Положение женщин в России при Петре I

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. Положение женщин в России при Петре I

Отчетливо выраженного женского типа в России не существовало, ведь в жилах русских людей смешалась кровь славян, татар, прибалтийских и других народов. Впрочем, эталоном считались женщины белолицые, пригожие, со светло-русыми волосами, в зрелости пышнотелые. Последнее отчасти объяснялось вкусами русских мужчин, которым нравились дородные полногрудые красавицы; кроме того, в России не знали корсетов, и женские тела развивались свободно, как велела им природа. Западные путешественники, привыкшие к затянутым талиям Версаля, Сент-Джеймсского дворца и Хофбурга, находили русских женщин тучными.

Женщины в России были далеко не безразличны к своей внешности. Они наряжались в длинные, струящиеся яркие сарафаны, шитые золотом. Пышные рукава расширялись книзу и совсем скрывали бы руки, если бы не были схвачены на запястьях сверкающими браслетами. Поверх сарафанов надевали одежды из бархата, тафты или Парчи. Девушки заплетали волосы в косу и перехватывали ее на затылке веночком или лентой. Замужняя женщина никогда не показывалась простоволосой. Дома она носила полотняный головной убор, а выходя на улицу, покрывалась платком или надевала богатую меховую шапку. Женщины румянили щеки, чтобы подчеркнуть свою красоту, и щеголяли в самых роскошных серьгах и в самых дорогих кольцах, какие только были по карману их мужьям.

К несчастью, чем знатнее была женщина и чем великолепнее ее наряды, тем труднее было ее увидеть. Бытовавшее в Московии представление о женщине шло из Византии и не имело ничего общего со средневековыми западными понятиями галантности, рыцарственности и куртуазности. Здесь на женщину смотрели как на неразумное беспомощное дитя, у которого нет ни ума, ни чести, зато похотливости хоть отбавляй. Ханжеская идея о том, что все, даже самые маленькие, девочки несут в себе порочное начало, с младенчества отравляла жизнь женщины. В добропорядочных семьях детям разных полов никогда не разрешали играть вместе, дабы уберечь мальчиков от скверны. Повзрослев, девочки сами становились подвержены пагубе, и потому даже самые невинные контакты между юношами и девушками строжайше запрещались. Пекшиеся о чистоте дочерей отцы для верности держали их под замком -- там, взаперти, они и обучались молитвам, послушанию и кое-каким полезным навыкам, наподобие вышивания. Словом, пребывали в невинности и полном неведении о реальной жизни, пока в один прекрасный день их не сбывали с рук на руки мужу.

2. Свадьбы

Как правило, девушку, едва вступившую в пору юности, выдавали за человека, которого ей дозволялось увидеть впервые лишь после того, как все главные заинтересованные стороны -- ее отец, жених и отец жениха -- приходили к окончательному согласию. Сговор мог тянуться долго и затрагивал деликатные вопросы, как, например, величина приданого или гарантии девственности невесты. Если впоследствии, по мнению новобрачного (который далеко не всегда мог верно судить о предмете), оказывалось, что девушка в прошлом уже имела связь, он мог потребовать, чтобы брак признали недействительным. Это влекло за собой грязную тяжбу, так что куда лучше было заранее во всем внимательно разобраться и как следует удостовериться. Когда все было обсуждено и оговорено, молодой невесте приказывали явиться к отцу под полотняным покрывалом, чтобы предстать перед будущим мужем. Взяв плетку, отец легонько стегал дочь по спине со словами: «Дочь моя, в последний раз увещеваю тебя отцовской властью, в которой ты жила. Отныне ты мне неподвластна, но помни не то, что ты освободилась от моего надзора, а то, что перешла под присмотр мужа. Ежели ослушаешься его, он вместо меня станет учить тебя вот этой плеткой». После чего отец передавал плетку жениху, который, по обычаю, великодушно выражал уверенность в том, «что кнут не понадобится». Однако же плеточку принимал и затыкал за пояс. Накануне венчания мать невесты привозила ее в дом жениха вместе с приданым и брачной постелью. Наутро, закрытая тяжелым покрывалом, невеста проходила через всю свадебную церемонию -- клялась в верности и обменивалась с мужем кольцами, склонялась к его ногам, касаясь лбом сапог в знак покорности. Видя жену у своих ног, муж благосклонно прикрывал ее полой кафтана, признавая тем самым обязанность поддерживать и защищать это слабое создание. В то время как гости приступали к свадебному пиру, новобрачные прямиком отправлялись в постель. Им давали два часа, после чего двери комнаты распахивались, и гости вваливались гурьбой, желая убедиться, что новобрачная -- девственница. При утвердительном ответе мужа молодых осыпали поздравлениями, вели в мыльню с душистыми травами, а затем в пиршественные палаты, где они присоединялись к гостям. Отрицательный ответ был для всех тяжелым ударом, но особенно скверно приходилось невесте.

