Интернет-журнал «НАУКОВЕДЕНИЕ» Выпуск 4 (23), июль - август 2014

http://naukovedenie.ru publishing@naukovedenie.ru

Размещено на http://www.allbest.ru/

1

http://naukovedenie.ru 27EVN414

Интернет-журнал «НАУКОВЕДЕНИЕ» Выпуск 4 (23), июль - август 2014

http://naukovedenie.ru publishing@naukovedenie.ru

1

http://naukovedenie.ru 27EVN414

НОУ ВПО «Нижегородский институт менеджмента и бизнеса»

Рациональность и иррациональность в экономической науке

УДК 330.08

Чернявский Александр Дмитриевич, Кандидат физико-математических наук, доцент

E-Mail: tutornn09@rambler.ru

Рецензент: Дергунов Виктор Алексеевич, д.э.н., профессор

Россия, Нижний Новгород

Аннотация

Рациональное поведение в экономической теории становится все более расплывчатым, непрерывно изменяясь в сторону таких пограничных отраслей науки, как прежде всего, психология, и социология. При этом реальный человек не может вести себя в жизни подчиняясь условиям жесткой экономической рациональности, представляющими по сути, его характеристику как индивида, вся страсть и умение которого подчинены улучшению материального благополучия, или попросту наживе.

При этом дихотомическим противовесом рациональности является иррациональность, которая собственно и отождествляется с самим процессом принятия решения, остающимся вне пределов построения экономической теории - человека рационального.

В работе предпринята попытка сопоставить соотношение рациональности и иррациональности в экономической науке и указать на их дополнительность друг к другу, которая позволит приблизить модель принятия решения к реальному поведению индивида.

Ключевые слова: рациональность; иррациональность; ограниченная рациональность; категория; экономическая теория; вероятность; измерение.

Abstract

Aleksandr Chernyavsky

The Nizhniy Novgorod institute of management and business,

Russia, Nizhniy Novgorod

E-Mail: tutornn09@rambler.ru

Rationality and irrationality in economics

Rational behavior in economic theory is becoming increasingly blurred, continuously changing in the direction of the border areas of science as primarily psychology, and sociology. With real people can not behave in life submitting to tough economic rationality, representing in fact, his characterization as an individual, all the passion and skill which are subject to improve the material well-being, or simply profit.

In this dichotomous counterweight rationality is irrational, which actually identified with the decision-making process, which remains outside the building an economic theory - rational man.

The analysis of references shows still in the works on the dominance of the traditional economy "mainstream" economic theory of views on the economic behavior of man as a rational to a greater or lesser extent.

An attempt to compare the value of rationality and irrationality in economic science and point out their complementary to each other, which will bring the decision-making model to the actual behavior of the individual.

Keywords: probability; measurement; category; rationality; irrationality; bounded rationality; economic theory; rational behavior; irrational behavior; economic rationality; utility.

Для того чтобы уяснить специфику научной рациональности, следует выявить критерии, по которым определяется рациональность как предмет научного исследования. При этом придерживаемся установки, предложенной Н.С. Автономовой: «научное понятие охватывает не всю совокупность наличных феноменов, но оно обязательно направлено на охватывание сущности» [3,с.277].

Рациональное действие или рациональный субъект в науке характеризуется следующим образом: «Дело выглядит так, что есть некоторое доводимое до дистинктности и ясности соотношение между целями и средствами у субъектов экономической системы или социологической системы, которое в принципе может быть понято или, вернее, является совокупностью некоторых понятных отношений рационального действия. И мы можем рациональность его измерять соотношениями между средствами и целями, степенью адеквации одних - другим» [16]. Т.е. рациональность субъекта, его действия, и рациональность самой экономики являются следствием рациональности всей системы.

Примером попытки сузить понятие рациональности до утилитарного, задаваемого «мейнстримом» экономической теории, может служить предложенное И.У. Зулькарнаем в [12], где «рациональность» связана с обладанием совершенной памятью индивидом, а нерациональность с нерациональным, т.е. не имеющим памяти индивидом. Им анализируется классический пример о полезности количества бутылок воды, выпитой в течение жаркого дня человеком. Суть рациональности состоит в перенесении оценки в 10 ютилей первой выпитой вчера бутылки воды, на сегодняшний день, когда он оценивает ее снова в 10 ютилей. «Нерациональный» индивид при этом помнит вчерашнюю оценку последней (в его примере 3-ей) бутылки воды в 7 ютилей, и его сегодняшняя оценка первой бутылки составит также 7 - ютилей. Парадокс данного подхода опять же состоит в модификации примера: если индивид взял вчера 1 бутылку воды и утолил ей жажду, и его оценка была 10 ютилей, то во сколько ютилей он оценит выпитую сегодня одну бутылку воды? По методологии И.У.Зулькарная это будет также 10 ютилей при любом виде памяти как для случая «рациональной», так и «нерациональной» оценки.

Сразу отметим, что ограниченность такого представления в том, что здесь не рассматриваются действия, которые не относятся к целерациональным. экономический рациональность дихотомический

При этом в науке эталоны рациональности могут изменяться и то, что вчера признавалось иррациональным, сегодня, на следующем этапе развития, признается неклассически - рациональным, а затем, вероятно, будет признано и рациональным. Так рациональное поведение человека при детерминистском подходе, соответствующем полной информации субъекта об окружающем мире, и представляющем процесс максимизации экономического блага в экономической теории, с признанием феномена неполноты информации в дальнейшем привело к стохастическому определению рациональности, как вероятностного акта измерения полезности. Данный переход позволил экономической теории, в частности и таким образом, нащупать точки соприкосновения с психологией и социологией, своими непримиримыми противниками на первоначально рациональном этапе развития представлений о человеке - экономическом.

