История развития этики

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

1. Основные этапы развития этики и этических учений

2. Наиболее глубокие и точно отражающие реальное положение вещей учения этической школы (на ваш взгляд)

Заключение

Список литературы

Введение

В настоящее время в российском обществе происходит определённая «переоценка ценностей». Вместо прежней системы ценностей, развиваемой в социалистическом обществе, утверждается новая система. Однако эти процессы протекают противоречиво, когда вместе с действительными общечеловеческими моральными ценностями начинают насаждаться и ложные «псевдоценности». Наряду с ростом внимания части населения к морали и религии, происходит рост преступности, нигилизма. В обществе получают распространения различного рода учения, отстаивающие культ силы, антиценности «сверхчеловека», мистику и аморализм. Поэтому очень важно иметь фундаментальные научные знания об этике.

Современная Россия приобщается к глобальной экономике, вступает в мировой рынок, где действуют определённые нравственные нормы хозяйственной этики. И Россия должна следовать общепринятым нравственным принципам в сфере бизнеса и предпринимательства, если желает быть равноправным и уважаемым партнёром. Кроме того, юридическая профессия имеет свои нравственные особенности, знание которых и следование которым характеризуют нашу профессиональную культуру и способствуют нашему профессиональному успеху. Но чтобы следовать нормам профессиональной этики, надо их знать и правильно оценивать.

1. Основные этапы развития этики и этических учений

Крупнейшими этиками в истории человечества были Платон (428-328 до н.э.), Аристотель (384-322 до н.э.), Сенека (4 до н.э. - 65 н.э.), Марк Аврелий (121 - 180), Августин Блаженный (354 - 430), Б. Спиноза (1632 - 1677), И. Кант (1724 - 1804), А. Шопенгауэр (1788 - 1860), Ф. Ницше (1844 - 1900), А. Швейцер (1875 - 1965).

Выделяют следующие этапы в развитии античной этики: предэтика, античное просвещение и высокая классика.

Античная этика является по преимуществу учением о добродетелях и добродетельной личности. Согласно такому пониманию, посредствующим звеном между нравственной эмпирией и моральным долженствованием и их реальным синтезом является моральная личность. Эта этика оптимистична, в ней утверждается нравственная самоценность и суверенность человека. В понимании древних философов, человек лучше любых правил, лучше своих собственных поступков. Специфика его в том, что он есть существо разумное и общественное; по мнению философов, гармоничное общественное устройство является следствием добродетельности граждан, совершенного обнаружения ими своей разумной сущности. Так, например, два определения человека, которые дает Аристотель, - человек есть разумное существо и человек есть политическое существо - взаимосвязаны и обусловливают друг друга. Такое понимание морали - результат рефлексии над характером отношений свободных граждан в античном городе-государстве. С переходом от полисной организации общества к крупным военно-бюрократическим политическим объединениям это понимание обнаружило свою узость, односторонность.

Средневековая этика является отрицанием античной. Мораль в средние века понимается как система внешних, надличностных и неизменных норм поведения, которые совпадают с заповедями бога. Мыслится, что цель и норма поведения человека заключены не в нем самом, а в его творце - боге. Любовь к богу объявляется главной добродетелью. Для средневековой религиозной этики характерны стремление подчинить конкретного человека абстрактному человеку, фактическая дискредитация всех предметных целей человеческой деятельности. Как мы видим, в частности, на примере этики Августина, идея божественного происхождения моральных норм фактически приводит к отрицанию возможности их существования, а тем более действенности [1].