После свадьбы молодая жена занимала свое место в доме мужа -- в роли одушевленного предмета домашнего обихода, не обладая никакими самостоятельными, не связанными с мужем, правами. Ее назначение было -- приглядывать за его домом, заботиться о его покое и удобствах, растить его детей. Если у нее хватало характера, она делалась хозяйкой над слугами, если нет -- то в отсутствии хозяина слуги всем распоряжались сами, не спрашивая ни ее мнения, ни разрешения. Когда к мужу приходил важный гость, ей дозволялось появиться перед обедом в лучшем праздничном наряде, с приветственной чаркой на серебряном подносе. Подойдя к гостю, она кланялась, подносила ему кубок, подставляла щеку для христианского поцелуя, а затем безмолвно исчезала. Когда у нее рождался ребенок, те, кто боялись ее мужа или искали его покровительства, являлись к нему с поздравлениями и дарили золото «на зуб» новорожденному. Если подарок был щедрый, то у мужа имелись все основания быть довольным женой.

На случай если муж бывал недоволен, существовали испытанные способы, как поправить положение. Чаще всего, когда жену требовалось только слегка поучить, ее можно было просто поколотить. «Домострой» -- руководство по управлению домашним хозяйством и семейными делами, восходящее к 1556 году и приписываемое монаху по имени Сильвестр, -- содержал массу полезных житейских советов для любого главы семейства, от соления грибов до вразумления жен. Касательно последнего рекомендовалось «непослушных жен сурово сечь, хотя и без гнева». Даже хорошую жену мужу следовало «учиы» время от времени плетью, но «бить осторожно, и разумно и больно, и страшно и здорово -- если вина велика». В низших слоях общества русские мужчины били жен по малейшему поводу. «Некоторые из этих варваров подвешивают жен за волосы и секут их, совершенно обнаженных», -- писал доктор Коллинз. Иногда побои бывали так жестоки, что женщина умирала; муж был волен тогда снова жениться. Естественно, что некоторые жены, доведенные до отчаяния невыносимыми мучениями, убивали своих мужей. Правда, таких было немного, потому что новый закон, изданный в начале царствования Алексея, сурово карал преступниц: жену, виновную в убийстве мужа, заживо зарывали в землю по шею и оставляли на медленную смерть*.

* Автор вполне точно воспроизводит положение, в которой находилась допетровская женщина. Подр. см. Костомаров Н. И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях. М., 1992. Но, справедливости ради, отметим, что в реальной жизни русского общества было не все так уж мрачно, как описывает автор. Женщины в России пользовались большими свободами, чем это кажется после прочтения «Домостроя». Все зависело от массы обстоятельств жизни семьи, и женщина -- подлинная глава семьи -- была в XVII в. не такой уж редкостью. А вот в декабре 1670 г. дворянин Никифор Скорятин бил челом на свою жену Пелагею, которая, как он писал, «кусала она, жена моя, тело мое на плечах зубом, и щипками на руках тело мое щипала, и бороду драла». После досмотра «поругательства жены и зубного ядения» в приказе, власти ничем несчастному Скорятину не помогли и вскоре он жаловался на новые, более серьезные выходки жены: «Она, жена моя, Пелагея, хотя меня... топором срубить, да от топорового сечения руками укрывался, и посекла у меня правую руку по запястью, и я от того ее топорового сечения с дворишка своего чуть жив ушел... Да и впредь она, жена моя, хвалитда на меня всяким дурным смертоубийством». Так мы и не знаем, получил ли изувеченный муж развод или нет. (Забелин И. Домашний быт русских цариц).

