Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

• Введение
• 1. История становления монашества Киевской Руси в домонгольский период IX- 1/3 XIII века
• 1.1 Появление первых монастырей в Киевской Руси
• 1.2 Зарождение русского монашества в Подолии Х--XII века
• 2. Первый расцвет монашества в Киевской Руси. Появление и развитие монастырей в период (IX-1/3XIIIвв)
• 2.1 Печерский монастырь и преподобный Феодосий
• 2.2 Монашество XI и 1/3-XIII веков. Монастырское управление
• 2.3 Религиозно-культурная деятельность монастырей XI- 1/3 XIII веков
• Заключение
• Список использованной литературы
• Введение
• Актуальность темы. Религиозное сознание средневекового человека концентрировалось в аскетическом идеале эпохи - монашестве. Древнерусская монастырская среда впитала в себя два компонента. Первый - это общехристианская традиция, т. е. такие формы быта и нравственные установки, которые уже достаточно давно существовали на христианском Востоке и были восприняты на Руси как часть церковного обихода. Второй компонент - это славянская традиция, т. е. те особенности быта и нравов древнерусских иноков, которые сложились в результате усвоения монашеских идеалов славянской средой. Наибольший интерес для настоящего исследования представляет именно второй компонент - славянская традиция. При всем стремлении отойти от суеты мира, обители Древней Руси не могли не контактировать с окружающей действительностью. Она, безусловно, влияла на формы бытового уклада и особенности нравственной жизни древнерусских иноков. Следовательно, изучение этого компонента в монастырской среде открывает дополнительные познавательные возможности для понимания особенностей быта и нравов всего древнерусского социума.
• Большинство древнерусских письменных источников вышли из монастырской среды. Следовательно, наши представления о сознании древнерусского человека в значительной мере опосредованы монашеским сознанием и мы, вольно или не вольно, смотрим на мир Древней Руси «монашескими глазами». Поэтому перед исследователем-медиевистом возникает вопрос, насколько хорошо изучен «мира летописца» - монастырская жизнь, чтобы можно было разделить, где в источнике отражены явления, характерные для всего древнерусского социума, а где проявления исключительно монашеского сообщества. Это тем более важно в связи с тем, что отечественные историки до последнего времени почти не уделяли внимания рассматриваемой теме. Поэтому изучение монастырского быта и нравов XI - XIII вв. имеет большое значение как исследование контекста создания большинства древнерусских письменных источников. При этом под понятием «быт» следует понимать совокупность таких элементов как повседневные занятия, одежда, рацион, устройство жилища, организационные структуры и т. д. Понятие «нравы» включает в себя духовную жизнь монастыря, особенности религиозного и духовно-нравственного восприятия различных явлений из жизни древнерусских обителей и своеобразную монастырскую аксиологию (положительные и отрицательные поведенческие установки).
• При изучении истории русского монашества с самого начала обнаруживаются два обстоятельства: во-первых, скудость источников, причем материал распределен по периодам весьма неравномерно, и, во-вторых, рассеянность документов по разным собраниям и отдельным публикациям. Всякий, кто принимается за историю русского монашества, должен учитывать оба эти обстоятельства. У нас нет почти ни одного собрания материалов, специально подобранного по определенному вопросу. В церковно-исторической литературе, несмотря на ее сравнительно обширный объем, различные эпохи и процессы освещены неравномерно. По эпохе IX-1/3XIIIвв приходилось в основном использовать не специальную церковно-историческую литературу, а например, работы по вопросам государственно-политической и экономической истории или по истории древнерусской литературы.
• Назовем важнейшие из использованных нами источников. На первом месте стоит «Полное собрание русских летописей», создание которых было в основном делом монахов. Важнейшие государственные акты и официальные документы по высшему церковному управлению, по делам епархиального управления, по монастырскому укладу содержатся почти исключительно в собраниях документов по политической истории России. Эти летописи и акты дают материал лишь до конца XI столетия. По периоду XII-1/3XIII вв различные материалы находятся в «Русской исторической библиотеке», где в отдельных томах собраны документы и другой исторический материал специально по русской церковной истории; менее надежно собрание, известное под названием «Древняя российская вивлиофика». Много важных документов и исследований по истории монашества опубликовано в журнале «Чтения в Обществе истории и древностей российских». В качестве справочника может служить старая работа К. Бестужева-Рюмина «Источники и литература по русской истории от древности до 1825 г.», опубликованная как введение в его «Историю России». В качестве дополнительного материала можно рекомендовать «Введение» в «Лекции по русской истории» С.Ф. Платонова. В области церковной истории большую ценность представляет труд Н.Н. Глубоковского «Русская историческая наука в ее историческом развитии и современном состоянии».
• Много сведений можно почерпнуть из «Истории российской иерархии», в основном составленной митрополитом Евгением Болховитиновым, хотя ее часто приписывают епи-скопу Амвросию Орнатскому, который написал лишь часть текста. Для истории монашества особенно важны тома 2, 3-6.
• Таковы важнейшие собрания источников как по общей истории Русской Церкви, так и по истории монашества. На другие источники и на соответствующую литературу ссылки даются в курсовой работе.
• Объект настоящего исследования - древнерусское монашество в домонгольский период (IX-1/3XIIIвв). Греческое слово «монах» («один», «живущий в уединении») нашло себе в русском языке очень выразительный синоним -- «инок», то есть человек, живущий иным образом, нежели остальные люди. Древнерусское монашество как носитель этого «иного жития» и составляет объект настоящего исследования.
• Предмет исследования - быт и нравы монастырей, находившихся вблизи крупнейших центров древнерусской государственности - Киева и Новгорода в IX-1/3XIII вв. Выбор объясняется, главным образом, степенью сохранности источников.
• Цель работы - изучить и проанализировать монашество Киевской Руси в домонгольский период (IX-1/3XIIIвв).
• Для достижения цели в работе были поставлены следующие задачи:
• - рассмотреть историю начала равзиятия Славянского монашества - IХ век;
• - изучть зарождение русского монашества в Подолии Х-- XII века;
• - рассмотреть историю появления первых монастырей в Киевской Руси;
• - рассмотреть Печерский монастырь и деятельность преподобного Феодосия;
• - изучить историю монашества XII и 1/3-XIII веков. Монастырское управление;
• - рассмотреть религиозно-культурную деятельность монастырей XI- 1/3 XIII веков.
