Духовный потенциал советского общества в конце 1930-х годов

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Духовный потенциал советского общества в конце 1930-х годов

В.Н. Скворцов, В.О. Левашко

Одним из актуальных в отечественной исторической науке является вопрос о состоянии духовных сил советского общества накануне Великой Отечественной войны. В последнее время под влиянием определённых тенденций принято характеризовать это состояние исключительно негативно. Но придя к таким выводам, исследователи неизбежно попадают в тупик, так как становится невозможным понять тот грандиозный подъём духовных сил населения СССР, который стал одним из важнейших факторов Победы. Авторами этой статьи предпринята попытка кратко и непредвзято охарактеризовать моральный потенциал советского общества в конце 1930-х годов. Именно он станет тем фоном, на котором советское правительство и военно-политическое руководство будет проводить свои действия, и именно от состояния духовных сил общества будет зависеть успешность или неуспешность этих действий.

В середине 1930-х годов советское общество испытало значительную трансформацию. Начало пересмотру и переоценке основополагающих духовных ценностей общества положило принятие Сталинской конституции. Возвращение таких понятий, как «патриотизм», «Родина», полностью соответствовали менталитету советского человека, укрепляли в нем веру в свое государство. Важнейшей тенденцией, которую можно вывести из анализа Кон ституции 1936 г., является тенденция к определенной демократизации общества. Основным Законом предусматривалась демократизация органов государственной власти. Новый закон провозглашал абсолютно равные выборы, ликвидировал институт «лишенцев», исключал привилегии одних классов перед другими. Были введены прямые выборы. Конституция 1936 г. гарантировала решение многих межнациональных проблем. Она декларировала гражданам СССР в полном объеме экономические, политические и социальные права. При этом впервые в советском законодательстве права и свободы граждан были закреплены не в республиканских, а в союзной Конституции. Принятие Основного Закона 1936 г., несомненно, самым благотворным образом повлияло на моральное состояние советского общества.

Оценивая Конституцию, американская коммунистка Элла Блур, посетившая СССР в момент выборов Верховного Совета СССР по новому избирательному закону, отмечала: «Выборы явились кульминацией непрерывного демократического процесса, посредством которого весь народ, день за днём, непосредственно участвует в решении любых задач, которые затрагивают его жизнь» [1, с. 223]. Можно возразить, что «мама Блур» была давним другом и сторонником СССР, и ждать от неё иных оценок вряд ли приходится. Это так! Но правильно и то, что это был взгляд человека постороннего, не подвергавшегося массированной обработке советского пропагандистского аппарата! И если это так, то очень важно, что люди, подобные Блур и Бернарду Шоу, весьма и весьма знакомые с демократическим законодательством и традициями, разглядели в советской Конституции тенденции этой самой демократии. Но при этом нельзя не отметить и негативную сторону конституционного процесса. Причина кроется в явной декларативности перечисленных положений Основного Закона на фоне набирающего обороты маховика репрессий, зажима и уничтожения любого, даже кажущегося, инакомыслия. Современник писал: «Да, это был невообразимо чудесный восход "солнца Сталинской Конституции", торжества симулирующей демократии. Демократии единства населения на выборах без выбора» [10, с. 161]. Подобное противоречие оказывало на духовный потенциал общества самое негативное влияние, укрепляло в нем семена недоверия к власти и как следствие приводило к становлению в обществе двойной морали.

Представлениям рядового члена общества об идеальной власти соответствовало наличие сверхсильного государственного аппарата и харизматического лидера. В сознании советских людей того времени это было синонимом могущества и гарантией успеха. Стержнем и основной направляющей этой работы была Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков). За годы единовластного правления страной партия охватила все сферы жизни советского общества, обладала широкими возможностями по управлению и манипулированию всеми видами ресурсов, включая и духовный потенциал. Исследователи отмечают: «Принимая на себя хозяйственные, экономические, военные и иные обязанности, ВКП (б) окончательно трансформировалась в государственную партию. По сути, в конце 1930-х годов в СССР возникла своеобразная форма общественного устройства, которую можно определить как советское партийное государство» [8, с. 5]. При этом влияние правящей партии на советское общество было далеко не однозначным. Процессы репрессий, засилье аппарата, чрезмерная централизация нанесли ее авторитету большой урон. Однако большинство населения, особенно городское, продолжало связывать свои наде жды и стремления именно с ВКП (б).

Образ сильной, единой партии, смело прогоняющей из своих рядов врагов, но кажущейся способной признавать собственные ошибки, импонировал большинству советского народа. Одна из причин этого явления кроется в традиционном российском менталитете, стремлении персонифицировать власть, в принятии «сильной руки» власти.

