Дыба и кнут: политический сыск и русское общество в XVIII веке

Размещено на http://www.allbest.ru/

Дыба и кнут: политический сыск и русское общество в XVIII веке

государственный преступление канцелярия донос

Курочкин Сергей Сергеевич

2 курс, 2 группа кафедры истории России с древнейших времён до начала XX века.

Электронная почта: qeen123@yandex.ru

Анисимов Е.В. в своей монографии «Дыба и кнут» исследует историю политического сыска в России в XVIII веке. Автор считает, что эта тема недостаточно изучена из-за её политизации. Задача исследования - изучение различных аспектов политического сыска в России. Особое внимание автор уделяет проблеме связи самодержавия и политического сыска.

Анисимов связывает становление корпуса государственных преступлений со становлением и упрочнением самодержавной власти в России. Впервые понятие государственных преступлений появляется после объединения русских земель, при Иване 3 в судебнике 1497 года. В нём и в судебнике Ивана 4 1550 года среди наиболее тяжких преступлений упомянуты преступления, ставшие потом государственными. Однако преступления против государя и государства впервые выделены в особую группу в судебнике Алексея Михайловича. По мнению автора именно там выделены две важнейшие группы государственных преступлений: деяния против жизни и здоровья государя и посягательство на власть государя. Соборному уложению не присуща чёткая классификация преступлений. Применялись общие юридические понятия, что порождало множественность наказаний, что делает любую классификацию условной.

Также важно то, что в Уложении юридически оформлено то, что политические дела - прерогатива самодержца. Это стало окончательным закреплением правовой традиции, сформировавшейся в процессе развития самодержавия и его институтов. Доказательством этого автор видит то, что по Уложению наказание следовало не только за преступление, но и за умысел к его совершению. Другим фактом, подтверждающим теорию, по мнению Анисимова, является закрепление практики конфискации имущества в пользу государя за подобные правонарушения. Характерным признаком правовой системы самодержавия Анисимов установление ответственности за недонесение об умысле преступника.

Законодательство Петровской эпохи было дальнейшим развитием права времён царя Алексея Михайловича. По мнению автора, дальнейшее развитие самодержавия привело и переход к его «тиранической редакции» привело к увеличению перечня государственных преступлений. Вместе с тем система государственных преступлений развивалась также под влиянием концепции «общего блага» и доктрины «полицейского государства». Важнейшим законом был Устав воинский.

Пётр 1 старался конкретизировать понятие государственного преступления и выпустил указ, по которому государственным преступлением стало считаться любое деяние, касающееся интересов Государственных и всего народа. Однако столь широкая трактовка этого понятия вошла в противоречие с повседневной практикой, так как царь оказался физически не способен рассмотреть все дела, перешедшие в его компетенцию.. Тогда из этой чрезвычайно расширившейся массы выделили 3 вида преступлений, подлежащих личному рассмотрению царя: деяние против персоны государя, возмущение и бунт, хищение казны. От третьего пункта потом отказались, так как поток дел был слишком велик. Вместо него в законе «О форме суда» был добавлен пункт о «непристойных словах». Эта классификация была окончательно закреплена при Анне Иоанновне и оставалась неизменной весь 18 век.

Под категорию преступление против жизни и здоровья государя попадали попытки покушения на жизнь монарха, подготовка к ним или намерения их совершить. Рассматривались попытки причинения как физического, так и магического вреда. Под понятие умысла подпадали любые высказывания, которые можно было истолковать как угрозу в адрес царя.

Преступлениями против власти государя считались измена, бунт, заговор, самозванство, нарушение присяги. В изначальном значении под изменой понималась попытка перейти в подданство к другому сюзерену или поддержка противника на войне. На практике под измену стали подпадать любые попытки несанкционированно пересечь границу или сношения с иностранцами. Различалась «большая» и партикулярная измена. Большая измена - попытка или намерение вместе с землёй отделиться от России и перейти в подчинение другому монарху. Под партикулярной изменой понималась попытка или умысел незаконно покинуть территорию России или остаться за границей, попытка или желание принять подданство другого монарха, а также сношения с иностранцами. Затем как измену стали трактовать несоблюдение присяги, которую подданные давали назначенному действующим государем наследнику. Помимо государственного преступления измена считалась страшным грехом. Изменник подлежал проклятью. Слово «изменник» было табуировано. Случай, когда один человек называл другого изменником, подлежал расследованию. Если обвинение не подтверждалось, тот, кто произнёс это слово, мог быть наказан за ложный донос.