В средневековой этике органически сочетаются два на первый взгляд противоположных, но в сущности глубоко взаимосвязанных воззрения: с одной стороны, моралистический взгляд на мир, согласно которому мораль предшествует бытию, а с другой - отрицание нравственной свободы человеческой личности. Наиболее последовательные теоретики христианской морали склоняются к выводу, что мораль есть простое, невыразимое самотождество, которое достигается тогда, когда человек отрешается от всего земного, "креатурного", в том числе и прежде всего от самого себя как единичного, особенного существа, когда родовая сущность - богоподобие - становится его единственной, всепоглощающей характеристикой. Если античная этика до такой степени была увлечена идеей нравственной суверенности личности, что в итоге пришла к отрицанию всеобщего содержания морали, то средневековая этика, напротив, до такой степени подчеркивает всеобщее содержание морали, что игнорирует историческую и личностную определенность ее проявлений [1].

В этике Нового времени заметно стремление преодолеть односторонности определений морали в античности и в средневековье, понять мораль одновременно и как имманентное свойство человеческого индивида, и как надындивидуальное общественное явление. Мыслители Нового времени не могут принять средневековую точку зрения на человека как ничтожное существо, но и не разделяют наивной веры античности во всесилие нравственных возможностей личности, они видят, что реальные люди и нравы очень далеки от идеала добродетели. Коренная нравственная проблема принимает такой вид: каким образом масса эгоистических индивидов буржуазного общества может стать ассоциацией, члены которой солидарны между собой? В этике Нового времени (наиболее последовательно и ярко у Канта) проблема сущего и должного приобретает форму трагического, неустранимого разрыва, что было признанием, хотя и неадекватным, нравственной бесперспективности классового общества. Обоснование невозможности реального синтеза, опосредствовании между общественными нравами и абстрактными моральными принципами явилось той высшей точкой домарксистской этики, с которой началось - прежде всего в системах Гегеля и Фейербаха - непосредственное формирование предпосылок историко-материалистического понимания морали.

Хотя позиции религии в Новое время остаются весьма прочными, все-таки духовная, в том числе и религиозная, жизнь общества становится более разнообразной. Во-первых, возникают самые различные направления протестантизма. Во-вторых, в Новое время получают известное распространение различные формы свободомыслия (атеизм, деизм, скептицизм, пантеизм и др.). Соответственно несколько иначе трактуются некоторые вопросы моральной теории. Так, скептики М. Монтень (1533-1592), П. Бейль допускали возможность существования морали, независимой от религии, и даже заявляли, что и атеист может быть существом нравственным. Кант создал учение об автономной, можно сказать, самозаконной, в противовес учению о гетерономной морали, т.е. морали, имеющей основания за пределами ее самой. Поскольку мораль, считал немецкий философ, исходит из человека как существа свободного, она «не нуждается в идее о другом существе над ним». Как писал позже русский философ Вл. Соловьев, «разложение Кантом нравственности на автономный и гетерономный элементы и формула нравственного закона представляет один из высочайших успехов человеческого ума».

Кант также полагал, что для себя самой мораль не нуждается даже в религии. Но отсюда не следует, что немецкий мыслитель был атеистом. Он лишь иначе рассматривал проблему взаимоотношений религии и морали. Фактически у Канта не мораль находила свое «оправдание» в религии, а, наоборот, сама религия находила свое «оправдание» в морали. Не нуждаясь в религии для своего собственного обоснования, мораль в то же время нуждается в религии как важном факторе утверждения реальной справедливости, движения к высшим ценностям. Религиозные идеи о Боге как грозном судье, о загробном воздаянии, считал Кант (и не только он), являются важными побудителями к нравственному совершенствованию [4].

