Рынок и наука: политико-экономический взгляд

Размещено на http://www.allbest.ru/

Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова

Рынок и наука: политико-экономический взгляд

Московский А.И.

Наука, которой от рождения уже не одна тысяча лет, и сегодня окружена тайной, но еще более -- множеством созданных самими людьми мистификаций. С одной стороны, с развитием рыночной экономики усиливается апелляция к науке как источнику инноваций и будущей прибыли компаний. С другой стороны, встроенность науки в систему институтов и само ее существование как особого, сложно устроенного института оказывается под угрозой в связи с тем, что подменяется «чисто рыночным» управлением, без учета ее специфики и условий, в которых она может быть собой.

Эти вопросы в настоящее время приобретают особую актуальность, ибо, как обоснованно показано в серии работ С.Д. Бодрунова1, мир, пройдя по спирали «отрицания отрицания» (новое индустриальное общество -- миражи постиндустриализма -- новое индустриальное общество второго поколения) возвращается (но уже на новом уровне) к приоритетному развитию высокотехнологичного производства, вступает в эпоху, названную упомянутым автором НИО. А это система, в которой, как справедливо показано в упомянутой книге, производство может и должно быть интегрировано с образованием и наукой. Вот именно на этот -- третий блок -- нового в своем качестве материального производства автор и хочет посмотреть под политико-экономическим углом зрения.

Политико-экономический взгляд на науку

Для большинства экономистов тема «науки» слабо согласуется не только с темой «воспроизводства», но и «производства». Между тем индустриальное производство (в том числе -- в настоящее время) возникло и все более тесно связано с наукой и зависит от ее результатов. И до сих пор остаются актуальными суждения Маркса о том, что «промышленность стала экспериментальной наукой», а наука является «технологией добывания нового знания» (Маркс). Свидетельством глубокой внутренней связанности науки и производства служит среди прочего изменение характера войн между странами -- они стали «войнами технологий». Россия испытала это на себе в Крымской войне 1853-1856 гг., которая оказалась безнадежная войной «силы ветра» против «силы пара». В еще большей степени связанность «науки-технологии-производства» показали Первая Мировая и Вторая Мировая войны.

На Западе с конца 1950-х годов, точнее -- после запуска в Советском Союзе искусственного спутника Земли резко активизировались исследования науки в широком спектре проблем -- философии, экономики, истории, социологии. Первым свидетельством этого поворота в экономической науке стала статья, сегодня хорошо известного и ставшего со своим коллегой почти классиком в исследовании «рутин», Ричарда Нельсона, под названием «Простая экономика фундаментальных научных исследований»2.

Именно в русле этого поворота в изучении науки появился журнал «Минерва» и в первом его номере была опубликована статья Майкла Поланьи с замечательным названием «Республика науки. Её экономическая и политическая теория»3. В первом же предложении статьи он утверждает, что «сообщество ученых организуется тем же способом, которым регулируется производство материальных благ». По сути -- это развитие идей Маркса. В »Тезисах о Фейербахе» К. Маркс писал: «Общественная жизнь является по существу практической. Все мистерии, которые уводят теорию в мистицизм, находят свое рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой практики».

Почему об этом приходится напоминать сегодня? -- Потому что слишком часто в исследовании науки современные марксисты полагаются на «силу абстракции», понимаемую как «чистую умозрительность». «Абстракция», «абстрактное» приобрели у многих исследователей марксистского направления самодовлеющее, отдельное от «конкретного» содержание, что привело к очищению науки от эмпирического опыта. «Метод восхождения от абстрактного к конкретному» стал трактоваться недопустимо односторонне -- так, словно после того, как создан К. Марксом «Капитал», для марксиста никогда уже нет и не будет нужды в движении «от конкретного к абстрактному». Не только в аграрном и финансовом капитализме, но ещё больше, -- в технологии, науке, в деятельности государства произошли громадные изменения, которые нуждаются в осмыслении и развитии в рамках политической экономии. Чтобы марксизм продолжал отвечать на новые вызовы, придется снова и снова обобщать новое, данное эмпирически и конкретно, т.е., совершать регулярно движение «от конкретного к абстрактному».

