Эксплуатация альтруизма в эпоху постпостмодернизма: экономические аспекты

Размещено на http://www.allbest.ru/

ЭКСПЛУАТАЦИЯ АЛЬТРУИЗМА В ЭПОХУ ПОСТПОСТМОДЕРНИЗМА: ЭКОНОМИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ

Давыдов И.В.

г. Москва

Эпоха постпостмодернизма началась в 2008 году, когда экономический кризис подвёл окончательную черту под постмодернизмом. По своей сути, постпостмодернизм является аналогом гегелевского «отрицания отрицания». Характеризуется возвращением духовных ценностей и понятия субъекта, отменённых постмодернизмом, а также теорией постсекулярного мира. При этом все ценности объявляются равнозначными, а понятие абсолютной истины исчезает как таковое. Проявлением этого в экономической науке стало издание книги Дж. Акерлофа и Р. Крэнтон «Экономика идентичности», которая формально, исходя из ее подзаголовка, должна была описать, как идеалы и социальные нормы определяют, кем человек работает и сколько зарабатывает. И как сказано авторами: «Наше обсуждение идентичности и полезности простирается от карусели до геноцида». Но, на самом деле, как показал в своей рецензии Илья Смирнов (1), книга эта совершенно о другом. Ведь собственно об экономике - то есть хозяйстве, общественно-полезном труде - речь почти не идёт. Так, первый развёрнутый пример из сферы производства - «механическая мастерская в Чикаго» - появляется только на 68 странице. «Причём проблема “мотиваций” и “идентичностей” здесь рассматривается с очень определённой точки зрения: как начальству наладить “наблюдение за работниками”» (1). Зато в книге много говорится о том, как с помощью «идентичности» сокращать затраты на вознаграждение работников. Например, в армии «сосредоточенность военных на том, что “служба превыше себя”, и их отказ от ориентации на вознаграждение предполагают... что идентичность военных может заменить собой выплату вознаграждений». «Этот (военный) кодекс поведения является идеалом и для рабочей группы». Причём вопрос о целях, на которые работает военная машина (справедливая война, несправедливая), вообще не ставится. То есть цели не важны. Те же мысли высказываются и в отношении гражданских профессий. Так, «авторы настойчиво проводят разделение работников на две категории: “работники являются инсайдерами, имеющими те же цели, что и их организация” или аутсайдерами, если просто делают за деньги то, что велено» (1). Но при этом в книге, посвящённой мотивациям и идеалам, последние как таковые вообще отсутствуют, для авторов они также не важны. В ней нет понятий пользы и вреда, добра и зла. На первый план авторы выдвигают «правильный менеджмент», который стремится к тому, «чтобы работники стали мотивированными инсайдерами, а не отчуждёнными аутсайдерами», вне зависимости от того, чем занимается организация: спасением детей или ростовщичеством. При этом важным становится то, что «инсайдер готов работать больше за меньшую зарплату. Когда разница в зарплате достаточно велика, компании выгодно инвестировать в изменение идентичности работников». То есть новая экономическая наука («экономика идентичности») сводится к технологиям по манипулированию людьми (1). Также она дополняется вышеупомянутой равнозначностью ценностей и вытекающих из них норм поведения, благодаря чему работник больше не может затрагивать интересы работодателей (капиталистов), а также тех, кто работать не хочет вообще, так как их идентичности равнозначны, а навязывать свою идентичность другим нельзя. По сути, эта работа является теоретическим обоснованием перехода капитализма на мобилизационный вариант после кризиса 2008 года, когда сугубо прозаические отношения работника с хозяином при традиционном капитализме (один продаёт рабочую силу - другой покупает ее за определённую сумму) заменяются новыми, при которых появляется необходимость побуждения работника трудиться «не корысти ради, а с бравым энтузиазмом, как в армии» (1), не задаваясь вопросами об условиях своего существования. В то же самое время от прежней эпохи нам остались визуализация сознания, в результате которой происходит демонтаж понятийного аппарата человека (о чем рассказывал в своей лекции из цикла «Академия» на телеканале «Культура» философ Валерий Подорога), и его мозаичность, дополненная политкорректностью, плюрализмом моралей, то есть их равноценностью. При этом главным отличием от предыдущих эпох становится то, что мораль и духовные ценности перестают быть самодостаточными и определяющими развитие человека и общества, а становятся лишь средством для получения прибыли (например, вследствие использования религии или альтруизма).

