Размещено на http://www.allbest.ru/

Государственное образовательное учреждение среднего специального образования "Московский Государственный Театральный колледж им. Леонида Филатова (МГТК им. Леонида Филатова)"

Специальность: Менеджер социально-культурной деятельности

Реферат на тему:

"Н.И. Костомаров об организации домашнего досуга в XVII-XVIII веках"

Атряскина Жанна Сергеевна

Руководитель: Гагин В.Н.

Москва 2013

Введение

Николай Иванович Костомаров - общественный деятель, историк, публицист и поэт, член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской академии наук, один из руководителей Кирилло-Мефодиевского общества, автор многотомного издания "Русская история в жизнеописаниях её деятелей", исследователь социально-политической и экономической истории России, в особенности территории современной Украины. Репутация Костомарова, как историка, и при жизни, и после смерти его неоднократно подвергалась сильным нападкам. Его упрекали в поверхностном пользовании источниками и проистекавших отсюда ошибках, в односторонности взглядов, в партийности. Мелкие промахи и ошибки встречаются в сочинениях Костомарова, но это легко объясняется необыкновенным разнообразием его занятий и привычкой полагаться на свою память. Во всяком случае, общее значение Костомарова в развитии русской и украинской историографии можно, без всякого преувеличения, назвать громадным. Им была внесена и настойчиво проводилась во всех его трудах идея народной истории. Сам Костомаров понимал и осуществлял её главным образом в виде изучения духовной жизни народа. Внося новые и плодотворные идеи в разработку русской истории, исследуя самостоятельно целый ряд вопросов в её области, Костомаров, благодаря особенностям своего таланта, пробуждал живой интерес к историческим знаниям в публике. В лице Костомарова удачно соединялись историк-мыслитель и художник - и это обеспечило ему не только одно из первых мест в ряду русских историков, но и наибольшую популярность среди читающей публики. Глубоко вдумываясь, почти вживаясь в изучаемую им старину, он воспроизводил её в своих работах такими яркими красками, что она привлекала читателя и неизгладимыми чертами врезалась в его ум.

Пиршества

Все, что в настоящее время называется вечерами, театрами, пикниками и т.д. в старину называлось пирами. Пиры были обыкновенной формой общественного сближения людей. Праздновала ли церковь свое торжество, радовалась ли семья или провожала из земного мира своего сочлена, или же Русь разделяла царское веселье и славу побед - пир был выражением веселости. Пиром тешились цари; пиром веселились и крестьяне. Желание поддержать о себе доброе мнение у людей побуждало каждого порядочного хозяина сделать пир и созвать к себе добрых знакомых.

Русские пиры у всех сословий сопровождались одинаковыми чертами, приемами и обрядами. Русские пиршества разделялись на две категории: пиры и братчины; первые организовывало одно лицо, вторые были организованы многими хозяевами и преимущественно существовали между поселянами. Пиры частных лиц давались в дни Пасхи, Рождества Христова, Троицы, Николина дня, Петра и Павла и Масленицы, при торжественных семейных случаях - браках, рождении и крещении детей, при погребении, поминовении усопших, в день именин, по случаю новоселья и при вступлении служащего лица в должность. Царские пиры, кроме семейных случаев и церковных торжеств, давались по поводу коронации, посвящения митрополитов и патриархов, при объявлении царевича народу и по случаю приема иностранных послов.

Когда домовитый хозяин учреждал пир и приглашал гостей, то звать одних посылал слуг, а к другим ездил сам, различая тех, кому он делает честь приглашением, от тех, у которых он должен искать чести приезда в его дом. При семейных и приятельских пиршествах приглашались и жены гостей, но не к мужскому столу, а к особенному женскому, который жена хозяина готовила в то же время гостям женского пола. Комната, назначенная для пира, заранее убиралась, устилалась коврами; на окнах висели занавесы, стелили на столы и лавки нарядные скатерти, заправляли свечи в паникадилы и уставляли поставец посудою. Для пира избиралась обыкновенно столовая, а иногда назначали для него сени, которые были просторнее всех покоев. Столы устанавливались вдоль стены перед лавками, а если было много гостей, то и рядами; место под образами в углу было для хозяина, дававшего пир. Каждый из приглашенных гостей садился на место, соответствующее своему званию и достоинству. Место по правую руку от хозяина считалось самым почетным. За ним другие места нисходили по степеням, так что одно было ниже другого, и, таким образом, существовало три разряда мест: высший, средний и низший. Сесть выше другого, считавшего себя выше достоинством, значило нанести ему оскорбление; на частных пирах наблюдался, как в царских пиршествах и в Боярской думе, обычай местничества. Скромный и благочестивый человек садился нарочно на место ниже того, какое ему следовало, чтоб хозяин свел его оттуда и перевел на высшее. Напротив, заносчивые люди, встречаясь с соперниками, с которыми у них давно не ладилось, пользовались случаем, чтоб насолить им, и садились выше их, заводили споры, ставили хозяина в затруднительное положение. Нередко дело доходило до драк.