Понятие «наука» используется Марксом уже в первой главе первого тома в связи с очень важным для всего строя «Капитала» понятием -- «производительная сила труда» в контексте одного из факторов её роста -- «уровня развития науки и степени её технологического применения». В дальнейшем Маркс обращается к науке в связи с разными вопросами -- от «появления науки технологии», «сознательного применения науки» как необходимого элемента индустриальной организации экономики, «превращения науки в непосредственную производительную силу» до «науки -- всеобщего труда». За 150 лет после издания «Капитала» именно в сфере науки и технологий произошли, возможно, самые грандиозные изменения в мире, нашедшие отражения в идеях «постиндустриализма», «смены технологических укладов», «информационного» и даже «пост-информационного общества», «цифровой экономики», за которыми тянется целый шлейф мистификаций -- науки, технологий, информации, знания, самой экономики.

Деградация науки в ходе рыночных реформ России -- звено деиндустриализации ее экономики

В этом разделе автор не будет подробно останавливаться на проблемах деиндустриализации. Об этом написано много и правильно (отошлю читателя к уже упомянутой выше работе С.Д. Бодрунова4).

Начну этот раздел с другого -- с проблемы определения науки, ибо, как ни странно, решение практического вопроса о последствиях внедрения рыночной модели организации этой сферы предполагает решение этого, кажущегося чисто академическим, вопроса.

Сегодня это задача невероятно сложная и требующая значительных усилий, что признается одинаково у нас и на Западе. Сложность задачи в немалой степени обусловлена постоянно растущим числом и расширяющимся многообразием дисциплинарных научных направлений, в каждом из которых сформировалось свое особенное представление о науке. В то же время, внутри всего научного сообщества давно возникла и до сих пор присутствует стойкая идея, что наука есть нечто универсальное, нечто одно и нечто целое, что признать и, тем более, понять в нынешних условиях оказывается крайне затруднительно. Понятие науки как «одного» со всем множеством её дисциплинарных форм зафиксировано ещё Гегелем в «Науке логики» формулой -- «круг кругов». В то же время, это вызывает необходимость поиска современного ответа на вопрос -- «что такое наука?» и «что объединяет все науки в одно целое»?

Первый министр науки и технологий пореформенной России Б.Г. Салтыков, хорошо известный среди ученых своей фразой «науки в России слишком много», рассказал о том, как он начинал заниматься наукой. В начале 1980-х он был приглашен А.И. Анчишкиным, директором недавно созданного Института народнохозяйственного прогнозирования (ныне -- ИНП РАН) для занятия проблемами прогнозирования развития науки. Б.Г. Салтыков на это приглашение ответил, что он всегда занимался ценами и никогда не занимался наукой и «даже не знает, что это такое», на что якобы получил ответ Анчишкина: «А этого никто не знает». Высказанная в частной беседе идея А.И. Анчишкина является очень глубоким и смелым отражением современного состояния представлений о науке в мире в целом, но особенно -- в России.

П.Л. Капица еще в 1935 году в письме В.И. Межлауку, курировавшему от ЦК в то время науку, был обеспокоен отсутствием ответа по существу на тот же вопрос. Он писал: «Из всего, что у нас говорят и пишут о науке, особенно, когда сопровождают это слово эпитетами вроде «прикладная», «теоретическая», «чистая», «социалистическая» и пр., заметно общее отсутствие ясно обозначенного понятия науки». Капица видит в этом одно из серьезных препятствий в организации «научного хозяйства» (термин Капицы)5.

