Сталинские репрессии в Беларуси

Размещено на http://www.allbest.ru/

Сталинские репрессии в Беларуси

Игорь Кузнецов

кандидат исторических наук

Среди трагедий, потрясавших мир в XX веке, коммунизм - этот грандиозный феномен эпохи, начавшейся в 1917 году и окончившейся в Москве в 1991, - занимает одно из самых значительных мест. Коммунизм родился ранее фашизма и нацизма и пережил их на много лет, затронув четыре великих континента. От преступлений единичных, от резни ограниченной, вызываемой обстоятельствами, коммунистические режимы в целях обеспечения своей власти переходили к преступлениям массовым, к террору как средству управления. Преступления коммунизма не укладываются в рамки законности и обычая ни с точки зрения исторической, ни с точки зрения моральной.

C 1917 года функция подавления у Советского государства была основной, а в условиях гражданской войны, безусловно, ведущей. Это диктовалось не только сопротивлением свергнутых классов, но и необходимостью "стимула" к труду в условиях "военного коммунизма".

С первых дней диктатуры пролетариата уголовное законодательство отличалось исключительной жестокостью мер наказания, в том числе и за малозначительные правонарушения.

В 1918 году, еще далеко до принятия уголовно-правового законодательства, В.И. Ленин запретил судам использовать старые законы и руководствоваться декретами Советского правительства. В Положении о народном суде РСФСР говорилось, что суд "в случае отсутствия соответствующего декрета или неполноты такового, руководствуется социалистическим правосознанием".

Если принять во внимание, что кадры юристов прежнего строя в большинстве своем были отстранены от исполнения обязанностей и правосудие чаще всего совершали, руководствуясь "социалистическим правосознанием", то такой суд во многих случаях превращался в произвол и беззаконие. Метод принуждения и насилия характерен для большинства актов законодательной и исполнительной власти в этот период. Что до законодательства Белорусской ССР, то оно дублировало правовые акты РСФСР, а в дальнейшем - Союза ССР.

Характерно, что термин "враг народа" стал широко применяться в официальных документах с первых дней после Октябрьского переворота. Так, 28 ноября 1917 года В.И. Ленин подписал декрет об аресте вождей гражданской войны против революции, в котором говорилось: "члены руководящих учреждений партии кадетов, как партии врагов народа, подлежат аресту и преданию суду революционных трибуналов".

Особенно усилились репрессивные акты после образования Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности. В постановлении СНК РСФСР от 5 сентября 1918 года указывалось, что "подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям и мятежам". Постановлением Реввоенсовета Республики от 4 февраля 1919 года было установлено, что решения Революционного Военного трибунала не подлежат обжалованию или кассации и приводятся в исполнение в 24 часа.

В первые годы Советской власти создаются объекты будущего ГУЛАГа. В декрете СНК от 14 марта 1919 года "О рабочих дисциплинарных судах" для нарушителей трудовой дисциплины и лиц, не выполнявших норм выработки, предусматривалось наказание до 6 месяцев заключения в лагере принудительных работ. Это было следствие политики красного террора, предельно ясно отражавшей представления руководителей партии и государства о средствах и методах достижения поставленных ими целей. Идея создания "школы труда" для арестованных была уточнена в постановлении ВЦИК от 11 апреля 1919 года "О лагерях принудительных работ". Впервые законодательно закреплялось существование концлагерей, и в соответствии с этим губернские Чрезвычайные комиссии в трехмесячный срок организовали такие лагеря во всех губернских городах.

Первые белорусы оказались в сибирских лагерях еще в начале 1920-х годов. По воле большой истории тысячи уроженцев Беларуси, канувшие в небытие, затерялись как невесомые песчинки в завалах архивно-следственных дел ЧК.

Кампания раскулачивания 1930 года имела свое "лицо", свои приоритеты - конфискационно-репрессивные. Власти решали ближайшие прагматические задачи - экспроприации и выселения раскулаченных - не очень заботясь о дальнейшей их судьбе.

Предполагалось, что выселенным на новых землях будут предоставлены условия для хозяйственной деятельности, "трудового перевоспитания".

Высылка началась в январе-феврале 1930 года, однако только в начале апреля была создана комиссия по устройству выселяемых кулаков по главе с заместителем председателя СНК СССР В.В. Шмидтом. Спецпеpеселение шло бестолково и бессистемно, действия различных органов были не согласованы. Представители ОГПУ передавали "эстафету" административным органам НКВД, милиции. Комендантские отделы должны были управлять сетью создаваемых впервые в столь массовых масштабах "кулацких" поселений. И только затем в дело включались гражданские органы, ведавшие системой их жизнеобеспечения.

Брошенные в труднодоступные районы, зачастую без сельхозинвентаря и продовольствия, спецпереселенцы разбегались из поселков, невзирая на тяжелые для себя последствия. К концу 1930 года по Западной Сибири в бегах числилось 2/3 спецпереселенцев; оставались лишь те, кто просто не был способен бежать. К тому же на протяжении всего 1930 года не прекращались волнения крестьянства против насильственной коллективизации.

С февраля 1931 года по стране покатилась новая значительная волна раскулачивания. В результате этой акции только с территории БССР было выслано в районы Сибири свыше 60 тысяч крестьян. Всего по данным ведомственной статистики ОГПУ-НКВД по стране в 1930-1931 годах было раскулачено 569,3 тысячи хозяйств, их них в отдаленные районы отправлено 381 тысяча семей, в том числе из Беларуси свыше 45 тысяч.

В 1931 году темпы и масштабы раскулачивания уже не увязывались с коллективизацией и в значительной мере определялись заявками хозорганов. С этого года ОГПУ замкнуло на себя весь "технологический цикл" (от выселения до использования труда спецпереселенцев) и вытеснило неудачливых конкурентов (система НКВД), не сумевших не только "по-хозяйски" распорядиться в 1930 году рабсилой раскулаченных, но даже и организовать их расселение и охрану.