В эпоху постпостмодернизма, с одной стороны, с появлением национал-анархизма, «белого» либертарианства (то есть с соединением радикального индивидуализма и социал-дарвинизма с этническим национализмом и расизмом) в политическом спектре, завершились тенденции эволюции идеологии, начавшейся после революции 1968 года. С другой стороны, можно говорить о появлении нового вида либералов - консервативных либералов (Ю. Латынина, Д. Ольшанский, Д. Быков), которые отличаются от традиционных либеральных консерваторов тем, что они не центристы, а ультраправые экономические либералы, взявшие на вооружение лозунги об общественном благе и отдельные тезисы теории консервативной революции.

Проявлением постпостмодернизма в политике стала доктрина США, высказанная президентом Б. Обамой, о том, что демократия в каждой отдельной стране может иметь своё «лицо», выражающее специфику страны. В предыдущей же доктрине говорилось о единых стандартах при построении демократии. По сути, это является аналогом исходной посылки теоретика «консервативной революции» Меллера ван ден Брука: «У каждого народа - свой социализм». Связано это с кризисом единого глобального мира. И как в 20-е годы ХХ века торможение мировой революции вызвало появление теории «консервативной революции», так и теперь в связи с мировым экономическим кризисом и кризисом нынешней модели глобализации отдельные тезисы этой теории повторяются вновь. Например, Юлия Латынина в передаче «Код доступа» на радиостанции «Эхо Москвы» описала свой подход к труду, который совпадает с подходом теоретиков «консервативной революции» Э. Юнгера: «Всякое притязание на свободу выступает как притязание на работу» и М. Хайдеггера: «Труд не является средством получить зарплату. Труд - это название любого дела и любого разумного действия, ответственность за которое несут его участники и государство. Поэтому труд является служением народу. Труд есть там, где свободная сила решения и терпеливость людей предполагает ради свершения волю и задачу. Тем самым всякий труд, труд как таковой, является духовным». Анализируя эти высказывания, М. Кантор отмечает: «И Хайдеггер, и Юнгер говорили одно: любой труд суть духовная субстанция, неважно, каков он, этот труд. Труд в каменоломне духовен, не стоит сетовать, если катишь вагонетку. Банкир занимается регулированием финансовых потоков, а ты чистишь ему штиблеты: вы соучастники великой мистерии. Герман Геринг в речи перед рабочими завода Круппа в Эссене воскликнул: “Крупп и есть не кто иной, как сам тип рабочего-труженика!” Труд делает свободным. Юнгер и Хайдеггер говорили это в 1934-м, спустя несколько лет эти слова написали над воротами лагеря, где люди становились свободными, в том числе от бренного тела”» (2, с. 59). Рассматривая современное состояние капитализма, М. Кантор пишет: «Прежде считалось, что механизация производства привела к отуплению процесса труда; так возник отчуждённый труд, который не принадлежит буквально рукам рабочего, хотя изготовлен его руками. Теперь хуже: финансовый капитализм перешёл в интеллектуальное, почти духовное качество - это иная, отличная от привычного труда субстанция. Простому рабочему надо смириться с тем, что банкир больший труженик, чем он, но новый процесс труда пониманию недоступен. Простому смертному остаётся