Финансово-кредитное, налоговое и таможенное регулирование в пореформенной России (1861–1914 гг.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Санкт-Петербургского государственного университета, кафедры истории экономики и экономической мысли экономического факультета

Финансово-кредитное, налоговое и таможенное регулирование в пореформенной России (1861-1914 гг.)

Гаркавенко И. С. аспирант

Аннотация

финансовый таможенный протекционизм торговый

Автором освещается финансово-кредитное, налоговое и таможенное регулирование предпринимательской деятельности в пореформенной России во второй половине 19 -- начале 20 вв. Обращается внимание на то, что государство не обладает абсолютной автономией при принятии тех или иных законов, регламентирующих хозяйственную деятельность. Зачастую государство, в целях привлечения инвестиционных ресурсов, иностранных технологий и по иным причинам, вынуждено временно поступаться национальными интересами. В этом отношении особый интерес для современности представляет период, когда Россия проводила либеральную таможенно-торговую политику, но затем резко сменила курс на протекционизм. Рассмотрение причин данного «разворота» и составляет основное содержание предлагаемой статьи

Ключевые слова: экономическая история России, предпринимательство, таможенная политика, регулирование банковской деятельности

Государственное регулирование предпринимательской деятельности обусловлено рядом факторов. В частности, многонациональный и многоконфессиональный состав населения предполагает нахождение консенсуса в регулировании имущественно-правовых отношений в сфере собственности и торгово-предпринимательской деятельности, вследствие различий правосознания наций и народностей, входящих в рассматриваемый нами период в состав Российской империи, а в настоящее время -- в состав Российской Федерации.

Государство, как гарант социальной и экономической стабильности общества, должно регулировать также отношения «человек -- производство» мерами социально-экономической политики, юридическими и организационно-правовыми нормами. И, наконец, всякое государство активно участвует в регулировании торгово-валютной, таможенной и концессионной политики в отношениях с соседними государствами и государствами-лидерами в международном обмене. Нормотворческая деятельность государственных институтов формирует определенную среду предпринимательской деятельности.

Таможенные пошлины существовали в России с незапамятных времен, как внутренние пошлины, взимаемые на границах удельных княжеств. В качестве внешних пошлин они появились с образованием Русского централизованного государства -- великого княжества Московского. В дальнейшем «московская система» подчинила себе другие, например, новгородские пошлины. В Российской империи таможенные пошлины являлись не только средством, служащим фискальным целям, но и целям экономического развития страны. За исключением фритредерской системы, действующей в России в 1816, 1819-1822 годах, внешние таможенные пошлины носили покровительственный характер для отечественных товаров и запретительный для иностранных. Однако полностью запретительные пошлины на импорт в России никогда не удавалось ввести, поскольку этот вид косвенного налога является, во внешнеэкономических отношениях, предметом торга и взаимных уступок. Как правило, страна с доминирующей экономикой требует фритредерской системы для своих товаров и устанавливает высокие таможенные пошлины на товары иностранного производства.

В России во второй половине XIX века все министры финансов, оставившие заметный след в экономической истории: Н.Х. Бунге, И.А. Вышнеградский и С.Ю. Витте, требовали от верховной власти «установить покровительство, сохранить за таможенными пошлинами тенденцию для предоставления перевеса отпуска над привозом, для облегчения земледелия и потребления беднейших классов. Система взимания пошлин должна быть упрощена максимально, для сокращения взяточничества и злоупотреблений» [1]. В 1885 году была проведена налоговая реформа, утвердившая в России (до 1917 года) «раскладочную систему».

Суть ее состояла в том, что первоначально была исчислена (по предыдущим годам) общая сумма налога, подлежащего взиманию с фабричной и заводской промышленности, торговли, промыслов и банковской деятельности, составившая в сумме 2.500.000 рублей. Эта цифра была разверстана (поделена) на каждую губернию (с учетом того, что она платила ранее). Губернским комитетам было предоставлено право делать «раскладку» по городам и уездам, а крупным городским и уездным комитетам -- раскладывать причитающуюся им сумму платежей -- по доходам отдельных плательщиков.

