Русская культура XІІ-XV вв.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство сельского хозяйства российской федерации

Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Российский Государственный Аграрный Заочный Университет»

Контрольная работа

на тему «Русская культура XІІ-XV вв.»

по дисциплине «История»

Студентки 1,1*курса

по направлению 080100 «Экономика»

(профили «Бухгалтерский учет, анализ и аудит»)

Шафиева Л.М.

Содержание

Введение

1. Произведение русской литературы XІІІ века

2. Прославление русской победы в Куликовской битве в литературе XV века. Составление летописных сводов в городах

4. Рассвет русской живописи. Художники А. Рублев и Ф. Грек

5. Развитие зодчества. Строительство Кремля в Москве

Список Литературы

Введение

Русское государство, образованное на границе Европы с Азией, достигшее своего расцвета в 10 - начале 11 века, в начале 12 века распалось на множество княжеств. Этот распад произошел под влиянием феодального способа производства. Особенно ослабилась внешняя оборона Русской земли.

Князья отдельных княжеств проводили свою обособленную политику, считаясь в первую очередь с интересами местной феодальной знати и вступали в бесконечные междоусобные войны. Это привело к потере централизованного управления и к сильному ослаблению государства в целом. Владимирско-Суздальское княжество, впоследствии главенствующая территория Северо-Восточной Руси, охватывало междуречье Оки и Волги. На его территории лежал путь из Белого озера по Шежне на Волгу.

Связано было княжество не только с торговлей новгородской, что уже немало значило, но и с торговлей европейской, и по Волге с Каспием, Средней Азией, Поднебесной Империей, с Византией.

По Москве-реке вел путь в Коломну, по Оке на Волгу и по Клязьме на Волгу. Владимирское княжество было частью некогда могучего и единого, но в 13 веке расхватанного на куски Киевского княжества. Переславль стал самостоятельным княжеством, княжества: Черниговское, Новгород-Северское, Галицко-Волынское, Смоленское - стали самостоятельными. Бывшая Киевская Русь оказалась рассечена на две части: Южную и Северо-Восточную. Центром Южной Руси из-за потери Киевского политического значения стало Галицкое княжество, возглавляемое тогда Ярославом Осмомымсловым. В Северо-Восточной части преобладающее положение стала занимать Владимиро-Суздальская земля. литература летописный кремль

Наряду с Галичем сформировался еще один политический центр - Владимир, который охраняли непроходимые леса, болота, реки и Рязанско-Муромское княжество. В 1206 году в далеких местах на реке Ононе собрались вожди кочевых племен на курултай, где провозгласили своим верховным вождем Темучина - одного из удачливых степных вожаков и нарекли его Чингисханом. Этот курултай сыграл трагическую роль в судьбе всей Древней Руси.

Чингисхан силой объединил под своей рукой всех монголов, некоторые соседние племена и на основе родового признака создал войско, которому в 12-13 веках, эпоху развитого феодализма, в среднеазиатских государствах, на Руси и в Европе равных не было. Прежде всего, Чингисхан устремлял свой взгляд на богатейшие государства Средней Азии.

Цель Чингисхана - разграбление городов: Бухары, Самарканда, Мерва, Ургенча и других. Все завоевание было совершено за 3 года - 1219-1221 год. «В 1224 году явился народ незнаемый. Пришла неслыханная рать. Безбожные татары, о которых никто не знает. Кто они и откуда пришли? Что у них за язык, и какого они племени, и какая у них вера...?»

1. Произведение русской литературы XIII века

В начале XIII века, когда в условиях раздробленности Руси лучшие русские писатели неустанно призывали князей прекратить междоусобицы и объединиться для защиты государства от чужеземных захватчиков, в далекой Монголии происходили события, последствия которых вскоре ураганом обрушились на народы Европы и Азии.

В 1206 году на берегу степной реки Ононе был провозглашен всемонгольским каганом нойон (то есть князь) Темучин, который с этого дня получил имя Чингисхана. Так закончилась в Монголии длительная борьба между разными родовыми и племенными вождями за лучшие пастбища, скот, пленных и власть.

В итоге появилось раннефеодальное государство. Провозглашенный всемонгольским каганом, Чингисхан окружил себя личной гвардией, которая предназначалась не только для его охраны, но главным образом для выполнения карательных операций внутри государства. Методы, которыми Чингисхан достиг своего могущества, были предельно жестоки. Побеждая отдельные монгольские племена, он большую часть людей убивал, а остальных обращал в рабство. Опираясь на превосходно организованное войско, спаянное железной дисциплиной и устрашаемое личной гвардией, Чингисхан начал свои беспримерные походы.

В 1209 году им были завоеваны уйгуры в Восточном Туркестане, в 1211 -- карлуки в северной части Семиречья, в 1215 году был взят Пекин и весь Северный Китай. С 1218 года началось завоевание Средней Азии. Преследуя бежавшего хорезм - шаха Мухаммада, один отряд монголов прошел через Южный и Северный Кавказ и в 1220 году вышел в южнорусские степи, затем вторгся в 1222 году в Крым и разграбил там город Сурож (Судак).

Возвращаясь назад, монголы опустошили степи прикаспийских кочевников, главным образом, половцев. Половцы обратились за помощью к русским князьям. И тогда на съезде в Киеве было решено выступить в степь вместе с половцами против монголов.16 июня 1223 г. произошло первое сражение русских с этим новым врагом -- знаменитая битва на реке Калке. В этом сражении русские потерпели сокрушительное поражение из-за княжеской розни и малочисленности своего войска.

Монголы опустошили несколько русских городов и вернулись в Азию. Но спустя 14 лет они вновь появились в русских землях. За это время монголы успели разорить Малую Азию, а также закрепиться в той части восточной Европы, которую они называли Кипчаком, и которая была отдана в удел хану Батыю. Уже в 1229 г. Батый оказался близ Яика. Подвигаясь медленно, монголы в 1232 г. подошли к Волге, здесь они прокочевали около трех лет и только в 1236 г. завоевали волжских болгар.

