Деятельность И.И. Неплюева

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

В настоящее время тема роли личности в истории становится довольно распространенной. Это позволяет отойти от своего рода «ценза известности» при выборе героя исследования. Поскольку одним из движущих факторов политического и социально-экономического развития страны являются не только указы главы государства и руководителей основных ведомств, но и умное и инициативное исполнение их чиновниками различных рангов, мы полагаем, что определение места, занимаемого последними в государственном строительстве, является немаловажной частью воссоздания исторической картины прошлого.

Моё внимание привлекла к себе деятельность человека, не прославившего себя громкими подвигами или поражениями на военном поприще, интригами или фаворитизмом при императорском дворе. Государственный деятель, дипломат, резидент в Стамбуле (1721-1735), наместник Оренбургского края и первый его губернатор (1742-1758), сенатор Иван Иванович Неплюев (1693-1773) - младший современник и талантливый ученик Петра I - прошел путь от гардемарина, обучавшегося в 1716-1720 гг. в Венеции и Испании, до действительного тайного советника, старейшего сенатора первых лет екатерининской эпохи. По моему убеждению, И.И. Неплюев принадлежит к лучшим представителям высшего чиновничества, заботившимся прежде всего о пользе и процветании России. Отсутствие в отечественной историографии специального комплексного исследования деятельности этого ответственного чиновника повышает научную значимость данной работы. Принципы, содержание и результаты дипломатической и административной деятельности Неплюева, особенно его торгово-экономические мероприятия и предложения, а также предпринятые им меры по решению национального вопроса в Оренбургском крае, заслуживают, на наш взгляд, более пристального внимания историков.

Целью моего исследования является изучение личности и государственной деятельности И.И. Неплюева, их взаимовлияния в контексте исторических событий 20-60-х годов XVIII в. и его вклад в дипломатическую и внутриполитическую историю России того периода.

Для достижения поставленной цели нами определены следующие задачи:

- проследить становление личности И.И. Неплюева, влияние императора Петра I на формирование его принципов и мировоззрения;

- раскрыть проявление личностных качеств и способностей Неплюева на государственной службе;

- исследовать внешнеполитическую деятельность российского резидента в Турции и его роль в утверждении авторитета и влияния России на Босфоре;

- изучить мероприятия И.И. Неплюева на посту оренбургского губернатора и его вклад в экономическое освоение и организацию управления обширным юго-восточным регионом Империи.

1. Историография

неплюев государственный деятель губернатор

Первые работы, связанные с деятельностью И.И. Неплюева на посту губернатора Оренбурга, были написаны еще при его жизни. Это труды П.И. Рычкова - географа, первого историка Оренбургского края, секретаря и помощника начальников Оренбургской экспедиции и первых губернаторов Оренбурга. Однако автор отдельно не останавливается на мероприятиях первого губернатора и не дает комментариев деятельности своего начальника.

В первой половине и середине XIX столетия ряд историков (А.Ф. Малиновский, А.В. Семенов, В.М. Черемшанский, В.В. Вельяминов-Зернов) в трудах, связанных с торговлей Российской империи и историей Оренбургского края, кратко освещают состояние оренбургской торговли в период деятельности И.И. Неплюева в губернии и упоминают о его проекте об организации компании для торговли со Средней Азией и Индией.

Вторая половина XIX века до настоящего времени остается наиболее благоприятным периодом в историографии личности и деятельности «птенца гнезда Петрова». Здесь прежде всего необходимо остановиться на фундаментальном труде по отечественной истории С.М. Соловьева. В своей работе «История России с древнейших времен» историк уделял значительное внимание внешней политике России в XVIII веке. Поэтому время пребывания Неплюева на посту резидента в Стамбуле освещено достаточно подробно. Соловьев привлек обширный архивный материал по изучаемому периоду. Им впервые было введено в научный оборот большое количество донесений И.И. Неплюева из Турции и рескриптов к нему. Однако С.М. Соловьев не дает характеристики деятельности И.И. Неплюева на посту резидента. Историк кратко касается основных вех служебной карьеры Неплюева: от экзамена перед Петром Великим до губернаторства в Оренбурге и Санкт-Петербурге, подробнее останавливаясь на успехах оренбургской торговли. Соловьев утверждает, что И.И. Неплюев на службе в Оренбургском крае, благодаря своим способностям и энергии, «приобрел наибольшее право оставить свое имя на страницах русской истории, …истории цивилизации».