Острую необходимость в «ясном определении понятия науки» обнаружила жаркая дискуссия, начатая летом 2013-го вокруг реформы РАН, ФАНО и науки в целом, которая продолжается и сейчас. Оппоненты говорили на разных языках: рыночные реформаторы в своей навигации до сих пор ориентируются только на одну звезду -- «чисто рыночную модель науки», их оппонентам, которые были заняты действительной наукой и, кажется, чувствовали её кожей, задачу сформировать обобщенное представление о науке заслоняет «любовь каждого кулика к своему болоту», к которому присоединяется и немало распространенное среди ученых пренебрежение философией вообще, философией науки и историей науки -- в частности.

Необходимость «ясного обозначения понятия науки» становится критически актуальна, поскольку ни закон, принятый более трех лет назад, -- о реформировании РАН, ни учреждение ФАНО, ни трехлетний мораторий на кадровые и финансовые решения РАН+ФАНО, ни механизм «двух ключей» не остановили процесса стагнации российской науки. «Окаянными годами российской науки» назвал это время академик М.В. Садовский.

Идея «рыночной модели науки» была открыто заявлена Б.Г, Салтыковым на заседании Никитского клуба 2003 года по проблеме «Экономики знаний» (на сайте Никитского клуба есть стенографический отчет). Эта идея представлена им как «проект чисто рыночной модели науки», что означает рассмотрение науки как сферы, обусловленной и подчиненной исключительно («чисто») действию «рыночного закона спроса и предложения».

Основной доклад на этом заседании делал академик В.Л. Макаров. Его доклад и ряд статей, опубликованных приблизительно в то же время, закрепили за ним звание одного из первопроходцев и пропагандистов исследований проблем «экономики знаний» в России. Доклад был информативен, но ориентир -- «экономика знаний» оставался очень расплывчатым6.

В.Л. Макаров спровоцировал мощную волну рассуждений о ценности «чисто рыночной модели науки» (Б.Г. Салтыков), «рынке как единственной эффективной форме распространения знаний», «цене как лучшем его механизме» (?) (Н.И. Иванова и др.), «кодифицированном» и «неотделимом от индивида» (?) знании. Получалось, что знание иначе как в виде частных и плохо связанных между собой фрагментов реальной экономики, науки и образования, по-видимому, вообще не может быть понято. Диссонансом общему тону дискуссии прозвучало утверждение декана химического факультета МГУ В.В. Лунина о «важности сохранения неотделимости коллективного знания». Лунин был единственным человеком, который обратил внимание на высокую значимость феномена коллективности как для науки, так и для знания. (В связи с проблемой коллективной (общественной) сущности науки и необходимости, в связи с этим, соответствующих критериев для оценки труда в сфере науки, хотелось бы напомнить о статье Л.А. Лебединцевой7, опубликованной на страницах журнала несколько лет назад. Заметим также, что автор этой статьи принадлежит сообществу эконом-социологов, которые гораздо чаще, чем экономисты, анализируют проблемы науки с позиций, во многом близких к политико-экономическому подходу).

Выступление Б.Г. Салтыкова, где он предложил «проект чисто рыночной модели науки», проходило во второй половине обсуждения и представляло собой по существу содоклад, где главное внимание было обращено на «науку» и «инновации», а не на проблемы «экономики знания». Здесь было заявлено, в частности, что «новшество» становится «инновацией» или нововведением только в том случае, «если оно продано», т.е. если оно «освящено» отношением купли-продажи (отношением спроса и предложения). Вопроса о том, как новшество возникает, как оно производится, Б.Г. Салтыков перед собой даже не ставил, зато рыночное ценообразование признавалось главной общественной оценкой научной деятельности.

