Надо взять сырые факты во всей их сырости и чем они сырее, чем меньше замаскированы хвалительными или порицательными словами, тем больше мы имеем шансов уловить и понять живое явление, а не бесцветную фразу. Так поступает мыслящий историк. (Писарев Д.И. Мотивы русской драмы).

Q.: And you feel okay about the fact that you've put your personal life so up front in most of your work? A.: I think that you reveal as much as you want to reveal. An Interview with Nick Hornby (a British writer)

Ни один вопрос истории не имеет однозначного объяснения в историографии. До сих пор нет единого заключения историков на предмет таких проблем: был ли Гапон полицейским агентом или он был революционером; был ли он популистом или искренне боролся за благо народа; наконец, какова его роль в событиях, приведших к революции.

Причины такого разнообразия взглядов на проблему - в наличии различных методологических и идеологических подходов к ней, а также тот факт, что о Гапоне известно не так много. До создания им Собрания русских фабрично-заводских рабочих он не был известен широким кругам общественности, а писать о нем стали, в основном в связи е событиями петербургской стачки, окончившейся шествием 9 января. Кроме того, сегодня не каждому историку доступен весь спектр литературы о Гапоне и событиях 9 января 1905 г.

Мы попробуем определить место и роль Гапона в деле начала первой русской революции, исходя из объективных исторических данных и принципов политического нейтралитета и научного подхода к проблеме. Для начала дадим краткий обзор доступных работ по истории "кровавого воскресенья" и роли Гапона в этом событии.

Первоисточником по данной проблеме является автобиография Г.А. Гапона "История моей жизни". Он продиктовал эту книгу английскому корреспонденту, находясь за пределами России в 1905 г. "История моей жизни" - практически единственный источник по биографии Гапона от его рождения до приезда на учебу в Петербург. Это богатый материал по детству и юношеству будущего священника, но в нем Гапон рисует обстановку в России исключительно в мрачных тонах, а себя представляет, как борца с социальной несправедливостью едва ли не с пеленок. Но Гапона можно понять: он пишет эти слова после того, как пережил ужасы "кровавого воскресения"; и, к тому же, уже приобрел славу борца за свободу и старался поддержать свой имидж среди западноевропейской общественности (а "История" была рассчитана, прежде всего, на западного читателя).

В "Истории моей жизни" есть и свои особенности. Так, описывая свой конфликт с председателем Комитета приютов Аничковым, Гапон утверждает, что причиной его увольнения из Ольгинского приюта Синего Креста было его влияние на верующих, вызвавшее зависть начальства. Но при этом он умалчивает о другой причине конфликта - его романе и гражданском браке с одной из воспитанниц приюта [10, c.21]. Повествуя о деятельности Собрания русских фабрично-заводских рабочих, он заметно выделяет свою роль в этой организации. А события 9 января Гапон во многом передает по материалам официальных документов и социалистических газет (Он был очевидцем расстрела у Нарвской заставы, а происходившего в других районах столицы он не видел). Возможно, Гапон хотел приукрасить историю, приводя массу непроверенных данных о зверствах царских войск над мирным населением.

В своей "Истории" Гапон не отрицает, что брал деньги у полиции, в частности, у Зубатова, и приводит такой довод в свое оправдание: "Я не смел отказаться от денег, чтобы не вызвать подозрений" [6, c.57]

В конце своей автобиографии бывший священник излагает свое видение будущего русской революции. Описывая события 1905 г. как гражданскую войну, Гапон делает заключение: если народу России не будут даны настоящие свободы (манифест 17 октября 1905 года, согласно которому в России были провозглашены основные демократические свободы, он считает формальным актом), то монархия в России падет.

В своей книге "Царствование императора Николая II" русский историк-эмигрант С.С. Ольденбург также описывает события "кровавого воскресения" и деятельность гапоновского Собрания. Будучи защитником самодержавия, Ольденбург представляет читателю Гапона, как демагога, возмутителя народа, связанного с социалистами и пользовавшегося сношениями с властями как ширмой [14, c.262], Ольденбург показывает существенное отличие гапоновской организации от аналогичных зубатовских. Расстрел рабочей демонстрации 9 января историк оправдывает слабостью полицейского аппарата (т.е. его неспособностью остановить демонстрацию), а также тем, что войска не смогли остановить шествие холостыми выстрелами. Другими словами, ни царь, ни военные, согласно Ольденбургу не виноваты, а виноваты социалисты и Гапон. Далее, для подтверждения своей мысли о социальной опасности Гапона Ольденбург цитирует революционные воззвания этого бывшего священника, в которых Гапон из-за границы призывает к насилию [14, c.271]. Но при этом историк забывает, что эти воззвания написал человек, переживший "кровавое воскресенье".

