Аксиология комического в контексте национальной и общечеловеческой значимости

Дж.Т. Ибрагимова

Народы мира во все времена объединяет стремление творчески отразить насущные реалии, в том числе, при помощи комического, смеха. Ведь «комедия по природе своей - в первую очередь, явление демократическое, а значит, народное, или вернее, всенародное» [1,с.81]. И хотя традиционно комическое связано с субкультурами различных народов, для которых характерны свои смеховые миры, они неизменно взаимодействуют друг с другом, образуя единое целое. Это обусловлено тем, что любая национальная культура охарактеризована диалектической взаимосвязью особенных, специфически-неповторимых традиций и последовательным проникновением, обогащением их национальных особенностей общечеловеческим содержанием.

Философия и эстетика, порой, исходят из суженных и обедненных представлений о развитии комического на мусульманском Востоке. В результате механического применения «понятий, созданных до того при изучении западноевропейских литератур» (Г.Поспелов) к осмыслению восточной культуры, вновь и вновь повторяются ошибочные выводы об эклектичности явлений материальной и духовной жизни на Востоке, магичности восточного мышления, целиком заменяющего объективное познание внешней группировкой норм и правил, основанной лишь на сходстве и подражании природе. А между тем, на примере развития комического в философии и культуре восточных народов можно наблюдать обширную трансформацию его в общечеловеческие масштабы.

Так, еще за несколько веков до н.э. в культуре стран Ближнего Востока появился мим, с его пародийно-мифологическими элементами и бытовой, подобно всякому фарсу, тематикой, который, создав особую драматургию в народном театре импровизации, изображал комические сценки из жизни низших слоев города и деревни. Главный актер в миме - шут, произносящий политические остроты и осуществляющий личные выпады против властьимущих. Личностной природой комического объясняется и тот факт, что, в отличие от многих других форм эстетического сознания, его теоретическая разработка восходит к древнему Востоку.

В народных восточных зрелищах, играх, действах особенно хорошо виден миросозерцательный характер комического, апеллирующего как к вечным началам, так и сиюминутным проблемам. Как отмечал А.Мец, «на Востоке от древнеперсидского Нового года, совпадавшего с летним солнцеворотом, около 400\1009 г. сохранился обычай взаимного обрызгивания водой, который впоследствии сочетался еще и с выпадающим на эти дни праздником Вознесения. Эта традиция и по сей день наблюдается в Багдаде и называется «Четверг окропления» (хамис ар-ришаш). «Князь карнавала» - это также и «редкобородый» (каусадж)... Верхом на муле разъезжал он по улицам иракских и персидских городов, тому, кто ничего ему не давал, вымазывал одежду красной глиной. Говорят, что в эти дни Аллах определяет хорошую и дурную судьбы, как это издревле и подобало настоящему Новому году. Для персов это были дни ликования и радости» [2].

Существовал и другой, связанный с комическими элементами, обряд: «...народ провозглашал новогоднего князя (амир ан-науруз), который, вымазав лицо мукой или известкой, в красном или желтом халате верхом на осле с тетрадью в руке, «как смотритель базара (мухтасиб)», проезжал по улицам и взимал подати с богатых. Того, кто не платил, поливали водой и нечистотами. В этот день дрались ремнями (джулуд) и веревками из кожи (анта'), причем, бедняки занимались этим на улицах, а люди состоятельные - у себя в домах. Полиция не принимала по этому делу никаких жалоб. В школах ученики набрасывались на учителя и нередко бросали его в колодец, где держали, пока он не откупался от них. В 335-946 г. наместник запретил «обливание водой»; в 363/974 г. халиф вновь запретил этот праздник, однако в 364/974 г. его праздновали еще более рьяно, три дня подряд, и наказания так ничего и не дали» [2].

