Управление взаимодействием институтов государства и бизнеса в современной российской экономике: теория и практика

Размещено на http://www.allbest.ru/

Управление взаимодействием институтов государства и бизнеса в современной российской экономике: теория и практика

А.В. Алейников

Аннотация

В статье впервые анализируются теоретические и методологические проблемы взаимодействия государства и бизнеса в современных экономических системах, особенности институциональной трансформации государственно-корпоративных взаимоотношений в современной России. Автор показывает, что в условиях российской модернизации государство нуждается в высокоразвитом, цивилизованном предпринимательстве, способном укрепить государство, а предпринимательство нуждается в сильном государстве, способном создать благоприятную институциональную среду для эффективного функционирования бизнеса.

Ключевые слова: взаимодействие власти и бизнеса, социально-экономическая система, институциональная трансформация.

Abstract

Theoretical and methodological challenges of relations between State and business in modern economic systems, specific characteristics of institutional transformation within governmental-corporate relations in modern Russia are analyzed in the current article. The author points that in the conditions of Russian modernization the State needs a highly developed and civilized entrepreneurship that can manage to strength the State while entrepreneurship needs a strong State which can create a favorable institutional environment for an efficient business functioning.

Key words: Relations between State and business, social-economic system, institutional transformation.

предпринимательский бизнес политический

Среди факторов, определяющих характер и пути дальнейшего развития российской социально-экономической системы и общественных отношений в целом, одно из важнейших мест занимают те принципы и нормы, которые устанавливаются во взаимодействии между государством и его различными звеньями, с одной стороны, и предпринимательским сообществом - с другой.

Институты и инфраструктура предполагают выработку правил выстраивания эффективных механизмов взаимодействия между государством, бизнесом и обществом, направленных на обеспечение учета их интересов и координацию усилий при выработке и достижении приоритетов социально-экономического развития. Особый интерес в этой связи вызывает не столько эмпирический разбор и обобщение конкретных случаев, сколько выявление фундаментальных проблем взаимодействия бизнеса и власти, обусловленных общими рамками политико-экономических отношений («правилами игры»), сформировавшимися и функционирующими в условиях отсутствия действенных рыночных и государственных институтов.

Необходимость теоретического анализа взаимодействия государства и предпринимательских структур определяется как медленными темпами модернизации государственной научно-технической и промышленной политики, так и неадекватностью предпринимательской среды, не ставшей источником инновационного роста. Объективной предпосылкой взаимовыгодного сотрудничества субъектов экономической системы является взаимная потребность друг в друге. Государство нуждается в высокоразвитом, цивилизованном предпринимательстве, способном укрепить государство, а предпринимательство нуждается в сильном государстве, способном создать благоприятную институциональную среду для эффективного функционирования бизнеса. При этом государство объективно заинтересовано в инновационной модели взаимодействия с бизнесом, способствующей формированию его социально приемлемого и ответственного поведения, стратегически ориентированного на долгосрочные интересы общества. Предпринимательские структуры, в свою очередь, достигли предела эффективности в рамках ресурсной экспортно-ориентированной модели и нуждаются в институциональной трансформации отношений с государством при входе на новые, высокотехнологичные и наукоемкие рынки, в снижении административных барьеров и инвестиционных рисков.

Сложившаяся в настоящее время ситуация в сфере управления взаимодействием государства и бизнеса характеризуется, с одной стороны, признанием представителями государственных структур, бизнес-сообщества высокой актуальности усиления институциональных предпосылок эффективного согласования интересов и координации усилий государства и бизнеса как основных институтов рыночной экономики. С другой стороны, отсутствует системность в решении возникающих проблем, недостаточно четко определены императивы и механизм управления преобразованиями отношений государства и бизнеса в контексте модернизации. В ретроспективном анализе превалируют негативные результаты в системе государственно-корпоративных отношений, что обостряет проблему надежности рыночного взаимодействия как субъектов бизнеса между собой, так и их взаимосвязей с государством, продуцируя взаимное оппортунистическое поведение.