искать причастность к богачу - в любом служилом качестве, - и только через лакейство он может пережить трудовой катарсис. Требуется понять, что и лакейство - труд. Так, шаг за шагом, простому человеку дают понять, что он равный гражданин социума, но лакей, и хотя он труженик, его труд ничего не стоит… и не особенно нужен, а состояться как труженик он может через сопричастность к отрицанию простого труда. Это звучит несуразно, но это исторический факт. Количество денег, приходящихся на реальную продукцию, теперь столь велико, что деньги стали самостоятельной реальностью, в которой места для смерда просто нет. Мир, который образуют эти деньги (а это и есть побочный продукт, параллельная реальность со своим искусством, недвижимостью, медициной, едой, политикой), простого человека и его простого труда не принимает. Простой человек стал отчуждённым производителем. Он существует благодаря милости финансовых потоков, удалённый от средств производства, от производственных отношений, от продукта труда. Так люмпенизирована большая часть населения. Однако новая реальность на этом не остановилась. В новом символическом мире произошла симметричная люмпенизация: устранив простых тружеников как соучастников процесса, новые хозяева мутировали в люмпенов сами. Люмпен - суть субъект, не отвечающий за общество, не связанный с социумом, и мы привыкли полагать, что люмпен - это тот, кто на дне. Но внеклассовая категория собственников и богачей стала ”надмирными люмпенами”, свободными от стран, наций, народов. Они плывут на своих белоснежных яхтах вне мира и точно так же, как нищий люмпен под мостом не связаны ничем с себе подобными. Часть современного общества перешла в состояние, описанное греками, - в состояние высокого досуга, а большинство населения сделалось бесправным электоратом» (2, с. 58, 59). Между тем «капиталы, растраченные на высокий досуг, могли бы спасти миллиарды жизней рабов, но свободный мир предпочитает латентную благотворительность, не меняющую общего положения». Надо помнить, что прибыли современного капитализма строятся на эксплуатации рабского труда. Ещё И. Гердер, описывая трагедию нравственного распада предыдущей глобальной империи, высказался крайне резко: «Рим стал рабом своих рабов». При этом «наличие рабов делает статус “свободнорождённого” морально уязвимым. Естественно, что и ответ на наличие угнетения человеком человека должен быть не в сфере необходимости, но в сфере морали. Ответ на это имелся ещё в античной Греции, в сочинениях Платона. А именно: тот, кто имеет ответственность перед всеми, и есть свободный гражданин. Соответственно, деятельность свободнорождённых заключается в поддержании цельного нравственного организма всего общества в целом, познании всеобщих законов, полезных всему народу. Исходя из этого, раб ещё и потому раб (в этом лицемерие античной риторики), что он не видит общего дела. Работа раба находится в сфере частных интересов (не по своей воле), отнюдь не общественного блага». Между тем в современной риторике также любят оправдывать лишение простых граждан права голоса в решении жизненно важных вопросов тем, что они некомпетентны в силу узкой специализации. И это притом, что само узкоспециализированное образование навязывается народу самой властью и либеральными интеллектуалами.