В «Курсе русской истории» В.О. Ключевский упоминает Ивана Ивановича Неплюева в связи с преобразованиями и личностью Петра Великого. Используя для этого «Записки» Неплюева в качестве источника (например, отзыв Ивана Ивановича на смерть Петра, заграничное обучение), историк, критично оценивавший многих исторических деятелей, дает автору «Записок» высокую оценку. Ключевский называет Неплюева одним из «даровитейших сотрудников» Петра, «умно использовавшим» учебу в Европе, одним из тех «мыслящих людей», которых притягивала личность первого российского императора. Столь положительные отзывы великих русских историков о И.И. Неплюеве, безусловно, связаны с его плодотворной деятельностью на благо Государства.

Началу обучения русских дворян морскому делу в Европе посвящена статья А.В. Рачинского, вышедшая в 1875 году. В качестве одного из основных источников об условиях жизни гардемаринов за границей автор использовал воспоминания Неплюева о своем обучении в Венеции и Испании.

В конце 1880-х годов появилась первая биографическая работа о И.И. Неплюеве - статья Е. Щепкиной «Иван Иванович Неплюев, гардемарин Петра Великого», опубликованная в журнале для детей «Родник». В работе содержится рассказ о жизни и службе Неплюева, составленный по его «Запискам» с привлечением дополнительной литературы по истории Морской академии, где герой статьи учился недолгое время. Работа Е. Щепкиной носит не исследовательский, а назидательно-воспитательный характер, что обуславливает высокую оценку автора деятельности своего героя в качестве примера патриотизма и верного служения Отечеству.

Подобный взгляд на личность и деятельность И.И. Неплюева четко прослеживается и в крупнейшем до настоящего времени исследовании по данной теме - пятитомной монографии казанского историка В.Н. Витевского «И.И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 года». Он предпринял попытку комплексного изучения личности и государственной деятельности И.И. Неплюева на фоне оренбургской истории. А факты его жизни, по замыслу автора, в свою очередь, послужили фоном деятельности губернатора по обустройству края.

Ряд историков (Ю.В. Готье, С.М. Троицкий, Е.Я. Люстерник и Е.Г. Шапот) в своих научных исследованиях касались предложений И.И. Неплюева по торгово-финансовым и административным вопросам. Анализируя его проект об организации компании по торговле со странами Средней Азии и Индией (1750 г.), предложения по развитию коммерции и увеличению государственных доходов (1763 г.), мнение о способности отдельных чиновников к занимаемым ими должностям и проч. и сравнивая их с проектами и мнениями других государственных деятелей второй половины XVIII века, исследователи приходили к выводу о достаточно прогрессивных экономических взглядах Ивана Ивановича Неплюева, делавших его одним из идеологов «просвещенного абсолютизма». А взгляды талантливого администратора на роль внешней торговли «как важнейшего источника укрепления экономики… роднили его с воззрениями виднейших экономистов того времени».

2. Начало Неплюева

Род Неплюевых, известный уже в XV веке, происходил от боярина Андрея Ивановича Кобылы (середина XIV века), но к концу XVII века измельчал, обеднел, хотя и сохранил родственные связи со многими преуспевающими вельможами. Иван Неплюев, который будет предметом нашего внимания, родился, как это следует из его собственной обширной автобиографии (на нее мы будем в дальнейшем опираться), «в 1693-м году, ноября 5-го числа, в воскресенье поутру, по полуночи в 7 часов, в Новгородском уезде, в усадище Наволоке». Сам Иван Иванович Неплюев вряд ли мог запомнить час своего рождения. Но в этой записи отразился его характер - точный, расположенный к документам, фактам, а не к переживаниям.

