Регулирование капитальных вложений в условиях переходной экономики: потребности инвесторов и политика государства

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

В инвестиционном отношении Россия выглядит малоубедительно на фоне «самой себя» образца двадцатилетней давности. Согласно официальным данным Федеральной службы государственной статистики, объемы капиталовложений в хозяйственной системе страны в настоящее время составляют 75,5% от того значения данного показателя, что фиксировалось в 1990 году. Если осуществить аналогичные сопоставления в более длительной ретроспективе, можно убедиться в том, что размеры накопления в отечественной экономике ныне находятся приблизительно на уровне 1984 года.

Сложившиеся масштабы недоинвестирования в России оцениваются нами в пределах от 26,5 до 36,8 трлн рублей. Специалисты Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования, опиравшиеся в своей диагностике этого феномена на несколько отличные методические подходы, пришли к во многом схожим результатам [1]. Таким образом, этап рыночных трансформаций отбросил народное хозяйство в инвестиционном отношении почти на тридцать лет назад.

Опыт Китая убедительно свидетельствует о том, что сложный и драматический путь, пройденный отечественной инвестиционной сферой, сочетавший её стремительное сжатие с последующим частичным, фрагментарным восстановлением, не был запрограммирован. Напротив, существовало (и существует) множество альтернативных траекторий, каждая из которых могла бы привести к гораздо более впечатляющим результатам, нежели те, что наблюдаются в настоящее время. Иначе говоря, не имеет смысла списывать неудовлетворительные итоги инвестиционного развития нашей страны на некие фундаментальные закономерности рыночных преобразований, поскольку их причины сокрыты в области стратегии государственного регулирования, её изъянов и просчетов.

Следуя этой логике, рассмотрим концептуальные основы, цели и задачи, принципы и механизмы формирования государственной инвестиционной политики России. Не ограничивая общности рассуждений, можно утверждать, что её идейный базис ныне образует неолиберальная парадигма, суть которой может быть передана при помощи следующих тезисов.

Первое. Мирохозяйственная система погружена в атмосферу глобальной конкуренции за инвестиционные ресурсы, так называемую «конкуренцию юрисдикций», «шопинг режимов» [2, 3]. Нашей стране необходимо интегрироваться в эти состязательные процессы, подстраиваться под существующие правила игры, не пытаясь проводить самостоятельную, отличную от «универсальной» инвестиционную политику.

Второе. Оправдано стремление к максимальной открытости экономики, достигаемой, применительно к инвестициям, посредством установления и поддержания свободного режима трансграничных перемещений капитала. Всякие препятствия на пути его перетоков контрпродуктивны, поскольку могут отвратить нерезидентов от идеи реализации инвестиционных замыслов, связанных с вложениями в народное хозяйство России и размещением производств на её территории. Что же касается ограничений на вывоз инвестиционных ресурсов отечественного происхождения, то их, в любом случае, несложно преодолеть при помощи легальных и полулегальных, черных и серых схем экспорта, благо, что уровень распространения коррупции и злоупотребления влиянием тому способствует. «У капитала ведь нет границ» -- как отмечал в своей программной статье «Нам нужна новая экономика» В.В. Путин [4].

Третье. Прямые зарубежные вложения следует трактовать как важный, а возможно -- и главенствующий фактор инвестиционного развития и модернизации народного хозяйства страны. Поэтому необходимо прилагать усилия по повышению её инвестиционной привлекательности, преимущественно, за счет локальных, технических мер («дорожных карт»), направленных на ликвидацию избыточных административных барьеров, обусловленных вмешательством государства в экономику и проявляющихся при осуществлении лицензионно-разрешительных, контрольно-надзорных функций, а также в рамках налогового, таможенного и иных форм регулирования [5].

