Крестьянская семья и бытовая преступность в России во второй половине XIX века

Размещено на http://www.allbest.ru

Крестьянская семья и бытовая преступность в России во второй половине XIX века

В.С. Сидорова

В больших городах, в частности в Петербурге наблюдались серьезные различия в обычаях и нравах жителей, сравнительно с деревней. С середины XIX в. начался процесс гуманизации внутрисемейных отношений. Общественный подъем 1850-60х гг. способствовал повышению интереса образованного общества к женскому вопросу. В прессе развернулась критика семейного права. крестьянская семья бытовая преступность

Однако процесс гуманизации внутрисемейных отношений тормозился миграцией в города крестьян, которые несли с собой стереотипы, свойственные внутрисемейным отношениям в деревне. Это в равной степени относилось как к крестьянам, переселявшимся в города на постоянное или временное жительство, так и к тем, которые переходили в состав мещан и купцов.За период с 1858 по 1897 гг. доля крестьян в постоянном городском населении Европейской России увеличилась с 21 до 44%, составная доля всех остальных сословий на столько же понизилась [12, с. 256]. Так, например, согласно переписи населения за 1862 г. в Петербурге доля крестьян от общего числа населения составляла 35% (для сравнения, доля дворян была менее 12%) [18]; а в статистических таблицах за 1869 г. отмечалось, что «масса населения Петербурга образуется из крестьян, которые составляют более 31% городского населения (дворяне - более 14%)» [15].

Многие крестьяне-горожане имели корни в деревне и были с ней тесно связаны родственными и экономическими отношениями. С 1858 по 1897 гг. в городское сословие перешло около 340 тыс. крестьян [12, с. 256]. Массовая миграция крестьянства в город замедляла изменение характера внутрисемейных отношений среди городского сословия, что было связано с устоявшимися традициями и стереотипами в крестьянской семье.

Среди крестьян до середины XIX в. преобладали составные семьи, а в них патриархально-авторитарные отношения, когда жена полностью подчинялась мужу. Брак для крестьянина был необходим с хозяйственной точки зрения: «В нашем быту без бабы невозможно; хозяйство порядком не заведешь, дом пойдет прахом» [1, с. 208].

Браки устраивались родителями, и они всегда принимали в расчет славу и статус семьи, из которой происходили новобрачные, затем личные качества невесты и жениха и лишь в последнюю очередь их взаимные склонности. На невестку в семье мужа смотрели как на даровую работницу. Характерно, что при выборе невесты большое значение уделялось ее физическому здоровью [14, с. 94]. Это объясняется тем, что у женщины в деревни было только две функции: «работница и родильница» [3, с. 159]. Случалось, что желания родителей и новобрачных совпадали и наоборот, но чаще всего

молодые не испытывали друг к другу ни ярко выраженной симпатии, ни антипатии, что конечно же сказывалось на внутрисемейных отношениях.

Так, один из современников того времени заметил, что «при свадебных обрядах нигде не упоминается ни слова о взаимной любви вступающих в супружество» [12, с. 253]. Жених везде говорит, что «он женится по приказу отца и матери; а невеста горько жалуется на то, что отец и мать продают ее в неволю, на чужую сторону» [12, с. 253].

Следует иметь в виду и религиозные воззрения крестьян. Брак по страсти не являлся богоугодным делом, а содержал в себе, согласно их представлениям, что-то греховное. Цель брака для крестьян состояла не в получении плотских радостей, а в устройстве семьи, рождении и воспитании детей. В отличие от современного человека крестьяне полагали, что не страсть, а необходимость оправдывает и одновременно облагораживает брак. Естественно, что отсутствие каких бы то ни было чувств, симпатий, привязанности сказывалось на характере внутрисемейных отношений, а в крайних случаях приводило к ненависти, обидам, насилию и, как следствие, к бытовым преступлениям. Брак не по любви занимал первое место среди причин убийств крестьянками своих супругов [19].