• 1. История становления монашества Киевской Руси в домонгольский период IX- 1/3 XIII века
• 1.1 Появление первых монастырей в Киевской Руси
• В древнейших русских источниках первые упоминания о монахах и монастырях на Руси относятся лишь к эпохе после крещения князя Владимира; их появление датируется временем правления князя Ярослава (1019-1054). Современник его, Иларион, с 1051 г. Киевский митрополит, в своем знаме-нитом похвальном слове, посвященном памяти князя Владимира,-- «Слове о законе и благодати», которое он произнес между 1037 и 1043 гг., будучи священником при дворе [5, с. 67], говорил, что уже во времена Владимира в Киеве «монастыреве на горах сташа, черноризцы явишася» [6, с. 47]. Противоречие это можно объяснить двояко: вполне вероятно, что монастыри, которые упоминает Иларион, не были монастырями в собственном смысле, а просто христиане жили в отдельных хижинах вблизи церкви в строгой аскезе, собирались вместе на богослужение, но не имели еще монашеского устава, не давали иноческих обетов и не получали правильного пострижения, или, другая возможность,-- составители летописи, которая включает в себя «Свод 1039 г.», имеющий весьма сильную грекофильскую окраску, склонны были недооценивать успехи в распространении христианства в Киевской Руси до прибытия туда митрополита Феопемпта (1037), вероятно первого в Киеве иерарха греческого поставления и греческого происхождения.
• Под тем же 1037 г. древнерусский летописец торжественным слогом повествует: «И при сем нача вера хрестьянска плодитися и раширяти, и черноризьци почаша множитися, и монастыреве починаху быти. И бе Ярослав любя церковныя уставы, попы любяше повелику, излиха же черноризьце». И дальше летописец сообщает, что Ярослав основал два монастыря: св. Георгия (Георгиевский) и св. Ирины (Ирининский женский монастырь) -- первые правильные монастыри в Киеве. Но это были так называемые ктиторские, или, лучше сказать, княжеские обители, ибо их ктитором был князь. Для Византии такие монастыри были обычным явлением, хотя и не преобладающим. Из позднейшей истории этих обителей видно, что древнерусские князья использовали свои ктиторские права на монастыри; особенно это сказывалось при поставлении новых настоятелей, то есть можно говорить о точном повторении характерных для Византии отношений между ктитором и основанным им монастырем. Такие монастыри обыкновенно получали наименование по имени святого покровителя ктитора (христианское имя Ярослава -- Георгий, а Ирина -- имя святой покровительницы его супруги); эти обители становились потом родовыми монастырями, они получали от ктиторов деньги и другие дары и служили им семейными усыпальницами. Почти все обители, основанные в домонгольскую эпоху, то есть до середины XIII в., были именно княжескими, или ктиторскими, монастырями [5, с. 69].
• Совершенно иное начало было у знаменитой киевской пещерной обители -- Печерского монастыря. Он возник из чисто аскетических устремлений отдельных лиц из простого народа и прославился не знатностью ктиторов и не богатствами своими, а той любовью, которую снискал у современников благодаря аскетическим подвигам своих насельников, вся жизнь которых, как пишет летописец, проходила «в воздержании, и в великом пощеньи, и в молитвах со слезами».
• Хотя Печерский монастырь очень скоро приобрел общенациональное значение и сохранил это значение и свое влияние на духовно-религиозную жизнь народа и в позднейшие времена, в истории его основания осталось много неясного. Опираясь на различные научные разыскания, можно представить эту историю следующим образом.
• Об основании пещерного монастыря летописец повествует под 1051 г., в связи с рассказом о возведении на митрополичью кафедру священника церкви в Берестове (село к юго-западу от Киева, находившееся во владении Ярослава). Звали его Иларионом, и был он, как свидетельствует летопись, «муж благ, книжен и постник». Жизнь в Берестове, где князь обычно проводил бульшую часть времени, была неспокойной и шумной, ибо там пребывала и княжеская дружина, поэтому священник, стремясь к духовным подвигам, вынужден был искать уединенного места, где бы он мог молиться в удалении от суеты. На лесистом холме на правом берегу Днепра, к югу от Киева, он вырыл себе маленькую пещерку, которая и стала местом его аскетических бдений. Этого благочестивого пресвитера Ярослав выбрал на вдовствовавшую тогда митрополичью кафедру и велел епископам хиротонисать его. Он был первым митрополитом русского происхождения. Новое послушание Илариона поглощало все его время, и теперь он лишь изредка мог приходить в свою пещерку. Но очень скоро у Илариона появился последователь [5, с. 70].
• Это был отшельник, который под именем Антония известен как основатель Печерского монастыря. В его жизни многое остается для нас неясным, сведения о нем отрывочны. Его житие, написанное в 70-е или 80-е гг. XI в. (но до 1088 г.), которое, как установил А.А. Шахматов, было широко известно еще в XI, через три столетия оказалось утраченным. Этот Антоний, уроженец города Любеча, близ Чернигова, имел сильное стремление к подвижничеству; он пришел в Киев, короткое время пожил там в пещерке Илариона, а потом отправился на юг. Был ли он на Афоне, как сказано в его житии, или в Болгарии, как утверждает М. Приселков (последнее представляется нам более вероятным),-- не совсем ясно. Но этот вопрос для истории Печерского монастыря имеет лишь второстепенное значение, ибо как духовно-религиозный первоначальник обители и аскетический наставник братии на первом плане стоит не Антоний, а настоятель монастыря cв. Феодосий.
• Антоний принадлежит к тем подвижникам, которые подают яркий пример своей собственной жизнью, но не имеют призвания к наставничеству и учительству. Из жития cв. Феодосия и из Печерского патерика видно, что Антоний предпочитал оставаться в тени и управление новой обителью передал в руки других братий. Лишь житие Антония, которое было составлено в связи с очень запутанными церковно-политическими событиями в Киеве, говорит нам о благословении Святой горы на основание монастыря -- возможно, с умыслом придать Печерскому монастырю, выросшему из аскетических устремлений русской среды, печать «византийского» христианства, связав его со Святой Афонской горой и представив его основание как почин Византии. После своего возвращения Антоний, как рассказывает житие, не удовлетворенный строем жизни в Киевском монастыре (это мог быть лишь монастырь св. Георгия), снова удалился в уединение -- в пещеру Иллариона [4. с. 82]. Благочестие Антония снискало у верующих такое великое почитание, что сам князь Изяслав, сын и преемник Ярослава, приходил к нему за благословением.