В декабре 1237 г. полки хана Батыя перешли Волгу и осадили окраинный русский город Рязань. Вскоре город был взят, полностью разрушен и сожжен, а его население почти все было перебито. Вслед затем войска Батыя опустошили северные русские города: Коломну, Москву, Владимир, Суздаль, Ярославль, Юрьев, Дмитров, Переславль, Ростов, Тверь, а также все северное Поволжье.

Разрозненные силы Северо-Восточной Руси тщетно пытались сопротивляться монголам. 4 марта 1238 г. на реке Сити произошла битва Владимиро-Суздальцев с войсками Батыя. Русские потерпели сокрушительное поражение, а Батый в результате двинулся на Новгород Великий, и только весенняя распутица не позволила ему дойти до города-республики. На обратном пути монголы опустошили Смоленское княжество и Козельск. Затем они ушли на Дон воевать против половцев. В следующем году монголы появились уже в южной Руси, взяли Переславль, Чернигов, Киев (1240 г.), Галицкие и Волынские города. После этого они двинулись далее на запад. Весной 1241 года одна часть татаро-монгольского войска под водительством Бурундая двинулась на Польшу, а другая, под командованием самого Батыя, перейдя Карпаты, обрушилась на Венгрию. 9 апреля у Лигинца польское войско во главе с краковским князем Генрихом Благочестивым потерпело сокрушительное поражение. А 12 апреля на реке Сайо Батый наголову разбил шестидесятитысячную армию венгерского короля Белы IV.

К началу 1242 года монголы начали уже чеканить в Венгрии собственную монету, рассчитывая, по-видимому, надолго остаться на Дунайской равнине. Действуя по заранее продуманному плану, весной того же года татары вторглись в Хорватию и Далмацию, разрушили Загреб и Котор, выйдя в окрестностях Дубровника на побережье Адриатического моря. Их ошеломляющие победы и быстрота продвижения на запад вызвали небывалую панику в Европе. Даже в Англии был запрещен выход судов в море из опасения татарского вторжения на остров.

Только благодаря новым воинским успехам русичей, монголы отказались от завоевания Западной Европы и вернулись назад, дабы защитить свой тыл на востоке ввиду неожиданно обнаружившейся военной мощи Руси, которая, казалось, была сломлена. Дело в том, что тогда, в 1240 году, шведские войска короля Эриха Картавого, по инициативе Ватикана, напали на новгородские владения, но были наголову разбиты на Неве новгородской дружиной молодого князя Александра Ярославича.

После этого, весной 1242 года, уже крестоносцы Ливонского ордена вновь с благословения римского папы вошли в новгородские земли и опять-таки потерпели страшное поражение на льду Чудского озера. Эти победы показали, что Русь, несмотря на опустошение почти всей ее территории, обладает еще достаточной военной мощью для борьбы со своими врагами.

Именно это и заставило Батыя внезапно, без всякой видимой причины прекратить свои завоевания в Западной Европе, повернуть назад и, удовольствовавшись получением регулярной дани с Русской земли, основать в заволжских степях свое татарское государство, получившее название Золотой Орды.

В течение XIII века татары дважды -- в 1255 и 1272 гг. -- производили на Руси поголовную перепись всех платежных сил. Так началось монголо-татарское иго, которое тяготело над Русской землей более двух веков. Только в 1480 г. великий московский князь Иван III смог отказаться от уплаты ежегодной дани татарам.

Зависимость от Золотой Орды отбросила Русь на несколько веков назад. Но в контексте мирового исторического процесса Русь оказала всей Европе бесценную услугу, оградив собой ее культуру от разгрома и истощения. Об этом замечательно написал в свое время А. С. Пушкин: «России определено было высокое предназначение: её необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощённую Русь, и возвратились на степи своего Востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией».

В первое время монгольской зависимости русское общество, по-видимому, пребывало в глубокой моральной депрессии. При таком состоянии народа именно Церкви принадлежала ведущая роль в укреплении в людях духовных сил. Русские книжники, подавленные тяжестью и неожиданностью случившегося с Русской землей, находили, прежде всего, религиозное объяснение этой катастрофе: порабощение Руси они объясняли наказанием Божиим за грехи; Бог дал победу врагам не потому, что он им покровительствовал, а потому, что таким образом самим русичам указывал на путь покаяния и духовного совершенствования.

На Руси, как и среди других славянских народов, завоевателей прозвали татарами, заимствовав этот термин у них самих (в монгольском языке он был самоназванием северно-китайского племени, а в древнетюркском языке имел значение «заика»), но соотнеся его с понятием об аде, тартаре.

Происшедшее бедствие отразилось в ряде произведений повествовательного, проповеднического и житийного характера. Древнерусские летописцы оставили несколько замечательных описаний отдельных эпизодов монголо-татарского нашествия. Самым первым откликом на монголо-татарское нашествие является «Повесть о битве на реке Калке», читающаяся в ряде летописей, в частности в Лаврентьевской, Ипатьевой, Новгородской первой и др. Замечательно начало этой повести:

«Явишься языцех, их же никто же добре ясно не весть, кто суть и отколе изидоша, и что язык их, и которого племени суть, и что вера их. И зовутся татары, а ини глаголють таурмены, а другие печенези, ини глаголють, яко се суть, о них же Мефодий Патарийский епископ свидетельствует, яко си суть пришли из пустыня Етриевскы, сущей межю востоком и севером, тако бо Мефодий рече: яко к скончанью времен явитися тем, яже загна Гедеон, и попленят всю землю от востока до Ефранта и от Тигра до Понетьского моря, кроме Ефиопья. Бог же един весть их, кто суть и отколе изидоша, премудрии мужи ведят я добре, кто книги разумно умеет; мы же не вемы, кто суть, но сде вписахом о них памяти ради Русских князий беды, я же бысть от них... Далее автор повести сообщает о разгроме монголо-татарами соседствующих с русскими землями народов: ясов, обезов, касогов и половцев. Разгром половецких земель, по его мнению,-- это возмездие половцам за все те беды, которые они причинили русскому народу. Русские князья решают выступить против неизвестных им дотоле врагов в ответ на просьбы половцев».