Еще одним укоренившимся и традиционным стереотипом крестьянской семьи является «особое» отношение к женщине, сохранявшееся как в деревне, так и у городских крестьян. В 1880 г. этнограф Н.А. Иваницкий свидетельствовал: «Женщина не пользуется уважением в народе, как существо глупое от природы. Она считается бездушной тварью. Душа у женщины не признается. Не признавая женщину за человека и отвергая в ней душу, крестьянин обращается с женщиной хуже, чем с лошадью и коровой. Бить женщину считается необходимостью» [12, с. 237]. Так, при рассмотрении одного из дел в мировом суде на вопрос у мужа «зачем он бьет свою жену», он равнодушно отвечает: «для чего она мне и жена, если я не могу ее бить?» [9, с. 151].

Что касается правового регулирования личных взаимоотношений между супругами, то не подлежали ведению суда такие насильственные действия, которые не причиняли существенного вреда здоровью. «Пощечины, получаемые по несколько раз в день.да умеренное наказание розгами можно также смотреть, как на желание выказать презрение к личности» [2, с. 16]. Легкие побои причислялись по законам к личным оскорблениям, а за личное оскорбление, нанесенное мужем, жена не могла жаловаться суду. «Надо принять во внимание, что на юридическом языке легкими побоями называются такие, когда ребра у потерпевших не переломаны, спиной хребет остался в целости. Отсюда практическое наставление для мужей: бей жену, но руками, не пуская в дело ни гвоздей, ни смертоносных орудий.Этим золотым правилом постоянно руководствуется народ.» [2, с. 17].

Необходимо отметить еще одну проблему, связанную с правовой безграмотностью крестьянства. Даже если и выходил какой-либо закон, ограничивающий применение насилия по отношению к жене, до простого народа он доходил крайне редко. «Громадное большинство семей живет, не справляясь с велениями закона. Мужик бьет жену, жена плачет, пока есть слезы, - и ни тот, ни другая не интересуются знать, что по сему предмету значится в законах. Законодательные книги неграмотному люду недоступны, да мало доступны и многим грамотным» [6, с. 3].

Ни одно судебное учреждение не могло в пределах законодательства оградить женщину от дурного и жестокого обращения с ней. Крестьянская женщина лишь в очень редких случаях подавала жалобы на своего мужа. От жалоб, прежде всего, удерживала ее их безрезультатность. Дела о дурном обращении или о побоях разбирались судами в трех случаях: «когда побои отнесены врачом к разряду легких; когда они признаны тяжкими; когда носят характер истязаний» [11, с. 447]. Тем не менее, как бы строго не отнесся судья к насилию, совершенному мужем, он может только посадить его на несколько месяцев, но не в силах уберечь жену от того, что, вернувшись из-под ареста, он не начнет истязать ее еще больше. Узнав, что их могут освободить от мучений только на короткое время, женщины отказывались от обвинений, прощали мужей, а затем их нередко вынимали из петли.

Когда муж был виновен в истязании, мировой судья был обязан направить дело через следователя в окружной суд [2, с. 21]. Такому исходу не всегда радовались несчастные женщины. Проходило несколько месяцев, пока шло следствие, и еще несколько месяцев, а то и год до разбирательства. «Какой ад переживает баба за это время. Мужу все равно, один конец, и он вымещает на жене свой страх перед судом, он тиранит ее пуще прежнего за то, что она смеет выдать его» [2, с. 22].

При существовании суда присяжных кара за жестокое обращение с женой была в большинстве случаев только призрачною. Нравственный уровень развития среды, из которой вербовались присяжные, часто приводил к безнаказанности мужей даже при нанесении ими тяжких побоев [9, с. 183]. Единственной организацией, которая могла хоть как- то влиять на семейную жизнь крестьян, были волостные суды, но они не справлялись с ситуацией. Проблема состояла в определенном отношении самих членов суда к проблеме повиновения жены мужу. «Волостные суды иногда отказываются от разбирательства самых очевидных дел, руководствуясь тем патриархальным принципом, что «муж даром бить свою жену не станет, а если бьет, - значит, она того стоит» [10, с. 397]. Волостные суды разделяли преобладающий в народе взгляд на жену как на рабочую силу, поступающую в собственность мужа, поэтому и наказание мужа за жестокое обращение с женой «приноравливалось так, чтобы не слишком унизить его в глазах жены и не повредить его экономическим интересам» [10, с. 397].