На деле это выглядело следующим образом. ГУЛАГ, находившийся в ведении ОГПУ, создал незатейливую, но действенную систему договорных отношений с наркоматами и ведомствами об использовании труда спецпереселенцев. Система имела три уровня. Верхний - так называемый генеральный договор между ГУЛАГом и, скажем, ВСНХ. Средний - локальный договор одного из территориальных управлений, скажем, СибЛАГа, с Востуглем или Кузнецкстроем о передаче в распоряжение ведомства определенного количества переселенцев. На нижнем уровне документально оформлялись отношения между спецкомендатурой СибЛАГа и руководством конкретного леспромхоза или рудника.

В связи с резким увеличением количества осужденных, организации высылки и размещения прибывавшего из центра страны контингента спецпереселенцев была возложена на органы ОГПУ-НКВД. В связи с "ликвидацией кулачества как класса" в 1932 году ОГПУ СССР разработало положение "Об управлении кулацкими поселками", утвердило соответствующие инструкции.

Репрессивные акции продолжались и после завершения в основном коллективизации. 20 апреля 1933 года СНК СССР принял постановление "Об организации трудовых поселений". Кого же нужно было выселять в 1933 году, когда, казалось бы, кулачество ликвидировано? Предполагалось переселять за срыв и саботаж хлебозаготовок и других кампаний, городских жителей - отказавшихся в связи с паспортизацией 1932-1933 годов выезжать из крупных городов, бежавших из деревень кулаков, а также высланных в 1933 году в порядке "очистки" государственных границ, осужденных коллегией ОГПУ и судами на срок от 3 до 5 лет включительно. Для размещения прибывшего контингента по территории особенно восточных и северных районов страны была развернута огромная сеть специальных комендатур.

В частности, СибЛАГом ОГПУ в 1931-1932 годах было создано 354 сельскохозяйственных, промышленных, лесных комендатуры, на учете в которых состояло на 1 октября 1931 года 284921 человек, в том числе более 60 тысяч уроженцев Беларуси.

По оценкам западных советологов, на территории, находящейся в ведении комендатур, погибло от четверти до одной трети депортированных крестьян. Судя по документации СибЛАГа, чиновники определили плановую "убыль" контингента в течение года в размере 5% (или 50 человек на тысячу). Однако реальность была гораздо более трагичной.

Так, по статистике ГУЛАГа, в течение 1932 года смертность в переселенческих комендатурах составила около 70 человек на тысячу; в северных же комендатурах СибЛАГа (Нарымский край) с июня 1931 года по июль 1932 года умирали около 110 человек на тысячу, а в отдельных случаях - 120-150. Для сравнения: эти цифры по спецкомендатурам СибЛАГа за 1931-1932 годы едва ли не вдвое выше, чем смертность от голода в Украине в 1932-1933 годах. Причины колоссальной смертности очевидны: отсутствие социально-бытовой инфраструктуры на новых территориях в первые годы, эпидемии, недостаточное и некачественное питание, тяжелый, изнуряющий принудительный труд.

В экстенсивном экономическом развитии первых пятилеток массовый "дешевый" принудительный труд - не только дополнение к вольнонаемному. Так, с начала 30-х годов труд 800-900 тысяч спецпереселенцев широко использовался в сельскохозяйственном и промышленном освоении районов Урала, Сибири и Дальнего Востока.

Например, в Сибири, где они составляли 2/3 населения северных районов Западно-Сибирского края, от 40% до 60% работавших на приисках и рудниках, занятых шахтным строительством в Кузбассе. Значительная группа раскулаченных (с семьями около 20 тысяч человек) была использована при возведении Кузнецкого металлургического завода и т.д.

1 июня 1922 года был принят Уголовный кодекс Российской Федерации. Этим Кодексом и его редакцией 1926 года до 1928 года пользовались в Белоруссии. Широко известна печально знаменитая статья 58 этого Кодекса - "Контрреволюционные преступления". Она имела 14 пунктов, по 13 из них предусматривалась высшая мера наказания - расстрел. Наиболее часто в 1930-е годы обвинения предъявлялись именно по статье 58: пункту 1 (измена Родине), п. 6 (шпионаж), п. 7 (подрыв государственной промышленности, транспорта, кооперации), п. 8 (совершение террористических актов), п. 10 (контрреволюционная /антисоветская/ пропаганда и агитация), п. 11 (участие в контрреволюционной организации).

До половины всех обвиняемых в 1930-е годы были осуждены по ст. 58-10, которая предусматривала уголовную ответственность вплоть до применения высшей меры наказания в случаях: клеветнических высказываний в адрес руководителей партии и правительства; дискредитации внешней политики СССР; ведения религиозной пропаганды; высказывание пораженческих настроений; попыток дискредитации РККА; высказываний об экономическом положении трудящихся в СССР и восхвалении капитализма; контрреволюционных выпадов по отношению к коммунистам; систематический отказ от работы в лагерях НКВД и других.

Уголовный кодекс Белорусской ССР был утвержден на 3 сессии VIII созыва 23 сентября 1928 года.

В соответствии с этим кодексом уголовные преступления разделялись на две категории: направленные против советского строя и все остальные. За преступления первой категории устанавливался только низкий (минимальный) предел, ниже которого суд не мог назначить наказание или, как в кодексе говорилось, меру социальной защиты. За преступления второй категории был установлен только высший предел. По кодексу 1928 года лишение свободы не могло превышать 10 лет, однако в последующие годы срок лишения свободы был доведен до 25 лет.

Обращает внимание очень широкий состав уголовных преступлений, за которые суды могли назначить высшую меру наказания. Так, в главе 1 "Контрреволюционные преступления" из 17 составов уголовных преступлений 14 предусматривали высшую меру наказания. По многим составам уголовных преступлений, в том числе и не представляющим большой общественной опасности (отказ от внесения налогов, убой скота и др.), была предусмотрена конфискация всего имущества.

Почти все составы контрреволюционных преступлений предусматривали такие меры социальной защиты, как: объявление врагом трудящихся с лишением гражданства БССР или иной союзной республики и тем самым гражданства СССР; полное или частичное лишение прав; удаление из Союза ССР на определенный срок; запрещение проживать в тех или иных местностях.

