней мере, в явном виде не было в 1990 г. В табл. 1 они представлены первым и пятым кластерами. Эти кластеры обособились от основной группы отраслей и переместились на диаметрально противоположные позиции. Соответствующие им уровни ввиду аномальных характеристик заработной платы можно обозначить как привилегированный и аутсайдерский. Их появление привело к резкому повышению межотраслевых различий цен трудовых ресурсов: если в 1990 г. средняя оплата труда в отраслях с самым высоким и самым низким статусом различалась в 2,4 раза, то в 2004 г. - в 6,6 раз.

Внутриотраслевая неоднородность проявилась через усиление расслоения заработной платы в рамках отраслей. В 2004 г. во всех отраслях кроме химии и нефтехимии коэффициент фондов превышал 10 раз, в трети из них - 20 раз, а в двух (банковская и торговая деятельность) достигал 30 раз. В этой связи не будет преувеличением сказать, что «отпадение» привилегированного и аутсайдерского уровней в той или иной пропорции пронизало почти каждую отрасль. Проиллюстрируем сказанное примером об отраслевом профиле предприятий самого высокостатусного сегмента. В 2005 г. в списке 500 крупнейших компаний России, публикуемом журналом «Финанс.», 9 из 10 первых компаний и свыше половины из первых 50 относились к отраслям привилегированного кластера (включая, видимо, принадлежащую к данному кластеру электроэнергетику со среднеотраслевой заработной платой на уровне 160% средней по экономике). Но в первую пятидесятку вошли также предприятия транспорта, машиностроения, химии, торговли и пр., а в первую сотню - и аграрные фирмы Журнал «Финанс.», 12-18 сентября 2005 г., № 33, с. 14-16..

Таким образом, подтверждается, что одна из главных причин высокой дифференциации заработной платы - сегментация экономики, обусловленная неоднородностью производства и задействованных в нем трудовых ресурсов, которая в условиях рынка стала приобретать автаркические контуры. Этот процесс, придавший расслоению оплаты труда форму межуровневых разрывов, ознаменовал нарушение комплексного характера национального хозяйства и породил связанные с его многоуровневостью противоречивые тенденции экономического развития. Отметим некоторые из них, опираясь на данные об изменении статуса отраслевых производств, отраженные в табл. 1 и 2. Переход отраслей из одного кластера в другой показывает, с какими видами деятельности связаны эти перемещения.

Вверх по иерархической лестнице продвинулись производства с сильной сырьевой составляющей (топливная и металлургическая промышленность), а также отрасли производства услуг, относящиеся к производственной (электроэнергетика, связь, ЖКХ) и рыночной инфраструктуре (финансы и кредит). К данным процессам примыкает внутрикластерное повышение статуса такой инфраструктурной системы, как транспорт. Хотя она и осталась во втором кластере, но поднялась в нем на самую высокую ступень, которую в 1990 г. занимали отрасли, переместившиеся в первый кластер. В результате дифференциация заработной платы между крайними отраслями второго кластера не только восстановилась, но и превысила уровень 1990 г.

Что касается отраслей, статус которых понизился, то они в основном принадлежат к массовому - аграрному и индустриальному - производству. В первую очередь это неизбывная жертва российского реформаторства - сельское хозяйство, претерпевшее обвальный спуск из второго кластера в пятый. Это также производства обрабатывающей промышленности (производство строительных материалов, лесная, деревообрабатывающая и целлюлозно-бумажная промышленность), снижение статуса которых преобразило «лицо» третьего кластера: он полностью стал состоять из обрабатывающих отраслей. Единственной инфраструктурной отраслью, в основном понесшей статусные потери, оказалась торговля.

О неоднозначности перечисленных изменений говорит тот факт, что для отраслей промышленности, вошедших в привилегированный сегмент, приоритетный статус характерен на ранних стадиях индустриального развития (если, конечно, экономика не относится к разряду сырьевых придатков). Этот ретроградный для нашей страны дрейф стал возможным в ситуации автономного встраивания данного сегмента в мирохозяйственные связи. Получая самые высокие доходы, он в значительной степени выпал из обслуживания внутренних инвестиционных потребностей страны. Речь идет о финансировании технологической модернизации, необходимой для преодоления многоуровневости экономики и развития в русле индустриального и постиндустриального прогресса. Однако немалая часть доходов от сырьевого экспорта не только непроизводительно используется и вывозится за рубеж, но и «зависает» в стабилизационном фонде.

