Кластерный подход к стратегическому планированию на региональном уровне в Российской Федерации

Размещено на http://www.allbest.ru/

Кластерный подход к стратегическому планированию на региональном уровне в Российской Федерации

Мусаев Р.А., Панкратов А.А.*, Астапов К.Л.

Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, Москва, Российская Федерация;

РЕФЕРАТ

кластерная модель экономика модернизация

Целью статьи является определение использования кластерной модели модернизации экономики в стратегиях социально-экономического развития субъектов Российской Федерации. В рамках статьи решаются следующие задачи: выявление регионов России, для которых тематика кластерного развития является наиболее значимой и актуальной, изучение взаимосвязи между периодом утверждения региональных стратегий и уровнем использования в них кластерной терминологии, анализ соотношения кластерной концепции и других используемых в настоящее время подходов, таких как производственная кооперация, «умная специализация» и «бережливое производство». Основные методы исследования: контент-анализ и корреляционный анализ. Выводы: исследование показывает высокий уровень использования кластерного подхода в региональных стратегиях, а также территориальную дифференциацию уровня использования кластерной концепции в разрезе субъектов Российской Федерации.

Ключевые слова: кластерная концепция, кластер, кооперация, умная специализация, бережливое производство, стратегия социально-экономического развития субъекта Российской Федерации

Об авторах:

Мусаев Расул Абдуллаевич, профессор кафедры макроэкономической политики и стратегического управления экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова (Москва, Российская Федерация), доктор экономических наук;

Панкратов Алексей Алексеевич, аспирант, инженер кафедры макроэкономической политики и стратегического управления экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова (Москва, Российская Федерация);

Астапов Кирилл Леонидович, профессор кафедры экономической и финансовой стратегии Московской школы экономики МГУ им. М.В. Ломоносова (Москва, Российская Федерация), доктор экономических наук;

ABSTRACT

CLUSTER APPROACH TO STRATEGIC PLANNING ON A REGIONAL LEVEL IN THE RUSSIAN FEDERATION

Rasul A. Musaev, Alexey A. Pankratov', Kirill L. Astapov

Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation;

The article aim is to determine the use of the cluster model of economic modernization in the regional Russian Federation socio-economic development strategies. The following tasks are solved within the article framework: identifying the Russian regions for which the cluster development topic is the most significant and relevant; studying the relationship between the regional strategies approval period and the level of cluster terminology used in them; analyzing the relationship of the cluster concept and other currently used approaches, such as industrial cooperation, «smart specialization» and «lean manufacturing». The main research methods: content analysis and correlation analysis. The study shows a high level of cluster approach use in regional strategies, as well as territorial differentiation of the level of cluster concept use by Russian Federation regions.

Keywords: cluster concept, cluster, cooperation, smart specialization, lean manufacturing, strategy for socio-economic development of the Russian Federation region

For citing: Musaev R. A., Pankratov A. A., Astapov K. L. Cluster Approach to Strategic Planning on a Regional Level in the Russian Federation

About the authors:

Rasul A. Musaev, Doctor of Science (Economics), Professor of Department of Macroeconomic Policy and Strategic Management, Faculty of Economics, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russian Federation)

Alexey A. Pankratov, Postgraduate Student, Engineer of the Department of Macroeconomic Policy and Strategic Management, Faculty of Economics, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russian Federation)

Kirill L. Astapov, Doctor of Science (Economics), EMBA, Professor of Economic and Financial Strategy Department of Moscow School of Economics, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russian Federation)

ВВЕДЕНИЕ

Кластерная концепция, разработанная в 1990-е годы американским ученым М. Портером, начиная с середины 2000-х гг. получила крайне широкое распространение и развитие в современной российской научной и управленческой практике [21].

Понятие кластер, означающее группу географически соседствующих взаимосвязанных компаний, действующих в определенной сфере и взаимодополняющих друг друга [20], стало особенно популярным в сфере стратегического управления, территориального планирования и развития, в экономической науке и социально-экономической географии, а также в среде ученых-регионалистов, бизнес-консалтинге и государственном управлении [5; 19].

Широкое распространение и применение кластерной концепции именно в Российской Федерации можно объяснить сразу несколькими факторами: во-первых, кластерный подход рассматривается как один из наиболее эффективных инструментов повышения конкурентоспособности региональных экономических систем [1], во-вторых, кластерная концепция имеет общие основы с активно применявшейся в советское время концепцией территориально-производственных комплексов (ТПК), важнейшей теоретико-практической задачей которой являлось рациональное и научно обоснованное размещение производительных сил и систем расселения на всей территории советского государства [11], в-третьих, рассматриваемая концепция отличается разработанностью, логической обоснованностью и практической применимостью, что определяет широкие возможности ее использования и особенную актуальность в условиях трансформационных процессов в российской экономике [16], в-четвертых, в связи с принятием Федерального закона от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации» многие субъекты Российской Федерации стали разрабатывать и утверждать региональные стратегии социально-экономического развития, традиционным элементом которых стал кластерный подход.

Интенсивное внедрение и распространение кластерной концепции, в том числе таких базовых понятий, как «кластер», «кластерная инициатива», «кластеризация», «кластерный эффект», «конкурентоспособность», «конкурентные преимущества» и других в российском политическом, научном и управленческом дискурсе, привело к замещению и вытеснению устоявшихся, но устаревших понятий, советской районной школы Советская районная школа -- школа в социально-экономической географии, доминировавшая в СССР в 1930-1980-х гг. Основные представители: Н. Н. Баранский, Н. Н. Колосовский, Ю. Г. Саушкин, А. Т. Хрущев, Т. М. Калашникова. -- «экономический район», «территориально-производственный комплекс», «энергопроизводственный цикл», «территориальная структура хозяйства» и многих других, которые составляли основу теории экономического районирования и территориально-производственного комплексирования [18].