«Ключевым вопросом... считаем создание благоприятного конкурентного инвестиционного климата» -- заявил в своем выступлении на Петербургском международном экономическом форуме в июне месяце 2012 года глава государства [6]. Соответствующие задачи по сокращению сроков прохождения и стоимости административных процедур, связанных с получением разрешений на строительство, подключением к инженерным сетям и тому подобным «точкам соприкосновения» государственных структур и бизнеса, обнародованы в тексте Указа Президента Российской Федерации от 07.05.2012 № 596 [5]. Предполагается, что благодаря их решению наша страна к 2018 году войдет в первую двадцатку мирового рейтинга по условиям ведения предпринимательской деятельности, составляемого Всемирным банком.

Завершая описание этой стратегии, предложим индикатор, значение которого можно применять в качестве критерия оценки эффективности её практического воплощения. В роли такового разумно рассматривать показатель чистого вывоза капитала частным сектором. Если его значение меньше нуля, сочетание максимальной открытости и мер по улучшению предпринимательского климата приносит свои плоды, поскольку в результате их реализации хозяйственная система становится нетто-реципиентом инвестиций. В противном случае страна, скорее, больше теряет, нежели приобретает от либерализации режима государственного регулирования трансграничных операций с капиталом.

Судя по данным Центрального банка, Россия неизменно уступает в глобальной конкурентной борьбе, причем за свои же собственные инвестиционные ресурсы. Размеры чистого оттока капитала из её экономики за 2008 -- первый квартал 2013 года превысили отметку в 384 млрд долларов США (табл. 1). Будучи размещенными в отечественном народном хозяйстве эти вложения позволили бы одномоментно на 33-45% компенсировать те объемы недоинвестирования, что складывались на протяжении последних двадцати с лишним лет.

Таблица 1. Чистый вывоз капитала частным сектором из экономики Российской Федерации в 2008-2012 годах (млрд долларов США)

Впрочем, на ниве вывода средств из экономической системы нашей страны преуспевает не только частный сектор. Свыше 85% [7] третьих в мире по масштабам международных резервов России номинировано в суверенных долговых обязательствах Австрии, Бельгии, Великобритании, Германии, Дании, Канады, Люксембурга, Нидерландов, США, Финляндии, Франции и Швеции [8]. Проще говоря, эти авуары используются для осуществления низкодоходных [8] финансовых инвестиций в иностранные государственные активы. Резюмируя, можно утверждать, что значительная часть сбережений, аккумулируемых всеми институциональными сегментами отечественного народного хозяйства, направляется на поддержание роста и структурных дисбалансов зарубежных экономик.

В последнее время в экспертном сообществе все чаще высказывается мнение, что ситуацию с вывозом капитала из России не следует драматизировать, поскольку аналогичным образом распоряжаются «излишками» экспортной выручки многие страны, занимающие значимое место в международной торговле, например, Китай [9, 10, 11]. Нужно сказать, что этот довод не выдерживает серьезной критики.

В самом деле, КНР продолжает следовать выдвинутой ей самой в 1990-ые годы доктрины «Идти вовне!», новой этап которой подразумевает переход к экспорту капитальных ресурсов, постепенно замещающему поставки на внешний рынок товаров и услуг [12]. Верно, что огромные международные резервы Поднебесной, превышающие 3 трлн долларов США, вложены в краткосрочные облигации американского правительства [10, 11] -- это отвечает её долгосрочным геоэкономическим и геополитическим интересам. Китай может позволить себе такую экспансию, ведь норма накопления в его экономической системе стабильно превосходит уровень в 40% [12], благодаря чему воспроизводятся рекордно высокие темпы увеличения валового внутреннего продукта. Между тем, для России, с её неотложными потребностями в модернизации, хронической нехваткой инвестиций, составлявших в 2004-2012 годах в среднем всего 19,3% ВВП, и неустойчивым, замедляющимся ростом подобная политика представляется крайне расточительной [13].