Несколько особняком прозвучало выступление А.Р. Маркова, но едва затронув проблему реальной науки в России, он, А.Р. Марков, тут же стал апеллировать к очередному «рыночному» аргументу -- конкуренции, которая в действительности может действовать очень по-разному: она может быть «работающей» и «неработающей» (Дж. М. Кларк)8, она может способствовать позитивному движению, но может быть и разрушительна. Стоит прислушаться к предупреждениям самого знаменитого «певца конкуренции» Фридриха Хайека: «Не следует приписывать конкуренции то, чего она достигает лишь в идеале. Такая фантастически преувеличенная оценка только помешает нам увидеть, чего в действительности конкуренция помогает достичь». И еще через две страницы: «В экономике, как и всюду, конкуренция--деликатная форма отношений...»9. Без этого понимания недопустимо использовать «конкуренцию» как способ регулирования науки. Поэтому важное замечание А.Р. Маркова о «трагизме ситуации с наукой» в России становится проявлением ориентации на «чисто рыночную модель науки».

Трудно сказать, чего в «проекте «чисто рыночной модели науки» Б.Г. Салтыкова было больше -- недостаточной компетентности в этом вопросе или безапелляционной веры во всесилие рынка. Видимо, эти факторы действовали одновременно, усиливая друг друга и мистифицируя проблематику и науки, и рынка.

С моей точки зрения, можно вполне предметно и конкретно доказать, что такой -- рыночной -- «модели науки» никогда не было, нет и никогда не будет. Она невозможна хотя бы потому, что бытие науки выходит далеко за пределы времени бытия «рыночного спроса и предложения». Но идея рыночного регулирования науки овладела массой рыночных реформаторов и до сих пор является «научно-идеологическим» руководством к их действию. Единственное, к чему она может быть приложима в реальности -- это к феномену грантового финансирования науки, которое составляет, однако, лишь частность «научного хозяйства» (П.Л. Капица) в целом, роль которого необоснованно преувеличена.

Со взглядом на науку Б.Г. Салтыкова солидарны и хорошо известные ученые, воплощающие «рыночную модель науки», близкие к властным структурам и активно влияющие на них10.

Напомню об исторических фактах: Антуан Лавуазье и Джордано Бруно -- трагические жертвы враждебного, нетерпимого отношения к науке людей, облеченных властью, но далеких от науки. Первый был отправлен на гильотину якобинцами с аргументом «Республике ученые не нужны». Второго сожгла инквизиция. Причем Ватикан и сегодня не может найти аргументов для его реабилитации. К началу 1990-х не было уже ни гильотины, ни якобинцев, ушла в прошлое и практика «очищающего огня», но с самого начала рыночных реформ и даже как неотъемлемая, необходимая её часть обнаружилось существование нетерпимого отношения к науке, которое с течением времени превратилось во враждебное, особенно по отношению к РАН. Удивительно, но кто-то из среды самих ученых в 2013- м провозгласил, словно воскресший якобинец: «РАН должна быть разрушена как Рим!».

В начале рыночных реформ в России никто, кажется, не помышлял ни об уничтожении науки, ни о ликвидации РАН. Но первый министр науки и технологий новой России Б.Г. Салтыков выступил с очень говорящей, как показала последующая практика, формулой -- «науки в России слишком много». Особую тревогу вызвало то, что нетерпимость к науке выразил министр правительства России. Эта фраза сразу стала знаменитой и долгое время служила аргументом снижения бюджетных расходов на науку и образование. Этим заявлением, с моей точки зрения, было положено начало разрушению, вплоть до угрозы уничтожения, российской науки.

На сайте Полит.Ру Б.Г. Салтыков поделился своим пониманием положения науки в лекции «Наука и общество: кому нужна сфера науки»11, где экономический смысл науки был сведен к «количеству рабочих мест» и «сумме «денег, которые для них должны быть выделены из бюджета». Правда, в выступлении все же было отмечено, что наука есть ещё какое-то «творчество» и какое-то «знание». Но экономический смысл науки -- это исключительно «количество рабочих мест» и «сумма денег». Стоит сопоставить с этим идею «чисто рыночной модели науки», и недостаточная компетентность первого «министра науки» в вопросах сущности науки станет очевидной. Проект «чисто рыночной науки» Б.Г. Салтыкова был продолжен (минуя Фортова, который не занимал эту должность и одного года) преемниками, среди которых особенно отличился Ливанов, готовый до конца идти по определенному Салтыковым пути «чисто рыночной модели». Мне хотелось бы особо подчеркнуть, что если длительный период сокращения расходов на науку и образование, поставивший Россию в ряд слаборазвитых стран, стал первым шагом целенаправленного разрушения россий¬ской науки, то Федеральный закон № 253-ФЗ, принятый в 2013 году, и учреждение ФАНО рискует стать заключительным аккордом уничтожения российской науки, если не будут приняты по ним срочные контрмеры.