Важно отметить, что при лишении судом подсудимого прав последний лишался не только политических прав, но и элементарных условий своего материального существования, так как, например, при полном лишении прав человеку не только запрещалось занимать те или иные должности, он лишался права на пенсию, на пособие по безработице, лишался и родительских прав.

Изучение архивно-следственных дел на необоснованно репрессированных показывает, что наиболее распространенным было незаконное обвинение людей в измене Родине (ст. 58), т.е. действиях, совершенных гражданином СССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как-то: шпионаж, бегство или перелет за границу. Суровое наказание ожидало и родственников виновного. Если совершеннолетние родственники знали о намерении бежать, но не доложили или способствовали готовящейся или совершенной измене, они карались лишением свободы от 5 до 10 лет с конфискацией имущества. Другие совершеннолетние члены семьи изменника, совместно с ним проживающие, подлежали лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные районы Сибири на пять лет. Так, в самом законе была заложена возможность репрессий в отношении лиц, не совершавших никаких преступлений.

Вначале необоснованные репрессии не носили массового характера. С каждым годом, однако, они усиливались. Суды уже не справлялись с нарастающим количеством дел. Все больше их стало рассматриваться в упрощенном порядке несудебными органами - "двойкой", "тройками", Особым совещанием. По существу, эти органы никому не были поднадзорны и действовали по собственному усмотрению, творя произвол и беззаконие. Прокурорский надзор отсутствовал. Отстраненные от этой работы прокуроры нередко сами подвергались репрессиям.

Возникновение репрессивной системы на рубеже 1920-1930-х годов было не случайным, а закономерным явлением. Когда в конце 20-х-начале 30-х годов XX в. встал вопрос об источниках осуществления ускоренной индустриализации страны и о методах коллективизации крестьянства, у сталинского руководства был уже готов ответ: орудием проведения индустриализации и коллективизации станет развитой репрессивный аппарат: исправительно-трудовые лагеря ГУЛАГа НКВД СССР. Отныне все осужденные ранее на срок 3 года и выше переводились из мест заключения именно туда, кроме того, туда направлялись все приговоренные судами к названным срокам.

К 1930 году было сформировано 6 управлений исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) ОГПУ СССР: Северного Кавказа, района Белого моря и Карелии, Вышнего Волочка, Сибири, Дальнего Востока и Казахстана. Лагеря и трудовые колонии начинали играть все более заметную роль в экономике страны. Труд заключенных стал применяться в реализации крупномасштабных хозяйственно-экономических проектов, а хозяйственные органы планировали свою деятельность с учетом возможности использования заключенных. Круг замкнулся в 1934 году, когда с созданием общесоюзного НКВД все советские лагеря были объединены в единую систему Главного управления лагерей (ГУЛАГ).

В 1930-е годы четкое функционирование репрессивной системы обеспечивали карательные органы. С созданием Союза ССР руководство органами безопасности было отнесено к компетенции СССР, и в 1923 году создается единый общесоюзный орган - Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) при СНК СССР. Система его органов состояла из ОГПУ СССР, ГПУ союзных республик, политотделов при исполкомах Советов и особых отделов в Красной Армии и на транспорте.

В декабре 1930 года НКВД союзных республик упраздняются, а их функции стали выполнять созданные при СНК республик управления милиции и угрозыска. В СССР по-прежнему действовало ОГПУ СССР, да еще для руководства органами милиции союзных республик и для проведения в СССР паспортной системы в 1932 году было образовано Главное управление рабоче-крестьянской милиции при ОГПУ СССР.

В этом же году проводятся и другие реорганизации. Образуется НКВД СССР. Вместо ОГПУ в системе НКВД СССР создается Главное управление государственной безопасности (ГУГБ). В НКВД кроме репрессивной функции были сосредоточены функции охраны границ, управления шоссейными и грунтовыми дорогами, руководство геосъемкой и картографией, лесной и пожарной охраной. В его ведении находились вопросы переселенцев, загса; органы НКВД осуществляли тотальный контроль за всеми сферами жизни советского общества.

В целях проведения массовых репрессивных акций в конце 1920-х-начале 1930-х годов в СССР была создана хорошо отлаженная и материально обеспеченная система судебных и несудебных органов.

Система судебных органов была представлена Военной коллегией Верховного суда СССР, Верховным судом БССР, областными судами, судом Белорусской железной дороги, военными трибуналами Белорусского военного округа и различных войсковых формирований, в том числе НКВД.

Наряду с судебными органами существовала система несудебных органов. Эта система в СССР и БССР начала формироваться еще в 1923 году. 15 февраля 1923 года постановлением ЦИК СССР была учреждена судебная коллегия ОГПУ. Она имела право рассматривать во внесудебном порядке дела о диверсиях, вредительстве и других преступлениях, а также применения всех мер наказания.

По постановлению ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 года при Народном комиссариате внутренних дел было образовано Особое совещание. Этому органу первоначально было предоставлено право применять "к лицам, признаваемым общественно-опасными" ссылку, высылку и заключение в лагерь сроком на 5 лет, затем его права были значительно расширены вплоть до применения высшей меры наказания. В состав Особого совещания входили: народный комиссар внутренних дел, заместитель народного комиссара внутренних дел, начальник Главного управления милиции. Одновременно в 1934 году был создан еще один несудебный орган - комиссия СССР и Прокурора СССР по следственным делам ("двойка").

Среди карательных органов особо зловещую роль в развертывании массовых репрессий сыграли Особое совещание и "тройки" ОГПУ-НКВД. Циркулярами ОГПУ от 29 октября 1929 года и 8 апреля 1931 года в центральном аппарате НКВД были образованы "тройки" для предварительного рассмотрения законченных следственных дел и последующего их доклада на судебных заседаниях коллегии или Особого совещания. В их состав входили руководители оперативных управлений - отделов ОГПУ и полномочного представительства (ПП) ОГПУ.