Оправдано ли было такое стремительное замещение отечественного понятийно-терминологического аппарата зарубежными концепциями? С функциональной и логической точек зрения принципиальных расхождений между рассматриваемыми концепциями вряд ли можно найти, зачастую они имеют общий объект и предмет, схожую целевую направленность и во многом дублируют друг друга.

Основные и, как оказалось, непреодолимые расхождения возникли именно в идеологической плоскости: отечественные подходы к организации производительных сил, в первую очередь, являлись продуктом плановой экономической системы, в то время как кластерная концепция возникла и развивалась в рамках рыночной экономики [12].

Кроме того, либеральная модель развития экономики, которая превалировала в экономической политике 1990-х гг., не предполагала наличия экономических планов и стратегий, а экономический прогноз фактически сводился к одному году, чтоспособствовало вытеснению из практики территориально-производственного подхода. И действительно, на протяжении трансформационного этапа 1990-х гг. российская наука, как и в целом общественно-управленческая система, активно перенимала и внедряла западный опыт, что определило стремительное замещение отечественных разработок и подходов альтернативными зарубежными теориями.

Принципиально иной моделью поведения в рамках экономико-политической трансформации могла бы стать адаптация российского опыта прогнозирования и планирования под требования и реалии рыночной экономики, на чем активно настаивали многие ученые, включая академиков В.М. Полтеровича [13; 14] В.Л. Квинта См. тезисы доклада В.Л. Квинта «Стратегирование процессов кластеризации в цифровой экономике» на конференции «Кластеризация цифровой экономики: глобальные вызовы», МГУ имени М.В. Ломоносова, Московская школа экономики, 18 июня 2020 г. [7; 8] и С.Ю. Глазьева [2; 3], однако в экономико-управленской сфере такой адаптации в полной мере, к сожалению, не произошло, в результате чего отечественные экономические и экономико-географические школы потеряли свое значение, распались и со временем исчезли.

Переходный период 1990-х -- начала 2000-х гг. характеризовался отсутствием единой стратегической линии в сфере долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации. Долгие годы слово «стратегия» не было отражено в директивных документах, поскольку после распада СССР плановые методы незаслуженно посчитали бесполезными, несмотря на то что долгосрочные и индикативные планы развития экономики применяются во многих странах мира [7; 8; 17].

В России до принятия в 1995 г. Федерального закона «О государственном прогнозировании и программах социально-экономического развития Российской Федерации» (115-ФЗ) Федеральный закон от 20 июля 1995 г. № 115-ФЗ «О государственном прогнозировании и программах социально-экономического развития Российской Федерации» (утратил силу). система стратегического планирования в целом отсутствовала. Вместе с тем после принятия указанного закона ситуация принципиально не улучшилась: очевидно, что в условиях экономической нестабильности и повышенной инфляции В 1995 г. инфляция в России составила 131%, в 1998 г. -- около 85%. разработка долгосрочных региональных стратегий социально-экономического развития не являлась первостепенной задачей.

В то же время на федеральном уровне все же существовали документы или разработки стратегического характера, причем не только в научных кругах. Стратегия развития российской экономики до 2010 г., называемая «программой Грефа», которая хотя и не была официально утверждена, играла роль основополагающего документа, определившего дальнейшую программу и направления реформ. Кроме того, для ряда ключевых отраслей экономики были разработаны программы развития на 10-летнюю перспективу.

Окончательное понимание необходимости разработки эффективной системы стратегического планирования сложилось в 2006 г., когда Президентом России В. В. Путиным была поставлена задача по разработке стратегии (концепции) долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 г. Указанная стратегия была утверждена спустя два года -- в 2008 г. Распоряжение Правительства Российской Федерации от 17 ноября 2008 г. № 1662-р (ред. от 28.09.2018) «О Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года». и фактически явила собой первый документ долгосрочного стратегирования в сфере социально-экономического развития Российской Федерации.

В 2009 г. в контексте реализации принятой стратегии Указом Президента Российской Федерации Указ Президента Российской Федерации от 12 мая 2009 г. № 536 «Об основах стратегического планирования в Российской Федерации». были сформированы новые подходы и принципы, регламентирующие функционирование системы стратегического планирования, пришедшие на смену Федеральному закону 1995 г.

Несмотря на предпринятые государством меры системе стратегического планирования Российской Федерации вплоть до середины 2010-х гг. были характерны следующие проблемы:

отсутствие единой методологии разработки стратегий;

отсутствие подхода к систематизации документов стратегического планирования;

неопределенность их иерархической структуры;

отсутствие взаимной увязки между документами стратегического планирования

по срокам и этапам реализации, целевым показателям и сценариям;

отсутствие предусмотренных механизмов реализации указанных документов;

неопределенность их ресурсного и финансового обеспечения.

Многие стратегии по сути представляли собой инерционные программы развития в лучшем случае на 10 лет, не содержали амбициозных целей, выверенных и обоснованных стратегических приоритетов, дорожных карт по их реализации, а также необходимого ресурсного обеспечения.