Татары присылают к русским князьям своих послов, чтобы отговорить их от похода. Они предлагают заключить союз против половцев, но русские князья остаются верными своему слову: татарских послов избивают, а русские войска выступают в поход. События на Калке развертывались так. Когда объединенные русские силы подошли к реке, монголо-татары внезапно обрушились на них, так что Русиче, не успев исполчится против татар, обратились в бегство. При этом киевский князь Мстислав, находившийся со своим отрядом в стороне от основного лагеря, видя се зло, не движется с места. Это и определило исход всего боя, а также его собственную судьбу. Огородившись тыном из кольев, отряды Мстислава приготовились к обороне. Но они смогли продержаться всего лишь три дня. Все захваченные воины были перебиты, а Мстислав и другие князья были подвергнуты мучительной и позорной казни -- их раздавили дощатым помостом, на котором пировали победители. Заканчивается повесть словами о том, что татары преследовали русских до Днепра, что было убито шесть князей, а из воинов только десятый приде каждого въсвояси.

Поражение на Калке вызвало всеобщее горе на Русской земле.

«Повесть о битве на Калке» была написана в традициях русских воинских летописных повестей XII в., по-видимому, участником битвы. Ее автор далек от воспевания подвигов и официального прославления князей-феодалов. Его главная мысль состоит в осуждении князей за их рознь, за неумение блюсти общерусские государственные и народные интересы. Единственно спасительным выходом из этого хаоса ему представляется объединение всех сил русского народа вокруг великого киевского князя.

Повесть на многие годы сохранила горькую память русичей об их первом столкновении с монголо-татарами. Ее неоднократно переписывали и перерабатывали при составлении различных летописных сводов, к ней, кроме того, обращались, когда вспоминали о Калкской битве в связи с другими сказаниями о борьбе русского народа с монголо-татарским игом.

Другим замечательным памятником литературы является «Повесть о разорении Рязани Батыем» посвященная событиям 1237 года. Это произведение состоит из двух идейно и художественно связанных между собой частей. Вначале в ней рассказывается о событиях, случившихся в крымском городе Корсуне за двенадцать лет до гибели Рязани. Корсунь, вместе с Суражем, Керчью и Тмутараканью, издавна играл большую роль в торговле древнерусского государства. Через эти портовые города шла вся русская торговля с Византией, Балканскими странами и Кавказом. Несмотря на то, что еще в XII веке эти города были захвачены половцами, они все еще сохраняли свое торговое значение и в значительной степени были населены русскими людьми. Поэтому, когда в 1222 году монголо-татары вторглись в Крым и разграбили Сурож, некто корсунянин по имени Евстафий, священник той самой церкви, в которой, по преданию, крестился князь Владимир Святославич, решил уехать из родного города Русскую землю. Забрав свою семью, а также особо чтимую икону святителя Николая, он отправился на Русь кружным путем, ибо через причерноморские степи путешествовать было опасно. Евстафий проехал морем вокруг всей Европы и почти через три года прибыл в Новгород. Оттуда он направился уже в рязанские пределы, поскольку Рязань, будучи богатым торговым городом, была в то время прочно связана с Крымом. На этом, собственно, и кончается первая часть «Повести».

Вторая часть начинается со слов: В лето 6745 (1237), во второе на десять лето по принесении чудотворного Николина образа из Корсуня, приди безбожный царь Батый на Русскую землю со многими вои татарскими и ста на реце на Воронеже близ Резанскиа земли.… Узнав о вторжении татар, рязанский князь Юрий Ингоревичем, обратился за помощью к суздальскому князю Юрию Всеволодовичу, но тот не захотел помочь ему. Не помогли Рязанцам также князья черниговские и северские под тем предлогом, что Рязанцы де не участвовали в битве с татарами на реке Калке. Лишь ближайшие родичи Юрия Ингоревича, местные рязанские князья да пронский князь Всеволод Михайлович с одним из Муромских князей откликнулись на его призыв. В этой неравной и безнадежной борьбе с могущественным противником Рязанцы проявили такой героизм, такое величие духа, что трагическая судьба маленького русского княжества стала в веках символом русской доблести и беззаветной любви к отечеству.

«Повесть» принадлежит к лучшим образцам древнерусской воинской прозы. Она написана весьма выразительно, исполнена взволнованного лиризма, пронизана страстным патриотическим пафосом, она скорбно и драматически повествует о гибели всех удальцов и резвецов рязанских, которые до конца выпили единую круговую чашу смерти в последней битве с татарами. Автор повести создал замечательные образы русских людей. Таковы, например, образы князя Федора Юрьевича и его супруги Евпраксии, поистине доброй жены. Рязанский князь Юрий послал своего сына Федора вместе с другими князьями к безбожному царю Батыю с дарами и просьбой, чтобы он не воевал Рязанский земли. Царь-Батый, приняв дары, обещал не идти против Рязани только, если рязанские князья пришлют к нему своих дочерей и сестер. Один из рязанских вельмож из зависти и, вероятно, желая подслужиться Батыю, сообщил ему, что у Федора есть жена из царского рода, княгиня Евпраксия, необыкновенная красавица. Батый сказал князю, Федору Юрьевичу: Дай мне, княже, ведети жены твоей красоту. Но князь Федор засмеялся в ответ: Не полезно бо есть нам, християнам, тебе, нечестивому царю, водити жены своя на блуд. Аще нас преодолеешь, то и женами нашими владети начнеши. Батый в гневе повелел убить князя Федора, а тело его приказал кинуть зверям и птицам на растерзание. Спутники Федора были также перебиты. Лишь один из них смог спастись. Он и доставил княгине Евпраксии известие о происшедшем. Княгиня в это время находилась в превысоком тереме своем, держа на руках сына Ивана. Узнав, что ее муж погиб, защищая ее честь, она выбросилась из окна вместе с сыном и разбилась насмерть: И плакавшаяся весь град рязанский на много час. При этом в повести дается объяснение наименования места, где остановилась привезенная из Корсуня икона святителя Николая: княгиня с сыном убилась, то есть заразилась, поэтому и место ее гибели стали называть Зараз, соответственно и икону назвали «Заразской».