Циркуляром 1931 года предусматривалось обязательное участие в заседаниях "троек" представителя прокуратуры ОГПУ. Постановлением Президиума ЦИК СССР от 3 февраля 1930 года ОГПУ было предоставлено право на время проведения кампании по "ликвидации кулачества" передоверять свои полномочия по внесудебному рассмотрению дел ПП ОГПУ в республиках, краях и областях с тем, чтобы внесудебное рассмотрение дел проводилось с участием представителей облисполкомов и прокуратуры. власть коллективизация репрессивный крестьянство

В 1929 году острие репрессивной машины было направлено в основном против крестьянства, которое составляло основную массу населения страны, в том числе и Беларуси. К политическим репрессиям с полным основанием можно отнести массовое и трагическое по своим последствиям раскулачивание. С конца 1929 года до середины 1930 года в СССР было "раскулачено" свыше 320 тысяч семей (не менее 2 миллионов человек), конфисковано имущества стоимостью свыше 400 миллионов рублей. По оценочным данным, в Беларуси в 1920-1940-е годы было "раскулачено" не менее 350 тысяч человек.

Массовое выселение партийные и советские органы объясняли обычно обострением классовой борьбы в деревне, причем всю вину за него партийное руководство возлагало только на кулаков. Классовая борьба в деревне действительно стала обостряться уже в 1928 году, но это было связано прежде всего с применением чрезвычайных мер со стороны государственных органов, с массовыми акциями местных властей. Обострялась классовая борьбы в результате перегибов, извращений в колхозном строительстве, которые были допущены в 1929-1930-е годы и тем самым было порождено недовольство основной массы середняков.

Террор был обрушен и на значительные массы зажиточных середняков, которые лишь эпизодически применяли наемный труд или не применяли его вовсе. К маю 1930 года в республике было раскулачено 15626 крестьянских хозяйств - около половины их общей численности. При этом, как вынуждены были признать сами организаторы раскулачивания на XIII съезде КП(б)Б, 2395 из них или 15,3 процента - необоснованно. Между тем слово "кулак" на долгие годы стало синонимом слова "враг". Оправданными по отношению к раскулаченным считались любые беззакония со стороны органов НКВД.

Форсирование коллективизации толкало к максимально жестоким методам насилия, что не могло не вызывать ответного сопротивления. Оно носило стихийный, неорганизованный характер и было скорее пассивной формой протеста. По крайней мере, об организованных массовых выступлениях на территории Беларуси до сих пор почти ничего не известно. Хотя некоторые случаи спонтанных выступлений известны в Копыльском, Лепельском и других районах республики. Все они были разгромлены с применением регулярных частей Красной Армии, а все их участники были зачислены в разряд "врагов народа".

В связи с резким увеличением количества осужденных организация высылки и размещения прибывавшего из центра страны контингента спецпереселенцев была возложена на органы ОГПУ-НКВД. В связи с "ликвидацией кулачества как класса" в 1932 году ОГПУ СССР разработало положение "Об управлении кулацкими поселками", утвердило соответствующие инструкции.

В спецпереселенческие поселки назначались комендатурой уполномоченные или поселковые коменданты. Им давались права сельского Совета. В 1933 году ОГПУ была разработана инструкция "О мерах воздействия за самовольные отлучки с работ, поселков и побеги с мест расселения". Самовольный уход с работы или из поселка без разрешения, продолжавшийся до одних суток, рассматривался как отлучка, свыше одних суток - как побег с места высылки. Самовольная отлучка, совершенная повторно, рассматривалась как побег. За побеги, систематические отлучки возбуждалось уголовное преследование.

Материалом, достаточным для возбуждения уголовного дела, являлся рапорт коменданта или уполномоченного, который представлялся в административное управление. Согласно этой инструкции, после вынесения судебного решения все осужденные по данной категории снимались с работ и направлялись этапным порядком на дальний север - Туруханский край (Игарка). Практика выселения людей из родных мест продолжалась и в последующие годы. В период массовой коллективизации по постановлениям полномочного представительства ОГПУ по БССР, судов, решениями поселковых советов десятки тысяч жителей Беларуси были причислены к "контрреволюционному кулацкому активу" и были высланы за пределы своей исторической Родины.

Часть из них осталась на севере нынешней Томской области. Другая - в многочисленных лагерях Сиблага НКВД, разбросанных на территории Новосибирской, Кемеровской областей, а также Красноярского и Алтайского края. В результате только этой акции в северные края в период 1929-1932 годов было сослано свыше 100 тысяч белорусских крестьян. Одни из них погибли, особенно в первые годы ссылки, других настиг 1937 год, часть сбежала и сумела где-то устроиться, но немало было поймано и отправлено на Колыму, в Игарку и другие места заключения.

Репрессивные акции продолжались и после завершения коллективизации. Сталин и его окружение считали, что таким образом можно избавиться от неугодных. 20 апреля 1933 года СНК СССР принял постановление "Об организации трудовых поселений". Главное управление лагерей ОГПУ взяло на себя обязанность организации трудовых поселений. Кого же еще было выселять в 1933 году, когда, казалось, кулачество было ликвидировано? Предполагалось наказывать (за срыв и саботаж хлебозаготовок и других кампаний) городских жителей, отказавшихся в связи с паспортизацией 1932-1933 годов выезжать из Москвы, Минска и Ленинграда; бежавших из деревень кулаков, а также высланных в 1933 году в порядке "очистки" государственных границ, осужденных органами ОГПУ и судами на срок от 3 до 5 лет включительно.

Трижды руководители Сиблага ОГПУ в 1933 года составляли дислокацию расселения нового контингента ссыльных. В первый раз указывалось, что прибудут 340 тысяч человек, во второй - 281 тысяча, и 21 июня 1933 года краевому земельному управлению была послана дислокация расселения на 248 тысяч человек. В Александровский, Чаинский, Бакчарский, Колыванский, Тервизский, Тарский районы Западного-Сибирского края было отправлено около 80 тысяч спецпереселенцев - выходцев из районов РСФСР, УССР, БССР. В районах Нарымского края предназначалось разместить около 150 тысяч человек.

Когда массовые репрессии против крестьянства превзошли все разнарядки центра, 8 мая 1933 года вышла инструкция - "Всем партийно-советским работникам ОГПУ, суда и прокуратуры", подписанная Сталиным и Молотовым. В ней констатировалось, что беспорядочные массовые аресты в деревне в 1933 году все еще продолжались. В ряде районов, в том числе и БССР, аресты производили председатели колхозов, председатели сельсоветов и секретари партийных ячеек.