Другим серьёзным государственным преступлением был бунт. Между бунтом и изменой не было чёткого разграничения: бунт всегда считался изменой, а измена включала бунт. Под этим словом понимается вооружённое восстание, мятеж с целью свержения государственной власти или неподчинение государю. К бунту приравнивались призывы к бунту в любой форме, изготовление, хранение и распространение прокламаций и литературы антигосударственного содержания. Также любое неподчинение царю могло быть трактовано как бунт.

Некоторые историки считают, что понятие заговор и бунт были синонимичны. Однако автор считает, что под заговором понималось создание объединения с целью совершения преступных действий. Правительство не одобряло каких-либо несанкционированных собраний, однако до 18 века подача коллективных челобитных преступлением не считалась. Однако при Петре 1 подача коллективных челобитных, собрания в армии и на флоте были приравнены к заговорам вне зависимости от их цели. Любое неофициальное собрание могло быть расценено как попытка организации преступного сообщества.

Также тяжким государственным преступлением было самозванство. В 18 веке это явление получило широкое распространение из-за сложной династической ситуации и существования особых суеверий в народе. Основная масса населения была готова поверить в чудесно спасшегося царя, что грозило крупными бунтами. Данное явление очень пугало самодержцев, те принимали самые суровые меры, чтобы это искоренить. Попытки выдать себя за конкретного царя или сравнение с ним могли быть истолкованы как самозванство. Расследовали даже те случаи, когда высказывания были сделаны под действием алкоголя или явно сумасшедшими. Для предупреждения подобного реальных самозванцев казнили публично. Емельяна Пугачёва до казни возили в клетке по городам и неоднократно заставляли публично признаться, что он на самом деле донской казак. Самозванство не имело чёткого юридического определения, но подпадало под измену или бунт.

В 18 веке в перечень государственных преступлений был добавлен отказ давать присягу или её нарушение. В связи с новым порядком престолонаследия каждый подданный должен был присягнуть назначенному наследнику. Также присяга имелась у военных и служащих. Имелись случаи казни старообрядцев, которые отказались давать присягу Указу о престолонаследии, так как считали, что царевич Алексей смещении незаконно. Присяга служащих и военных была построена таким образом, что за любое деяние человек мог быть объявлен клятвопреступником. Также карались любые попытки нарушить процедуру принесения присяги.

В юридической практике того времени существовало ещё понятие подозрения. Под этим термином понимались не только предположение о виновности человека, но и повод для реального наказания при отсутствии иных обвинений. Так как чёткая юридическая форма у данного понятия отсутствовала, то оно могло быть инкриминировано любому человеку, даже если в каких-то конкретных преступлениях его не обвиняли. Как правило, подозрения использовал сам царь, желая удалить нежелательное лицо без объяснения причин.

Наиболее распространенным видом государственных преступлений были «непристойные слова». Слова подданных, оскорбляющие честь государя, или ставящие под сомнение любые намерения и действия верховной власти считались противоправными действиями. Также эта норма распространялась на родственников царя и его ближайших приближённых. Но из-за крайне широкой юридической формулировки можно было попасть под суд не только за прямую критику, но и за любые высказывания о государе его окружении. Анекдоты, в которых фигурировал монарх, также были вне закона. Со временем эти нормы распространились на государственные учреждения. Были судебные процессы, поводом для которых послужило поминание всуе самого сыскного ведомства. Особенно опасна была угроза кому-то тайной канцелярией.

Особое внимание тайной канцелярии привлекали любые попытки исследовать прошлое династии. Документы, опасные для правителя, разыскивались и уничтожались. Особо тщательно в эпоху Елизаветы Петровны уделялось любым упоминаниям Ивана Антоновича. За хранение «запрещённых указов, манифестов и прочего тому подобного» полагалась вечная ссылка. В списке запрещенных предметов были даже монеты с профилем бывшего императора. Имена ряда исторических деятелей также были под запретом. За любое письменное или устное упоминание о них полагалось наказание.