Противоречивым является и укрепление позиций инфраструктурных отраслей, предоставляющих услуги материального характера (электроэнергетика, транспорт, связь, коммунальное хозяйство), тогда как основная часть материального производства (сельское хозяйство, строительство, обрабатывающая промышленность) в лучшем случае сохранила свой статус, а в худшем и не менее типичном случае - его понизила. Это показывает, что сопряженность названных сфер деятельности ослабла, причем не в пользу производства материальных благ. Данный процесс усугубил и так не простое положение технологически отсталых, но жизненно важных с точки зрения благосостояния населения отраслей, обслуживающих потребительский спрос, - сельского хозяйства и легкой промышленности (в сравнении с ее «зарплатным» статусом в 1990 г.).

Наряду со стагнацией аграрного и части индустриального производства не прослеживаются выраженные (а не фрагментарные) тенденции постиндустриального развития, актуальные для предотвращения трансформации страны в сырьевой придаток глобальной экономики. Так, отраслям социальной инфраструктуры, призванным развивать необходимый для индустриального и постиндустриального общества трудовой и человеческий потенциал, так и не удалось вырваться из низкостатусного третьего кластера.

Теперь предметно остановимся на одном из самых глубоких пороков сегментированной экономики - качественной неоднородности трудовых ресурсов, которая находит отражение в трудовой деятельности и прежде всего в таких ее взаимосвязанных характеристиках, как содержание, сложность и мотивация труда. Неоднородность ресурсов и труда формирует неравенство работников, занятых в производствах разных хозяйственных уровней. Это неравенство прослеживается практически во всех аспектах трудовой жизни и поэтому проявляется не только через дифференциацию заработной платы.

Напомним, что содержание труда - это состав, характер и объем выполняемых трудовых операций. Для работников оно определяется профессиональной специализацией, качественным разнообразием трудовых функций, уровнем нестандартности, степенью самостоятельности. Сложность труда связана с затратами физиологической энергии занятых. В число ее признаков входит квалификация труда, его тяжесть, вредность, интенсивность, ответственность, риск, привлекательность и др. Эти признаки могут комбинироваться в самых разнообразных сочетаниях. Стержневой аспект труда представлен его мотивацией, то есть побуждением работников к трудовой активности необходимостью и желанием удовлетворять свои потребности.

Более или менее полноценное изучение этих характеристик на разных хозяйственных уровнях из-за недостатка информации является весьма проблематичным. Поэтому воспользуемся ограниченными, но, тем не менее, показательными данными выборочного опроса работников промышленных предприятий, проведенного сотрудниками ИСЭПН РАН в 2003 г. в Переславле-Залесском (Ярославская обл.). В выборку этого опроса, репрезентативного для индустриальной занятости города Подробнее о выборке см.: М. С. Токсанбаева. Социальные интересы работников и использование трудового потенциала. М.: Наука, 2006, с. 225., попали предприятия химической и легкой промышленности. Судя по цифрам табл. 1, они принадлежат к неодинаковым хозяйственным уровням - второму и третьему кластерам, в которых эти отрасли представляют технологические и экономические «полюса» обрабатывающей индустрии. Кроме того, предприятия расположены в одном поселении, что важно для сравнительного анализа. Дело в том, что на проявление через заработную плату неоднородности трудовых ресурсов влияют и отсутствующие в данном случае факторы разной территориальной локализации отраслевых производств. оплата труд заработный занятость

Рассчитанные на материалах опроса средние заработки работников химической и легкой промышленности различаются почти в два раза, что корреспондирует с расхождением средних цен труда в целом по названным отраслям и служит подтверждением их неоднородности. О ее технологической обусловленности свидетельствует квалификационная структура кадров: на химических предприятиях работники высокой квалификации составили более 60% респондентов, а на предприятиях легкой индустрии - менее 10%. Но реально различия сложности еще значительнее, так как разница оплаты труда выявлена и по идентичным квалификационным группам. А это даже более убедительный аргумент в пользу неоднородности производств и используемых трудовых ресурсов.