• Антоний недолго оставался в одиночестве. Уже между 1054 и 1058 гг. к нему пришел священник, который в Печерском патерике известен под именем Великого Никона (или Никона Великого). Интересен и важен вопрос о том, кем был этот Никон. Я лично согласен с мнением М. Приселкова, что Великий Никон был не кто иной, как митрополит Иларион, который в 1054 или 1055 г. по требованию из Константинополя был сведен с кафедры и заменен греком Ефремом. При этом Иларион, разумеется, сохранил свой священнический сан; он появляется уже как иерей, принявший великую схиму; при пострижении в схиму он, как и положено, переменил имя Иларион на Никон.
• Теперь в растущем монастыре деятельность его приобретает особый размах. Будучи священником, он, по желанию Антония, постригает послушников; он, как мы увидим позже, воплощал идею общенационального служения своего монастыря; потом он оставляет Печерскую обитель и после недолгой отлучки снова возвращается, становится настоятелем и умирает, прожив долгую, насыщенную событиями жизнь. Никон стоит в самом средоточии национально-культурных событий XI в., поскольку все они так или иначе были связаны с Печерским монастырем. Он представлял то древнерусское национально настроенное монашество, которое противилось как греческой иерархии, так и вмешательству киевских князей в жизнь Церкви.
• Если с именем Великого Никона связан национально-культурный расцвет Печерского монастыря, то в личности св. Феодосия мы видим уже действительно духовного наставника и первоначальника русского монашества. Роль Феодосия несравнима с исторической ролью Антония. Его житие, написанное монахом Печерского монастыря Нестором в 80-е гг. XI в., в пору, когда там подвизался Никон Великий, рисует нам Феодосия как аскета, воплотившего в жизнь идеал христианского благочестия. Нестор был знаком со многими агиографическими сочинениями Восточной Церкви, и это могло оказать определенное влияние на его повествование о Феодосии, но облик Феодосия встает со страниц жития таким целостным и живым, таким простым и естественным, что в повествовании Нестора нельзя уже видеть только подражание агиографическим образцам. Феодосий пришел к Антонию в 1058 г. или несколько раньше. Благодаря суровости своих духовных подвигов Феодосий занял видное место среди братии обители. Не удивительно, что уже через четыре года он был избран настоятелем (1062).
• За это время число братии умножилось настолько, что Антоний и Варлаам (первый игумен монастыря) решили расширить пещеры. Число братии продолжало расти, и Антоний обратился к киевскому князю Изяславу с просьбой пожаловать обители землю над пещерами для строительства церкви. Монахи получили просимое, выстроили деревянную церковь, кельи и обнесли строения деревянным забором. В житии Феодосия эти события отнесены к 1062 г., и Нестор, составитель жития, связывает возведение наземных монастырских строений с началом настоятельства Феодосия. Правильнее было бы считать, что ко времени настоятельства Феодосия относится лишь завершение этого строительства [5, с. 74]. Важнейшим деянием Феодосия в первый период его игуменства было введение общежительного устава Студийского монастыря. Из жития Феодосия можно узнать, что он стремился к самому строгому исполнению братией иноческих обетов. Труды Феодосия заложили духовное основание Киево-Печерского монастыря и сделали из него на два столетия образцовую древнерусскую обитель [7, с. 102].
• Одновременно с расцветом Печерского монастыря появляются новые обители в Киеве и в других городах. Из помещенного в Патерике рассказа о ссоре наставников печерской братии, Антония и Никона, и князя Изяслава (из-за пострижения Варлаама и Ефрема, княжеских дружинников) мы узнаем, что в Киеве уже тогда был монастырь св. Мины. О том, как и когда возник этот монастырь, нет точных сведений. Возможно, что такого монастыря и вовсе не было в Киеве, а просто там жил черноризец-болгарин из византийского или болгарского монастыря св. Мины, ушедший вместе с Никоном из Киева. Никон оставил город, чтобы избежать княжеского гнева, и направился на юго-восток. Он пришел на берег Азовского моря и остановился в городе Тмутаракани, где правил князь Глеб Ростиславич, внук князя Ярослава (до 1064 г.). В Тмутаракани, которая у византийцев известна была под именем Таматарха, Никон между 1061 и 1067 гг. основал монастырь в честь Божией Матери и оставался в нем до 1068 г., до своего возвращения в Киев, в Печерский монастырь, где с 1077/78 по 1088 г. он подвизался уже как настоятель.
• Димитриевский монастырь основан был в Киеве в 1061/62 г. князем Изяславом. Для управления им Изяслав пригласил настоятеля Печерского монастыря. Соперник Изяслава в борьбе за Киев, князь Всеволод, в свою очередь тоже основал монастырь -- Михайловский Выдубицкий и в 1070 г. велел построить в нем каменную церковь. Через два года в Киеве возникли еще две обители. Спасский Берестовский монастырь, вероятно, был основан Германом, ставшим впоследствии Новгородским владыкой (1078-1096),-- в источниках этот монастырь часто называют «Германичем». Другой, Кловский Влахернский монастырь, называвшийся также «Стефаничем», был основан Стефаном, настоятелем Печерского монастыря (1074-1077/78) и епископом Владимира-Волынского (1090-1094), просуществовал он до разрушения Киева татарами [7, с. 105].
• Таким образом, эти десятилетия были временем бурного монастырского строительства. С XI до 1/3XIII в возникло и много других обителей. Голубинский насчитывает в одном Киеве до 17 монастырей [3, с. 132].
• В XI в. строятся монастыри и вне Киева. Мы уже упоминали монастырь в Тмутаракани. Монастыри появляются также в Переяславле (1072-1074), в Чернигове (1074), в Суздале (1096). Особенно много обителей строилось в Новгороде, где в XI в. тоже насчитывалось до 17 монастырей. Самыми значительными среди них были Антониев (1117) и Хутынский (1192), основанный св. Варлаамом Хутынским. Как правило, это были княжеские, или ктиторские, монастыри. Каждый князь стремился иметь в своем стольном граде монастырь, поэтому в столицах всех княжеств строятся монастыри -- мужские и женские. Ктиторами некоторых из них были епископы. Всего до 1/3XIII в на Руси можно насчитать до 70 обителей, расположенных в городах или их окрестностях.
• Топографически монастыри располагались на важнейших торговых и водных путях Древней Руси, в городах по Днепру, в Киеве и вокруг него, в Новгороде и Смоленске. С середины XII в. появляются монастыри в Ростово-Суздальской земле -- во Владимире-на-Клязьме и Суздале. Ко 2-й половине этого века мы можем отнести первые шаги в монастырской колонизации Заволжья, где в основном строились маленькие скиты и п€устыньки. Колонизация осуществлялась выходцами из Ростово-Суздальской земли, постепенно продвигавшимися в сторону Вологды. Сам город Вологда ввозник как поселение около основанной св. Герасимом († 1178) обители в честь Святой Троицы. Далее монастырская колонизация устремлялась на северо-восток, в направлении к месту впадения реки Юг в Сухону [3, с. 133].
• Первые шаги монастырской колонизации к северу от Волги, в так называемом Заволжье, впоследствии переросли в великое движение, которое усеяло скитами и п€устынями огромную область от Волги до Белого моря (Поморья) и до Уральских гор.