Перед началом пира выходила жена хозяина и кланялась в пояс, потом становилась у дверей. Господин кланялся им до земли и просил целовать жену. В ответ на это каждый гость также кланялся до земли и целовался с хозяйкой, а отходя от нее, опять делал поклон. Хозяйка подносила каждому гостю, по очереди, чарку вина. Первый гость получал чарку и отдавал ее хозяину, прося выпить прежде. Хозяин приказывал прежде начать жене. Та отведывала и отдавала мужу. Муж выпивал. Тогда уже начинали пить гости, один за другим, и всякий раз, как только гость пил, кланялся ему до земли. Окончив эти церемонии, жена уходила в свое женское общество. Гости усаживались за столом. Тогда хозяин резал хлеб на кусочки и из собственных рук подавал гостям, одному за другим, вместе с солью. Этот обряд символически означал радушие и гостеприимство. Существовало поверье, что хлеб-соль прогоняет вредное влияние злых духов. За обедом получать хлеб-соль от хозяина - значило пользоваться его дружелюбием; есть вместе хлеб-соль - вообще означало согласие и любовь. После раздачи хлеба-соли вносили кушанье обычным порядком. Гости ели обыкновенно по два человека с одного блюда. Перед почетнейшими гостями ставили особые блюда. Хозяину всегда подавали особое блюдо; он раздавал с него куски гостям, сидевшим по близости, а тем, кому не мог подать, отсылал на тарелках со слугами. Эти куски означали расположение. Хозяин также отсылал отсутствующим по разным причинам гостям некоторые блюда. Отвергнуть подачу считалось оскорблением.

На пирах к столу подавались круглые пироги - кушанье, составлявшее необходимую принадлежность пира. Двери из внутренних покоев растворялись; из них выходили жены сыновей хозяина, братьев, племянников и вообще родственников, живших с ним не в разделе, с вином и чарками. Мужья этих женщин вставали из-за стола, становились у дверей и, кланяясь, просили гостей целовать их жен. Гости принимали от женщин чарки с вином и целовались с каждой с поклонами, как прежде с хозяйкой. У некоторых этот обряд исполнялся иначе. Жена хозяина не являлась пред началом пира, а приходила теперь, в сопровождении женских особ семейства и прислужниц, несших вино и сосуды. Хозяйка подносила почетнейшему гостю вино и немедленно удалялась, потом приходила снова, в другом уже платье, и угощала другого гостя, опять уходила и снова являлась, переряженная в иное платье, и потчевала третьего гостя; то же делалось в отношении всех гостей поодиночке, и каждый раз хозяйка являлась в новом наряде. Эти переодевания служили для показания роскоши и богатства хозяина. Обслужив таким образом всех гостей, хозяйка становилась у стены, при крае стола, опустив голову. Гости подходили к ней и целовались; иногда, после поцелуев, она дарила гостям ширинки, вышитые золотом и серебром. Отличительная черта русского пиршества была - чрезвычайное множество кушаний и обилие в напитках. Он старался напоить гостей, если возможно, до того, чтоб их отвезти без памяти восвояси; а кто мало пил, тот огорчал хозяина. Пить следовало полным горлом, а не прихлебывать. Кто пил с охотою, тот показывал, что любит хозяина. Женщины, в то же время пировавшие с хозяйкой, также должны были уступать угощениям хозяйки до того, что их отвозили домой без сознания. На другой день хозяйка посылала узнать о здоровье гостьи. Но, с другой стороны, считалось постыдным сделаться скоро пьяным. Пир был в некотором роде война хозяина с гостями. Хозяин хотел, во что бы то ни стало напоить гостя допьяна; гости не поддавались и только из вежливости должны были признать себя побежденными после упорной защиты. Некоторые, не желая пить, из угождения хозяину притворялись пьяными к концу обеда, чтоб их более не принуждали, дабы, таким образом, в самом деле, не опьянеть. Иногда же случалось на разгульных пирах, что заставляли пить насильно, даже побоями. Пиршества были длинны и тянулись с полудня до вечера и позже. По окончании стола еще продолжалась попойка. Все сидели на прежних местах. Хозяин наливал в чашу вина, становился посредине с открытой головою и, подняв вверх чашу, говорил напыщенное предисловие, а потом пил за чье-нибудь здоровье: начинали с царя, а потом пили за членов царского семейства, за бояр, властей и за разных лиц, смотря по цели, с которою давали пир. Выпив, хозяин оборачивал чашу вверх дном над головой, чтоб все видели, что в ней нет ни капли и как он усердно желает добра и здоровья тому, за кого пьет. После того хозяин возвращался на свое место и подавал каждому из гостей, по очереди, чашу с вином; каждый гость должен был выходить из-за стола, становиться посредине, пить за здоровье того, за кого предлагалось пить; потом все садились на свои места. Во время пиров кормили и слуг, приехавших с гостями, и один доверенный слуга должен был наблюдать, чтоб эти низшего достоинства гости не передрались между собою и не наделали чего-нибудь вредного хозяину.