Н.Х. Бунге отмечал, что налоговая система 1885 года представляла «Действительные ручательства относительно правильной внутренней раскладки. Должно заметить, что всякий другой прием определения доходности предприятий по признакам, точно указанным в законе, или непосредственные исчисления доходов теоретическим или умозрительным способом непременно привел бы к большим неточностям и, сохраняя несоразмерность, неизбежную в таких налогах для местностей, отдаленных друг от друга, не устранили бы ее даже в пределах одного уезда или одного города» [2].

Дополнительный сбор с торговли, промыслов и процентный налог был также введен в 1885 году. При его введении законодатель руководствовался следующими соображениями: существует разница между массой и нормой дохода, между доходом крупного и мелкого предприятия, а также -- сроком оборачиваемости капиталов. У предприятий с быстрым оборотом капиталов доход растет не только абсолютно, но и прогрессивно, как «процент на процент». Поэтому для акцизных предприятий, акционерных компаний и крупных неакционерных предприятий был введен дополнительный налог в виде 3%-го сбора с чистой прибыли. Где чистую прибыль исчислить было невозможно, там вводился примерно равный ему дополнительный сбор по раскладочной системе. Для банков вводился дополнительный 5%-й налог на наличные денежные капиталы (банковские вклады и процентные бумаги).

Патентный сбор -- налог на спиртные напитки. Введен в 1863 году после отмены питейных (винных откупов). Принципиальная разница между откупной и акцизной системой заключалась в том, что откупщик «откупал» у государства определенную территорию для торговли спиртными напитками. Торги по откупам производились по аукционной системе. Государство выставляло на торги губернию, уезд, город по цене предыдущих откупов. На аукционе побеждал тот откупщик, который давал цену большую, чем конкуренты. Внося авансом платеж в губернскую казенную палату, он имел право торговать всем ассортиментом спиртных напитков на «откупленной» территории.

Акцизная система питейных сборов заключалась в получении права торговли определенным спиртным напитком на всей территории Российской империи при оплате «акцизной марки» на определенный объем спиртного: ведро, штоф, полуштоф и т.д. По сути дела это была «такса» -- твердая государственная, а не частная надбавка к цене в пользу государства. Предполагалось, что торговцы, занимающиеся продажей однородной продукции, вынуждены будут сокращать собственные издержки из-за конкуренции и, соответственно, цену. Таким образом, государственная наценка будет перелагаться не на потребителя, а на торговца. Эти предположения оправдывались лишь частично, поскольку спиртные напитки -- специфический товар, его потребление не основано на рациональных потребностях и в то же время, он не является деликатесным продуктом («продуктом роскоши»).

Высшими государственными чиновниками неоднократно высказывалась точка зрения, что «от ограничения потребления спирта и от мер против пьянства можно ожидать более важных финансовых результатов, вследствие подъема народного достатка, чем от увеличения доходов, доставляемых питейным акцизом» [3]. Отдельные из них требовали введения законов против пьянства, наказывающих за употребление спиртных напитков. Такой закон в Российской империи не был принят. Потребление спиртного, с введением акцизной системы, увеличилось, что можно проследить по динамике роста государственных доходов от акциза на спиртное. Само собой, что в этой динамике следует учитывать: а) ценовой фактор; б) демографический фактор; в) сокращение неучтенных продаж; г) сокращение домашнего винокурения (самогоноварения); д)рост ассортимента предлагаемых напитков и упрощение потребления (торговля в распивочных) и т.д. Однако нельзя отрицать и того факта, что акцизная система является своеобразной формой государственного предпринимательства, а предприниматель всегда заинтересован в росте объемов продаж, что, собственно, и происходило на практике…

Табачный сбор -- налог на табак, введен был в 1838 году, взамен табачных откупов. Акцизная система на торговлю табачными изделиями полностью повторяет недостатки акцизов на спиртное, поскольку табак, как и алкоголь, вызывает наркотическую зависимость.