Приведенные цифры дают основания считать, что труд на обследованных предприятиях различается не только по сложности, но и по содержанию: чем он сложнее, тем, как правило, насыщеннее его содержание. Сказанное косвенно подкрепляют данные об отношении работников к специальности, которое существенно зависит от содержательных сторон труда. Так, на предприятиях химической промышленности позитивно оценили свою специальность 62,8% респондентов, а на объектах легкой промышленности - 48,6%. Эти заметно разнящиеся оценки тесно связаны с квалификационным составом опрошенных, так как количество позитивных оценок у работников высокой квалификации на обоих видах предприятий в 1,5-2 раза выше, чем у среднеквалифицированных. Поскольку в легкой промышленности труд проще, он не только ниже оплачивается, но и менее привлекателен по содержанию.

Значительные различия содержания и сложности труда оказывают влияние на формирование установок персонала на профессионально-квалификационную мобильность, которая необходима работникам для профессионального роста и связанного с ним повышения заработной платы. Но ее лучше мотивирует более сложный и привлекательный труд, так как малосодержательная деятельность подавляет интерес к работе как таковой и, продуцируя феномен отчуждения, способствует трудовой пассивности. Поэтому, несмотря на то, что объективно мобильность более актуальна для занятых в легкой промышленности, среди них стремление повысить квалификацию выразили 38,9% респондентов против 64,3%, работающих в химической индустрии. Кроме того, каждый пятый респондент предприятий легкой промышленности признался в отсутствии желания менять квалификационный статус, тогда как среди опрошенных на химических предприятиях таковых только 8,5%.

Но было бы преувеличением сказать, что эти различия складываются исключительно под воздействием объективных характеристик выполняемого труда. Например, они чувствительны к гендерной структуре кадров, которая из-за существенной разницы в рассматриваемых отраслях не может быть проигнорирована. Так, на объектах легкой промышленности к «слабому» полу принадлежат 92% респондентов, а химической - 53%. Не без оснований считается, что мужчины активнее женщин, для которых типична «двойная» занятость и статус вторых работников семьи (они приносят в семейный бюджет не самый высокий доход), дающий возможность выбирать пусть хуже оплачиваемый, но менее напряженный труд. Однако в сегментированной экономике значение гендерной специфики трудовой активности не следует преувеличивать.

Во-первых, характерная для всей легкой индустрии феминизация занятости слабо связана со спросом женщин на труд, удобный для его совмещения с семейным обслуживанием. Скорее она предопределяется предложением рабочих мест, совершенно непривлекательных для мужчин как первых работников семьи из-за крайне низкой заработной платы, обедненного содержания труда и ограниченных перспектив карьерного роста. Как будет показано ниже, эта занятость «не по вкусу» и многим женщинам, но в конкуренции за рабочие места они действительно нередко уступают мужчинам и вынуждены конкурировать между собой на «женских» фрагментах рынка, где встречается и менее привлекательная занятость.

Во-вторых, хотя на предприятиях легкой промышленности в основном трудятся вторые работники семьи (65% респондентов против 41% в химии), их заработки так малы, что должным образом не справляются с функцией даже дополнительного вклада в семейный «котел». У большинства они не только не рассчитаны на индивидуальную защиту от бедности, но и ввергают в нее членов домохозяйств, приносящих более высокие доходы. Свыше трех четвертей респондентов этих предприятий имеют душевые доходы до прожиточного минимума, что почти вдвое больше, чем у занятых в химической индустрии. В такой ситуации статус второго работника не способствует пассивности, не говоря уже о том, что треть опрошенных женщин-«легковиков» относится к основным, а отчасти и единственным кормильцам семьи.

В-третьих, на готовность к профессионально-квалификационной мобильности помимо гендерного фактора и качества труда влияют и реальные возможности повысить квалификацию, которые на обследованных предприятиях, учитывая квалификационную структуру кадров, существенно разнятся. Так, около 60% респондентов в легкой промышленности и треть - в химической, настроенных на квалификационный рост, признались, что на их объектах таких возможностей нет. Поэтому более высокая (в сравнении с химической промышленностью) численность тех, кто не выразил желания повышать квалификацию, отчасти обусловлена дестимулирующим воздействием низкого квалификационного «потолка».

