Монашество в Византии

Размещено на http://www.allbest.ru/

План

1. Христианская церковь и еретические движения

2. Причины возникновения монашества

3. Монастырские общины. Организация управления и быта

4. Формы монашества

1. Христианская церковь и еретические движения

В идеологической и социально-политической жизни византийского общества большую роль играла христианская церковь, в IV в. ставшая союзницей и опорой государства.

И в сфере церковной организации, и в области церковной догматики еще в этот период намечаются различия между западной и восточной церквами. Константинопольский патриарх постоянно соперничает с римским в борьбе за главенство в христианском мире. Однако отличительной чертой организации церкви в Византии была исторически сложившаяся большая зависимость ее от императорской власти.

Уже в ранней Византии в основном складывается сложная и разветвленная церковная иерархия. Церкви принадлежали многочисленные земельные владения, обрабатываемые рабами, колонами, мелкими арендаторами, а в городах - эргастерии и лавки. Церковь получала ряд привилегий: духовенство было освобождено от налогов (за исключением поземельного) и повинностей; епископы и другие высшие иерархи имели право суда над клириками.

Основные догматические положения господствующей христианской церкви вырабатывались в ожесточенной богословской и социально-политической борьбе. Много споров и возражений вызвал главнейший догмат христианского символа веры о "троичности бога". Противоречивые истолкования этого догмата породили еретические учения. За богословскими разногласиями в ересях всегда скрывались общественные силы, выступавшие против господствующей церкви и государства. В этот период широкое распространение в Восточной Римской империи получило арианство, проповедовавшее положение о том, что Христос, бог-сын, не равен богу-отцу, но сотворен им.

2. Причины возникновения монашества

Возникновению монашеских общин способствовали разные причины. Некоторые историки, например, называют даже сами гонения, которые обрушились на Церковь со стороны языческой власти. В частности гонение, которое открылось при Римском императоре Децие (249-251). Оно побудило многих бежать в пустынные места, в том числе и аскетов. Этих подвижников, которые остались жить в пустыне, стали называть анахоретами, или еремитами. Вскоре гонения закончились, и к власти в Риме пришел император Константин Великий, который объявил на территории Римской империи свободу вероисповеданий для всех религий (Миланский эдикт; 313) и, в первую очередь, для христиан. «После длительной борьбы с Церковью империя наконец капитулировала». А к концу IV века христианство окончательно утвердилось в качестве официальной религии Римской империи.

Но главным толчком к возникновению и развитию такого странного и необычного сообщества, каким стало монашество, послужили не гонения, а как раз напротив - внезапный мир и благоденствие Церкви. Массовое монашеское движение возникло как реакция на секуляризацию Церкви и церковного общества.

Множество язычников потекло в Церковь, которая стала наполняться неофитами. Если к приходу Константина Великого число жителей империи, исповедавших христианство, по подсчетам современных историков, составляло от 7 до 10% от всего населения империи, то к концу IV века их было уже более 50%. Многие становились лояльными к Православию, глядя на императора, а некоторые приходили в Церковь из корыстных (конъюнктурных) побуждений, для скорейшего продвижения по службе. Империя, тем не менее, продолжала жить своей привычной жизнью, а это значило, что продолжали существовать многие языческие обычаи. Например, на стадионах часто устраивались конские бега, в амфитеатрах - театральные представления, авторами которых были язычники. Различные празднества в честь многочисленных языческих божков увеселяли и развлекали население империи. Всеобщим почетом пользовались Олимпийские игры и другие спортивные и не только спортивные состязания. Считалось, например, почетным участие в эзотерических мистериях или в торжественных процессиях, сопровождающих некоторые языческие культы. В некоторых интеллектуальных центрах империи продолжали функционировать языческие школы, в которых преподавались языческие философские учения, а в простом народе сохранялись многие обряды и суеверия, которые очень плохо сочетались с чистой христианской жизнью.

Монастыри также играли значительную роль в жизни страны. Из монахов вышло большинство епископов, получавших таким образом высший духовный авторитет. Если низшее духовенство, как правило, имело семьи, то сан епископа предполагал безбрачие и одиночество. Но функции и уклад жизни у епископов и монахов в монастырях были очень разными. Византийское монашество предполагает образ жизни, альтернативный как жизни белого духовенства, так и жизни в миру. Зарождение монашества в Египте конца III в., в Палестине и Сирии в течение IV столетия было обусловлено конкретной ситуацией, однако оно быстро приобрело универсальное значение для позднеримского мира, испытав резкое укрепление своих позиций в период до VI в. Несмотря на попытки государства и церковных властей установить контроль над монастырями, в особенности после Халкедонского собора 451 г. и на основе законодательства Юстиниана, присущие монашеству антиавторитаризм и склонность к духовной утопии оставались источником их относительной независимости.