Акциз на сахар был введен в 1848 году. Акциз с нефти -- в 1887 году. Акциз со спичек -- в 1888 году. Данные виды акцизов вводились в то время, когда вышеперечисленные товары относились к «продуктам роскоши». Но, со временем, став продуктом общенародного потребления, они не исчезли из категории продуктов, попадающих под двойное налогообложение. Дело в том, что любая нормативная наценка, подлежащая контролю, занимает свою «нишу» в ценообразовании вообще. Цены никогда не устанавливаются произвольно, они лишь колеблются вокруг пропорциональных соотношений, диктуемых не только волей покупателя, но и возможностями, если так можно выразиться, экономической мощи страны. Если государство вдруг покидает свою «нишу» в ценообразующем факторе, то это вовсе не означает, что цена на подакцизный продукт упадет. «Ниша» будет занята спекулянтом-перекупщиком или же производитель и торговец начнут извлекать сверхдоход. Все зависит от того, кто окажется в положении монополиста, поскольку государство, на протяжении длительного времени, извлекало из данного продукта монопольный доход.

Гербовый сбор появился в России с конца XVII века, как налог на гербовую бумагу для подачи челобитной (прошения). В дальнейшем -- налог на регистрацию прошений, почтовую переписку, нотариально заверяемые сделки и т.д. С 1875 года гербовый сбор взимался на основе Устава о гербовом сборе. Современник отмечал, что «они случайны, сложны, неравномерны, надо бы их упразднять во всех тех случаях, когда представляется возможность, заменять их прямым налогом. Надо бы ограничить их небольшим числом, пошлины с прошений умерить».

Таким образом, в течение всего XIX -- начала XX века, несмотря на развитие предпринимательства, усиление демократизации управления, в России в общем и целом происходило усиление налогового гнета. Диктатура Министерства внутренних дел как территориального органа, сменилась диктатурой Центра в лице Министерства финансов. Централизация финансовых потоков достигла своего максимума при С.Ю. Витте. Территориальным органом власти и местного самоуправления, получившим право изыскивать налоговые источники на собственные нужды, удавалось осуществлять целевые сборы, но они не получали целевого применения, поскольку этот принцип финансирования был окончательно утерян в ходе реформ 1895-1897 гг. Основная причина концентрации всех налоговых и неналоговых доходов государства в Центре и резкое сокращение финансового ресурса на местах вызывалась ростом внешней задолженности, упрощением условий получения частных займов под гарантии Министерства финансов.

Финансово-кредитное и налоговое регулирование предпринимательства дополнялось организационными формами регулирования предпринимательства. «В сфере индивидуального предпринимательства исключительным правом заниматься торгово-промысловой деятельностью обладали купечество и гильдии. Запись в гражданство с уплатой сопряженной с ним повинностью, проводилась по Жалованной грамоте городам (1785 г.) не только без ограничений» [4] но, -- как утверждал министр финансов Д.А. Гурьев и последующие за ним министры, -- государство « более должно поощрять соразмерное приращение класса торгующих и промыслового гражданства». Торговый устав гарантировал невмешательство каких-либо властных органов в деятельность частного предпринимателя, если он выполнял свои сословные обязанности. Купец и промышленник не были обязаны публичной отчетностью и иными регистрационными формами, кроме регистрационной «приписки» к сословной принадлежности. Переход из гильдии в гильдию, сопряженный с приобретением дополнительных прав и льгот «вертикальной миграции», подлежал лишь заявлению соответствующего капитала. Данные правила действовали вплоть до революции.

Организационные формы объединения купцов и промышленников подлежали обязательной регистрации в установленных губернских учреждениях. Такую группу коллективных предприятий составляли торговые дома -- наиболее массовая, после индивидуальной, форма частного предпринимательства. К 1914 году в России насчитывалось около 10 тысяч торговых домов. Из них 3,5 тысячи занимались промысловой деятельностью и 6,5 тысяч торгово-посреднической. Объединение предприятий происходило в форме полных товариществ и товариществ на вере. Полное товарищество несло солидарную ответственность по делам предприятий всем своим имуществом. В товариществе на вере принимали участие вкладчики, разделяющие риск хозяйственной деятельности суммой зафиксированных взносов в уставной капитал и взносом в конкретное дело, определенное договором участия. Вкладчики участвовали в дележе прибыли пропорционально взносам, но не голосовали за реализацию конкретных схем вложения денег. Существовали также товарищества на паях, но они действующим законодательством рассматривались наравне с акционерными обществами.