Неплюев принадлежал к старинному дворянскому роду, происходившему от Федора Ивановича Неплюя-Кобылина, жившего в начале XV века. Неплюевы были новгородского происхождения (сама фамилия их указывает на северные области России: «неплюй», по указанию Даля, - олений теленок до полугода). Род их упоминается в московских летописях XVII века - род крепкий, но обедневший. Мать Неплюева была из князей Мышецких - тоже из рода старинного и обедневшего. Отец Неплюева был ранен в баталии со шведами под Нарвой и вскоре умер, оставив жену и малолетнего сына. Жизнь Ивана Ивановича Неплюева, казалось бы, должна была пойти по обычной для небогатого дворянина стезе: шестнадцати лет он женился по приказу матери и стал самостоятельным помещиком, имея 80 душ крепостных крестьян. Жена его, урожденная Татищева, внесла в семью 20 душ крепостных. Молодой Неплюев вскоре стал отцом одного, потом второго сына (этот ребенок родился во время его паломничества по монастырям). Все развивалось по традиции. Неожиданный перелом наступил, когда молодого, но уже не школьного возраста человека и отца двух детей вызвали «для учения». Его назначают в Новгородскую математическую школу. Оттуда - в Нарвскую навигационную, а затем в Петербургскую морскую академию. В 1716 году два десятка молодых людей из числа учившихся были вызваны в Ревель (Таллинн), и Неплюев, оставив - на этот раз надолго - беременную жену, с группой молодых людей, среди которых были Василий Квашнин-Самарин, Василий Татищев (в будущем известный моряк и дальний родственник историка Татищева), Семен Дубровский, Семен Мордвинов, поднялся на борт корабля «Архангел Михаил» под командованием капитана-англичанина Рю. В составе большого флота они прибыли в Копенгаген, причем на последнем участке на флагманский корабль взошел Петр и был поднят императорский флаг. 28 августа Петр осмотрел всех гардемаринов и тридцать из них, в том числе и Неплюева, направил в Венецию обучаться морскому делу (двадцать человек с той же целью были отправлены во Францию, а четверо предназначено к обучению архитектурному делу). Деньги на дорогу им были даны по приказу царя послом в Дании князем Василием Лукичом Долгоруким. Это тот самый Василий Лукич Долгорукий, который потом сыграет активную роль в «затейке» верховников и которого Анна Иоанновна со своим своеобразным остроумием публично протащит за нос, а несколько лет спустя отрубит ему голову.

Получив высочайшее распоряжение, молодые люди, еще недавно и в мыслях не предполагавшие, что им предстоит такое путешествие, отправились в Венецию. Прежде чем они ступили на палубы венецианских кораблей, им довелось пережить много неожиданных приключений.

3. Обучение за границей

По пути в Венецию один из молодых людей умер. Но главные потрясения ждали их в Венеции. 10 января 1718 года князь Михаил Прозоровский, сговорившись с монахом из монастыря святого Павла на Афоне, бежал в Корфу. Убегая, он оставил письмо: «Мои государи, предражайшие братия и други! Понуждающая мя ревность моя до вас и не оставляет усердия сердца моего любви вашей и приятности, сущия являемый многия в прешедшую довольную бытность мою завсегда с вами конечно удостойте забвению сице, ныне Господу моему тако Своими праведными судьбами изволившу устроити о моем недостоинстве». Далее Прозоровский просил друзей распорядиться присылаемыми к нему деньгами и препоручал их Божьему покровительству.

Другое происшествие было гораздо более драматическим. Размещенные на острове Корфу в ожидании распределения по кораблям, молодые люди направлены были небольшими группами на жительство в частные дома. Портовая жизнь с ее непривычными развлечениями представляла много соблазнов. Результаты не замедлили сказаться. В.М. Квашнин-Самарин был найден однажды утром убитым недалеко от местного трактира. Осмотр тела обнаружил несколько смертельных ранений шпагой, обломок ее остался в одной из ран убитого. Молодые люди, собравшись, решили осмотреть друг у друга шпаги. Они обнаружили, что у Алексея Арбузова шпага обломана и заново отточена, а брадобрей-итальянец рассказал, что Арбузов перед восходом солнца явился к нему и уговорил заново отточить обломанную шпагу. Под давлением улик Арбузов сознался в убийстве, оправдывая себя тем, что напившийся, огромного телосложения Квашнин-Самарин начал его душить и грозил ему смертью…

Однако не только неприятные результаты неприспособленности к новой ситуации ожидали молодых людей: вскоре их распределили по галерам.

Петр Первый в специальной инструкции - жесткой, но эффективной - предписывал русских гардемаринов назначать на галеры по одному: этим он рассчитывал ускорить обучение их языку. Однако венецианские адмиралы оказались снисходительнее и русских гардемаринов назначали на корабль по двое.

Неплюев с успехом прошел эту тяжелую школу, приняв участие в ряде сражений с турецким флотом. В выданном ему дипломе говорилось, что «господин Иван Неплюев обе прошедшие кампании был содержан на галере дворянина Виценца Капелло супракомита, с оным был на баталии с турками 19-го числа июня, штиль новый, 1717 году, в заливе Елеус, в порте Пагания, и при взятии двух фортец, Превезы, Вонницы, и при крепкой осаде фортецы Дульцина от венециян. А ныне оный господин Неплюев по указу отзывается во свое отечество; того ради даем ему для подтверждения вышеписанного сие наше свидетельство, которое ему во уверение о себе объявить своему монарху. Дан в Корфу 1-го числа февраля 1718 года. Маре Венето».