3. Монастырские общины. Организация управления и быта

Монашеские общины были очень разнообразны. Одни из них состояли всего из нескольких человек и существовали только на протяжении одного поколения, другие же становились очень знаменитыми, влиятельными и богатыми. Масштаб монастырской собственности в любой конкретный момент времени определить, конечно же, невозможно, однако он явно оставался внушительным -- причем настолько, что в конце IX в. это даже стало предметом некоторого беспокойства правительства -- с точки зрения налоговых и людских ресурсов. Образ жизни в таких монастырях также весьма различался -- от «идиоритмического», где каждый из монахов следовал собственному жизненному ритму, совершая богослужения и трапезничая независимо друг от друга, до киновийного или общежитийного (от греческого койнос биос -- «общая жизнь»), когда богослужения и молитвы, труд и трапезы совершались согласно обязательному для всех уставу. Монастыри процветали в Константинополе, в Эгейском регионе, на северо-западе Малой Азии, в некоторых районах Балкан, в Каппадокии и в Понтийском регионе. Самым знаменитым из них стал монастырь, основанный в IX в. на полуострове Халкидики, к востоку от Салоник, на горе Афон (Святой горе), который и теперь остается важнейшим центром монашеской жизни. Тем не менее переоценивать размеры монастырских общин не стоит. Монахов в стране никогда не было слишком много.

С одной стороны, как уже говорилось, многие уходили в монастыри лишь после отставки, с другой стороны, известны случаи, когда люди после ухода в монастырь впоследствии возвращались к мирской жизни. И монашество само по себе не являлось монолитным, поскольку монашеские общины были очень разнообразны и по численности, и по уставу и укладу жизни. Это было одной из отличительных черт византийской культуры, которую-невозможно представить себе без монастырей, игравших существенную роль в жизни общества.

Во многих отношениях монашество обладало особым духовным авторитетом, иногда бросавшим скрытый вызов авторитету церковных властей. На монахов и монахинь смотрели как на людей, доказавших свое благочестие и духовную силу, поскольку они претерпевали физические и эмоциональные лишения, чтобы стать ближе к Господу. В то же время обычные люди видели в монахах людей, способных помочь им в решении их собственных духовных и нравственных проблем и даже в трудных житейских ситуациях. Византийская церковь никогда не могла полностью контролировать жизнь монашества, как это делал Рим, да и не стремилась к этому. В византийском мире ценилось разнообразие путей служения Богу, и церковь, монастыри и отдельные лица, имевшие большой духовный авторитет, в известном смысле дополняли друг друга.

Монахи играли заметную роль в политической и религиозной жизни империи (если одно можно отделить от другого), выражая мнение народа, а иногда и маргинальных групп. Они также часто были духовниками отдельных лиц -- от сильных мира сего до лиц самого скромного статуса.

Особенно их роль возросла по окончании первого периода иконоборчества, когда, справедливо или нет (поздняя традиция подает это в сильной промонашеской перспективе, не позволяя в точности судить о том, что происходило в действительности), монахи, особенно из некоторых монастырей столичного региона, были провозглашены героями иконоборческой оппозиции, возглавившей борьбу против ереси и зла. После этого монахи все чаще начинают вмешиваться в вопросы этики, и интересно, что в послеиконоборческий период намного больше патриархов происходит из монашеской среды, чем это имело место ранее.

Некоторые монахи и старцы открыто высказывали свое мнение в разговоре с императорами и высшими сановниками, оказывая влияние на имперскую политику способами, не всегда возможными даже для патриархов. Это не было общим правилом, но факт, что подобные случаи имели место, все же важен. На более скромном, повседневном уровне многие высокопоставленные персоны имели собственного духовного наставника -- зачастую монаха, -- который помогал им в принятии трудных решений и обеспечивал духовное руководство. Монахи и монастыри играли центральную роль в культурно-идеологической жизни византийского мира.