Возвращаясь к изложенной концепции инвестиционной политики, отметим, что отрицательные результаты её воплощения в отечественном народном хозяйстве с самого начала виделись вполне предсказуемыми. Скорее всего, справедливо и более сильное утверждение: любая страна с развивающимся рынком или переходным экономическим режимом, стремящаяся удовлетворять требованию максимальной открытости и пытающаяся улучшить свой инвестиционный климат только путем устранения чрезмерных административных барьеров для бизнеса, в конечном итоге окажется не реципиентом, а донором капитала.

Прежде чем перейти к его доказательству, ответим на вопрос, почему для подобных хозяйственных систем интенсивное привлечение зарубежных вложений принято считать одним из центральных вопросов экономической повестки дня? Заметим с этой целью, что приоритетным целевым ориентиром для данных экономик служит сокращение отставания от наиболее богатых и благополучных государств. Закономерно, что их национальные правительства будут стараться придерживаться установки на достижение опережающих, ускоренных темпов роста, составляющих основу модели догоняющего социально-экономического развития.

Все известные (и успешные) примеры последнего -- будь то послевоенная Европа, Япония, новые индустриальные страны Азии первого, второго, третьего поколения, Китай -- неизменно опирались на повышенную норму накопления [14, 15, 16], существенно превосходившую в течение длительного периода времени среднемировой уровень. Учитывая тот факт, что с макроэкономической точки зрения инвестиции I финансируются за счет общественных сбережений S и чистого притока капитала из-за границы ДK [10], имеет место равенство:

I = S + ДK

В экономических системах с развивающимся или формирующимся рынком благосостояние населения в массе своей невелико, бизнес сравнительно низкорентабелен, государство озабочено решение проблем финансовой консолидации, а находящийся в процессе становления банковский сектор не способен предоставлять на приемлемых условиях большие объемы инвестиционных кредитов. В этой ситуации склонность к сбережениям, являющаяся монотонно возрастающей функцией дохода [13], будет невысока, как следствие незначительными окажутся и их валовые размеры S. Но в таком случае, именно второе слагаемое ДK в приведенном равенстве может сыграть решающую роль в поддержании ускоренных темпов роста инвестиционной активности. Иными словами, мобилизация зарубежных вложений или в более общем смысле -- ставка на внешние источники фондирования национального накопления, на первый взгляд, выглядит естественной для «среднестатистической» страны, вступающей в фазу догоняющего развития.

Далее, напомним, что в психологической науке и ряде смежных областей познания широко распространена, так называемая, пирамида ценностей А. Маслоу, являющая собой попытку выстроить иерархию потребностей человека [17]. Предполагается, что индивид не может перейти на следующую «ступень» этой лестницы, не удовлетворив, по крайней мере, отчасти нужды более низкого, примитивного свойства.

В целях настоящей работы представляется необходимым восстановить аналогичную конструкцию для инвестора -- она изображена на рис. 1. В основание нашей пирамиды помещена потребность в инвестиционной деятельности -- не исключено, что такой шаг видится несколько неожиданным, а потому требующим более обстоятельных комментариев.

Рис. 1. «Пирамида потребностей» инвестора

Совершая его, мы акцентируем внимание на том факте, что склонность к капиталовложениям -- не имманентная черта бизнеса, а его вынужденная реакция на определенные условия хозяйствования, институциональные рамки и ограничения. Предпринимательское сообщество становится инвестиционно- и (инновационно-) активным только будучи погруженным в деловую среду, базирующуюся на зрелых рыночных институтах частной собственности и свободной конкуренции. Как справедливо указывают эксперты Всемирного экономического форума, собственники, не уверенные в соблюдении своих прав, не захотят осуществлять вложения ни в содержание, ни в приумножение принадлежащих им активов [18]. Этот тезис приобретает особую актуальность применительно к отечественному народному хозяйству, где все крупные состояния формировались в эпоху массовой приватизации 1990-х годов, которой даже официальная позиция присваивает самые нелестные эпитеты -- от «нечестной» [4] до «дикой» [19]. Их владельцы, ощущающие неослабевающий дефицит легитимности [20], не питают иллюзий по поводу незыблемости, неприкосновенности своих прав. Испытываемые ими побудительные мотивы к инвестиционной деятельности на территории страны, чьи общенациональное достояние послужили источником стремительного личного обогащения, достигнутого при помощи довольно сомнительных методов, по определению, не могут быть высокими. Напротив, эти экономические агенты стремятся удовлетворять свои потребности в инвестировании (равно, как и потреблении), главным образом, за рубежом посредством, например, развертывания офшорных финансово-производственных «сетей» (ими, по известным оценкам, охвачено до 90% всех отечественных частных структур [21]) с последующим вывозом капитала. Именно это обстоятельство и является краеугольным камнем «стратегии выхода» («exit strategy») российской элиты, «креативного класса», о котором так много говорят в последнее время либеральные экономисты [2].

