От космического корабля до заповедника: долгий путь Тунгусского метеорита (две истории о предпринимательстве и стойкости в науке)

Нам кажется, что Н. Васильев лучше всех участников экспедиции понял суть дела Л. Кулика, который несмотря на «отрицательные результаты» (так и не нашел железного метеорита) тоже продолжал работу и остался ею увлечен до самой смерти. Подготовка его последней экспедиции была прервана началом Великой Отечественной войны, куда он записался добровольцем и погиб при обороне Москвы. Работа Л. Кулика является прекрасным примером «науки стойкости» и заслуживает отдельного исследования.

Николай Васильев является членом трех первых «победоносных» экспедиций Геннадия Плеханова (1959-1962 гг.). И, наверное, результаты этих экспедиций, которые не подтвердили гипотезу об искусственном происхождении Тунгусского метеорита, заставляли его переживать не меньше остальных. Однако его поведение перед лицом этих результатов - прямо противоположно поведению Г. Плеханова. Как и в случае Л. Кулика, «отрицательный результат» для Васильева позволяет увидеть Тунгусский феномен как таковой - его тайны, его скрытые стороны.

Для Г. Плеханова отбрасывание модуса (гипотезы) космического корабля означало потерю интереса к объекту как таковому, распад возникающей во время первых трех экспедиций гетерогенной социальности, где ведущим был не сам феномен, а новые методы тестирования заранее установленной гипотезы (полевая радиометрия, индуктомет- рия - поиск обломков металла и т.д.). Для Н. Васильева же (подобно Кулику) прошедшие годы работы в полевых экспедициях и обработки результатов в лабораториях были доказательствами существования этого феномена (его подлинного признания как нечеловеческого «Другого» - по Э. Левинасу).

На поворотной встрече команды КСЭ в конце 1962 г. в Новосибирске, где Плеханов предлагает закрыть экспедицию, Васильев вместе с большинством участников выбирает другой путь. За эти четыре года их увлекла не просто проверка гипотезы и связанный с этим успех и внимание со стороны научных и более широких общественных кругов, а «О Кулике написано много, но для того, чтобы понять, кем он был, нужно побывать здесь. Надо увидеть просеки, прорубленные в тайге, проложенные через болота гати, астропункты, установленные на вершинах гор, избы и лабазы, построенные в дебрях, посмотреть своими глазами буровые установки, водоотливные помпы, груды шанцевого инструмента - все то, что везли и тащили сюда за восемь с лишним сот верст с Тайшета и Кежмы. И все это, аккуратно смазанное, законсервированное, уложенное в просторном крытом помещении, терпеливо ждет своего хозяина. Но давно погасли угли в железной печурке, и на дворе не 1930-й год, а пятьдесят девятый год, и слишком далеко уехал Леонид Алексеевич Кулик, чтобы когда-нибудь снова вернуться назад» (Васильев и др. 1960: 68).

Сам неведомый, необъяснимый Тунгусский феномен. Он упорно «ускользал» от предпринимаемых до сих пор попыток охватить и объяснить его, тем самым захватив их научное воображение. Место «командора» занял Н. Васильев, и далее последовали почти 40 лет систематических упорных исследовательских усилий.

Алена Бояркина описывает масштабную программу исследований Тунгусского метеорита, которая складывается под руководством Н. Васильева. Эта программа свидетельствует об обсутствии привилегированного положения какого-либо метода исследования; наоборот, методы приумножаются, чтобы охватить феномен во всей его сложности и многогранности:

В 1964 г. Николай уже берет на себя обязанности организатора и начальника экспедиции на место падения ТМ, тщательно прорабатывает программу работ, во всем оглядываясь на командора, но часто поступая по-своему... Составляется карта лучистого ожога. Начаты работы по исследованию треххвойности сосны... В 1965 году... начинаются многолетние работы по термолюменисценции пород района. В 1966 и 1967 гг.. исследуются подозрительные образования далеко за его пределами, так или иначе связанные с проблемой, проводится опрос очевидцев. И в районе эпицентра, который уже теоретически определен Вильгельмом Фа- стом. бегают группы металлометристов, отбирая оловянными ложками пробы почв на поиски все того же вещества. В 1966 г. Юрий Львов предложил и отработал оригинальную методику поисков мелкодисперсной составляющей вещества ТМ в сфагновых торфах. Впоследствии это оформилось в обширную программу, которая легла в основу глобальных многоплановых исследований. (Бояркина 2001: 28-29).