Из Венеции молодые люди должны были последовать в Испанию для продолжения обучения в искусстве морских сражений. Идея Петра была ясной: его интересовало не теоретическое обучение, а практика морского боя. Поэтому он хотел, чтобы будущие русские моряки получили бы опыт сражений с лучшими флотами мира. А лучшими флотами и одновременно потенциальными противниками русского флота были турецкий и английский. Поэтому Петр отсылал своих гардемаринов именно в те государства, где можно было приобрести навык сражений с турками и англичанами. Одна сторона этого опыта удалась блестяще: будущие морские офицеры участвовали в морских боях с турками. Однако в Испании дело пошло хуже: молодые люди упорно добивались, чтобы их посадили на галеры и дали им возможность действовать в сражениях. Однако испанцы настаивали на ином: они хотели, чтобы приехавшие из России моряки проходили теоретическое обучение.

Молодые люди тем временем уже достаточно овладели итальянским и французским языками. По крайней мере, когда у берегов Франции им пришлось судиться с капитаном, который, вопреки договору, соглашался кормить их только в море, требуя, чтобы во время остановок они питались за свой счет, Неплюев все выступления на суде произносил на французском языке и выиграл дело. Однако испанского языка «московиты» не знали, и Неплюев сердито писал русскому президенту в Голландии, что учиться танцам и фехтованию они могут и в Петербурге. В результате последовало распоряжение Петра - возвращаться домой. Через Италию и Голландию Неплюев вернулся в Петербург.

Петр не очень надеялся на выданные за границей аттестаты и, по свидетельству Неплюева, приказал приравнять приехавших из-за границы гардемаринов к остальным, подвергнув их равному с другими испытанию: «Я хочу их сам увидеть на практике, а ныне напишите их во флот гардемаринами». Рассказывая об этом, Неплюев зафиксировал сцену, которая, видимо, произвела на него впечатление: несмотря на то, что Петр высказал свое мнение в категорической форме, граф Григорий Петрович Чернышев, ревнуя о пользе дела и справедливости, вступил с ним в спор и одержал победу: «Грех тебе, государь, будет: люди по воле твоей бывшие отлученные от своих родственников в чужих краях и по бедности их сносили голод и холод и учились по возможности, желая угодить тебе по достоинству своему и в чужом государстве были уже гардемаринами, а ныне, возвратясь по твоей же воле и надеясь за службу и науку получить награждение, отсылаются ни с чем и будут наравне с теми, которые ни нужды такой не видали, ни практики такой не имели».

Неплюев пишет не мемуары, а дневник, и это позволяет нам видеть живые отпечатки его настроений, еще не сглаженных примиряющим временем. В том месте записей, к которому мы подошли, отчетливо проявляется авторская тенденция. Дворянин, честно служащий отечеству, патриот и одновременно бедняк на государевом жалованье - таков образ того, чьи чувства выражает Неплюев. Он-то и есть истинный «птенец гнезда Петрова», а Петр - его защитник и единомышленник. Они оба - товарищи по труду на пользу государства. С неприкрытым раздражением отзывается Неплюев о тех молодых дворянах, которые не учились, не ездили за границу, а теперь претендуют на лучшие места в государстве. Неплюев пишет о тех, кто, как и он, будучи отлученным от отечества, подвергался насмешкам и ругательствам «по европейскому обычаю, в нас примеченному», и нуждался в высочайшей защите.

В сознании Неплюева создается схема, носившая в Петровскую эпоху официальный характер. В высказываниях самого Петра, в сочинениях Феофана Прокоповича и других официальных идеологов пропагандируется идея: все «общенародие», во главе которого стоит сам император, трудится. Патриотизм определяется двумя словами: «труд» и «общенародие». Ломоносов, перенесший эту идею в более поздние годы, писал:

Исчислите у нас Героев

От земледельца до Царя…

Феофан Прокопович в речи, посвященной окончанию Северной войны, утверждал, что «плод мира» - всего «общенародия» облегчение. Противниками являются защитники старины, долгие бороды, как именовал их Петр I, «кои по тунеядству своему ныне не в авантаже обретаются».

Неплюев причислял себя к тем истинным патриотам, которые терпят обиды от тунеядцев, красочно охарактеризованных другим поборником Петра - И. Посошковым: «домо соседям своим страшен яко лев, а на службе хуже козы». Именно в этом месте записок Неплюева сухая, почти протокольная речь мемуариста окрашивается живыми деталями и подлинным чувством.