Монахи также выступали в глазах византийского общества в роли избавителей от многоликой нечистой силы, духов зла, угрожавших общему положению вещей. Мир византийцев, не более и не менее суеверных, чем прочие народы, населяли не только люди и прочие твари Божии, но и духи разной степени значимости, и люди нуждались в защите от их нападений. Занятие это выпадало на долю людей наиболее опытных, уже выступавших против сил зла и одолевших их. Монахи, отрешившиеся от мира и соблюдавшие подобающий им аскетический образ жизни, по мнению общества, имели очевидные преимущества в этой борьбе благодаря своей духовной чистоте. Монахи были наставниками и в духовно-нравственных вопросах, имевших огромное значение для христиан, составлявших основную часть населения империи.

Огромное большинство обычных людей не имели ни возможности, ни склонности вести подвижническую жизнь, а потому монастыри приобретали особое значение как центры христианского благочестия, поддерживавшие определенный нравственный уровень общества в целом. Путь аскетизма существовал только для тех, кто полностью посвятил себя служению Господу, отрешившись от всех мирских забот, встав на путь духовного подвижничества. Именно такие люди среди монахов могли оказывать противодействие политике императоров и патриархов, если считали, что эта политика отклоняется от строгих канонов православия. Поэтому же такие люди признавались обществом в качестве нравственных наставников. Имеются отдельные сведения о недостойном или асоциальном поведении тех, кто претендовал на праведность, но эти исключения лишь подтверждают правило: подлинные подвижники пользовались высоким уважением в общественном мнении.

Предписания отцов церкви, требующие вести благочестивую христианскую жизнь, неоднократно повторенные монахами и священниками, относились ко всем. Но такое требование, как мы уже указывали, было непрактично по многим причинам. В противоположность обремененной мирскими заботами светской жизни, монастыри предоставляли место для тихого созерцания, молитвы и иной деятельности, считавшейся необходимой для соединения с Богом, для успешного обращения к Нему с прошениями о благополучии человечества (и что более важно, о благополучии православной богохранимой империи ромеев, избранного народа).

И в таком качестве они оказывались объектами всеобщего восхищения и преклонения, а также резкой критики и осуждения в случае нарушения указанных норм. Монастыри также считались неотъемлемой частью общества, ибо без поддержки тех, кто стремился овладеть собственными страстями, нельзя было одолеть демонические силы, постоянно угрожавшие гармоничному, сотворенному Богом миропорядку и всему христианскому миру. Сила молитвы как таковой считалась не менее важной для защиты империи, чем сила оружия. Многие офицеры и военачальники, при всем своем прагматизме и воинственности, всегда считали необходимым уповать на помощь Бога. Этому нисколько не противоречило то, что военная доблесть очень высоко ценилась в византийском обществе.

В византийской армии всегда молились перед сражением. Как говорится в одном тексте VI столетия, «от полководца требуется прежде всего любовь к Господу и справедливость, дабы он мог заслужить милость Божию, без чего невозможно воплотить ни один замысел, каким бы хорошо задуманным он ни казался, как и одолеть врага, сколь бы слабым он ни был». Монахи, и особенно более самостоятельные отшельники, пустынники, старцы, которые жили отдельно от людей и часто специально селились в пустынных и заброшенных районах, благодаря своему образу жизни нередко пользовались духовно-нравственным авторитетом, которого не имело обычное духовенство. Но это, конечно, не значит, что монастыри игнорировали светскую жизнь, или что все подобные люди действительно пользовались авторитетом и были искренними. В источниках иногда попадаются упоминания о таких «старцах», которые скорее напоминали колдунов и заклинателей, чем монахов и борцов за веру. Были упоминания и о тех, чей духовный авторитет безусловно признавался авторами житийной литературы, и о таких, которые пользовались славой магов и знахарей.

На самом деле существовал как бы диапазон духовной практики таких людей -- от искренне преданных христианской вере отшельников и отшельниц, достигавших своим подвижничеством известной меры святости и духовного авторитета, до людей, не способных достичь этой степени совершенства, а потому практиковавших более или менее безвредные формы магии и целительства. Однако некоторые из наиболее прославленных византийских подвижников подчас занимались полумагическими действиями, как например, живший в VIII-IX вв. Иоанникий, о котором биограф невинно сообщает, что тот имел власть над дикими зверями, которые следовали за ним и слушались его, что явно противоречит некоторым канонам церкви. Известны и другие примеры.