Сам Н. Васильев в своем докладе по поводу столетия Тунгусского метеорита в 1998 г. очерчивает эту масштабную программу следующим образом: первой их целью было понять, как точно все произошло. Отсюда и их результаты, которые почти за четыре десятилетия исследований четко установили, что речь идет о космическом теле, которое вошло в атмосферу Земли с запада на восток и взорвалось в районе поселка Ванавара на высоте от 8 до 10 километров. Была установлена и мощность взрыва - в порядке от 16 до 40 мегатонн в тротиловом эквиваленте, что близко к самым мощным термоядерным бомбам, созданным в период холодной войны. На основе исследований архивов магнитных обсерваторий, существовавших к 1908 г., было установлено локальное изменение магнитного поля в районе падения (данные обсерватории Иркутска и др.), которое очень походит на изменения после ядерных взрывов. Однако, в отличие от таких взрывов, почти за четыре десятилетия не было выявлено связанных с ними выбросов радиоактивных элементов.

Менее успешными являются результаты второй части программы - что конкретно является причиной произошедших событий. Единственным твердо установленным фактом стало наличие в районе падения Тунугсского метеорита пиковых аномалий содержания в почвах редкоземельных элементов (в том числе и иттербия). Кроме этой находки, многолетний поиск «самого вещества» космического тела - в почве, на дне болот, в торфе, в поваленной и опаленной древесине - не дал никакого определенного результата. За это время Н. Васильев добивается применения самых новых методов исследования, встречая немало трудностей на этом пути (некоторые из них были связаны с самодеятельным статусом экспедиции). Это объясняет его готовность к сотрудничеству с зарубежными коллегами (из Италии, Японии и других стран), располагающими таким оборудованием.

Алена Бояркина оставила воспоминания, в которых сохранилось ценное свидетельство о полевой деятельности Николая Васильева. Не случайно, что оно говорит о «слиянии» полевой жизни и близких Васильеву лабораторных исследований:

В Центре он редко оставался подолгу. Обычно, наладив работу и оставив кого-то вместо себя, он уходил в лабораторию. Лабораторный стационар - это маленький мир в тайге, где жила надежда - вот прямо сейчас найти долгожданный кусочек ТМ. Там обрабатывались пробы торфа, вплоть до последней инстанции. Он всегда располагался где-нибудь в экзотическом месте - на Чамбе, на Чеко, на Кимчу. Почти круглосуточно гудел движок, дающий энергию для муфельной печи и микроскопов. Трудились там (почти без преувеличения) день и ночь.

И Васильев - со всеми на равных (Бояркина 2001: 30).

Была и третья область исследования, которая наиболее близка узко-научной специализации самого Николая Васильева - исследования биологических, экологических, психологических и социальных эффектов Тунгусского феномена. Н. Васильев является ведущим специалистом в области исследований реакций иммунной системы человека и других живых существ на изменение окружающей среды. Он рассматривает Тунгусский феномен как одно из подлинных событий, которое резко изменило локальную экосистему и подвергло изменениям растительный и животный мир (включая человека). Именно это позволило связать с Тунгусским метеоритом выявленную в 1960-е гг. локальную генетическую аномалию у эвенкийского населения, проживающего в районе Тунгусской катастрофы, серьезно озаботиться аномально повышенным ростом растительности по всей траектории движения космического тела и выявить ряд других экологических и биологических последствий. С самых первых экспедиций он организует и настойчиво добивается полного картографирования свидетельств живых очевидцев

Тунгусской катастрофы, а также анализа региональных, национальных и зарубежных архивов, где имеются данные, связанные с Тунгусской катастрофой. Одной из последних стали полевые заметки британской экспедиции, проведенной в 1908 г. в Австралии, в месте, диаметрально противоположном месту падения Тунгусского метеорита.

В своих воспоминаниях, уже после смерти Н. Васильева, Г. Плеханов пишет: «Нет, пожалуй, главы в Тунгусской проблеме, которой бы он не занимался. Вывал и ожог, “шарики” и мутанты, изотопия и светлые ночи 1908 г. А главное - он не только сам увлеченно и самозабвенно работал в этих различных направлениях, но и привлекал массу других людей от студентов до академиков» (Плеханов 2001: 3).