Традиционные теории не в состоянии объяснить почему так неодинаково и неожиданно приживаются фундаментальные, социальные институты в трансформирующейся России. При этом не принимаются массовыми слоями населения характерные для Запада ценности и идеалы бизнес-деятельности, которая в российских условиях приобретает совершенно новые и не укладывающиеся в известные образцы и модели, а отношения общества, бизнеса и власти имеют качественно иную композицию и превращенную систему координат. Массовое признание неукладываемости социальных реалий российского бизнеса в известные схемы фиксируется и политической элитой, пытающейся выдвинуть гипотезы и концепции, которые по-новому описывают содержание и причины структурного дрейфа бизнеса в России с точки зрения тех или иных общих закономерностей и представлений. Представляется интересной, в этой связи, позиция Владислава Суркова: «Дело тут скорее в навыках, в представлении о жизни. Чем занималось поколение современных предпринимателей? Оно делило, участвовало в перераспределении как раз наследства СССР. Их поведенческий мотив прост - надо найти что-то и заполучить. Российский бизнес на сегодня не породил ни Фордов, ни Эдисонов, ни Биллов Гейтсов. Наш бизнес живет не за счет создания новых продуктов и технологий. Он все еще живет в значительной степени перераспределением и эксплуатацией не им созданной собственности. И это не его вина. Это специфика исторического момента» [1]. Эта специфика, по нашему мнению, заключается в том, что государство посредством политико-административной консолидации политических элит и использования неформальных институтов властного доминирования добилось переформатирования социального контракта власти с бизнесом, проявляющемся в отказе последнего от отчетливых гражданских преференций в обмен на включение в систему управления и коррупционные сети государственно-бюрократических институтов.

Отсутствие соперничества с властью в области выработки и предложения обществу стратегических решений поощряется властью созданием тактических преференций, лояльным отношением к лоббированию корпоративных интересов при обсуждении тактических решений органов власти. Такая модель, по терминологии В. М. Полтеровича, является «институциональной ловушкой», когда максимизация полезности достигается не рационализированием управления собственностью, а использованием власти как основного источника конкурентоспособности. Задачей государственного аппарата в данной модели является при этом внедрение такой структуры собственности, при которой достигается наиболее высокая возможность извлечения ренты.

Принято выделять две основные модели рынка, построенные на механизмах координации противоположных типов, - либеральная рыночная экономика (направляемая рынком, а не государством, основанная на рыночном обмене, а не на доверии, опирающаяся на банковскую систему, а не на систему коммерческого кредита, индивидуалистическая, а не коммунитарная) и координированная рыночная экономика (ведомая государством, а не рынком, основанная на доверии, а не на рыночном обмене, опирающаяся на систему коммерческого кредита, а не на банковскую систему, коммунитарная, а не индивидуалистическая) [2]. В либеральной рыночной экономике фирмы координируют свои действия, главным образом, через иерархии, механизм цен и формальные контракты.

В координированной рыночной экономике контракты носят реляционный и незавершенный характер, т.е. не накладывают жестких обязательств и зависят от внерыночных соображений.

Зависимость бизнеса от государственной политики в сфере экономики качественно различается для компаний разного профиля деятельности. Можно выделить две формы зависимости бизнеса от государства:

- зависимость от предлагаемых государством условий коммерческой сделки, когда государство является крупным покупателем товаров или услуг;

- зависимость от эффективности созданной и поддерживаемой государством институциональной системы [3].

По механизму взаимодействия с обществом, с точки зрения равноправия сторон, существуют два типа государства: контрактное и эксплуататорское.

Современная версия - это концепция вертикального контракта государства и общества, в котором инициатива «заключения» договора принадлежит верховной силе, а сам контракт заключается между зависимыми людьми и делающей рациональный выбор (в пользу максимизации долгосрочного дохода) верховной силой.