Не меньшее значение для гармоничного развития инвестиционных процессов имеет и институт свободной конкуренции. С тем чтобы проиллюстрировать данный вывод запишем формулу прибыли (р) для монопродуктовой фирмы:

р = q*(p - c),

инвестиционный экономический прибыль

где p -- цена выпускаемого экономического блага, q и c -- объемы и средние издержки производства, соответственно. Если экономическая система пребывает в условиях, близких к совершенной конкуренции, компания лишена возможности воздействовать на стоимость своего товара или услуги, то есть параметр p принимается равным константе. В таком случае менеджмент фирмы сможет добиться максимизации зависимой переменной р либо путем повышения размеров выпуска q, но для этого необходимо осуществить вложения в расширение производственных мощностей, либо за счет сокращения удельных издержек c -- здесь потребуются инвестиции в реконструкцию и технологическое перевооружение основных фондов, направленные на снижение их ресурсоэнергоемкости. Третий подход подразумевает разработку и освоение производства принципиально нового для рынка блага и его реализацию по более высокой стоимости p', нежели равновесная p, что позволит извлекать экономическую прибыль:

p'> p,

р' = q*(p' - c) > р

В течение короткого периода времени, из-за диффузии этого продуктового нововведения в экономической среде, преимущество, связанное с возможностью получения инновационной ренты, будет нивелировано и цена вернется к естественной отметке:

p'= p

Такой сценарий сопряжен с НИОКР-интенсивными капиталовложениями, что указывает на их инновационную сущность. Очевидно, что реальные бизнес-стратегии будут сочетать элементы всех трех подходов, так что в условиях конкурентной борьбы компании, в самом деле, «обречены» на инвестиционную и инновационную активность.

Принципиально отличным образом станут разворачиваться события в случае, когда фирма получит возможность воздействовать, посредством манипулирования размерами предложения, на стоимость производимого товара или услуги. В этой ситуации стремление к максимизации прибыли р наверняка обернется последовательным повышением цены p, которое вытеснит все инвестиционно-перспективные сценарии. Учитывая, какой уровень монополизации присущ отечественному народному хозяйству [1], несложно догадаться, почему оно остается высокоинфляционным на фоне стран-членов ОЭСР и крупнейших быстрорастущих экономик [22], несмотря на все усилия денежно-кредитной политики. Резюмируя вышесказанное, можно утверждать, что размещение в фундаменте нашей пирамиды потребности в инвестиционной деятельности вполне логично. Экономический агент, не испытывающей её (что, как было показано ранее, может стать массовым явлением в реалиях незрелых институтов), не будет переходить и к удовлетворению инвестиционных нужд более высокого уровня.

На второй ступени иерархической лестницы расположен запрос на рынок сбыта. Эта позиция не вызывает сомнений, поскольку инвестор, строго говоря, даже не приступит к анализу финансовой модели своего замысла, не будучи уверенным в перспективах спроса на продукцию, выпуск которой предстоит наладить в результате реализации проекта. Неслучайно, многочисленные экспертные организации при диагностике инвестиционной привлекательности России и её партнеров по группировке БРИК, в качестве сильной стороны неизменно указывают глубину внутренних рынков этих государств и значительный потенциал их дальнейшего расширения [9, 23].