Современный менее «жесткий» подход к определению экономической рациональности, который оставляет возможным сам выбор, является следствием изменения концептуального подхода к поведению человека за последние полтора века как за счет развития математической модели поведения, так и критики со стороны, прежде всего, психологии и социологии. Критика экономической теории со стороны психологии определяла индивидуальный выбор «человека - экономического», а со стороны социологии - поведение «человека - экономического» в обществе.

Уместно отметить оценку развития рациональности в оценке К. Маркса. «Ход Марксова исследования показывает, что между реальным отношением или вещью, как она есть, и ими же, как они предстают в сознании, есть поле, не пробегаемое созерцанием и заполненное социальной механикой, продуктом действия которой является то или иное осознавание человеком реальности - как внешней, так и внутренней» [17].

Ограниченность восприятия человеком как внешней, так и внутренней реальности, т.е. ограниченность его рациональности, тем не менее, позволяет ему существовать в ней и воздействовать на нее, даже не зная при этом ее полного устройства.

Отметим, что Б.В. Раушенбах, рассматривая соотношение рационального и иррационального, указывает на взаимосвязь этих понятий, и «то, что называется иррациональным, нерациональным, может вполне оказаться рациональным с более широких позиций познающего интеллекта, объясняющего и оценивающего чувственный опыт и образное мышление» [27,с.26].

Экономическая наука далее развивается исходя из именно такого предположения, что мы в экономической системе имеем множество ее элементов - субъектов, которые, не имея полного представления о системе, должны представлять уже множество ее образцов. Это множество образцов или сценариев поведения уже достаточно легко перекладывается на математический язык, например, теории вероятности, и никто уже не требует абсолютного знания о состоянии и пути развития экономической системы.

Отметим, что смена эталона рациональности в экономической теории может рассматриваться как корреляция с изменением представления в естественных науках, и прежде всего, в физике. Здесь следует упомянуть об изменениях на рубеже двадцатого века связанных научной революцией: появлением квантовой физики, теории относительности, развитии математической логики. Это привело к тому, что «стали говорить о возникновении нового - неклассического - типа научной рациональности, идущего на смену классической рациональности. … Говорят о классическом и неклассическом типе научной рациональности. Первый господствовал в новой науке с 17 по конец 19-го века и был связан с механикой Ньютона. Второй тип научной рациональности, по-видимому, еще не окончательно сформирован, возникая с конца 19 - начала 20-го века и будучи связан с отмеченными выше революционными изменениями в точных науках» [20,с.221].

При этом, по определению Моисеева В.И., «онтология новой рациональности может быть связана с возникновением дискретности, т.е. квантования, пространства и времени, появления четырехмерного пространственно-временного континуума, гносеология новой рациональности - с возникновением кибернетики и появлением нового фундаментального понятия - информации, опосредующем протекание процессов прежде у мыслящих существ - человека. При этом дискретность информации порождает неопределенность в точности измерения по аналогии с квантово-механической. Аксиология новой рациональности связана с параллельным формированием с научным знанием, возникновением и формированием моральной ответственности ученых за результаты научного знания. Истина перестает быть нейтральной ценностью и ее начинают соотносить с нравственными, политическими ценностями в рамках единой ценностной системы общества» [20,с.224-226].

В настоящее время экономическая наука более тесно переплетается с остальными отраслями науки, размывая границы, сформировавшиеся на этапе развития понятия классической научной рациональности.

Градация понятия рационального в философском контексте может быть проведена на примере работы Автономовой Н.С., предлагающей выделить два системных подхода к понятию рациональности: «За неимением лучших терминов эти подходы можно назвать прагматико - функционалистским и ценностно - гуманитаристическим. Первое направление размышлений о рациональности делает акцент на науке и применяет строгие формы и средства упорядочения и систематизации материала даже там, где эмпирия содержательно не готова к такого рода операциям. Прежде всего, это относится к аналитико-эмпирическому подходу, к проработке вопроса о мере и критериях рациональности научного рассудка, обыденного сознания, практических действий, на них основанных. Этот подход отличает детальная разработка критериев рациональности (как правило, представленных в виде шкал или градаций), конвенционализм или конвенционалистические тенденции в определениях рациональности. Пожалуй, можно сказать, что для эмпириков ХХ века разум - это, по сути, рафинированные формы рассудочного мышления и познания, потому что, отсекая «метафизику», позитивизм во всем многообразии своих форм отсекал также и контексты действия творческого разума («контекст открытия»), порождающего новое знание.

Особенности второго подхода - в ограничении или отрицании тех функций разума, на которых сосредоточивалась рассудочная форма позитивистски ориентированной науки, в акценте на спонтанности эстетического, этического, политического, религиозного и прочего действия. Этот подход представлен в наиболее чистом виде в экзистенциалистском, персоналистском мышлении, в менее чистых формах - в современных «философиях субъективности» [3,с.48].

Данная градация приведена с той целью, чтобы при дальнейшем цитировании и рассмотрении подходов к «рациональности» в экономической теории можно было оценить их положение на философском плане.

С утилитаристских позиций Автономов В.С. замечает, что «понятие рациональности в экономической науке употребляется в ином смысле, чем в других общественных науках, где рациональное поведение трактуется ближе к его обыденному толкованию и означает разумное, адекватное ситуации» [2,с.12].

Даже если обратиться, к только что приведенной градации понятия рациональное в философии, то станет очевидно, что приведенное «обыденное» толкование рациональности крайне ограниченное.