В серьезных случаях, когда жена была уж такая никудышная, что ее и бить-то не стоило, или когда муж находил другую, более подходящую ему женщину, дело решалось разводом. Чтобы развестись с женой, православному мужу следовало просто спихнуть ее в монастырь, хотела она того или нет. Там ей обрезали волосы, облачали в длинное черное одеяние с широкими рукавами и покрывалом на голову, и она умирала для внешнего мира. До конца дней своих она жила среди монашек. Некоторые из них попадали в монастырь совсем юными, по воле алчных братьев или других родственников, не пожелавших делить имение или давать приданое, другие были просто беглые жены, готовые на все, что угодно, лишь бы не возвращаться к мужьям.

После того, как жена таким образом «умирала», муж снова мог жениться, однако и его свобода не была неограниченной. Православная церковь позволяла мужчине дважды овдоветь или развестись, но третий брак становился последним. Поэтому, как бы ужасно человек ни обращался с двумя первыми женами, третью он обычно берег: если она умирала или сбегала от него, он никогда больше не мог жениться.

Изолируя женщин, пренебрегая их обществом, русские мужчины XVII века сами же от этого и страдали. В удушливом, узком семейном мирке, где не было места духовным, умственным интересам, процветали не самые возвышенные наклонности. Мужчины, не привыкшие проводить досуг в женском обществе, нередко посвящали его примитивному пьянству. Но были и исключения. В некоторых семьях умные жены, хоть и негласно, играли заметную роль; редко, но встречались властные хозяйки, которые даже верховодили слабохарактерными мужьями. Как ни странно, чем ниже было положение женщины в обществе, тем выше ее шансы оказаться наравне с мужчиной. В низших классах, жизнь которых сводилась по сути к борьбе за существование, женщин, нельзя было отстранить от дел и относиться к ним, как к несмышленым детям: их разум и сила были необходимы. Хотя их считали низшими существами, жизнь их проходила бок о бок с мужчинами. Мужчины и женщины вместе мылись в бане и вместе с хохотом выбегали нагишом на снег. Бесконечными зимними вечерами они подсаживались к мужчинам, устроившимся пображничать возле печки, и тут -- в тесноте, да не в обиде -- сосед обнимал соседку, и все были довольны, смеялись, плакали и наконец вповалку засыпали*. И если муж жесток, что с того? Все же он когда-то бывал и добр. И если поколачивает ее, тоже ничего -- зато можно снова и снова его прощать. «Да бьет, а потом плачет и на коленях просит у меня прощения...»

* Хотя нравы в русском обществе данной эпохи n не были по-монашески суровыми, тем не менее, описанная автором картина вызывает сомнения.

На вершине женской социальной лестницы стояла царица, супруга царя. Ее жизнь, хотя и более покойная, чем у ее меньших сестер, тоже была подневольной. Все свое время она отдавала семье, молитве, добрым делам и благотворительности. Во дворце она следила за хозяйством, заботилась о нарядах для себя и об одежде мужа и детей. Как правило, сама царица была искусна в рукоделии и вышивала уборы и одеяния для царя или церковные облачения; кроме того она надзирала за работой многочисленных швей. Ей полагалось щедро раздавать милостыню, выдавать замуж молодых девушек, которых хватало в ее хозяйстве, и обеспечивать их приданым. Как и ее муж, царица долгие часы проводила в церкви. Но при всех этих обязанностях у нее оставалось много свободного времени. Чтобы занять себя, царица играла в карты, слушала сказки, развлекалась пением и плясками сенных девушек, смеялась над проделками карликов в ярко-розовых костюмах, красных кожаных сапожках и зеленых суконных колпаках. В конце дня, после вечерни, когда царь заканчивал свои дела, царицу могли пригласить к мужу.