Заметная часть мыслителей Нового времени пыталась найти истоки морали в разуме человека, в его природе. Причем, и природа, и разум не всегда рассматривались в религиозном духе, а порой как явления достаточно автономные. Английские философы нередко исходили из устремлений эмпирического, «живого» индивида и истоки морали старались найти либо в его чувствах (Юм), его интересах, стремлении к пользе (Бентам (1743-1832); Милль (1806-1873)). Причем, польза чаще всего понималась не в узкоэгоистическом плане, а в смысле достижения наибольшего счастья для наибольшего количества людей. Последняя теория получила название утилитаризма. Впрочем, уже Сократ соединял добродетель с пользой. В XVII-XVIII вв. получает распространение теория разумного эгоизма (Спиноза, Гельвеций, Гольбах и др.). В XIX веке ее поддерживали Л. Фейербах, Н. Чернышевский и др. Согласно этой теории человеку просто невыгодно вести аморальный образ жизни, ибо на его злодеяния окружающие люди ответят тем же самым (по пословице: «как аукнется, так и откликнется»). И, конечно же, человеку выгодно бороться против всего того, что мешается и его собственному счастью и счастью близких [2].

В сравнении со средневековьем этические искания отличаются несравненно большей пестротой, разнонаправленностью, что позволило создать определенный теоретический задел для нравственной философии последующих столетий. Следует подчеркнуть, что именно в Новое время этика приобрела глубокий гуманистический пафос, который сохраняется во многих отношениях до настоящего времени и стал ее отличительной чертой.

Словом именно в конце XVIII века усилиями многих мыслителей этика приобрела самостоятельный статус. Выявила во многом специфику объекта своего исследования (морали), создала достаточно развитый понятийный аппарат. Разумеется, речь не может идти о какой-то завершенности, а об ее окончательном выделении в качестве самостоятельного явления в многообразном спектре духовной культуры. Тем более что и ныне нравственная философия не поставила все точки над «i» (такое вряд ли станет когда-либо возможным), но и до сих пор сталкивается с серьезными трудностями. И это вполне понятно, ибо этика обращена к самым глубинным проблемам бытия человеческого, к тайне человека, к его отношениям с другими людьми и с Миром в целом [3, c. 97].

Этическая мысль конца XIX и всего XX века представляет собой довольно пеструю картину. Опираясь на достижения своих предшественников, она рассматривает вечные проблемы человека с различных мировоззренческих (религиозных и материалистических) позиций, с различной мерой использования достижений таких наук, как психология, генетика, социология, история и др. Неодинаково освещаются в свете высших моральных ценностей и те новые ситуации, которые порождаются современной научно-технической революцией. Обозревая данный период, стоит особо выделить духовные искания Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, В.С. Соловьева, С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева и других выдающихся русских мыслителей, которые большое внимание уделяли нравственной проблематике. Как писал в начале XX века С.Н. Булгаков, «в наши дни из всех философских проблем этическая проблема выдвигается на первое место и оказывает решающее влияние на все развитие философской мысли». Богословы, представляющие самые различные религии, и ныне серьезно исследуют многие вопросы нравственной жизни и оказывают самое заметное влияние на философскую, нравственную культуру нашего времени. Глобальные проблемы существования личности остро ставятся представителями экзистенциализма, яркими представителями которого являются М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр, А. Камю, К. Ясперс и др. Язык морали, логическая культура современного морального сознания углубленно анализируются различными направлениями неопозитивизма.

В XX веке этические исследования стали многостороннее, изощреннее. Однако выделю главное: в этих духовных исканиях просматривается живая человеческая личность, с ее сомнениями и открытиями, надеждами и разочарованиями. А это имеет непреходящее значение уже само по себе.

В самом конце XX века человечество живет в своеобразной духовной атмосфере. Достижения современной научно-технической революции, с одной стороны, повысили общий уровень образования населения, сделали жизнь в общем более зажиточной, комфортной, а с другой стороны, привели к появлению так называемых глобальных проблем - экологической, демографической, предотвращения мира от термоядерной войны и др., которые нередко создают тягостные ожидания, предчувствия «конца света» (апокалипсические настроения). Пессимизм подогревается и возможностями современной генетики вторгнуться в «святая святых» - в самые сокровенные тайны механизма наследственности, в деятельность психики и т.д.