В упомянотой выше статье Карин Кнор-Цетина утверждает, что «объекты познания» «мутируют», ускользают от усилий исследователя охватить их, вплоть до своего исчезновения (Кпогг-Сейпа 1996). Исследование деятельности Николая Васильева свидетельствует о его особой «открытости» по отношению к данным и методам исследования - он нацелен на раскрытие тайн своего «ускользающего объкта познания» и всегда готов включить новый метод, пересмотреть уже накопленные данные или же включить новые в сферу анализа. Среди архивов КСЭ мы нашли замечательное потверждение этой открытости Н. Васильева только что полученным свидетельствам:

Однажды мы с Николаем сидели вдвоем на «Тунгусском гурмане» у Куликовских изб, сидели всю ночь. НВ спрашивал себя, что ему дальше делать с проблемой ТМ? Считать ли доказательными собранные Конен- киным свидетельства очевидцев о пролете «огненного тела» с востока на запад? Если считать, то рушатся, по его словам, все ранние рабочие программы КСЭ. И будут ли оправданы последующие программы, по термолюминесценции и другие, вчера перспективные? Стоит ли бить в колокола, поднимать на ноги прессу - речь ведь пойдет об управляемом объекте?... Смотрел на НВ, видел, что его уверенность в себе сейчас разбита вдребезги. Казалось, он чувствовал себя оторванным от корней (упоминал Плеханова, тяжко вздыхал). Потом сказал, что никогда не представлял, что будет заниматься чем-то другим, а не наукой... «Слово “Тунгуска”, - вдруг сказал НВ - для меня стало волшебным магнитом. Нет! - Ловушкой, которая манила меня сказочными обещаниями и песнями сирен о несбыточных мечтах, а под конец погубит меня! Знаешь, Юра, на Избах меня всегда охватывает трепет благородных чувств» (Кандыба 2001: 28).

Такая методологическая открытость по отношению к данным является также особой характеристикой исследователя «науки стойкости».

Важной манифестацией возникшей «гетерогенной социальности» с Тунгусским метеоритом являются усилия участников КСЭ и лично Николая Васильева по ограждению района катастрофы от экономического и другого рода вмешательств. Аргументация Н. Васильева связана не только с еще не раскрытыми тайнами Тунугсского феномена, но и с созданием площадки для проведения долгосрочных исследований района Тунгусской катастрофы. Снова цитируем А. Бояркину:

Будучи уникальным.... особенно если встать на точку зрения, что в 1908 г. здесь имел место ядерный взрыв, этот район представлял интерес как полигон, хранящий отдаленные следы этого явления. С другой стороны, в результате активного промышленного освоения труднодоступных районов Сибири возросла угроза нарушения его естественного состояния. Возникает необходимость организации биосферного заповедника или заказника. И Васильев начинает терпеливо решать эту задачу. Сначала - это статьи-размышления. Затем - ночные бдения в квартире Юрия Львова за составлением писем во многие инстанции, поездки то в Москву, то в Ванавару и не только в экспедиционное время.

И, наконец, победа! 9 октября 1995 г. создан Государственный заповедник «Тунгусский», где академик Васильев занимает пост заместителя по науке директора заповедника (Бояркина 2001: 30).

Опасаясь за дальнейшую судьбу заповедника, Н. Васильев заявляет: «Тунгусский феномен представляет собой планетарное явление, опасность столкновения с телами Солнечной системы - это планетарная опасность, очевидно, что и судьба проблемы ТМ и судьба заповедника “Тунгусский” не могут не беспокоить мировое сообщество» (Васильев 1997: 15).

Вряд ли случайно, что после долгих десятилетий исследований Васильев является одним из немногих людей на Земле, кто понимает суть Тунгусского феномена, при всей неизвестности многих его сторон, и осознает одновременно и масштабность, и опасность подобных событий - такие события случались в истории Земли и вероятность их повторения не стоит исключать. Он является одним из инициаторов и активным участником проведенных в 1990-х гг. дискуссий среди американских и российских специалистов о создании космического щита с целью предотвращения подобных катастроф.

Просматривая сохранившиеся записи последних выступлений Николая Васильева, поражаешься, как преображается уже немолодой (68 лет) человек и оживляется, когда говорит о Тунгусском феномене. За эти десятилетия Н. Васильев и возглавляемая им команда стали мировыми лидерами в исследовании Тунгусского феномена, и сам Николай Владимирович это осознает.

В конце своей жизни он делится со своим сыном личным итогом жизни: «То, что я сделал в иммунологии, вирусологии и других сферах, в том, чем я занимался профессионально, и за что мне дали звание академика, могли сделать и другие люди. А то, что я сделал как руководитель КСЭ: собрал уникальный материал, обобщил его и представил - не сделал бы никто!» Сам Владимир Николаевич добавляет, что «отец находил точки соприкосновения в иммунологии и исследованиях ТМ, а именно глобальный взгляд на развитие биосферы вообще, на развитие человечества, на опасности, которые подстерегают нас из космоса, и которые человечество недооценивает сейчас» (интервью с сыном Николая Васильева Владимиром, июль 2019 г.).