Изучение происхождения российских монархов и любые рассуждения на этот счёт также считалось преступлением. Автор считает, что бытовавшие в те времена слухи о подмене царя были вызваны тем, что династия Романовых в народном сознании так и не укоренилась как легитимная власть, чему способствовало поведение самих царей. По мысли автора Пётр 1 своими невиданными реформами нанёс сильный удар по святости самодержавия. Появление женщин на русском престоле вообще в корне не соответствовало старым понятиям о власти. По мнению автора, таким образом, в 18 веке старая идеологическая доктрина была разрушена.

Оскорбление титула государя - соединение его в тексте с непристойным эпитетом или упоминание имени монарха по-русски без официального титула. Любое искажение титула императора попадало под эту же статью. Наказуемо было и обратное действие - применение титула государя к лицу, таковым не являвшимся.

Под оскорблением царского указа понималась как открытая критика содержания указа, так и использование листа бумаги, на котором напечатан указ, не по назначению. Обнажение головы при чтении указа считалось также обязательным, за неисполнение этого правила секли плетьми.

Как оскорбление чести государя расценивалось небрежное или непочтительное отношение с изображением государя.

Причиной преследования этих деяний, по мнению автора, являлось то, что власть видела в них намерения к совершению более тяжких преступлений. Также эти правонарушения являлись преступным оскорблением государевой чести. А защита чести царя считалась столь же важной обязанностью подданных, сколь и защита его жизни. Идея субординации предусматривала защиту государя как высшего начальника и исключала возможность какой либо критики его деятельности. Также в те времена считали, что слова могли реально наносить ущерб подобно физический действиям.

Перемены в данной сфере произошли лишь в середине XVIII века под влиянием философии Просвещения. С 1754 года работала Уложенная комиссия, пытавшаяся кодифицировать законы. В её проекте отменялись особо жестокие виды казней, отмена наказания за ложный донос, а также отмену наказаний за наиболее маловажные проступки. Также хотели разделить государственные преступления на собственно преступления, совершаемые сознательно, и неумышленные проступки, наказание за которые существенно смягчались.

Хотя само Уложение не было принято, перемены в корпусе государственных преступлений всё же произошли. При Екатерине 2 за «непристойные слова» и другие незначительные проступки стали преследовать менее строго, но основные принципы политического сыска остались прежними. Афанасьев связывает смягчение наказаний с личными качествами самой императрицы и с её увлечённостью идеями просветителей. Отсутствие радикальных изменений в принципах политического сыска в это время он объясняет консервативным характером режима самодержавия. Причиной борьбы с «длинными языками», продолжавшейся и после Екатерины 2, по мнению автора, было то, что режим неограниченной власти не был защищён законами и другими правовыми институтами от посягательств авантюристов. Монарх ощущал шаткость своего положения и прилагал усилия к подавлению любой возможной оппозиции.

Все самодержцы и самодержицы XVIII века занимались делами политического сыска. Пётр 1 принимал личное участье в важнейших расследованиях. По утверждению автора он занимался этим по тому, что имел к этому личное пристрастье и верил, что только насилие может держать подчинённых в узде. Он лично проводил расследования и выносил приговоры, причём по тогдашним правовым нормам он мог делать это, не опираясь на какой- либо закон, так как в принципе самодержавия было заложено то, что воля царя и является высшей правовой нормой. Государю передавали следствие по наиболее важным делам, но он свободно определить степень своего участья в конкретном деле.

Ещё в XVII веке существовала практика поручения государем дел по политическому сыску своим приближённым. Появлялись временные розыскные приказы и комиссии, занимавшиеся каким-либо конкретным делом. Подобные учреждения существовали всю эпоху Петра 1, но опирались они на постоянные органы. Долгое время таким органом стал Преображенский приказ. Возникший как дворцовый, он со временем вбирал в себя всё новые и новые функции, в результате чего стал центром Стрелецкого сыска. Тогда в нём сформировался штат следователей во главе с Фёдором Юрьевичем Ромадановским. Пётр закрепил исключительное право приказа везти следствие по «Слову и делу».