Отметим, что функциональный подход к рациональности широко используется в психоанализе, социологии, антропологии. Гербрет А. Саймон отмечает, что «поведение функционально, если оно способствует достижению конкретных целей - будь то удовольствие или удовлетворение индивида или обеспечение пищи и крова для членов общества. В этом своем качестве функциональный анализ призван объяснить, как «функционируют основные социальные механизмы, обеспечивая интеграцию или адаптационные изменения более крупной системы» [29,с.19].

Функциональный подход ведет к адаптации институтов или поведенческих моделей в явной (сознание или намерение налицо) или латентной (в противном случае) формах. Эта функция создает основу для рациональности форм поведения или институтов. В данном случае, поскольку результат получен (формы поведения или институты существуют) можно говорить о воздействии функциональных аргументов в направлении достижения равновесного состояния системой. Однако, как замечает Саймон: «…без дальнейшей конкретизации нет оснований считать, что достигнутые положения равновесия будут соответствовать глобальным, а не локальным относительным максимумам или минимумам данной функции. Действительно, мы знаем, что только при очень жестких условиях каждый локальный максимум в системе будет глобальным максимумом (обычно это те или иные условия «выпуклости»)» [29,с.20].

Однако социальная среда подвержена изменениям, которые могут быть не только частыми, но и достаточно сильными, и система (индивид или общество) должны находиться в состоянии глобального максимума, чтобы быть в дальнейшем в стабильном состоянии. При этом функциональный подход позволяет скорее говорить о правильно выбранном направлении движения системы, чем о стабильности ее состояния. Как подтверждение этого, приведем довод Саймона: «Следовательно, с помощью доводов о функциональности можно лишь заключить, что определенные характеристики (удовлетворение конкретных функциональных требований определенным образом) не противоречат выживанию и дальнейшему развитию системы, но это не значит, что эти требования не могут быть удовлетворены каким-либо иным способом. Так, например, общество может удовлетворить свои функциональные потребности в еде посредством охоты и рыболовства, с помощью ведения сельского хозяйства или хищнической эксплуатации других обществ» [29,с.20].

Говоря о «рациональности» в экономике, первоначально обратимся к общим подходам в определении и разграничении этого понятия с понятием «иррациональности».

В работе Н.С. Мудрагей дается следующее определение этого понятия: «Рациональное - это логически обоснованное, теоретически осознанное, систематизированное универсальное знание предмета, нечто «в масштабе разграничивания» (Хайдеггер). Это в гносеологическом плане. В онтологическом - предмет, явление, действие, в основании которых лежит закон, формообразование, правило, порядок, целесообразность. Рациональное явление прозрачно, проницаемо, а потому его можно выразить рациональными средствами, т.е. понятийно, вербально, оно имеет коммуникабельный характер и потому способно быть передаваемо другому в рациональной форме» [22,с.61].

Если рассматривать двух индивидов, из которых один придерживается доктрины «рациональности», а другой - «иррациональности», то их соотношение можно представить как то: «Для рационалиста иррациональное есть момент преходящий, его рационализация дело времени и усилий познающего субъекта. Здесь вернее было бы сказать - не через иррациональное, а исходя из иррационального: взяв иррациональное как непознанный объект, как еще не решенную проблему и использовав высшие познавательные способности превратить его в познанное, решенное, рациональное» [22,с.70]. Однако иррациональное начало не должно отбрасываться при построении теоретических моделей рационального поведения. Следует помнить, что «иррациональное существует изначально, оно самостоятельно, самодостаточно, наличествует как в бытии, так и в познании. Преобладание в философии вплоть до XIX века рационального есть лишь факт истории, особенность развития несовершенного человеческого мышления» [22,с.73].

Как возможность более «прагматичного» подхода, рассмотрим анализ этих понятий. Рассматривая рациональное и иррациональнее в поведении человека, Б. Герт пишет: «Иррациональность - более фундаментальное нормативное понятие, чем рациональность. Назвать поступок иррациональным - значит заявить, что его не следует совершать; если же поступок квалифицирован в качестве рационального, то отсюда еще не следует, что его обязательно нужно совершить, поскольку возможны две (или больше) рациональные альтернативы. Несомненно, каждый человек в любом случае должен действовать рационально, но отсюда вытекает только то, что никто и никогда не должен производить иррациональных действий, а вовсе не то, что любая рациональная перспектива должна быть реализована. Если же у меня есть сомнения относительно того, рационален или иррационален данный акт, я скорее назову его рациональным. При этом вполне возможно, что рациональными я буду считать такие действия, которые другие люди предпочли бы назвать иррациональными. Это расхождение, вообще говоря, малосущественно, если только кто-то не сочтет, что любая уступка другим иррациональна. Главное для меня - не зачислить в класс иррациональных такой поступок, который кто либо другой считает рациональным» [11,с.261262].

В анализе рациональности Б.Герт считает, что главное место занимает действие. Именно к действиям, поступкам он относит характеристики рациональности или иррациональности. Однако он также считает, что данные характеристики могут быть применимы и к убеждениям.

Прагматизм философии Д.Юма он напутствует фразой: «Действие на основе истинных убеждений обычно приводит к максимальному удовлетворению желаний. … Точка зрения, согласно которой признаком рационального действия является его сопряженность с максимальным удовлетворением желаний, есть наиболее распространенная модификация юмовского подхода» [11,с.271-272]. Отметим, что Д. Юм говорил: «Разум есть и должен быть рабом аффектов и не может претендовать на какую либо другую должность (office), кроме служения и послушания им» [35,с.557].