Малая оплата труда занятых в легкой промышленности, которая сочетается с дефицитом возможностей повысить ее путем квалификационной мобильности, мотивирует стремление работников прибегать к экстенсивному, экономически и социально неэффективному, но реально доступному методу - удлинению рабочего времени. Почти четверть респондентов этих предприятий отметили, что более или менее регулярно участвуют в сверхурочных работах, причем 90% из них - на добровольных началах, то есть в силу высокой материальной заинтересованности. В основном это женщины, которые идут на подработки, невзирая на «двойную» занятость. А на предприятиях химической индустрии «регулярных» сверхурочников только 3,2%, и исключительно по собственному желанию подрабатывают чуть более трети.

В этой связи не вызывает удивления, что персонал рассматриваемых производств по-разному относится к своей работе. Если на химических предприятиях 75% респондентов сообщили, что в целом они работой удовлетворены, то в легкой индустрии аналогичные ответы дали только 46,6%. Хотя разница этих оценок объяснима, тем не менее, возникает вопрос, почему почти половину «легковиков» все же устраивает, мягко говоря, не самая привлекательная занятость. Для поиска ответа обратимся к мнению опрошенных о причинах удовлетворенности работой, в числе которых они отметили субъективно самую значимую. Выделим причины, указанные не менее чем 10% респондентов, а остальные отнесем к категории «других». Распределение полученных ответов по видам производства представлено в табл. 3.

Таблица 3 Работники промышленных предприятий Переславля-Залесского о самых значимых причинах удовлетворенности работой, % (по материалам выборочного опроса в 2003 г.)

В качестве наиболее типичных для каждого из видов производства причин отберем те из них, которые назвали свыше 20% респондентов. Во-первых, это наличие социальных гарантий как один из факторов привлекательности работы на предприятии. Во-вторых, это такие причины, как привычка к работе и проблематичность иного трудоустройства, которые объединены в одну группу по признаку пассивной (не обусловленной привлекательностью) адаптации к работе.

Субъективная важность социальных гарантий, отмеченная более чем четвертью респондентов обоих видов производства, связана с тем, что они создают социальную защищенность, которая отвечает потребностям работников в стабильности и безопасности условий трудовой жизни. Кроме того, в отличие от ряда объектов городской занятости, на обследованных предприятиях в основном соблюдаются требования Трудового кодекса РФ, касающиеся режимов труда и отдыха, своевременной выплаты заработков, компенсаций по больничным листам. Поэтому даже предприятия легкой промышленности выигрывают в сравнении, например, с распространенной в малых городах (Переславль-Залесский - типичный малый город) занятостью у физических лиц, которая в основном хуже оплачивается и слабо защищена от экономических и социальных рисков.

Но на химических предприятиях спектр социальных гарантий заметно шире, чем на объектах легкой промышленности, и включает как денежные, так и неденежные формы поддержки работников и их семей. Из этого следует, что разница трудового вознаграждения, связанная с неоднородностью труда, проявляется не только через заработную плату. Иными словами, дифференциация заработков между отраслями смягчает реальные различия качества труда и его рыночной ценности. А сам факт, что более успешные предприятия соглашаются нести бульшие расходы на защищенность работников, служит подтверждением понимания работодателями целесообразности этих расходов для обеспечения эффективности труда.

Что касается факторов пассивной адаптации к работе, то, по цифрам табл. 3, они значимы для четверти опрошенных в химической промышленности и почти половины - в легкой индустрии. Подобные масштабы пассивного приспособления персонала к объектам занятости не могут не сказываться на методах управления трудом. Комплексное изучение трудовой ситуации на обследованных предприятиях показало, что менеджмент обоих видов производств активно использует репрессивные стимулы трудовой поведения. Но в условиях, когда мотивация труда ослаблена низкой действенностью поощрительных стимулов, и у значительной части персонала возникает незаинтересованное отношение к работе, опора на эти стимулы становится неизбежной.