Параллельно с ним в качестве временного учреждения стали появляться «маэорские» розыскные канцелярии. Там также майоры гвардии ведали каким-либо конкретным делом по личному поручению царя. Они являлись дальнейшим развитием розыскных приказов XVII века, занимались преимущественно делами, связанными с хищением казны, но иногда царь поручал им и политические дела. Хотя создавались они для конкретного дела, но порой разрастались в целое учреждение с обширным делопроизводством.

Канцелярия тайных розыскных дел или Тайная канцелярия была учреждена для расследования дела царевича Алексея. Ведение дела Пётр поручил П.А. Толстому. Изначально тайная канцелярия была типичной временной розыскной комиссией, однако после смерти царевича Алексея ей передавались всё новые дела.

Образовалось географическое распределение дел между Тайной канцелярией и Преображенским приказом. Царь хотел реорганизовать эти организации, передав их в Сенат, но умер, не успев осуществить этот план.

Тайная канцелярия действовала при Екатерине 1 до её роспуска в 1726 году. Функции политического сыска перенял Верховный тайный совет, а после смерти Екатерины 1 сыскными делами ведал лично Меншиков. После его падения Верховный тайный совет вернул себе следственные полномочия и сохранял их вплоть до конца своего существования.

Анна Иоанновна использовала все известные ранее формы: поручения отдельным чиновникам, временные комиссии и постоянные учреждения. Анна Иоанновна хотела контролировать политический сыск и создала своё постоянное учреждение - Тайную канцелярию в главе с доверенным человеком А.И. Ушаковым.

Анна Иоанновна сама очень близко входила в дела Тайной канцелярии. Ушаков посылал её экстракты дел, на которых императрица ставила свою резолюцию. Она сама также давала распоряжения об арестах, обысках и допросах.

Некоторое участье в следственных мероприятиях принимал Кабинет министров. Ушаков обращался туда за советом по наиболее острым делам.

При Анне Иоанновне учреждались и временные следственные комиссии, но, по мнению автора, они являлись скорее фиктивными органами, смысл существования которых сводился к принятию заранее подготовленного приговора.

В правление Елизаветы Петровны в работе сыска значительных изменений не произошло. Созданная ею следственная комиссия занималась расследованием дел бывших сановников Анны Леопольдовны. В Тайной Канцелярии даже люди не сменились: во главе стоял всё тот же А. И. Ушаков. После его смерти главой Тайной канцелярии стал А.И. Шувалов. Новая императрица также лично занималась сыскным делом, в том числе допросами.

В краткое царствование Петра 3 в политическом сыске был произведён ряд важных изменений. Было запрещено «Слово и дело», ликвидирована Тайная канцелярия. Её дела передавались Сенату, при котором для ведения расследований создавалась Тайная экспедиция Сената во главе с С.И. Шешковским.

Екатерина 2 понимала важность политического сыска. При ней значение Тайной экспедиции в иерархии государственных учреждений резко возросло. Екатерина расширила задачи этой организации: теперь она не только проводила расследования, но и занималась изучением общественных настроений. Екатерина 2 занималась делами сыска ещё активнее, чем её предшественницы, лично возбуждая дела, получала агентурные сведения и выносила приговоры. Она также использовала принцип личного поручения, её доверенными лицами стали генерал-прокурор Сената А.А. Вяземский, главнокомандующий Москвы П.С. Салтыков и другие приближённые.

В деле политического сыска важную роль играла церковь. С петровских времён священников обязали доносить, невзирая на тайну исповеди. Сами священники также легко могли стать жертвами политических процессов. Церковные иерархи, не одобрявшие действия светских властей, могли быть арестованы, подвергнуты допросам и пыткам. Монастыри регулярно использовались как места заключения светских преступников и иных неугодных лиц. Взамен государство поддерживало официальную церковь в борьбе со старообрядчеством. С помощью органов политического сыска наиболее авторитетных старообрядцев разыскивали, арестовывали и направляли в Синод, ставший фактически филиалом Тайной канцелярии. Там была оборудована тюрьма и пыточная. Архиепископ Феофан Прокопович участвовал в допросах старообрядцев вместе со светскими чиновниками.