"Не удивительно, что в этой вакханалии арестов, - отмечалось на Пленуме Верховного суда СССР 14 апреля 1933 года, - органы, действительно наделенные правами арестовывать, в том числе и органы ОГПУ и особенно милиции, теряют всякое чувство умеренности и часто совершают необоснованные аресты, действуя по правилу: "Сперва арестуй, а потом веди расследование".

1932 год открыл новую печальную страницу репрессий в СССР. 7 августа 1932 года ВЦИК и СНК СССР был принят закон "Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной социалистической собственности". Этот закон предусматривал только одну меру наказания - расстрел, и только в исключительных случаях, при смягчающих обстоятельствах, - лишение свободы на 10 лет. По данным Верховного суда СССР только судебными органами в период 1933-1939 годы было осуждено 78691 человек. Если к этому добавить осужденных коллегией ОГПУ СССР и полномочными представительствами ОГПУ в республиках, краях и областях, то эта цифра превысит 540 тысяч человек.

Параллельно с репрессиями крестьянства карательные органы в 1929-1933 годы осуществляли акции, направленные прежде всего против интеллигенции.

Беларусь тоже не была исключением в общем потоке репрессий. Конец 1920-х-начало 1930-х годов в республике "ознаменованы" делами о вредительстве "контрреволюционных и диверсионно-шпионских организаций" и их белорусских филиалов - "Промпартии", "Союзного бюро РСДРП (меньшевиков)" и других.

Новая разрушительная волна массовых репрессий обрушилась на ни в чем не повинных людей в 1937-1938 годы. Провозгласив защиту социализма от его "врагов", Сталин действовал как злейший и коварный враг. Никакой белый террор, никакая война не могли бы нанести такой урон народу, который нанес он, защищая свою личную абсолютную власть.

Для дальнейшей активизации деятельности судебных и несудебных органов 14 сентября 1937 года ЦИК СССР принял постановление "О внесении в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик изменений по рассмотрению дел о контрреволюционном вредительстве и диверсиях". Согласно этому постановлению, кассационное обжалование по делам о преступлениях, предусмотренных ст. 58-7 УК РСФСР и ст. 69-5 УК БССР (вредительство) и 58-9 УК РСФСР и ст. 71 УК БССР (диверсия), не допускалось, а приговоры о высшей мере наказания (расстрелы) приводились в исполнение немедленно.

Особенно активизировалась деятельность НКВД БССР и областных "троек" с июля 1937 года, когда, согласно указанию "сверху", на местах были составлены списки на весь "контрреволюционный" элемент. Вслед за этим в Беларуси, Западно-Сибирском крае и других регионах страны начались массовые операции по осуществлению арестов и фальсификации "контрреволюционных дел". Смысл этих акций сводился к "созданию" так называемых "всесоюзных контрреволюционных организаций": контрреволюционно-диверсионной, антисоветской повстанческо-террористической, эсеровской шпионской, контрреволюционной националистической фашистской, Польской организации войсковой и многих других.

Приказ №00485 был утвержден Политбюро ЦК ВКП(б) 9 августа 1937 г. (П 51/564), 11 августа подписан Ежовым и после этого вместе с закрытым письмом "О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР", также предварительно одобренным Сталиным и подписанным Ежовым, был разослан во все местные органы НКВД.

Необходимость одновременного издания этих двух документов была продиктована некоторыми особенностями предстоящей операции. Предыдущий оперативный приказ №00447, изданный 30 июля 1937 г., вышел без всякого сопроводительного письма. Он не требовал такого подкрепления.

Во-первых, потому, что ему предшествовала месячная интенсивная подготовка (учет контингентов, подлежащих аресту, переписка по составам "троек", корректировка лимитов на аресты и расстрелы и т.п.).

Во-вторых, и это важнее, приказ этот был по своей направленности совершенно ясен не только руководителям, но и рядовым работникам НКВД, которым предстояло его осуществлять. Он был направлен против привычных для них категорий лиц - кулаков, уголовников, членов бывших политпартий, духовенства и т.д., то есть именно против тех, кто всегда считался в СССР "враждебным элементом" и кого они арестовывали и осуждали многие годы. Не нов был и способ осуждения (местные "тройки"), опробованный частично в 1920-е гг., а повсеместно - в эпоху коллективизации.

Таким образом, приказ №00447 выглядел скорее естественным завершением, "последней точкой" в деле уничтожения "традиционных" врагов советской власти, чем чем-то принципиально новым. В приказе поражали разве что заданность цифр и их масштаб (за четыре месяца по Союзу следовало арестовать, провести следствие и исполнить приговоры в отношении почти 300 тысяч человек).

Совсем иначе должен был восприниматься приказ №00485. Несмотря на то, что речь там велась не о поляках как таковых, а о польских шпионах, все-таки из него следовало, что под подозрением оказывается едва ли не все польское население СССР, а это довольно трудно увязывалось с официально провозглашаемыми государством интернационалистскими лозунгами. К тому же среди сотрудников НКВД было немало поляков. Не могли не вызвать вопросов и отдельные формулировки, касающиеся категорий лиц, подлежащих аресту, например: все перебежчики или все бывшие военнопленные. Не те из них, кто подозревается во враждебной деятельности, а именно все. В практике ОГПУ-НКВД такого рода директива была новацией.

По признанию А.О. Постеля, сотрудника УНКВД БССР, "когда нам, начальникам отделений, был зачитан приказ Ежова об аресте абсолютно всех поляков, польских политэмигрантов, бывших военнопленных, членов польской коммунистической партии и др., это вызвало не только удивление, но и целый ряд кулуарных разговоров, которые были прекращены тем, что нам заявили, что этот приказ согласован со Сталиным и Политбюро ЦК ВКП(б) и что нужно поляков громить вовсю". По-видимому, именно в предвидении такой реакции на приказ №00485 и было издано параллельно ему "закрытое письмо", которое дополняло приказ и в некотором роде обосновывало его.