Заканчивая рассказ о втором «командоре», стоит сказать, что наше исследование КСЭ показывает возможность совмещения «предпринимательской науки» и «науки стойкости», поскольку они взаимодополняют друг друга. Между их представителями возможно подлинное сотрудничество и взаимная поддержка. Лучше самого Геннадия Плеханова об этом вряд ли можно сказать:

Мы с ним постоянно спорим. По поводу и без повода. Но я уверен, что обоюдно можем положиться друг на друга в любой, самой критической ситуации. Про таких иногда говорят - «С ним я бы пошел в разведку». (Надеюсь, что и обо мне он то же скажет.) Так кто же он такой, что из себя представляет, почему именно ему, в свое время, я передал бразды правления КСЭ, а он их принял и несет этот груз в течение более тридцати лет... (из выступления Г.Ф. Плехонова на тожестве по случая 70-летию Н. Васильева).

Валерия Сапожникова, физик Томского государственного университета, участница нескольких экспедиций КСЭ и талантливый художник, в свой карикатуре Гегемоны КСЭ дала нам прекрасный метафорический образ встречи науки стойкости и предпринимательской науки (рис. 2).

Рис. 2. Гегемоны КСЭ: командор Г.Ф. Плеханов, вице-командор Н.В. Васильев (рисунок Валерии Сапожниковой, с сайта http://www.irkutsk.com/tunguska/tung99/cart2.htm)

Нам кажется, что, изображая Николая Васильева Дон Кихотом и Геннадия Плеханова Санчо Пансой , она прекрасно выявляет прагматичность и заземленность «предпринимательской науки», ее устремление к решению уже сформулированной исследовательской проблемы, по сравнению с открытостью, странностью и неординарностью (вплоть до чудачества) «науки стойкости».

Заключение

Анализ деятельности КСЭ в рамках оппозиции «предпринимательская наука» / «наука стойкости» позволил нам выйти за пределы установившегося в современных социальных исследованиях науки (STS) рассмотрения научных и инженерных практик только в качестве агонистического поля «пробы сил» между людьми и нечеловеческими деятелями. Мы выявили малоизученные отношения солидарности и взаимности между человеческими и нечеловеческими деятелями, как основу своеобразной «микросоциальности» гетерогенных сообществ, где к нечеловеческим деятелям относятся как к полноценным «Другим» и где появляется специфический «гуманизм по отношению нечеловеческому Другому» (Э. Левинас).

Это позволило предложить объяснение важного элемента динамики исследований КСЭ, а именно четкое разделение ее работы на два периода: 1) короткий начальный период, когда иследования были нацелены прежде всего на проверку гипотезы об искусственном происхождении Тунгусского метеорита при ведущей роли новых методов полевого исследования (радиометры и металлоискатели) и 2) второй период, которой длился более трех десятилетий и характеризовался кропотливой систематической работой по изучению всех возможных аспектов являения ТМ с целью понимания этого необъяснимого до сих пор феномена. Соответственно, в каждый из этих периодов ведущую роль играли разные типы исследователей, воплотивших собой практики «предпринимательской науки» и «науки стойкости».

Как и исследования Луи Пастера сто лет назад, первый полевой сезон КСЭ в 1959 г. в районе Тунгусской катастрофы производит настоящую научную сенсацию. Докладывая о полученных результатах на различных форумах в Москве, Киеве и в других городах Советского Союза, Г.Ф. Плеханов и участники экспедиции произвели огромное впечатление на научное сообщество и привлекли внимание научной и технической элиты СССР. КСЭ получила поддержку деньгами, оборудованием и людьми, что позволило резко увеличить ее состав и развернуть программу исследований. Однако после трех лет упорной работы руководитель экспедиции Геннадий Плеханов теряет интерес и практически уходит из ее руководства, поскольку результаты исследований стали «разгромными» по отношению к гипотезе об искусственном (техногенном) происхождении Тунгусского феномена. Его место занимает Николай Васильев, который с самого начала безоговорочно поддерживал идею о проведении экспедиции к месту падения Тунгусского метеорита, был участником трех первых «победоносных» КСЭ и стал близким другом Геннадия Фёдоровича. Однако его поведение оказалось прямо противоположно поведению Плеханова - «отрицательный результат» позволил ему увидеть Тунгусский феномен как таковой - его тайны, его скрытые стороны. Если для Плеханова отбрасывание гипотезы космического корабля означало распад возникающей во время первых трех экспедиций гетерогенной социальности, где ведущими были новые методы тестирования заранее установленной гипотезы, то для Васильева прошедшие полевые экспедиции и обработка результатов в лабораториях были недвусмысленными доказательствами существования этого феномена и его подлинного признания как нечеловеческого «Другого». Васильев принимает решение взвалить «на свои плечи весь груз по организации дальнейших исследований Тунгусского метеорита» и нести его на протяжении 40 лет.