Автор делает вывод, что между государем и главой политического сыска устанавливались особые отношения, обусловленные тем, что оба они знали то, что для остальных являлось государственной тайной. Они становились как бы соучастниками в грязном, но крайне важном для самодержавия деле политического сыска.

По мнению Афанасьева, несмотря на то, что существовало зафиксированное и утверждённое право, царила воля самодержца, пределов которой право не устанавливало. Именно это и стало причиной того, что за весь XVIII век в России так и не возникло некое единое учреждение, сосредоточившее в себе весь политический сыск. Самодержец не делегировал свои полномочия какой-либо организации, поэтому в основе работы института политического сыска лежал принцип поручений. Сыскной работой занималось множество учреждений, в какой-то момент какое-либо из них получало преимущество, но потом отходило на задний план. Преемственность в сфере политического сыска заключалась в преемственности власти самодержца. Именно он контролировал и направлял деятельность любых учреждений в этой сфере.

Главную роль в возбуждении политического процесса играла воля самодержца. Власть на местах имела полномочия начать розыск. Но всё же большинство политических дел начинались с извета. Впервые донос был юридически оформлен в крестоцеловальных грамотах. Обязанность подданного доносить была закреплена в Соборном уложении 1649 года. Появилось наказание за неизвет. При Петре 1 обязанность подданных писать изветы была многократно подтверждена и включена в воинскую присягу и присяг служащих.. Были введены поощрения за доносы.

При Петре появился институт Фискалов - штатных доносчиков. В случае, если они могли доказать правдивость своего доноса, они могли получить половину имущества обвиняемого. Они внедрялись во все государственные и церковные учреждения. При этом за ложный донос они не наказывались. Отсутствие внешнего контроля позволяло фискалам зачастую заниматься вымогательством. Петр знал о подобных случаях, но считал, что фискалы приносят пользу. В России, по мнению царя, почти не было честных чиновников. Только страх наказания мог заставить их не брать взятки.

Законодательство не ограничивало подданных в форме доноса. По форме изветы были устными или письменными. Иногда составлялась особая «изветная челобитная», но все же обычно письменный извет был краток. Устные изветы были распространены больше, чем письменные. Можно было прийти в государственное учреждение и сообщить о своём намерении донести. Но более известной формой доноса является «Слово и дело!». Известить о доносе таким способом, можно было, обратившись к часовому. Также «Слово и дело» могли выкрикивать в людных местах. Но публичное заявление о доносе допускалось лишь тогда, когда другим способом это было сделать невозможно. В иных случаях предписывалось объявлять об извете без лишнего шума.

Содержание извета было всегда секретным, не каждый чиновник имел право требовать изложить суть доноса. Иногда доносчик заявлял, что расскажет суть извета лишь царю. Тогда изветчика заставляли записать содержимое на бумаге, после чего конверт запечатывался и отправлялся в столицу.

С момента возникновения доносов существовала проблема «ложных изветов». «Слово и дело» часто заявляли, пытаясь уйти от наказания, желая привлечь внимание к своему делу, спьяну или в драке. Игнорировать даже такие изветы власти права не могли, так что осуждённые часто перед казнью заявляли донос, пытаясь добиться пересмотра своего дела. Ещё в Соборном уложении для ложных изветчиков было введено наказание кнутом. Пётр 1 издал указ, что донос не может служить основанием для пересмотра дела преступника, но вскоре его отменил. Также старались разделить доносы по государственным и общеуголовным делам. По этой причине ввели наказание для людей, объявляющих об обычных преступлениях при помощи «Слова и дела».

Несмотря на все проблемы, связанные с доносами, власть их активно поощряла, так как они были главным средством контроля исполнения законов. Чтобы заставить людей доносить друг на друга, ввели крайне суровое наказание за неизвет. Также поощрялись доносы на неизветчиков. Появившись при Петре 1, эта норма была впоследствии неоднократно подтверждена. Так как в присяге была прописана обязанность доносить, наказание за неизвет для служащих было особенно суровым. Люди так боялись стать неизветчиками, что порой писали упреждающие доносы.