Акционерная форма объединения предпринимателей юридически была провозглашена в Манифесте Александра I от 1 января 1807 года «в даровании купечеству новых выгодах, отличиях, преимуществах и новых способах к распространению и усилению торговых предприятий». В нем провозглашалось создание « товариществ по участкам или компаний». Но прямой акционерный закон, на основании которого разрабатывалось акционерное право, был принят лишь в 1836 году: 6 декабря Николаем I был подписан закон «О товариществах по участкам или компаниям на акциях».

Закон зафиксировал концессионный (т.е. разрешительный) принцип учреждения акционерных компаний, что являлось не ущемлением гражданских прав, как трактуют иногда модернизаторы истории, а их предоставлением -- первым шагом формирования правового поля для любых новых начинаний. Учредители одновременно с выдачей концессии получали гарантии государственной защиты в виде рекомендаций к иноземным государям и преимущественные права на определенный вид деятельности. Впоследствии, при возникновении конкуренции на освоенном рынке, аутсайдеры требовали либерализации акционерного законодательства и явочной системы учредительства. Но в разных странах и в разных условиях данное требование реализовывалось в зависимости от «благонадежности» самих акционеров. Ограничение ответственности акционеров за результаты своей деятельности лишь размером уставного капитала (право ограниченной ответственности) не может сопровождаться правом неограниченной свободы хозяйственного поведения. Данное требование противоречит здравому смыслу и нигде никогда не реализовывалось. В России, где большинство населения принадлежало к православному вероисповеданию, разрешительная система учредительства пользовалась более высокой степенью доверия, но и она не спасала от ловких мошенников, использующих доверчивость «туземного» населения к собственной выгоде. В иных государствах, при иной ментальности населения использовались свои «ограничители» в акционерном учредительстве. Главным «ограничителем» для развития в России частно-предпринимательской деятельности выступало не государство, а отсутствие свободных капиталов и отрицательная динамика уровня жизни населения. В отношении, например, акционерной формы учредительства, которая напрямую связана с образованием среднего класса, а в его составе специфического слоя «рантье», либо же -- «малых» организационных форм предпринимательской деятельности, об экономических «ограничителях» довольно красноречиво свидетельствует социальная структура населения (см. табл.1):

Таблица 1. Социальная структура населения России в 1897 и 1913гг.

Источник: Россия. 1913 год. Статистико-документальный справочник. -- СПб, 1995. -- С.221.

Как видно из представленных данных, значительный рост пролетариев и полупролетариев не сопровождался сколько-нибудь значительным ростом мелких, средних и крупных хозяев, а, следовательно, всякий рост абсолютного числа предприятий, связанных с привлечением средств населения, был ограничен. Между тем, за эти же годы наблюдался бурный рост акционерного учредительства (см. табл. 2.)

Таблица 2. Акционерные общества, вновь учрежденные за 1887-1913 годы

Источник: Лященко П.И. История народного хозяйства СССР. В 3-х тт., т.2, м.: ОГИЗ, 1948. С. 374-375.

Можно было бы из литературно-исторических источников привести примеры «борьбы» акционерного «лобби» в правительстве за либерализацию разрешительной системы учредительства, преобразование ее в явочную в качестве аргументов «антилиберализма» российского государства, они довольно широко иллюстрировались в современной историко-публицистической литературе. Пропагандистские усилия данной шумихи понятны, если к истории подходить как к «политике, опрокинутой в прошлое». Однако верить ей нет никаких оснований, если в год регистрировалось более 300 вновь учреждаемых компаний, и данная динамика сохранялась десятилетиями.

Вместе с тем известно, что наряду с «добыванием» от правительства привилегий для собственной деятельности, акционерное «лобби» применяло методы нечистоплотной конкуренции в отношении хорошо оправдавшей себя в российских условиях формы коллективного предпринимательства -- торговых домов. Министерство торговли и промышленности было буквально завалено жалобами, что «в Москве и центральной России наиболее солидные, прочно поставленные паевые предприятия сосредотачивают в своих руках крепко сплоченные кружки лиц из староверов, совершенно чуждых игре своими паями на биржах, паи редко переходят из рук в руки, нет соблазна заработать на росте биржевого курса акций, что ставит преграду развитию их рынка»[5].