1.2 Зарождение русского монашества в Подолии Х-- XII века

Чтобы доказать о появлении как славянского христианства так и православного монашества на Подолии до Крещения Руси, необходимо учесть не одну интересную историческую особенность этой «проблемы». Проблема Христианства, да и соответственно монашества, на наших землях очевидно и явно просматривается на протяжении первого тысячелетия, тем не менее, являясь оставленной в тени многовековой истории практически до наших дней в целом и этой публикации в частности.

Во-первых, начиная с Х века, придется напомнить о квазиканоническом обосновании претензий тогдашнего Констанинополя на Вселенскую Патриархию подобно Риму и считаться с его гордым и предубежденным отношением к единоверным западным славянам на протяжении всей Византийской истории, да и истории последующих взаимоотношений с восточными славянами вплоть до наших дней.

Во-вторых, введение Христианства на землях подвластных Киевской Руси, в том числе и Понизье (как тогда называлась Подолия), которое входило в состав Галицкого княжества, полностью рассматривалось как приоритетное право Константинопольской направленности здесь миссионерства. [4, с. 62]

В-третьих, соответственно о каком либо существовании Восточного варианта Христианства вне официальных заслуг тогдашнего Константинополя, а через западно-славянское миссионерство тем более (как мы видим на примере с Понизьем) естественно не могло быть и речи, а не то, что письменной восторженной фиксации подобного факта.

В-четвертых, русские летописцы, описывая просвещение русских земель христианством, все почему -- то молчат о Понизье (Подолии). Ничего не говорят они и о возникновении и существовании здесь монастырей, этих исконных утвердителей христианских идей и культуры на вновь просвещенных землях, а это наводит на ненавязчивые выводы;

-либо эта часть земель не принадлежала тогдашней княжеской верхушке находившейся в Киеве и следовательно - пока еще не предоставляла никакого интереса для их просветительской деятельности, что является противоречиво самим историческим устоям и представлениям о границах княжества Киевской Руси,

-- либо эти земли уже были просвещены светом Истинной Веры, и уже стояли в благочестии. О чем опять же, не очень - то хотелось признавать без своих личных заслуг амбициозно настроенной как тогдашней правящей княжеской власти, так и Церковной Иерархии, за их спиной ( которая на ту пору в основном состояла из тех же греков).

В-пятых, под чутким руководством византийских духовных цензоров именно в этом направлении составлялась последующая церковная летопись Киевской Руси, умалчивая о «ненужных» но весомых фактах. Как пример абсолютного идеологического игнорирования «ненужного» Христианского Понизья (Подолии) - есть как раз подобное скептическое умолчание тогдашних летописцев. В подтверждение вышесказанного достаточно напомнить слова характеристику, одного из главных Русских Летописцев -Нестора -«...греки лукавии суть изначала…».[4, с. 63]

В-шестых, вообще, времена Галицко -- Русского княжения нужно считать вполне благоприятными для развития иночества и монастырей в Подолии, как и в соседней Галиции, хотя конкретно для Подолии и не сохранилось положительных о том летописных свидетельств, кроме исторических преданий позднего времени и нескольких невнятных заметок летописцев - об отношении татаро - монгольских ханов к Христианской вере.

В-седьмых, само возникновение и существование на Подолии монастырей еще в древнерусскую эпоху подтверждают для нас различные летописные документы и материалы князей литовских т. е. периода, пришедшего на смену Киевской Руси.

В-восьмых, если в литовский период истории еще сохранялись свидетельства о русском монашестве ранних веков, и всячески способствовалось развитие новых обителей то, с приходом королей польских, католической экспансии и ее ставленницы -- «унии» на Подольские земли, какое либо существование русских «схизматических» монастырей стало вообще нежелательным явлением. Вот почему, абсолютно никакой положительной информации о существовании на Подолии ранее возникших здесь православных монастырей в польских хрониках мы практически не встречаем. Как исключение, в виде снизходительных заслуг -разрешений Польских Королей, началась собираться небольшая документальная информация о возникновении новых православных монастырей на Подольских землях в первой пол. XVII в.

В-девятых, в Имперский период Церковной истории, появление каких либо известий, сведений и фактов относящихся к введению Христианства на подчиненных землях -- или же, прямо скажем -- наоборот -- умолчание их, объясняется исключительно коньюктурными политико - идеологическими соображениями духовной цензуры в лице Правительствующего Сената и Обер - Прокурора Священного Синода заправлявшего церковными делами.