Монастыри, как и церковь, имели земельную или иную собственность. Часть из них владела обширными имениями. Епископы имели право контроля над монастырями, и для создания монастырей требовалось согласие местного епископа, что подчас служило источником конфликтов между церковными властями и монашеством. Каждый монастырь должен был платить местной епархии особый налог, носивший название каноникон.

Выборы настоятелей и их посвящение в сан также находились в ведении епископов, и нередко эти выборы, как и порядок уплаты налогов, также служили источником разногласий. К монастырям проявляли интерес и оказывали им помощь представители всех сословий, от императоров до простых крестьян. Миряне часто делали имущественные вклады в монастыри ради спасения своей души, за которую монахи обязаны были молиться. В ряде случаев миряне удалялись в монастыри на покой, устав от мирской жизни. Нередко так поступали военные, в том числе высшие офицеры в конце своей карьеры, отчасти, возможно, потому, что деятельность их была связана с лишением людей жизни. Иногда они сами основывали монастыри, чтобы стать их настоятелями. Вообще уход в монастырь в Византии был распространенным способом «ухода в отставку».

Монашество в Византии было несравненно более многочисленным, чем на Западе. На землях империи имелось множество крупных, средних и мельчайших монастырей. Мистические настроения были широко распространены среди угнетенных, и немало крестьян укрывалось в монастырях от безотрадной действительности. Но монахи-крестьяне попадали в разряд низшей братии, неустанно трудившейся на монастырской земле и мало отличавшейся от париков. Особенно быстро монастыри росли в XI-XII вв. Каждый император, видный сановник, полководец и церковный иерарх возводил свой монастырь, наделяя его богатыми владениями. Крупнейшие монастыри (Студийский в столице и монастыри Афона) активно вмешивались в политику. Соперничавшие за власть группировки господствующего класса искали поддержки монашеских кругов.

Монашество в значительной степени было попыткой уйти от проблем, возникавших при контактах с Империей. Время острой борьбы между Церковью и Империей при арианствующих кесарях IV века было также временем подъема монашества. Это был своего рода новый впечатляющий "исход". Империя же всегда считала этот "исход", бегство в пустыню, угрозой своим планам и даже самому своему существованию -- от эпохи свт. Афанасия до жестоких гонений на монахов со стороны императоров-иконоборцев. Часто полагают, что люди уходили из "мира" дабы избежать бремени социальной жизни, ее обязанностей и трудов. Интересно, в каком это отношении жизнь в пустыне "легче" и "вольготнее"? Она, безусловно, сурова и опасна, со своими собственными бременами и тяготами.

Еще говорят, что в то время на Западе римский порядок разваливался -- ему угрожали, его всё более разрушали нашествия варваров. Апокалиптические страхи и предчувствия, ожидание скорого конца истории могли войти в сердца многих. Всё это так. Но в писаниях отцов-пустынников мы не находим значительных следов этих апокалиптических волнений. Они уходили в пустыню совсем по другим причинам. На Востоке, где и зародилось монашеское движение, Христианская Империя росла, и при всей ее неоднозначности и недостатках, зрелище было впечатляющее. После стольких десятилетий ненависти и гонений "мир сей", казалось, наконец открылся для воцерковления. Перспектива успеха была довольно яркая, но ушедшие в пустыню этих надежд не разделяли. Они не доверяли "крещеной Империи" и сомневались вообще во всём этом плане. Они оставляли земное царство, не интересуясь, в какой мере оно может быть крещено, с целью построить истинное Царство Христово в новой земле обетованной, "вне врат", в пустыне. Они бежали не столько от житейских невзгод, сколько от "мирской суеты", погруженности в мир сей (хотя бы и с именем Христа на устах), от благополучия и кажущейся безопасности мира.

Монахи также не искали "необычайных" дел и подвигов. По крайней мере поначалу в аскезе основное внимание уделялось не "особым" или "исключительным" обетам, а, скорее, выполнению тех общих и необходимых обетов, которые все христиане дают при крещении. Монашество означало прежде всего "отречение" -- полное отречение от мира сего со всей его напыщенной похотью. И все христиане также отрекались от мира сего, присягая на верность одному Господу -- Иисусу Христу. При вхождении в Церковь эту клятву безусловной верности давал каждый христианин. Исключительно важно, что установившийся впоследствии обряд пострижения в монахи совершался по образцу крещального обряда, а само пострижение стали считать своего рода "вторым крещением". Если в монашестве видеть искание "совершенства", то это совершенство считалось не чем-то "особенным" и чрезмерным, но, скорее, нормальным и обязательным образом жизни. Если это и "ригоризм", он имеет источник в самом Евангелии.