В концепции горизонтального контракта государство возникает благодаря инициативе снизу, по доброй воле его «учредителей», также рационально передающих часть своих функций институту, стоящему над обществом и охраняющему заведенный естественный порядок, формализующему неформальное установление. Это изначально подразумевает контроль со стороны общества за создаваемым социальным институтом. В контрактной теории государства общество выступает в качестве принципала, а государство - в качестве агента. Ненадлежащее исполнение агентом своих обязательств расценивается как оппортунистическое поведение. В теории эксплуататорского государства, наоборот, принципалом выступает государство, а агентом - общество, которое склонно к оппортунистическому поведению. Подход, предложенный Д. Нортом, заключается в рассмотрении государства как фирмы - с единоличным собственником (например, монархия) или с коллективным (государства, управляемые некими выборными органами). По мысли Норта, «государство - организация со сравнительными преимуществами реализации насилия, распространяющимися на географический район, границы которого устанавливаются его способностью облагать налогом подданных» [5].

Соответственно, можно выделить следующие основные отличия современного государства:

а) государство обеспечивает безопасность, справедливость, порядок как общественные блага (априорно идея всего сообщества граждан), а не как частные услуги;

б) применение насилия и принуждения государством ограничено набором безличных формальных процедур, что должно снижать степень произвола;

в) обе вышеперечисленные особенности действия, а также идеология долга и служения (государству, народу, отечеству) способствуют обретению легитимности, то есть тому, что господство группы, контролирующей насилие, выглядит в глазах большинства граждан «полезным» и «справедливым» [6].

Соответствующие ожидания носят взаимный характер, т.е. разделяются как рядовыми членами общества, так и представителями самого государства, задавая рамочные условия их взаимодействия. Таким образом, легитимизация государства выступает как процесс формирования в этой сфере общественных отношений имплицитного социального контракта взаимного типа.

Между российским государством и обществом сформировался вертикальный контракт со следующими характеристиками [7].

Во-первых, это контракт асимметричный. В нем заложено изначальное неравноправие сторон: неравновесие, или диспаритет прав и обязанностей. Правами в России обладает, главным образом, государство в лице его представителей, а обязанности вменены,прежде всего, бизнесу, которого в последнее время все больше призывают к социальной ответственности.

Во-вторых, это контракт неявный. В нем отсутствует четкое закрепление прав собственности, происходит периодическое размывание правил игры.

До сих пор неясны общая идеология государственного вмешательства в экономику, сфера распространения государственной собственности, пределы государственного регулирования частного сектора экономики и полномочий органов власти.

В-третьих, это контракт избирательный. Непрозрачность и незащищенность прав собственности создают условия для манипулирования государством уровня контроля и поддержки того или иного бизнеса. Российское государство применяет избирательные стимулы и избирательную ответственность, избирательные санкции по отношению к различным бизнес-структурам и даже отдельным представителям бизнеса. Этому в немалой степени способствует асимметрия информации, которой располагают взаимодействующие стороны, отсутствие надежных механизмов контроля за деятельностью государства и трудность консолидации общества.

В этой ситуации близость к власти означает для бизнеса благоприятные возможности его развития, что включает:

- получение госзаказов, субсидий;

- использование государственных ресурсов (финансовых, силовых, интеллектуальных и др.) для развития «равноприближенного» бизнеса;

- предоставление налоговых льгот;

- избирательное правоприменение при нарушении хозяйственного законодательства;

- информационное сопровождение, в том числе упреждающего характера о готовящихся нововведениях.

Анализируя общества открытого и ограниченного доступа, Норт вводит концепцию двойного баланса: экономическая и политическая система любого общества стремятся принадлежать к одному социальному порядку: либо открытого, либо ограниченного доступа. В связи с этим, невозможно провести фундаментальные реформы одной из этих систем без реформирования второй.

Политическая система ограниченного доступа не сможет сочетаться с экономической системой открытого доступа, поскольку политический контроль над входом на рынок не даст развиваться экономической конкуренции. Сосуществование экономической системы ограниченного доступа с политической системой открытого доступа также невозможно: концентрация экономической ренты позволит элите подорвать политическую конкуренцию [8].