Наука как, прежде всего, труд

На протяжении трех с лишним веков представление общества о науке и ученых так сильно и радикально менялось, что естественно вызвало к жизни специфичный аспект бытия науки -- её «историю». Причем историю науки, выходящую далеко за пределы ближайших веков -- во времена Древней Греции, Китая, Индии12. Автором известного сегодня каждому школьнику разделения науки на «физику» и «метафизику» был древнегреческий философ Аристотель. Это разделение существует и сегодня в виде разделения на «естественные» и «гуманитарные» науки, создавая серьезные проблемы для современной организации науки, поскольку представители той и другой ветвей науки имплицитно сознают потребность в своем антиподе.

Современный синкретизм темы науки характеризуется тем, что он представлен, не только для рядового, но даже для профессионального читателя, как фундаментальная неопределенность «науки», «развития науки», «технологии со всеми степенями её применения». Для сегодняшнего так называемого «дискурса» о науке характерен парадоксальный союз синкретизма с эклектикой, что сегодня представляет уже само по себе серьезную проблему и у нас, и на Западе -- проблему «философии, социологии, экономики (лучше было бы сказать -- политической экономии) науки». Для К.Маркса такой соединенности, синкретизма и эклектики не существовало. Прилежный ученик Гегеля, досконально изучивший его диалектику как действительную логику мышления, он навсегда получил прививку «против эклектического винегрета»13.

Следует заметить, что первым опытом политической экономии науки в Советском Союзе, видимо, можно считать статью Б.М. Гессена, физика, философа, историка науки под названием «Социально-экономические корни механики Ньютона», написанной им для II Международного Конгресса по истории развития науки и техники, высоко оцененной участниками конгресса. Но этот опыт оказался трагичным, прежде всего, для автора и для амбициозной темы его доклада. В 1936 году Б.М. Гессен, обвиненный в троцкизме, был приговорен ВКВС СССР к высшей мере, и приговор был немедленно приведен в исполнение.

Тема, однако, не ушла и сегодня вновь обретает свою актуальность. Автор этих строк уже писал об этом ранее14, но важно и то, что в России в последние годы в целом началось восстановление в правах политической экономии15. Более того, многие авторы не только критически-позитивно относятся к политико-экономическому подходу, но и используют его в своих исследованиях как орудие познания закономерностей современного процесса производства16.

Первым шагом для разработки «политической экономии науки» должен стать выбор «линзы», или «призмы», сквозь которую можно наблюдать, рассматривать, анализировать науку. Такой линзой может быть формула «наука есть, прежде всего, труд», как продолжение политической экономии Адама Смита -- Карла Маркса. Уже существует некоторая традиция такого анализа науки, но, к сожалению, часто под вывеской других научных дисциплин: философии науки, и, что особенно оказалось продуктивно, «социологии науки», например, Роберта Мертона17 и др. Имплицитно политико-экономический аспект представлен в сборнике статей известных ученых мира «Наука о науке», который Джон Бернал, инициатор его создания и один из его авторов, назвал «опытом формирования самосознания науки». экономический наука инновация прибыль

Продвижение в направлении исследования науки как прежде всего труда, как мы отметили выше, уже началось, и это вселяет осторожный оптимизм, позволяющий говорить о начале нового этапа в исследовании науки с экономико-теоретической точки зрения.

Литература

1. Бернал Дж. Наука в истории общества. ИЛ. -- Москва 1956.