Далее в нашей конструкции следуют потребности в финансовых ресурсах, что естественно, поскольку, вероятно, нет смысла заниматься поиском места локализации нового производства и решением транспортной задачи, если отсутствует понимание того, за счет каких средств станут финансироваться капиталовложения в приобретение земельного участка, строительство зданий, закупку машин, оборудования и других инвестиционных благ. По данным опросов Российского экономического барометра, дороговизну кредитных средств значительная часть отечественных предприятий обрабатывающей промышленности ставит на одно из первых мест среди факторов, затрудняющих повышение конкурентоспособности производимых товаров [23].

На четвертом уровне пирамиды находится общественная инфраструктура во всех её формах и проявлениях -- транспортной, инженерной, социальной и т.д. и т.п. В действительности, едва ли разумно обсуждать возможные подходы к рекрутированию персонала, если остается невыясненным, каким образом будет осуществляться его доставка до рабочих мест и где станут обучаться, получать медицинские услуги, а также проводить досуг трудящиеся и члены их семей.

Еще выше в иерархии ценностей инвестора размещаются потребности в квалифицированных кадрах -- пожалуй, это единственная позиция, которая выглядит «плавающей». Возможно, её необходимо сместить ближе к основанию, в особенности, для стран, проходящих постиндустриальную фазу роста с присущим ей вкладом человеческого капитала. Однако, в экономических системах с развивающимся или формирующимся рынком, только начавших «подтягиваться» к передовым технологическим рубежам, роль совокупности знаний, навыков и компетенций рабочей силы все же не следует переоценивать.

Наконец, в самую вершину пирамиды мы поместили запрос на эффективное регулирование -- подобная логика требует дополнительных разъяснений. На самом деле, ничего удивительного в этом нет, если принять во внимание, что история международного инвестиционного сотрудничества изобилует многочисленными примерами того, как транснациональные корпорации приступали к воплощению дорогостоящих инвестиционных замыслов, связанных, например, с добычей полезных ископаемых, в самых бедных и отсталых регионах планеты, где система государственного управления, в традиционном понимании смысла этого словосочетания, вообще отсутствует. Россия не является исключением в этом контексте -- ничто не помешало консорциумам зарубежных инвесторов заключать с нашей страной в середине 1990-х первые (и единственные) соглашения о разделе продукции, направленные на освоение месторождений углеводородов на Дальнем Востоке, когда она представляла собой «уникальное квазигосударство, все элементы...которого работают на реализацию исключительно частных или групповых интересов» [24]. Более того, слабость государственного регулирования может рассматриваться нерезидентами, как аргумент «за», а не «против» капиталовложений в наименее развитые экономики, поскольку это позволяет навязывать принимающим сторонам кабальные условия.

Завершая описание пирамиды ценностей, подчеркнем, что её нельзя воспринимать, как попытку разделить все потребности инвестора на первоочередные и второстепенные, важные и малозначимые. Вероятно, в эту конструкцию следует инкорпорировать новые уровни, а возможно, будет более правильным уточнить содержание уже существующих компонент или даже пересмотреть порядок взаимного расположения некоторых из них -- сути дела это принципиально не меняет. Главный итог приведенных рассуждений заключается в том, что обсуждаемым нуждам свойственна определенная иерархия, одна из интерпретаций которой предложена выше.

Политика, направленная на повышение инвестиционной привлекательности страны, должна представлять собой комплекс мер, призванных обеспечить создание в её экономической системе условий для удовлетворения рассмотренных потребностей инвесторов. При этом вектор подобных усилий, последовательность предпринимаемых инициатив должны быть ориентированы от нижних ступеней пирамиды к её вершине. В этой связи становится понятным, почему сочетание максимальной открытости экономики и действий по устранению избыточных административных барьеров вовсе не гарантирует успеха в международной конкурентной борьбе за инвестиционные ресурсы.

