К вопросу о распространении экономических идей: два эпизода из истории проникновения маржинализма в Россию

Размещено на http://www.allbest.ru/

ИНИОН РАН, ГУ-ВШЭ, Москва

К вопросу о распространении экономических идей: два эпизода из истории проникновения маржинализма в Россию

д.э.н. Н.А. Макашева

Процесс проникновения западных экономических идей в Россию никогда не был простым. В той или иной степени на него всегда влияли внешние социально-политические и идеологические обстоятельства, специфика российской экономической науки, состояние научного сообщества.

История проникновения маржинализма в Россию насчитывает уже более столетия, причем на протяжении большей части этого периода происходило скорее его отталкивание, нежели восприятие. В этой истории можно выделить два знаменательных эпизода: конец XIX - начало XX в., когда в России в ходе научных дебатов маржинализм как новая парадигма был отвергнут большинством ученых; конец 1980-х-1990-е гг., когда маржинализм и mainstream economics утвердились в российской экономической науке в большей степени в силу политических, идеологических и институциональных обстоятельств, нежели в результате признания учеными их аналитических возможностей.

Сравнению этих эпизодов и посвящена данная работа, при этом большее внимание уделено первому из них.

Первой публикацией в России о маржинализме была статья Л.Слонимского «Забытые экономисты Курно и Тюнен» («Вестник Европы», 1878), посвященная не Л.Вальрасу, У.Джевонсу и К Менгеру, имена которых в ней даже не упоминались, а их предшественникам - Й.Тюнену и О.Курно. Статья была напечатана в общем («толстом») журнале в окружении художественных произведений, публицистики, статей по естественным наукам и т.д. Подобная ситуация была характерна и для последующих десятилетий. Отсутствие специализированных экономических журналов в период, когда на Западе уже существовали Quarterly j. of economics, J. of political economy, Economic j. и др., является одним из свидетельств незавершенности процесса профессионализации экономической науки в России.

Статья Слонимского не вызвала откликов, а маржинализм не заинтересовал русских экономистов. Не случайно, С.Франк в 1900 г., В.Дмитриев в 1908 г. прямо писали о том, что русская экономическая наука «не замечала» важнейшего течения европейской экономической мысли - школы «предельной полезности». В то же время М.И.Туган-Барановский, В.Ф.Залесский, П.Б.Струве, Р.М.Орженцкий и некоторые другие не только признавали ее значение, но и пытались развивать идеи маржинализма. Так, первая опубликованная научная работа Туган-Барановского «Учение о предельной полезности хозяйственных благ как причине их ценности» («Юридический вестник»,1890) была первым шагом к примирению теории предельной полезности (тпп) и трудовой теории ценности (ттц). В1901 г. в журнале «Мир Божий» он опубликовал очерк, посвященный австрийской школе, в котором вслед за австрийцами признал, что «установление точных экономических законов, которые характеризуют хозяйственный процесс в его идеальном виде…», является задачей экономической науки.

В конце XIX в. русские политэкономы активно обсуждали проблему ценности (стоимости) главным образом в контексте противоречия между I и III томами «Капитала». В ходе дискуссии не только высказывались различные точки зрения непосредственно по данному вопросу, но и звучала критика в адрес как теории субъективной ценности (тсц), так и трудовой теории ценности (ттц), а также высказывались соображения в пользу синтеза этих двух теорий. маржинализм россия полезность индивидуализм

Хотя сторонники синтеза (Струве, Франк, Туган-Барановский) не были единодушны, они признавали главенствующую роль экономического (оптимизационного) принципа; ограниченность ттц как универсальной теории ценности, зависимость объема и структуры производства от объема труда и его распределения между отраслями. То, что ттц была обращена на объективную сторону процесса определения ценности, а тсц - на субъективную, позволяло им рассматривать эти теории не как альтернативные, а как дополняющие друг друга. При этом фактически речь шла не о ттц Маркса, а о теории издержек Риккардо. Выражением идеи синтеза стала «теорема» Туган-Барановского, гласящая, что субъективные ценности благ пропорциональны их трудовым ценностям (стоимостям).

Однако сторонники компромисса не были единодушны. Так, Струве и Дмитриев отказывались признать самостоятельное значение проблемы ценности, полагая, что экономиста должна интересовать только проблема цены. Туган-Барановский предлагал рассматривать проблему ценности не с теоретической, а с методологической и этической точек зрения. Он утверждал, что теория Маркса является полезной методологической фикцией, указывающей на социальную природу прибыли и ценности. В то же время, стремясь к выяснению универсальных закономерностей хозяйственной жизни, он предлагал сосредоточиться на прибавочном продукте, величина которого зависит от производительности капитала, а распределение определяется «социальными отношениями за пределами рынка». Подобный подход позволял в частности уйти от вопроса, преследовавшего марксистов: как в рамках одной теории согласовать рост производительности труда и органического строения капитала, неизменность нормы эксплуатации и тенденцию нормы прибыли к понижению.