Рассматриваемые проблемы были частично решены с принятием в 2014 г. Федерального закона «О стратегическом планировании в Российской Федерации» Федеральный закон «О стратегическом планировании в Российской Федерации» от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ., в котором была произведена систематизация документов стратегического планирования федерального и регионального уровней, определены принципы, задачи и полномочия основных участников в сфере стратегического планирования. Более того, сложившаяся практика трехлетнего бюджетного планирования стала дополнительным стимулом для разработки долгосрочных стратегий, поскольку трехлетний горизонт для планирования бюджетных инвестиций все же недостаточен для серьезных структурных изменений.

Таким образом, система стратегического планирования в Российской Федерации в нормативном правовом отношении сформировалась спустя более чем 20 лет после распада СССР.

Важно, что Федеральный закон «О стратегическом планировании в Российской Федерации» не только закрепил основные стратегические понятия (такие как стратегическое планирование, целеполагание, задачи стратегии, мониторинг и др.), но и позволил интегрировать существовавший ранее положительный опыт разработки стратегий (научно-технологическое развитие, пространственное развитие Российской Федерации и др.) в стратегические документы.

В связи с указанными изменениями кластерный подход стал активно интегрироваться в региональные стратегии. Рост популярности кластерной концепции также связан с тем, что в отсутствие единого регламентирующего документа в сфере стратегического планирования на протяжении длительного периода времени именно зарубежные инструменты, методы и подходы активно распространялись в российской управленческой практике. Иными словами, условия внутренней неопределенности, отсутствие регламентирующих механизмов и критического инструментария способствовали стремительному внедрению зарубежных моделей и теорий в научной и управленческой сфере, в том числе -- активному применению кластерной концепции.

Впервые о формировании кластеров в Российской Федерации на уровне федерального документа стратегического планирования было заявлено именно в концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 г., в рамках которой была поставлена задача формирования сети кластеров, основное назначение которых -- реализация конкурентного потенциала территорий в целях модернизации экономической системы Российской Федерации [10].

Постановка задачи кластерного развития в «Стратегии 2020» положила начало реализации кластерной политики в Российской Федерации, результатом которой стало формирование и поддержка 118 кластерных образований федерального уровня по различным направлениям стимулирующей политики, осуществляемым Минэкономразвития России и Минпромторгом России По данным Российской кластерной обсерватории на июль 2020 г., режим доступа: https:// cluster.hse.ru., а также широкое развитие региональных кластеров, точное количество которых не определено и в настоящее время измеряется сотнями подобных объектов.

Как отмечалось выше, большое количество региональных кластеров в том числе определяется высоким вниманием и поддержкой со стороны региональных органов исполнительной власти. В рамках основных документов стратегического планирования регионального уровня -- стратегиях социально-экономического развития субъектов Российской Федерации -- создание и поддержка кластерных образований обозначается в качестве одного из ключевых приоритетов [21].

Цель, задачи и гипотезы исследования

Целью предлагаемого исследования является определение масштаба распространения и использования кластерной концепции в современной российской управленческой практике на примере стратегий социально-экономического развития субъектов Российской Федерации.

При этом в рамках статьи предполагается решение ряда задач: выявление регионов России, для которых тематика кластерного развития в настоящее время является наиболее значимой и актуальной, изучение взаимосвязи между периодом утверждения региональных стратегий и уровнем использования в них основных понятий и положений кластерной концепции, анализ соотношения кластерной концепции и других активно используемых в настоящее время подходов, таких как производственная кооперация, «умная специализация» и «бережливое производство», количественное сравнение основных положений кластерной концепции и понятий, связанных с производственной кооперацией, имеющих отношение к отечественным разработкам, в том числе теории экономического районирования и концепции территориально-производственных комплексов.

В рамках исследования проверяется несколько гипотез: предполагается, что наибольшее использование кластерной терминологии соответствует стратегиям промышленно развитых субъектов Российской Федерации, специализирующихся на обрабатывающих производствах, машиностроении и оборонно-промышленном комплексе, располагающих высоким научно-исследовательским потенциалом, высокотехнологичными и наукоемкими производствами и активно реализующих в настоящее время направления кластерной политики.

Для регионов, специализирующихся на добыче полезных ископаемых, агропромышленном комплексе, а также регионов, отстающих в социально-экономическом развитии, значение кластерной концепции в ее количественном выражении относительно невелико.

Такая гипотеза связана с тем, что кластерная политика наиболее эффективна как инструмент повышения эффективности взаимодействия нескольких отраслей и промышленных комплексов, связанных вертикально в рамках цепочек создания добавленной стоимости на одной территории, либо их взаимодействие на горизонтальномуровне -- необходимо, в первую очередь, для производства конкурентоспособного продукта.

Второй гипотезой является предположение, что кластерная концепция для подавляющего большинства региональных стратегий используется в гораздо большей степени по сравнению с другими близкими по смыслу концепциями и подходами, например, концепциями «умной специализации» и «бережливого производства», при этом кластерная концепция практически полностью вытеснила понятия, связанные с промышленной кооперацией. Также предполагается, что в последние годы все больше наблюдается применение концепции умной специализации, а также других подходов, нацеленных на развитие конкурентных преимуществ регионов.

Третья гипотеза отражает проблематику практической реализации направлений кластерной политики в субъектах Российской Федерации. Так, в рамках гипотезы предполагается, что для регионов России, активно реализующих направления кластерной политики, в стратегиях социально-экономического развития большое внимание также уделяется реализации конкретных кластерных инициатив в то время, как для остальных субъектов Российской Федерации характерно преимущественно декларативное обозначение понятий кластерной концепции. Тем не менее используемый аппарат не всегда дает возможность точно разделить конкретные кластерные инициативы и формальный кластерный подход при разработке стратегий.

МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ

Объектом исследования являются стратегии социального-экономического развития субъектов Российской Федерации (85 стратегий), предметом исследования -- изучение указанных стратегий с точки зрения использования в них кластерной терминологии, а также понятий, связанных с производственной кооперацией, «умной специализацией» и «бережливым производством».

В рамках предлагаемой работы использовалось несколько исследовательских методов. На первом этапе исследования применялся метод контент-анализа региональных стратегий на предмет количественного определения в них следующих понятий: «кластер», «кластерная инициатива», «кооперация», «умная специализация», «бережливое производство».

По результатам контент-анализа была составлена база данных в табличном формате в разрезе субъектов Российской Федерации, содержащая количество упоминаний исследуемых терминов и понятий в региональных стратегиях (Приложение 1).

Помимо этого, в базе данных содержится информация о годе утверждения стратегии, ее плановом периоде, информация о текстовом объеме стратегии (количество знаков), а также условный коэффициент кластерного присутствия, рассчитываемый как отношение количества упоминаний понятия «кластер» к текстовому объему стратегии (количеству знаков), умноженный на 1000.

На втором этапе исследования в целях проверки сформулированных гипотез проводился корреляционный анализ количества упоминаний терминологии исследуемых концепций с некоторыми социально-экономическими показателями, отражающими уровень экономического (валовой региональный продукт на душу населения), инвестиционного (инвестиции в основной капитал на душу населения), промышленно-технологического (доля обрабатывающих производств в отраслевой структуре валовой добавленной стоимости, доля продукции высокотехнологичных и наукоемких отраслей в валовом региональном продукте, доля инновационных товаров, работ, услуг в общем объеме отгруженных товаров, выполненных работ и услуг) и кластерного (количество кластерных образований федерального уровня) развития субъектов Российской Федерации. По итогам проведенного исследованиябыла составлена таблица, содержащая значения коэффициентов корреляции (Приложение 2).

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

На сегодняшний день большинство региональных стратегий утверждены в 2017 и действуют до 2030 гг., следовательно, средний период стратегирования, относящийся к рассматриваемым документам, составляет 13 лет, что относит их к долгосрочным документам стратегического планирования.

При этом наиболее «старшей» среди действующих стратегий является стратегия Липецкой области, утвержденная в 2006 г. и действующая до 2024 г., наиболее долгосрочными являются 16 региональных стратегий, которые запланированы на период до 2035 г., 11 регионов в настоящее время ведут работу по актуализации или разработке новых стратегий социально-экономического развития По данным на июль 2020 г..

Запланированные временные периоды действия региональных стратегий в целом по России варьируются от 5-8 лет (стратегии г. Москва, Ивановской и Калининградской области) до 21 года (стратегии Калужской и Владимирской области, Республики Ингушетия и Карачаево-Черкесской Республики), еще 2 стратеги -- Оренбургской области и Камчатского края рассчитаны на 20 лет. При этом для абсолютного большинства региональных стратегий преобладает долгосрочный тип стратегирования -- 83 из 85 стратегий запланированы сроком от 10 лет и более.

Средний текстовый объем стратегии составляет около 390 тыс. знаков печатного текста (с учетом пробелов) или порядка 155-160 страниц При расчете, что в среднем 2500 знаков с пробелами приходится на 1 страницу печатного текста., при этом в настоящее время прослеживается тенденция к сокращению текстового объема указанного вида документа.

Понятия, связанные с кластерной концепцией, в среднем встречаются по тексту стратегии 74 раза, в то время как понятия, связанные с «кооперацией» любого вида, упоминаются в среднем 14 раз. Значительно реже встречаются понятия, связанные с «умной специализацией» и «бережливым производством» -- 7 и 2 раза соответственно. Употребление понятия «кластерная инициатива» и вовсе невелико -- в среднем в рамках региональной стратегии указанное понятие встречается около одного раза.

Кластеры упоминаются в 83 региональных стратегиях, кроме стратегий Магаданской области и Чукотского автономного округа. Положения, связанные с кооперацией, также широко распространены и присутствуют в 82 стратегиях, кроме стратегий Пермского края, Ямало-Ненецкого и Чукотского автономных округов. Гораздо реже распространены концепции «умной специализации» и «бережливого производства» -- в 46 и 33 стратегиях соответственно, ссылки на «кластерные инициативы» присутствуют лишь в 28 региональных стратегиях.

Выдвинутый с помощью гипотезы тезис о преобладании положений кластерной концепции в стратегиях регионов, располагающих развитым производственным комплексом и специализирующихся на выпуске высокотехнологичных, наукоемких товаров и услуг, подтверждается частично.

С одной стороны, регионами-лидерами по использованию в своих стратегиях понятий кластерной концепции, действительно, являются индустриально развитые субъекты Российской Федерации: Тульская область -- значение коэффициента кластерного присутствия составляет 14,7, Республика Татарстан -- 7, Омская, Самарская, Калужская области, Краснодарский край -- более 5, Белгородская, Владимирская, Ульяновская области -- более 4,5.

В то же время к регионам-лидерам также относятся субъекты, для которых доля обрабатывающих производств в структуре валовой добавленной стоимости относительно невелика и которые, согласно гипотезе, изначально не рассматривались в качестве возможных регионов-лидеров по уровню использования кластерной терминологии, к таким регионам относятся Республика Северная Осетия -- Алания, Астраханская и Мурманская области, Камчатский край.