Прежде всего, низким поощрительным потенциалом обладает главный материальный стимул - оплата труда, размерами которой не удовлетворены 85,3% «химиков» и 94% «легковиков». Немногим лучше и оценка справедливости заработной платы: ее считают несправедливой соответственно 70,5% и 90,3% респондентов. Подобное отношение к заработкам связано с их величиной. В легкой промышленности она просто недопустимо мала, а в химической индустрии, хотя и близка к среднему городскому показателю (а в целом по отрасли - к среднему по экономике), недостаточна для реализации насущных потребностей работников, а также, как полагают опрошенные, неоправданно уступает трудовым доходам на предприятиях более высокого статуса.

Вместе с тем разница между обследованными предприятиями по уровню пассивной адаптации персонала внушительна, а потому и различно применение репрессивных стимулов, которые на объектах легкой промышленности играют доминирующую роль. Например, они преобладают в системе премирования, которая в обоих видах производства является не столько премированием, сколько штрафной системой. Но в легкой промышленности в состав премий попадают выплаты, которые должны включаться в тариф. То есть неоднородность труда сказывается и на методах управления, которые тем жестче и в большей степени имеют принудительный характер, чем ниже качество труда.

Таким образом, качественная неоднородность трудовых ресурсов и соответственно выполняемого труда в производствах, которые, как и обследованные предприятия, принадлежат к неодинаковым хозяйственным уровням, имеет множественные проявления. Они обусловливают неравенство работников, дающее основания считать, что эти уровни представлены обособленными социальными слоями занятых. Данные слои относительно устойчивы, так как переход из одного слоя в другой обеспечивается не внутрифирменной активностью или горизонтальной межфирменной мобильностью, а перемещением в иерархически более значимый сегмент экономики.

Эта стратификация консервирует упрощенный, малосодержательный и слабо защищенный труд, разъедает трудовую активность и способствует распространению репрессивного стимулирования, которое создает питательную почву отчуждения труда. В его основе лежит высокое недовольство оплатой труда. Во-первых, оно возникает у работников всех сегментов, кроме привилегированного, так как ее межуровневые различия трудовой активностью не преодолеваются. Во-вторых, как показывают наши исследования, чтобы привлечь и удержать дефицитные квалифицированные кадры, их заработки подтягивают к уровню продвинутых сегментов, но за счет экономии средств на оплату труда работников более низкой квалификации. В-третьих, принадлежность производства к высокостатусным сегментам не всегда сопряжена с технологическим лидерством, а, значит, и с использованием труда особого качества. Поэтому репрессивные стимулы нередко применяются даже на привилегированном уровне, и их основа - реальный для ординарного персонала риск потери высокооплачиваемой занятости.

Чтобы преодолеть неравенство работников, негативно сказывающееся на уровне жизни и использовании трудового потенциала, необходим комплекс государственных мер, направленных на выравнивание развития сегментов экономики путем технологической модернизации и обеспечение на всех хозяйственных уровнях базовой социальной защищенности занятых. Но пока набор и действенность этих мер невелики, а многие предпринимаемые шаги содействуют не столько устранению, сколько воспроизводству названного неравенства. Покажем это на примере функции государства по регулированию важнейшей социальной гарантии - минимальной оплаты труда как нижней планки ставок заработной платы для всех объектов занятости.

Огромное значение государственного подхода к минимальной оплате труда состоит в том, что она должна гарантировать воспроизводство рабочей силы на минимально необходимом уровне и тем самым образовывать фундамент, на котором выстраивается вся система расслоения заработной платы и стимулирования труда. «Зарплатный» минимум определяется на основе либо потребительского (прожиточный минимум трудоспособного человека), либо статистического (в процентах от средней по экономике оплаты труда) норматива. Мировой опыт показывает, что статистический минимум может варьироваться в широких пределах - от 30%, рекомендуемых Всемирным банком, до 60%, принятых для стран Европейского сообщества. А его «золотой серединой» считается 40%-ный уровень, который в принципе должен координироваться с прожиточным минимумом. Но в нашей стране за весь период реформ минимальная оплата труда ни разу не подошла ни к потребительскому, ни к статистическому нормативу (см. табл. 4).