В-десятых, безбожная эпоха и ее идеологи «научные - пииты» категорически опровергали не только Христианство как враждебную оппозицию, но и всячески боролись с ее богатым материально-духовным наследием. Подолия в этом отношении являла собою не только исключение, но так как занимала некогда первенство в принятии Христианства, так - же стала занимать и очевидное первенство в уничтожении наследия веков и взрыве первых монашеских пещер и уничтожении вековых монастырей. Как ярчайший пример этому - одна из древнейших подольских обителей - Лядавский скальный монастырь. Поэтому вполне закономерно и объяснимо решение о полном затоплении древней Христианской столицы Понизья - Бакоты и ее окрестностей. Ведь именно там советскими археологами было найдено множество неопровержимых доказательств о древнейшем религиозном, культурном и материальном превосходстве бакотских окрестностей, по сравнению с древнерусской столицей Киевом, не говоря уже о первопрестольной амбициозной Москве. [4, с. 66]

Проблему неизвестности монашества Подолии даже учитывая этих десять пунктов можно считать решенной. Так что далее, каких либо особых подробных объяснений и доказательств, для подтверждения появления Христианства и монашества на Подолии прежде Крещения Руси, и в более поздние периоды, нами не приводится.

Остается лишь одно историческое доказательство -- монастырская жизнь в наших краях и окрестных территориях в русском ее варианте, возникла только лишь благодаря -- Преподобному Антонию, который был основателем и первым духовником для вновь приходящей братии Лядовского монастыря. Сюда в эти скальные пещеры, стремились попасть те, кто был влеком Православной верой, высокими христианскими идеями. Они видели в вере, образе жизни и трудах Преподобного Антония, остановившего свой выбор на этих скалах -- идеал монашеской жизни. Это очевидно и было причиной сразу же вновь привлекшей многих из местных разноплеменных христиан во вновь ожившие обители.

Если принять во внимание то что, Лядавский монастырь уже в то время являлся хоть и малой но -- авторитетной обителью (благодаря своему легендарному происхождению) то вполне обосновано можно считать, что и Бакотский монастырь и прочие Поднестровские пещерные монастыри существовавшие на то время выше по течению Днестра - основаны были выходцами из Лядавского монастыря. Именно они были первыми подвижниками, несшими на себе благословение преподобного Антония Печерского, задавшего некогда тон Афонского монашества всему древнерусскому монашеству именно на нашей Подольской земле и всего юго - западного края.

В это время (ХI-ХIII вв.) здесь, на Понизье было много русских городов, как-то; Бакота - столица Понизья, Ушица, Калюс, Кучельмин и др. Да и вообще, русские поселения распространялись, далеко по Днестру и даже -- по Дунаю, гораздо дальше чем это предполагалось ранее. Об этом нам красноречиво свидетельствуют современные археологические данные.

Кроме Лядавского и Бакотского монастыря, в те времена было уже много других пещерных монастырей по Днестру, как на славянской территории так и в соседней Молдавии, на что указывают остатки их, существующие в настоящее время еще во многих забытых людьми местах и ожидающих своего христианского возрождения Из таких монастырей и церквей доселе известны: в Лядаве, Нагорянах, Мукше, Субочи, Студенице, Бакоте, Кривчанах (Липчане), Галице, Крещатике на Днестре, Сатанове и Черчи на р. Збруче, Малиевцах и Соколе на р. Ушке, в Стене на р. Русаве. Имея своим прообразом древние греческие пещерные храмы, монастыри и келии, Подольские скальные монастыри и храмы, по своему славяно-русскому характеру и культуре, могут идти в сравнение с пещерными монастырями на Днепре: Киево - Печерским, Зверинецким, Гнилецким, Зарубским и др. и поэтому они и в этом плане вполне относятся к тому же историческому периоду. [4, с. 67]

Теперь для нас теперь очевидно и достоверно известно и без намеков византийских и русских летописцев что, в конце X -- начале ХI-в. - Понизье (Подолия) было уже официально Православною стороною. Именно тогда, здесь должны были возродиться старейшие из скальных монастырей и церквей, в области р. Днестра и его притоков. Это были те монастыри и храмы, которые уже немногим ранее были высеченные в скалистых берегах этих рек и горных ущелий еще скифами и готами, и многим из них уже и раньше довелось в свое время сыграть роль миссионерских центров Христианства.

Таким образом, существующие ныне остатки скальных надднестрянских монастырей без сомнения можно отнести к самым древним сохранившимся археологическим памятникам Русской Христианской древности на Подолии.

монашество управление печерский культурный

2. Первый расцвет монашества в Киевской Руси. Появление и развитие монастырей в период (IX-1/3XIIIвв)

2.1 Печерский монастырь и преподобный Феодосий

Св. Феодосий снискал почитание и любовь уже у своих современников, ибо он поистине был «первоначальником общежития на Руси». Его житие и Патерик Печерского монастыря -- главные источники, знакомящие нас с деятельностью этой выдающейся личности и с его влиянием на учеников. Патерик ценен тем, что он помогает составить целостное представление о древнерусском монашестве XI-XII вв., и в особенности о внутренней жизни монастырей в ту пору [11, с. 102].

По своему содержанию Печерский патерик -- это агиографическое описание Печерской обители и подвигов ее насельников от возникновения монастыря до конца XII или начала XIII в. Еще важнее житие св. Феодосия. Его составителем был черноризец Печерского монастыря по имени Нестор; он написал житие в конце 80-х гг. XI в., когда настоятелем монастыря был Великий Никон -- то есть примерно через 15 лет после кончины святого игумена, так что еще были живы многие из братии, знавшие его при жизни. Именно поэтому в житии нет ничего легендарного. Хотя сочинение Нестора обнаруживает влияние некоторых образцов византийской агиографии, оно все-таки написано весьма реалистично и несет на себе отпечаток личности автора. Образ Феодосия был тогда еще настолько живым, почти современным для писателя, что, несмотря на использование

Нестором византийских житий, вероятно в первую очередь жития св. игумена Саввы, образ этот не имеет трафаретных агиографических черт византийских святых, а скорее наделен специфическими чертами русского подвижника, которые не вполне соответствуют раннехристианскому идеалу инока. Нас поражает в Феодосии не только ревностное стремление совершенствовать свою душу и, отрешившись от всего внешнего, превратить земную жизнь в небесное жительство, но и его стремление к воздействию на мир. Эта вполне национальная черта проступает и в жизнеописаниях св. Варлаама Хутынского († 1192) и св. Авраамия Смоленского († 1220).