30 июля 1720 года состоялись экзамены в присутствии самого царя, который, по свидетельству Голикова, приветствовал молодых людей словами: «Трудиться надобно». Неплюев успешно выдержал испытания и был оставлен в Адмиралтействе, где регулярно встречался с царем. Описанные им эпизоды принадлежат к самым ранним в мифе о царе-труженике. Рассказывает их Неплюев с искренним чувством. По его словам, граф Григорий Петрович Чернышев, который в эту пору был камер-советником в адмиралтейств-коллегий и покровительствовал Неплюеву, предупреждал его всегда говорить государю правду и прямо признаваться в грехах, буде таковые случатся. Как-то Неплюев, подгуляв накануне, запоздал на службу: «Однажды я пришел на работу, а государь уже прежде приехал. Я испужался презельно и хотел бежать домой больным сказаться, но, вспомянув тот отеческий моего благодетеля совет, бежать раздумал, а пошел к тому месту, где государь находился; он, увидев меня, сказал: «Я уже, мой друг, здесь!» А я ему отвечал: «Виноват, государь, вчера был в гостях и долго засиделся и оттого опоздал». Он, взяв меня за плечо, пожал, а я вздрогнулся, думал, что прогневался: «Спасибо, малый, что говоришь правду: Бог простит! Кто бабе не внук! А теперь поедем со мной на родины». Я поклонился и стал за его одноколкою. Приехали мы к плотнику моей команды и вошли в избу. Государь пожаловал родильнице 5 гривен и с нею поцеловался: а я стоял у дверей; он мне приказал то же сделать, а я дал гривну. Государь спросил бабу-родильницу: «Что дал поручик?» Она гривну показала, и он засмеялся и сказал: «Эй, брат, я вижу, ты даришь не по-заморски». «Нечем мне, царь-государь, дарить много; дворянин я бедный, имею жену и детей, и когда бы не ваше царское жалованье, то бы, здесь живучи, и есть было нечего». Государь спросил, что за мною душ и где испомещен? Я все рассказал справедливо и без утайки. А потом хозяин поднес на деревянной тарелке в рюмке горячего вина; он изволил выкушать и заел пирогом с морковью. А потом и мне поднес хозяин; но я отроду не пивал горячего, не хотел пить. Государь изволил сказать: «Откушай, сколько можешь; не обижай хозяина». Что я и сделал. И из своих рук пожаловал мне, отломя, кусок пирога, и сказал: «Заешь! Это родимая, а не итальянская пища «». Образ царя-труженика Неплюев иллюстрирует рассказом о том, как он был представлен Петру, а «государь, оборотив руку праву ладонью, дал поцеловать и при том изволил молвить: «Видишь, братец, я и царь, да у меня на руках мозоли; а все оттого: показать вам пример и хотя б под старость видеть мне достойных помощников и слуг отечеству.

4. Посольство в Константинополе

Описывая свое позднейшее назначение послом в Константинополь, Неплюев включает в мемуары подлинную программную речь, в которой Петр, согласно Неплюеву, излагает теорию просвещенного монарха, ответственного перед Богом за благо подданных и государства. Перед читателем создается такая сцена: бедный, молодой возрастом, не имеющий связей, но усердный и достойный слуга отечества назначается государем на ответственный дипломатический пост. «Я упал ему, государю, в ноги и, охватя оные, целовал и плакал. Он изволил сам меня поднять и, взяв за руку, говорил: «Не кланяйся, братец! Я ваш от Бога приставник, и должность моя - смотреть того, чтобы недостойному не дать, а у достойного не отнять, буде хорош будешь, не мне, а более себе и отечеству добро сделаешь; а буде худо, так я - истец; ибо Бог того от меня за всех вас востребует, чтоб злому и глупому не дать места вред делать; служи верою и правдою! В начале Бог, а при нем и я должен буду не оставить «».

Эти записи, составляющие, как было сказано, несколько обособленную часть мемуаров Неплюева, возможно, несут на себе черты более поздней обработки. В них чувствуется ностальгия, заставившая Фонвизина в 1781 году (в «Недоросле») вложить в уста Стародума такое описание Петровской эпохи: «Тогда один человек назывался ты, а не вы. Тогда не знали еще заражать людей столько, чтоб всякий считал себя за многих. Зато нонче многие не стоят одного». Как бы в подтверждение мнений Стародума в воспоминаниях Неплюева Апраксин, Головкин и другие «птенцы гнезда Петрова» обращаются в разговорах с императором на «ты».