2. Бодрунов С.Д. Грядущее. Новое индустриальное общество: перезагрузка. -- СПб., 2016.

3. Бодрунов С.Д. Ноономика. С.-Пб.: Изд-во Ин-та индустриального развития им. С.Ю. Витте, 2018.

4. Бузгалин А.В. Поздний капитализм и его пределы: диалектика производительных сил и производственных отношений (к 200-летию со дня рождения Карла Маркса) // Вопросы политической экономии. -- 2018. -- № 2. -- С. 10-38.

5. Гессен Б.М. Социально-экономические корни механики Ньютона. -- М. -- Л., 1933.

6. Капица П.Л. Записки о чистой науке. 1935.

7. Лебединцева Л.А. К вопросу об оценке результатов интеллектуального труда в науке // Проблемы современной экономики. -- 2012. -- № 1. -- С. 365-369.

8. Макаров В.Л. Открытие как прыжок в неизведанное // Экономические стратегии -- 2010. -- № 7-8.

9. Московский А.И. Метод и теория марксистской политической экономии: размышления о диалектике, Карле Поппере и политэкономии науки // Вопросы политической экономии. -- 2018. -- № 2. -- С. 136-153.

10. Плеханов Г.В. К шестидесятой годовщине смерти Гегеля. Собр. Философск. Произвед. В 5 т. Т,1.

11. Полит. Ру -- 27 декабря 2005 года.

12. Пороховский А.А. Политическая экономия в XXI веке: системный подход в решении проблем современной экономики // Вопросы политической экономии. -- 2016. -- № 4. -- С. 8-22.

13. Разрушение науки -- Программа Эхо Москвы 27 марта 2008. Участники: Борис Салтыков, Евгений Ясин, Сергей Бунтман.

14. Хайек Ф. Право, законодательство и свобода. -- М.: ИРИСЭН, 2006. -- С.387, 389.

15. Хубиев К.А. Превращение законов собственности товарного производства в законы капиталистического присвоения: взгляд из XXI века // Вопросы политической экономии. -- 2018. -- № 2. -- С. 66-85.

16. Яковлева Н.Г. Коммерциализация, бюрократизация, менеджеризация образования постсоветской России: политэкономический взгляд // Проблемы теории и практики управления. -- 2017. -- № 3. -- С. 122-130.

17. Clark, J.M. Toward concept of workable competition //AER Vol XXX, 1940, No 2.

18. Merton R. The Sociology of Science. Theoretical and Empirical Investigations. Chicago: The University of Chicago Press, 1972

19. Nelson, R.R. The Simple Economics of Basic Scientific Research // The Journal of Political Economy Vol 67 No3 (Jun., 1959).

20. Polanyi, M. The Republic of Science. Its Political and Economic Theory // Minerva 1962, No1.

Сноски

1 См., напр.: Бодрунов С.Д. Грядущее. Новое индустриальное общество: перезагрузка. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб.: ИНИР им. С.Ю. Витте. 2016.

2 Nelson, R.R. The Simple Economics of Basic Scientific Research // The Journal of Political Economy Vol.67, No.3 (Jun.,1959).

3 Polanyi, M. The Republic of Science. Its Political and Economic Theory // Minerva 1962 No 1. “MY title is intended to suggest that the community of scientists is organised in a way which resembles certain features of a body politic and works according to economic principles similar to those by which the production of material goods is regulated”.

4 Бодрунов С.Д. Грядущее. Новое индустриальное общество: перезагрузка. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб.: ИНИР им. С.Ю. Витте. 2016.

5 Капица П.Л. Записка о чистой науке. 1935.

6 Справедливости ради стоит сказать, что уже в 2010 г. В.Л. Макаров признавал, что разочаровался в термине «экономика знаний» и признавал его несостоятельность для объяснения современного этапа развития рыночной экономики. -- см.: Экономические стратегии. 2010. № 7-8.

7 См.: Лебединцева Л.А. К вопросу об оценке результатов интеллектуального труда в науке // Проблемы современной экономики,2012. № 1. С. 365-369.