При этом именно исторический ход развития науки, который происходит как в пространстве, так и во времени, способен ответить о правильности критериев рациональности. И эти критерии будут различными и непохожими друг на друга. Как указывает В.Н.Порус: «Научно и рационально то, что принято в качестве такового данным научным сообществом в данный исторический период. Каждая «парадигма» устанавливает свои стандарты рациональности и пока она господствует, эти стандарты абсолютны, но со сменой парадигм происходит и смена стандартов рациональности; демаркационная линия между наукой и ненаукой релятивизируется, равно как и способ рациональной реконструкции истории науки. История всякий раз переосмысливается заново и нет «надпарадигмального» способа рационально описать переход от одной парадигмы к другой» [26,с.96-97].

Рациональность в «технократическом» представлении может быть охарактеризована, по мнению Лекторского В.А., как «деятельность в рамках принятой системы когнитивных и ценностных предпосылок. Эта деятельность регулируется определенными нормами и правилами, которые не пересматриваются. … Так понятая рациональность при ее использовании может дать определенный эффект. Но он будет ограниченным. В более широкой перспективе он может быть разрушительным» [15]. Каков же выход? Выход по мнению Лекторского В.А. «предполагает осознание и пересмотр самих когнитивных и ценностных предпосылок. Для этого нужно выйти за пределы этих предпосылок. А это становится возможным в условиях критического диалога с носителями иных когнитивных и ценностных представлений. В результате этих дискуссий имеющиеся предпосылки развиваются и пересматриваются как представления о мире и способах познания, так и индивидуальные предпочтения, отдельные ценностные представления».

В целом можно сказать, согласно Н.П. Автономовой, исторические типы рациональности - это реликты предшествующих стадий рациональности в современности [3,с.98].

Если исходить из диалектического соотношения этих категорий, то можно считать, что «рациональное и иррациональное выступает в качестве исходного теоретического допущения, в котором рациональное и иррациональное являются необходимыми составляющими процесса познания, непосредственно направляющими и определяющими духовнопрактическую деятельность человека» [28,с.247].

Этот пересмотр взглядов в науке на рациональность возможен на основе формирующейся в настоящее время «традиции коэволюционного развития природы и общества» [23]. По словам В.И. Вернадского: «Познавая, наш разум не наблюдает, он формирует действительность по правилам самого человека. … Для познания истины нужны не только умственные способности, но все чувства, мораль, нравственная ответственность» [9,с.112].

Именно в этом плане можно рассматривать коэволюцию как симбиоз рационального знания и иррационального феномена самой жизни. Отметим, что в первой трети ХХ Эрвин Бауэр ввел понятие «устойчивое неравновесие», которое, хотя «лингвистически бессмысленно», но должно было подчеркивать коэволюцию человечества и всей природной системы [7,с.43].

Рациональность на основе коэволюции должна формироваться с учетом следующих трех точек соприкосновения [30,с.61]:

• современные представления, согласно которым окружающая среда представляет собой целостный организм, в который включен человек, согласуется с идеями восточных культур, исходящих из того, что природный мир - это живой организм;

• развивающиеся человекоразмерные системы требуют особых стратегий деятельности, основанных на локальных воздействиях на систему, находящуюся в крайней неустойчивости; эти стратегии сходны со стратегиями ненасилия, развитыми в восточной культурной традиции;

• в стратегиях деятельности со сложными человекоразмерными системами возникает новый тип интеграции истины и нравственности, ценностнорационального, что предполагает запреты не опасные для человека способы экспериментировать с системой.

В итоге возможно формирование базиса новой рациональности «путем гармоничного синтеза коэволюцинно-инновационных идей техногенной цивилизации и основных идей русского атнтропокосмизма, иррационализма, восточных культур» [23,с.67].

Проблема, которая возникла в экономической науке, по словам Блауга М., связана рассмотрением «рациональности как святыни». Он пишет: «Постулат рациональности и по сей день некоторыми экономистами рассматривается как эмпирически неопровержимый - не сам по себе и не в силу своих достоинств, но конвенциально. Короче говоря, неоклассические экономисты решили считать постулат рациональности частью лакатошианского «твердого ядра» своей исследовательской программы. … Безусловно, трактовка рациональности как метафизического утверждения постепенно стала стандартной защитной реакцией ортодоксов на любую критику постулата рациональности. … Идея о том, что рациональность очевидна и настолько священна, что ее необходимо от критики посредством «негативной эвристики» обвинений в приверженности к корректировкам ad hoc, выглядит очень странно, ибо рациональность в строгом современном смысле слова, не может быть одинаково присуща любой экономической деятельности каждого экономического субъекта. В общем случае невозможно исключить поведение, движимое минутным импульсом, привычкой, стремлением изучить альтернативы…или даже забывчивостью, что разрушает всякое представление о последовательной системе предпочтений. …. Герберт Саймон утверждает, что именно по причине «ограниченной рациональности» мы просто не можем максимизировать полезность, в лучшем случае мы можем «находить удовлетворительное решение», и поиск такого решения приводит к прогнозам экономического поведения, сильно отличающимся от тех, что дает максимизация.

Любопытно, что взгляд на рациональность, как на утверждение, входящее в «твердое ядро» давно рекомендовался для всех общественных наук самим Карлом Поппером. Он называл это «ситуационной логикой», или нулевым методом, и первоначально отстаивал его в «Нищете философии» (1957) безотносительно к экономической теории. Тем не менее, это, несомненно то же самое, что и предпосылка рациональности в неоклассической теории» [8,с.350-351].

Ошибочность взгляда М.Блауга на экономическую рациональность как на «твердое ядро» экономической науки обусловлена тем, что научная рациональность, и понятие рациональности, как максимизации, в экономической теории - это не одно и то же. Здесь можно привести пример куда более удачного построения «твердого ядра» в экономической теории на основе затратной парадигмы [14,с.78].

