Пограничная линия "Восточного фронтира"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Пограничная линия «Восточного фронтира»

Надежда Котляр

Фронтир (от английского frontier, буквально граница между освоенными и не освоенными поселенцами землями) термин, предложенный американским историком Фредериком Дж. Тёрнером в 1893 г. для обозначения «точки встречи дикости и цивилизации», был воспринят обществом как символ свободы и предприимчивости. Это понятие отражает и особые условия формирования американского капитализма, не обремененного пережитками прежних экономических укладов. По образному выражению А.Д. Агеева, «“подвижная граница” делала американцев хищниками, но не сделала их лодырями. Щедрая природа приучила их к мысли, что меньшим количеством труда можно получать большую прибыль»¹, и не имеющие «резервной армии труда» американские фермеры и предприниматели привыкли переводить в постоянный капитал часть прибавочного продукта, постепенно превращая свои накопления в капиталистические. Итак, идея фронтира, ассоциируясь уже не только с передовой чертой американских поселений на осваиваемом Западе, символизирует феномен капиталистической миросистемы и прогрессивное развитие.

В отечественной литературе эта идея вызвала особенно пристальный интерес примерно со второй половины 1990-х гг. Не имеющий адекватного перевода на русский язык, «фронтир» приобрел несколько новое звучание в терминах «фронтирная граница» и «подвижная граница», подразумевающих формирование государственной границы, но никоим образом не обозначающих границы суверенитета государства. В русле фронтирной теории выстраиваются две линии рассуждения. Во-первых, фронтир определяется как «порубежье, пограничье»; это «территория взаимодействия, где официальные границы еще окончательно не сложились, где идентичности еще не выплавились, где продолжаются миграция населения, войны, конфликты, натиски и, одновременно, культурное взаимодействие в самом широком смысле понятия»². Это контактная зона, порубежная зона межкультурного (межцивилизационного) взаимодействия, зона, «прилегающая к границе (с одной или обеих сторон), и выделяемая на основании одного (как правило административно-территориального) или нескольких признаков в качестве объекта анализа»³. «Типичным» современным пограничьем называют Сибирь «макрорегион, в котором формируется особое социальное пространство («приграничное сообщество»), характеризующееся интенсивным взаимодействием разнообразных общностей людей (этнических, территориальных, религиозных, культурных), увеличением форм взаимодействия между населением, появлением новых форм общения (приграничные перемещения, «челночная миграция»), изменением в сторону разнообразия этнического состава населения»⁴.

Во-вторых, фронтиром в российской историографии называют подвижную зону освоения территории и переднюю линию колонизации. Таким образом, фронтир, прежде всего, подразумевает ряд характерных черт: 1) восприятие природно-климатических условий зоны освоения как «своего» ландшафта, перемещение по которому не вызывает препятствий и предполагает применение отлаженных навыков хозяйственного освоения территории; 2) наличие «людей фронтира» тех, кто создавал переднюю линию колонизации и тех, кто продвигался и закреплялся на новые территории; 3) влияние «духа фронтира» особого мировоззрения свободы и воли; 4) неопределенность, неустойчивость передней линии освоения или колонизации, находящейся в постоянном движении. Рассмотрение фронтира с этой точки зрения дает возможность сосредоточить внимание на социально-культурных и природно-климатических чертах зоны освоения и частично отойти от логики как государственной так и вольной колонизации.

Исходя из теоретического предположения о применимости фронтирной идеи к любому государству, имеющему опыт освоения земель, российские конференции⁵ и исследования⁶, посвященные фактору подвижной границы в истории государства, основывались на компаративном анализе в американской и российской истории; русского движения на Восток освоения Сибири и Дальнего Востока России и американского движения на Запад освоение Северной Америки.