Синод юридически прописал обязанность священников доносить на прихожан и ввёл тяжелые наказания за неизвет. Доносить следовало даже о том, что было сказано на исповеди. Священников даже приводили к специальной присяге, где закреплялась эта обязанность писать изветы.

В итоге изветчик оказывался в тяжёлом положении: с одной стороны он мог быть наказан за неизвет, с другой стороны, если он не сможет доказать свои обвинения, он мог быть наказан за ложный извет. Попытки писать доносы на влиятельных людей вообще были делом почти безнадёжным.

В середине XVIII века доносительство было столь распространено, что затрудняло делопроизводство. В проекте Уложения была сделана попытка его упорядочить: был составлен список лиц, которые не имели права доносить друг на друга, но в конце сделана оговорка, что в особых случаях им доносить друг на друга всё же можно. Хотели повысить требования к доказательству доноса: сам по себе донос не считался доказательством преступления.

Среди доносчиков были преступники, которые с помощью извета пытались добиться смягчения приговора или затянуть дело.

Второй значительной группой были крепостные. Некоторые доносили на хозяев, не зная за ним реальных государственных преступлений, так как надеялись получить свободу, или делали это просто из желания хоть как-то ему навредить. Не находясь под защитой закона, крепостные использовали извет как последнее средство спастись от самоуправства помещиков. Были и крепостные, специально подслушивавшие своих хозяев и искавшие повод для доноса. Если они находили такой повод, они тщательно всё фиксировали. Большинство дел дворян, обвинённых в государственных преступлениях, началось с изветов их крепостных.

Особую группу доносчиков составляли близкие родственники. Жены доносили на мужей, которые их били, мужья доносили на неверных жен. Причинами подобных доносов могли стать имущественные распри или личная неприязнь.

Некоторые, желая любой ценой навредить другому человеку, писали на него ложные доносы.

Но среди изветчиков были и люди, искренне верившие, что их донос принесёт пользу отечеству. Некоторые специально провоцировали людей на неосторожные высказывания, чтобы уличить их в этом. Такие люди умели доказать свой донос.

Люди боялись доносов и доносчиков. Они сами старались пресекать опасные разговоры, или, услышав антигосударственные речи, бежать. Если человек предполагал, что на него донесут, он стремился любыми средствами предотвратить извет. Как правило, это выражалось в попытке подкупа потенциального доносчика. Одно восклицание «Слово и дело» заставляло людей разбегаться в страхе, так как свидетелей этого могли арестовать. Доносчиков не любили, были случаи, когда им угрожали расправой. Местные власти иногда игнорировали доносы, зная об их явной ложности или боясь связываться с сыском.

По мнению автора, причиной того, что власть активно поощряла доносительство, несмотря на связанные с этим проблемы, являлась неразвитость инструментов государственного контроля, что делало изветы единственной возможностью для власти следить за исполнением своих указов.

Основная концепция автора может быть сформулирована следующим образом: орудия. Политический сыск был рожден самодержавием, но без него не было бы и самодержавия как проявления деспотизма, каприза и беззакония. Автор видит в сыске институт, прежде всего внесудебного и незаконного преследования политических преступников. Также Анисимов пишет о преемственности царских и советских органов политического сыска. Корни данной системы кроются в самодержавном политическом прошлом, царистском сознании, менталитете народа, не привыкшего к свободе и ответственность.

Эта книга, безусловно, является крупным трудом по эволюции политического сыска. Эта узкая тема рассмотрена очень подробно, причём свои теоретические построения автор подкрепляет примерами, взятыми из источников. Однако, рассматривая эволюцию политического сыска, автор подробно не рассматривает эволюцию как правовой системы в целом, так и идеологических концепций русских самодержцев. В результате получается, что в данной книге некоторые теоретические построения искусственны. Наиболее дискуссионным является утверждение, в условиях самодержавной власти государственные институты строятся исключительно на принципе поручительства. Однако, несмотря на спорность основной концепции автора, данная монография имеет значительную научную ценность для изучения истории права и истории правоохранительных органов в Российской империи.

Размещено на Allbest.ru