Особое место в «Повести» занимает описание подвига Евпатия Коловрата, стилистически близкое и к устно-поэтическому былинному сказу и к библейскому повествованию. Вот, например, фрагмент: И погнаша во след безбожного царя, и едва угнаша его в земли Суздальстей, и внезапу нападоша на станы Батыевы, и начата сечи без милости, и сметоша яко все полки татарския…

Близок к русским народным былинам и другой отрывок: Царь Батый начал вопрошати: Коеа веры еста вы и коеа земли? И что мне много зла творите? Они же реша: Веры христианския есве, храбры великого князя Юрия Ингоревича Рязанского, а от полку Евпатиева Коловрата. Посланы от князя Ингваря Ингоревича Рязанского тебя, сильна царя, почтити и честно проводити, и честь тебе воздати. Да не подиви, царю, не успевати наливати чаш на великую силу-рать татарскую!

Повесть, несмотря на то, что рассказывает о гибели Рязани и Рязанцев, удивительным образом оптимистична, ее автор как бы совершенно уверен в конечной победе русичей над ненавистными захватчиками.

Русские воины, князья и дружина в повести беззаветно мужественны и доблестны, их связывают рыцарские отношения. Князья гордятся своей дружиной, заботятся о ней и оплакивают павших в бою воинов. А удальцы и резвецы рязанские, верные своим вождям, сражаются с врагами земли Русской крепко и нещадно, яко и земле постонати, они готовы пити смертную чашу с своими государями равно. Очень сильно звучит в повести героико-патриотический мотив: Лутче нам смертию живота купити, нежели в поганой воли быти. Этот главный мотив «Повести» давал русским людям опору в их последующей борьбе с монголо-татарским игом.

В Галицко-Волынской летописи сохранилась также небольшая «Повесть о разрушении Киева Батыем», восходящая, несомненно, к устнопоэтической народной песне об этом горестном событии. Несмотря на то, что эта песня XIII века попала в летопись в книжной переработке, она сохранила поразительную близость к русским народным былинам, записанным лишь в XVIII--XIX столетиях, но рассказывающим об осаде Киева татарами. В «Повести» XIII века так описывается появление Батыевых орд под Киевом: Приде Батый Киеву в силе тяжьце, многом множьством силы своей, и окружи град, и остолпи сила татарьская, и бысть град во обьдержании велице. И небе Батый у города, и отроци его объседяху град, и не бе слышати от гласа скрипания телег его, множества ревения вельблуд его и рьжания от гласа стад конь его. И бе исполнена земля Русская ратных. Далее в «Повести» рассказывается о том, как Батый приказал поставить стенобитные орудия и бить беспрестанно день и ночь в стены города. Разбив стены, татары бросились в город, но встретили жестокий отпор. Во время сражения за тучей из стрел не видно было солнца, а от треска копий и ударов по щитам--не слышно было голоса человеческого. Татарам удалось сбить киевлян с разбитых стен. Но за ночь горожане построили другую стену около Десятинной церкви. На другой день татары возобновили свой натиск, под их напором люди в отчаянии бросились к церкви, заполнили ее всю, поднялись на церковные своды, захватывая с собой имущество. От тяжести церковные своды рухнули, задавив множество людей. Город был захвачен татарами, и значительная часть его населения беспощадно уничтожена. Между прочим, произведенные в Киеве в советское время археологические раскопки подтвердили это литературное свидетельство XIII века.

Примечательно, что разорение, произведенное Батыем в Русской земле, оставило очень глубокий след в народной памяти. И даже спустя много лет после него появлялись отражающие его произведения. Такова, например, «Повесть о Меркурии Смоленском», в основу которой было положено легендарное предание о чудесном спасении Смоленска, благодаря божественному вмешательству, от Батыя. Литературная обработка этого предания была произведена не ранее конца XV -- начала XVI в. Согласно одному из вариантов повести, в Смоленске жил некий богобоязнивый юноша по имени Меркурий. Когда силы Батыя подошли к Смоленску, проливая безвинную кровь русских людей, аки воду, пономарю пригородного Печерского монастыря явилась пресвятая Богородица и повелела ему привести этого Меркурия к ней. Затем Она благословила юношу на подвиг. Вооружив его мечом, Богоматерь велела ему идти в стан Батыя и смело напасть на врага. Когда он перебьет силы Батыя, перед ним явится прекрасный воин, которому Меркурий должен отдать свой меч. Воин отсечет этим мечом Меркурию голову, а он, держа свою голову в руке, вернется в Смоленск и будет здесь с почетом погребен в ее (Богородицы) церкви. Все свершается так, как предсказала Богородица.

С отдельными изменениями, со значительными дополнениями и книжно-риторическими вставками, этот сюжет повторяется в другом, более распространенном варианте «Повести». По нему Меркурий является уже знатным римлянином, некогда пришедшим в Смоленск. Голову Меркурию отсекает не прекрасный воин, а сын вражеского «исполина», которого Меркурий поразил. После того как Меркурий был похоронен, он явился пономарю, который нашел его по повелению Богоматери, и велит повесить его оружие над его гробницей как святыню, которая будет избавлять Смоленск от врагов.

Как видно, в этом сказании отразились ужас и горе, испытанные русским народом, и эпические мотивы героической борьбы народа с поработителями в годы монголо-татарского нашествия и ига. Меркурий, несмотря на житийно-религиозный характер этого образа, выступает в обоих видах произведения как эпический герой: он один избивает силы врага. Батый, напуганный чудесной силой Меркурия, в малой дружине бежит от стен Смоленска в Венгрию, где гибнет. Можно думать, что в первоначальном виде легендарного сказания эпический элемент был выражен еще ярче.