"По горячим следам" события 9 января описывает и находящийся в эмиграции Ленин. Этой проблеме он посвятил ряд своих заметок. Помимо картины яростных революционных боев рабочих с царской армией 9-11 января 1905 г. в этих заметках присутствует и своеобразная оценка Гапона.

В статье "Поп Гапон" Ленин называет его зубатовцем, предполагает, что он мог быть "бессознательным орудием" плана намеренной расправы царя над рабочими. И отмечает: "…Нельзя… безусловно исключить мысль, что поп Гапон мог быть искренним христианским социалистом" [11, c.211]. А в статье "Царь-батюшка и баррикады" Ленин "расширяет" историческую роль Гапона: "Их (многих рабочих - А. Б.) чувства и уровень знания и политического опыта выразил свящ. Георгий Гапон, и в этом состоит историческое значение той роли, которую сыграл в начале русской революции человек, вчера еще никому неведомый, сегодня ставший героем дня Петербурга, а за Петербургом и всей европейской печати" [11, c.217]

Из этого следует, что Гапон, по мнению Ленина, был всего лишь своего рода "рупором" рабочего класса, но при этом мог оказаться также частью плана по расправе над рабочим движением и даже не догадываться об этом. (К слову, в дальнейшем Ленин тесно общался с Гапоном в Женеве и даже подарил ему, по некоторым данным, свою книгу "Две тактики социал-демократии в демократической революции" [20, c.28])

При этом в вышеупомянутых заметках Ленин широко пользуется сообщениями европейской печати и его соратников из России. О том, насколько состоятельна его концепция намеренного расстрела рабочих и о том, насколько достоверны его источники, речь в данной работе пойдет позже.

Примерно таких же взглядов, как и Ольденбург на Гапона придерживается современный российский историк-консерватор О.А. Платонов. Ссылаясь на мемуары одного из ближайших сподвижников Гапона Варнашова (в других публикациях - Варнашева, - А. Б.), в своем труде "История русского народа. XX век" он утверждает, что Гапон был под контролем социалистов [4, c.18]. Кроме того, Платонов бездоказательно утверждает, что Гапон постоянно, т.е. еще до ноября 1904 г. находился в контакте с союзом Освобождения - объединением либеральной оппозиции России [4, c.18]. Но Варнашев, на которого ссылается Платонов, мог быть заинтересован в возвышении своей роли и принижении роли Гапона. К тому же, изданная при советской власти книга Варнашева хорошо вписывалась в официальную историографическую концепцию роли рабочего класса, масс и личности в истории.

Кроме того, Платонов приводит некоторые высказывания Гапона, сделанные после "кровавого воскресенья", как доказательства его преступных замыслов [18]. Однако, по нашему мнению, изложенному выше, такие высказывания, скорее всего, обусловлены впечатлением Гапона от увиденного им 9 января. 1905 г. Бывший священник мог также подыгрывать своему имиджу борца за свободу.

События 9 января 1905 г. Платонов трактует в духе работы Ольденбурга и доклада царю директора департамента полиции Лопухина как провокацию революционеров [18; 2, с. 207; 7, л.8].

Взгляд Платонова на революцию, как на массоно-сионистский заговор отразился и на его объяснении причины убийства Гапона. Так как организаторам этого убийства был еврей Рутенберг, а ЦК ПСР отказалась взять на себя ответственность за гибель Гапона, то Платонов делает вывод, что этого священника, как лишнего свидетеля, убили сионисты, к которым он относит и Рутенберга [18].

Кстати, интересно, что Платонов в глазе "Истории русского народа", посвященной Гапону и началу революции неоднократно ссылается на литературу, изданную при советской власти, и ни разу не опирается на данные своего единомышленника Ольденбурга, хотя у него есть ссылка на труды Ольденбурга в другой главе "Истории русского народа""

Зарубежный историк, специалист по истории России, Р. Пайпс в книге "Русская революция" передает историю гапоновского Собрания в основном по автобиографии Гапона (книге доступной на Западе, но, возможно, недоступной Ольденбургу, издавшему свой труд в Югославии в 1939 г.). Пайпс скорее всего верит утверждениям Гапона, о своем искреннем сочувствии тяготам русского народа, хотя и пишет: "Трудно сказать, что было на уме у Гапона…" [16, c.32]. Что касается вопроса о сотрудничестве Гапона с полицией, то на него Пайпс дает ответ, что Гапон не скрывал своего сотрудничества с властями и не был полицейским осведомителем, а "к концу 1904 г. было уже трудно определить использует ли полиция Гапона или Гапон полицию" [16, c.32].