Таблица 4 Относительные характеристики минимальной оплаты труда в 1992-2005 гг., %

Удручающее отклонение минимальной оплаты труда от потребительского и статистического стандартов ставит вопрос об их обоснованности, которую проверим путем сопоставления прожиточного минимума со статистическим нормативом. Уточним также, какое количество получателей заработной платы отсекается этим минимумом, поскольку согласно еще одному нормативу зарабатывающие не выше него должны составлять не более 5-10% работников. Используем информацию, в которой «точкой отсчета» служит 2000 г. В том году в связи с переходом экономики на траекторию роста прожиточный минимум был обновлен, и с тех пор методика его расчета почти не изменилась (по методике, скорректированной в 2005 г., он стал незначительно - примерно на 3% - дороже). Соответствующие данные приведены в табл. 5.

Таблица 5 Отношение прожиточного минимума к средней заработной плате и численность работников с заработной платой в пределах прожиточного минимума в 2000-2005 гг., % *

* Использованы материалы апрельских обследований Росстата по вопросам заработной платы, данные о прожиточном минимуме трудоспособного населения за второй квартал каждого года, в 2005 г. - среднегодовые данные.

Как показывают цифры табл. 5, по статистическому нормативу, считающемуся «золотой серединой», минимальная оплата труда могла бы быть доведена до прожиточного минимума еще в 2003 г., когда он вплотную приблизился к 40% от средней по экономике заработной платы. Однако оба норматива не укладываются в 5-10%-ное ограничение численности работников с заработками в их пределах. Зато в него вписывается официальная минимальная оплата, которая в 2004 г. отсекала 2,2% работающих по найму, а в 2005 г. - 1,6%. Но такое ограничение представляется слишком жестким, и с учетом его верхнего порога эту социальную гарантию в указанные два года можно было повысить до половины прожиточного минимума. Тогда она составила бы примерно 20% средней заработной платы и почти совпала бы с величиной данного соотношения в 1990 г. (23,1%). Что же удерживает минимальную оплату труда на крайне низком уровне и не позволяет довести ее размер если не до прожиточного минимума, то хотя бы до его половины? Не претендуя на полный охват причин, назовем ряд из них, принадлежащих к числу наиболее значимых.

Первая причина связана с опасениями спровоцировать инфляцию, базирующимися на ее монетарной трактовке. Считаем их преувеличенными из-за дискуссионности этой трактовки, но для представителей исполнительной власти они, судя по постоянному озвучиванию, являются бесспорными. В 2000-2001 гг. были предприняты энергичные меры по повышению минимальной оплаты труда, замороженной после дефолта, в результате чего она стала составлять 9% средней заработной платы (см. табл. 4). Устойчивость этого соотношения с 2002 г. наводит на мысль, что оно негласно рассматривается как некоторый «антиинфляционный» норматив. В пользу данного соображения говорит и практика пересмотра минимальной оплаты труда, не имеющая четких правовых процедур, что удобно для ее гибкого подлаживания под этот норматив. После решения о формально весомом ее повышении внедрение новых ставок затягивается, а сроки следующего пересмотра остаются прерогативой правительства, которое руководствуется своими представлениями об их своевременности.

В этих условиях номинальный рост минимальной оплаты труда не столько увеличивает ее реальное содержание, сколько компенсирует инфляционное обесценение. Особенно наглядно об этом свидетельствуют цифры за 2003 г.: реальная минимальная оплата труда в тот год фактически не повысилась, так как ее соотношение с прожиточным минимумом не изменилось. В последующие годы она стала подтягиваться к этому минимуму, но настолько медленно, что их совпадение явно откладывается на перспективу. Это сохраняет высокую численность зарабатывающих ниже прожиточного минимума и аномальную дифференциацию заработной платы, во многом связанную с занижением ее минимальной величины.

Вторая причина коренится в том, что минимальная оплата труда одновременно является минимальной ставкой тарифных сеток в бюджетном секторе. Формирование фондов оплаты труда бюджетников в организациях, не имеющих статус федеральных, возложено на регионы и поселения, а федеральный бюджет только компенсирует дефицит собственных средств «на местах». Объем этих средств зависит от налоговых платежей юридических и физических лиц, а, значит, от степени концентрации на территориях неодинакового по доходности производства тех или иных сегментов экономики.