Во-первых, скорее всего, несложно добиться в довольно сжатые сроки осязаемого прогресса в области снижения стоимости и длительности процедур, связанных с получением разрешений на строительство, подключением к инженерным сетям и т.д. и т.п. Между тем, неясно, повлияет ли это существенным образом на глобальные предпочтения инвесторов, если не будут сформированы предпосылки для насыщения их нужд более фундаментального характера, находящихся ближе к основанию иерархии ценностей.

Во-вторых, уместно говорить о возможности попадания развивающихся и переходных экономик в «ловушку» плохого инвестиционного климата. Для того чтобы активно привлекать зарубежные вложения, его настоятельно рекомендуется улучшить, но решение этой задачи, само по себе, сопряжено с огромными капитальными затратами, источник фондирования которых неизвестен.

Логику этого замкнутого круга легко прояснить на примере России. Нетрудно догадаться, что может отвратить нерезидентов от идеи реализации инвестиционных проектов на территориях большинства субъектов Федерации -- изношенное состояние общественной инфраструктуры -- дорог, взлетно-посадочных полос, сетей канализования, газо-, электро- и водоснабжения, школ, детских садов, больниц и прочих аналогичных объектов [4]. Известно, что объемы их ввода к 2008 году уменьшились по сравнению с дореформенным 1990-м годом кратно, а по отдельным позициям -- на порядок, при том, что стоимость строительства одного километра современной автострады в российских реалиях в 2,5, 3,5 и 4 раза выше, чем в США, Бразилии и Китае, соответственно [25]. Учитывая данное обстоятельство, легко убедиться в том, с какими колоссальными вливаниями сопряжены меры по удовлетворению инфраструктурных потребностей инвесторов в отечественном народном хозяйстве, ликвидации этого общепризнанного узкого места инвестиционного климата России. По разным подсчетам, цена вопроса здесь колеблется от 36 до 100 млрд долларов США в год, причем подобные расходы предстоит осуществлять непрерывно на протяжении не менее чем 10 лет [25].

С точки зрения пирамиды ценностей, стране с развивающимся рынком или экономической системой переходного типа, прежде чем стать инвестиционно-привлекательной необходимо, в частности, обеспечить становление хороших рыночных институтов, заметное увеличение благосостояния населения (а как иначе добиться расширения ёмкости внутреннего рынка?), а также появление банковского сектора, способного предоставлять кредитные продукты в значительных размерах по приемлемой стоимости и на длительный срок. Очевидно, что небогатому обществу эта задача не по силам, по крайней мере, в обозримой перспективе. Если же в такой хозяйственной системе введен либеральный режим трансграничных перемещений капитала, то её достаточно скромные национальные сбережения наверняка будут перемещаться в зрелые рыночные экономики с более благоприятным инвестиционным климатом, который формировался на протяжении десятилетий (или даже столетий) благодаря труду многих поколений и этот путь далеко не всегда являлся легким и безоблачным.

Таким образом, повышение инвестиционной привлекательности -- труднодостижимая цель, продвижение к которой неизбежно связано с большими материальными и, что не менее важно -- временными издержками. Сомнительно, чтобы Россия и сопоставимые с ней по уровню экономического развития государства могли выдерживать, наравне с ведущими рыночными державами, глобальную конкурентную гонку за инвестиционные ресурсы. Принимая во внимание масштабы отставания, а также заведомо невыгодные условия -- требование максимальной открытости -- конечный результат несложно предсказать: им уготована роль доноров.