Подобные обращения, где отечественные предприниматели подвергались обструкции по своим религиозным взглядам, обвинялись в сопротивлении «прогрессу», незнании «законов рынка», формировали негативное отношение в глазах правительства и прессы об отечественных предпринимателях. Министр торговли и промышленности Н.А. Тимирязев в докладе Николаю II о состоянии торговли и промышленности за 1912 год назвал торговые дома «неправильным наростом в деле акционирования страны» [6]. Между тем торговые дома «работали» на собственных капиталах, а акционерные общества на заемных, полученных большей частью извне под государственные гарантии. Чем это закончилось для государства, т.е. для налогоплательщиков, хорошо известно по проблеме «царских долгов», частично существующей вплоть до настоящего времени…

Особое место в коллективных формах предпринимательства занимала кооперация. В дореволюционное время вопрос о ее принадлежности к частным видам деятельности, либо -- к социальным, не был окончательно разрешен теоретиками. В советское время кооперацию, существующую в капиталистических странах, относили к частному предпринимательству, а в социалистических странах -- трудовым коллективам, хозяйствующим во благо страны и не преследующих целей личной выгоды. Поскольку дореволюционная Россия была капиталистической страной, то представим данную форму деятельности, как частно-предпринимательскую. В 1914 году. В России насчитывалось около 40 000 кооперативов (за годы войны и революции их число выросло в 3 раза). В статистических сборниках числилось 7 578 кредитных товариществ; 2 973 ссудно-сберегательных товариществ; 7 267 потребительских обществ; 3 952 производственно-сбытовых сельскохозяйственных обществ; 5 330 сельскохозяйственных торгово-закупочных товариществ [7].

Помимо данных, вполне определенных организационных форм частно-предпринимательской деятельности, существовали неопределенные формы, которые можно отнести к смешанным формам частного предпринимательства. К ним относились 94 товарные биржи (часть из них вполне были оформлены в акционерные общества); 123 ломбарда; 23 частные железные дороги; 71,3% телефонной сети (часть принадлежала городским муниципалитетам); 3 600 морских судов коммерческого флота; 29 500 коммерческих судов внутренних речных путей; практически весь жилищный фонд и многое другое, что не нашло отражение в статистике дореволюционной России[8]. Особое положение занимали среди отсутствующих в статистике формах частного предпринимательства банкирские дома и конторы.

Условиями развития частного предпринимательства в России служили, как это ни покажется парадоксальным, не только законодательные акты и правила, но не в меньшей степени -- отсутствие таковых. Общеизвестным фактом являлось недовольство со стороны делового мира «строгим» российским банковским законодательством. На протяжении 1837-1917 годов существовало множество проектов его либерального реформирования. Мы не будем на них останавливаться, поскольку они подробно были рассмотрены в монографии Л.Е. Шепелева [9]. Отметим лишь, что в главной своей сути банковское законодательство оставалось практически неизменным, вплоть до революции. Между тем основные обороты операций кредитных учреждений в России происходили отнюдь не в правовом поле коммерческих банков, а в сфере частного банкирского промысла, которое практически не регламентировалось законодательством.

«Обороты банкирских заведений очень значительны и превосходят по своим размерам обороты обществ взаимного кредита и городских банков…также как и публичные банки, они открыты для всякой публики, имеют такой же контингент клиентуры, принимают вклады; в обыкновенном языке слово «банк» одинаково применяется как к собственно банкам в тесном смысле слова, так и банкирским заведениям», -- отмечал в марте 1912 года товарищ министра финансов Н.Н. Покровский в специальном письме к министру юстиции по поводу правового положения частных банкирских промыслов и практической беспомощности Министерства финансов противостоять их злоупотреблениям[10]. Н.Н. Покровский ставил перед министром юстиции вопрос: можно ли рассматривать деятельность банкирских домов, контор и меняльных лавок как индивидуальное частное предпринимательство или же их деятельность должна регламентироваться законодательством в отношении коммерческих банков? Если к банкирскому промыслу подходить как к индивидуальному частному предпринимательству, то вследствие отсутствия отчетности, никакая регламентация данного вида деятельности и определение круга законности производимых частным банкиром операций немыслимы.