В обычае было после пира подносить хозяину подарки. Нередко хозяин делал пир и щедро поил и кормил гостей для того, чтоб потом получить от них подарков гораздо на большую сумму, чем стоило ему угощение. Так поступали в городах воеводы: они учреждали пиры и зазывали к себе гостей для того, чтоб выманить подарки. Случалось, что гости, не желая, поневоле, в угождение сильному человеку, являлись на пиршество. Впрочем, существовал обычай и хозяину одаривать гостей. Воеводы обратили и такой обычай в свою пользу. Чтоб более обязать своих гостей, воевода созывал к себе на пир богатых посадских, сам делал им подарки, а те должны были отдавать за них вчетверо. Если же кто-нибудь был невнимателен и оставил без подарка начальственное лицо, учреждавшее пир, то у него без церемоний вымогали и насильно, потому что требовать подарков не считалось предосудительным. Обычай дарить соблюдался и в царских пирах, приглашенные на пир во время царских свадеб или по поводу коронации должны были подносить царю дары, а на праздничных царских столах духовные, приглашенные к обеду, получали от царя подарки. Праздничные и семейные пиршества у степенных и набожных особ отличались характером благочестия. Обыкновенно после литургии духовенство приносило в дом крест, иконы, частицы св. мощей, святили воду, мазали ею в доме все иконы, кропили во всех покоях, окуривали весь дом ладаном, иногда же приносили святую воду из церкви и кропили ею дом. По окончании молитвословия начиналась трапеза. Духовные лица занимали почетнейшие места между гостями. Во время всего пира дьячки пели духовные песни, соответствующие празднику или событию, по поводу которого учреждалась трапеза. В сенях и на дворе кормили нищих. Некоторые очень благочестивые люди даже сажали нищих за один стол с собою и с гостями. По окончании обеда все пили во славу Божией Матери, потом пили за здоровье царя, бояр, за воинство, за хозяина и гостей. После стола хозяин раздавал нищим, у него обедавшим, милостыню.

Не таков был характер пиршеств у разгульных людей. На этих пирах иногда не удаляли и женский пол; мужчины и женщины подавали друг другу питье и целовались, брались за руки и играли между собой. Хозяин приглашал гусляров и скоморохов.

Праздники

Праздники были временем отклонения от обычного порядка ежедневной жизни и сопровождались разными обычаями, укоренившимися в домашней жизни. Благочестивые люди вообще почитали приличным ознаменовать праздничное время делами благочестия и христианского благотворения. Ходить в церковь к установленному богослужению была первая потребность; кроме того, хозяева приглашали к себе духовенство, служили в доме молебны и считали долгом кормить нищих и подавать милостыню. Простой народ находил, что ничем так нельзя почитать праздник, как пьянством - "Кто празднику рад, тот до свету пьян", - говорил и говорит народ великорусский.

Особенностью празднества Рождества Христова было славить Христа. Священники ходили из дома в дом. В самый день Рождества было в обычае печь калачи и посылать приятелем в дома. Вечера Святок, как и сейчас, был временем гаданий и девичьих забав. В простонародье сохранились в эти дни заветные обряды язычества. В навечерие Рождества Христова бегали по городу или по селу и кликали коледу или таусень. Вообще время от дня Рождества Христова до Богоявления проводилось разгульно; пьянство доходило до бесчинства, тут-то чаще происходили кулачные бои. В воскресенье перед постом родные и знакомые посещали один другого и прощались. С наступлением Великого поста начинались дни воздержания; те самые, которые в мясоед и на Масленице позволяли себе неумеренность в пище и питье, теперь питались одним кусочком хлеба с водою в день; мужья убегали жен; встречаясь друг с другом, знакомые напоминали один другому о христианком житье и посте в ожидании светлого праздника. В старину как принадлежность поста существовал обычай посылать друг другу так называемые укрухи с разными фруктовыми лакомствами и вином. Это делалось, как видно, по праздникам и субботам, когда церковь ослабляет строгость Великого поста.