Религиозно-социальные и культурные связи монастырей с внешним миром позволили Л.К. Гётцу назвать Печерский монастырь «культурным центром домонгольской Руси» и дали ему повод говорить об отклонении монастыря от «первоначального идеала монашества, которое знает лишь религиозную жизнь вне мира, лишь аскезу и главным делом которого было спасение собственной души монаха» [11, с. 105]. Это утверждение нельзя, однако, распространять на все тогдашнее иночество. В Печерском патерике соединяются два разных аскетических идеала: рядом со св. Феодосием или Николой Святошей мы находим образы подвижников, предававшихся самой изощренной аскезе и совершенному отречению от мирских забот; они вызывают в нашей памяти образы из «Изречений» и «Лимонаря» Иоанна Мосха († 620).

Наличие двух типов подвижничества говорит о том, что монашество переживало тогда пору своего становления. Но не предававшиеся изощренным аскетическим упражнениям подвижники, которые, если судить по рассказам Патерика, зачастую претыкались на пути благочестия и впадали в прелесть, а именно св. Феодосий стал начальником и наставником национально-русского подвижничества, и в более поздние времена черты его благочестия можно увидеть в облике древнерусского инока.

Феодосий был еще юношей, когда пришел в пещеру Антония, но ему уже пришлось выдержать долгую борьбу, чтобы получить от матери, не одобрявшей его склонности к иночеству, благословение на пострижение в монахи. Антоний принял беглеца из мира (около 1058 г.), и юный послушник своим смирением и терпением, своей духовной настроенностью вскоре приобрел любовь этого старца-отшельника, который велел Великому Никону постричь его. Молодой инок скоро снискал любовь и у братии; после перевода, по воле великого князя, игумена Варлаама настоятелем в новооснованный монастырь св. Димитрия, Феодосий на пятом году своего пребывания в монастыре избирается игуменом и, по благословению Антония, берет на себя это тяжкое послушание.

Неясно, каким уставом руководился Печерский монастырь до игуменства Феодосия. Многое говорит за то, что Печерский монастырь, как и другие киевские обители, возникшие до него, в первые годы своего существования строил свою жизнь на основе «Устава Великой церкви», то есть на основе богослужебного устава храма Святой Софии и других константинопольских церквей. Но этот Типикон был мало пригоден для устройства монастырской жизни, ибо в нем содержались лишь богослужебные правила. Возможно, что новый настоятель знал о существовании монастырского устава св. Феодора Студита. Первые, вероятно неполные и не вполне удовлетворительные, сведения об этом уставе Феодосий получил от грека монаха Михаила из окружения Киевского митрополита Георгия. От него Феодосий мог узнать, что в одном из константинопольских монастырей хранится полный список устава.

Как сообщает его житие, св. Феодосий послал в Константинополь одного инока к монаху Ефрему (он некогда был пострижен в Печерском монастыре, а теперь спасался в одном из греческих монастырей), чтобы получить от него список Студийского устава. Феодосий, однако, получил устав не в том списке, который был сделан рукой самого св. Феодора и по которому жили в его монастыре, а в позднейшей обработке, выполненной Алексием, патриархом Константинопольским (1025-1043). Известно, что точного и полного списка Студийского устава не сохранилось. У нас есть только краткое изложение его, составленное в Студийской обители вскоре после кончины великого Студита. Этот устав лежит в основе редакции патриарха Алексия, но его редакция -- это не подробный монастырский устав, который предусматривал бы все обстоятельства монастырского быта; здесь содержатся лишь некоторые богослужебные указания, идущие от самого Алексия, и самые общие правила постов и монашеской жизни вообще [10, с. 142].

Но Феодосию важнее всего было соблюсти основу устава -- принцип строгого общежития, который он и проводил в жизнь во все время своего настоятельства. Он, сам подвизаясь непрестанно -- «in manibus opus, in ore psalmus» (в руках работа, в устах молитва),-- требовал того же и от вверенной его попечению братии. Простое и в простоте своей такое впечатляющее и живое повествование Нестора показывает нам и многосторонний пастырский дар Феодосия, и его ревностное стремление к неукоснительному соблюдению принципа общежительства. Он не поощрял изощренной или чрезмерно суровой аскезы, характерной для сирийских отцов, ибо понимал, что такая аскеза не может стать общей основой монастырской киновии; в особенности это было невозможно в ту пору, когда иночество делало на Руси свои первые шаги и еще должно было пройти долгий и трудный путь, чтобы стать со временем подлинным примером христианского благочестия, идеалом для мира. Это не значит, конечно, что св. Феодосий отвергал высшие ступени аскезы. Он хорошо знал, что только они дают духовный опыт и способность к духовному руководству, что для настоятеля они являются единственным источником силы, необходимой для воздействия на братию.

Сам он усердно подвизался, но в смирении своем не любил, чтобы о его подвигах знала братия и вообще современники. Лишь в юности он носил вериги. Молитва, смирение, пост заполняют его жизнь; свой игуменский сан он несет с величайшим смирением, его бедное одеяние показывает братии и великим мира сего, что бедность украшает христианина; он всегда в посте: сухой хлеб, редко овощи без масла -- вот и все его пропитание, но лицо его всегда радостно; свое аскетическое делание он совершает в ночи; весь день он посвящает работе; он печется о братии, но руководит ею без чрезмерной суровости; воспитывает ее больше своим примером, чем словами, а поучает притчами; провинившихся он увещевает с любовью и кроткой строгостью. Чудеса св. Феодосия -- его дар пророчества -- представлены в житии как следствие его аскетических добродетелей. Эти чудеса большей частью относились к сношению иноков с миром, лежащим за монастырской стеной, ибо они, с одной стороны, подчеркивали значение милостыни мирян для монастырской жизни, а с другой -- укрепляли у мирян уважение к христианским добродетелям иночества [10, с. 143].