2. Наиболее глубокие и точно отражающие реальное положение вещей учения этической школы (на ваш взгляд)

Мне очень импонирует учение Фридриха Ницше. Беспощадный критик прошлого, ниспровергатель традиционных ценностей, возвестивший о новом типе человека, Фридрих Ницше (1844 - 1900) писал: «Я знаю свою судьбу. Мое имя будут вспоминать в связи с кризисом, какого никогда не было на земле, глубочайшим конфликтом сознания, разрывом со всем, во что раньше свято верили. Я не человек, я динамит. Я опровергаю все, как никто и никогда не опровергал, и все же я - антитезис негативного духа... И вместе с тем, я еще и необходимым образом - человек судьбы. В самом деле, когда правда вступает в борьбу с веками преступлений и лжи, земля сотрясается в конвульсиях, которые нам и не снились. Концепция политики похожа на поле брани, все формы власти старого общества взлетели в воздух, ибо основывались на лжи. Грядут войны, каких еще земля не видала. С меня начинается на земле великая политика»,

Ницше понимает себя как человека судьбы, того, кто противостоит всему. Он противостоит позитивизму и его вере в факт, потому что факт глуп и туп, он скорее телок, чем Бог. Ницше противостоит идеализму и историцизму, поскольку «прогресс -- всего лишь новомодная идея, к тому же ложная». Претензии точных наук на обладание истиной не имеют под собой почвы. В пику спиритуалистам всех мастей он провозглашает смерть Бога. Ничего нет более нездорового, чем христианство и христианское сострадание. «Величайшим апостолом мести был Павел». Морали рабов Ницше противопоставляет мораль аристократов. Сказать «да» самому себе в этом триумф аристократической морали, в то время как раб привык говорить «да» другому, только не самому себе. «Умоляю вас, братья мои, останьтесь верными земле, не доверяйтесь тем, кто внушает вам сверхъестественные надежды. Они отравляют вас, сознательно или нет. Они глумятся над жизнью, отравители самих себя: земля устала от них, так гоните же их прочь!» В связи с этим другое наставление: «Не зарывайте голову в песок небесных истин, несите ее гордо: земная голова, которая творит, есть соль земли. Сверхчеловек - вот соль земли» [5, c. 188].

Философия Ницше предстает как опрокидывание традиционных философских и моральных ценностей. Особая тематика, стремление к провокации, неукротимая воля, афористичный стиль, перипетии, связанные с публикацией «Воли к власти» и эпистолярного наследия, - все это способствовало появлению противоречивых интерпретаций творчества Ницше. Его изображали то антипозитивистом, подрывающим веру в науку, то антидемократом, презирающим народ, то сторонником иррационализма и витализма, то художником. Образ аристократа и декадента заменила в одно время маска решительного материалиста. Позже о Ницше стали говорить как об экзистенциалисте, затем как о предтече Фрейда и наконец как об идейном вожде художественного авангарда.

В одном из "Несвоевременных размышлений" Ницше ставит вопрос, к которому будет возвращаться и впоследствии. Что должно доминировать: жизнь над знанием или наоборот? "Какая из двух сил есть высшая и решающая? - риторически спрашивает он. - Никто не усомнится: жизнь есть высшая, господствующая сила...". Это означает, по мнению Ницше, что культура 19-го столетия, для которой было характерно доминирование знания и науки, будет взорвана подавленными витальными силами, и это приведет к эпохе нового варварства. Под поверхностью размеренной и благополучной жизни философ чувствует бурление непреложных сил, ибо это силы "дикие, первобытные и совершенно немилосердные. На них смотришь с трепетным ожиданием, как на котел волшебной кухни... Уже целое столетие мы подготовлены к капитальным потрясениям", - заключает он. Враждебная подлинной культуре тенденция, с его точки зрения, заключена в массовых демократических и социалистических движениях, ибо они ведут к опошлению и стандартизации культурных ценностей. Однако Ницше не считает, что подобная ситуация непреодолима. Напротив, угроза со стороны деструктивных сил может и должна разбудить способность людей ценить и сохранять высшие проявления человеческого гения.