Тридцатистраничный текст письма, насыщенный именами и фактами, рисовал фантастическую картину деятельности польской разведки на территории СССР на протяжении двадцати лет: эта деятельность направлялась и осуществлялась Польской военной организацией (ПОВ) вместе со Вторым (разведывательным) отделом Польского генштаба; агенты ПОВ с давних пор захватили руководство компартией Польши и польской секцией Коминтерна, проникли во все звенья советского государственного аппарата (включая НКИД, НКВД, РККА); с их помощью в Союз из Польши под видом политэмигрантов, обмененных политзаключенных и перебежчиков были переброшены тысячи новых агентов, создавших в свою очередь множество шпионско-диверсионных групп, вербовка в которые в основном осуществлялась в среде местного польского населения.

Руководил всей этой сетью московский центр, действующий по указке Варшавы, однако отдельные группы или лица были связаны с Варшавой - непосредственно или через консульства Польши в СССР.

"Головка" организации "к настоящему времени" (то есть к августу 1937 г.) уже считалась разгромленной, и основной задачей органов НКВД, как она была сформулирована в преамбуле к приказу, стала "полная ликвидация незатронутой до сих пор широкой дивер-сионно-повстанческой низовки ПОВ и основных людских контингентов польской разведки в СССР".

Соответственно этой версии и перечислялись в приказе шесть намеченных к аресту категорий:

1. "Выявленные в процессе следствия и до сего времени не разысканные активнейшие члены ПОВ по прилагаемому списку"

Следствие по делу ПOB интенсивно велось в Центральном аппарате НКВД СССР с конца 1936 г., в конце июля 1937 г. полученные под пытками признательные показания нескольких десятков наиболее видных арестованных были сгруппированы в специальные тома, материалы которых, вместе с посвященными ПОВ тезисами доклада Ежова на июньском Пленуме ЦК ВКП(б), были использованы при составлении как приказа №00485, так и "закрытого письма". Одновременно из тех же показаний были извлечены имена, которые затем вошли в прилагавшийся к приказу список "не разысканных активнейших членов ПОВ". Часть показаний, кроме того, была размножена и разослана по органам НКВД вместе с приказом №00485 и "закрытым письмом".

2. "Все оставшиеся в СССР военнопленные польской армии"

В основном поляки-военнопленные советско-польской войны 1919-1920 гг. вернулись в Польшу в начале 1920-х гг., но некоторое их число (по предположительной оценке от 1,5 тысячи до 3 тысяч) оставалось в СССР и к середине 1930-х гг.

3. "Перебежчики из Польши, независимо от времени перехода их в СССР"

Экономические, социальные, семейные, а также политические обстоятельства определяли непрерывный на протяжении многих лет поток беженцев из Польши в СССР. Как правило, беженцы относились к беднейшим слоям польского населения.

Перебежчики (а в эту категорию включались все нелегально перешедшие госграницу на территорию СССР, независимо от того, были они задержаны погранохраной или добровольно заявили о себе) подвергались обязательной проверке, в процессе которой происходила сортировка: одних отправляли ("перебрасывали") назад в Польшу, других арестовывали по подозрению в шпионаже, контрабанде или иных преступлениях, третьих (членов революционных организаций), имевших соответствующие рекомендации, освобождали и разрешали им повсеместное проживание в СССР, наконец, четвертых (а их было более всего), которые, с одной стороны, имели право просить и получить в СССР убежище (круг этих людей был широк, сюда входили, например, дезертиры из армии), а с другой, не имели касательства к революционному движению, также освобождали, но расселяли и трудоустраивали в определенных областях.

Там они в течение трех лет находились на оперативном учете (то есть под наблюдением) в соответствующем органе ОГПУ-НКВД, куда должны были периодически являться на регистрацию, после чего, как правило, с учета их снимали, оформляли им советское гражданство, и они могли свободно менять место проживания.

Централизованного учета перебежчиков из Польши не велось, неизвестна была даже их общая численность (Ежов, выступая в январе 1938 г. перед руководящим составом ГУГБ НКВД, высказал предположение, что их несколько более 100 тысяч), и к 1937 г. следы очень многих из них затерялись, так что именно поиски перебежчиков стали едва ли не главной заботой НКВД в ходе реализации "польского" приказа.

4. "Политэмигранты и политобмененные из Польши"

5. "Бывшие члены ППС и других польских политических партий"

Именно согласно этим пунктам приказа №00485 был уничтожен почти весь рядовой состав польской коммунистической эмиграции в СССР, а также другие польские политические активисты, в особенности те, кто на каком-то этапе жизни был связан с Польской партией социалистичной (ППС), возникшей еще в 1892 г. и в своей долгой истории многократно делившейся, объединявшейся, дробившейся на фракции и группы и т.д.

По поводу же обмененных заключенных (такие обмены между Польшей и СССР происходили в 1920-1930 гг. на основании специальных соглашений, заключенных в 1923-1924 гг.; польских политзаключенных меняли, в частности, на арестованных в СССР ксендзов) "закрытое письмо" решительно утверждало, что практически все они агенты ПОВ и что аресты их в Польше были специально инсценированы с целью последующего внедрения в СССР.

6. "Наиболее активная часть местных антисоветских и националистических элементов польских районов"

Этот пункт фактически предписывал провести аресты в местах компактного проживания поляков. По данным переписи 1937 г., всего в СССР проживало 636.220 поляков, из них в УССР - 417.613, в БССР - 119.881, в РСФСР - 92.078. В Украине и в Белоруссии более двух третей поляков жили в сельских районах (еще в начале 1930-х гг. здесь действовало более 150 польских сельсоветов). Особенно много поляков проживало в Каменец-Подольской, Житомирской и Винницкой областях Украины.

В РСФСР наибольшее число поляков проживало в Ленинградской и Московской областях, а кроме этого в Западной Сибири. С 1936 г. около 36 тысяч (по другим сведениям - 45 тысяч) поляков жили в Казахстане - их выслали туда в результате чистки граничащих с Польшей районов Украины (эта акция по замыслу прямо предшествовала "польской операции" 1937-1938 гг.). Именно в поименованных регионах, а также на Урале, где, по мнению НКВД, осело много перебежчиков, приказ 00485 реализовывался с наибольшей интенсивностью.