Постепенно все более стилизуя свой образ под характер чиновника-патриота, Неплюев подчеркивает в себе бескорыстие, противопоставляющее его жадности других вельмож. Так, перед отъездом на новую должность, «пришед к генерал-адмиралу (Ф.М. Апраксину. - Л.Ю.) прощаться, донес ему, что я отъезжаю, и просил его о неоставлении меня по заочности; он мне на сие только сказал: «Дурак!» Я, поклонясь его сиятельству, докладывал, что не знаю, чем его прогневал, а он мне на то отвечал то же слово: «Дурак!«» Причиной этой изумившей Неплюева оценки явилось его бескорыстие: «Для чего ты не просил государя, чтоб давать в твое отсутствие по складу твоего чина жалованье жене». То, что для Неплюева - патриотическое бескорыстие, для его собеседника - «дурачество».

Неплюев осознает себя «человеком Петра», и смерть императора переживает как личную трагедию. В его описании известия об этом выступает не только риторика не очень умелого повествователя, но и искреннее чувство. Он пишет: «Я омочил ту бумагу слезами, как по должности о моем государе, так и по многим его ко мне милостям, и ей-ей, не лгу, был более суток в беспамятстве». Сочетание должностной риторики и искренне прорвавшегося «ей-ей не лгу» как нельзя лучше передавало чувства тех людей, к которым принадлежал и Неплюев. Это было глубоко личное чувство: если меншиковы, долгорукие, остерманы или Голицыны сразу втянулись в борьбу за государственный «пирог», то люди вроде Неплюева или Дмитрия Кантемира, не имевшие твердой опоры в государственной верхушке, со смертью Петра I теряли почву под ногами. И лично, и своими убеждениями они были связаны с продолжением политики деспотической европеизации и государственного просвещения. Крах этой политики был для них и личным несчастьем. Но, не имея опоры в родственных связях со «случайными людьми», не успев при жизни Петра обогатиться и одновременно испытывая боязнь не только за себя, но и за «новую Россию», эти люди были умелыми дельцами - знали свое дело, нужны были государству, каким бы оно ни было, потому что хорошо работали. В последующие десятилетия они проявят себя одновременно просвещением и казнокрадством (В.Н. Татищев) или бескорыстием и жестокостью (как Неплюев). Но до конца своих дней они будут ностальгически обращаться к Петровской эпохе как времени своей героической молодости.

Неплюев отправился в Турцию. Это была трудная служба, требовавшая ловкости и умения, чтобы компенсировать отсутствовавшую у него опытность. И английский, и французский послы интриговали против русской дипломатии. Вдобавок Неплюев заразился инфекционным заболеванием - он считал, что это чума, возможно он перенес какую-то из форм тифа, - и, боясь за семью и крепостных слуг, подверг себя строгой изоляции. Не успел он оправиться от болезни, как отношения России и Порты достигли критического предела. Жену и младших детей пришлось отправить в Россию.

Служебная деятельность Неплюева как дипломата развертывалась с переменным успехом. Еще при жизни Петра Великого, после занятия русскими войсками Баку, он вел переговоры с Персией и провел их весьма успешно. В последние годы царствования Анны Иоанновны отношения с Турцией осложнились, и русский посол был отозван. Неплюеву было приказано, по возвращении в Россию, остаться на Украине, в тогдашней ее административной столице Глухове, и ведать украинскими делами, одновременно сохраняя и службу по делам Порты. В это время он был награжден орденом Александра Невского и землями на Украине.

5. Возвращение в Россию

После смерти своей первой жены Неплюев остался вдовцом с несколькими детьми. Ему было 47 лет. В это время он посватался к Анне Ивановне Паниной и тем породнился с ее братьями, известными в будущем Никитой и Петром Ивановичами Паниными. Таким образом он, чиновный, но без сильных родственных связей дворянин, укоренялся в той среде, которая к середине XVIII века сделалась реальной носительницей власти. Именно она, а не выскакивавшие из ничтожества и часто в него возвращавшиеся фавориты и не обедневшие дворяне, скатывавшиеся до уровня однодворцев, составляла реальную государственную силу в XVIII веке. Казалось, Неплюев достиг вершины. Служба и дальнейшая жизнь его могла спокойно продвигаться по карьерным ступеням. Однако XVIII век не любил исхоженных дорог: век еще был слишком молодым, дюжинные пути еще не сложились. В женское царствование сидящие на троне персоны порой неожиданно менялись, а каждая такая перемена влекла за собой непредсказуемые изменения в государственных и придворных судьбах. Императрица Анна внезапно умерла, и после «смуты на престоле» царицей оказалась дочь Петра I - Елизавета. В Глухов прискакал Алексей Бутурлин и, одновременно с известием о начале нового царствования, сместил Неплюева с занимаемой им должности. Новая царица объявила награды, выданные Анной Иоанновной, недействительными. «Все указы, какого бы звания ни были, данные в бывшее правление, уничтожаются, а все чины и достоинства отъемлются, и посему, - заключает Неплюев, - я увидел себя вдруг лишенным знатного поста, ордена и деревень». Молодая жена Неплюева, вдруг переместившаяся с вершин власти и могущества на опасное место супруги человека, который завтра, может быть, окажется государственным преступником, «впала в меланхолию», от коей не могла избавиться до конца жизни, а Неплюев, зная по опыту, что отсутствующий всегда виноват, поспешил в Петербург. По пути он узнал, что его обвиняют в связях с Остерманом.