2. Прославление русской победы в Куликовской битве в литературе XV века. Составление летописных сводов в городах

Куликовский цикл в устной и письменной исторической традиции

Национально-освободительная война 1380 года освещалась, прежде всего, в устных рассказах ее участников. Центральной темой их было сражение на Куликовом поле. На основе кристаллизации первых впечатлений складывались более или менее устойчивые повествования, исполнявшиеся одними и теми же лицами достаточно часто. Это обычное для устной традиции явление: наиболее талантливого рассказчика-очевидца слушают особенно охотно, и его рассказ приобретает вследствие этого ту степень полноты и детализации, какая в наибольшей мере удовлетворяет слушателей более или менее однородной социальной среды.

Один из таких устоявшихся обстоятельных рассказов о событиях 1380 года был записан, очевидно, в Полоцке в 1386 году. Здесь он составил основу подробной Повести о Куликовской битве, написанной тогда кем-то из окружения князя Андрея Ольгердовича. Рассказчиком был один из его сподвижников, участвовавший вместе с ним в Куликовской битве. Повесть, использовавшая, кроме этой записи, выборку из синодиков (перечней погибших для поминания их в церквях) и ряд литературных источников, отразила политическую ориентацию на союз с Москвой против литовского князя Ягайла, а также резко отрицательное отношение к рязанскому князю Олегу, вызванное главным образом политической ситуацией 1386 года, и связанные с тогдашними событиями личные настроения князя Андрея Олъгердовича.

Полный извод основной редакции Повести о Куликовской битве использовался как материал для более или менее сокращенных обработок и только во второй четверти XVI в. целиком попал в летописный свод. Устный же рассказ, составивший в 1386 году основу Повести о Куликовской битве, продолжая бытовать в пересказах, постепенно превращался в историческое предание; оно взаимодействовало в устной традиции с героическим Сказанием о Задонщине. Это Сказание представляло собой возникшее по свежим следам событий поэтическое прославление героев Куликовской битвы, соединенное с опаливанием павших. Оно было плодом устного творчества на основе поэтической традиции героических сказаний, более ранним порождением, которой являлось Слово о полку Игореве. В результате соединения в устном репертуаре Сказания о Задонщине (и, вероятно, других сказаний такого рода) с продолжавшим эволюционировать развернутым преданием о войне 1380 г. возникло Сказание о Мамаевом побоище, которое перемежало прозаическое повествование и поэтические пассажи.

В жанровом отношении оно было близко памятникам средневекового германского эпоса и аналогично скандинавским сагам, включавшим в свой текст поэтические произведения скальдов. Сказание о Мамаевом побоище (как и Сказание о Задонщине) в начале отражало, в основном, настроения той же социальной среды, из которой вышел ранее устный рассказ, легший в основу Летописной повести о Куликовской битве. Это было главным образом воинское окружение близких по своим политическим интересам и, очевидно, связанных личной дружбой князей Владимира Андреевича Серпуховского и братьев Ольгердовичей - Андрея князя Полоцкого и Дмитрия князя Брянского и Трубчевского.

Вскоре после появления Сказания о Задонщине в Новгороде создается Сказание о новгородцах. Оно возникло как полемический ответ на Сказание о Задонщине и как продолжение того пассажа его, где говорилось о медлительности новгородцев во время сбора русских войск для отражения нашествия. Пафос Сказания о новгородцах состоял, прежде всего, в подтверждении участия новгородского войска в войне 1380 г. По-видимому, именно этому Сказанию обязан своим происхождением эпический перечень числа погибших в Куликовской битве князей и бояр от разных земель Руси, в котором новгородские воеводы упомянуты были первыми после Белозерских князей. Все эти три сказания представляли собой устные произведения, передававшиеся и варьировавшие соответственно закономерностям фольклорной традиции.

Позже их появления создается письменным путем пространная редакция Сказания о Задонщине. Основу ее составила запись одного из вариантов краткой редакции, за которой еще в устной традиции закрепилось авторство Софония Рязанца (подобно тому, как авторство скальдов закреплялось в изустной передаче скальдической поэзии). Составитель пространной редакции Сказания о Задонщине кроме краткой его редакции использовал, несомненно, Сказание о новгородцах и, по-видимому, Сказание о Мамаевом побоище.

Пространная редакция Сказания о Задонщине предназначалась для устного исполнения. Она действительно вошла в устный репертуар, но бытовала и в рукописях (служивших, вероятно, пособием для устного исполнения). Дошедшие рукописи Сказания о Задонщине отразили взаимодействие ее устных и письменных текстов, а также взаимодействие ее редакций в устном репертуар.

Запись устного Сказания о Мамаевом побоище (авторство которого, по-видимому, в устной традиции тоже приписывалось нередко Софонию Резанцу) была положена в основу Повести о Мамаевом побоище. Вторым источником фактических сведений для составителя этой Повести послужила разрядная память. Она представляла собой сжатое, но детальное описание фактов с преимущественным вниманием к деятельности великого князя и к фиксации имен исполнителей его распоряжений.

Это был, очевидно, документ, составленный (на основе личных воспоминаний, рассказов участников войны и слухов о судьбе Мамая) одним из приближенных Дмитрия Донского какое-то время спустя после событий. Возможно, что текст сначала предназначался для использования в летописи. По жанру он был весьма близок позднейшим разрядам. Следов использования Памяти о Куликовской битве в летописных сводах первой половины и середины XV в. не обнаруживается. Можно предполагать, что это следствие, во-первых, существования шире охватившей факты войны 1380 г. Летописной повести о Куликовской битве, во-вторых, - тех же причин, которые побуждали исключать из самой этой повести подробный перечень лиц, руководивших тогда русскими войсками. Повесть о Мамаевом побоище, составление которой было, очевидно, связано с Троице-Сергиевым монастырем, использовала и местное предание о посещении его Дмитрием Донским перед отправлением в поход, а также ряд литературных источников.

Дальнейшая эволюция рукописной Повести о Мамаевом побоище шла параллельно эволюции устного Сказания о Мамаевом побоище. Позднейшие его варианты, обогащаясь включением ранее не использованных припоминаний, оказывали влияние как на последующие редакции, и изводы Повести, так и на отдельные ее списки. Подобным же образом воздействовали на Повесть Сказание о Задонщине и Сказание, о новгородцах, каждое из которых в устном репертуаре имело множество вариантных различий. На материале этой Повести удается проследить существование нескольких устных версий Сказания о новгородцах.