Когда Ницше пишет, что "жизнь -- это воля к власти", то складывается впечатление, что он просто заменяет шопенгауэровское понятие "воля к жизни" понятием "воля к власти". Это, однако, означало бы, что Ницше смотрит на мир как на проявление некоего изначального единства, трансцендентного этому миру. На самом деле в зрелый период творчества он не только не разделяет подобной идеи, но и резко критикует различение нашего мира, мира явлений, с одной стороны, и "истинного" мира, с другой. Следует учитывать, что, согласно Ницше, чувственно-воспринимаемый мир - это отнюдь не "видимость", иллюзия, создаваемая неким субстанциальным началом. Мир явлений и есть единственная реальность, представляющая собой динамическую целостность. Понятие воли к власти оказывается у немецкого философа универсальным объяснительным принципом, с помощью которого он характеризует процесс непрерывного становления. Гипотезу воли к власти нужно рассматривать скорее как определенную интерпретацию реальности, угол зрения и способ описания, нежели как метафизическую доктрину о запредельной видимому миру реальности.

Ницше, разумеется, опирался на Шопенгауэра, однако эта идейная преемственность не носит прямого и непосредственного характера. В своей концепции мира как воли к власти он идет не от общего к частному, а в обратном направлении: применив сначала это понятие к объяснению психических процессов, он затем распространяет его и на всю органическую природу. Он пишет: "Прежде всего нечто живое хочет проявлять свою силу -- сама жизнь есть воля к власти: самосохранение есть только одно из косвенных и многочисленных следствий этого". В дальнейшем философ применяет данное понятие и к миру в целом: "Допустим, наконец, что удалось бы объяснить совокупную жизнь наших инстинктов как оформление и разветвление одной основной формы воли - именно воли к власти, как гласит мое положение; допустим, что явилась бы возможность отнести все органические функции к этой воле к власти... тогда мы приобрели бы себе этим право определить всю действующую силу единственно как волю к власти. Мир, рассматриваемый изнутри, мир, определяемый и обозначаемый в зависимости от его "интеллигибельного характера", был бы "волей к власти", и ничем, кроме этого". В архиве философа сохранились многочисленные наброски, в которых он стремился дать всеохватывающее описание действительности с позиции волюнтаризма.

По мнению Ницше, нужен новый человек, который будет любить земное и ценностями которого будут здоровье, сильная воля, дионисийское половодье чувств. «Не зарывайте головы в песок небесных истин, освободите земную голову, чтобы она нашла новый смысл земли!»

Обветшавшее чувство долга сверхчеловек заменяет собственной свободной волей. Рычанию дракона: «Ты должен!» - дух льва ответствует: «Я хочу!» Голос мужественного тела не отвергает любви к ближнему, но он против сострадания. Человек - натянутая струна между животным и сверхчеловеком. Час рождения нового человека из ветхого не за горами: «Убивают не гневом, а смехом». «Ах вы, шуты и паяцы, -- вознегодовал Заратустра, - все вы, тут собравшиеся! Ни к чему прятаться и притворяться предо мной! Как трепетали сердца ваши от ярости и восторга, что наконец-то вы снова стали словно малые дети -- столь же благочестивые, что наконец вы снова, подобно детям, стали молиться, складывать ручки и говорить: "Добрый Боженька!" Однако покиньте теперь эту детскую -- пещеру мою, где сегодня все несмышленое чувствует себя как дома. Уймите там, на свежем воздухе, ваш ребяческий пыл и волнение сердца! Конечно, если не станете вы подобны детям, то не войти вам в Царствие Небесное... Но мы и не стремимся в то небесное царство: мы стали мужественны, мы стали мужами, и потому желаем мы земного царства». «...Слишком грубо и откровенно говорю я для гладкошерстных кроликов. И еще более чуждо слово мое для всех писак с лисьими ухватками и для чернильных душ... Тот, кто научит людей летать, сдвинет все пограничные камни: сами эти камни заставит он воспарить, и новым именем назовет землю - именем "легкая". Страус бежит быстрее самой резвой лошади, но в тяжелую землю еще прячет он свою голову; так и человек, который не умеет летать. Тяжелыми называет он землю и жизнь: ибо так хочет Дух Тяжести! Но тот, кто хочет стать легким, как птица, должен любить самого себя... любовью здоровой и святой, чтобы оставаться верным себе и не терять себя... ваше худшее -- вы не учились танцевать так, как должно... Смех объявил я священным: о высшие люди, учитесь смеяться!». «Все боги мертвы; так восславим сверхчеловека», - взывает к нашему согласию Ницше [8, c. 199].