Домашние обряды

Пиры и увеселения сопровождали семейные события. Рождение младенца ознаменовывалось всегда домашним торжеством. Зажиточные люди учреждали родинные столы, а крестьяне приготовляли особое пивцо и брали для того разрешение от начальства. Родильницы получали от гостей подарки, обыкновенно деньгами: это соблюдалось и у знатных, но только для исполнения обычаев, ибо родильнице в доме боярском давали по золотому, хотя такая сумма не могла чего-нибудь составить для тех, кому дарили. Русские спешили крестить; и чаще всего крещение совершалось в восьмой день по рождении, но иногда в сороковой, так как эти числа напоминали в младенческой жизни Иисуса Христа события Обрезания и Сретения; имя нарекали чаще всего случайно, по названию святого. Крещение происходило у всех сословий в церквях и допускалось в домах только в крайнем случае, по болезни новорожденного, да и тогда соблюдалось, чтоб обряд происходил непременно не в той комнате, где дитя родилось. Комната, где родился младенец, несколько дней считалась оскверненною. Выбор восприемников падал чаще всего на духовного отца или родственника. При крещении на младенца надевали крест медный, серебряный или золотой, который оставался на нем во всю жизнь как символ его принадлежности к христианскому обществу. Восприемнику священник возлагал на шею белый платок и связывал его обоими концами; а по окончании обряда платок этот снимался и оставался в церкви. После обряда в тот же день учреждался крестинный стол, и при этом, кроме гостей, кормили и нищих. Духовное рождение считалось значительнее телесного, и оттого день рождения оставался незаметным, а день ангела, или именины, во всю жизнь праздновался каждым, кому состояние позволяло. С утра именинник или именинница рассылали гостям именинные пироги; знатность лица, которому посылались пироги, измерялась величиною посылаемого пирога. Гости по приглашению сходились на именинный стол и приносили именинникам подарки; духовные благословляли именинников образами, а светские подносили материи, кубки или деньги.