Значительную регионализацию хозяйственных уровней подтверждает территориальная дифференциация заработной платы, которая превосходит межотраслевую. Так, различия средней оплаты труда между регионами, где доминируют привилегированный и аутсайдерский сегменты, доходят до 7-8 раз. Поэтому позиции бюджетного сектора, который в отраслевом разрезе в основном попадает в 4-й кластер, дифференцированы по регионам в зависимости от статуса территориальных хозяйств. Как показали наши исследования трудовых доходов по типам поселения, в городах с большой долей высокостатусных сегментов заработная плата бюджетников даже при региональных доплатах в сравнении со среднегородской оплатой труда едва дотягивает до уровня четвертого кластера. А в поселениях, где в основном локализовано производство низкостатусных сегментов, она близка к средним по городу заработкам, а, значит, адекватна уровню второго кластера.

В этих условиях ориентация минимальной заработной платы на усредненные по России статистические нормативы привела бы к необходимости увеличения федеральных трансфертов в бюджеты низкостатусных территорий и к их выплате некоторым из регионов, которые сегодня являются самодостаточными. Эти процессы противоречат регионализации бюджетного сектора как элементу стратегии, направленной на достижение самостоятельного развития территориальных хозяйств. В ее векторе определение минимальной ставки оплаты труда бюджетников должно исходить из того, чтобы минимизировать федеральные трансферты, а потому ориентироваться на бюджетные возможности регионов не самого высокого статуса. Как и «антиинфляционное» сдерживание роста минимальной заработной платы, данная линия вызывает сомнения, и прежде всего из-за ее результата - низкой ценности труда работников бюджетных организаций, противоречащей общественной значимости развития социальной инфраструктуры.

Третья причина, переплетенная с уже названными, - это сегментация экономики и неоднородность трудовых ресурсов. Как потребительский, так и статистический нормативы минимальной оплаты труда больше подходят для сравнительно однородного хозяйства, в котором технологически разнообразные виды производства и труда в основном образуют один хозяйственный уровень. В нашей стране этому уровню соответствует второй кластер. Но и в дореформенный период, когда данный кластер объединял большинство отраслей, определение минимальной оплаты не было ориентировано на его параметры. Она, как уже отмечалось, доходила только до четверти средней заработной платы, что объясняется учетом многоуровневой конфигурации национального хозяйства. А ее игнорирование в современных условиях приведет к тому, что производства более низкого уровня, чем входящие во второй кластер, столкнутся с серьезной проблемой дефицита средств на поддержание необходимого объема трудовых издержек. Это может обернуться сокращенными режимами рабочего времени, массовым высвобождением работников и даже закрытием предприятий Капелюшников Р. И. Политика заработной платы российских предприятий. // 1000 лучших предприятий России: информационно-аналитическое издание. М.: Экспертный институт, 2003, с. 137..

В этом свете «антиинфляционный» норматив минимальной заработной платы служит также инструментом политики занятости, регулируемой путем сдерживания роста трудовых доходов. Их низкая планка помогает низкостатусным сегментам воспроизводиться и тем самым обеспечивать широкое предложение рабочих мест. Но какова по качеству труда и уровню заработков занятость в промышленном производстве этих сегментов, уже было показано на примере предприятий легкой промышленности Переславля-Залесского. Что касается бюджетного сектора, то его поддержание при малых заработках достигается за счет деградации качества труда и предоставляемых услуг, а также их легальной и нелегальной коммерциализации. А меры по весомому повышению оплаты труда, предпринимаемые в рамках национальных проектов, в основном затрагивают, как и в промышленности, самую дефицитную часть персонала.

Таким образом, восстановлению воспроизводственной и стимулирующей функций заработной платы, сокращению ее дифференциации и преодолению стратификации работников по хозяйственным уровням препятствует сегментация экономики. Однако данное препятствие является фатальным только в условиях, когда нивелировка многоуровневости национального хозяйства не относится к приоритетам его развития. В их состав входят монетарная борьба с инфляцией, минимизация федеральных трансфертов в местные бюджеты, поддержание рабочих мест ценой «проедания» трудового потенциала занятых, но не совершенствование трудового и человеческого потенциала населения на основе равноправного встраивания страны в глобальную экономику, индустриальной и постиндустриальной модернизации.

Размещено на Allbest.ru