В культурном пространстве России главными проводниками идей постпостмодернизма стали Д. Дондурей, К. Серебренников, А. Архангельский. Свои позиции они изложили в статье в газете «Известия» осенью 2010 года и на круглом столе в рамках книжной ярмарки в ЦДХ. В одном из интервью на «Эхо Москвы» А. Архангельский, например, заявил, что он является сторонником введения обязательного преподавания в школах закона божьего, так как без этого нормального капитализма в стране не будет. (Характерно, что современные исламисты, пришедшие к власти в Египте и Турции, являются рыночниками-монетаристами.) А это, в свою очередь, означает, что фактор религии становится полезным для рынка, поскольку с одной стороны религия проповедует альтруизм, а с другой - практически все религии не отрицают частную собственность.

Ярче же всего эти взгляды были изложены им в докладе «Культурные факторы модернизации», написанном в июле 2011 года для Комиссии по модернизации при президенте России по инициативе А. Аузана. Основные положения доклада А. Архангельский представил в интервью А. Качкаевой на радио «Свобода» 25 июля 2011 года. Он подчеркнул, что инициатором доклада был институциональный экономист, а это, по его мнению, свидетельствует о том, что чем дальше, тем больше все понимают, что экономика и политика являются в равной мере и инструментом, и производными того образа мира, который у нас перед глазами. И в зависимости от того, какие ценности для нас самые важные, так мы и живём (3). При этом, исходя из доклада, модернизационные ценности не исключают ни веры, ни критического отношения к гомосексуализму как социальной норме. Но эти ценности отрицают другое: возможность отвергать человека на основании того, что он а) гомосексуалист, б) религиозный или, наоборот, антирелигиозный. Это ценности свободного отношения к чужому человеческому опыту, что не исключает ни смысловых конфликтов, ни всего остального. При этом вытеснение метафизических ценностей как таковых - это угроза для модернизации. Чтобы заставить человека принять эти ценности, нужно влиять на него через детей. Не стоит заставлять его принимать эти ценности для себя, не надо мешать ему оставаться тем, кем он был (например, советским человеком). Но нужно ему объяснять при этом, что его дети будут жить в другом мире и что он может принять эти ценностные шкалы для того, чтобы детям, в конечном счёте, было хорошо, чтобы дети были конкурентоспособны, чтобы они вписались в ту современность, в которой этому человеку, быть может, места не найдётся.

Следующий тезис этого доклада состоит в том, что эти ценности формулирует и артикулирует не власть, а независимые группы и отдельные яркие личности от «синих ведёрок» и защитников Химкинского леса до консервативных групп, которые должны порождать новые ценностные шкалы. Ведь полноценная модернизация не отрицает ни архаику, ни консерватизм, она просто всем отводит своё место, пытается гармонизировать интересы разных слоёв. При этом государство и власть должны поддерживать эти формирующиеся ценности через школу, которая становится при этом их основным проводником. В идеале этническая и культурная принадлежность становится для людей лишь фактором окраски и потому должна легко изменяться. В медийной сфере рычагами становятся: открытая - в рамках этических, но ни в коем случае не политических ограничений - дискуссия о том, кто мы, откуда и куда; философия поддержки потребителя в области культуры (то есть не подкуп изготовителя, а помощь гражданину иметь доступ ко всем сферам современной культуры), использование бесплатных каналов доступа к информации для пропаганды своих ценностей; ставка на гуманитарные предметы в средней школе (так как на истории литературы формируются, а затем соединяются современность и долгоиграющие традиции); работа с разными слоями населения с помощью конкретных проектов (для старшего и среднего поколения - это сериалы, которые показывают позитивные стороны). Для молодёжи - компьютерные игры, романы для подростков и т. д. И анимация - поддержка мультсериалов и проектов по типу «Улицы Сезам»). (3).

Ещё одним проявлением стал театр, в котором с приходом постпостмодернизма совпало торжество «новой драмы», пропаганда идей В. Беньямина, Б. Брехта, В. Мейерхольда, осуществляемая такими представителями театрального мира, как К. Серебренников и М. Давыдова (главный редактор журнала «Театр»), а также появление в журнале «Театр» манифеста постгуманистического искусства К. Чухрова. И это при функционирующей сегодня неолиберальной модели экономики культуры, когда все, с одной стороны, продаётся и покупается, а с другой стороны, как упомянуто выше, выдвигаются требования государственного финансирования современного искусства настолько же, насколько оно пропагандирует новые ценности (что является ещё одним свидетельством лицемерия консервативных либералов).

В итоге можно сделать вывод о том, что идеалом человека для них становится человек с изменяющейся моралью, умеющий приспосабливаться к требованиям времени и экономики (то есть рынка). И приветствуются любые проявления альтруистических ценностей, правда, не затрагивающие основ капитализма - частную собственность.

Главной целью всего вышесказанного, а также переориентации социальной сферы на благотворительность и волонтёрство под предлогом проявления альтруистических ценностей, а также самоорганизации на местном уровне при оставлении налогов в своём регионе (не зря же сама Ю. Латынина хотела бы жить в муниципалитете с левыми во главе и хвалила Испанию и Норвегию, хотя экономическая модель Сингапура и Грузии при Саакашвили ей нравятся больше) является снятие налоговой нагрузки с группы сверхбогатых оффшорных инвесторов, которая сумела обогатиться даже при последнем экономическом кризисе.