В то же время российские регионы, активно реализующие кластерную политику и характеризующиеся развитым производственным комплексом с высокой долей наукоемких высокотехнологичных производств, г. Москва, г. Санкт-Петербург, Республика Башкортостан, Свердловская, Московская, Липецкая и Ростовская области, Красноярский край и другие субъекты в своих стратегиях уделяют относительно небольшое внимание проблемам реализации направлений кластерной политики.

Более того, коэффициент корреляции между количеством упоминаний понятий кластерной концепции и современной территориальной организацией кластерных образований федерального уровня составляет лишь 0,02, т. е. никакой статистической зависимости между реальной территориальной организацией кластерных образований и количеством упоминаний о кластерах в региональных стратегиях нет.

К регионам, для которых тематика кластерной политики не является приоритетной, как и предполагалось, относятся северные ресурсодобывающие субъекты Российской Федерации: Магаданская область, Ненецкий, Ямало-Ненецкий и Чукотский автономные округа, Пермский край, а также регионы, специализирующиеся на сельском хозяйстве -- Чеченская и Кабардино-Балкарская Республики, Республика Ингушетия, что также частично подтверждает выдвинутую гипотезу.

Статистический анализ полученных данных показывает, что корреляционные взаимосвязи между уровнем использования понятий кластерной концепции в региональных стратегиях и показателями промышленно-технологического развития очень слабые, в данном случае значение коэффициентов корреляции варьируется от 0 до 0,3.

Наиболее высокой статистической значимостью в качестве объясняющего фактора уровня использования понятий кластерной концепции в региональных стратегиях обладает показатель доли обрабатывающих производств в отраслевой структуре валовой добавленной стоимости -- коэффициент корреляции составляет 0,29, показатель доли продукции высокотехнологичных и наукоемких отраслей в ВРП характеризуется меньшей статистической значимостью -- коэффициент корреляции не превышает 0,25, показатель доли инновационных товаров, работ и услуг в общем объеме отгруженной продукции статистически не значим -- коэффициент корреляции составляет менее 0,2.

Уровень экономического развития, характеризуемый показателем ВРП на душу населения, а также уровень инвестиционной активности, отражаемый показателем инвестиций в основной капитал на душу населения, не могут рассматриваться в качестве объясняющих факторов использования кластерной концепции в региональных стратегиях. Корреляция между указанными показателями и количеством упоминаний терминов кластерной концепции отрицательная и составляет минус 0,13 для каждого из рассматриваемых показателей.

Указанная ситуация объясняется тем, что наибольшие удельные показатели экономического и инвестиционного развития, в первую очередь, характерны ресурсным регионам России -- Ненецкому, Ямало-Ненецкому, Ханты-Мансийскому, Чукотскому автономным округам, Сахалинской и Магаданской областям, Республикам Коми и Саха (Якутия). Регионами с несырьевой экономикой, входящими в первые десять субъектов России по показателю ВРП на душу населения, являются г. Москва и г. Санкт- Петербург, в стратегиях которых, как отмечалось выше, уровень использования понятий кластерной концепции относительно незначителен.

Гипотеза о преобладающей роли кластерной концепции по сравнению с другимипохожими подходами -- «умной специализации» и «бережливым производством» в целом подтверждается. Проведенный анализ показывает, что кластерная концепция в настоящее время, действительно, является наиболее широко применимой, если сравнивать ее с другими альтернативными концепциями -- «умной специализацией» и «бережливым производством», что справедливо как для «усредненной» региональной стратегии, так и в абсолютном количественном выражении.

Между тем именно концепция «умной специализации», наиболее динамично развивающаяся в последнее время, в ближнесрочной перспективе может значительно усилить свое влияние в рамках региональных стратегий.

В настоящее время подходы «умной специализации» присутствуют в 46 из 85 региональных стратегий. К регионам, активно внедряющим на практике так называемые «умные» или смарт-технологии -- «умный город», «умный дом», «умное сельское хозяйство», «умный транспорт» и другие, в настоящее время относятся Краснодарский край, Республики Татарстан, Адыгея, Калмыкия и Северная Осетия -- Алания, Курская, Ростовская, Сахалинская, Нижегородская области, г. Москва. Более того, в стратегиях Курской и Ростовской областей количество упоминаний различных видов «умных технологий» превысило количество упоминаний понятий, связанных с кластерной концепцией.

Концепция «бережливого производства» используется в региональных стратегиях в значительно меньшей степени, по сравнению с кластерной концепцией и «умной специализацией» -- всего 33 стратегии. Относительно указанной концепции выделяются стратегии Брянской, Курской, Нижегородской, Московской, Самарской, Рязанской областей, Республик Адыгея, Северная Осетия -- Алания и Бурятия, Краснодарского края.

Количественное использование положений концепций «умной специализации» и «бережливых технологий» в региональных стратегиях слабо коррелирует с показателями экономического, инвестиционного и технологического развития региональной экономики. Коэффициенты корреляции количества упоминаний «умной специализации» и «бережливых технологий» с показателями ВРП и инвестиций в основной капитал на душу населения также, как и для кластерной концепции, имеют отрицательные значения.

Важной особенностью является наличие отрицательной корреляции между количеством упоминаний «умных технологий» и показателем доли обрабатывающих производств в отраслевой структуре валовой добавленной стоимости, что может свидетельствовать о более широкой целевой направленности указанной концепции и в то же время ее невысокой функциональной связанности непосредственно с обрабатывающими производствами, как и в целом -- с реальным сектором экономики.

