Быт и нравы двора Елизаветы Петровны

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОГО ТРАНСПОРТА

«МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ПУТЕЙ

СООБЩЕНИЯ»

Контрольная работа

по истории

Тема: «Быт и нравы двора Елизаветы Петровны»

Выполнила: студентка 1-го курса

Шифр: 1310-УТб-1715

Сухопарова Е.В.

Москва 2014 г.

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность таких специфических тем, как бытописание монарших дворов, обосновать достаточно сложно. С одной стороны, они почти не соприкасаются с культурой и бытом общества, стоят особняком. Двор может существовать в роскоши, а подчиненный народ - в нищете, придворные могут быть одной национальности, подданные - другой, в конце концов, эти два среза общества могут исповедовать разные религии. Поэтому сделать точные выводы о культуре и обществе той или иной эпохи на таких примерах почти невозможно. Примеров в истории человечества немало, начиная от разительной разницы между жизнью двора китайских императоров и китайских народов, и заканчивая контрастом существования сегодняшней «народной» Африки и бытом ее многочисленных диктаторов. Значит, исследователь, например развития культуры общества, может использовать такую тему очень ограниченно, и только в совокупности с изучением более широких слоев населения. С другой стороны, именно разница между бытом двора и народа нередко бывает причиной внутренней и внешней политики правителя. Поэтому нам кажется, что вне своей связи с политикой и культурой общества быт и нравы двора Елизаветы Петровны, как объект изучения, вряд ли бы смогли стать актуальной темой. К вышесказанному стоит добавить и обратную связь: если исследователь свяжет указанные нами объекты истории и найдет причину этой связи, то такую корреляцию допустимо будет распространить на любую эпоху, включая современную нам. В этом случае актуальность темы данного реферата наоборот: становится более чем актуальной. Мы постараемся выяснить, существует ли взаимосвязь между бытом и нравами двора Елизаветы Петровны с политикой ее правительства.

Бытописание императорского двора - задача для изучения непростая. На первый взгляд источников много, поскольку, так или иначе, воспоминания оставляли большинство политических деятелей и близких к ним людей. Однако эти источники сложно считать достоверными: свидетельства живых людей всегда субъективны. Факты, изложенные ими, зачастую интерпретируются авторами в угоду собственным взглядам или для оправдания собственных поступков. Следовательно, и выводы исследовательских работ не могут считаться в полной мере научными. Документы же бюрократического аппарата, заведовавшего делами двора, малодоступны для изучения, поскольку сегодня публикуются лишь в исключительных случаях. Отметим, что для современного исследователя выбор небогат. Мы приняли решение опираться лишь на мемуары людей, близких к самой императрице, а также на работы историков, максимально близких той эпохе. Центральными для нас будут воспоминания Екатерины Великой, оставившей довольно подробные описания быта двора своей предшественницы, а также книга историка А. Вейдемейера, на которую можно найти ссылки практически в любом историческом труде об эпохе Елизаветы Петровны. Кроме того, в качестве источников мы избрали труды Н. Костомарова, В. Ключевского и С. Соловьева, считающихся одними из основателей российской истории, как науки.

ГЛАВА 1. «БЫТ»

Тогда во все пределы Света,

Как молния, достигнул слух,

Что царствует Елизавета,

Петров в себе имея дух <…>

М. В. Ломоносов

О том, что в Елизавете «повторился Петр», говорили многие, начиная с самой императрицы, которая по праву гордилась знаменитым отцом. Продолжение его политики можно было увидеть, прежде всего, в отношении к европейской культуре. Продолжилось активное строительство Петербурга, появлялись роскошные дворцы, в Россию приглашались европейские мастера живописи, архитектуры, воспитатели для дворянских детей. В качестве небольшого штриха - слова придворного ювелира Иеремии Позье, который в самый расцвет царствования Елизаветы предпринял поездку на родину, в Италию: «В то же время Воронцова поручила мне привезти ей гувернантку для молодой графини»[7]. Таким образом, европеизация России продолжалась, чему, прежде всего, способствовала окончательная победа над Швецией, и вхождение Российской империи в клуб европейских держав. Возродила Елизавета отцовскую практику ассамблей, подзабытую ее предшественниками. Правда, в отличие от развлечений Петра, многие из которых несли в себе мрачный отпечаток его характера, Елизавета превратила их в нечто изящное. Как говорил польский историк К. Валишевский: «После государственного переворота совершилась еще и другая революция; как сущность, так и форму ее создали торговцы модных товаров, “мадамы” и учителя танцев, и западная цивилизация, поскольку Елизавета и ее современники были способны ее понять, не выходила из рамок, созданных этими цивилизаторами. Зато рамки эти были чрезвычайно блестящими». Отметим здесь явную склонность Елизаветы к французскому стилю, который повторялся и в других сферах, о чем будет сказано ниже.