Многочисленные рассказы непосредственных участников сражения на Куликовом поле порождали, несомненно, в тогдашнем фольклоре и другие героические сказания, предания, легенды, некоторые из которых оказали существенное влияние на Повесть о Мамаевом побоище и воздействовали в отдельных случаях на позднейшие разновидности Летописной повести о Куликовской битве. Есть достаточные основания предполагать, в частности, существование особых сказаний о подвигах Пересвета и Осляби.

Следы таких сказаний сохранились не только в средневековых рукописях, но и в кратких преданиях, записанных собирателями фольклора уже в XIX и XX вв. По-видимому, наиболее широкую и устойчивую популярность приобрело в фольклоре Сказание о подвигах Захария Тютчева, который был отправлен для переговоров с Мамаем незадолго до Куликовской битвы, а затем участвовал и в самом бою. Оно несколько раз было использовано редакторами и переписчиками Повести о Мамаевом побоище. В устном репертуаре это Сказание контаминировалось со Сказанием о Мамаевом побоище, использовало мотивы Сказания о Задонщине и, вероятно, некоторых других устных произведений, отзывавшихся на Куликовскую битву.

Одна из развернутых устных версий Сказания о Захарии Тютчеве была записана в XIX в. на севере России. Другая версия этого сказания, попавшая на Балканы, была здесь переработана в юнацкую песню. В том же XIX столетии были опубликованы две записи различных вариантов этой песни, одна из которых принадлежала выдающемуся собирателю южнославянского фольклора Вуку Караджичу. Обе версии испытали воздействие поэтики былин. В свою очередь героические сказания, предания и легенды, обязанные своим появлением Куликовской битве 1380 г., битве на реке Вожже 1378 г. и другим событиям борьбы с Ордой в последней четверти XIV в., весьма существенно повлияли на былины.

По-видимому, в XV столетии (а частично, может быть, уже в конце XIV в.) оформились былины, посвященные успешному отражению татарского нашествия. Создание этих былин происходило, очевидно, на территории Новгородской земли. Сюжетная основа их в значительной степени восходила к былинам более древним, отзывавшимся на борьбу против нашествий степных кочевников еще во времена Киевской Руси. В ряде случаев переделки древних былин оказывались, по-видимому, малосущественны и сводились преимущественно к внесению отдельных исторических реалий (например, имени Мамая как предводителя вражеских войск, названия «Куликово поле») или второстепенных сюжетных мотивов, обязанных фактам последней четверти XIV века. Это еще не влекло за собой такой переработки, которая позволяла бы говорить о появлении новых произведений былинного эпоса. Но появлялись и действительно новые былины.

В них исторические события этого времени отразились достаточно существенно. Таковы, прежде всего, три произведения: «Камское (Мамаево) побоище», «Илья Муромец и Камлин-царь», «Ермак и Камлин-царь». Первое из них как бы суммарно поэтизировало реалии 1380-1382 гг. в их совокупности, второе иносказательно отобразило главным образом саму Куликовскую битву, предметом третьего оказалась битва на р. Вожже. Однако и эти былины появились на основе переработки предшествовавших былин, часть которых продолжала существовать в устном репертуаре и после распространения былин новых.

Актуальный материал для них черпался главным образом из устных героических сказаний. Непосредственно на эти былины повлияли Сказание о Мамаевом побоище, Сказание о новгородцах, Сказание о Задонщине, Сказание о Захарии Тютчеве, а также некоторые из дошедших до нас преданий и легенд, в частности, - записанное в XIX веке предание об участии Рязанца Ермака в битве 1378 г.

Воздействовали на эти былины и другие устные произведения, конкретно отражавшие крупные исторические события того времени. Это относится не только к фактам освободительной борьбы русского народа против Орды. На былины данного круга повлияли и принесенные в то время с Балкан рассказы о наиболее выдающемся эпизоде решающего сражения между сербами и турками на Косовом поле в 1389 г. - убиении султана Мурата I сербским витязем Милошем Кобиличем.

Таким образом, не только русский фольклор о Куликовской битве отразился в устном репертуаре южных славян, но и южнославянский фольклор о Косовской битве отображался в русских былинах. Былины перерабатывали впечатления от событий 1380 г., через посредство устных произведений, прямо отображавших эти факты, и в приложении к позднейшей истории взаимоотношений с Ордой.

Наиболее ярким примером является повествующая о свержении татарского ига былина «Добрыня и Василий Казимирович». Она возникла, очевидно, путем переработки древнего былинного материала под воздействием Сказания о Захарии Тютчеве и соединилась в основной своей версии с первыми впечатлениями от событий 1480г., связанных с реальной деятельностью новгородского посадника Василия Казимира.

Для былин, повествующих о борьбе против татарского ига вообще характерно игнорирование руководящей роли в этой борьбе Москвы и выдвижение новгородских персонажей. Причиной являлась главным образом почти постоянная неприязнь между московскими властями и Новгородской республикой, в пределах которой продолжал полнокровно существовать былинный эпос, угасавший в условиях ордынского ига на остальной территории Руси.

Обнаружилась неосновательность мнения, будто былины об отражении татарского нашествия испытали влияние Повести о Мамаевом побоище. Это мнение не раз высказывали мимоходом даже авторитетные исследователи русского эпоса. Оно объяснялось тем, что не были еще конкретно установлены, хотя бы гипотетически, фольклорные источники самой этой Повести. Теперь обнаруживается, что на былины воздействовала не сама Повесть о Мамаевом побоище, а устные произведения, непосредственно отразившие события I380 г. и послужившие источниками, как для этих былин, так и для Повести. Былины данного цикла образовались и не путем постепенного искажения исторических песен о событиях последней четверти XIV в. Нет достаточных данных, которые позволяли бы говорить о широком бытовании тогда подобных песен. Но несомненно, что первичное поэтическое отражение эти события получали в героических сказаниях. Что же касается самих былин, то их жанровая специфика в эту эпоху была уже достаточно стабильна.