Брак сопровождался самыми затейливыми обрядами, и никогда семейная жизнь не облекалась таким блеском, как в эти торжественные минуты жизни. Русские женились вообще очень рано. Русские как будто спешили уйти от соблазнов холостой жизни. Редко случалось, чтобы русский долго оставался неженатым. При ранней женитьбе совершенно было естественно, что жених и невеста не знали друг друга до брака: и тот и другая, будучи еще детьми, играли страдательную роль под влиянием родителей и удалены были от людского взора. Вообще нравственные понятия того времени не позволяли молодым людям обоих полов видеться и уговариваться между собою. Жених не смел даже сказать, что желает жениться; родителю предоставлялось распоряжаться его судьбою. Только тогда, когда жених вступал во второй брак, или был уже в зрелых летах, или не имел родителей, приступ к бракосочетанию делался им самим лично. Иногда же первый шаг начинался и со стороны родителей невесты. Желая сбыть дочку, родители засылали к жениху близкого им человека Если родители жениха соглашались, то приступали к сватовству обычным порядком. Родители, вознамерясь женить сына, советовались с близкими родственниками и часто не говорили об этом самому жениху ничего. Выбрав дом, с которым не стыдно было породниться, они посылали к родителям невесты свата или сваху для предварительного объяснения. Если родители невесты не желали вовсе отдать дочери за предлагаемого жениха, то отговаривались обыкновенно тем, что она еще молода или подобным предлогом. Если же были согласны, то не заявляли об этом тотчас, но говорили, что посоветуются с роднею, и назначали день решительного ответа. Когда, наконец, давалось согласие, сват или посредник просил дозволения видеть невесту. Случалось, что такое дозволение не получалось, иногда от гордости, иногда оттого, что невеста была дурна собою. Но чаще случалось, что родители дозволяли видеть девицу, и тогда посылалась какая-нибудь родственница жениха или же ехала сама его мать: во всяком случае эта женщина называлась смотрительницею. Показ невесты происходил различным образом: иногда смотрительницу вводили в убранную комнату, где невеста стояла в лучшем своем наряде с лицом, закрытым покрывалом; иногда же невеста сидела за занавесом, и занавес отдергивался, когда приближалась смотрительница. Смотрительница прохаживалась с нею по комнате, заговаривала с нею, стараясь выпытать, умна ли она, хороша ли. Бывало, если у родителей дочь-невеста урод, то вместо ее приводили меньшую и выдавали смотрительнице за невесту, а если не было другой дочери, то подставляли служанку. Жених не имел права сам видеть невесты до брака и, следовательно, должен был довольствоваться теми известиями о ней, какие передавала ему смотрительница. Он узнавал обман не прежде как после венчанья. Обманутый жених мог жаловаться духовным властям; производился розыск; спрашивали соседей, знакомых и дворовых людей, и если обман открывался, то виновного наказывали кнутом и брак расторгали; но это случалось очень редко; гораздо обыкновеннее подводили дело так, что жених поневоле должен был жить со своей суженой. Зато муж в таком случае, в утешение себе, колотил жену, принуждал ее постричься, а иногда тайно умерщвлял: поэтому некоторые женихи, чувствуя в себе довольно силы и значения перед семьею невесты, настаивали, чтобы им самим дозволено было видеть невесту, и родители дозволяли, если дорожили женихом; но тогда уже отделаться жениху было трудно. Правда, если невеста ему не нравилась, он не женился; зато должен был убегать всякого разговора о своих прошедших отношениях, а иначе родители невесты, злясь на него, могли подать жалобу духовным властям о том, что он их бесчестит: дурно говорит о невесте и отбивает женихов; такая жалоба могла последовать даже и в таком случае, когда жених вовсе ничего не говорил; жениха принуждали жениться, или заплатить бесчестье, если он уже успел жениться на другой. Накануне свадьбы собирались к жениху его гости, а к невесте гости, составлявшие ее поезд. Венчание происходило большею частью вечером. Утром в день торжества сваха невесты отправлялась в дом жениха приготовлять брачное ложе. Существовало верование, что лихие колдуны и колдуньи могут внести порчу и нагнать злых духов в тот дом, где рядят свадьбу. Против этого существовали разные средства. Сваха обходила кругом хоромину, где устраивалось брачное торжество, и кровать, где стелили брачное ложе, с рябиною в руках, на которой вырезали символические знаки. Ее шествие совершалось церемонно. За свахою человек пятьдесят, а иногда и до ста прислужников несли на головах разные принадлежности брачного ложа и брачной комнаты. Брачной комнатой избирался сенник, часто нетопленый. Необходимо было, чтоб на потолке не было земли, чтоб, таким образом, брачная спальня не имела никакого подобия с могилою. Когда в этот покой вносили постель, то впереди несли образа Спаса и Богородицы и большой крест. Вокруг постели устраивались тафтяные занавесы. Над постелью ставились образа и крест, те самые, которые предшествовали при вносе постели. Образа были задернуты застенками. Возле самой постели ставили открытые бочки с пшеницею, рожью, овсом и ячменем. Это означало обилие, которого желали новобрачным в их новом домоводстве. Когда время венчания приближалось, невесту начинали