Главной же жертвой вышеописанных тенденций, кроме тех, кто ведёт, по сути, рабское существование (рабочие третьего мира и мигранты), становится средний класс. Его социально-экономическое положение ухудшается, так как на него ложится основной налоговый груз (сверхбогатые уклоняются, с нищих взять нечего). В итоге он озлобляется и начинает искать источник своих проблем. Если он поверит Латыниной и другим консервативным либералам в то, что жизнь ухудшается из-за люмпенов, живущих на пособие, нелегальных мигрантов и собственных расходов, тогда возникает опасность фашизма. Если же левые сумеют доказать, что это ухудшение - следствие неолиберальной социально-экономической политики, тогда есть надежда, что, организовав прогрессивный блок по А. Грамши, они совместно с мелкобуржуазными демократами, выражающими политические интересы среднего класса, свергнут неолибералов.

В 1990-е годы на Западе основными противниками существующего социально-экономического строя, главными ценностями которого были ценности рынка и эгоистического потребления (их символ - яппи), стали приверженцы идей, основанных на духовных ценностях. При смене эпох вследствие экономического кризиса 2008 года, когда встал вопрос о снижении потребления у населения, капиталисты сумели использовать эти идеи, абсорбировав их в своих интересах. Наступил постпостмодернизм, который, с одной стороны, был объективно предопределён развитием философии (с апелляцией к духовным ценностям и возвращением понятия субъекта), а с другой стороны, был использован капиталистами для своих целей, главной из которых является снятие с себя кризисных издержек. Для этого они пропагандируют либертарианство в политике, постсекулярный мир в философии, «экономику идентичности» в экономике. В результате населению навязываются альтруистические ценности, которые в этих условиях становятся орудием эксплуатации. Чтобы избежать предъявления социальных и экономических претензий, был провозглашён плюрализм моралей (их равенство между собой). Это стало ограничителем критики правящего класса и возможности его свержения, тем более что мозаичное общество никуда не пропало (хотя края политического спектра усилились, а центр размылся). Результатом этого явилась слабая самоорганизация людей (что видно на примере движения «Оккупай» и ситуации в Греции). Причинами этого, с одной стороны, стала ситуация 80-х и 90-х годов с их деградацией и примитивизацией, с другой стороны, к этому добавились визуализация и клиповость сознания, которые затрудняют возможность реальных и длительных действий, а также отсутствие самопожертвования и возможности самоотречения у большинства участников движений. И потому левым нужно ответить на брошенный им вызов: пересмотреть тактику и стратегию в отстаивании своих главных моральных ценностей - альтруизма и самоорганизации, - которые становятся оружием в руках правящего класса, поскольку ему это выгодно, поскольку альтруизм, благотворительность и волонтёрство, защита меньшинств, провозглашение мирного характера своей деятельности помогают ему снять с себя социальные обязательства под любыми предлогами и получать ничем неограниченные прибыли, а также снять угрозу подлинной революции. Единственным ответом на это может стать, с одной стороны, воссоздание полноценных левых организаций с нормальной структурой и дисциплиной, а с другой - союз с озлобленным средним классом, который несёт издержки неолиберальной налоговой и экономической политики.

Итак, или левые сумеют договориться с ними против сверхбогатых, или сверхбогатые с помощью пропаганды и какой-либо разновидности фашизма натравят их на бедных, повторив тем самым ситуацию 20-30-х годов прошлого века в Германии. К сожалению, в условиях мелкобуржуазного сознания большинства населения и усугубляющегося кризиса третьего не дано, каковы бы ни были наши собственные желания.

постпостмодернизм капитализм оффшорный инвестор

Литература

1. Смирнов И. Экономика идентичности: рец. на книгу: Акерлоф Дж., Крэнтон Р. Экономика идентичности. - М.: Карьера пресс. (Радио «Свобода», 08.03.2012, 23.00).

2. Кантор М. О безотходном производстве античности // The Prime Russian Magazine. - 2013. - № 1. C. 54-66.

3. «Культурные факторы модернизации»: как ценности и мировоззрения влияют на развитие стран и помогают переменам, или тормозят их // А. Качкаева, А. Архангельский. (Радио «Свобода», 25.07.2011, 19.00).

Размещено на Allbest.ru