Кроме того, с самого начала в монашеском обете подчеркивалось в первую очередь именно отречение от "социума". Новоначальный должен был отвергнуть мир, сделаться странником и скитальцем, чужестранцем в мире, во всех земных городах, ибо и сама Церковь -- лишь "странница" в земном граде, paroikoasa на земле. Конечно, это было только подтверждением обычных крещальных обетов. Предполагалось, что от мира отрекаются все христиане, обитая в мире сем, как странники. Это вовсе не обязательно подразумевало презрение к миру -- данное предписание можно истолковать и как призыв к его улучшению и спасению. Свт. Василий Великий, первый законодатель восточного монашества, постоянно думал о необходимости социальных перемен. С огромным опасением он наблюдал, как в современном ему мире растет дезинтеграция общества. Его призыв к образованию монашеских общин был, по сути, попыткой снова разжечь братский дух в мире, который, казалось, утратил всякую сплоченность и чувство социальной ответственности.

Христианам следовало показать образец нового общества, чтобы уравновесить разрушительные тенденции эпохи. Свт. Василий был глубоко убежден, что человек -- существо не обособленное, а социальное или "политическое", zuon koinwnikOn. Это он мог почерпнуть как из Писания, так и из трактатов Аристотеля. Однако дело в том, что реально существовавшее общество было построено на неверных основаниях. Значит, прежде всего требуется удалиться от него, его покинуть. Согласно свт. Василию, монах должен быть "бездомным" в мире (?o…koj), его единственный дом -- Церковь. Он должен удалиться, его следует освободить от всех существующих социальных структур -- семьи, города, Империи.

Он должен отринуть всякое установление мира сего, разорвать все социальные связи и обязательства, начать заново. Ярким символом этого радикального разрыва с прошлой жизнью стал возникший впоследствии обычай менять при пострижении имя. Но монахи оставляют общество мира сего, чтобы войти в общество иное или, лучше сказать, явить в полной мере свою принадлежность к иной общине -- Церкви. Основной формой монашества была "киновийная", общежительная форма. Можно было восхищаться жизнью в совершенном одиночестве отдельных людей, однако в качестве общего правила такой образ существования совсем не поощрялся. Подчеркивалась необходимость послушания, подчинения воли. "Община" всегда считалась обычной и наиболее приемлемой формой аскетической жизни. Монастырь был сообществом, "телом", малой Церковью.

Даже отшельники обычно жили вместе, особыми группами, под руководством общего духовного наставника. С новой силой подчеркнул этот общинный характер монашеской жизни великий реформатор монашества Византии преп. Феодор Студит (759-826). Преп. Феодор настаивал на том, что жизнь в уединении Евангелием не заповедана. Сам Господь жил в "общине" со Своими учениками. Христиане не независимые индивидуумы, а братья, члены Тела Христова. Более того, христианские добродетели милосердия и послушания могут развиваться и проявляться в полную силу только в общине.

Итак, монахи оставляли мир сей, чтобы на девственной земле пустыни построить новое общество, создать там по евангельскому образцу истинную христианскую общину. При своем зарождении монашество было не официальным церковным установлением, а стихийным движением, порывом, причем именно движением мирян. Принимать духовный сан не рекомендовалось и позволялось разве что по указанию игумена. Но и сами настоятели часто были мирянами. На заре монашества для совершения в общине богослужений приглашались жившие неподалеку священники из белого духовенства. Или же по воскресеньям монахи ходили в ближайший храм. Монашество четко отделялось от священства. Быть священником считалось почетным и давало определенную власть, а это с трудом совместимо с жизнью в послушании и покаянии, составляющей суть монашеского пути. Правда, порой совершались определенные уступки, но довольно неохотно. В целом же восточное монашество и до сего дня сохранило свой неклерикальный характер. В монастырях Афона, этого последнего места, где сохранилось древнейшее монашеское устроение, лишь немногие носят сан; большинство же к священству и не стремится. Это очень важно. Монашество пошло вопреки обыкновенному разделению на духовенство и мирян, став особым, отличным от всех остальных сословием.