Житие дает нам ряд примеров служения св. Феодосия ближним, так что его можно считать первоначальником социально-христианского служения миру. Монах Нестор называет его заступником вдовиц, сирых и убогих. Его подвиги напоминают нам о палестинском иночестве. Вскоре влияние Феодосия достигло киевского княжеского двора, где он был в большой чести благодаря своим прозорливым советам; это явно выразилось в его споре с князем Святославом, в котором он победил: своевольному князю пришлось склониться перед духовной властью будущего святого.

Феодосий проповедовал и в кругу монастырской братии; его поучения затрагивали основные принципы иноческого жития, но он не давал в них наставлений о том, как делать те или иные аскетические упражнения [8, с. 155].

Суждения Феодосия о разных случаях повседневного монастырского быта выражены в оставшихся после него пяти поучениях для монахов, принадлежность которых святому не вызывает сомнений. В основу своей системы пастырского воспитания Феодосий кладет ревностное стремление к совершенствованию. Главную цель монашеской жизни своего времени он видит в смирении и терпении, в молитве и любви к братиям. Но он не требовал от монахов чрезмерно трудных внешних аскетических подвигов. Для святого игумена было ясно, что от первого поколения иноков нельзя сразу требовать слишком многого. Эти поучения свидетельствуют о том, как медленно и постепенно утверждалось христианско-аскетическое мировоззрение, и о том, что всякое ужесточение требований могло бы только повредить монастырской жизни. Для развития древнерусского иночества было чрезвычайно важно, что у Феодосия аскетические требования шли рука об руку с практическими пастырскими задачами, ибо только так могло монастырское общежитие удержаться на определенной высоте.

Монах Печерской обители во времена Феодосия проводил день в молитве и рукоделии. Из жития Феодосия можно узнать, что в монастыре ежедневно служились утреня, часы и литургия. Промежутки между богослужениями монахи посвящали рукоделию; они плели лапти и шляпы, которые потом продавали в городе, чтобы на вырученные деньги закупить зерно для обители. Это зерно монахи сами мололи и сами пекли из него хлеб. Весной и летом братия работала в монастырском огороде. Еда была простой и скудной: в будние дни пища состояла в основном из хлеба и воды, лишь в субботу и воскресенье, когда по уставу дозволяется разрешение поста, для братии варилась каша или овсяный суп. Но часто у братии не было ни каши, ни даже хлеба. Ели все вместе в трапезной, и Феодосий строго запрещал брать с собой в кельи какую-нибудь пищу, кроме сухого хлеба. Особенно сурово постились в Четыредесятницу и в Страстную седмицу [8, с. 158].

Лучше всего дух феодосиевского общежития выразился в истории Николы Святоши, которая вошла в Печерский патерик. Никола Святоша -- это князь Святослав Давыдович Черниговский, правнук великого князя Ярослава. В 1106 г. он вступил в число братии Печерского монастыря. О его аскетическом житии Патерик повествует особенно торжественным слогом. Исполненный смирения, Никола Святоша не чурался монастырских работ, которые выполняет простой послушник: вначале он три года проработал на кухне, откуда выходил только в храм на богослужение, затем еще три года был монастырским привратником, потом прислуживал другим монахам в трапезной. Лишь после многолетнего трудового послушания он, по благословению игумена, выстроил себе маленькую келью.

Современники рассказывали, что Святоша никогда не оставался в ней без дела: в руках у него постоянно была какая-нибудь работа; он сам себе соткал монашескую рясу из особо грубой пряжи. Иисусова молитва («Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго») не сходила с его уст -- в русскую агиографию Никола Святоша вошел как первый делатель непрестанной Иисусовой молитвы. 36 лет подвизался он в монастыре и преставился в 1142/43 г. Его брат князь Изяслав Давыдович возложением на себя рубашки Николы Святоши исцелился от тяжелого недуга. При вступлении в Печерский монастырь Никола все свое княжеское достояние раздал нищим [4, с. 142].

Житие св. Феодосия дает нам множество примеров того, как велико было уважение к нему и в монастыре, и в Киеве. В своей борьбе за воплощение в жизнь христианского идеала он не делал различия между великими и малыми, между богатыми и бедными. Дух социальной справедливости и внутреннего единства людей в тех условиях способствовал христианизации общества. Особенно убедительно должна была действовать на общество христианская стойкость игумена, проявившаяся во время тяжелой и длительной ссоры со Святославом, который, попирая справедливость, изгнал из Киева своего старшего брата, великого князя Изяслава. Печерский монастырь и его братия оказались в немилости у своевольного князя; Великий Никон во второй раз покинул монастырь и на несколько лет ушел в Тмутаракань, в основанную им прежде обитель. Лишь Феодосий не выказал страха и убедил князя в его неправоте.