одевать в самое лучшее платье и навешивали на нее сколько возможно украшений; в это время девицы пели ей свадебные песни. Между тем в парадно убранной комнате ставили столы, накрывали их брачными скатертями, уставляли уксусницами, солоницами и перечницами, устраивали поставец, как водилось вообще на пирах, и убирали место для жениха и невесты на возвышении. На этом месте клали бархатные или золотые изголовья, а сверху покрывали их соболями; подле самого места становилось одно лицо из свадебных чинов: это лицо держало в руке пух соболей; его должность была опахивать новобрачных. Перед местом ставили стол, накрытый тремя скатертями, одна на другой; на них клали соль в солоннице, калач или перелечу и сыр. Над местом прибивали икону, и, кроме того, в комнате, назначенной для торжества, ставили во всех четырех углах по одной иконе. В то же время жених в доме своих родителей собирался с своими поезжанами. Убравшись в венчальный наряд, он ожидал, как ему дадут знать, что пора ехать за невестою. С гостями его находился непременно и священник, который должен был венчать. После того как в доме невесты все было готово и сама невеста одета, ей на голову возлагали венец - символ девичества и вели с торжественным шествием в залу, где было устроено место для нее с женихом. Впереди шли женщины-плясицы, которые плясали и пели песни. За ними каравайники несли на полках, обшитых богатыми материями, караваи. На караваях лежали золотые монеты. Потом следовали свечники с свечами и фонарщики с фонарями для свеч. Как у жениха, так и у невесты было по свече. Далее шел дружка и нес опахало: то была большая металлическая миска; в ней лежали на трех углах хмель, собольи и беличьи меха, платки, шитые золотом, червонцы и деньги. Двое по сторонам предшествовали невесте и держали пут, чтобы никто не перешел дороги. За ними две свахи вели невесту в венце под покрывалом. За невестою следовали сидячие боярыни, составлявшие ее свадебный чин: две из них держали по блюду. На одном лежала кика - головной убор замужней женщины с принадлежностями, как-то: подубрусником, или волосником, гребешком и чаркою с медом, разведенным в воде или вине. На другом лежали убрусы, назначенные для раздачи гостям. Невесту сажали на место, а возле нее сажали какое-нибудь лицо, чаще всего брата или родственника. Когда все усаживались, отец и мать невесты, действительные или нареченные, посылали дружку к жениху. Священник первый вставал с места, затем вставали родители, брали по образу и становились рядом. Жених кланялся им в ноги, целовал образ и получал родительское благословение. Вслед за тем поезд отправлялся; в таком торжественном шествии впереди шли каравайники с караваями, свечники и фонарники со своими принадлежностями, потом священник с крестом, потом бояре, за ними жених, которого вел под руки тысяцкий, за ними поезжане, то есть все составлявшие чин жениха. Они садились на лошадей верхами или в сани. Когда таким образом шествие достигало двора невесты, родители невесты выходили к ним навстречу. Они входили в приготовленный покой, где уже сидела невеста. Жених молился, знаменуясь крестом, и кланялся образам на все четыре стороны, потом вместе с дружком подходил к своему месту; следовало выкупить это место у того мужчины или мальчика, который сидел подле невесты; последний, получив несколько монет, уступал свое место, и жених садился подле невесты на одну подушку с нею. Когда, таким образом, усаживались, начинали разносить кушанье и ставить на столы. Едва ставили на стол все блюда первого кушанья, как священник прочитывал "Отче наш", потом молитву покровения главы. По окончании последней молитвы сваха подходила к отцу и матери невесты и просила благословения. Зажигались свадебные свечи богоявленскими свечами; свечники, поставив свои свечи, держали протянутый между женихом и невестою большой кусок тафты с нашитым крестом, так что жених и его поезжане, которые сидели на одной с ним стороне, не могли видеть невесты. Сваха снимала с невесты покрывало, потом венок; другая женщина подносила миску с кикой и гребнем. Сваха омокала гребень в чарку с медом и расчесывала невесту, потом свивала или скручивала ей волосы и надевала волосник, кику и подзатыльник и, наконец, закрывала, иногда тем же покровом, который разделял ее от жениха. Венок отдавался на сохранение на память о девичестве. После того подносили свахе миску с осыпалом; она осыпала невесту и жениха и опахивала сорока соболями, которые держал, как выше сказано, один из свадебных чинов, называемый держальником. У посадских людей во время расчесывания был такой обычай: когда жених и невеста сидели, отделенные друг от друга покровом, им приказывали приложить щеки к покрову. Перед ними держали зеркальце, и жених здесь мог увидеть в зеркале лицо своей будущей жены и дружелюбно ей улыбнуться; в то же время один из гостей подходил к ним в вывороченном шерстью вверх тулупе и желал невесте столько детей, сколько было шерстинок в тулупе. Во все продолжение обряда укручивания невесты сидячие боярыни и девицы пели свадебные песни, а дружка, взяв нож, резал перелечу и сыр на мелкие куски, клал на большое блюдо, накладывал туда же множество ширинок и отдавал меньшему дружке; сам получал от невесты вышитый ее руками убрус и подносил его жениху, а меньшой дружка разносил