Идея синтеза привела некоторых ее сторонников к таким понятиям, как «субъективная общественная ценность» и «общественная полезность». Последняя, по мнению Франка, выражала «субъективную оценку благ отдельными членами общества, но только с точки зрения интересов и потребностей общества». В явном виде функцию общественной полезности использовал в 1902 г. Н. Столяров при доказательстве «теоремы» Туган-Барановского. Идея общественной функции полезности вызвала критику некоторых русских марксистов, утверждавших, что в этом случае нарушается методологическое единство теории, а само понятие «общественная функция полезности» является внутренне противоречивым. Заметим, что подобную критику вполне можно было адресовать и некоторым западным экономистам, например, К.Кнису или Э. Селигмену, которые в это же время пытались выразить социальный аспект ценности через понятие «общественной предельной полезности».

Идею общественной функции полезности с позиций методологического индивидуализма критиковал Струве. Он видел в последнем фундамент теоретической экономии, в отличие от Туган-Барановского, который принимал методологический индивидуализм, исходя из этических установок, близких к Канту.

Как поиски объединяющей теории ценности, так и установка на отказ от рассмотрения проблемы ценности в пользу анализа проблемы цены вызвали резкую критику со стороны большинства русских экономистов. В конечном счете, водоразделом оказалась не столько теория, сколько методология. Представление об экономической науке как о социальной дисциплине, призванной исследовать общественные отношения в сфере хозяйства и с этих позиций трактующей ценность, противостояло представлению о ней как о дисциплине, занятой исследованием цен и объемов. Чтобы принять маржинализм как аналитический метод и теорию предельной полезности как теорию ценности, требовалось признать самостоятельное значение чистой теории. Российские экономисты за исключением, быть может, экономистов-математиков не были к этому готовы. Этот факт отражал недостаточную профессионализацию российской экономической науки, а также исторически обусловленный интерес российских экономистов к социально-экономическим проблемам. Методологическая позиция, которую предполагал маржинализм, рассматривалась ими не только как ограниченная, но и как уводящая анализ в ложном направлении.

Заметим, что в указанный период против наметившегося парадигмального сдвига выступали и представители формирующегося инстититуционализма. В отличие от марксистов, опасавшихся утраты экономической наукой социального содержания, институционалисты критиковали маржиналистов за отказ от рассмотрения экономических явлений как процессов социального взаимодействия.

В середине 1980-х годов после десятилетий безраздельного господства марксизма научное сообщество российских экономистов вновь столкнулось с проблемой восприятия западных идей. Продолжительное и основанное на политико-идеологическом фундаменте доминирование марксизма привело к тому, что «критическая традиция» была утрачена даже в рамках марксистской политэкономии; советская политэкономия, отгородившись от мировой науки, превратилась в особую науку, ориентированную не столько на получение нового знания, сколько на комментирование марксистских текстов. Как и раньше, экономисты не замечали происходящего в экономической науке на Западе, обращаясь к последней только, чтобы ее критиковать.

Когда в конце 1980х-гг. начался активный процесс проникновения западной экономической науки, выбор в пользу mainstream economics был сделан, но не в результате решения научного сообщества, признавшего ее аналитические преимущества, а под воздействием внешних обстоятельств. Большинство российских экономистов не были готовы принять mainstream в силу неподготовленности, инерции мышления, институциональной структуры науки и образования, опасения относительно перспектив собственной профессиональной карьеры. Не удивительно, что проводниками западного образа экономического мышления стали не профессиональные экономические, а «толстые» литературные журналы.

Отношение к западной экономической науке определялось в ходе дискуссии о сравнительных преимуществах капитализма и социализма как экономических систем. Деградация плановой системы делала преимущества рыночной очевидными. В глазах многих это свидетельствовало и о преимуществах западной экономической науки. При этом ни ее сторонники, ни противники не были подготовленными к тому, чтобы понять суть, ограничения и возможности той или иной западной теории. Отчасти этим объясняется наивная вера в существование некой правильной теории, способной дать ответы на все актуальные вопросы, а также доверие к рекомендациям западных экспертов, выбор которых часто был случайным.

«Антизападники» эпохи трансформации уже не ссылались на Маркса, а приводили этические, исторические и религиозные аргументы. Они охотно критиковали mainstream за абстрактный характер, формализм, методологический индивидуализм и т.д. Ключевыми словами были: «уникальность России», «нравственная сторона хозяйственной деятельности», «соборность русского сознания» и т.д.

Важную роль в проникновении западных экономических идей в Россию сыграли институциональные факторы, в частности, создание различных научных и просветительских фондов, поддерживающих как научные исследования, так и публикацию экономической классики. Не менее важным, по крайней мере, с точки зрения освоения основ mainstream economics, были и преобразования в сфере образования. При этом на первом этапе сдвиги, инициированные сверху, воспринимались, а во многом и были таковым, как результат внешнего давления, а не переосмысления взглядов самим преподавателями. Этим обстоятельством, а также общей неподготовленностью большинства преподавателей можно объяснить появление «гибридных курсов», объединяющих элементы различных, часто противостоящих друг другу теорий, невысокий уровень преподавания и т.д.

Российская экономическая наука и сегодня в основном остается изолированной, актуален и вопрос о ее профессионализации. Процесс интеграции в мировую науку идет крайне медленно, по-прежнему остается открытым вопрос, сможет ли она разрушить стену, столь долгое время отделяющую ее от мировой науки.

Размещено на Allbest.ru