Прибытие в Петербург было невеселым. Своей опоры при новом дворе он не имел, а рассчитывать на дружеские связи не приходилось. Как писал Фонвизин в «Недоросле», при дворе «двое, встретясь, разойтиться не могут. Один другого сваливает, и тот, кто на ногах, не поднимает уже никогда того, кто на земи». Никита Панин позже вспоминал, что в опаснейшие годы, во времена процесса Артемия Волынского, Неплюев спас князя Н.Ю. Трубецкого, а этот последний отплатил спасителю тем, что, оказавшись при Елизавете у власти, старался Неплюева утопить, утверждая, что в нем «душа Остерманова». Неплюеву было велено находиться в Петербурге под домашним арестом. Однако никаких оснований для обвинения следствием обнаружено не было. Ему возвратили орден Александра Невского, но украинские поместья уже успели растащить новые «случайные люди». В двусмысленном положении не обвиненного и не оправданного он получил назначение «ехать в Оренбургскую экспедицию командиром, которая экспедиция учреждена в 1735 году для новоподдавшегося Киргиз-Кайсацкого кочующего между морей Каспийского и Аральского народа и для распространения коммерции, утверждения от того степного народа границы».

Салтыков-Щедрин через сто лет в книге очерков «Господа ташкентцы» показал, что колонизация азиатских народов приводила к распространению крепостного права на эти народы и одновременно превращала собственных крестьян в разновидность колониального народа. Салтыков писал, что «Ташкент» расположен на всем пространстве России.

Однако в интересующую нас эпоху картина усложнялась тем, что еще не исчерпана была возможность отождествлять европеизацию и просвещение: ведь еще в 1840-х годах В. Белинский приветствовал французскую колонизацию северной Африки как успех просвещения.

Неплюев развил на огромном пространстве от Саратова до Казахстана исключительно энергичную деятельность. Назначение в Оренбург стало для И.И. Неплюева местом его неофициальной ссылки. Он оказался в опале в связи с процессом по делу своего покровителя А.И. Остермана. Однако период губернаторства в огромном неосвоенном регионе с многонациональным населением явился наиболее плодотворным в служебной карьере Неплюева. Среди значительных мер губернатора, можно назвать строительство города Оренбурга и линии пограничных крепостей, образование Оренбургского казачьего войска, создание и развитие южно-уральского промышленного производства (было построено 28 горных заводов), начало широкой добычи и реализации соли Илецкого месторождения.

Особое место и в деятельности губернатора, и в данном исследовании занимают меры по организации русско-среднеазиатской торговли, активному привлечению восточного купечества на ярмарки Оренбурга и Троицка, обеспечению безопасности проезда торговых караванов через казахские степи, а также проект создания компании русских купцов по торговле с Индией. Торговые обороты Оренбургской таможни в период губернаторства И.И. Неплюева возросли с двухсот с небольшим тысяч рублей до более чем миллиона. В начале 1740-х годов Оренбургская экспедиция получала содержание из казны, а через десять лет доходы губернии достигали более ста тысяч рублей в год. Наряду со всемерной заботой об умножении и поощрении купечества края, оренбургский губернатор придерживался политики ужесточения торговых законов и продуманного ограничения свободы торговли. Взгляды И.И. Неплюева на роль внешней торговли (и восточной в том числе) как важнейшего источника развития экономики и политической мощи русского государства роднили его с воззрениями крупных экономистов и государственных деятелей того времени.