В рассмотренных нами обрядах отчетливо распознается последующая интерпретация западноевропейского карнавала, ряда европейских обрядов и обычаев. В некоторых местностях Германии на IV-й день Рождества дети по традиции бьют родителей, а в Болгарии на Новый год - слуги своих господ. Очевидно, что данные ритуалы, которые фольклористы до недавних пор различали у тех или иных народов, вполне идентичны по своей сущности. Схожие по структуре, они формируются с небольшими исключениями, по одинаковому стереотипу. Это лишний раз подтверждает, что хотя в большинстве своем национальные формы комического, переходящие в общенациональные, обусловлены обрядово-геополитическими устоями тех или иных народов, вместе с тем, исследуя культурные истоки разных народов и мифически-религиозных систем, мы неизбежно приходим к выводу о схожих философско-исторических условиях трансформации комического (не говоря уже об обязательном его наличии), проявляющегося в самом широком круге сюжетов и форм, из которых многие, будучи типичными для данного народа, имеют всемирные аналоги.

Так, если первоначально ритуалам и заклинаниям - как на Востоке, так и на Западе - всерьез придавалось магическое значение, то со временем они просто имитировались, а затем и вовсе превращались в развлечения, потешные зрелища. Некоторые исследователи полагают, что праздник Новру з байрамы перешел к восточным народам в наследство от огнепоклонников, на самом же деле он возник за много столетий до рождения Заратустры и создания «Авесты». С народными обрядами, так или иначе, связанными с празднеством Новруз байрамы, на протяжении его многовекового бытования, происходили неизбежные трансформации и вполне объяснимые метаморфозы. Сая - добрый горный дух, пастуший Бог, и Году - божество Солнца, в глубокой древности олицетворяемый женщиной в соответствующем одеянии, постепенно обретая идентичную обрядность, впоследствии становились... обыкновенными куклами. Нечто схожее произошло и с козлом, функцию которого стал исполнять безбородый - Кеса, комический персонаж. Шутка ли сказать - и козел в незапамятные времена символизировал Солнце! Поистине, от великого до смешного один шаг!..

Макамы считаются высшим достижением арабской прозы. Изобиловавшие игрой слов, описывавшие изворотливость героев, макамы - непосредственные общепризнанные предшественницы европейского плутовского романа. He нашел слов осуждения этой авантюристической литературе даже толкователь Корана хивинский филолог аз-Замахшари, автор серьезных, морализаторских сочинений, отмечавший, что «Харириевы макамы заслуживают того, чтобы каждая их строка была начертана золотом» [3,с.289].

Принцип «забавляя - поучай» был основным в восточной дидактической прозе. Притчи Востока, составлявшие суть многих философских учений, являются подлинными образцами остроумия. В определенные эпохи тяготеющая к дидактике и аллегоризму, полная комизма притча становится одним из господствующих жанров и эталоном для других жанров. «Теневой комос» Востока -в виде притч, макамов, басен и т.д. парадоксально воспитывал в правоверных мусульманах, «от обратного», основы морали и нравственности. Слово «замысловатый» (таййиб) входит в употребление и становится излюбленным понятием аль-Джахиза, который отмечал в предисловии к своей книге анекдотов: «Смех есть первое благо, которое ощущает ребенок, благодаря смеху он чувствует себя хорошо. Смех способствует накоплению жира и увеличению количества крови, которая и составляет источник его силы и радости...» [4,с.288].

Так что мнение немецкого исследователя Х.Брандса, который считал, что в исламской культуре лишь в исключительных случаях сатиру можно выделить как самостоятельный жанр, и поэтому ее трудно ясно различить в историко-мифических героических поэмах или в романтическом эпосе, так как сатирическое отражение современности предполагает реалистическое изображение окружающего мира, во многом представляется спорным. Некоторыми учеными также выдвигается мнение, что в обществе, где нет равноправия между мужчинами и женщинами, не может быть полноценного юмора и смеха. Поэтому комическое якобы совершенно чуждо народам, исповедующим ислам (Дж.Мередит). Ошибочность таких представлений не вызывает сомнения потому, что многие бессмертные комические образы были созданы именно на мусульманском Востоке (Молла Насреддин, Джыртдан, Бахлул и др.).

Вспомним и о яркой представительнице суфизма конца XI - начала XII веков знаменитой азербайджанской поэтессе Мехсети Гянджеви, которую немецкий иранист Хорн характеризует как восточную madame Sangene («даму без стеснения») [5,с. 134]. По мнению исследователей, свои поэтические произведения Мехсети Гянджеви почерпывала из бродячего фольклора. Браун писал: «выражаясь не грубо, эта дама была несколько веселого настроения» [6,с.344]. Существовало немало попыток собрать воедино разрозненные обрывки творчества этой загадочной поэтессы - и остроумнопристойные рубаи, и более смелые, сатирически-гротескные, чтобы они вместе не только дали материал для ее характеристики, но позволили также восстановить общую атмосферу эпохи начальных периодов развития ислама. Приведем слова известного азербайджанского актера и режиссера Г.Турабова: «восточное мышление, по большому счету, не знает трагического мироощущения. Трагедия бывает лишь на сцене» [7,с.З].