Беспокойство Министерства финансов вызывалось тем обстоятельством, что к началу 90-х годов краткосрочными кредитными операциями занималось 36 коммерческих банков и 107 обществ взаимного кредита. В это же время, по не полным данным, в России существовало более 300 банкирских домов и контор и около 100 меняльных лавок. Из них около 30 -- в Петербурге и Варшаве, 14 -- в Москве, 8 -- в Бердичеве, по 6 -- в Лодзи и Одессе, 3 -- в Риге. На западную и юго-западную часть России приходилось более 200 контор, тогда как в Сибири было 3 конторы, а на Кавказе -- 2. Руководствуясь в своей деятельности «Положением о пошлинах за право торговли и других промыслов», владельцы контор покупали гильдейские купеческие свидетельства и патенты (торговые билеты), считая, что их деятельность подпадает под торговые правила по разряду «других промыслов». Принимая вклады населения, совершая ломбардные операции, перезалог недвижимости и ценных бумаг, конторы использовали в своей деятельности права, предоставленные законодательством акционерным банкам, но не желали принимать на себя ответственность, существующую в российском законодательстве в отношении акционерного и банковского учредительства.

Так, поселяне-собственники села Нью-Йорк, Бахмутского уезда, Хортитской волости, Екатеринбургской губернии П.П. Дик и П.Г. Унгерн, открывшие в селе контору под вывескою «Банкирский дом П.Г. Унгерн и П.П. Дик» с основным капиталом в 100 000 рублей, на анкетный опрос Министерства финансов сообщили, что в 1910 году они открыли совместно с «Торговым домом П.Г. Унгерн и П.П. Дик» с капиталом 100 000 рублей банкирский промысел, но по мере накопления в банкирской конторе сумм по текущим корреспондентским счетам и вкладам посторонних лиц… капитал торгового дома в 100 000 рублей оказался лишним, поскольку для частного банкирского промысла держание основного капитала представляется необязательным, то кредитный счет этого дома был закрыт, а авансированная сумма дебитована ему обратно»[11]. Таким образом, по данным опроса, проведенного в Петербурге в 1912 году, долги частных контор в 2,5 раза превышали основные и привлеченные капиталы. Из активных операций на первом месте стояли онкольные ссуды под соло-векселя (под залог векселей с одной передаточной надписью), на втором -- покупка процентных бумаг (в основном -- выигрышных государственных облигаций с рассрочкой платежа клиентом), и лишь на третьем -- учет подтоварных векселей. Данные операции свидетельствовали, во-первых, о том, что, принимая в рассрочку взносы на покупку в будущем выигрышных облигационных билетов, банкирские конторы использовали их в так называемых «играх на чужих деньгах», кредитуя спекулирующую публику под векселя без обеспечения (онкольные ссуды под соло-векселя были разрешены, как известно, для помещичьих хозяйств, обеспеченных будущим урожаем, но были запрещены для кредитования публики, играющей на бирже). Поскольку владельцы банкирских домов не имели доступа на биржу, то происходил сговор между биржевыми маклерами и конторами в совершении сделок на срок и на валюту. В середине 90-х годов более 20 контор Царства Польского были оштрафованы за незаконные сделки с валютой.

Во-вторых, частными банкирами нередко предлагалась «игра» на покупку «в складчину» выигрышного билета с тем, чтобы «выигрыш» делить на число участников и в пропорции соответственно взносам. Деньги доверчивых клиентов превращались, таким образом, в беспроцентные вклады, поскольку выигрышный билет мог быть одним из нескольких тысяч. В случае же выпадения выигрыша (если контора по глупости сообщала клиентам номер действительно купленного билета), владельцы контор скрывались. Причем скрывались не от закона (закон в данном случае бессилен), а от самосуда обманутой публики. На данном виде банкирского промысла контора некого Канна на Невском проспекте имела вкладов на 1 млн. 200 тыс.рублей, собрав их в течение августа 1887 -- июля 1888 годов. Подвергнутая осмотру по судебному иску одного из вкладчиков, за которым оказался «записан» вошедший в тираж билет на 5 тысяч рублей, приставы обнаружили в кассе банкирского дома 300 рублей и всего лишь один билет, который демонстрировался всем, хотя по отчетности за конторой числилось полутора тысяч якобы купленных на имена вкладчиков билетов.