Монастыри одновременно были обителями молитвенников и рабочими сообществами. Монашество создало особое "богословие труда", в первую очередь -- труда ручного. В монашеской жизни труд вовсе не был чем-то необязательным и второстепенным -- он принадлежал к самой ее сущности. Праздность считалась одним из основных и наиболее опасных пороков, духовно разрушительным злом. Человек создан для труда. Но труд не должен быть эгоистическим. Работать нужно ради общей цели и блага, особенно же для того, чтобы помочь нуждающемуся. По словам свт. Василия Великого, "цель любого труда -- не собственная выгода, а помощь бедствующему" (Regulae fusius tractatae, 42). Труду суждено было стать своего рода выражением солидарности со всем миром, а также основой социального служения и благотворительности. От свт. Василия этот принцип перенял преп. Венедикт Нурсийский. Уже преп. Пахомий, первый поборник киновийного монашества в Египте, проповедовал "Евангелие непрерывного труда" (замечательное выражение покойного еп. Кеннета Керка).

Его киновия в Тавенне являлась одновременно поселением, учебным заведением и трудовым лагерем. С другой стороны, эта работающая община была совершенно нестяжательной. Один из основных монашеских обетов состоял не просто в ведении бедной жизни, а в полном отказе от всякого имущества. У киновийного монаха вообще не было "частной собственности". Это правило порой проводилось в жизнь довольно строго. Монахам не следовало иметь даже частных желаний. Духу собственничества была объявлена война, как основному источнику развращения человека. Свт. Иоанн Златоуст считал "частную собственность" корнем всех социальных бед. Холодное различение между "моим" и "твоим", по его мнению, несовместимо с заповеданной в Евангелии братской любовью. Здесь он мог бы также обратиться к авторитету Цицерона: nulla autem privata natura. Для свт. Иоанна "собственность" -- не установление Божие, а порочная выдумка людей. Он был готов навязать всему миру суровую монашескую дисциплину нестяжания и послушания -- ради блага и спасения всех людей. По его мнению, отдельные монастыри должны существовать лишь до времени, чтобы однажды весь мир стал подобен монастырю.

О. Луи Буйе недавно точно заметил: "Монашество было инстинктивным восстанием христианского духа против того обманчивого примирения с веком сим, которое, казалось, обеспечено обращением Империи". Оно было серьезным напоминанием о неотмирности христианской Церкви, а также могущественным вызовом создававшейся христианской Империи. Вызов не мог остаться без ответа. Императоры, особенно Юстиниан, предпринимали отчаянные усилия, чтобы интегрировать монашеское движение в общую структуру христианской Империи. Требовалось пойти на значительные уступки. Как правило, монастыри освобождались от налогов и получали различные льготы.

На практике эти привилегии в итоге привели к значительной секуляризации монашества. Но первоначально они означали признание (довольно неохотное) определенной монашеской "экстерриториальности". Кроме того, многие монастыри каноническими постановлениями были выведены из-под юрисдикции местных епископов. Во время иконоборческой ереси независимость византийского монашества проявилась особенно ощутимо. И до самого падения Византии монашество оставалось отдельной, ни на что не похожей формой устройства общества, находящейся в постоянном напряжении и соперничестве с Империей.

Конечно, реальное монашество никогда не соответствовало в абсолютной мере своим принципам и требованиям. Но его историческое значение -- именно в принципах. Как в языческой Империи сама Церковь была своего рода "движением Сопротивления", так в христианском обществе неослабевающим "движением Сопротивления" было монашество.

4. Формы монашества

Формы, которые принимало монашество, пустынничество, аскетизм могли быть разными в разное время и в разных регионах, но многие монахи и пустынники предпочитали выбирать отдаленные, пустынные районы, где можно было найти уединение. Монахов интересовала обстановка, которая способствовала бы внутренней сосредоточенности, созерцанию, молитве и труду. Но в целом существовали различные виды монастырей -- от пышных городских обителей, типиконы (правила) которых допускали роскошь и в которых находили приют ушедшие на покой аристократы, до относительно бедных общин в отдаленных районах империи.