Исторические события оказывали в то время воздействие на сюжеты былин не непосредственно. Промежуточным звеном являлась фольклорная традиция, представленная повествованиями различного жанра. При этом главным источником исторической актуализации былин являлись, насколько позволяет судить материал, именно героические сказания - исчезнувшая разновидность полупрозаического фольклора, достаточно близкая к былинам по своей художественной системе.

Из содержания былин ясно, что опосредованное воздействие на них исторических фактов отнюдь не свелось к более или менее поверхностным отголоскам: преобразовывались прежние эпические сюжеты, появлялись и распространялись новые былины. Это явилось результатом мощного воздействия на былинный эпос широко захвативших фольклорную традицию новых исторических впечатлений. Они правдиво - хотя и по-разному - отображались в летописях и в других исторических сочинениях средневековья, использовавших устные источники.

Поэтому принципиально вполне оправдано привлечение всей совокупности подобного материала для уяснения того, как конкретно протекала борьба за освобождение Руси от ордынского ига, как эти важнейшие события запечатлелись в сознании их современников и отложились в народной памяти последующих поколений. Суммарное осмысление дошедших до нас письменных и устных источников не оставляет сомнений в том, что исключительное значение Куликовской битвы оказалось вполне адекватно осознано всеми слоями русского народа.

Но понимание эпохальности этого факта нарастало постепенно - по мере того как становились реально осязаемы его исторические последствия: полное уничтожение зависимости от Орды к исходу XV века, ликвидация остававшихся очагов агрессивности на Волге в XVI столетии, начало освоения земель за Уралом. Такие свершения стали для России возможны и жизненно необходимы именно после решающего перелома в народном самосознании, который принесла победа на Куликовом поле.

Неудивительно, что к этому периоду русской истории относится и наиболее интенсивная работа над рукописным наследием, отображавшим осмысление Куликовской битвы ее современниками: повествования о ней компилируются и расширяются введением дополнений из продолжавших бытовать устных преданий, создаются всё новые редакции основанной на фольклоре Повести о Мамаевом побоище, за счет нее обогащаются даже почти документальная Летописная повесть и даже созданный на Украине Синопсис. Интенсивность этого процесса не затухает вплоть до конца XVII века.

Только ослабление традиций древнерусской культуры в период петровских преобразований обусловило постепенное оттеснение на периферию народного сознания памяти о Куликовской победе. Но посвященные ей лубочные листы еще двести лет оставались повсеместным элементом простонародного быта дореволюционной России.

Летописные повествования о Куликовской битве в их отношении к устным первоисточникам требовали специального рассмотрения. Как уже сказано выше, подробный устный рассказ участника Куликовской битвы был записан и литературно обработан в 1386 году в Полоцке приближенным полоцкого князя Андрея Ольгердовича. Этот князь, сыгравший значительную роль в сражении, принадлежал к ближайшему окружению героя битвы князя Владимира Андреевича Серпуховского - двоюродного брата великого князя Дмитрия Ивановича.

Возникшая тогда на устной основе Летописная повесть о Куликовской битве дошла до нас полностью только составе Новгородской летописи по списку Дубровского. Она передает текст летописного свода, созданного в 40-х годах XVI века по инициативе митрополита Макария, бывшего до того новгородским архиепископом. Работа над этим сводом велась в Новгороде при участии служивших там у архиепископа потомков одного из московских воевод, возглавивших русские полки в 1380 году.

В распоряжении составителей свода были, очевидно, материалы московского государственного архива, среди которых и находился экземпляр подробной Летописной повести о Куликовской битве, составленной некогда по свежим следам знаменательного события. Сохранившиеся летописные своды XV столетия использовали эту Повесть с сокращениями. Главные из них были обусловлены тогдашней политической обстановкой. Забота прямых наследников Дмитрия Донского об удержании великокняжеского престола требовала устранения из Повести всего, что хоть в какой-то мере могло быть истолковано в ущерб прославлению личных заслуг победителя на Куликовом поле.

Ближайшие потомки князей и бояр, руководивших тогда русскими войсками, спустя полвека оказывались в противостоящих политических группировках, что, вероятно, обусловило и исключение из Летописной повести перечня воевод, возглавлявших русское войско. Результатом этих изъятий явился тот извод основной редакции Повести, который читается в наиболее известных летописях, восходивших к Новгородско-Софийскому своду 30-х годов XV века. Ещё более радикальные сокращения в предшествовавших ему сводах вызваны были, очевидно, стремлением привести общий объем Повести в приблизительное соответствие с описаниями других военных столкновений, о которых сообщалось гораздо короче, чем была описана в этой Повести Куликовская битва. Ее значение после трагических событий 1408 г. представлялось тогда гораздо меньшим, чем оно было в действительности и начало осознаваться впоследствии (неуместными представлялись в тот период и резкие выпады Повести против Олега Рязанского). Но уже в XIV веке эта Повесть была включена в Летописец Великий Русский 1389 года, который не сохранился. Дошли до нас восходящие к нему сокращенные тексты. Такова очень краткая передача Повести о Куликовской битве, попавшая в Новгородскую первую летопись младшего извода.

Другое сокращение находилось в составе несохранившейся Троицкой летописи, текст которой передают дошедшие Симеоновская летопись и Рогожский летописец. По справедливому выводу А.А. Шахматова, в них находится лишь извлечение из подробной редакции. В гораздо меньшей степени сократил Летописную повесть составитель недошедшего Новгородско-Софийского свода 1430-х годов. К нему восходят, как доказал А.А. Шахматов, Новгородская четвертая и Софийская первая летописи, а через их посредство - ряд позднейших памятников общерусского летописания.