Кроме того, с точки зрения обычного права побои жены не считались преступлением в отличие от официального права: «Из 118 случаев побоев мужьями своих жен, зарегистрированных в волостных книгах, суды приговорили к наказаниям только 4 виновных, и то за дебоширство и пьянство» [1, с. 221]. Деревенский сход вмешивался в отношения между супругами лишь в том случае, «если дело кончалось членовредительством, например, выбитым глазом; тогда мужа могли даже посечь» [3, с. 157]. В лучшие условия была поставлена крестьянская жена, если она являлась единственной дочерью в семье; тогда она имела шанс вернуться к родителям и «не бояться пропасть из- за тирана-мужа» [5, с. 319].

Интересное замечание по этому поводу сделал А.Л. Боровиковский при анализе гражданских законов: «Но кто сказал этому мужику, будто есть закон, что нельзя бить жену? Нельзя убить, изувечить, истязать., но просто «бить» - сделайте одолжение. Быть может в законах написано, что и бить нельзя, но написано как-то неразборчиво, даже грамотеи юристы пришли к толкованию, что личные между супругами оскорбления - ненаказуемы.. А не мешало бы издать закон: «бить жену нельзя» [6, с. 4].

Необходимо отметить, что, несмотря на огромную роль церкви в регулировании внутрисемейных отношений, в многочисленных публикациях мировых судей отсутствуют упоминания о вмешательстве церковной власти в защиту истязаемых женщин [4;65].

Чтобы освободиться от постоянных истязаний и мук многие женщины шли на убийство своих мужей. «Какова должна быть судьба русской женщины, если на 100 женщин, осужденных за умышленное или предумышленное убийство, 45,45 состояли в брачной или внебрачной связи с потерпевшими, и только 17,36. против лиц посторонних. Виднолучше пойти на каторгу, чем переносить ту обстановку, которая нередко создается в нашей семье патриархальными нравами» [17, с. 399].

Многие ученые второй половины XIX в. отмечали, что в убийстве мужей среду для исследования давали почти исключительно крестьянки и вообще неинтеллигентные слои общества. Согласно статистике Е.Н. Тарновского, из 160 осужденных за мужеубийство крестьянок 22 совершили преступление из-за любви к другому; 15 - из-за пьянства и жестокого обращения; 16 - из-за отвращения к мужу в половом отношении [7, с. 31].

Анализ статистических таблиц показывает, что первое место по количеству осужденных по бытовым преступлениям занимали именно крестьяне. Причем, по всем показателям они превосходили другие социальные группы в несколько десятков раз [16]. С одной стороны это можно объяснить тем, что крестьянство составляло большую часть в населении городов, в частности в Санкт-Петербурге (31-35%). Однако доля ремесленников, мещан и купцов в населении Петербурга была также значительна (22%), но их показатели преступности не так велики как у крестьян. С другой стороны, это опять же объясняется неграмотностью, некультурностью и крайней консервативностью крестьян.

По многим бытовым преступлениям, число осужденных мужчин в десятки раз превосходило женщин [16]. Так, за телесные повреждения мужчин было осуждено больше в 11 раз, за обиду словом - в 15,7 раз, за обиду делом - в 24,8 раз, за жестокое обращение - в 11,8 раз [16].

Согласно данным статистических таблиц соотношение между мужчинами и женщинами, осужденными за убийство супругов, было примерно равно (лишь в некоторых случаях число осужденных мужчин превышало женщин в 1,2 раза); за покушение на убийство - женская преступность в среднем превышала мужскую в 1,1 раз; за отравление - число женщин превысило число мужчин почти в 2 раза [16]. Что касается отравлений, то в этом случае прерогатива оставалась за женщиной: «Именно из мужей прибегают к яду 1 из 26, из жен 1 из 3» [8, с. 116].

Наиболее жестокие преступления совершались именно выходцами из крестьянской среды: «Жалуется на жестокие побои мужа крестьянка и. представляет «вещественное доказательство» - клок волос, вырванный из ее головы» [13, с. 374]. Другой пример: крестьянин- мастеровой вследствие спора со своей женой выбросил ее из окна. Так как дело происходило на четвертом этаже - женщина разбилась на смерть [13, с. 143].