Характеризуя отрицательные явления в ВКП(б), особенно следует отметить завершение формирования культа личности И.В. Сталина. Именно к 1939 г. это явление достигает своего расцвета. В сознании населения абсолютно все хорошее должно было быть связано со Сталиным. Ярким примером этого может служить отмечавшееся всей страной 21 декабря 1939 г. 60-летие Вождя. За неделю до и месяц после этого события центральные газеты отводили ему целые столбцы. В номере от 19 декабря 1939 г. газеты «Правда» была опубликована «Краткая биография товарища Сталина». Этот материал занял шесть газетных листов, а номер от 21 декабря вообще превзошел все ожидания: на 12 листах было опубликовано 29 статей, на все лады восхваляющих Сталина [8, с. 1-12]. С одной стороны, в сознании большинства советских людей личность Сталина неразрывно связан с государством, гарантировавшим стране стабильность и новые успехи. Это, конечно, усиливало моральный дух советского общества и, что очень важно, полностью соответствовало национальному менталитету. Но, с другой стороны, наличие лидера, отвечающего за всех и за все, порождало безынициативность и апатию, поощряемую во многом государственным и партийным аппаратом.

Важнейшим фактором формирования морального потенциала являлась материальная сторона жизни советских людей. Грандиозный скачок, совершенный советским государством в годы первых лет пятилеток, вполне реально и благотворно повлиял на моральный потенциал населения. Он породил у советских людей удивительное для стороннего наблюдателя чувство гордости за свою страну, сформировал определенный «комплекс превосходства».

Но государство не смогло использовать в своих интересах материальный фактор. Сделать это можно было, лишь неуклонно повышая материальное положение граждан. Этот процесс наметился лишь в годы второй пятилетки. Последовавшее вслед за этим обострение положения в 1936-1937 годах вновь вызвало негативные настроения, что свидетельствовало о снижении морального духа общества. Этот печальный процесс проходил и в городе, и в деревне, но в разной степени. Для горожан во второй половине 1930-х годов особенно остро стояла проблема оплаты труда, где наметилась тенденция значительной дифференциации зарплаты у инженернотехнического персонала, «ударников» и основной массы работающих. Это видно из следующих цифр по Ленинграду за 1940 г.: 1500 руб. 0,8 % рабочих; от 341 до 800 руб. 63 %; от 221 до 340 руб. 31 %; 220 руб. 9 % рабочих. При этом сама заработная плата в соотношении со стоимостью жизни была отнюдь не высока, значительная часть уходила на питание. Это также можно проследить на примере Ленинграда: в течение третьей пятилетки картина расходов рабочей семьи представлялась таковой: питание 60 %, одежда 12,4 %, мебель и обстановка 2,2 %, оплата жилья 2,84 %, оплата коммунальных услуг и керосина 6 %, на медицинское обслуживание 1,3 %, культурно-просветительные мероприятия 4,3 %, проезд 1,6 % [2, с. 50-55]. Серьёзно понижали уровень фактической заработной платы государственные займы, составлявшие, по официальным данным, до 4,15 % семейного бюджета. На самом деле, как показывают современные исследования, государственные займы отбирали как минимум одну месячную зарплату, что можно подтвердить следующим примером. В июле 1939 г. в займе 3-й пятилетки приняли участие лётчики Краснознамённого Балтийского флота. По итогам работы политическими органами был представлен следующий отчёт по 9-й авиационной бригаде ВВС КБФ от 7 августа 1939 г. [9. Л. 73]:

Трудно назвать это иначе как прямым государственным грабежом. Особенно хотелось бы обратить внимание на цифры в графе «военнослужащие срочной службы». Чтобы добиться подобных результатов, краснофлотцы, несомненно, вынуждены были запрашивать деньги из дома так же, как сейчас для того, чтобы расплатиться с пресловутыми «дедами». При этом прессинг политработников был весьма жестким. Так, когда командующий ВВС КБФ, имея денежное довольствие 2 750 руб., подписался на 2 500 руб., это вызвало недовольство политических органов.

Еще одной проблемой было обеспечение жильем. С этим в большинстве регионов ситуация была близка к катастрофической: в 1936 г. 960 рабочих Новокузнецкого металлического завода ютились в землянках, имея на каждого по 3,14 м² земляного пола. Даже в Иваново (Подмосковье) на 1 сентября 1937 года около 8 тыс. жителей, в том числе 3 тыс. детей, продолжали жить в землянках и т. д. [4, с. 40].