Стоит пояснить, почему «вице-командор» Николай Васильев изображен как Дон Кихот, а кажущийся старшим «командор» Геннадий Плеханов как Санчо Панса. Дело в том, что являясь инициатором, основной фигурой и руководителем первых КСЭ, после 1964 г. Плеханов фактически ушел от активного руководства экспедицией, а его место занял Николой Васильев. Однако несмотря на свой, как мы написали, «полуотход», он навсегда сохранил статус «командора» КСЭ, неоднократно включаясь в экспедиции и оказывая ей разного рода поддержку. Вот несколько цитат из воспоминаний участников: «С 1959 по 1964 год он главный помощник Командора (руководителя КСЭ) Г.Ф. Плеханова. В 1964 году Плеханов отходит от руководства экспедицией, и с этого времени Васильев - бессменный глава КСЭ» (Бидюков, Кривяков 2011); «Начиная с 1968 г. уже редкий случай, когда он [Н. Васильев] передоверял кому-то непосредственное руководство экспедицией. Из года в год, закрывая одно направление работ и открывая другое, Николай Васильев все глубже и глубже зарывается в проблему ТМ и вскоре как специалист выходит за рамки ведущего КСЭ на союзный, а затем и мировой уровень» (Бояркина 2001: 28); «Долгие годы “командоры" КСЭ, академик РАМН Н.В. Васильев и профессор Томского университета Г.Ф. Плеханов, добивались объявления этого района биосферным заповедником...» (Воробьев 1997: 24).

Валерия Сапожникова, тонко уловив подлинные роли Васильева и Плеханова в жизни КСЭ (изобразив первого Дон Кихотом, а второго Санчо Пансой), все же сохранила эту первоначальную иерархию, обозначив их «командором» (Плеханов) и «вицекомандором» (Васильев). Мы полагаем, что это своего рода противоречие связано с тем, что она была активным участником КСЭ именно 1960-е гг., когда роль Николая Василеьева как руководителя только начинала складываться. Плюс к этому, в первые экспедиции после «полуотхода» Плеханова, Васильев поддерживал с ним тесные связи, которые сохранялись вплоть до его [Васильева] смерти в начале 2001 г.

Выдвинутое нами понимание стойкости и выносливости адекватно характеризирует научную деятельность Николая Васильева, который развернул масштабную программу исследований с применением целого комплекса разных методов, нацеленных на сам Тунгусский феномен с целью найти объяснение его неведомой природы. Эта программа свидетельствует о непривилегированности ни одного из методов исследования, а наоборот, о приумножении методов с целью охвата феномена во всей его сложности и многогранности. За эти долгие годы Васильев оказывается не в «предпринимательской», а в «науке стойкости» - науке терпеливого, длительного, трудного и ненадежного ознакомления с новым нечеловеческим актором или неизвестной чертой уже известного.

Вместе с тем эмпирическое исследование выявило некоторые вызовы к предложенной нами теоретической модели. Первый из них - комплексность Тунгусского феномена. Разрабатывая идею о «науке стойкости», мы до сих пор работали с гетерогенными сообществами в науке, где исследования проводятся в лабораториях и тестовых полях, когда исследуемые объекты находятся в гораздо большей степени под контролем исследователя. Там основная проблема состояла, прежде всего, в создании в контролируемых пространствах лабораторий исследовательских ситуаций, где исследуемые объекты проявили бы те или другие свойства. Тунгусский феномен в своей сложности и удаленности во времени, когда каждый год постепенно стирает оставленный им «след», не попадает под эту схему. Несмотря на все усилия исследователей, он до сих пор хранит свои тайны. По словам Николая Васильева, «явление поражает своей сложностью: по какому бы направлению мы ни стали анализировать накопленные данные, повсюду мы натыкаемся на противоречия - начиная с вопроса о траектории и механизме взрыва и кончая биологическими (экологическими) последствиями катастрофы 1908 г. “Портрет” явления явно не укладывается в рамки элементарных схем» (Васильев 1999: 10).

Возможно ли вообще, чтобы этот феномен, воспринятый исследователями как «Другой», стал основой гетерогенного сообщества и «социальной опорой» стойкости и выносливости ученых? Наш анализ деятельности Николая Васильева, хотя на данном этапе еще, конечно, неполный, позволяет дать утвердительный ответ на этот вопрос. У нас есть все основания утверждать, что чем масштабнее и радикальнее отличия нечеловеческого «Другого» от всего знакомого, тем прочнее гетерогенная связь, лежащая в основе «науки стойкости».