К числу фронтиров Российской империи относят обширные территории, которые, в соответствующее время, охватывал процесс русской колонизации (территориального расширения России). Это Сибирь (Урал и Сибирь в XVIIXVIII вв.), Кавказ (Дон и Северный Кавказ в XVII начале XIX в.), Башкирия (упоминается только в региональных исследованиях), Дальний Восток (второй половины XIX начала XX в.). Сюда относится Центральный район (Залесская Русь), который осваивался русскими в XI-XIV вв.; так называемый Русский Север в XV-XVII вв.; а также современный Черноземный Центр в XVI-XVII вв. Дальний Восток последний фронтир царской России, упоминающийся практически во всех исследованиях, затрагивающих тему фронтира. При этом Дальний Восток может считаться составляющей Сибири (авторы традиционно упоминают «бросок» к Тихому океану выход к Охотскому морю). Сибирский, или, точнее, Восточный фронтир⁸ термин, который чаще всего применяют для обозначения формирующейся границы в Сибири и на Дальнем Востоке в период ХVII-ХIХ вв. Чтобы подчеркнуть отличие от тернеровского понятия, по отношению к Америке употребляют термин «фронтир», по отношению к российской Сибири «сибирский рубеж».

Рассмотрим влияние названных характерных черт применительно к фронтирной зоне в Приамурье последней, по времени формирования, части Восточного фронтира, созданной в период преодоления естественных рубежей реки Амур и закрепления на ее правом берегу во второй половине ХЕХ в. Учитывая, что рассмотреть в рамках данной работы каждый компонент восточного фронтира и его оценки в современных исследованиях не представляется возможным, обзор ограничен несколькими компонентами, наиболее распространенными в исследовательских дискурсах.

Влияние природно-климатических условий на формирование восточного фронтира ощущалось с самого начала движения русских первопроходцев на Восток. «В ХVII в. землепроходцы прошли всю Сибирь, но русские люди заселили только лесостепную полосу и берега рек, т. е. ландшафты, сходные с теми, где сформировались их предки и к которым привыкли они сами»⁹. «Продвинувшись в Сибирь, наши предки не вышли за пределы привычного им кормящего ландшафта речных долин»¹⁰, приходит к выводу Л. Н. Гумилев. Действительно, даже к началу ХХ в. «население Амурской области располагалось преимущественно по реке Амуру и по нижнем течению рек Зеи и Буреи, а также их притокам: рекам Томи, Белой, Будунде, Гальчине, Диме, Завитой и Архаре»¹¹.

Пределом речного ландшафта на востоке должна была стать только «враждебная» для жизни граница, которой, согласно теории К. Хаусхофера, стало морское побережье. Приамурье, считавшееся для Китая и Японии «непригодным для жизни, не имеющим ценности пространственным владением»¹², представлялось русским «невраждебной» территорией. С другой стороны в качестве «разделительного рубежа между двумя природно-климатическими зонами, резко отличающимися одна от другой», должна была стать Великая Китайская стена¹³. Очевидно, именно предпочтения в выборе ландшафта и природно-климатической зоны стали решающим фактором для русских, направлявшихся от берегов Амура на юг Дальнего Востока на территории современного Приморского края.

Исследователи уверены, что важнейшим фактором российского пребывания на востоке была все же военная необходимость. Так, по мнению Д. Резуна, фронтир это и есть «создание цепи или отдельных относительно быстро сооружаемых и легковооруженных военных пунктов (остроги, слободы, форпосты, пасы, погосты, укрепленные деревни и заимки), которые всегда выдвинуты в пограничные земли и отдалены от основных административно-хозяйственных центров (городов) относительно большим расстоянием»¹⁴. В целом именно военные пункты образовывали пограничную линию, продвигавшуюся постепенно, по мере освоения территорий и вхождения их в состав российского государства.

А.В. Ремнев называет «Последовательное использование окраин как военно-экономического плацдарма для дальнейшего расширения (ОхотскоКамчатский край для Северной Америки; Забайкалье для Приамурья; Приамурский край для Маньчжурии; Западная Сибирь и Оренбургский край для Казахстана и Средней Азии)»¹⁵. В конечном счете, приоритет Амурского направления в освоении Сибири и Дальнего Востока сложился в период поиска средства для защиты Охотско-Камчатского края. Необходимо также отметить, что на формирование направлений освоения значительное влияние оказывали также географические особенности Дальнего Востока и Сибири. Так, географическая отдаленность Камчатки способствовала своего рода гарантии внешней безопасности региона, и, конечно, оказала влияние на «исторически сложившуюся полную зависимость от завоза извне»¹⁶.