Хроническими стали проблемы со снабжением города продуктами и предметами первой необходимости. Соответствующие службы фиксировали множество негативных высказываний, связанных и с этой проблемой, причем чем дальше от центра, тем ситуация была тревожней: «Опять чья-то преступная лапа расстроила снабжение Москвы!»; «Стало жить весело целый день стоишь в очереди за хлебом. Дохозяйничались. Вот и выполняй план. Тут не о плане надо думать, а как быстрее занять место в очереди»; «Колхозники стали зажиточными и толпами стали ездить в город за хлебом»; «Только удовлетворяют одну Красную армию!»; «Вот так построили социализм. Хлеб и тот стали в драку получать, ... нам говорят, что в других государствах, в частности в Германии, голод, а что у нас делается!». «Разве наши дети не такие как в Москве и в Ленинграде, говорили летом 1940 г. в Казани. Почему они не имеют сладкого и жиров совершенно, почему они обречены на гибель? В магазинах у нас буквально ничего нет. Вот уже больше года дети не имеют самого необходимого, они истощены до крайности. Какие они строители коммунизма? Где забота об их здоровье?» [6, с. 204-209].

Гораздо хуже ситуация обстояла в деревне. После пиковой негативной ситуации 1931-1933 г., голода по всем черноземным районам страны до 1935 г. реального улучшения жизни колхозников не наступило. Постановлениями ЦИК и СНК СССР от 27 декабря 1932 г. «Об обязательной прописке паспортов», от 17 марта 1933 г. «О порядке отходничества из колхозов» и от 1 сентября 1933 г. «Об исключении самовольно ушедших из колхозов» в советской деревне, по сути, было восстановлено крепостное право [5, с. 29]. Даже во второй половине 1930-х годов трудодень основное средство измерения трудовых затрат колхозников оплачивался далеко не всегда. Время от времени проводились различные кампании, подобные переносу хуторов, который летом 1939 г. прошёл в Ленинградской области. Фактически произвольно проводилось изъятие денежных средств у колхозников. Так, краснофлотцу Костылеву (Краснознаменный Балтийский флот) родители писали, что налоги вместо 60 руб. берут 90 руб., это притом, что урожая в колхозе нет. Политуправление флота в 1939-1940 гг. зафиксировало не менее 10 подобных писем [9. Л. 20]. Ситуация на селе обострилась до крайности, реальной была опасность вооруженного сопротивления власти, и это заставило союзное руководство сделать целый ряд шагов, улучшающих положение в колхозах. В феврале 1935 г. в Москве на Втором Всесоюзном съезде ударников колхозного движения принимается новый и достаточно либеральный Устав сельскохозяйственной артели, в апреле 1938 г. вышло постановление о пере смотре распределения доходов колхозов, и на трудодни было предписано направлять не менее 60 % дохода колхоза. Оправдали ожидание сельчан урожаи 1935-1936 гг., что позволило деревне относительно легко пережить провал 1937 г. Но все равно настроение в советской деревне было в большей степени негативным, что видно из высказываний колхозников: «Рабочим и служащим есть защита, а колхозников зажали!»; «Гитлер заберет не только Советский Союз, но и весь мир будет под его властью, тогда и будет настоящая жизнь. А сейчас только голодовка!»; «Рано или поздно, а Сталину все равно не жить. Против него много людей! Сталин много людей уморил голодом!»; «Советская власть и Сталин действуют методами крепостного права. Как раньше крестьяне работали на барина, так и теперь работают неизвестно на кого, а хлеба не получаешь!» [6, с. 197].

В Ленинградской области с началом советско-финляндской войны можно было услышать такие высказывания: «Финны нам помогут, и тогда колхозов не будет, а все будем жить единолично, как при царизме. Тогда и мужа моего выпустят».

Неустановленная колхозница Островского района заявила: «В колхозе можно не работать, всё равно им скоро будет конец. Скорее бы началась война и провалилась бы эта советская власть сквозь землю. Вот если бы старую власть, я была бы рада. Неужели моё желание не исполнится»?

Жакова, единоличница Островского района, дер. Вашкова сказала соседкам: «Скоро настанет время, когда мы будем бить колхозников, которые ломали хутора» [11. Л. 107-109].

Следует отметить, что высказывания крестьян в этот период носят, несомненно, более жесткий характер, нежели высказывания городского населения. Это объясняется несравненно более тяжелым положением деревни. Уже не в первый раз за свою многовековую историю она оказывалась под ударом. Понятно, что закалка российского крестьянина, его менталитет предполагали постоянную борьбу за выживание, но столь масштабные потрясения не могли пройти бесследно.