На вопрос о том, было, ли замужество для них желанным, русские женщины XVII века, вероятно, могли бы ответить по-разному. Но существовали в русском обществе женщины, которые просто не имели на сей счет своего мнения. Это царские сестры и дочери. Они занимали самое высокое положение, но были ли они счастливы -- кто знает? Ни одной из этих царевен, не суждено было повстречать любимого человека, выйти замуж, родить детей. Вместе с тем ни одной из них не грозило стать объектом купли-продажи, подвергнуться узаконенному насилию, побоям, или оказаться брошенной и разведенной. Преградой служило их происхождение. Они не могли выходить за русских нецарского рода, чтобы не унизить своей царской крови (хотя царь был вправе выбрать жену из любого знатного русского рода), а браки с чужестранцами, которых в России всех без разбору считали язычниками и еретиками, возбранялись по религиозным соображениям. И потому от рождения царевны были обречены всю жизнь томиться в мрачной тесноте терема -- помещения, отводившегося женщинам, как правило, в верхнем этаже большого русского дома. Там они проводили дни в молитвах, за вышиванием, сплетничая и скучая. Им было на роду написано никогда ничего не узнать о внешнем мире, а мир этот вспоминал о царевнах только тогда, когда объявляли об их рождении или смерти.

Ни один мужчина, кроме близких родственников, патриарха и нескольких избранных священнослужителей, не смел взглянуть на этих призрачных царственных затворниц. Сам терем был чисто женским миром. Когда царевна заболевала, то закрывали все ставни и опускали занавеси, чтобы затемнить комнату и скрыть пациентку от глаз врача. И если было нужно измерить пульс или осмотреть больную, это делали через газовое покрывало, дабы мужские пальцы не коснулись ее обнаженного тела. Ранним утром или поздним вечером царевны спешили в церковь скрытыми коридорами и по тайным переходам. В соборе или в домовой церкви они стояли на хорах, в темном углу, за красной шелковой занавеской, чтобы уберечься от мужского взгляда. Во время торжественных шествий они следовали под прикрытием движущихся шелковых ширм или закрытых со всех сторон балдахинов. Отправляясь из Кремля на богомолье в какой-нибудь монастырь, царевны ехали в особых ярко-красных возках или санях, похожих на передвижные кельи, в сопровождении служанок и верховых, разгонявших народ с дороги.

Во времена Петра I происходило значительное изменение устоявшихся обычаев и правил поведения в России. Одежда допетровских времён сохранилась только у низших сословий - крестьян и купцов. В высшем обществе модной стала одежда европейского типа. Пётр также издал указ о том, что все бояре должны остричь свои длинные бороды. В виде исключения бороду можно было сохранить, лишь выплачивая за это довольно внушительный штраф. В моду вошли пышные парики западного образца.

При Петре I значительно изменилось положение женщин в России. Таким образом первый российский император пытался приблизить русское дворянство к более развитому европейскому. Если раньше жены и дочери придворных сидели по домам, то во времена Петра они стали присутствовать на различных придворных приемах и праздниках. Развитию западной моды и манер способствовало и то, что дворяне, желая угодить строгому царю, со временем свыклись с новыми порядками и даже сами стали заказывать новые платья из-за границы.

Благодаря большей свободе женщин, улучшилась их образованность. Со времён Петра Великого стали считать, что уважающая себя девушка должна уметь танцевать европейские танцы, уметь писать, знать иностранный язык, играть на музыкальных инструментах, знать и соблюдать светские правила поведения. Женщины получили право на наследство и право распоряжаться своим приданным.

Несмотря свою бурную политическую деятельность и постоянную занятость Петр Великий был большим любителем развлечений. По поводу и даже без него император часто закатывал пир, который мог продолжаться несколько дней. Со временем вошли в моду так называемые ассамблеи - приемы, на которые приглашались знатные особы вместе с женами. Во время этих празднеств гости танцевали, пировали, играли в шахматы, шашки(игру в карты император не поощрял). Развлечения делились на зимние, которые проходили во дворцах или в здании Сената, и летние -- в Летнем саду, в парках Петергофа, на площадях. Помимо пиршеств в моду вошли военные парады, маскарады, морские и речные прогулки. Даже гонимую православной церковью масленицу при Петре отмечали с особым размахом.