Согласно теориям международного инвестирования, например, гипотезе рентабельности, инвестиции должны поступать из экономик с их относительным избытком в страны, где наблюдается дефицит этого фактора производства. На практике все последнее время наблюдается прямо противоположная картина -- капитал течет «в гору» -- то есть из бедных экономических систем в богатые [10]. Вероятно, немаловажная роль в подобном положении вещей принадлежит повсеместно навязываемой неолиберальной парадигме государственной инвестиционной политики, воплощение которой приводит к интенсивному выводу капитальных ресурсов с развивающихся рынков, угнетающему их инвестиционный потенциал.

Несмотря на то, что успехи в «конкуренции юрисдикций» за прямые иностранные инвестиции Китая, Бразилии и Индии не подлежат сомнению, опыт последних ни в чем не опровергает наши выводы. Верно, что КНР, по объему накопленных ПИИ, занимает второе место в мире [9], результаты двух других также хорошо различимы. Однако, их национальные правительства, во-первых, никогда и не руководствовались вышеизложенной неолиберальной доктриной. Предпринимаемые Китаем меры по мобилизации зарубежных вложений носят куда более разнообразный характер, а не сфокусированы только лишь на устранении чрезмерных административных барьеров для бизнеса путем сокращения сроков прохождения лицензионно-разрешительных, контрольно-надзорных и прочих подобных процедур. В Индии только в 1999 году законодательно снят запрет на репатриацию доходов для инвесторов-нерезидентов [9], так что если она и переходит к режиму свободного движения капитала, то достаточно постепенно и осторожно.

Во-вторых, и это, пожалуй, самое главное -- место ПИИ в инвестиционном развитии этих стран изначально не следует преувеличивать. В структуре накопления КНР, Индии и Бразилии на них приходится всего 6%, 7-10% и 10-15%, соответственно [26], и их роль продолжает снижаться. Партнеры России по группировке БРИК всегда делали ставку на внутренние источники фондирования капиталовложений, а не пытались заместить собственные инвестиционные ресурсы привлеченными из-за границы. Ученые, анализируя известные примеры «экономических чудес», сходятся во мнении, что это универсальное правило: по существу, не известны успешные попытки внешнего финансирования ускоренного экономического роста за исключением, быть может, «плана Маршалла» [10].

Нашей стране необходимо принять на вооружение данный принцип, благо, что размеры аккумулируемых сбережений (табл. 2), при условии их вовлечения в инвестиционный оборот, позволят ей быстро повысить норму накопления почти до 30% ВВП, что вполне соответствует контурам стратегии догоняющего развития. Но с этой целью следует, конечно, прекратить при помощи законодательных и административных рычагов отток капитала из отечественного народного хозяйства, не дожидаясь, когда в нем сформируется благоприятный, конкурентный инвестиционный климат -- скорее всего это произойдет еще очень нескоро. Неизбежность такого шага диктуется передовыми зарубежными практиками. Акио Морита -- один из основателей фирмы «Сони» -- отмечал в своих мемуарах, что когда его компания приняла решение об открытии филиала в Северной Америке, потребовалось специальное разрешение Министерства финансов Японии на вывоз всего 500 тыс. долларов США для обеспечения данного проекта, причем заранее не было известно, одобрит ли ведомство эту транзакцию. Россия должна придерживаться аналогичных установок, иначе будет постоянно воспроизводиться абсурдная ситуация, когда собственные капитал в огромных объемах направляется в офшорные и спарринг-офшорные юрисдикции, а нерезиденты рассматриваются в качестве едва ли не главной движущей силы инвестиционного развития экономики.

Таблица 2. Норма накопления и норма сбережения в экономике Российской Федерации (в % ВВП)

Литература

1. Апокин А. Повышение стимулов для инвестиций в основной капитал и технологии: основные направления экономической политики // Вопросы экономики. - 2011. - № 6. - С. 43-56.

2. Мау В. Между модернизацией и застоем: экономическая политика 2012 года // Вопросы экономики. - 2013. - № 2. - С. 4-23.

3. Ореховский П. Третий механизм (О книге К. Крауча «Странная не-смерть неолиберализма») // Вопросы экономики. - 2013. - № 4. - С. 152-158.