Будучи либеральным историком, Пайпс утверждает, что именно российские либералы оказали решающее воздействие на сознание этого священника и побудили его включиться в политическую борьбу, а социалисты отвергли его. В подтверждение этого тезиса историк приводит цитату из гапоновской автобиографии, где говорится о консультации Гапона с либеральной интеллигенцией, которая предложила ему составить рабочую петицию царю [16, c.33; 6, с.73-74].

Расстрел 9 января Пайпс описывает как трагическую случайность: демонстрацию не запретили, а только установили военные кордоны, чтобы не допустить шествие к Зимнему дворцу. Демонстранты, охваченные религиозной эйфорией не остановились, несмотря на предупредительный холостой залп, и солдаты были вынуждены стрелять на поражение [16, c.34-35]. Этим рациональным объяснением, книга Пайпса отличается от изложения событий историками левого и правого флангов.

Современную научную биографию Г.А. Гапона излагает российский историк И.Н. Ксенофонтов в книге "Георгий Гапон: вымысел и правда". Этот 320-страничный труд, посвященный непосредственно личности Га-ножа и деятельности его организации примечателен тем, что опирается на данные царских полицейских архивов и мемуарной литературы первых трех десятилетий XX века. А эти данные доступны сегодня не каждому исследователю. К тому же эта книга во многом свободнее от идеологических штампов, как марксизма, так и либерализма и консерватизма, чем вышеперечисленные и многие из тех, о которых речь пойдет дальше.

Ксенофонтов, как и Пайпс, не согласен с распространенным мнением, что Гапон был платным полицейским агентом. Оба историка доказывают это тем, что он не был полицейским информатором, хотя и брал деньги у полиции. (Ксенофонтов приводит архивное свидетельство, что полиция выдавала деньги на организацию чайной на ул. Оренбургской, 23 - той самой чайной, в которой поздней образовался клуб, из которого, в свою очередь - Собрание русских фабрично-заводских рабочих) [10, c.39].

священник гапон кровавое воскресенье

Книга "Георгий Гапон" примечательна также тем, что в ней серьезное внимание уделено группе рабочих - помощников Гапона, которые вместе с ним основали Собрание и безусловно влияли на атмосферу внутри него.

Хотя труд Ксенофонтова в значительной степени свободен от идеологических штампов, можно заметить некоторое "полевение" его взглядов, когда он описывает предпосылки "кровавого воскресенья" и события 9 января 1905 г. Можно проследить с этого момента некоторое сочувствие социал-демократам, в частности, большевикам, хотя Ксенофонтов и не скрывает просчеты социал-демократов, совершенные накануне начала первой русской революции.

В "Георгии Гапоне" вина за "кровавое воскресенье" полностью возложена на царя и великого князя Владимира, и приводятся доведи в подтверждение тезиса о намеренности расстрела рабочей демонстрации [10, c. 116; см. также 5, с. 54-55]. В этом взгляды Ксенофонтова совпадают с позицией советской историографии по данному вопросу: царское правительстве специально расстреляла мирную демонстрацию, чтобы спровоцировать рабочих на восстание и потопить это восстание в крови.

В целом в книге Ксенофонтова Гапон оценивается как авантюрист, который часто плыл по течению и пал жертвой политической борьбы.

Нельзя обойти вниманием и две художественные книги, сообщающие о личности Гапона и о "кровавом воскресении". Обе книги написаны марксистами, и содержат оценку Гапона в духе высказывания Маркса и Энгельса: "Христианский социализм - это лишь святая вода, которой поп кропит озлобление аристократа" [12, c.449].