Положение женщины в семье было кодифицировано в сборнике жизненных правил Домострое, составленном в середине XVI в. Здесь описывается, какой образ жизни приличествует зажиточной русской семье. Этот идеал продолжал господствовать на протяжении всего XVII в. Для заповедей Домостроя характерны патриархальная строгость, бережливость и набожность. Проповедуются телесная и духовная чистота. Приводится немало практических советов ради процветания домашней экономики. Некоторые из правил этой книги -- вечные добродетели, которые формулируются каждым поколением по-новому, с другими нюансами. Женскими добродетелями являются молчаливость и покорность. Домострой -- это, конечно, памятник средневековья, несущий глубокую печать церковного взгляда на мужчину и женщину. «Женщина сотворена для мужчины, а не мужчина для женщины», -- говорится в одной часто цитируемой византийской проповеди IV в. Поэтому женщина должна покоряться воле мужчины. И еще в одном месте встречается этот взгляд -- в Домашней таблице Лютера, которую прилежно читали в Швеции.

Если цитировать Домострой в наши дни, больше всего привлекает внимание патриархальная строгость, с которой отец семейства имеет право физически наказывать как жену, так и детей -- для их же блага. «Казни сына своего от юности его, и покоит тя на старость твою»; а жену «за ослушание и нерадение, рубашку задрав, плеткой постегать, за руки держа и по вине смотря[...]».

Любимым жанром в России XVII--XVIII вв. были различные повествования о «злой жене», то есть о такой, которая не обладала добродетелями, изображенными Домостроем. Похожие рассказы были распространены и в Западной Европе. Одно такое повествование называлось «Книга о злонравных женах, зело потребна, и женам сильно досадно». В ней приводится беседа между отцом и сыном. Сын пытается по неопытности защищать женщину. «Сущность женщины вовсе не дурна», -- говорит сын и приводит примеры добрых женщин. «Нет, сын мой, -- отвечает мудрый отец, -- тебе надо бы знать, что в наше время одна добрая женщина приходится на тысячу дурных». Весьма распространены были также лубки на тему доброй и, соответственно, злой жены. Излюбленным мотивом в XVIII в. была «Смерть злой жены». Такая гравюра представляет супруга, плачущего у гроба своей жены. Текст под картинкой сообщает, что мужчина плачет не из-за смерти своей супруги, а при мысли о всех тех страданиях, что ожидают его, если он снова женится. У этих гравюр по дереву есть одна, характерная для народных представлений деталь: дурная жена почти всегда изображается в западноевропейском платье, которое было предписано Петром Великим в 1700 г., в то время как добрая супруга одета в национальный традиционный наряд.

Все это вместе взятое рисует совершенно мрачную картину отношения к женщине, а также отношений между законными супругами в XVII--XVIII вв. Литератур;! носит явно женоненавистнические черты, но, конечно, в действительности было куда больше нюансов. Мужчины и женщины нуждались друг в друге не меньше, чем сегодня. Сохранилось много частных писем, которые свидетельствуют о глубокой взаимной преданности супругов или родителей и детей. Когда взрослый сын должен был что-либо предпринять, то материнское благословение, то есть одобрение матери, приобретало для него величайшее значение, становилось своего рода гарантией, без которой он не смел и думать об успешности дела. Такое благословение носило почти ритуальный характер, оно лучше всего свидетельствует о значении женщины в семье.

В шведском Государственном архиве (Стокгольм) хранится коллекция русских частных писем начала XVIII в. В них жены обращаются к своим мужьям, находящимся на дипломатической службе или в плену. Некоторые из этих писем свидетельствуют о том, что в отсутствие мужей ответственными за семейную экономику становились именно жены. Так, к примеру, княгиня Устинья Леонтьева пишет своему мужу Аверкию в марте 1705 г.: «Милосердной государь мой! Желаю телу здоровья нашево и всего от дому Аверкей Иванович! Буди свет мой покровен десницею выш-шего Бога[...] Мне сказали перемена будет в нынешнем годе а в котором месяце и числе тово мне не сказали а о жалованье днесь состоялся указ и нам выдать и будет выдано будет потом буду писать вскоре [...] Потому ко мне прикажи свет мой писать какое мне определение положить [...]»