8 Сlark, J, M. Toward a concept of workable competition //AER Wol XXX, 1940, No 2.

9 Хайек Ф. Право, законодательство и свобода. ИРИСЭН, М., 2006. С.387 и 389.

10 «Разрушение науки» -- Программа Эхо Москвы. 27 марта 2008. Участники: Борис Салтыков, Евгений Ясин, Сергей Бунтман.

11 Полит.Ру 27 декабря 2005 года.

12 Бернал Дж. Наука в истории общества. М.: Изд-во иностранной литературы, 1956.

13 Плеханов писал о Гегеле: «Философия Гегеля имеет, во всяком случае, то неоспоримое достоинство, что в ней нет ни атома эклектизма. ... она учит нас последовательности в мышлении, и кто с любовью и вниманием пройдет её суровую школу, тот навсегда получит спасительное отвращение от эклектического винегрета...» (Плеханов Г.В. К шестидесятой годовщине смерти Гегеля // Плеханов Г.В. К шестидесятой годовщине смерти Гегеля. Собр. Философск. Произвед. В 5 т. Т. 1).

14 Московский А.И. Метод и теория марксистской политической экономии: размышления о диалектике, Карле Поппере и политэкономии науки // Вопросы политической экономии. 2018. № 2. С. 136-153.

15 См.: Бузгалин А.В. Поздний капитализм и его пределы: диалектика производительных сил и производственных отношений (к 200-летию со дня рождения Карла Маркса) // Вопросы политической экономии. 2018. № 2. С. 10-38; Пороховский А.А. Политическая экономия в XXI веке: системный подход в решении проблем современной экономики // Вопросы политической экономии. 2016. № 4. С. 8-22; Хубиев К.А. Превращение законов собственности товарного производства в законы капиталистического присвоения: взгляд из XXI века // Вопросы политической экономии. 2018. № 2. С. 66-85; Яковлева Н.Г. Коммерциализация, бюрократизация, менеджеризация образования постсоветской России: политэкономический взгляд // Проблемы теории и практики управления. 2017. № 3. С. 122-130.

16 И здесь я вновь хотел бы обратить внимание на упомянутые выше книги профессора Бодрунова, особенно на последнюю из них (см.: Бодрунов С.Д. Ноономика. СПб.: Изд-во Ин-та индустриального развития им. С.Ю. Витте, 2018), где будущее общество мыслится как пространство, в котором знание играет определяющую роль в общественном развитии. И доказывается этот тезис на основе использования как собственно политико-экономического, так и классически-институционального подходов.

17 Так, Роберт Мертон еще в 1972 году предостерегал, что в случае отказа от «чистой науки» и подчинении ее критериям экономической эффективности она попадет под прямое управление со стороны других институтов, и ее положение в обществе будет становиться все более неустойчивым (Merton R. The Sociology of Science. Theoretical and Empirical Investigations. Chicago: The University of Chicago Press, 1972).

Аннотация

Роль науки в экономическом развитии является неотъемлемым элементом политико-экономического дискурса. Но к сожалению, нередко современные рассуждения о науке полны мистификаций. С одной стороны, с развитием рыночной экономики усиливается апелляция к науке как источнику инноваций и будущей прибыли компаний. С другой стороны, встроенность науки в систему институтов и само ее существование как особого, сложно устроенного института оказывается под угрозой в связи с тем, что зачастую подменяется «чисто рыночным» управлением, без учета ее специфики и условий, в которых она может быть собой. В статье дискутируются вопросы управления наукой в России в пореформенный период. Утверждается интеграция науки с интересами общества и ставится под сомнение идентификация ее общественной оценки с механизмом спроса и предложения. В частности, реформа Российской академии наук рассматривается как пример реализации принципов чисто рыночного управления наукой

Ключевые слова: наука, рынок, производство, воспроизводство, технология, знание, «рыночная модель науки».

Размещено на Allbest.ru