Согласно анализу региональных стратегий, «умные технологии» в большей степени относятся не к сфере материального производства, а к инфраструктурным отраслям -- жилищно-коммунальным услугам («умный город»), энергетике и транспортному комплексу («умный транспорт», в том числе «умный городской транспорт»). В последнее время особенно активно растет востребованность смарт- технологий в сфере цифровой экономики и информационно-коммуникационных технологий [6].

Отрицательная корреляция, причем как для «умной специализации», так и для «бережливых производств», характерна относительно показателя доли продукции высокотехнологичных и наукоемких отраслей в ВРП, что может также свидетельствовать об их более широкой отраслевой направленности.

Один из наиболее важных исследовательских выводов связан с корреляционным анализом количества упоминаний рассматриваемых концепций и временными характеристиками региональных стратегий, а именно -- годом их утверждения.

Коэффициент корреляции между наличием в региональных стратегиях положений кластерной концепции и годом утверждения региональной стратегии имеет отрицательное значение и составляет минус 0,04, в то время как аналогичные коэффициенты для концепций «умной специализации» и «бережливого производства» положительные и составляют 0,23 и 0,3 соответственно.

Учитывая, что начало реализации кластерной политики в Российской Федерации относится к 2008-2010 гг., период наиболее широкого применения механизмов кластерного развития приходится на середину 2010-х гг., в настоящее время управленческий интерес региональных властей к направлениям кластерной политики, о чем могут свидетельствовать данные корреляционного анализа, постепенно начинает снижаться, что особенно усиливается в контексте неэффективного опыта реализации кластерной политики по направлениям Минэкономразвития России [10].

Положения и подходы «умной специализации» и «бережливого производства» в российской управленческой практике нашли свое применение значительно позже направлений кластерной политики.

Концепция «умной специализации» (smart specialisation) была разработана экспертной группой Европейской комиссии «Знание для роста» (Knowledge for Growth) в 2005 г. как стратегия инновационного развития, целью которой стало наиболее эффективное использование социально-экономического потенциала территорий, достигаемое за счет развития их конкурентных преимуществ [9]. «Умная специализация» сочетает изучение направлений промышленной, инновационной и образовательной политики с целью отбора некоторого количества приоритетных областей для их дальнейшей поддержки с учетом наиболее значимых конкурентных преимуществ региональной экономики [4].

Несмотря на то что концепция «бережливого производства», направленная на минимизацию издержек в рамках производственного процесса и особенно актуальная для регионов с высокой энергоемкостью экономики, возникла еще в 1950-е годы в Японии как организационная модель производственной системы «тойотизм», ее активное распространение в мировой практике пришлось на 2000-е годы, в российской практике -- на 2010-е [15].

Таким образом, в рамках анализа региональных стратегий выявляется определенная закономерность, связанная с циклическим использованием различных концепций, моделей и подходов в российском управленческом процессе. Так, в условиях ослабевания интереса региональных властей к возникшей ранее кластерной концепции, одновременно наблюдается повышение интереса к таким относительно новым концепциям, как концепции «умной специализации» и «бережливого производства».

Указанный вывод особенно важен в контексте оценки качества процесса регионального стратегирования. Исходя из полученных данных, можно отметить, что обращение и отсылки в различных региональных стратегиях к тем или иным управленским концепциям, моделям и подходам определяется не столько их прикладной и функциональной значимостью для конкретной региональной экономической системы, сколько их текущей популярностью и востребованностью в управленческой среде. Из данного замечания возникает вопрос о реальной практической ценности всевозможных концепций и установок, широко используемых в настоящее время в документах стратегического планирования: имеют ли они реальную практическую значимость или применяются исключительно с точки зрения наличия определенной управленческой тенденции? Ответом на этот вопрос может стать мониторинг реализации региональной стратегии на предмет достижения целей и задач, поставленных в стратегии, в том числе значений целевых показателей по каждому из направлений социально-экономического развития.

Предположение об абсолютном вытеснении кластерной концепцией понятий, связанных с кооперацией различных видов, не подтверждается. Несмотря на то чтов количественном отношении различные положения и термины, связанные с кластерной концепцией, значительно превосходят количество понятий, связанных с кооперацией -- в среднем более чем в 5 раз (74 против 14), как отмечалось выше, термин «кооперация» также широко используется и присутствует в 82 из 85 региональных стратегиях.

Регионами-лидерами по использованию этого термина являются как индустриально развитые субъекты Российской Федерации -- Тульская, Воронежская, Брянская, Курская, Кемеровская области, Республики Татарстан и Бурятия, так и ресурсодобывающие регионы -- Республика Карелия и Сахалинская область, а также регионы, специализирующиеся на сельском хозяйстве -- Алтайский край, Республика Крым и Республика Северная Осетия -- Алания. Помимо этого, выделяются регионы, для которых количественное использование термина «кооперация», превышает количество понятий, связанных с кластерной концепцией: Московская, Курская, Брянская, Костромская, Магаданская область, Кабардино-Балкарская Республика, Удмуртская Республика, Республика Марий Эл.

Вместе с тем смысловое употребление термина «кооперация» в региональных стратегиях в настоящее время противоречиво. С одной стороны, указанный термин продолжает использоваться в своем концептуальном смысле, а именно в контексте производственной, межотраслевой и кластерной кооперации. С другой стороны, употребление рассматриваемого термина в настоящее время начинает терять свой узкоспециальный смысл, происходит концептуальное «размытие» рассматриваемого понятия -- осуществляется переход исследуемого термина из разряда узкоспециальных, в категорию общеупотребимых понятий. Так, в региональных стратегиях зачастую говорится о «кооперации науки и бизнеса», «кооперационной активности между региональными органами власти», «кооперации с другими регионами», а также абстрактном «налаживании кооперационных связей».