2.2 Монашество XI и 1/3-XIII веков. Монастырское управление

В 1058 г. или чуть раньше Феодосий пришел в Печерский монастырь, в 1062 г. он был избран настоятелем, а умер через 12 лет -- 3 мая 1074 г. За это время малое стадо подвижников, спасавшихся в пещерке Антония, выросло в многочисленную монастырскую братию, в обители выстроены были кельи и Великая церковь. Своим материальным и религиозно-духовным ростом монастырь более всего обязан был трудам святого игумена. О великом духовном значении Печерской обители для того времени лучше всего можно судить по написанному в конце XII в. посланию епископа Симона (в прошлом инока монастыря и соавтора Печерского патерика) монаху Поликарпу: «Кто не весть мене, грешнаго епископа Симона, и сиа соборныа церкви, красоты владимерьскиа, и другиа суждальския церьки, юже сам создах? Колика имеета градов и сел. И десятину собирають по всей земли той. И тем всем владееть наша худость. И сиа вся бых оставил, но веси, какова велиа вещь духовнаа и ныне обдержить мя, и молюся Господеви, да подасть ми благо время на правление. И свесть тайнаа Господь, истинно глаголю ти, яко всю сию славу и честь вскоре яко кал вменил бых, аще бы ми трескою торчать за враты или сметьем помятену быти в Печерьском монастыре и попираему человеки, или единому быти от убогых пред враты честныа тоа лавры и сотворитися просителю,-- то лучши бы ми временныа сиа чти. Един день в дому Божия Матере паче 1000 лет, и в нем изволил бых пребывати паче, нежели жити ми в селех грешничих». Святой игумен Печерского монастыря стал правилом веры не только для своих собратьев и современников, но и для всего древнерусского иночества. В его образе древнерусское аскетическое благочестие обрело свое национальное выражение, идеальную меру подвижничества. Когда после некоторого перерыва древнерусское иночество переживало свой самый высокий расцвет, в понимании смысла аскезы оно сохранило внутреннюю связь со св. Феодосием. Во многих подвижниках Северной Руси жил дух первых десятилетий Печерского монастыря [2, с. 127].

После кончины Феодосия, стремившегося удержать братию на достигнутой ступени строгой киновии, его система монашеского окормления стала претерпевать изменения. Печерский монастырь, как и другие городские обители, находился в слишком тесных отношениях с миром. С одной стороны, следствием этих отношений было постепенное обмирщение внутримонастырского быта, с другой стороны, иночество, в противодействие этому обмирщению, явило ряд примеров ужесточения аскезы; такое ужесточение подвигов в отдельных случаях приводило к впадению в прелесть. Для Печерского монастыря огромное значение имели отношения с правящим киевским князем, монастырь, подобно другим обителям, должен был считаться с княжеской милостью и немилостью. Сам Феодосий, с его великим авторитетом, мог противиться княжескому своеволию, но после него не всем настоятелям удавалось держаться на такой высоте. Все эти обстоятельства влияли на монастырский быт, и в позднейшие времена братия Печерского монастыря выглядит в ином свете, чем при Феодосии. Перед нашим мысленным взором проходит ряд фигур: затворники и строгие постники, мученики и проповедники, прозорливцы и чудотворцы. И в то же время Патерик показывает нам примеры аскетических извращений, примеры поведения, не соответствующего основным требованиям христианской жизни. Прежнее единство, которое составляло краеугольный камень феодосиевского общежития, теперь распадается.

И еще одно важное обстоятельство замечает взгляд историка: как только меняется внутренний строй монастырской жизни, она сразу начинает черпать из другого духовного источника, чем прежде. Дух феодосиевской киновии можно сравнить с палестинским подвижничеством. Недаром Феодосий в поучениях братии вспоминал имена Евфимия и Саввы; образ жизни этих отцов и их окружения из лавры св. Саввы или киновии Феодосия Великого способствовал введению общежития, в особенности общей трапезы и молитвы. Этот монастырский идеал был у Феодосия связан и со Студийским уставом, который тоже требовал строгого соблюдения правил общежития; оба устава, Студийский и св. Саввы, укоренены были в воззрениях великого каппадокийца. Но чрезмерность аскетических подвигов, характерная для иноков монастыря в XI и XII вв. и описанная в Патерике, напоминает уже о сирийских подвижниках или о некоторых египетских иноках, а также о святогорцах XI в., которые сопротивлялись введенной св. Афанасием Святогорцем киновии и в стремлении спасаться по собственному своему разумению порой впадали в прелесть. Своим разумением руководились и те подвижники, упоминаемые в Патерике, которые предавались чрезмерно суровым аскетическим подвигам. Лишь для избранных этот путь становился узким путем ко спасению; для неопытных, особенно для тех, кто не прошел школы общежительства, это был путь отчаяния, колебаний и искушений [2, с. 129].

О внутреннем надломе монашества в ту эпоху говорит житие Авраамия Смоленского, который был одной из самых своеобразных личностей домонгольской Руси. В XII в. Смоленск недолгое время переживал культурный подъем и соперничал с Киевом. Авраамий, родившийся в Смоленске вскоре после 1146 г. в богатой семье, получил очень хорошее по тому времени образование, не исключено, что он знал и греческий язык. Пострижен он был в монастыре вблизи Смоленска, где его аскетические наклонности могли лишь усилиться благодаря изучению хранившихся в монастыре творений Иоанна Златоуста, Василия Великого, Ефрема Сирина и жития св. Феодосия Печерского. Авраамий провел здесь 20 или 30 лет, живя в строгом воздержании и посвящая время молитве и, может быть, мистическому созерцанию. Монах Ефрем, ученик Авраамия и составитель его жития, сообщает, что великие палестинские подвижники, такие как Иларион, игумен Савва или Евфимий, были ему примерами для подражания.

Это сообщение, равно как и другие подробности жития Авраамия, позволяют считать его приверженцем палестинской традиции, в чем его можно сравнить со св. Феодосием. Игнатий, в ту пору Смоленский епископ, не мог не заметить подвижника -- и рукоположил его в иеромонаха. Это произошло уже после 1197 г. Дальше Ефрем пишет, что Авраамий каждый день совершал Божественную литургию, за которой всегда произносил проповедь. Сила и яркость его слова привлекали к нему толпы людей. Популярность Авраамия вызвала зависть и недоброжелательство у настоятеля монастыря и у монахов, так что Авраамий подвергся притеснениям. Тогда он перешел в монастырь Святого Креста в Смоленске и продолжал там свое проповедничество и пастырское служение. В своих поучениях Авраамий говорил в основном о Страшном суде, которому посвящены и две написанные им иконы. Может быть, к этому времени относится его «Слово о небесных силах» -- интересный пример древнерусской ученой письменности. С большой убедительностью, с немалым даром слова рассуждает он здесь о спасении верующих, о покаянии и о приближающемся конце света. При этом Авраамий выказывает себя ревностным сторонником древнерусских эсхатологических учений. Вскоре, однако, и на новом месте у Авраамия появились завистники и недоброжелатели, которые обвинили его перед епископом в ереси, в чтении еретических книг («Голубиной», или «Глубинной», книги).