Сопоставление названных летописей с Летописью Дубровского показало, что именно в ней сохранился первоначальный вид подробной редакции Повести. В этом новгородском памятнике XVI века до нас дошло наиболее богатое фактами летописное повествование о ходе сражения на Куликовом поле. Только в этой летописи сохранилось не попавшее в другие летописные тексты подробное описание распределения воевод и расстановки русских полков перед боем; только в ней есть рассказ о решающем эпизоде сражения - ударе русского засадного полка; именно эта летопись сообщает о поисках после битвы потерявшего в ней сознание великого князя, а затем - об объезде им поля боя вместе с князем Владимиром Андреевичем Серпуховским.

Достоверность сообщаемых здесь сведений следует, прежде всего, из того, что это описание было основано на непосредственных впечатлениях участника битвы. Однако устные повествования о ней продолжали, конечно, пересказываться, обогащаясь сведениями, исходившими от других участников событий 1380 года и поэтическими их прославлениями. Таким путем и возникло устное Сказание о Мамаевом побоище, которое затем подверглось литературной обработке, составив основу Повести о Мамаевом побоище. В этом памятнике, в отличие от Летописной повести о Куликовской битве, есть конкретные сведения о новгородских ее участниках.

Синодик одного из храмов Великого Новгорода содержал упоминание о новгородцах, убитых на Дону при великом князе Дмитрии Ивановиче. Это прямое свидетельство вполне надежного источника не оставляет сомнений, что участие новгородцев в Куликовской битве - исторический факт. Молчание о данном факте новгородских и московских летописцев XIV-XVI вв. имело веские причины. Они объясняются достаточно известной тогдашней общей исторической обстановкой, приведшей к резкому обострению отношений между Новгородом и Москвой вскоре после сражения на Куликовом поле, а также - малоизвестными конкретными обстоятельствами событий 1380 года, отразившимися в западных источниках того времени.

Летописная повесть о Куликовской битве, ориентированная на Москву и вошедшая в сохранившиеся памятники летописания XV-XVI столетий, главное внимание уделила, естественно, самому Дмитрию Донскому и его подручным князьям. Эта повесть только суммарно говорит о сборе войск из русских земель под знамена великого князя. Здесь не упомянуто ни одного княжества и ни одной области, хотя из текста явствует, что в помощь Москве другие земли Руси прислали крупные по тому времени силы - от сорока, до девяноста тысяч воинов. Неудивительно, что повесть, написанная в период военного противостояния Москвы и Новгорода, об участии новгородцев в освободительной войне на стороне Москвы не упомянула.

Немалую ценность представляют в данной связи показания немецких хроник, почти не привлекавшийся историками войны 1380 года. Эти сведения помогают объяснить странное лишь на первый взгляд молчание старших летописей самого Новгорода об участии в войне новгородцев. Она окончилась победоносно для всех участвовавших в ней на стороне Москвы русских войск - за исключением новгородского, которое на обратном пути подверглось нападению литовских сил, шедших на помощь татарам, но не принявших участия в Куликовской битве. Так как это новгородское войско было сравнительно небольшим, эпизод сочли недостаточно существенным для закрепления в летописи. Тем более, что в 1382 году произошел разгром Москвы Тохтамышем, а затем резко ухудшились ее отношения с Новгородом. Особый интерес представляет описание событий 1380 года в Новгородской Забелинской летописи. Этот текст рассматривался специально М.Н. Тихомировым и Л.А. Дмитриевым.

Оба автора пришли к выводу, что, несмотря на позднее происхождение самой летописи, в ее тексте были использованы и источники, отразившие первоначальные записи рассказов о Куликовской битве. В Забелинской летописи не только рассказывается о прибытии новгородского войска на помощь великому князю Дмитрию Ивановичу, но сообщено также (в отличие от других источников), что он отправил перед этим гонцов в Новгород с призывом принять участие в отражении нашествия Мамая.

Новгородская Погодинская летопись, совершенно не привлекавшая прежними исследователями сведений о Куликовской битве, включила особую редакцию Повести о Мамаевом побоище, которую можно назвать сводной редакцией. Повествование о присылке новгородцами своего контингента на помощь великому князю эта редакция передала со значительными сокращениями в частностях, но без изменений в существе. При описании начала боя здесь сообщено, что новгородский отряд был на левом крыле русского войска.

Главным источником внесенных дополнений явилась разновидность текстов основной редакции Повести о Мамаевом побоище, которая дошла в списке Михайловского и сходных с ним. Составитель пользовался, очевидно, и непосредственно фольклорным материалом. Дошедший в новгородской летописи текст отличается, вместе с тем, ясно выраженным стремлением к критической проверке и исправлению передаваемых сведений.

Существенный интерес представляет известие той же летописи под 1381 годом - о событии, тесно связанном и с Куликовской битвой, и с участием в ней новгородцев. Здесь сказано, что по завету о победе над Мамаем новгородцы возвели церковь святого Дмитрия на Славкове улице. В одном из списков, среди внесенных туда добавлений читается гораздо более подробное сообщение о том же, где говорится, что этот храм был построен по обещанию великого князя Дмитрия Донского, данному им во время войны с Мамаем. Это известие представляет собой выписку из краткой летописи самой церкви Дмитрия Солунского. Один из списков этой летописи был некогда известен историку новгородских древностей архимандриту Макарию, другой находится сейчас в Новгородском музее (и был опубликован автором этого проекта). Там читается аналогичное сообщение. Подробности подобного рода, довольно часто добавляемые младшими летописями Новгорода в более лаконичные известия старших летописей, во многих случаях удалось проверить и отыскать их источники. Такими источниками являлись записи в церковных синодиках, копии древних надписей и т.п. Составители новгородских летописей XVII века проводили серьезную по тому времени источниковедческую работу и были далеки от того, чтобы «примысливать» факты относительно постройки древних церквей.

Причастность Новгорода к историографии Куликовской битвы трудно переоценить. Мы не имели бы теперь вполне достоверных летописных свидетельств о важнейших эпизодах сражения, если бы не дошла Новгородская летопись по списку Дубровского. Близка ей по степени полноты сведений о сражении 1380 года Никоновская летопись, но в нее была включена не Летописная повесть, созданная на основе записи рассказа его участника еще в 1386 году, а компилятивная Киприановская редакция Повести о Мамаевом побоище, возникшая литературным путем в XVI столетии.