Однако, на наш взгляд, этого недостаточно, чтобы действительно говорить о «петровском духе» в политике Елизаветы. Соловьев рассказывает о случае с рядовым солдатом, который подметил главное различие отца и дочери: «В начале царствования Елизаветы, которая провозглашала, что будет во всем руководиться правилами великого отца своего, один солдат очень грубо выразил правило Петра относительно денег, доходов государственных, и был отведен в Тайную канцелярию, которая не поняла, что под грубым выражением заключалась великая похвала. Солдат сказал, что Петр Великий из-за копейки давливался»[8]. Правда, историк говорит о похвале, мы же предполагаем противоположное. И прежде всего именно по причине «быта и нравов» елизаветинского двора. По свидетельству современников, на этом поприще Елизавета превзошла всех до единого предшественников в роскоши. К примеру, во время пожара 1753 года, когда в Москве сгорел деревянный дворец императрицы, в огне исчезли 4000 платьев. И они составляли лишь часть ее колоссального гардероба. Можно вспомнить и описания императорской охоты: «При прибытии императрицы на сборное место стояло там, кроме вышеупомянутых особ, 70 егерей в черкесском же платье, в алых суконных кафтанах, и в зеленых камзолах с золотыми позументами. При них было более 300 гончих и борзых собак. Охота началась по звуку призывных рогов. Охотничье платье для упомянутых особ и егерей стоило более 20 000 рублей. Великолепие сей свиты усугублялось еще другими егерями и служителями, сопровождавшими каждую из упомянутых особ, и кои были тоже очень богато одеты»[1]. Кроме того, при Елизавете очень часты были балы, маскарады и фейерверки, которые также стоили огромных денег. При дворе содержались европейские театральные труппы, в которые, к слову, входили знаменитые, а значит, высокооплачиваемые актеры. Ложи для придворных закупались абонементом, на год вперед, что очень дорого обходилось казне. Также современники рассказывают об огромных конюшнях, благодаря которым буквально каждый, кто имел хоть малейшее отношение к императорскому двору по чину, пользовался выездом. Не зря Екатерина II, которая наблюдала за двором императрицы, будучи невестой, а потом и женой наследника престола, говорила: «…дочь сурового императора,…щеголяя сама, любила видеть и двор свой роскошно одетым»[3]. Подтверждение этим словам найти нетрудно в любом источнике эпохи и многочисленные ссылки на это в исторических монографиях: «28 февраля происходил торжественный, и весьма пышный Ея въезд в Москву. Для сего были построены нарочно четверо триумфальных ворот»... «28 апреля происходило Коронование с пышностью, дотоле неизвестной в России. При Дворе были разного рода увеселения: великолепные иллюминации и фейерверки, итальянские оперы, несколько маскарадов, из коих один продолжался восемь вечеров»…«Осень проведена была в веселостях: были театры, балы и маскарады при Дворе»[1] и т.п.Однако характерно, что привилегией роскоши пользовались исключительно придворные. Для остальных дворян и государственных служащих Елизавета выбрала другую политику: личными указами запретила шить слишком дорогую одежду, украшать ее золотом, и вообще тратить много на внешний вид. Вплоть до того, что расписала, сколько рублей за аршин ткани может отдавать чиновник того или иного ранга, а также обязательством сдавать изношенный мундир, чтобы специальные служители могли удостоверить его негодность и дать соизволение пошить новый. Некоторые историки связывают подобные повеления именно с большой нехваткой «роскошных» материалов для двора. Это, впрочем, имело не слишком большой эффект, что легко объяснимо. Во-первых, дворяне стремились подражать императорскому двору, обходя так или иначе препоны, во-вторых, подобные указы сильно вредили торговле. В естественном желании увеличить искусственно ограниченную прибыль,купцы стали прибегать к контрабанде, о чем рассказывает, например, Костомаров. Все это сказывалось на делах действительно государственной важности. По мнению того же Костомарова, недостаток железа для военных нужд объяснялся изготовлением огромного количества предметов роскоши из того же материала, отделкой дворцов и т.п.