Попытка последующего объяснения М.Блауга в той же работе также не блещет безукоризненностью логики: «Постулат рациональности относится к индивидуальной мотивации, но поведение, интересующее экономистов, это поведение совокупности потребителей и производителей на разных рынках. Обычно от этой проблемы агрегирования по умолчанию уклоняются, предполагая, что все индивиды похожи друг на друга и имеют одинаковые функции полезности (как и фирмы, которые также похожи друг на друга и обладают одной и той же технологией). Поскольку индивиды различаются и по предпочтениям, и по первоначальной наделенности ресурсами…, очевидно, что успешные объяснения экономистами экономического поведения были обязаны чему-то большему, чем использование постулата рациональности» [8,с.352].

Отметим, что рассуждения Блауга о рациональности не соответствует предпосылкам постулата рациональности:

1. Рассматривая индивидуумов как некие системы, он верно подмечает, что в силу различной структуры таких систем и их внутренних связей эти индивиды различны.

2. Постулат рациональности не требует от них одинаковых функций полезности - он требует одинаковой целеустремленности. И при этом в силу отличия друг от друга индивидов у них не может быть идентичных функций полезности.

3. М.Блауг вновь указывает на недостаток варианта перехода от «нормального» индивида к «среднему» индивиду, т.е. подмены реального хозяйствующего субъекта на модельное представление о нем.

Понятие «рациональность» имеет пространственно - временной аспект. При этом предполагается наличие у различных представителей науки в разных местах и в разные периоды отличающихся взглядов на рациональность. Результат этого - переход к релятивистской трактовке рациональности, что только усиливает спорные моменты [37,с.61]. Методологически возможен и иной подход - отсылка к анализу развития науки, который только способен дать ответ о понятии рациональности в науке. Однако тогда получаем, что рациональным следует считать только то, что принято на данный момент в научных кругах. И при этом со сменой доминирующих в научных кругах школ произойдет и смена понятия рациональности. Причем такая трансформация может носить не только и не столько количественные изменения, сколько качественные. Последние могут существенно изменить положение линии раздела между рациональным и иррациональным.

Если обратиться к тому, что в дальнейшем понятие «рациональный» должно проходить проверку в реальной экономике, то здесь произойдет естественный отбор теорий наиболее адекватно описывающих существующее состояние экономики и дающих верный прогноз на ее будущее развитие. При этом эволюционная проверка отбираемых критериев рациональности обогатит само понятие рациональности.

Расплывчатость границы между рациональным и иррациональным может быть оформлена с помощью такого широко используемого приема как вероятность выбора.

При этом движущей силой изменения моделей рациональности является соответствие между самой теорией и реальностью экономического развития. Подтверждение результатов теории на последующих шагах развития ведет к их повторяемости.

Наличие на каждом шаге плюралистичности критериев рациональности приводит к плюралистичности самой рациональности. При этом используемые критерии могут быть проранжированы по степени важности. Такой подход продемонстрирован И.С. Алексеевым: «Рациональность науки заключается в согласованности отдельных элементов знания. Именно согласованность будет выступать в качестве основной характеристики…к которой как к цели должна стремиться деятельность по его получению» [5,с.115].

Если мы говорим о рациональности деятельности, то ее критерий по мнению И.Т.Касавина «состоит в способности наиболее эффективно и с наименьшей затратой сил удовлетворять некоторую социальную потребность» [13].

На важность этого постулата для экономической теории указывает Марк Блауг: «Этот так называемый постулат рациональности фигурирует в качестве предпосылки в любом неоклассическом аргументе» [8,с.348]. При этом «рациональность» соответствовала «максимизации последовательной системы предпочтений в условиях определенности и полной информации. Нейман и Моргенштерн добавили понятие ожидаемой полезности в присутствии неопределенности, а еще позднее новая классическая макроэкономическая теория дала новую интерпретацию понятия совершенной информации в условиях неопределенности как совершенной осведомленности о распределении вероятностей будущих цен» [8,с.349]. Однако при этом предполагалось, что любой потребитель может обладать совершенной бесплатной информацией о вероятностях будущих результатов.

Неоклассические экономисты признают постулат рациональности «как эмпирически неопровержимый -- не сам по себе и не в силу своих достоинств, но конвенционально» [8,с.350].

Говоря о методологическом подходе к определению «рациональности» Автономов В.С. указывает: «В зависимости от наличия или отсутствия полной информации понятие экономической информации раздваивается. При полной информации рациональным (логически эквивалентным максимизации некоторой целевой функции) является выбор, сделанный на основе всеохватывающего (полного) и непротиворечивого (транзитивного) набора предпочтений; при отсутствии полной информации рациональным является выбор варианта с максимальной ожидаемой полезностью» [2,с.13]. Однако с этим трудно согласиться. Все различие состоит в том, что в случае наличия полной информации используется детерминистский подход к максимизации целевой функции, а в случае неполной информации - стохастический подход к расчету опять же максимума целевой функции.

Так же разберем тезис, что по Автономову В.С., что «непосредственной причиной экономически иррационального поведения должна быть когнитивная несостоятельность субъекта» [2,с.14].

Например, предлагается понимать когнитивную несостоятельность субъекта, соотнеся ее с когнитивной состоятельностью, т.е. все, что не входит в последнее, следует отнести к первому: «Если соотнести это понятие с экономической рациональностью, то когнитивная состоятельность являет собой способность субъекта экономических отношений выбирать наилучший вариант поведения из доступных ему, но не только в настоящий момент, - оценивая будущее, он способен ждать появления оптимального варианта или выбирать приемлемый, хотя и не прямой путь к цели» [21,с.95].