Говоря о негативных факторах, снижающих уровень духовных сил советского народа, мы не можем не упомянуть о массовых репрессиях. Массовый и необъяснимый террор нагонял страх на людей. Никто не чувствовал себя в безопасности. Каждого, несмотря на заслуги, положение в партии и государстве, могли обвинить в чем угодно и арестовать. Это заставляло людей молчать, единодушно поддерживать, слепо и бездумно выполнять любое распоряжение сверху. Одно человек думал про себя, другое говорил вслух и делал. Нормой стала двойная мораль, страшная беда нашего общества, неизжитая до сих пор. Всеобъемлющий страх порождал пьянство, и тут не помогали никакие антиалкогольные кампании. Самое негативное влияние на моральное состояние общества оказывали доносы, призывы к которым открыто раздавались сверху. В этих условиях гражданин, стремясь избежать страшного давления страха, старался сделать вид, что ничего не происходит. Люди всей душой хотели верить спасительной мысли, что для них пока все идет нормально, и официальная пропаганда и культура всячески способствовали этому.

Но абсолютизировать снижение духовных сил общества под влиянием указанных факторов тоже не стоит. Исследователи не раз отмечали подобный парадокс: «На наш взгляд, действительные трудности, которые выпали на долю народа, удалось вынести не только за счет отложенных на будущее радостей, но и за счет сплошной социально-психологической осмысленности жизни, которая вывела в историю не индивидуальные единицы, а довольно широкие слои народа» [3, с. 198]. К тому же массовая и умелая пропагандистская обработка, помноженная на весомые глобальные успехи, обещала процветание в самом недалеком будущем. Нельзя забывать и неистребимый максимализм советских людей, которые к тому же воспринимали страх и давление как неизбежные свидетельства «сильной руки» мощного государства.

В ходе первого этапа культурной революции к искусству во всех его проявлениях были привлечены огромные массы людей. Культура стала важнейшим средством формирования массового сознания. Огромное значение имело наметившееся после принятия Конституции 1936 г. смещение акцентов от интернационального к патриотическому воспитанию трудящихся, что полностью соответствовало традиционному менталитету народа. В рамках культурной революции значительную роль играла советская школа, в развитии которой в этот период так же заметно возвращение традиционных русских форм и методов обучения.

Моральный потенциал советского общества не являлся одноуровневым. Различные слои общества в разной степени подвергались воздействию вышеперечисленных факторов. Так, материальное положение деревенского жителя в 1936-1937 гг. ухудшилось больше, чем у горожанина, ниже был уровень идеологопропагандистской и культурно-просветительной работы. В силу этих причин моральный потенциал деревни представляется менее устойчивым, чем в городе, хотя такое положение не вполне типично для отечественной истории. В вооруженных силах серьезно сказывалось влияние репрессий. Однако в целом моральный потенциал общества и как его части вооруженных сил представляется доста точно устойчивым, что позволяло руководству СССР проводить активные внутрии внешнеполитические действия, и как уже было сказано выше, обеспечил советскому народу победу в Великой Оте чественной войне.

Список литературы

моральный конституция советский

1. Блур Э. На двадцатой годовщине первого мире социалистического государства. Писатели США о Стране Советов. Л.: Ленинздат, 1983. 261 с.

2. Дзенискевич А.Р. Рабочие Ленинграда накануне Великой Отечественной войны 1938 июль 1941. Л.: Лениздат, 1983 221 с.

3. Козлов В.А., Хлевнюк О.В. Начинается с человека. М. изд-во: Полит. лит-ры, 1988. 253 с.

4. Коровин Н.Г. Рабочий класс России в 30-е годы XX в.: автореф. дис ... д-ра ист. наук. М., 1996. 52 с.

5. Лельчук В.С., Азимов Ю.М. Итоги советской индустриализации. М.,1985.

6. Осокина Е. За фасадом сталинского изобилия. Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941. М.: РосПэн, 1998. 271 с.

7. Петров В.Л. Страна готовится к отражению агрессии // Военно-истор. журн., 1995. № 6.

8. Правда. 1939 г. 21 дек. С. 1-12.

9. Российский Государственный архив Военно-морского флота. Ф. р. 62. Оп. 5.

10. Стадлер А., Этлис М. Современники ГУЛАГа. Магадан, 1991. 557 с.

Размещено на Allbest.ru