Между тем, отметим действительно существовавшее сходство елизаветинского двора с двором Петра Великого. Так же, как и отец, во всяком случае, в первую половину своего царствования, до болезни, Елизавета весьма активно передвигалась по своим владениям. Так, Екатерина Вторая в своих мемуарах рассказывает о многочисленных путешествиях императрицы. Киев, Москва, Царское Село, постоянные переезды между Петербургом и Петергофом, частые визиты в поместья приближенных царедворцев. Но и здесь сходство с бытом Петра было только поверхностным. Если первого императора редко сопровождала многочисленная свита, то елизаветинские выезды часто представляли собой настоящие караваны. Это порой доставляло придворным больше проблем, чем удовольствия. Петр строил царские «резиденции» исходя из своих нужд, и комнаты для челяди в них были относительно небольшими. Когда же туда приезжала Елизавета, то многим ее сопровождавшим места, конечно, не находилось. И им приходилось довольствоваться уличными палатками. Похоже, обстояло дело и при путешествии на длительные расстояния, когда приходилось останавливаться в почтовых домах или станциях. Их «занимала императрица; что же нас касается, то давали нам палатки или помещали нас в службах. Помню, что однажды, во время этого путешествия, я одевалась возле печи, где только что испекли хлебы, и что другой раз -- в палатке, где поставили мою кровать, было на полфута воды, когда я туда вошла»[3].Государственные же расходы на подобные поездки были очень значительными. Такие противоположные стремления - содержать двор в роскоши, но при этом постоянная нужда искать деньги - по всей видимости, и приводили к двойственному поведению Елизаветы. Во время одного из театральных представлений, рассказывает Екатерина, к ней в ложе спустился Лесток, тогда еще пребывавший в фаворе: «Она очень на вас сердита».-- «На меня! За что же?» -- был мой ответ. «Потому что у вас,-- отвечал он мне,-- много долгов; она говорит, что это бездонная бочка и что, когда она была великой княжной, у нее не было больше содержания, нежели у вас, что ей приходилось содержать целый дом и что она старалась не входить в долги, ибо знала, что никто за нее не заплатит». Он сказал мне все это с сердитым и сухим видом, должно быть, затем, чтоб императрица видела из своей ложи, как он исполняет ее поручение. У меня навернулись на глаза слезы, и я промолчала» [3]. Здесь же принцесса с обидой упоминает, что имела лишь три-четыре платья, в то время как при дворе считалось нормой двух-трехкратная смена одежды в день. Впрочем, подобные рассказы Екатерины можно принимать лишь со значительной оговоркой, потому что она, безусловно, пыталась выгодно показать себя и свою эпоху на фоне предшественницы. Тем не менее, мы видим и более объективные данные о противоречивости поведения Елизаветы именно в уже упомянутых нами указах об ограничении роскоши для рядовых дворян. В. Ключевский, к тому же, говорит и о буквальном воплощении противоположности: «Порой весь двор превращался в театральное фойе: изо дня в день говорили только о французской комедии, об итальянской комической опере и ее содержателе Локателли, об интермеццах и т. п. Но жилые комнаты, куда дворцовые обитатели уходили из пышных зал, поражали теснотой, убожеством обстановки, неряшеством: двери не затворялись, в окна дуло; вода текла по стенным обшивкам, комнаты были чрезвычайно сыры; у великой княгини Екатерины в спальне в печи зияли огромные щели; близ этой спальни в небольшой каморе теснилось 17 человек прислуги; меблировка была так скудна, что зеркала, постели, столы и стулья по надобности перевозили из дворца во дворец, даже из Петербурга в Москву, ломали, били и в таком виде расставляли по временным местам. Елизавета жила и царствовала в золоченой нищете; она оставила после себя в гардеробе слишком 15 тысяч платьев, два сундука шелковых чулок, кучу неоплаченных счетов и недостроенный громадный Зимний дворец, уже поглотивший с 1755 по 1761 г. более 10 миллионов рублей на наши деньги»[5].

Такая двойственность продолжалась и в других сферах деятельности Елизаветы, что также не лучшим образом сказывалось на государственных делах. Современники отмечали вспыльчивость Елизаветы, что в сочетании с ее благодушием, и красотой, о которой говорили также многие, вело к довольно частой смене фаворитов. И каждого Елизавета, в полном соответствии со своей расточительностью, осыпала милостями и подарками. Отсюда мы можем сделать некоторые выводы о нравах, существовавших при ее дворе.