В 1890-х годах по городам России прошла серия скандалов, вызванных недобросовестным поведением частных банкирских домов и контор. В Москве «аферу Канна» повторила контора некоего Мусатова, контора Шеля в Ревеле, Заходера в Киеве, Хаиса в Одессе и множество других контор, «работающих в провинциях». В результате ревизии в 1909 году крупной петербургской конторы Захария Жданова (в связи с перерегистрацией в банковское товарищество) было обнаружено, что она расходовала десятки тысяч рублей на рекламу, соблазняя публику покупать выигрышные билеты облигационного займа в рассрочку. Ее обороты по привлечению средств провинциальных клиентов достигали десятков миллионов рублей. Осуществляя перезалог за проданных билетов, она «пользовалась миллионными кредитами в других учреждениях, причем перезалог осуществлялся без согласия на то клиентов, а … принятые на хранение от клиентов ценности оказывались внесенными в обеспечение кредита конторы по специальному текущему счету, открытому в других кредитных учреждениях» [12]. Кроме вышеперечисленных, за конторой числились другие нарушения «мелкого мошеннического плана» и преследовавшие цель «недобросовестного обогащения» [13].

Однако попытка Министерства финансов сделать публичное объявление по поводу раскрытых мошеннических действий банкирской конторы «Захарий Жданов» была сочтена министром юстиции как противозаконная, поскольку банкирский промысел в дореволюционной России являлся видом частно-предпринимательской деятельности. Закрыть банкирскую контору или же нанести урон «честному имени» заведения можно было только после «третьего нарушения их владельцем запрещения Министерством финансов незаконных операций», что на практике оказывалось невозможным, поскольку схем обмана доверчивой публики можно было придумать сотни.

Министерство финансов не соглашалось с тем, что крупные финансовые аферы, затрагивающие интересы миллионов людей и вызывающие проявления антисемитизма в обществе, следует считать «частным делом». В 1912 году был разработан проект Министерства финансов о включении банкирских домов и контор в Устав кредитный. До 1914 года он проходил согласование в Министерстве юстиции, департаментах Министерства торговли и промышленности. Совет съездов представителей торговли и промышленности подготовил альтернативный правительственному законопроект о деятельности банкирских домов, контор и меняльных лавок.

Главное требование альтернативного законопроекта заключалось в том, чтобы легализовать осуществляемые конторами незаконные кредитные операции, но остаться в статусе «частного промысла», осуществляемого явочным порядком. Давление на правительство было настолько сильным, что Министерство финансов пошло на попятную. Оно включило практически все предложения от «общественности» в свой законопроект, оставив лишь внесение залога («страховой суммы») от 10 до 30 тыс.рублей под кредитные и ломбардные операции; установление ответственности за советы, даваемые банкирами клиентам; ведение счетоводства и отчетности за материальные ценности, принятые от клиентов; установление единообразия в порядке проведения некоторых (в частности -- валютных) операций.

Однако к обсуждению исправленного правительственного проекта вскоре подключилась пресса и биржевые комитеты, занимающие «особую позицию» по отношению к проекту Совета съездов представителей торговли и промышленности. Представители одесского биржевого комитета опубликовали декларацию о том, что «банкирский промысел вообще не подлежит регламентации со стороны какого бы то ни было правительства. Ротшильды и Мендельсоны никакой отчетности не публикуют, а тем не менее пользуются всемирным доверием. Среди российских банкирских домов тоже найдется немало пользующихся репутацией в деловых кругах».

Дальнейшая полемика в прессе, как всегда в подобных случаях, была сведена к дискуссии о правовом положении банкирских домов в европейских странах. Поскольку стран в Европе много и у каждой из них есть свое национальное законодательство, то полемику относительно его нюансов можно было бы вести до бесконечности. В конечном итоге президиум Совета съездов направил министру финансов специальную докладную записку, где фактически аннулировалось достигнутое ранее соглашение и предлагалось все функции по контролю над деятельностью банкирских домов и контор переложить на биржевые комитеты и их фондовые отделы. Владельцы регистрировались бы в купеческой управе, а учредительные и прочие документы визировались в нотариальных конторах [14].