Буддизм и христианство, говорит он, одинаково являются «нигилистическими» религиями в том смысле, что они отрицают исходное различие ценности между одним и другим человеком, но буддизм все же вызывает меньше возражений. Христианство - дегенеративно, полно разлагающихся элементов; его движущая сила - это бунт «недоделанных и неполноценных». Этот бунт начали евреи, его занесли в христианство «святые эпилептики», вроде св. Павла, лишенного всякой честности. «Новый завет - это евангелие полностью подлых разновидностей человека». Христианство - самая фатальная и соблазнительная ложь из всех когда-либо существовавших. Никто из выдающихся людей никогда не был подобен христианскому идеалу, взять хотя бы героев «Жизнеописаний» Плутарха. Христианство должно быть осуждено за отрицание ценности «гордости, пафоса расстояния, великой ответственности, бьющей через край жизнерадостности, прекрасной звероподобности, инстинктов войны и завоевания, обожествления страсти, мести, гнева, чувственности, риска и знания». Все это вещи хороши, и все их христианство объявляет плохими, - так утверждает Ницше.

Христианство, доказывает он, стремится смирить человеческое сердце, но это ошибка. В диком звере есть нечто великолепное, что он теряет, будучи укрощен. Преступники, с которыми общался Достоевский, были лучше его, так как обладали большим самоуважением. Ницше внушает отвращение, покаяние и искупление. Нам трудно освободиться от такого способа мышления о поведении человека:

«Мы - наследники вивисекции сознания и самораспятия двух тысячелетий». Приведу весьма красноречивый отрывок о Паскале, заслуживающий, чтобы его процитировали, так как он лучше всего показывает отрицательное отношение Ницше к христианству: «Из-за чего мы боремся с христианством? Из-за того, что оно стремится разрушить сильных, разбить их дух, использовать минуты усталости и слабости, превратить их гордую уверенность в беспокойство и тревогу; из-за того, что оно знает, как отравлять благороднейшие инстинкты и заражать их болезнью, пока их сила, их воля к власти не обернется против них, до тех пор, пока сильные не погибнут из-за чрезмерного самопрезрения и принесения себя в жертву, - отвратительный способ гибели, наиболее знаменитым примером которого является Паскаль».

На месте христианского святого Ницше желает видеть того, кого он называет «благородным» человеком, но не в качестве представителя всех, а как правящего аристократа. Благородный» человек способен на жестокость и при случае на то, что вульгарно рассматривается как преступление. Он обладает чувством долга только по отношению к равным себе. Он покровительствует художникам и поэтам и всем, кто владеет каким-либо мастерством, но делает это как существо более высокого порядка, чем те, которые лишь умеют что-нибудь делать. На примере воинов он научился связывать смерть с интересами, ради которых он борется жертвовать многим и относиться к делу достаточно серьезно, чтобы не щадить людей, придерживаться неумолимой дисциплины и позволять себе в войне насилие и коварство. Он сознает ту роль, которую жестокость играет в аристократическом превосходстве: «Почти все, что мы называем «высшей культурой», основано на одухотворении и интенсификации жестокости». Благородный» человек есть, в сущности, воплощение воли к власти.