Основными признаками обществ ограниченного доступа являются: сдерживание насилия путем распределения привилегий между элитами; введение ограничений на доступ к торговле; относительно сильная защита прав собственности элит и относительно слабая защита прав собственности субъектов, не принадлежащих к элитам («правовое государство для элит»); ограничения на вход и выход из экономических, политических, религиозных и т.п. организаций. Таким образом, структура прав собственности, максимизирующая получаемую властью ренту, находится в конфликте со структурой, которая обеспечивала бы экономический рост. Доминирование перераспределительных групп, с которыми вынуждена считаться верховная власть, также не способствует экономическому росту, поскольку доминирование ренториентированной мотивации не создаёт стимулов развивать производство.

Власть объективно заинтересована в проведении политики, содействующей, а не препятствующей производству и накоплению. Она вынуждена проводить ее не из-за намеренного давления и волевого принуждения со стороны бизнеса, а в силу имперсональных, структурных принуждений, из страха перед экономическим кризисом, способным деформировать и деструктуризировать ее. Объективная зависимость политической элиты от экономики означает ее зависимость от бизнеса и его инвестиционных решений, а заинтересованность власти в успешном экономическом развитии означает ее заинтересованность в том, чтобы бизнес инвестировал капитал и производил на территории страны. Зависимость политической элиты, ее материального положения и статуса, легитимности от экономической ситуации, а, значит, от инвестиционных решений бизнеса, позволяет последнему прямо или косвенно, преднамеренно или ненамеренно, влиять на публичную политику.

В недефомированном обществе политическая элита должна избегать политики, серьезно ущемляющей интересы бизнеса, посягающей на его ресурсы и предпринимательскую свободу хотя бы ради сохранения своей власти. Политика, серьезно ущемляющая интересы бизнеса, занижающая их прибыли как бумеранг, ударит по своему инициатору, правящему режиму, подрывая его материальные возможности и легитимность, увеличивая вероятность утраты власти лидерами государства. В этой ситуации, руководители государства вынуждены будут или вернуться к ортодоксальной, пользующейся доверием бизнеса политике, или будут отстранены от власти и заменены более «ответственными» политиками. У них есть еще одна возможность: столкнувшись с «забастовками инвесторов», они могут пойти на меры по обобществлению экономики; лишению капиталистов контроля над инвестированием и производством [9]. Линдблом пишет: «Государство, хотя бы гипотетически, всегда имеет возможность, если оно не удовлетворено работой деловых кругов, ... просто прекратить частное предпринимательство в пределах фирмы, отрасли экономики или всей системы» [10].

Таким образом, можно сделать некоторые предварительные замечания о структурных предпосылках взаимодействия бизнеса и власти. Во-первых, бизнес и власть зависят друг от друга и действия каждого из них влияют на ситуацию другого. Во-вторых, возможность власти лишить бизнес контроля над собственными ресурсами является стратегическим компонентом ее доминирования. В-третьих, для бизнеса предпочтительнее находиться «внутри» поля взаимодействий, а не «снаружи», отказываясь от альянсов формальных и неформальных конфигураций с властью. В таком случае, бизнес выигрывает от взаимодействия с властью, хотя в действительности это означает лишь минимизацию упущенных возможностей бизнеса, поскольку выигрыш достигается ценой согласия на доминирование власти. В-четвертых, влияние на бизнес может осуществлять либо непосредственно власть, либо «менее равноудаленные» бизнес-структуры, на которых возлагаются функции «дневного сторожа», «вышибалы на входе» (по аналогии с государством как «ночным сторожем»), регулирующего доступ к ресурсам и допускающего к распределению только тех, кто принимает особые правила игры, поддерживающие систему доминирования власти. Триада «власть-доверенный и уполномоченный бизнес-бизнес» представляется наиболее операционной конфигурацией. В-пятых, взаимозависимость бизнеса и власти должна иметь ассиметричный характер, а их отношения должны характеризоваться неравной степенью уязвимости. В-шестых, у власти есть достаточно оснований для привлечения бизнеса к открытому участию в выработке и реализации публичной политики. Как писал Ч. Линдблом, «учитывая ответственность, которая лежит на бизнесменах,…президент был бы не прав, если бы отказал им в приеме…Он понимает, что для того чтобы система работала, руководство государства должно сплошь и рядом уступать руководству деловых кругов…Бизнесменов нельзя оставлять за дверями политической системы» [10].