Важность военного аспекта объясняется приближением к соседней Китайской империи и образованием «межимперской территории», благодаря чему «“Азиатская граница” как особый тип границы представляла собой, с точки зрения европейского наблюдателя, аморфную “геополитическую чересполосицу”, большую барьерную территорию между империями»¹⁷.

На приоритет дальневосточного направления политики и идеи обеспечения «естественных границ», сложившейся в середине 1840-х гг., оказывает влияние целый ряд факторов, в числе которых отмеченная выше необходимость защиты границы и активность соседних государств, и, прежде всего, США. А. В. Ремнев делает предположение о том, что причиной политики активных действий на севере и юге Дальнего Востока, автором которой считают Н. Н. Муравьева, является необходимость создания мощного российского флота и, предвидевшееся Муравьевым, усиление США. В целом, для периода 40-60-х гг. Х!Х в. для развития российско-американских региональных отношений было характерно, в частности, «постепенное перемещение отношений с северо-западного побережья Америки в российские восточно-азиатские владения, вследствие падения интереса России, особенно в лице ее правительства, к американскому континенту»¹⁹. С продажей Россией Аляски «перестали существовать и пересекаться два встречных потока россиян на восток, а американцев на запад», причем, отмечает Л.Н. Гарусова, «второй поток, даже не особенно и ослабел с необходимостью американизации и обживания Аляски»²⁰.

Вместе с тем, в силу географических особенностей Дальнего Востока, к вопросу формирования территории нельзя подходить из решающего значения военных приоритетов. Более существенным для дальневосточного направления стали экономические вопросы, точнее проблемы поддержания и развития новых территорий. Как только фронтирная граница переросла в государственную, отношение к ней стало особым. Несмотря на проблемы демаркации российско-китайской границы в начале 1860-х гг., до конца ХІХ в., по утверждению генерал-губернатора Приамурской области, «мы избегали всего того, что могло бы стеснить китайский транзит через Владивосток и залив Посьета, сознавая, что этим самым мы улучшаем и закрепляем дружественные отношения с нашим соседом, а с другой стороны, содействуем оживлению китайского транзита через наши гавани, косвенно возбуждая у них интерес к созданию более тесной экономической связи с нами». «Конкуренция с Китаем, как на почве торговых сношений так и на почве рабочего труда, невозможна. Поэтому между Россией и Китаем должна всегда существовать экономическая граница, которая открывалась бы для пропуска китайских произведений и для рабочих лишь тогда, когда того потребуют наши интересы»²², докладывал военный губернатор Приморской области в 1900 г.. Даже к началу ХХ в. 8000 верстная удаленность Амурской области от главнейших торговых рынков, неудовлетворительность местных путей сообщения, и ежегодно повторяющееся на продолжительное время мелководье Амура обусловили «наиболее деятельные торговые отношения» области с США, Китаем и Японией. Внешняя «как вывозная, так и ввозная торговля оказывает большое влияние на внутреннюю местную торговлю области, которая от нее главным образом зависит, ею расширяется и оживляется»²³, отмечал военный губернатор Амурской области.

Несомненно, большинство «людей фронтира» принадлежит к числу военных. Однако были и другие действующие лица. Выбор переселенцев был важным аспектом для успешной правительственной политики хозяйственного освоения и оживления края. Выбор, уже предопределенный историей освоения Сибири, был сделан в пользу казака представителя особого сословия, способного быть воином и земледельцем, уже составлявших ядро отрядов сибирских землепроходцев. Исторически казак (козак) «продукт степи», «по общерусскому значению слова бездомный и бездольный, “гулящий” человек, не имеющий определённых занятий и постоянного местожительства. исторический преемник древних киевских богатырей, стоявших в степи “на заставах богатырских”», ставший «со Смутного времени для Московской Руси ненавистным образом гуляки, “вора”»²⁴. Знаменателен тот факт, что предпочтительным местом расселения выходцев с украинских земель была Южно-Уссурийская округа, условия которой ближе всего соответствовали климату южной полосы России. Однако на Дальнем Востоке потребовалось совсем другое население. «Желательно население поселять энергичное, которое в состоянии эксплуатировать не только рыбные богатства, но и другие промыслы: каботаж, постройку деревянных судов, лодок, добычу строевого леса; желательно направлять. переселенцев из губерний средней полосы России, где население привыкло разрабатывать землю из под леса, а не из степных площадей»²⁵, пишет в отчете военный губернатор.