Отметим, что в узком смысле когнитимвность (лат. cognitio, «познание, изучение, осознание») -- термин, используемый в нескольких, довольно сильно друг от друга отличающихся контекстах, обозначающий способность к умственному восприятию и переработке внешней информации. Термин «когнитивность» также используется в более широком смысле, обозначая сам «акт» познания или само знание. В этом контексте он может быть интерпретирован в культурно-социальном смысле как обозначающий появление и «становление» знания и концепций, связанных с этим знанием, выражающих себя как в мысли, так и в действии.

Исходя из приведенного, ясно, что авторы пытаются необоснованно трактовать «экономическую иррациональность» как эквивалент «когнитивной несостоятельности», т.е. неспособности индивида, в соответствии с общепринятым пониманием этого термина, к осознанию рациональности. При этом следует помнить, что экономическая рациональность включает не только сам акт выбор максимизирующего варианта поведения, но и достижение этой цели.

Причина такого подхода обычно лежит в использовании в работах по экономике переводных изданий, и при этом российская научная мысль сохраняет свой дух и вычерчивает свои планы, но предпочитает строить «подручными» инструментами из «импортного» материала.

Говоря об ортодоксальности подхода к применению термина «рациональность», приведем еще один пример: «..экономическая рациональность ….не затрагивает целей человека и его представлений об окружающем мире, на основе которых выбираются средства для достижения поставленных целей» [2,с.14]. Т.е. ортодоксальная трактовка экономической рациональности полностью ориентирована на отдельного индивида, находящегося в социальном вакууме, что вряд ли оправдано. Пожалуй здесь уместно будет процитировать ряд мест из работы Ю.Эльстера [34]: «Чтобы быть социальными, нормы должны разделяться другими людьми и в какой-то мере опираться на одобрение или неодобрение ими того или иного типа поведения»….. Как пример ряда таких норм: «Нормы потребления; нормы, запрещающие «противоестественное» поведение; нормы, регулирующие использование денег; нормы взаимной любезности; нормы возмездия; трудовые нормы; нормы сотрудничества; нормы распределения».

«Признание социальных норм механизмом мотивации также не означает отрицания важности рационального выбора. Существует эклектическая точка зрения, согласно которой одни действия рациональны, а другие - обусловлены нормами. Более точная и адекватная формулировка гласит, что обычно действия предпринимаются под влиянием интересов и норм. Иногда результат представляет собой компромисс между тем, что предписывает норма, и тем, что диктует рациональность».

Однако возможны и противоречия между нормами рациональности и социальными нормами, но это скорее экстремальные случаи: «В то же время иногда рациональность блокирует социальную норму. Многие люди участвуют в выборах, выполняя свой гражданский долг, но не тогда, когда это становится слишком накладно. И наоборот, социальные нормы могут блокировать рациональный выбор. Так, отмечает Коулмен, беспощадная конкуренция на рынке может сочетаться с убежденной приверженностью нормам честности»

Если нормы поведения ввести в модель рационального выбора как соответствующие ограничения, то это приведет к появлению границы на множестве возможных состояний. Однако сама задача поиска глобального максимума при этом остается.

Й. Шумпетер формулирует поведение этого индивида - экономического агента: «Хотя, по идее, его мотивы надо признать особо эгоистическими -- также и в смысле решительности, бесцеремонности, -- ведь он начисто лишен связей и традиций, именно его усилиями рвутся эти связи; ему совершенно чужда система надындивидуальных ценностей как того слоя, выходцем из которого он является, так и того, в который он поднимется; именно он прокладывает путь современному человеку и основанному на индивидуализме капиталистическому образу жизни, трезвому расчету и философии утилитаризма, именно в его голове бифштекс и идеал впервые были приведены к одному знаменателю.

И если удовлетворение потребностей в таком понимании является ratio (смыслом) экономической деятельности, то поведение нашего типа совершенно нерационально или основано на совершенно ином рационализме» [33,с.189].

Такое экономически рациональное поведение человека соответствует принципу методологического индивидуализма в соответствии с которым все анализируемые явления объясняются как результат целенаправленной деятельности индивидов [2,с.15].

Автономов В.С. повторяя пример из работы Саймона, считает, что «рациональное в данном значении - синоним функционального: так можно назвать поведение индивида или группы, если оно объективно способствует их сохранению или выживанию, даже если такая цель не ставится. В этом смысле и невротическое поведение можно назвать рациональным, поскольку оно позволяет человеку как-то компенсировать полученную психическую травму. ….. Подобную функциональную рациональность следует отличать от более узкой концепции рациональности как оптимизирующего поведения, которая принята в основном течении экономической науки» [2,с.13].

Повторяя пример из работы Саймона, что поведение психически ненормального человека по Фрейду может считаться рациональным, Автономов В.С. делает вывод, что «рациональность поведения, из которой исходят такие науки, как социология, психология, антропология, вовсе не обязательно подразумевает его осознанность» [2,с.13]. Этот вывод кажется весьма спорным хотя бы потому, что поведение психически ненормального человека, воспринимаемое им как рациональное, скорее будет таковым с точки зрения окружающих людей случайным.

В целом экономически рациональное поведение представляет удобную теоретическую гипотезу, позволяющую акцентировать внимание исследователя на особенности модели «человека экономического». Именно независимость его поведения от окружающей социальной среды делает возможность эмпирической проверки затруднительным, если вообще возможным. При этом трудность экспериментальной проверки не есть аргумент в пользу несостоятельности такой модели вообще.

Здесь также отметим, что методологический индивидуализм «человека экономического» рассматривается как полностью независимый от психологических процессов в рамках его сознания и социальных процессов вне этого индивида.