Феномен комического отмечен во всех без исключения культурах Запада и Востока как разрядка после «повседневной жизни и изнуряющей работы, чтобы на какой-то миг снять оппозиции между сакральным и профаническим, а затем вернуть все на свои места, где торжествовал бы принцип: делу - время, потехе - час» [8,с.68]. На Востоке, как и на Западе, сатиру и юмор издревле используют в качестве основных приемов для достижения доходчивости критики. При этом основной источник комического - недоразумение, которое скорее нравится, чем раздражает, и обычно дает чувство превосходства. Представители восточной цивилизации, как и западной, во все времена смеются над нелепым, стараются выразить агрессивные импульсы опосредованно и радуются даже мимолетной победе над обстоятельствами. «Можно с известной долей условности и схематизма говорить о существовании восточного и западного менталитетов (логического и образного)», - пишет В.Самохвалова [9,с.25].

Данные процессы обладают динамичным характером, охватывая все новые сферы как в пространственно-временном, так и в содержательном отношениях. Комическое, смех едины, и вместе с тем, многообразны, при этом универсализм не означает единообразия. Глобализация формирует новые стереотипы сознания и привносит в современную жизнь соответствующие философско-культурологические императивы. «Это интернационализация духовного опыта, распространение духовного наследия на те континенты, страны, ареалы, которые его не знали, или, напротив, уничтожение или подавление собственного национального вклада, собственного национального начала, верности своим корням, размывание и растворение всего этого в некоей массе»,-пишет Г.Кнабе [10,с.4].

В системе постмодернистской культуры возникает и соответствующее понятие - «новый интернационализм», что, помимо прочего, означает тождество единства и различия форм и методов комического, главный социальный пафос которого выражается в новой надличности, сверхсознательности, безымянности, рецидивах средневекового смеха, раскатах его эха в современных интерьерах - и одновременно фрагментарности, рассыпанности, эклектизме, иронии по-отношению ко всему индивидуальному и абсолютному, национальному и обособленному, то есть тем постулатам, на мучительном разрыве которых возрастала безысходная трагикомедия модернизма. Представляется очевидным, что в наш, по сути, трагический век - природных и техногенных катаклизмов, социальных потрясений и жестоких войн, все усугубляющихся тенденций размежевания и противостояния человечества по религиозно-рассовым признакам - категория комического приобретает поистине судьбоносное значение. В ситуации, когда человечество лишено нравственной опоры, целей и убеждений в жизни, твердых моральных ценностей и приоритетов, которые постоянно самоопровергаются, именно комическое является величайшей опорой человечества, характеризуя восприятие им мира и себя в этом мире.

Современная действительность с ее тотальной субъективностью (лишь в сумме представляющейся объективной), подчас, малопостижимыми парадоксами, катаклизмами и конфликтами, становится не только объектом пристального внимания комического, но и естественной средой его обитания. Самокритичность современной эпохи - отличительная черта, полагающая и предполагающая комическое в качестве целого особого мира, характеризуя его как активный интегрирующий фактор человечества. Ведь комическое учит не только истории событий и фактов, HO и философии толерантности: весь мир можно рассматривать как текст, как единую книгу, которая поддается прочтению и расшифровке. Тем самым комическое имманентно современной эпохе, когда «божественная комедия» мира обретает свои обыденные черты и становится «человеческой комедией».

Диалектика трансформации комического в национальном, общенациональном и, в конечном счете, наднациональном контекстах, как взаимосвязь особенного, общего и планетарного, осуществляется в процессе взаимосвязи и взаимообогащения народных культур, создания на этой основе смехо-культуры мира. Являясь преимущественным достижением и критерием ценности отдельных народов, по мере развития и распространения, оно становится общенациональным достоянием, пробным камнем качественной эволюции человечества.