В том же году и месяце княгиня Анна Голицына пишет своему мужу Дмитрию, обер-комиссару, отвечавшему за финансирование армии: «Государю моему Дмитрею Михайловичю женишка твоя Анютка челом бъёт. Пожалуй Государь, прикажи писать о своем многолетно здоровье. А про меня изволишь напаметовать и про детей и мы слава Богу здоровы [...] А слышали государь, что ты изволил недомогать а какая болезнь про то не ведаем. И ты пожалуй государь изволь отписать какая была болезнь в добром ли здоровье. Коли про болезнь государь твою и не ведала и то сокруша-лася а ныне слыша про болезнь твою наипаче еокрушаюся [...]

Изволил ты Государь писать в прежних грамотках своих чтобы мне на Городне и Архангелском хлеба никаково не брати и я хлеба ни-какова неберу кроме тово что привезена рожь из Якоклевскаго на Городню гораздо плоха[...] Изволил ты ко мне писать чтоб мне отписать к тебе что я денги истеряла за бумагу и ныне государь с самова лета бумагу делать против прежних годов гораздо мало для тово что безмерно мала вода насилу подымает одне жорновы[...] А што изволишь государь писать про коробочку и печать в коробочь-ке и я послала тебе восковой оттиск с той новгородской печати. Я не могла послать его раньше и теперь удалось с большим трудом [...] А ныне государь состоялся великаго государя указ велено платить всякие недоимки марта к 1-му и я государь те все недоимаш-ныя заплатила на сроке».

свадьба петр обычай единонаследие

3. Петр I первым вывел женщин "в люди"

Именно замкнутость русского общества в целом и женское затворничество в частности становятся в XVII в. существенным тормозом развития страны. Преодоление ксенофобии русским обществом являлось задачей номер один, которая, в свою очередь, обусловливает новое место и роль русской женщины в обществе.

Резкое и качественно новое изменение в положении женщины произошло в эпоху Петра 1. Именно тогда женщине снова возвращаются ее место в обществе и права, но в более высоких и развитых формах. В культуре преобладает светская направленность, а русское общество постепенно приобщается к достижениям мировой культуры. Петр I ломал старые дикие традиции и обычаи. Закончился век "теремного заточения" женщины: новый царь велел подданным приводить своих жен и дочерей на устраиваемые им увеселительные ассамблеи.

Каковы женские лица той эпохи? Ведь XVIII век знал имена женщин-императриц, женщины - президента Российской Академии наук, женщин-писательниц, артисток, светских дам. А также женщин, поражавших общество своей высокой духовностью, нравственностью и самопожертвованием...

С именем Екатерины II, действительно, связаны многие ре формы. Для нас особенно важно, что именно она положила начало женскому образованию в России: именно при ней было учреждено первое училище для девиц при Смольном монастыре, впоследствии получившее название Смольного Института благородных девиц. В XVIII в. в России появилась и первая женщина-президент Российской Академии наук - ей стала Екатерина Дашкова. При ней Академия успела написать и издать Российский этимологический словарь. Дашкова подарила Академии свою прекрасную библиотеку, на ее же средства был основан и лучший журнал того времени "Собеседник любителей Российского слова". Позднее она же стала издавать "Новые Ежемесячные Сочинения". Написанные Дашковой "Записки" до сих пор остаются одним из лучших памятников мемуарной литературы XVIII века.

Несомненно, Дашкова возвышалась над средним уровнем светских дам, но не была таким же редким исключением: в последней четверти XVIII в. был широко распространен тип светской женщины, развлекающейся в часы досуга литературой и искусством. Таких дам было немало, например, Князева (дочь поэта Сумарокова), Урусова, Белкова, Ржевская. Но, вот что интересно, хотя в XVIII в. было немало женщин-писательниц и даже ученых, упражняющихся в сочинительстве, театре и на уках, большинство их них - любительницы... Для многих богатых барышень и дам, хорошо образованных, занятия литературой и другими искусствами были лишь забавой.

Указ о единонаследии внес изменения и в сферу семейного права. Был повышен брачный возраст для мужчин -до двадцати лет - и женщин - до семнадцати.

В брак запрещалось вступать близким родственникам и умалишенным («дуракам», по терминологии Указа 1722 г. «Об освидетельствовании дураков в Сенате»)[4].

На вступление молодых людей в брак требовалось согласие родителей ступающих в брак и начальства для военнослужащих, а также знание арифметики и геометрии - для дворян. Крепостные вступали в брак с дозволения господ.