Принципиальным является предлагаемый нами подход преодоления рассмотрения бизнеса и власти как жестко противостоящих друг другу сфер общественной жизни. Л. фон Мизес афористично сформулировал: «Политики, ругающие большой бизнес, борются за более низкий уровень жизни… Если военные действия приписываются козням военного капитализма, а алкоголизм - козням алкогольной промышленности, то, чтобы быть последовательным, необходимо приписывать чистоту - замыслам производителей мыла, а расцвет литературы и образования - интригам издательской и полиграфической промышленности» [11].

Анализ исследовательских установок позволил выделить три основных аспекта (или измерения) моделирования взаимодействия бизнеса и власти по следующему набору классификационных критериев: тип организационного дизайна бизнеса и степень институционализации его отношений с властью; способ и степень легитимации бизнеса в обществе; композиция и балансировка отношений бизнеса, власти и социума. По данным признакам можно выделить следующие режимы функционирования отношений бизнеса и власти: «директивный», когда власть принимает форму господства, обеспечивающего выполнение бизнесом приказов и директив (именно это измерение нередко отождествляется с наличными средствами, ресурсами разного рода, дающими возможность властному сообществу осуществить свою волю); «функциональный», при котором власть предстает как способность и умение реализовывать функцию общественного управления бизнесом как социально-политическим актором, вступающим в определенные отношения; «коммуникативный», когда власть по отношению к бизнесу реализуется через общение, набор правил, понятных обоим сторонам.

Для директивного режима характерны аморфность бизнеса как политического субъекта, влияющего на выработку политического курса, стратегическое управление собственностью осуществляется доминирующим актором в лице власти, идеологическая легитимация «равноудаленности» бизнеса осуществляется через жесткое манипулятивное воздействие СМИ. При функциональном режиме бизнес частично автономен, развита система «кормлений», в конкурентной борьбе между бизнес-акторами превалируют административные методы, права собственности размываются властными контролирующими институтами, а в механизмах перераспределения доминируют силовые, но опирающиеся на правовые нормы, ресурсы. В коммуникативном формате бизнес-акторы независимы от власти и влияют на разработку политического курса через официальные механизмы лоббирования, взаимодействуют между собой по законам рыночной конкуренции где права собственности четко определены и закреплены.

Когда государство становится главным покупателем и главным поставщиком, для значительной части российского бизнеса это является оптимальной конкурентной позицией, ибо приспособиться к государству легче, чем к рынку. В этом случае «осью колеса конкурентной стратегии» (Майкл Портер) является соответствие ожиданиям и требованиям государства, а не деловая политика свободной конкуренции. Одним из таких факторов является условный характер права собственности в российском контексте.

Подобно тому, как в дореволюционной России, начиная со времен Ивана Грозного вплоть до правления Екатерины II, собственность на землю обусловливалась нахождением дворянина на государственной службе. [12] Собственность на ключевые активы в современной России, особенно в добывающих отраслях, носит не абсолютный, а условный характер. Она обусловлена готовностью бизнесмена встроиться в «вертикаль власти» и способствовать по мере сил и ресурсов реализации инициатив, исходящих от представителей власти.