Вторым вызовом нашей теоеретической модели является особая роль полевой работы в ходе многолетних исследований. Как и в случае с сообществом советских геологов, исследованных Аллой Болотовой, продолжительное пребывание в отдаленной и труднодоступной местности Тунгусской катастрофы является одним из ключевых измерений работы КСЭ. Концепция «предпринимательская наука» / «наука стойкости», однако, основана на утвердившемся в STS понимании «лабораторной жизни» современных наук, где полевые исследования являются начальной точкой исследовательского процесса (накопления «первичного материала»), ядро которого состоит в работе внутри самих научных лабораторий. В истории современной науки это начиналось с первых научных экспедиций на кораблях, в джунглях, горах или пустынях, прошло через период создания полевых исследовательских станций, а в наши дни находит свое воплощение в создании сетей дистанционного измерения и мониторинга с помощью кибернетических устройств, спутников Земли и т.д. Однако есть научные сообщества - как КСЭ или сообщества советских геологов, где роль полевых исследований гораздо более широка, значима и трудно редуцируема до «начального этапа сбора данных». Несколько лет назад во время одного из наших антропологических исследований на научно-исследовательском стационаре Кайбасово (на р. Обь) среди томских экологов, один из ведущих исследователей сказал нам: «Мой многолетний опыт убедил меня, что крестьянские ребята из наших студентов и аспирантов гораздо лучше справляются в поле. Там, кроме работы с научным оборудованием, необходимо еще много практических умений - ориентироваться в лесах и болотах, управлять лодкой, косить траву, мастерить что-то из подручных инструментов и многое другое» (интервью с С. Воробьевым, июнь 2017 г.).

Полевая работа в сибирской тайге, в условиях, когда самые близкие населенные пункты находятся в десятках, а иногда и в сотнях километров, - это не просто применение научных методов для сбора данных и умение работать с соответствующими инструментами, а своеобразная «форма жизни», где научная работа неотделима от умения выживать и справляться с самыми разными ситуациями. Это сказывается на отношениях с коллегами, с научным оборудованием и снаряжением, да и с самими исследуемыми «объектами». Как это влияет на практики «предпринимательской науки» и «науки стойкости»? Осмысление десятилетней практики КСЭ, где одним из результатов ежегодных экспедиций стала трансформация места полевых работ в територрию с особым статусом - государственный заповедник «Тунгусский» - представляет собой вызов оппозиции «предпринимательская наука» / «наука стойкости» и требует ее усложнения и модификации.

Изучение деятельности Геннадия Плеханова во время первого периода существования КСЭ позволило нам выявить, в дополнение к установленным ранее вариантам (на примерах Луи Пастера и учеников Нильса Бора), третий вариант «предпринимательской науки» - уход из новой научной области, как только полученные результаты отвергают сформулированную гипотезу и предложенное решение существующей проблемы. Однако уход Г. Плеханова был условным: он сохранил свои близкие отношения с участниками экспедиции и свой статус «командора». Причиной такого «полуотхода» стали прочные научные и дружеские связи, возникшие в ходе первых лет полевой работы. Это позволило нам добавить важный аспект в понятие гетерогенного сообщества - в тяжелых условиях экспедиций люди входят в связь не только с неведомым Тунгусским феноменом и аппаратурой, которую они используют для его «обнаружения», но также и с рядом нечеловеческих сущностей в окружющей тайге, с наследством Л. Кулика, с людьми и инфраструктурой поселка Ванавара и т.д. Даже после отхода от исследования самого Тунгусского феномена оставшиеся гетерогенные связи продолжали удерживать Геннадия Плеханова.

Литература

Abstract

A long way of the Tunguska meteorite from spaceship to reserve (two tales about entrepreneurship and perseverance in science)

Popravko Irina G. and Tchalakov Ivan H.

The article offers an analysis of the activities of the Complex Amateur Expedition (CAE) organised to study the Tunguska event and carried out between 1959 and early this century. Here, the CAE is considered not only as a unique phenomenon that reveals the complexity and versatility of Soviet science and society, but also as a concrete manifestation of the universal features of modern science, conceptualised in the framework of Actor-Network Theory and other approaches in Science and Technology Studies. Through a theoretical model of entrepreneurial science / enduring science, an explanation is proposed for a clear division of the CAE's activities into two unequal time periods. The authors identify the specific practices of the two types of sciences in the analyzed CAE activities, including their challenges to the theoretical model, such as the complexity of the Tunguska event and the special statute of fieldwork in the course of many years of research.