и раздавал всем гостям куски перепечи и ширинки, также посылал отцу и матери жениха, остававшимся в своем доме. В то же время сваха осыпала свадебных бояр и гостей, то есть бросала в толпу их горстями все, что было на осыпале, - серебряные деньги, хмель, куски материи и проч., и всяк на лету хватал, что успевал схватить. Между тем подавали другую яству, за нею подавали третью: как только она появлялась на столе, сваха подходила к родителям невесты и просила благословения. Все вставали. Родители брали по образу, обыкновенно в окладах, с драгоценными украшениями. Подле них становился священник. Новобрачные кланялись и принимали благословение. Отец и мать разменивали их кольцами и, взяв дочь за руку, отдавали ее жениху, взаимно кланяясь друг другу. Наконец, отец брал плеть и ударял ею свою дочь, говоря: "По этим ударам ты, дочь, знаешь власть отца; теперь эта власть переходит в другие руки; вместо меня за ослушание тебя будет учить этою плетью муж!" С этими словами он передавал плеть жениху, а тот, приняв плеть, говорил: "Я не думаю иметь в ней нужды, но беру ее и буду беречь, как подарок". Он закладывал ее за кушак. Между тем в продолжение этого обряда каравайники и свечники выходили. За ними выступали свадебные гости. Устилался путь кусками материи, и новобрачные шли по этим кускам к дверям. Женихова и невестина свахи вели невесту за руки, все еще закрытую. Тысяцкий устраивал порядок шествия. Между тем те, которые держали сорок соболей, взятых с места, где сидели новобрачные, клали их опять на то же место, а скатерть, на которой резали перепечу и сыр, складывали и отдавали ключнику. На дворе перед крыльцом стояло множество оседланных лошадей и колымаг. Невеста садилась в сани вместе с двумя свахами. Жених должен был ехать с своим поездом вперед и прибыть в церковь ранее невесты. Когда молодые входили в церковь, ясельничий с своими двумя помощниками стерег коня и сани, чтоб кто-нибудь не перешел дороги между верховым конем жениха и санями невесты и чтобы вообще лихие люди не наделали чего-нибудь дурного колдовством. После венчания невесту раскрывали, и священник читал новобрачным поучение: в нем обыкновенно наставлял их ходить часто в церковь, слушаться своих духовников, хранить посты и праздники, подавать милостыню, а мужу повелевал учить жену палкою, как подобает главе. Потом он брал жену за руку, вручал мужу и приказывал им поцеловаться. Жена иногда в знак повиновения припадала к ногам супруга и касалась челом его сапога, муж же покрывал ее полою платья в знак будущего покровительства и защиты. Наконец, священник давал новобрачным деревянную чашу с вином; муж принимал, отпивал и давал жене; та отведывала и передавала опять мужу. Таким образом, оба пили три раза, муж допивал, бросал под ноги чарку и топтал ее с женой. Подходили свадебные гости и поздравляли обвенчавшихся, а между тем уже посылали дружку вперед к отцам жениха и невесты и к оставшимся в доме свадебным чинам известить, что молодые обвенчались в добром здоровье. В то же время дружка разрезал каравай, и священник отсылал его (вероятно, через того же дружку) отцам обоих семейств как символ будущего их свойства и родственной приязни, и оба рода давали обет быть людьми одного стола и одного хлеба - хлебосолами и жить дружно, как зерна одного колоса. При выходе из церкви сваха осыпала новобрачных семенами льна и конопли, желая им счастья; другие дергали жену за рукав, показывая вид, будто хотят разлучить ее с женихом, а жена тесно прижималась к своему суженому. На знатных свадьбах существовал обычай бросать окружающим монеты. Из церкви весь поезд отправлялся в дом мужа, у простого народа - со свадебными песнями, криками и плясками. Когда поезд прибывал в его дом, навстречу выходили отец и мать жениха с образом и с хлебом-солью и благословляли новобрачных. Новобрачные садились за стол. Невеста была уже открыта и должна была непременно плакать, выражая разлуку с родителями и страх нового образа жизни, а женщины и девицы пели печальные песни. Ни жених, ни невеста ничего не должны были есть, хотя перед ними и ставили кушанья. Когда новобрачные входили в сенник, гости уходили в покой, откуда вышли, и продолжали пировать, а дружка и сваха вступали с новобрачными в сенник и раздевали их: дружка жениха, сваха невесту, и сами потом уходили к гостям. Когда молодые были в сеннике, а гости пировали в комнате, около сенника ходил или ездил ясельничий с обнаженным мечом для предохранения от всякого лиходейства. По прошествии некоторого времени отец и мать посылали дружку узнать о здоровье новобрачных; если жених через дверь отвечал, что он в добром здоровье, это значило, что между ними доброе совершилось, и тысяцкий тотчас посылал к родителям невесты сказать, что новобрачные в добром здоровье; дружка за то получал подарки, и все свадебные гости отправлялись в сенник кормить новобрачных. Как жених, так и невеста ничего не ели в тот день; теперь пищей для них была та самая курица, которую дружка прежде их уносил в сенник, обернувши скатертью; кроме этого символического блюда давали еще и другие кушанья. На другой день новобрачных вели, при звуке литавр и пении песен, в отдельные мыльни. В мыльнях их мыли вином и медом. На следующий день, т.е. на третий день после брака, было пиршество у родителей невесты.