А.Н. Олейник полагает, что «в 90-е гг. в качестве нагибающей силы выступал бизнес, подчинявший своему контролю отдельных чиновников и целые государственные органы, а в десятилетие нулевых соотношение сил полностью поменялось. Теперь уже бизнесу приходится подчиняться воле представителей государства. При такой постановке вопроса полностью упускается из виду тот факт, что подчиненное положение может вполне устраивать бизнес и даже обеспечивать ему ряд выгод, недоступных при существовании в свободном, разогнутом состоянии… Прогибание сулит бизнесу выгоды, если в обмен чиновники предоставляют ему ряд конкурентных преимуществ» [13].

Условный характер прав собственности при всевозрастающих аппетитах представителей федеральных, региональных и местных властей обусловливает выбор рискованных стратегий ведения бизнеса и стремление получить максимум прибыли в как можно более короткие сроки. Исследования Тимоти Фрая [14] показали, что предприниматели воспринимают способы, которыми они получили свои активы, как «первородный грех», который, впрочем, можно искупить с помощью «добрых дел» -- в пользу тех, кто дал им возможность владеть этой собственностью.

Подавляющее большинство крупных предпринимателей владеют сколько-нибудь существенными активами в силу понятийно-политических соглашений, а политически обусловленное владение активом означает, что он достается почти даром, зато так же легко может быть и отнят. В итоге «прогнувшийся» под чиновников бизнес получает дополнительную, заработанную за счет ограничения конкуренция прибыль, оставаясь при этом формально независимым от государства.

Список литературы

1. Сурков В. Обновляйтесь, господа! / Сурков В. [Текст] // Итоги, 2009, №44(698)

2. Зудин А.Ю. Ассоциации - бизнес - государство. «Классические» и современные формы отношений в странах Запада: Препринт WP1/2009/05. [Текст] / Зудин А.Ю. М.: Изд. дом Государственного университета - Высшей школы экономики, 2009.

3. Барсукова С.Ю. Теневая экономика и теневая политика: механизм сращивания. Препринт WP4/2006/01. [Текст] / Барсукова С.Ю. М.: ГУ ВШЭ, 2006.

4. McGuire Martin С. and Olson Mancur Jr. The Economics of Autocracy and Majority Rule: The Invisible Hand and the Use of Force [Text] / McGuire Martin С. // Journal of Economic Literature. 1996. №34.P.72-96.

5. North D.C. Structure and Change in Economic History. [Text] / North D.C. N.Y., 1981, p.21

6. Волков В.В. Силовое предпринимательство: экономико-социологический анализ. [Текст] / Волков В.В. М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2005, с.43

7. Левин С.Н., Сурцева А.А. Государство с преобладанием контрактных начал: методология анализа и проблемы его формирования в России. [Текст] / Левин С.Н.// JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) Том 2, № 3. 2010,с.46-65

8. North Douglass. A Conceptual Framework for Interpreting Human History. [Text] / North Douglass. // Working paper. December 2006, p.32

9. Тев Д.Б Давление инвесторов как основная форма воздействия господствующего класса на публичную политику. К критике инструменталистского марксизма. [Текст] / Тев Д.Б // Власть и элиты в современной России: Сб. научных статей / Под ред. А.В. Дуки. СПб.: Социологическое общество им. М.М. Ковалевского, 2003. С. 210-235.

10. Линдблом Ч. Политика и рынки: Политико-экономические системы мира. [Текст] / Линдблом Ч. М.: Изд-во ИКСИ. 2005, с.199

11. Мизес Л. Теория и история: Интерпретация социально-экономической эволюции [Текст] / Мизес Л. Челябинск, Социум, 2007, с.130

12. Гаман-Голутвина, О.В. Политические элиты России: вехи исторической эволюции [Текст] / Гаман-Голутвина О.В. М.: РОССПЭН, 2006

13. Олейник А.Н. «Бизнес по понятиям»:об институциональной модели российского капитализма. [Текст] / Олейник А.Н. // Вопросы экономики, 2001, № 6, С.4-25.

14. Frye T. Credible Commitment and Property Rights: Evidence from Russia. [Text] / Frye T. American Political Science Review, 2004, 98 (3).

Размещено на Allbest.ru