Исследователи того времени связывали рост преступности именно с миграцией крестьянства в крупные города, относя его к дикому и некультурному слою населения: «Сельская преступность характеризовалась главным образом телесными повреждениями, главными источниками которых было пьянство и крайняя некультурность крестьянской среды» [20, с. 27]. Переезжая из деревни в город, крестьяне несли с собой свои обычаи и нравы, касающиеся семейных отношений, которые были далеко не либеральны и считали за норму, когда муж «поучает» свою жену на глазах у всей деревни [20, с. 19]. Данное отношение к женщине вместе с традицией заключение брака «по необходимости» являлись благодатной почвой для семейных ссор и драм.

Тем не менее, во второй половине XIX в. начался процесс гуманизации внутрисемейных отношений в крестьянской семье. Мировой суд находился под влиянием земства и новых либеральных идей, поэтому оказывал большое покровительство женщинам, страдавшим от жестокости и самоуправства своих мужей. Так, один из современников отмечает: «При крепостном праве мужик делал с бабою, что хотел, истощал ее непосильною работой, куражился над ней, часто забивал ее до полусмерти. Теперь женщины стали поднимать голову, как и младшие в семье» [12, с. 243]. К середине XIX в. малая семья стала преобладающей формой семейной организации среди городского населения, включая и крестьян. Однако стоит отметить, что ломка устоявшихся традиций в крестьянской среде происходила медленно и болезненно, о чем свидетельствует сохранение достаточно высокого уровня бытовой преступности именно в крестьянской среде.

Список литературы:

Безгин В.Б. Крестьянская повседневность (традиции конца XIX - начала XX вв.). - М.- Тамбов: Изд. ТГТУ, 2000.

Безобразова П.В. О правах женщин. - М. тип.: «Рассвет», 1895.

Беловинский Л.В. Изба и хоромы: из истории русской повседневности. - М.: «Профиздат», 2002.

Белякова Е. «Бабьи стоны». Как разводились в Российской Империи // Родина. - 2002. - №7. - С. 63-67.

Бобров Д. По поводу бабьих стонов // Юридический вестник. - 1885. - Т. 20. - Кн. 2. - С. 319-323.

Боровиковский А.Л. Конституция семьи. - СПб.: тип. Сенатская, 1902.

Давыдов Н.В. Женщина перед уголовным судом. - М.: изд. Т-ва И.Д. Сытина, 1906.

Канторович Я.А. (Орович Я.), Женщина в праве. С приложением всех постановлений законодательства, относящихся до лиц женского пола. - СПб.: изд. Я. Конторовича, 1895.

Кулишер М.И. Развод и положение женщины. - СПб.: тип. Б.М.Вольфа, 1896.

Лазовский Н. Личные отношения супругов по русскому обычному праву // Юридический вестник. - 1883. - №6. - С. 393-399.

Лудмер Я.И. Бабьи стоны // Юридический Вестник. - 1884. - №11. - С. 440-467.

Миронов, Б.Н. Социальная история России периода имерии (XVIII - начало XX

в.): Генезис личности, демократической семьи и правового государства. - Т. 2. - СПб.: Дмитрий Буланин, 2000.

Михневич, В. Язвы Петербурга. - СПб.: тип. С.С. Сущинского, 1886.

Русские: семейный и общественный быт. - М: «Наука», 1989.

Санкт-Петербург по переписи 10 декабря 1869 года. - СПб., 1872.

Свод статистических сведений по делам уголовным, производившимся в 1873-1884; 1886-1888; 1890; 1893; 1897 году. - СПб.: Сенатская типография, 1874-1876; 1878; 1879; 1883-1885; 1887; 1888; 1890-1892; 1895; 1897; 1901.

Спасович В. Уголовная статистика // Вестник Европы. - 1876. - №5. - С. 389-403.

Статистические таблицы Петербургской губернии за 1862 год. - СПб., 1863.

Тарновская П.Н. Женщины - убийцы. - СПб.: тип. «Творчество Художественной печати», 1902. - 498 с.

Трайнин, А. Преступность города и деревни в России // Русская мысль. -1909. - № 7. - С. 17-38.

Размещено на Allbest.ru