Целью русской восточной экспансии, по мнению большинства авторов, являлось, в первую очередь, приобретение новых подданных, закрепление которых за ближайшим административным центром уже само по себе знаменовало один из принципов эффективной оккупации. С самого начала царская политика рассматривала подходящими для этой цели все слои населения, для проживания которого на Дальнем Востоке использовались любые средства. Так, по признанию военного губернатора, «проживание здесь значительного числа китайцев. есть зло», однако «китайцы и корейцы могут до поры до времени быть терпимы в крае, но лишь постольку, поскольку деятельность их может облегчить прочное основание в крае русской народности»²⁶. Использование населения, в том числе и местного, как средства закрепления на новой территории типичная черта фронтирных линий. Однако дальневосточная политика несколько изменила эту логику, и, следуя практике «освоить значит заселить», надолго предопределила перспективы развития не только хозяйственных отраслей восточных земель, но и всего Дальнего Востока России.

Ментальный фактор или социокультурные мотивы продвижения (переселения), «дух фронтира», включающий, вероятно, степень «вольности» колонизации, формируется восприятием землепроходцами и переселенцами новой земли. Это самый важный «признак» фронтира, сложность которого связана со спецификой национального характера. Так, А. Д. Агеев исследует литературнофольклорный образ Сибири и Дальнего Востока, созданный официальным мифом и идеологией экспансии, которые сами по себе уже способны стать фактором движения. По его мнению, влияние на массовое сознание позитивного и романтического образа Сибири, было недолгим, но очень сильным только в советский период. В основном представление о Сибири, по мнению большинства авторов, всегда было окрашено в самые мрачные тона. «Российский образ фронтира крамольной окраины», по отношению к которой даже героическая сторона ее освоения затмевается мрачным образом Сибири-каторги²⁷. Аналогичные характеристики есть и у Дальнего Востока, особой «приметой» которого является тайга. «Дует ветер с востока, он свежий // скоро ичиг обует нога // скоро кровью людской и медвежьей // будет мыться святая тайга» (Н. Гумилев). Образ настолько безоговорочно негативен, что сохранил свою специфику и в современном творчестве: «облака в небе спрятались // звезды пьяные смотрят вниз // и в дебри сказочной тайги // падают они». Несмотря на то, что тайга сказочная, сказка опять о «розовом снеге»: «ночью по лесу идет сатана // и собирает свежие души // новую кровь получила зима // и тебя она получит». Фигура рассказчика, «служившего на почте ямщиком» завершает привычный образ «вольного» и «бездольного», которому в тайге самое место. Итак, тайга место темное и гиблое. В советский и современный период этот образ дополняется лагерной и так называемой блатной литературой: «а здесь, в тайге, читает нам Петрарку // фартовый парень Оська Мандельштам» (Ю. Алешковский). Художественный образ достаточно точное отражение восприятия первых переселенцев на Дальний Восток, по оценкам губернаторов, с трудом привыкавших к новому климату, сельскохозяйственному календарю и всему образу жизни.

Неопределенность, неустойчивость и постоянное движение передней линии освоения или колонизации Дальнего Востока характеризуют примеры действия «на опережение» прав землепроходца. Задолго до подписания Айгуньского договора 1858 г., закрепившего за Россией левобережье Амура, состоялось поднятие Г. И. Невельским русского флага в том месте, где 1 августа 1850 г. будет основан город Николаевск. Интересна реакция императора Николая Павловича, оценившего неправомерные действия Невельского как благородные и патриотичные: «где раз поднят русский флаг, он спускаться не должен». Следующим решением государя было распоряжение обратиться к китайскому правительству с вопросом о разграничении земель. «Тотчас после заключения графом МуравьевымАмурским Айгуньского тракта. Им было сделано распоряжение о безотлагательном заселении правого берега р. Уссури, которое и началось в том же году прибытием из Забайкалья 150 семей казаков, образовавших сначала 4 станицы»²⁸, запишет в своем очерке генерал-губернатор Приамурского края П. Ф. Унтербергер.