Количество упоминаний понятия «кооперация» в региональных стратегиях, также как и для кластерной концепции, «умной специализации» и бережливого «производства», характеризуется отрицательными корреляционными связями с показателями инвестиционного и экономического развития, хотя очевидно, что для ресурсодобывающих регионов развитие производственной кооперации также как и реализация направлений кластерной политики не является приоритетной задачей. Корреляция с показателями доли обрабатывающих производств в отраслевой структуре экономики, доли инновационных товаров и услуг в общем объеме выпуска и ВРП -- положительная, но очень слабая -- менее 0,2.

Вместе с тем наблюдается сравнительно сильная корреляционная зависимость между использованием понятия «кооперация» и годом утверждения региональной стратегии: в данном случае коэффициент корреляции составляет около 0,4 -- чем «новее» стратегия, тем больше в ней понятий, связанных с кооперацией.

Данная ситуация, с одной стороны, объясняется повышением использования понятия «кооперация» в качестве общеупотребимого термина, с другой -- многочисленными отсылками в «последних» региональных стратегиях на реализацию национального проекта «Международная кооперация и экспорт», который был утвержден Правительством Российской Федерации в 2018 г. Паспорт национального проекта (программы) «Международная кооперация и экспорт» утвержден президиумом Совета при Президенте Российской Федерации по стратегическому развитию и национальным проектам, протокол от 24 декабря 2018 г. № 16.

Таким образом, в отношении термина «кооперация» наблюдается похожая ситуация, свойственная рассмотренной выше тенденции использования в региональных стратегиях кластерной концепции, «умной специализации» и бережливого производства: повышение внимания к кооперации, в первую очередь, определяется нереальными производственными потребностями и направлениями развития, существующими в экономике региона, а реализацией в настоящее время национального проекта, содержащего в своем названии исследуемый термин.

Гипотеза, связанная с предположением о большом функциональном значении понятия «кластерная инициатива», не подтвердилась. Практически во всех региональных стратегиях слово «инициатива» широко распространено, однако, как правило, оно не имеет отношения непосредственно к кластерной политике. Так, в стратегиях встречаются такие виды инициатив, как «биотехнологические», «благотворительные», «волонтерские», «гражданские», «добровольные», «законодательные», «инвестиционные», «инновационные», «Интернет», «культурные», «международные», «местные», «мировые», «молодежные», «муниципальные», «музейные», «народные», «научно-исследовательские», «научно-технические», «научно-технологические», «национальные», «образовательные», «общественные», «организационные», «предпринимательские (бизнес)», «проектные», «социально-гражданские», «стратегические», «творческие», «технологические», «федеральные», «частные», «экологические», «экономические», «экспортные».

Между тем понятие «кластерная инициатива» в региональных стратегиях встречается крайне редко, как отмечалось выше, в среднем 1 раз, в 57 из 85 региональных стратегий рассматриваемое понятие отсутствует. В то же время наибольшее количество упоминаний понятия «кластерная инициатива» приходится на стратегии субъектов Российской Федерации, активно реализующих направления кластерной политики -- Тульской, Самарской и Новосибирской областей, Республики Татарстан и г. Москва. Несмотря на указанное логическое соответствие, значение коэффициента корреляции между количеством понятий «кластерная инициатива» и количеством федеральных кластеров в российских регионах составляет 0,09, что свидетельствует о фактическом отсутствии статистической взаимосвязи между реальной территориальной организацией кластерных образований и количественном отражении понятия «кластерная инициатива» в региональных стратегиях.

ВЫВОДЫ

В результате исследования был проведен контент-анализ стратегий социально-экономического развития субъектов Российской Федерации на предмет количественного определения использования в них понятий, связанных с кластерной концепцией, производственной кооперацией, «умной специализацией» и «бережливым производством».

В целях репрезентативной интерпретации полученных с помощью контент-анализа результатов был проведен корреляционный анализ исследуемых характеристик на предмет определения их статистической взаимосвязи с показателями экономического, инвестиционного и промышленно-технологического развития в разрезе субъектов Российской Федерации.

Анализ региональных стратегий показывает, что кластерная концепция в настоящее время широко используется в рамках процесса регионального стратегирова- ния, практически все региональные стратегии содержат термины и понятия, связанные с указанной концепцией, в том числе отдельные главы и разделы, посвященные направлениям кластерного развития.

Кластерная концепция по уровню востребованности в настоящее время в значительной степени превосходит альтернативные концепции и подходы, такие как «умная специализация» и «бережливое производство». Понятия, связанные с производственной кооперацией, также широко распространены в региональных стратегиях, однако в количественном отношении они в несколько раз уступают терминам и понятиям, имеющим отношение к кластерной концепции.

Среди всех региональных стратегий по уровню использования понятий кластерной концепции особенно выделяются стратегии Тульской, Омской, Самарской, Калужской, Белгородской, Кемеровской областей, Республики Татарстан, Краснодарского края и Республики Северная Осетия -- Алания.

Вместе с тем текущая картина применения кластерной терминологии в процессе регионального стратегирования довольно сложно поддается объяснению с точки зрения реальной территориальной организации кластерных образований, а также процессов экономического, инвестиционного и технологического развития.