Так меньшевик-эмигрант Б.Н. Николаевский в книге об Азефе "История одного предателя" повествуя о "кровавом воскресении" и вызванном им революционном взрыве как бы невзначай упоминает Гапона, как "авантюриста" и "проходимца", случайно оказавшегося на гребне волны революционного подъема народных масс [13, c.113]. Несколько позже Николаевский уделяет целую главу описанию жизни Гапона за границей, его возвращению в Россию и гибели. Но такое внимание к "авантюристу" и "проходимцу" вызвано лишь попыткой вице-директора департамента полиции Рачковского использовать Гапона, как посредника для вербовки видного эсера. Рутенберга, с которым Гапон мог быть знаком еще задолго до событий "кровавого воскресенья". Таким образом, в повести Николаевского Гапон - лишь случайная фигура в истории, о его Собрании даже не упоминается.

Роман-хроника В.И. Ардамадского "Перед штормом" освещает жизнь Гапона более основательно. Эта книга на лишена несколько тенденциозных оценок личности священника-революционера, но зато основана на богатом архивном и библиографическом материале. Ардамадский, в отличии от Ксенофонтова не передает подробную информацию из "Истории моей жизни" только останавливается на некоторых моментах из биографии Гапона, Также писатель опровергает тезис о том, что этот священник был наемником царской охранки - т.е. он не был информатором, хотя и брал деньги у полиции на организацию Собрания. Помощников Гапона Ардамадский характеризует как рабочую аристократию и не упоминает об их возможном партийном прошлом [2, c.61].

События 9 января 1905 г. и предшествовавший им период описаны в духе положений марксизма-ленинизма: рабочий класс под влиянием социал-демократической агитации и ухудшения положения народных масс поднялся на борьбу, а Гапон со своей петицией уже не мог руководить ими, и плыл по течению

Заграничная жизнь Гапона и его возвращение в Россию описаны весьма подробно, но в том же духе, что и в описании Николаевского: испорченный славой Гапон падает нравственно и, в конце концов, попадает под контроль полиции, и рабочие казнят его за сотрудничество с ней.

Весьма подробно освещена Арадамадским деятельность эсера Рутенберга - друга Гапона, хотя его роль в жизни последнего писатель, скорее всего, преувеличивает.

Взаимоотношения Гапона с леворадикальными партиями в эмиграции и его жизнь после бегства за, границу и до его гибели описаны в статье Г. Усыскина "Поп Гапон", опубликованной в журнале "Родина" в 1993 г. Материал статьи опирается на данные публикаций 1909, 1912 г. г. Архива Дома Плехановых, воспоминаний Крупской и, Т.о., дает возможность лучше рассмотреть этот период жизни Гапона

В статье есть критическая оценка священника--революционера, но нет "поливания его грязью". Критичность может быть обусловлена некоторыми симпатиями автора статьи к Ленину и Плеханову, которые, в конце концов, перестали интересоваться этим "героем революции" [20, c.29]. Но в большей степени такая критичность связана еще и с переменчивостью бывшего священника: то он проклинает царя и пытается объединить социалистические партии, то, по возвращении в Петербург, призывает рабочих удерживаться от насилия [20, c.25-29].

Статья "Поп Гапон" была одной из "первых ласточек" среди работ постсоветского времени, отражавших попытку преодолеть сложившийся в историографии стереотип представления о Гапоне, как о "провокаторе"

Это далеко не полный список источников и публикаций по данной проблеме, потому что до наших дней дошли не все источники, а из тех, которые дошли - не все доступны исследователям. Из той литературы, которая описана выше явствует, что имя Гапона упоминалось в ней в основном в связи с "кровавым воскресеньем", а серьезно исследованием его биографии кроме него самого занимались только И.Н. Ксенофонтов и В.И. Ардамадский. Если отбросить некоторые неясные подробности, то вышеописанная литература дает современному исследователю возможность разобраться в сущности противоречий вопроса о начале первой русской революции и определить роль Гапона в ней. Для этого требуется интеллектуальная честность и беспристрастность, чего, к сожалению, не хватало, в какой-то степени, всем вышеупомянутым писателям. Кроме того, правильно оценить и понять проблему начала этой революции и место Гапона в ней поможет руководство здравого смысла.

Некоторую помощью в понимании роли личности царя Николая ІІ в событиях первой русской революции может оказать фильм "Романовы. Венценосная семья". Сюжет фильма охватывает последние годы жизни императора, и перед зрителем предстает образ мягкого, смелого, но в то же время не готового к жесткой борьбе царя. Не последнюю роль в крушении Российской империи сыграла сама личность императора. Это не был Иван Грозный или Николай І, которые были способны топить оппозицию своей власти в крови. Это не был также гибкий правитель, готовый отказаться от самодержавной власти в пользу конституционной монархии.

Обзор биографии Г.А. Гапона