Кроме перечисленных категорий приказ №00485 требовал прекратить освобождение из лагерей лиц, осужденных по обвинению в шпионаже в пользу Польши. Материалы на них за два месяца до конца срока следовало предоставлять в ГУЛАГ, откуда их передавали в Особое совещание при НКВД СССР (ОСО) для вынесения новых приговоров.

Существенное расширение подлежащих аресту контингентов произошло 2 октября 1937 г., когда Ежов специальным указанием распространил на членов семей лиц, арестованных по приказу №00485, свой приказ "О репрессировании жен изменников родины, членов право-троцкистских шпионско-диверсионных организаций, осужденных Военной коллегией и военными трибуналами", изданный еще 15 августа 1937 г.

Согласно этому приказу, аресту подлежали все жены осужденных этими судебными органами, вне зависимости от причастности к "контрреволюционной деятельности" мужа, а также их дети старше 15 лет, если они были признаны "социально опасными и способными к антисоветским действиям".

Жены по приговору ОСО заключались в лагеря на 5-8 лет, дети старше 15 лет в зависимости от имеющихся на них характеристик направлялись в лагеря, колонии или детские дома особого режима. Дети от 1 года до 15 лет, оставшиеся сиротами, направлялись в ясли и детские дома Наркомпроса.

"Следствием по делу вскрытой и ликвидированной контрреволюционной шпионско-диверсионной повстанческой организации "Польской организации войсковой" установлено, что в деятельности повстанческой организации принимали участие…" - такие слова из постановлений на арест были вписаны в дела многих тысяч поляков и белорусов, репрессированных в 1934-1938 годах не только на территории Беларуси, но и в Москве, Пятигорске, Новосибирске, Томске, Красноярске и многих других больших и малых населенных пунктах всего бывшего Советского Союза. Практически всех их обвиняли тогда в организованном заговоре против Советской власти. Организационной формой этого "заговора", по мнению работников НКВД, должна была быть некая подпольная контрреволюционная организация, под непосредственным руководством которой и по ее прямому указанию должны были действовать "враги народа" с польскими и белорусскими фамилиями. И совсем неважно, что такой организации в природе не существовало: она была "создана" в недрах НКВД.

Дело на "Польскую организацию войсковую" - одно из самых массовых после "Российского общевоинского союза" и "Союза спасения России" и яркий пример линейных арестов - арестов по национальному признаку. Филиалы организации "создавались" органами НКВД в абсолютном большинстве не только в центральных районах страны, но и в Западно-Сибирском крае, Восточной Сибири, на Урале. Тем более что сложностей это не вызывало - процент проживающих там поляков и белорусов (они в первую очередь включались в "расстрельные списки") был достаточно высок, сказалось их переселение в Сибирь в конце ХIХ и в начале ХХ столетия.

Преамбула обвинительного заключения всегда оставалась неизменной, менялись лишь фамилии да названия населенных пунктов, да "факты", да "примеры" враждебной деятельности.

"При допросах выясняли, где работал до ареста обвиняемый, чем занимался, были ли какие-либо факты пожаров, отравления скота и так далее. Выяснив эти вопросы, искусственно приписывали в показания обвиняемых совершение тех или иных актов вредительской или диверсионной деятельности…" (Из показаний от 27 августа 1957 года бывшего сотрудника Новосибирского управления НКВД уроженца Минской губернии Филиповича С.Ф.) И еще одно. У дел на "Польскую организацию войсковую" была особенность, отличающая эти дела от других, - почти все они были групповыми. Вспомним хотя бы судьбу жителей деревни Белосток Кривошеинского района Западно-Сибирского края, где за одну ночь в декабре 1937 года были арестованы все мужчины в возрасте от 16 до 70 лет. Большинство из них оказались в этом печальном списке. Вернулись же из них всего несколько человек.

И, может быть, не стоило говорить об этих мифических центрах и комитетах не существовавшей "Польской организации войсковой", если бы за ними не было реальных человеческих судеб. Судьбы людей с разными убеждениями, взглядами, прожитыми жизнями, но одинаковым ее завершением: подвалами НКВД и пулей в затылок. С архивно-следственными делами некоторых "членов" этой организации удалось познакомиться и таким образом более подробно изучить историю их жизненного пути.

Конвейер двигался исправно. Когда кончалось "сырье", доставляли новые его партии. Будто гигантская мясорубка перемалывала жизни тысяч людей. "Врагов народа" создавали искусственно. А когда их число таяло, начинались так называемые "маскирующие" репрессии. Главным образом они пришлись на вторую половину 1937-го и начало 1938 года. На местах арестовывались и там же расстреливались в первую очередь представители некоренной национальности и выходцы из других регионов. Так поддерживался миф о всеобщем распространении вражеской деятельности.

Областные и городские управления НКВД получали разнарядки на выявление заданного числа "врагов народа". Разными путями, в том числе с использованием заблаговременно накопленных доносов секретных осведомителей и общественных "помощников", срочно полученных новых "признательных" показаний ранее арестованных и т.п., составлялись списки уже конкретных людей под "разнарядку". Затем они арестовывались.

А начиналось все обычно так. Центр давал разнарядку на выявление определенного числа "врагов народа". На основании этого УНКВД давало соответствующие "задания" по районам и ждало на очередной месяц или квартал новых "конкретных" цифр.

Существовали специальные бланки отчетности. Все там по графам: сколько, из каких слоев "изъять", каких национальностей, отдельно военных, служителей культа и т.д. Дело доходило до того, что в общую численность обозначенных в разнарядке лиц, которых необходимо было арестовывать, сразу включалось уже число и тех, кто должен быть расстрелян. Перевыполнять "норму" разрешалось, но за недовыполнение следовало встречное наказание - вплоть до высшей меры "социальной защиты". Поэтому широко бытовала практика, когда арестованных тут же в "подходящем" месте - в лесу, в овраге, на кладбище - расстреливали, а потом, уже задним числом, оформляли дела с "признательными" показаниями.