Интересно, что даже после демаркации российско-китайской границы одна из ее частей носит черты неустойчивости. После подписания Пекинского договора в 1860 г., первенствующую роль, как в политическом, так и в экономическом отношении во всей Приморской области играет Южно-уссурийская округа вместе с ней к России отошли естественные гавани Маньчжурии, с бухтой Золотого Рога и Новгородская гавань в заливе Посьета²⁸. Владение названными бухтами, считает генерал-губернатор П. Ф. Унтербергер, поставило северо-восточную Маньчжурию в зависимость от России в отношении морского экспорта и импорта. Осознавая это, китайцы решили вернуть себе хотя бы Новгородскую гавань с бухтой в заливе Посьета, и поднимают этот вопрос во время возобновления пограничных знаков вдоль Манчжурской границы в 1886 г., «так как именно южные пограничные знаки исчезли и места их приходилось разыскивать, придерживаясь текста описания границы». Резкий и настойчивый отпор с угрозой прекратить переговоры об урегулировании границы, образумил наконец китайских уполномоченных²⁸. Разрешение конфликта на демаркационном этапе формирования линии границы, знаменует завершение периода «фронтирности» пограничной линии и создании государственной границы неподвижной и закрепленной документально территории устойчивого равновесия.

Итак, рассмотрение нескольких черт российского восточного фронтира говорит о том, что все они сыграли свою позитивную роль в быстром перемещении фронтирной линии (зоны, рубежа) на побережья Охотского и Японского морей. Однако предопределенность границ фронтира и условия соседства с великими державами требовала создания на Дальнем Востоке военных пунктов, образовывающих непрерывную пограничную линию, что стало основной задачей на линии фронтира. Остальные факторы, в свою очередь, требовали новых решений в устройстве быта, общественной, экономической и политической жизни, что стало следующей важнейшей задачей местных властей.

Приамурская зона Восточного фронтира создавалась как предопределенная нуждами государственного развития непрерывная пограничная линия (своего рода «государственный фронтир»), при этом располагая, по крайней мере, одной из важнейших характеристик фронтира подвижностью, вызванную самим процессом освоения и закрепления территории. Землепроходцы и переселенцы встретили здесь свободные пространства, к которым и стремились; привычный речной ландшафт, предполагающий наработанную веками форму хозяйственного уклада; значительную степень «вольности» и возможности ее проявления в самых разных сферах общественной жизни. Тем не менее, учитывая, что эта часть границы не была «вольной» и формировалась по государственному заказу, фронтирная линия изначально создавалась как «недвижимый» рубеж, имеющий четкий план развития и не предусматривающий отступления.

фронтир историография колонизация приамурье

Примечания

1. Агеев, А. Д. Сибирь и американский Запад: движение фронтиров / А. Д. Агеев. М., 2005.

2. Маркедонов, С. М. Кавказский фронтир / С. М. Маркедонов, Н. Ю. Силаев // Дружба народов. 2005. № 7. См. также: [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/druzhba/2005/7/mark11.html.

3. Безопасность и международное сотрудничество в поясе новых границ России / под ред. Л. Б. Вардомского и С. В. Голунова. М.; Волгоград, 2002.

4. Стабильность и конфликт в российском приграничье: Этнополитические процессы в Сибири и на Кавказе / отв. ред. В. И. Дятлов, С. В. Рязанцев. М., 2005.

5. Американские исследования в Сибири. Вып. 2. Американский и сибирский фронтир: Материалы междунар. науч. конф. «Американский и сибирский фронтир (фактор границы в американской и сибирской истории)» (Томск, 4-6 октября 1996 г.). Томск, 1997.

6. Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII-XX вв.: общее и особенное: в 2 вып. Вып. 2. Новосибирск, 2002; Европейские исследования Сибири: Материалы Всерос. науч. конф. «Американский и сибирский фронтир» 7Томск, 6-8 февр. 2001 г.): в 3 вып. Вып. 3. Томск, 2001.

7. Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в ХVII-ХХ вв.: общее и особенное. Вып. 1. Новосибирск, 2001.

8. Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в ХVII-ХХ вв.: общее и особенное. Вып. 2. Новосибирск, 2002.

9. Агеев, А. Д. Движение России на Восток и США на Запад: сходства и оппозиции (методол. аспект) / А. Д. Агеев // Взаимоотношения народов России, Сибири и стран Востока: история и современность : докл. Второй междунар. науч.-практ. конф. (Москва Иркутск Гэгу, 11-14 августа 1997 г.): в 2 кн. Кн. 2. М., 1997. С. 18-23.

10. Замятина, Н. Ю. Сибирь и Дикий Запад : образ территории и его роль в общественной жизни / Н. Ю. Замятина // Восток. 1998. № 6. С. 5-19.

11. Резун, Д. Я. Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII-XX вв.: общее и особенное / Д. Я. Резун, В. А. Ламин, Т. С. Мамсик, М. В. Шиловский. Новосибирск, 2001.

12. Алексеева, Е. А. Восточный фронтир : Движение России на Восток и освоение Русской Америки во второй половине ХVIII первой половине ХЕХ в. / Е. А. Алексеева // Проблемы выявления и сохранения памятников истории освоения Сахалина и Курильских островов : тез. докл. и сообщ. науч.-практ. конф., посвящ. 350-летию выхода России к берегам Тихого океана (Южно-Сахалинск, 1718 окт. 1989 г.). Южно-Сахалинск, 1989. С. 21-23.

13. Чернавская, В. Н. «Восточный фронтир» России ХVII-ХVIII вв. : ист.историогр. очерки / В. Н. Чернавская. Владивосток, 2003.

14. Гумилев, Л. Н. От Руси до России / Л. Н. Гумилев. М., 1994.

15. Обзор Амурской области за 1903 г. : приложение к всеподданейшему отчету по Амурской области за 1903 год. Благовещенск, 1904.

16. Хаусхофер, К. О геополитике : работы разн. лет / К. Хаусхофер. М., 2001.

17. Резун, Д. Быть тут острогу и слободе / Д. Резун // Родина. 2000. № 5 [Электронный ресурс]. Режим доступа : http://www.istrodina.com/rodina_ arti cul .php3 ?i d=274&n=15.

18. Ремнев, А. В. Географические, административные и ментальные границы Сибири / А. В. Ремнев // Сиб. заимка. 2002. № 8 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www. zaimka. ru/08_2002/remnev_border/.

19. Шинковский, М. Ю. Российский регион: становление политического режима в условиях глобализации: монография / М. Ю. Шинковский. Владивосток, 2000.

20. Ремнев, А. В. Имперское пространство России в региональном измерении: дальневосточный вариант ХЕХ в. / А. В. Ремнев [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://saratov.iriss.ru/empires/ docs/remnev3.doc.

21. Гарусова, Л. Н. Российско-американские региональные отношения на Дальнем Востоке: история и современность: монография / Л. Н. Гарусова. Владивосток, ₂2₂001.

22. Унтербергер, П. Ф. Приморская область 1859-1898 гг.: очерк / П. Ф. Унтербергер. СПб., 1900.

23. Всеподданнейший отчет Военного губернатора Приморской области генераллейтенанта Чичагова за 1900 год. Владивосток, 1901.

24. Обзор Амурской области за 1902 г. (Приложение к всеподданнейшему отчету по Амурской области за 1902 год). Благовещенск, 1903.

25. Ключевский, В. О. Русская история. Полный курс лекций : в 3 кн. Кн. 1 /О. Ключевский. М., 1994.

26. Замятина, Н. Ю. Зона освоения (фронтир) и ее образ в американской и русской культурах / Н. Ю. Замятина // Обществ. науки и современность. 1998. № 5. - 75-88.

27. Агеев, А. Д. Движение России на Восток и США на Запад.

28. Унтербергер, П. Ф. Приморская область 1859-1898 гг. .

Размещено на Allbest.ru