Корреляционная взаимосвязь между упоминанием в региональных стратегиях положений различных концепций и основных социально-экономических показателей, как правило, находится на уровне статистической погрешности Коэффициенты корреляции варьируются от 0 до 0,3 (очень слабая корреляционная взаимосвязь).. Иными словами, региональные стратегии в части использования направлений кластерной концепции в большинстве случаев оторваны от реальной действительности и не связаны с текущей картиной экономической и кластерной активности.

В этом отношении показательной является стратегия социально-экономического развития Республики Северная Осетия -- Алания. В частности, несмотря на то, что Республика Северная Осетия -- Алания не относится к регионам-лидерам по показателям индустриального, технологического и кластерного развития, в стратегии указанного региона понятия кластерной концепции, «умной специализации» и «бережливого производства» зачастую используются чаще, чем в большинстве стратегий индустриально развитых регионов.

Предположение о дифференциации регионов по уровню использования положений кластерной концепции в зависимости от отраслевой структуры их экономики подтвердилось лишь частично. С одной стороны, исследование показало, что индустриально развитые субъекты Российской Федерации, действительно, более широко используют кластерную терминологию по сравнению с регионами, имеющими сырьевую экономику или специализирующимися на производстве сельскохозяйственной продукции.

С другой стороны, строгого системного соотношения регионов между собой, согласно выдвинутой гипотезе, не наблюдается. Так, к регионам, которые в наименьшей степени используют кластерную терминологию в своих стратегиях, относятся такие развитые в инновационном и технологическом отношении субъекты Российской Федерации, как г. Санкт-Петербург, г. Севастополь, Свердловская и Ростовская области, Республика Башкортостан и другие.

Гипотеза о высоком значении в региональных стратегиях понятия «кластерная инициатива» не подтвердилась. В настоящее время уровень использования указанного понятия крайне низкий. Таким образом, направления, связанные с поддержкой и развитием конкретных кластерных инициатив, что является первоначальным этапом реализации эффективной кластерной политики, практически не отражены в региональных стратегиях. В исследуемых документах речь, как правило, идет об уже сформированных кластерных образованиях или, что наиболее распространено, кластерах, которые только планируется создать в рамках реализации региональной стратегии.

Наиболее интересные и показательные выводы связаны с изучением статистической взаимосвязи между использованием понятий различных концепцией и годом утверждения региональных стратегий. Так, с помощью корреляционного анализа были выявлены тенденции ослабевания управленческого интереса к кластерной концепции, что особенно проявляется на примере относительно «новых» региональных стратегий, при одновременном повышении внимания к концепциям «умной специализации» и «бережливого производства».

В то же время, несмотря на предположение о вытеснении кластерной концепцией понятий, связанных с производственной кооперацией, употребление в региональных стратегиях термина «кооперация» в последние годы растет, однако указанная тенденция определяется не столько реальным повышением управленческого интереса к процессам кооперации, сколько реализацией национального проекта «Международная кооперация и экспорт», утвержденного в 2018 г.

Указанные закономерности наталкивают на предположение, что использование тех или иных концепций, подходов и моделей в рамках процесса регионального стратегирования определяется не реальным положением дел в сфере экономического, инвестиционного, технологического и кластерного развития, а другими факторами, не имеющими отношения к текущему состоянию региональной экономики. Такими факторами могут являться популярность той или иной концепции на момент разработки проекта стратегии, наличие определенных приоритетов социально-экономического развития, закрепленных в документах стратегического планирования федерального уровня, а также субъективный взгляд авторов и разработчиков региональной стратегии.

Все это приводит к выводу, что, несмотря на формирование в Российской Федерации системы стратегического планирования, определяющей и регламентирующей разработку наиболее важных документов в сфере социально-экономического развития, сложившаяся система регионального стратегирования в настоящее время нуждается в существенной доработке, корректировке и предметном улучшении.

Основная проблема региональных стратегий заключается в том, что этот большой по объему документ, как правило, затрагивает все без исключения сферы социально-экономического развития, не определяя при этом наиболее существенных приоритетных направлений и проблем, конкретных шагов и механизмов по их решению, а также понятно сформулированных целей и задач, которые необходимо достичь. Иными словами, региональная стратегия, что видно из анализа использования в стратегиях кластерного подхода, к сожалению, зачастую оторвана от реальности и представляет собой скорее формальное приложение, чем готовое руководство к действию.

Проведенное исследование позволяет расширить исследовательский инструментарий как экономической науки в целом, так и кластерной концепции в частности применительно к анализу документов стратегического планирования, определению их социально-экономической значимости. Подходы, предложенные в предлагаемом исследовании, могут использоваться в качестве прикладных инструментов к оценке эффективности направлений и процессов регионального стратегирования, стратегического планирования и развития. Указанные подходы могут быть расширены в части рассмотрения большего количества социально-экономических показателей, а также применения более сложных статистических и эконометрических методов по выявлению и оценке экономико-статистических взаимосвязей.

Проведенное исследование показало, что широкое использование различных концепций, в том числе кластерного подхода, умной специализации и других в рамках регионального стратегирования не всегда отражает их реализацию на практике. Таким образом, одной из наиболее актуальных задач является повышение эффективности системы регионального стратегирования. Необходимо скорректировать методологию разработки региональных стратегий, формировать стратегии как предельно реалистичные долгосрочные программы, учитывающие особенности конкретного региона и нацеленные на стратегические преобразования в сфере активизации социально-экономического развития и улучшения качества жизни людей. Также важно обеспечить мониторинг реализации стратегий, который должен включать как количественные оценки, так и позиции экспертов относительно реализации стратегических инициатив, в том числе реализации направлений кластерной политики.