'Что мы должны думать об учении Ницше? Насколько оно истинно? Является ли оно в какой-то степени полезным? Есть ли в нем что-нибудь объективное или это просто фантазия больного о власти?

Нельзя отрицать, что Ницше оказал огромное влияние, но не на философов-специалистов, а на людей литературы и искусства. Надо также признать, что его пророчества о будущем до сих пор оказываются более правильными, чем предсказания либералов и социалистов. Если Ницше - просто симптом болезни, то, должно быть, эта болезнь очень широко распространена в современном мире. Тем не менее, в нем много такого, что надо отвергнуть просто как манию величия. Говоря о Спинозе, он пишет: «Сколько личной робости и уязвимости выдает этот маскарад больного затворника!» То же самое можно сказать и о нем самом, но с меньшим колебанием, ибо он не поколебался сказать так о Спинозе. Ясно, что в своих снах наяву он был воином, а не профессором, все люди, которыми он восхищался, были военными. Его мнение о женщинах, как у каждого мужчины, есть объективизация того чувства, которое он к ним испытывал, а это, очевидно, было чувство страха. «Не забудь плетку!» - но 9 женщин из 10 вырвали бы у него эту плетку, и он это знал, поэтому он держался подальше от женщин и тешил свое раненое тщеславие злыми замечаниями.

Он осуждает христианскую любовь потому, что считает ее результатом страха: я боюсь, что мой сосед обидит меня, поэтому я уверяю его, что люблю его. Если бы я был сильнее и храбрее, я бы открыто показывал свое презрение к нему, которое я, конечно, чувствую. Ясно, что Ницше не мог себе представить, чтобы человек искренне чувствовал любовь ко всему человечеству, потому что он сам испытывал ко всему ненависть и страх, которые был вынужден скрывать под маской надменного безразличия. Его «благородный» человек, которым был он сам в, своих мечтах, полностью лишен сострадания, безжалостен, очень похож на «благородного человека» Ницше, но в основном Ницше утверждает, что греческие философы, начиная с Сократа и далее, были ниже своих предшественников.

Ницше не может простить Сократу его плебейского происхождения и обвиняет в разложении знатной афинской молодежи с помощью демократических моральных принципов. Особенно он осуждает Платона за склонность к назиданиям. Однако ясно, что ему не очень хочется осуждать Платона, и, чтобы извинить его, Ницше предполагает, что Платон, вероятно, был неискренним и проповедовал добродетель только как средство удержания низших классов в повиновении. Он назвал его однажды «великим Калиостро». Ницше нравятся Демокрит и Эпикур, но его приверженность к последнему кажется нелогичной, если только ее не интерпретировать как в действительности восхищение Лукрецием.

Ницше объясняет мировой порядок в терминах соперничества и борьбы различных типов воли к власти. Подобная типология, с его точки зрения, существенна для решения вопроса о ценности того или иного достигнутого состояния. Он выделяет два основных типа власти, или инстинкта: тот, который выражает восходящее движение жизни, и противоположный ему, воплощающий нисходящую жизнь. "Стадный инстинкт, завоевавший теперь верховодство, - пишет Ницше, направляя огонь своей критики против демократических и социалистических движений, выражающих интересы людей, так сказать, низшего типа, -- представляет нечто в корне отличное от инстинкта аристократического общества: от ценности единиц зависит то или другое значение суммы... Вся наша социология не знает другого инстинкта, кроме инстинкта стада, т.е. суммированных нулей, -- где каждый нуль имеет "одинаковые права", где считается добродетелью быть нулем".