Свадебные обряды были одинаковы как у первобрачных, так и у тех, которые женились или выходили замуж в другой и третий раз; но второй брак не имел уже той святости, какою облекался первый. Если оба из супругов были вдовцы, то на них не возлагали венцов на голову, а держали на плечах. Церковный обряд третьего брака состоял в одном молитвословии, без венчания, и вообще третий брак не одобрялся церковью.

Новоселье в старой русской жизни было торжественным событием; хозяин, входивший в новопостроенный дом, приглашал духовенство освящать его и созывал родных и знакомых. Гости являлись непременно с хлебом и солью - символами желания обилия и благополучия; русские верили, что приносимый хлеб с солью в новом доме изгонял влияние злого духа. пир новоселье сословие обряд

Смерть человека сопровождалась заветными обычаями. По понятию русских, умирать среди семейства в полной памяти считалось благодатью небесною для человека. Чувствуя приближение смерти, русский составлял завещание, распределял свое состояние и вместе с тем назначал для успокоения своей души какие-нибудь добрые дела. Около умирающего собиралось семейство, слуги и близкие знакомые; ему подносили образа, и он каждого благословлял особым образом; в числе окружавших его смертную постель непременно находился духовный отец. Многие для большей верности спасения души облекались пред смертью в монашескую одежду, а иные принимали и схиму, как это делали цари. Если больной после того жил несколько времени, то уже ничего не вкушал и на земле находился как бы за пределами земной жизни; и если бы случилось ему выздороветь, то непременно должен был поступить в монастырь. Когда начиналось предсмертное томление, тогда читалась отходная. Как только человек испускал дыхание, на окне ставили чашу с святой водой и миску с кутьей. Это был какой-то остаток язычества, существовавший не у одних русских, но и у татар. Мертвеца обмывали теплою водою, надевали сорочку и завертывали в белое покрывало или саван, обували в сапоги или башмаки, а руки складывали крестообразно. Толпы знакомых стекались в дом умершего, начинался плач и причитание. Тело лежало на столе, пока изготовлялся гроб. Обыкновенно гроб делался деревянный, как у богатых, так и у бедных, с тою разницею, что у богатых обивался внутри и снаружи материями разного цвета. Когда мертвеца клали в гроб, некоторые, по какому-то поверью, привешивали к гробу кафтан покойника, а в рот ему клали несколько мелких монет, как будто для издержек в дальней дороге на тот свет. Летом русские хоронили очень скоро - обыкновенно в течение двадцати четырех часов по смерти, и нередко скончавшийся утром был уже погребен при захождении солнца. Если по какому-нибудь случаю, напр., ожидая прибытия родных, погребение откладывалось, то труп вносили в ледник для предупреждения зловония. Мертвеца выносили из дому закрытым гробовою крышкою, сверху покрытою покровом или же шубою. Гроб не везли, а несли на руках, обыкновенно шесть человек, и если покойник или покойница успевали принять монашество, то непременно монахи или монахини. В таком случае обыкновенно хоронили в монастырях. Для эффекта нанимались плакальщицы, которые шли впереди и по бокам похоронного шествия с распущенными волосами и нарочно искаженными лицами. Они кривлялись и вопили, то громко вскрикивали и заливались плачевными причетами, то заводили тихим, пискливым голосом, то вдруг умолкали и потом заводили снова; в своих причетах они изображали заслуги покойника и скорбь родных и близких. Все сопровождавшие гроб шли с зажженными свечами, обвязав платками головы. Мертвого иногда вносили в церковь и оттуда по совершении панихиды выносили на кладбище.

Когда гроб готовились опустить в могилу, крышу приподнимали и все должны были подходить к телу и целоваться с мертвым, впрочем позволялось прикладываться и к гробу. Жена должна была вопить и причитывать, а плакальщицы показывали свое искусство хором. Священник давал в руки мертвого отпустительную грамоту, которую иностранцы, по неведению, почитали рекомендательным письмом - сами не знали к кому, кто думал - к св. Петру, а кто, к св. Николаю. После опущения гроба в могилу все целовали образа, а потом ели кутью, непременно каждый три раза, наблюдая такой порядок, что, прежде всего, подходила к кутье жена, за нею дети, потом родственники, наконец, гости, слуги и все посторонние. Утопленников и удавленников не хоронили на кладбищах; напротив, существовало даже верование, что если где-нибудь похоронят утопленника или удавленника, то за это весь край постигает бедствие.

Заключение

Всякое мирское дело непременно начиналось пиром, и поэтому в жизни народа хмельные напитки имели большое культурное значение. Пьянство стало отличительной чертой русских пиршеств и праздников. Я считаю этот факт негативным, потому что ни к чему хорошему пьянство еще не приводило. Все праздники также были тесно связаны с церковью и религией. Христианская вера, в которую был обращен русский народ, пить не запрещала, но требовала умеренности в отношении хмельного.

Русский народ любил отмечать праздники и устраивать пиршества, он почитал обряды и в основной массе своей был религиозен.

Список использованной литературы

1. Костомаров Н.И. История России. М.: АСТ, 2011.

2. Костомаров Н.И. Литературное наследие. Спб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1890.

3. Костомаров Н.И. Собрание сочинений Н.И. Костомарова. Исторические монографии и исследования. Спб., Типография М.М. Стасюлевича, 1904. Кн. 8, Т. 19, С. 3-175.

4. Полевой П.Н. Историк-идеалист. Исторический вестник. 1891. Т. 43, № 2.

Размещено на Allbest.ru