Keywords: Complex Amateur Expedition, Tunguska phenomenon, Nikolay Vasilyev, Gennadiy Plekhanov, entrepreneurial / enduring types of science, Actor-Network Theory

References

1. Bidiukov B., Kriviakov S. Vasil'ev Nikolai Vladimirovich - chelovek, uchenyi, lider [Nikolay V. Vasilyev, a man, a scientist, a leader], Priroda Evenkii.rf, 2011. Available at: http://prirodaevenkii.rf/Vasil'ev-Nikolai-Vladimirovich

2. Vorob'ev V. Tungusskaia Katastrofa - Nachalo Kontsa? [The Tunguska catastrophe - the beginning of the end?], Tungusskii Vestnik KSE, 1997, no. 8, pp. 20-24.

3. Boiarkina, A.P., Plekhanov, G.F., Rodimova O.B., Sapozhnikova V.A., Fazliev A., Chernova T.I. „Ia byl uchastnik mnogikh ekspeditsii... “ (100 let „Tunguskomu meteoritu“, 50 let KSE) [`I have taken part in many expeditions...'. Marking the centenary of the Tunguska event and the 50^th anniversary of the Complex Amateur Expedition)]. Tomsk: Izdatel'stvo „Ivan Fedorov“, 2008.

4. Boiarkina, A.P. Tungusskaia biografiia Nikolaia Vladimirovicha Vasil'eva, 16.01.1930 - 15.02.2001 [The Tunguska-related part of the life of Nikolay V. Vasilyev, 16.01.1930 - 15.02.2001], Tungusskii vestnik, 2001, no. 14, pp. 27-30.

5. Vasil'ev N.V. Memorandum [Memorandum], Tungusskii vestnik KSE, 1999, no. 10, pp. 7-16.

6. Vasil'ev N., Demin D., Erohovets A. et al. Po sledam tungusskoi katastrofy [Tracing the Tunguska catastrophe]. Tomsk: Tomskoe knizhnoe izd-vo, 1960, 158 p.

7. Vasil'ev N.V. K 90-letiiu Tungusskogo meteorita [To the 90th anniversary of the Tunguska meteorite]. Tungusskii vestnik, 1997, no. 8, pp. 1-15.

8. Vorob'ev V.A. Strastipo Nikolaiu Vasil'evu [The passion of Nikolay Visalyev]. Arkhangelsk, 2001-2002. Available at: http://tunguska.tsc.ru/ru/lyrics/prose/passions/last

9. Kandyba Iu. On ochen' bystro zhil [He lived fast], Tungusskii vestnik KSE, 2001, no. 14, pp. 27-28.

10. Kuznetsov A. Tekhnonauka za predelami kritiki i opravdaniia: ot agonisticheskikh polei k traektoriiam priviazannosti [Techno-science beyond criticism and justification: From agonistic fields to trajectories of attachment]. In: Antropologiia v poiskakh novogo iazyka opisaniia: Tezisy [Anthropology in search of a new language of description: abstracts]. Tomsk: Izdatel'stvo Tomskogo gosudarstvennogo universiteta, 2016, pp. 121-123.

11. Latour B. Nauka v deistvii: sleduia za uchenymi i inzhenerami vnutri obshchestva [Science in action: How to follow scientists and engineers through society]. St. Petersburg: Izd-vo Evropeiskogo universiteta v Sankt-Peterburge, 2013.

12. Latour B. Paster: Voina i mir mikrobov [Pasteur. Bataille contre les microbes]. St. Petersburg: Izd-vo Evropeiskogo universiteta v Sankt-Peterburge, 2015.

13. Plekhanov G.F. K nashim chitatelyam [To our readers], Tunguskii Vestnik KSE, 2000, no. 11, pp. 3.

14. Plekhanov G.F. Tungusskii meteorit. Vospominaniia i razmyshleniia [The Tunguska event. Memories and thoughts]. Tomsk: Izd-vo Tomskogo un-ta, 2012.

15. Plekhanov G. Pamiati N.V. Vasil'eva (16.01.1930-15.02.2001) [In memory of Nikolay V. Vasileyv (16.01.1930-15.02.2001)], Tungusskii vestnik KSE, 2001, no. 14, pp. 3.

16. Popravko I.G., Chalakov I.H. Kompleksnaia samodeiatel'naia ekspeditsiia po izucheniiu Tun- gusskogo meteorita: poiski al'ternativnykh form sotsial'nosti glubokogo kosmosa v nedrakh sovetskoi nauki [The Complex Amateur Expedition organised to study the Tunguska meteorite: A search for an outer space alternative form of sociality in the depth of Soviet science?], Etnograficheskoe obozrenie, 2019, no. 6, pp. 49-66.