Важным аспектом деятельности главы российской администрации юго-восточного края, освещаемым в данном исследовании, был национальный вопрос. Существование в Оренбургском крае различных народностей (башкиры, казахи, татары, калмыки и др.) обуславливало необходимость продуманной национальной политики в регионе. И.И. Неплюев, на наш взгляд, придерживался достаточно гибкой линии и в этом вопросе, сочетая жесткость (а иногда даже жестокость и безнравственность) в подавлении башкирского бунта и дипломатичность по отношению к «инородцам» в мирное время. Он отстаивал права башкир, если они не противоречили государственным интересам. Губернатор не преследовал мусульман, активно содействуя при этом распространению христианства в крае.

И.И. Неплюев инициативно и достаточно успешно осуществлял имперскую национальную политику в регионе, выполняя ту же задачу, что и в Стамбуле - «престережение» интересов Отечества, заключавшихся теперь в увеличении доходов казны и обеспечении безопасности в крае и на границе. Безусловно, интересы малых народов при этом нередко ущемлялись, но для государственного чиновника И.И. Неплюева приоритет пользы империи и выполнение приказа монарха были своего рода нравственным принципом и гражданским долгом. В целом, на наш взгляд, можно говорить о достаточно жестком стиле Неплюева-руководителя, который, однако, в немалой степени способствовал его успехам на административном поприще.

В царствование Елизаветы Петровны положение Неплюева оставалось двусмысленным: наделенный практически неограниченной властью на огромном пространстве между Волгой и казахскими степями, он, однако, по-прежнему не имел сильных заступников в Петербурге, при дворе Елизаветы. Назначение его в конце елизаветинского царствования сенатором только ухудшило его положение: он не поладил с наследником и имел неосторожность вступить в конфликт с его окружением. Смерть Елизаветы и воцарение Петра III сделали его положение прямо угрожающим.

Однако и тут «век фаворитов» сделал еще один резкий поворот, на сей раз - благоприятный для Неплюева. Бестужев и Рылеев в сатирической песне 1824 года позже описывали этот момент так:

Как капралы Петра

Провожали с двора Тихо.

А жена пред дворцом

Разъезжала верхом Лихо.

Когда, по словам Пушкина, «мятеж поднялся средь Петергофского двора» и Екатерина, надев гвардейский мундир, отправилась в Петергоф завоевывать трон, она вверила именно Неплюеву охрану столицы и защиту малолетнего наследника Павла. Это сразу резко повысило положение Неплюева, и в дальнейшем он, по собственному его выражению, «употреблялся во все дела».

Заключение

Неплюев терял зрение и вынужден был просить о полной отставке. Вскоре он ослеп полностью и начал спокойно и с педантической систематичностью, как все, что он делал, готовиться к смерти, продолжая, однако, - теперь уже диктуя - свой дневник. До последних дней он остался человеком Петровской эпохи. Так, уже умирая, смертельно тоскуя и желая встретиться с сыном, он, однако, в последнем, диктуемом письме наставляет его, что если долг по службе препятствует его приезду, то последнюю встречу можно и отменить. Внуки его уважают, но он им кажется странным чудаком со своей верой в просвещение и так и не исчерпывавшеюся жаждой знаний. Отправленный за границу учиться внук Иван изучил итальянский язык, но не мог удержаться, чтобы с иронической почтительностью не заметить, что сделал это ради удовольствия деду.

Неплюев сам ясно сознавал себя человеком уже прошедшей эпохи. Голиков засвидетельствовал, со слов самого Неплюева, его последний разговор с Екатериной: «Написав просительное к императрице письмо о увольнении своем от службы, поехал с оным в день воскресный на куртаг во дворец; его подвели к ее величеству… старец заговорил, что он ослеп и не может исправлять должности службы. «Я разумею тебя, - сказала на сие великая Екатерина, - я разумею тебя, Иван Иванович; ты, конечно, хочешь проситься в отставку; но воля твоя, я прежде не оставлю тебя, пока не отрекомендуешь мне на свое место человека с таковыми же достоинствами, с каковыми и ты». Толь лестная монархини речь тронула его даже до слез. Что ж он ответствовал на оную? «Нет, государыня, мы, Петра Великого ученики, проведены им сквозь огнь и воду, инако воспитывались, инако мыслили и вели себя, а ныне инако воспитываются, инако ведут себя и инако мыслят; итак, я не могу ни за кого, ниже за сына моего, ручаться «».

«Птенцы гнезда Петрова» уходили, их место занимали временщики или вольтерьянцы-просветители, щеголи или бунтари-руссоисты, внуки соратников Петра и отцы декабристов.

Размещено на Allbest.ru