Для активизации этой "работы" между городскими и районными отделами НКВД было развернуто "социалистическое соревнование" по принципу "кто больше арестует "врагов народа" по указанным категориям". По итогам 1937 года среди горотделов НКВД БССР первое место занял слуцкий во главе с лейтенантом госбезопасности Таракановым.

Целью репрессий были, конечно, не только изоляция или уничтожение неугодных. Надо было с помощью пыток и истязаний сломить их волю, заставить дать ложные показания в совершении "контрреволюционных преступлений", назвать себя "врагами народа". При соблюдении законных методов и форм следствия это было невозможно. Поэтому И.В. Сталин от имени ЦК ВКП(б) санкционировал применение физических методов воздействия, о чем свидетельствовала шифрованная телеграмма, направленная 10 января 1939 года секретарям обкомов, крайкомов, начальникам управлений НКВД. В ней, в частности, утверждалось: "ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)… ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь…"

Благодаря многочисленному аппарату НКВД машина террора работала безотказно. Люди, которые служили там, были разные и несут неодинаковую ответственность за преступления, совершенные тоталитарным режимом. Одни из них, сознавая, что перед ними не враги, а люди, невинно пострадавшие, пытались хоть чем-то помочь арестованным, но сами становились жертвами произвола. Другие понимали, кому они служили, против кого боролись, и старались выбивать нужные признания любой ценой.

Что превращало абсолютное большинство работников НКВД в садистов? Что заставляло их преступить все законы и нормы человечности? Главная причина - страх оказаться в положении заключенного. Этот страх подавлял все иные чувства. Кроме того, в органы НКВД шел особый отбор. Более гуманных отсеивали, самых жестоких и невежественных - оставляли.

Например, уроженец Минской губернии начальник Ямальского окротдела НКВД А.И. Божданкевич во время приведения приговоров в исполнение организовывал пьянки сотрудников за счет средств, изымаемых у осужденных к расстрелу; другую часть этих же средств использовал на оплату осведомителей; держал арестованных на допросе по несколько часов подряд по стойке "смирно"; арестованным женам в присутствии мужей заставлял выдергивать волосы с половых органов; применял длительный конвейерный допрос в течение нескольких суток; садил заключенных на ребро ножек табуретки; применял к подследственным гонку "гусиным шагом" до потери сознания; производил корректировку протоколов допросов путем предварительного написания их на черновиках, потом исправлял (шпионаж, диверсия), перепечатывал на машинке и заставлял, угрожая пистолетом, подписывать, применял при допросах пытку с использованием специально сделанной бумажной трубки для крика в уши подследственного до тех пор, пока он не терял рассудок…

За совершенные преступления А.И. Божданкевич в 1938 году был осужден Военным трибуналом войск НКВД к 5 годам лишения свободы, а в 1940 году был освобожден. Это только один из примеров применения тех методов, которые активно использовали с своей "деятельности" сотрудники органов НКВД от Бреста до Владивостока.

Вся страна, в том числе и Беларусь, была покрыта густой сетью тюрем и следственных изоляторов НКВД. Как правило, они дислоцировались во всех областных центрах и столицах союзных и автономных республик. В Москве, Ленинграде и Минске (их было 4) находилось свыше десятка тюрем и изоляторов специального назначения. В целом по стране этих карательных учреждений насчитывалось не менее 800-900 (точное количество установить не представляется возможным).

Несмотря на то, что до сих пор на территории Беларуси не выявлено наличие в 1930-1940-е годы исправительно-трудовых лагерей, это вовсе не означает их реального отсутствия. Наличие пересыльных тюрем и лагерей в Минске, Витебске, Могилеве, Слуцке, Гомеле позволяло держать там одновременно не менее 15-20 тысяч человек "спецконтингента". Срок пребывания этапируемых в пересыльных тюрьмах и лагерях зависел от оперативности администрации и мог длиться от нескольких часов до нескольких месяцев, а в среднем - 12-14 суток.

Учитывая то, что в период проведения массовых арестов, особенно в период 1937-1938 годов, органами НКВД БССР производились аресты нескольких тысяч человек, то возникала необходимость незамедлительного этапирования осужденных и подследственных к местам отбытия наказания.

Особенно часто уходили на Восток эшелоны после "освободительного похода" частей Красной Армии в западные области Беларуси. В частности, в одном из них оказалось 1580 уроженцев Вилейской области, осужденных Особым совещанием НКВД СССР 25 декабря 1940 года. Из них около 60% были этапированы в КотЛАГ, около 15% - в СибЛАГ, не менее 20% было доставлено в АрхангелЛАГ.

Встречали "контрреволюционеров" многочисленные лагеря ГУЛАГа. Как правило, они были одного типа. Территория, огражденная тремя рядами колючей проволоки. Первый ряд - высотой около метра. Основной, средний, ряд - высотой 3-4 метра. Между рядами колючей проволоки находились контрольные полосы, по углам четыре вышки. В центре находились помещения: медсанчасть, штрафной изолятор, обнесенный частоколом. Изолятор представлял собой капитальное помещение, разгороженное на одиночные и общую камеры. Потолки сделаны из бруса. Из такой "крепости" побег практически невозможен. Вокруг располагались бараки для заключенных, внутри которых нары. В зимнее время, да еще в условиях Урала, Сибири бараки к тому же не всегда отапливались. В таких нечеловеческих условиях мало кто из заключенных доживал до долгожданной свободы.

С сентября 1939 года "работы" у органов НКВД БССР снова резко прибавилось. Потянулись на Восток эшелоны с депортированными жителями Западных областей республики. В этом потоке только в Сибири оказалось более 60 тысяч белорусов, поляков, евреев, представителей других национальностей. С учетом граждан, репрессированных несудебными и судебными органами в административном порядке, эта цифра превышает 85 тысяч человек. Изучение архивных документов и материалов органов госбезопасности, МВД, судов и прокуратуры Российской Федерации, неофициальных документов, воспоминаний бывших политзаключенных позволяет сделать предварительный вывод, что на территории Западно-Сибирского края (ныне Новосибирская, Кемеровская и Томская области) в период 1930-х годов только судебными органами было репрессировано не менее 45-50 тысяч уроженцев Беларуси.