17. Florenskii K.P. et al. Predvaritel'nye rezul'taty rabot ekspedicii Tungusskoj meteoritnoj ek- spedicii 1958 g. [Preliminary results of the Tunguska event expedition, 1958], Meteoritika, 1960, Vol. XIX, pp. 1-37.

18. Yurchak A. Eto bylo navsegda, poka ne konchilos'. Poslednee sovetskoe pokolenie [Everything was forever, until it was no more: The last Soviet generation]. Moscow: NLO, 2014.

19. Boltanski L. Love and Justice as Competences. Polity Press, Cambridge UK, 2012.

20. Bolotova A. Colonization of Nature in the Soviet Union: State Ideology, Public Discourse, and the Experience of Geologists, Historical Social Research, 2004, Vol. 29, no. 3, pp. 104-123.

21. Callon M., Latour B. Comment concevoir les innovations?, Prospective et Santй, 1986, no. 36, pp. 13-25.

22. Callon M. Le statut йconomique des activitйs de recherche et dйveloppement. Йlйments pour une analyse dynamique des rйseaux technico-йconomiques. In: Reprйsenter, Hybrider, Coordonner. Paris: CSI- Ecole des Mines, 1996, pp. 43-60.

23. Fox Keller, E. A Feeling for the Organism. The Life and Work of Barbara McClintock. New York, W.H. Freeman and Company, 1983 (from Seventeenth printing 2000).

24. Freeman Chr. The Economic of Industrial Innovation. London, Francis Pinter, 1982.

25. Gerovitch S. From Newspeak to Cyberspeak: A History of Soviet Cybernetics. MIT Press Cambridge, Mass., 2002.

26. Gerovitch S. Voices of the Soviet Space Program: Cosmonauts, Soldiers, and Engineers Who Took the USSR into Space. Palgrave Macmillan, 2014.

27. Krementsov N. Stalinist Science. Princeton, NJ, Princeton University Press, 1997.

28. Knorr K. Post-Social (Knowledge) Societies. Paper presented at the plenary session of Joint EASTT/4S Conference in Bielefeld, Germany, October 1996.

29. Harman G. Aesthetics as First Philosophy: Levinas and the Non-Human, Naked Punch, 2007, Is. 9, Summer/Fall, pp. 21-30.

30. Hennion A. Pragmatics of taste. In: Jacobs, M. et N. Hanrahan ed., The Blackwell Companion to the Sociology of Culture. Oxford/Malden MA, Blackwell, 2004.

31. Hennion A. Those Things That Hold Us Together: Taste and Sociology, Cultural Sociology, 2007, no. 1, pp. 97-114.

32. Levina E. Otherwise Than Being. Pittsburgh, Duquesne University Press, 2004.

33. Levinas E. Collected philosophical papers: Humanism and anarchy. Dordrecht, The Netherlands: Martinus Nijhoff, 1987.

34. Levinas E. Humanism de l'autre homme. Paris, Editions Fata Morgana, 1972.

35. Levinas E. Ethique et infini. Paris, Fayard, 1982.

36. Merleau-Ponty M. Signes. Paris, Gaulimard (Le philosophe et son ombre), 1960.

37. Merleau-Ponty M. Visible et Nonvisible. Paris, Gaulimard, 1964.

38. Nyiri P., Breidenbach J. Living in Truth: Physics as a Way of Life, Anthropology of East Europe Review, 2002, Vol. 20, no. 2, pp. 43-54.

39. Tchalakov I. The object and the other in holographic research--Approaching passivity and responsibility of human actors', Science, Technology and Human Values, 2004, no. 29 (1), pp. 64-87.

40. Tchalakov I. Language and Perception in the Coupling Between Human and Non-human Actors'. In: Arno Bammй, Gьnter Getzinger and Bernhard Wieser (Eds.), Yearbook 2004 of the Institute for Advanced Studies on Science, Technologies & Society. Profil, Mьnchen, pp. 192-215.

41. Tchalakov I. Amateur's Action in Science. In: Kapriev, G., M. Roussel and I. Tchalakov (Eds.) Le Sujet de l'Acteur. An Anthropological Outlook on Actor-Network Theory, MORPHOMATA. Wilhelm Fink Publishers, Germany, Vol. 21, 2014, pp. 25-65.

42. Tchalakov I. On Entrepreneurship and Endurance in Science. Sociology of Laboratory Life. East-West Publishing House, Sofia (in Bulgarian), 2015

Размещено на Allbest.ru