4. Указ Президента Российской Федерации от 7 мая 2012 года № 596 «О долгосрочной государственной экономической политике» // Российская газета. - 2012. - №5775 (9 мая).

5. Ершов М. Два года после кризиса: усиление рисков «второй волны»? // Вопросы экономики. - 2011. - № 12. - С. 4-20.

6. Лебединская Е. Роль нефтегазовых фондов в России // Вопросы экономики. - 2012. - № 3. - С. 98-119.

7. Боброва В., Протасов К. Прямые иностранные инвестиции в странах БРИКС // Мировая экономика и международные отношения. - 2013. - № 2. - С. 26-35.

8. Попов В. Глобальные дисбалансы - нетрадиционная трактовка // Вопросы экономики. - 2013. - № 1. - С. 69-80.

9. Кудрин А. Влияние доходов от экспорта нефтегазовых ресурсов на денежно-кредитную политику России // Вопросы экономики. - 2013. - № 3. - С. 4-19.

10. Гельбрас В. Россия и Китай: неизбежность судьбоносных перемен // Вопросы экономики. - 2011. - № 11. - С. 109-121.

11. Григорьев Л., Иващенко А. Мировые дисбалансы сбережений и инвестиций // Вопросы экономики. - 2011. - №6. - С. 4-19.

12. Глазьев С. О стратегии экономического развития России // Вопросы экономики. - 2007. - № 5. - С. 30-51.

13. Феномен НИС: эволюция и современность // Мировая экономика и международные отношения. - 2012. - № 7. - С. 64-77.

14. Феномен НИС: эволюция и современность (окончание) // Мировая экономика и международные отношения. - 2012. - № 8. - С. 76-88.

15. Maslow A.H. Motivation and Personality. - New York: Harpaer & Row, 1954.

16. От перераспределения благ к созданию процветания: выводы из Индекса глобальной конкурентоспособности (из доклада Всемирного экономического форума и Евразийского института конкурентоспособности) // Вопросы экономики. - 2011. - № 8. - С. 4-40.

17. Бразилия и Россия: различные траектории развития? (окончание) // Мировая экономика и международные отношения. - 2012. - № 11. - С. 80-93.

18. Хейфец Б. Риски долговой политики России на фоне глобального долгового кризиса // Вопросы экономики. - 2012. - № 3. - С. 80-97.

19. Дробышевский С., Синельников-Мурылев С. Макроэкономические предпосылки реализации новой модели роста // Вопросы экономики. - 2012. - № 9. - С. 4-24.

20. Кодратьев В., Егоров А., Аукуционек С. Оценки конкурентоспособности стран // Мировая экономика и международные отношения. - 2013. - № 2. - С.12-25.

21. Эллман М. Что исследование переходных экономик дало мейнстриму экономической теории? // Вопросы экономики. - 2012. - № 8. - С. 98-121.

22. Кондратьев В. Инфраструктура и экономический рост // Мировая экономика и международные отношения. - 2011. - № 11. - С. 18-24.

23. Булатов А. Россия в международном движении капитала: сравнительный анализ // Вопросы экономики. - 2011. - № 8. - С. 66-76.

24. Салицкий А., Таций В. Китай в новой структуре мировой экономики // Мировая экономика и международные отношения. - 2011. - № 11. - С. 72-77.

25. Михеев В., Луконин С., Сафронова Ю. Дальше - без заветов (Китай: смена модели модернизации) // Мировая экономика и международные отношения. - 2011. - № 12. - С. 69-78.

26. Насибов И. Научно-технический потенциал Китая: итоги и перспективы развития // Мировая экономика и международные отношения - 2012. - № 10. - С. 79-83.

27. Морита А. Сделано в Японии: Пер. с англ. / При участии Э. Рейнгольда и М. Симомуры. - М.: Прогресс, 1993.

Размещено на Allbest.ru