По закону требовалось свободное согласие вступающих в брак, что подтверждалось актом, запрещавшим принудительный брак (1724).

В 1702 г. был установлен общий порядок заключения браков. За шесть недель до венчания совершалось обручение. Жених мог потребовать расторжения обручения при условии, что он впервые увидел невесту только после обручения и она оказалась «безобразна, скорбна и нездорова». Других оснований отменять венчание закон не называл.

Признавался только церковный брак. С 1721 г. было разрешено заключать смешанные браки с христианами других конфессий (католиками, протестантами); брак с иноверцами запрещался.

Поводы для рассмотрения брака предусматривались следующие: политическая смерть и ссылка на вечную каторгу, безвестное отсутствие одного из супругов в течение трех лет, поступление в монашество, прелюбодеяние одного из супругов (для мужа - если соответствующие действия были осуществлены в собственном доме, для жены достаточно было действий, дающих основания предполагать прелюбодеяние), неизлечимая болезнь или импотенция, покушение одного из супругов на жизнь другого, недоносительство о готовящемся преступлении против монарха.

При несогласной жизни супругов практиковалось их временное разлучение, сопровождавшееся отсылкой в монастырь.

Декларировалась власть мужа, он мог наказывать жену, она следовала за ним повсюду. В целом правовое положение жены определялось положением (статусом, чином, званием) мужа.

Уже с конца XVII в. намечается принцип раздельности имущественных прав супругов: за женой закреплялось исключительное право на ее приданое, за мужем - право на купленные вотчины[5].

Указ о единонаследии 1714 г. устанавливал точные различия в правах наследования отцовских и материнских имуществ. В дополняющем Указе 1716 г. подчеркивался неприкосновенный характер имущества жены, переданного ей «по родству» и принесенного в семью как приданое[6].

Порядок раздельного владения имуществом супругов был закреплен Указом 1731 г. В нем перечислялись объекты исключительной собственности супруги: приданое, имущество, купленное ею в состоянии замужества или переданное ей по наследству ее родственниками. Однако данное право жены на ее имущество устанавливалось лишь после смерти мужа.

Более определенно решался вопрос о договорной (обязательственной) свободе замужней женщины. В 1753 г. специальным актом закреплялась раздельность обязательственных прав супругов, подчеркивалась свобода одного из них от долгов и обязательств, принятых другим.

В отношении детей родители пользовались почти такой же властью, как и раньше: их можно было наказывать, отправлять в монастырь и отдавать в работу на срок по найму.

По закону отец должен был содержать своих незаконнорожденных детей и их мать, однако незаконнорожденные дети не имели имущественных прав - не могли претендовать на участие в наследовании по закону и на имущество их отца при его жизни.

Законнорожденные дети могли находиться в положении отделенных и неотделенных. Отделенные дети становились самостоятельными субъектами имущественных (вещных и обязательственных) прав, неотделенные не имели таких прав и вступали в обязательства только с согласия родителей.

Исходя из стремления выделить имущественные права отдельных лиц, законодатель пытался установить раздельность прав родителей и детей. При живых родителях неотделенные дети могли свободно распоряжаться своим имуществом. Однако это положение закона противоречило другому, согласно которому дети не могли вступать в обязательство без согласия родителей.

Родительская власть над детьми прекращалась при достижении последними совершеннолетия, в случаях осуждения родителей за уголовное преступление, при поступлении родителей в монашество, зачислении сыновей в государственную службу или при выходе дочерей замуж[7].

По Указу 1714 г. опекунство над малолетними членами семьи возлагалось на наследника недвижимого имущества. Опека устанавливалась над несовершеннолетними детьми и продолжалась до их совершеннолетия. Для наследников недвижимости совершеннолетие наступало в 20 лет, для наследников движимого имущества - в 18 лет (для женщин - в 17 лет). Опекун распоряжался всем имуществом (движимым и недвижимым) опекаемых.

Для недорослей в возрасте от 17 до 21 года могло устанавливаться попечительство. Попечительство распространялось только на распоряжение недвижимым имуществом, всем остальным мог распоряжаться сам подопечный.

По акту 1724 г. опека устанавливалась магистратом. Опека могла устанавливаться также над умалишенными и патологически жестокими помещиками[8].

Размещено на Allbest.ru