Приведем пример построения аналога из реально существующего в нашей жизни человека в уже модельного «человека экономического». Редукция происходит пошагово по схеме: «простой человек» > «средний человек» > «человек экономический». «Рассудительный человек» или «простой практик» способен, по мнению австрийцев, следовать собственной выгоде для рационального выбора. При этом нет нужды в сложных калькуляциях. Ему помогают собственный и чужой опыт, память подсказывает готовые решения, а разделение труда значительно упрощает его обязанности. Об этом пишет Е.Бем-Баверк: «Где дело идет о собственной выгоде…, становится сообразительным и самый простой человек» [1,с.340-341]. Повторяемость изо дня в день и становящихся обыденными процедур, позволяет закрепить это утверждение. По мнению Ф.Визера: «Ежедневно повторяемый опыт в миллионах случаев доказывает, что потребители оценивают все единицы запаса, которые они покупают, по предельной полезности. … Такие расчеты делает не только опытный коммерсант, но и любой человек без исключения, даже жена пролетария» [1,с.432].

Следующий шаг: теперь весьма правдоподобно выглядит то, что на модель - «человек экономический» подвержен «здравому смыслу» уже «простого человека». А поскольку «простой человек» представлен подавляющим большинством народа, то его поведение будет характерно для некоего усредненного или «среднего человека».

Можно сказать, что А.Маршалл завершает эту редукцию, указывая, что «именно трезвый расчет, а не корыстолюбие составляет особенность современной эпохи» [18,с.60-61].

Вместе с тем экономическая рациональность предполагает выбор вполне определенного экономического блага и при этом происходит максимизация его величины.

Как попытку препарирования социологии на прокрустовом ложе экономической теории приведем вариант классификации рациональности Оливера И. Уильямсона [31]. Он предлагает трезвенную градацию рациональности:

1. Сильная форма рациональности - предполагает максимизацию.

2. Полусильная форма - ограниченная рациональность.

3. Слабая форма - органическая рациональность.

Неоклассическая экономическая теория исходит из принципа максимизации, предполагающего выбор лучшего варианта из имеющихся альтернатив, который проходит, если учтены все имеющиеся издержки. В рамках этого подхода деятельность фирмы описывается производственными функциями, выбор потребителя - функциями полезности, распределение ресурсов между отраслями экономики - как наперед заданное, оптимизация предполагается повсеместной.

При этом О. Уильямсон четко отдает себе отчет, что существует достаточно скептическое отношение в применении принципа максимизации в реальной экономике. Он пишет, что «формальные попытки» учесть все имеющиеся издержки зачастую требуют больших натяжек и/или таких форм выражения, которые лишены форм операционального содержания» [31,с.40]. Отсутствие операционального содержания можно рассматривать как превалирование чисто формализованного математического подхода над экономической сущностью явления.

Можно указать на ряд причин, по которым аппарат сильной формы рациональности «разрушается при усложнении рассматриваемых проблем» [6]. Наиболее очевидная причина - «за пределами определенной степени усложнения наш логический аппарат перестает справляться с обязанностями, - наша рациональность ограничена». Вторая причина - при одновременном интерактивном взаимодействии нескольких агентов они уже не могут действовать на основе примера других агентов в случае при совершенной рациональности. Они должны угадывать поведение других агентов. При этом они перемещаются в мир субъективных мнений и субъективных оценок относительно этих мнений.

Ограниченная рациональность появилась на свет как результат попытки адаптации экономической теории с помощью дополнительного предположения - учета трансакционных издержек. Отмечая, что «ограниченная рациональность» - это лишь познавательная предпосылка» и не предлагая собственного определения, О.Уильямсон цитирует Г.Саймона, что в случае ограниченной рациональности субъекты в экономике «стремятся действовать рационально, но в действительности обладают этой способностью лишь в ограниченной степени» [31,с.41]. Данная уступка вызвала неудовольствие как в рядах экономистов - «ограничения налагаемые на рациональность, ошибочно интерпретируются ими как нерациоальность или иррациональность»., так и их противников - социологов, которые «видят в допущении стремления к рациональности слишком большую уступку принятому у экономистов исследовательскому подходу, основанному на принципе максимизации». Собственно сторонники экономической теории эту двойственность объясняют тем, что «стремление к рациональности означает ориентацию на экономное использование ограниченных ресурсов, а признание ограниченности познавательных способностей - служит стимулом в исследовании институтов» как новых поведенческих шаблонов в условиях неполной информации.

При этом неполнота информации соответствует как случаю ограниченности получаемой информации, так и случаю ограниченных возможностей в переработке необходимого объема информации для получения требуемого результата. Последнее означает по мнению О. Уильямсона «ограниченность интеллекта» как отдельного индивида, так и совокупного - организации.

Результата такого допущения:

• расширение круга проблем, к которым может быть применен экономический образ мышления;

• необходимость изучения нерыночных форм организации, что можно трактовать как необходимость более тесного сотрудничества в междисциплинарном аспекте с давними противниками - психологией и социологией;

• применение «неточных» методов решения, например эвристических, позволяющих получить удовлетворительные варианты.

При этом в оправдание доктрины ограниченной рациональности можно сказать, что соображения экономии побуждают нас предпочесть постулат о том, что люди разумны, постулату об их исключительной рациональности. Или как можно заключить из приведенных здесь более общих философских подходов к определению рациональности, допущение о том, что разумный человек может предпочесть рациональности именно иррациональность.

При анализе модели ограниченной рациональности просматривается ее тесная взаимосвязь с объемом (количеством) и качеством получаемой информации, и при этом, предостерегает О.Уильямсон, «иногда утверждают, что ограниченная рациональность - это просто окольный способ признания того, что информация также имеет цену. Стоит лишь признать это - и стандартные максимизационные методы анализа могут применяться во всех тех случаях, когда используется модель ограниченной рациональности» [32,с.42].