Говоря о социально-политическом аспекте современной ему западной культуры, Ницше резко критикует такой институт, как национальное государство, - для него это - "самое холодное из всех холодных чудовищ", превращающее себя в объект для поклонения и стремящееся "усреднить" всех своих граждан. И хотя немецкий философ желает изменения современного ему национально-государственного устройства как препятствующего формированию выдающихся личностей, он тем не менее не считает, что безликой массе придет конец, если высший тип человека станет хозяином на земле. Ибо это не дело высшей касты направлять движение масс, подобно тому, как пастух ведет свое стадо. Наоборот, масса должна не покладая рук работать для создания условий появления "господ земли", способных творить новые ценности.

Для демонстрации цели, к которой нужно стремиться в своем развитии человечеству, Ницше приводит миф о сверхчеловеке. Прежде всего он считает, что "человек есть нечто, что должно преодолеть". Но это не произойдет автоматически, так сказать, в ходе естественного отбора. К этому необходимо волевое усилие и чувство направления. Однако, по Ницше, движение к сверхчеловеку - это не конкретная есте-ственноисторическая перспектива, а явление высшего культурного порядка: "Человек - это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, - канат над пропастью. Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка". Подобные предупреждения философ делает с фанатичной настойчивостью. Сверхчеловек не сможет появиться до тех пор, пока высшие индивиды не осмелятся на переоценку всех ценностей, не разобьют старые скрижали, особенно идеалы христианства, и не создадут новых ценностей не из страха перед опасностью, а от преизбытка своей жизненной силы.

Несмотря на крайнюю расплывчатость указанного образа-понятия, сверхчеловек олицетворяет для немецкого философа высшую степень развития и концентрации интеллектуальной мощи, силы характера и волеизъявления, независимости, целеустремленности, эстетического вкуса и совершенной физической конституции. Сверхчеловеком, по-видимому, стал бы тот, кто соединил бы в себе качества Гёте и Наполеона, Христа и Цезаря.

Заключение

этика моральный ницше

Этика возникает в лоне философии и существует по настоящее время как философское учение и философская учебная дисциплина.

Крупнейшими этиками в истории человечества были Платон (428-328 до н.э.), Аристотель (384-322 до н.э.), Сенека (4 до н.э. - 65 н.э.), Марк Аврелий (121 - 180), Августин Блаженный (354 - 430), Б. Спиноза (1632 - 1677), И. Кант (1724 - 1804), А. Шопенгауэр (1788 - 1860), Ф. Ницше (1844 - 1900), А. Швейцер (1875 - 1965). Этикой занимались все крупные русские мыслители. Наиболее значительные работы по этике оставили св. Тихон Задонский (1724 - 1783), св. Феофан Затворник (1815 - 1894), Вл.С. Соловьёв (1853 - 1900), Н.А. Бердяев (1874 - 1948), Н.О. Лосский (1870 - 1965).

Этическая мысль ХХ века представляет собой довольно пеструю картину. Опираясь на достижения своих предшественников, она рассматривает вечные проблемы человека с различных мировоззренческих (религиозных и материалистических) позиций, с различной мерой использования достижений таких наук, как психология, генетика, социология, история и др. В ХХ веке этические исследования стали многостороннее, изощреннее. Но было бы, думается, опрометчиво утверждать, будто нравственные искания прошлых веков устаревают, как например, устаревают некоторые положения естественных наук.

Список литературы

1. Золоухина-Аболина Е.В. Курс лекций по этике. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1999.

2. Краснов В.Н. Этика. - М.: Проспект, 2001.

3. Кругляницо Т.Ф. Этика и этикет. - М., 2005.

4. Попов Л. А. Этика. - М., 2001.

5. Профессиональная этика сотрудников правоохранительных органов: Учеб. пособие / Под ред. А. В. Опалева, Г. В. Дубова. - М.: Щит-М, 2005.

6. Росенко М.Н. Основы этических знаний. - СПб.: Лань, 1998.

7. Якобсон В.М. Этика. - М.: Прогресс, 2003.

Размещено на Allbest.ru