Столь же различными были стили и тенденции духовного делания. В частности, для периода с IV по VI в. было особенно характерно влияние отдельных святых людей, отшельников и монахов, различными аскетическими приемами достигшими дарованной Богом духовной силы. Подобные люди исполняли роль наставников не только в духовных, но и в светских делах, во многом напоминая оракулов древнего мира. Церковь была обеспокоена той угрозой, которую такие мужчины и женщины представляли для ее авторитета, как и для самого православия, и в течение столетий пыталась поставить их деятельность под какой-то контроль. И хотя в последовавший период святые и отшельники продолжали играть существенную роль, о чем свидетельствует обильная агиографическая литература IX-X столетий, их деятельность постепенно стала более связанной с монастырскими сообществами.

Для наиболее преданных духовному самосовершенствованию очень привлекательной была «умная молитва», предполагающая состояние глубокой внутренней сосредоточенности. К достижению соответствующего состояния монахи и старцы стремились с самого раннего периода христианства. Об этом писали многие теологи в период IV-VI вв., но востребованность подобной практики мистического созерцания могла быть разной в разные эпохи и при различных обстоятельствах. В XI в. Симеон Новый Богослов обобщил опыт ранних мыслителей и описал способы достижения этого мистического опыта путем духовной практики и развития чувств, и его описание легло в основу движения исихазма в XIV в.

В этой практике главными средствами достижения цели были глубокая внутренняя сосредоточенность, повторение слов Иисусовой молитвы и специальный ритм дыхания, что приводило к мистическому раскрытию сознания. Это противоречило традиционным церковным представлениям о духовном труде и вызвало разнотолки в церкви и обществе в целом, причем эти противоречия тесно переплетались с политическими противоречиями того времени. Хотя исихазм сыграл свою роль лишь в течение непродолжительного периода, он оставил заметный след в истории православной духовности, и эта традиция мистицизма сохранилась даже после турецкого завоевания.

Православное монашество не знает подразделения на "ордены". На западе монах принадлежит к картузианскому, цистерцианскому или другому ордену; на востоке он просто является членом одного великого братства всех монахов и монахинь, хотя, разумеется, приписан к определенной обители. Западные авторы порой называют православных монахов "монахами Василия" или "монахами Василиева ордена", но это неверно. Св. Василий - выдающаяся фигура в православном монашестве, но он не был основателем ордена, и хотя два его труда известны под именем "Большего правила" и "Меньшего правила", их никоим образом нельзя сравнивать с "Правилом" св. Бенедикта.

Характерной фигурой в православном монашестве является фигура старца. Старец - это монах, обладающий особым даром духовной проницательности и мудрости, которого другие монахи и миряне выбирают себе в руководители и духовные наставники. Старец может быть священником, а может и оставаться простым монахом, он не получает особого посвящения в старцы, но приводится к своему служению прямым водительством Святого Духа. Причем к этому виду служения могут быть призваны как мужчины, так и женщины: православие знает как "духовных отцов", так и "духовных матерей". Старец конкретно и практически знает, какова воля Божья в отношении каждого из людей, пришедших к нему за советом: в этом особый дар старца, его харизма. Самым ранним и прославленным из монахов-старцев был сам св. Антоний.

Первую половину жизни, от восемнадцати до пятидесяти пяти лет, он провел в удалении от мира и одиночестве, а затем, по-прежнему живя в пустыне, отказался от строгого затворничества и начал принимать посетителей. Вокруг Антония собралась группа учеников, а помимо них приходили самые разные люди, порой из отдаленнейших мест, чтобы спросить его совета. Поток посетителей был столь интенсивен, что св. Антоний, по словам его биографа Афанасия, сделался врачом для всего Египта. У Антония было много последователей, и в большинстве случаев ход событий следовал тому же образцу: удаление от мира, чтобы вернуться. Сперва монах должен уединиться и в тишине научиться истине о Боге и о самом себе. Затем, после долгого и сурового приготовления в одиночестве, стяжав необходимый для старца дар проницания, он может растворить двери своей кельи и принимать людей, которых ранее избегал.

христианский церковь монашество

Список литературы

1. "История Византии". Том 2 \\Академик Сказкин С.Д. - Москва: "Наука", 1967

2. "История средних веков". Том 1' \\Л.М. Брагина, Е.В. Гутнова, С.П. Карпов и др.; Под ред. З.В. Удальцовой и С.П. Карпова - Москва: Высшая школа, 1990

3. Лев Тихомиров. Религиозно-философские основы истории - М.: "Москва"., 1997

Размещено на Allbest.ru