Попыткой развития понятия ограниченной рациональности можно считать термин «адаптивная рациональность» [10]. Авторы отмечают, что их «понятие “адаптивной рациональности” по своему смыслу близко “ограниченной рациональности”». При этом «адаптивная рациональность проявляется в том, что индивиды склонны к вариативному стратегическому действию в зависимости от существующих институтов, определяющих возможности и особенности получения и интерпретации информации. … Адаптивная рациональность предполагает следование определенным образцам поведения, которые доступны и понятны для акторов». Авторы при этом, по сути, перекладывают нормативные основы поведения индивида на группы индивидов, что само по себе во многих случая является проблематичным. Одной из причин этого можно считать то, что авторы упускают из виду, например проявление оппортунизма, признаваемое сторонниками ограниченной рациональности. При этом автор данного термина, О.Уильямсон определяет его следующим образом: «оппортунизм -- преследование личного интереса с использованием коварства, включающего просчитанные усилия по сбиванию с правильного пути, обману, сокрытию информации и другие действия, мешающие реализации интересов организации. Оппортунистическое поведение необходимо отличать от простого эгоизма, когда индивиды играют в игру с фиксированными правилами, которым они безусловно подчиняются» [32,с.689].

Органическая форма рациональности - слабая форма рациональности, оказалась удобна как для сторонников неоклассики (А.А.Alchian, R.R Nelson, S.G.Winter) так и представителей противостоящей им австрийской школе экономики (K.Menger, F.A.Hayek, I.M.Kirzner). При этом в рамках этого подхода, О.Уильямсон говорит о том, что общие схемы таких основополагающих институтов как денег, рынков, права и права собственности нельзя запланировать и они не созревают в чьем-либо сознании.

Как замечание к нереалистичности предпосылок этой формы рациональности приведем высказывание Митчелла У.К.: «..психологические предпосылки, образующие основу для формулировки выводов, являются упрощенными и носят широкий характер» [19]. Как пример, он приводит достаточно широкий перечень таких предпосылок: «…отрицательную полезность труда, получение удовлетворения от потребительских благ, увеличение интенсивности труда и снижение потребления по мере того, как эти процессы продолжаются во времени, возникновение новых потребностей по мере частичного удовлетворения старых, предпочтение получения удовольствия в данный момент, перед будущим потреблением, а также наличие умственных способностей, достаточных для того, чтобы осознавать эти простые принципы и действовать в соответствии с ними, стремясь достичь целей наиболее легким способом из известных».

Как довод в пользу наиболее слабой формы рациональности, У.К. Митчел отмечает: «Не следует думать, что экономической деятельностью управляет исключительно этот преимущественно умственный процесс размышления о средствах достижения целей. Напротив, человеческая рациональность, как правило, выражается в сознательном следовании какой-либо общепринятой практике, эффективность которой подтверждена на опыте. … Рациональность планов, управляющих промышленной и коммерческой деятельностью не означает, что всякая деятельность, связанная с реализацией этих планов, является в равной степени рациональной. Труд значительной части наемных рабочих, как в цехах, так и в офисах, сходен с работой механизмов. Фактически в основе преобладающего образа мышления большинства людей, работающих на типичном коммерческом предприятии, - понимание того, что, подобно машинам, они используются для реализации планов других людей».

Отсутствие четко поставленных целей может оказаться более плодотворным для получения приемлемого результата, чем движение к наперед заданным целям. Это можно интерпретировать как отказ от поиска глобального максимума в решении задачи, и ограничение поиском локальных максимумов, и выбора наиболее подходящего. Причина этого с чисто технических позиций - для сложных задач расчет может быть часто практически невозможен, как с позиции необходимого времени, так и ограничений самих вычислительных процедур.

Как пример еще одного методологического подхода можно указать на работу Б. Артура (Artur W.B.) [36] и ее русский перевод [6]. Суть его предложения состоит в отказе от называемых им «дедуктивных» методов, типичных для случая сильной рациональности, и переходу к «индуктивным» методам и на их основе строить уже прогноз. Б.Артур отмечает, что «будучи людьми, мы используем индуктивное мышление. Мы разрабатываем множество рабочих гипотез, действуем на основании тех из них, которым мы больше всего доверяем и, если они перестают работать, заменяем эти гипотезы новыми. … Обычно это приводит к богатому психологическому миру, в котором идеи или ментальные модели одних агентов конкурируют за выживание с идеями или ментальными моделями других. Подобный мир является как эволюционным, так и сложным».

Вместе с тем М.Блауг отмечает: «Постулат рациональности относится к индивидуальной мотивации, но поведение, интересующее экономистов, это поведение совокупностей потребителей и производителей на разных рынках. Обычно от этой проблемы агрегирования по умолчанию уклоняются, предполагая, что все индивиды похожи друг на друга и имеют одинаковые функции полезности (как и фирмы, которые также похожи друг на друга и обладают одной и той же технологией). Поскольку индивиды явно различаются и по предпочтениям, и по первоначальной нацеленности ресурсами (если бы они были похожи, это означало бы отсутствие торговли), очевидно, что успешные объяснения экономистами экономического поведения были обязаны чему-то большему, чем использование постулата рациональности. Сама по себе гипотеза рациональности достаточно слаба. Чтобы извлекать из нее интересные выводы, нам необходимо добавить к общему тезису о рациональности вспомогательные предпосылки, такие, как однородность агентов, которую мы обычно вводим для устранения проблемы агрегирования, или более общие предпосылки совершенного предвидения, равновесных результатов, совершенной конкуренции и т.п.» [8,с.352].