Сложно предсказать, чем бы завершилась данная дискуссия и какой бы окончательный вид принял законопроект о легализации банкирского промысла в кредитно-финансовой сфере Российской империи. Начавшаяся Первая мировая война прервала полемику в законодательной сфере, но она не могла остановить общественную деятельность. В 1916 году (28 марта) состоялся первый всероссийский съезд представителей банкирских домов и контор. На съезде председательствовали А.Д. Протопопов (член Государственной думы, вскоре ставший премьером правительства), известный экономист И.Х. Озеров (член Государственного совета от научных кругов, которые выдвигали его очередным министром финансов), владельцы банкирских домов Д.И. Демкин, Г.Д. Лесин и В.Я. Брахман. В ходе работы съезда было принято решение об образовании Союзного банка, учредительство которого было поручено членам Бюро Организационного Комитета в составе представителей следующих банкирских контор: Нурок (г. Швали, Франция); Лямперт (г. Варшава, Польша); Лисина, Гальперштейна, Ландау (г. Киев, Украина); Шмерлинга (г. Могилев, Белоруссия), Швейцера (г. Москва, Россия).

«Провинциальные банкиры», как видим, были не прочь поучаствовать в дележе кредитов от союзников. Исследователь деятельности банкирских домов в России Б.В. Ананьич отмечал, что банкиры были еще недостаточно сильны, чтобы изменить существующее российское законодательство, но достаточно сильны, чтобы препятствовать появлению законодательства, неугодного им. Конфликт между министерством финансов и банкирской «общественностью» накануне войны и бескомпромиссная позиция, занятая «общественностью» в дальнейшем, свидетельствовали о ее резко возросшем влиянии накануне, и в особенности -- в ходе войны и об определенном видении ею перспектив послевоенного «обустройства» России.

Литература

1. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Россия. Энциклопедический словарь. -- СПб., 1898. -- С.421.

2. Благих И.А., Громова Ж.В Н. Х. Бунге как экономист и государственный деятель.// Вестник С.-Петерб. ун-та. Сер.5. Экономика. -- 2010. -- №2. -- С. 121-130. Гулишамбаров С.О. Россия в мировом хозяйстве и в ряду великих держав при вступлении на престол императоров Александра III и Николая I. Ашхабад, 1911. -- С.282.

3. Благих И.А., Высоцкий А.Е. Совет съездов представителей торговли и промышленности о кризисе железнодорожного хозяйства России. Май 1913 г. // Проблемы современной экономики. -- 2009. -- №4. -- С. 412-413.

4. Дихтяр Г.А. Внутренняя торговля в дореволюционной России. -- М., 1990. -- С. 341.

5. Благих И.А. К 100-летию со дня рождения Н.Д. Кондратьева // Российская история. -- 1993. -- №2. -- С. 112-121.

6. Добкин Л. Первопроходцы коммерческого кредита // Деньги и кредит. -- 1995. -- № 1. -- С. 18-19.

7. Фигуровская Н.К., Булах Е.В., Благих И.А. Инструменты эффективной социально-экономической политики в современных условиях (на примере АПК) // Проблемы современной экономики. -- 2013. -- №2(46). -- С. 299-302.

8. Институты и экономическое развитие: отечественный и зарубежный опыт / И.А. Благих, Г.Г. Богомазов, Г.В. Борисов, И.В. Григорьева, Н.Л. Дружинин, А.Г. Коваль, М,Ф. Колесникова, Ю.В. Крылова, М.В. Марков, О.Н. Мисько, А.М. Мусаева, Н.В. Пахомова, Л.В. Попова, Д.Е. Расков, М.А. Румянцев, Е.Б. Сошнева. -- М., 2013.

9. Голицын Ю. Фондовый рынок дореволюционной России. Очерки истории. -- М., 1998. -- С. 281.

10. Благих И.А., Яковлев А.А. Ипотечное кредитование в Российской Федерации // Проблемы современной экономики. -- 2010. -- №3. -- С. 227-231.

11. Ананьич Б.В. Банкирские дома в России. 1860 -- 1914 гг. -- Л., 1991. -- С. 42.

12. Благих И.А Механизм кризиса в российской экономике и антикризисные действия правительства // Проблемы современной экономики. -- 2015. -- №3(55). -- С. 31-35.

13. Шепелев Л.Е. Акционерные компании в России. -- Л., 1973. -- С.191.

14. Благих И.А., Сон Л.Б. К вопросу о взаимосвязи сберегательного и страхового дела в дореволюционной России // Проблемы современной экономики. -- 2010. -- №1. -- С. 431-435.

Размещено на Allbest.ru