ГЛАВА 2. «НРАВЫ»

Нравы елизаветинского двора, как и двора любого абсолютного монарха, почти полностью зависели от личности правителя. Для того чтобы понять характер Елизаветы, а значит, сделать вывод о характере взаимоотношений ее придворных, необходимо помнить о том, какое образование получила дочь Петра Великого. Историки подчеркивают, что положение второй семьи императора не позволило расценивать Елизавету во времена ее детства как наследницу престола. Отсюда и отношение к ее воспитанию: она была предоставлена большей частью сама себе и своим нянькам-соглядатаям. Ключевский называет это образованием, полученном в девичьей. Всю жизнь она жила без особого режима, развлечением ей служили свадьбы прислуги, а главной целью была не систематизация знаний и получение навыков управления государством, а извлечение удовольствий. Впрочем, стоит сказать, что при этом будущая императрица получила вкус к «изящным искусствам» вроде танцев, знала французский, немецкий и понимала итальянский языки, любила живопись. От такого образования и сложилась политика в отношении своего двора: легкомысленность в развлечениях сочеталась с весьма серьезным увлечением искусствами. Мода на пышную одежду, и мода на приобретение хороших картин. Мода на танцы, и мода на науку. Отсюда и чрезмерные траты, которым мы уделили так много времени, но и появление Академии художеств и Московского университета.

Впрочем, вернемся непосредственно к нравам двора. Большую часть выводов о них приходится делать опять-таки на воспоминаниях очевидцев, и отсылок на их слова историками. Свидетели же, как было сказано, редко бывают объективными. Поэтому ссылки на их рассказы стоит предварить словами относительно независимого человека - итальянца Иеремии Позье: «Люди, которыми была окружена императрица, были, к несчастью, мало образованы и отличались дурными правилами, которые крепостное право вселило в эту нацию; были злы, не имели никакой честности, и были расположены только к тем, кто старался удовлетворять их жадность к подаркам. Таким образом лица, имевшие дело к императрице могли дойти до нее только этим средством, часто с большими неприятностями для тех, кто был честен»[7]. О том, что именно крепостное право было источником многих бед не только двора, но и всей елизаветинской эпохи, говорит, конечно, не только Позье. С одной стороны, вовлечение в оборот всё новых земель, экстенсивное развитие сельского хозяйства вело к укреплению экономики страны, с другой - параллельные усилия по развитию промышленности приводили к тому, что в производственную сферу проникали крепостные отношения. А оттуда - по всем направлениям хозяйства и общества. Так было и на всех этажах власти, вплоть до царского двора. В воспоминаниях современников можно встретить, к примеру, близкое общение императрицы с простолюдинами во время своих выездов в села, стремление быть с ними «на одной ноге», но в то же время и такие вспышки, как приказ всем фрейлинам коротко остричься после того, как это пришлось сделать самой императрице. Ключевский описывает характер Елизаветы следующими словами: «В обращении она была то чересчур проста и ласкова, то из пустяков выходила из себя и бранилась, кто бы ни попадался, лакей или царедворец, самыми неудачными словами, а фрейлинам доставалось и больнее»[5]. В подтверждение - рассказ Екатерины о самоличном обрезании лент, украшавших прическу супруги одного из бывших фаворитов во время бала. Подобные случаи, по всей видимости, и дали повод Ключевскому для составления не самой лестной характеристики. Великий историк назвал Елизавету«…умной, доброй, но беспорядочной и своенравной русской барыней», которая сочетала в себе «новые европейские веяния с благочестивой отечественной стариной»[5]. Если вспомнить, что императрица буквально заставляла своих придворных выглядеть роскошно, но притом нередко и резко ограничивала самых высокопоставленных людей в расходах, то неудивительны последствия, которые описывает Позье в приведенном в начале главы отрывке. Те, кто имел доступ к императрице, старались подороже продать свои возможности, так сказать, конвертировать их в твердую валюту. Конечно же, им мало нравилось, когда пришедшие визитеры лишали их этого шанса: «Войдя в царские покои, Шувалов отправился доложить о моем приходе. Я остался в кругу статс-дам и фрейлин (damesetfillesdechambre), которые смотрели на меня сердито и спрашивали, зачем я пришел, так как я явился не через их посредство, что им и не нравилось»[7].

Не приходится удивляться и тому, что в результате в елизаветинском дворе многие вопросы зачастую решались с помощью интриг. С них началось восшествие на престол, и ими же продолжилось правление Елизаветы. Вспыльчивый нрав, двойственная натура, благодушное стремление приблизить людей, оказавших какую-либо услугу и одарить их подарками, слабая образованность, которая, по мнению Соловьева, оказывала негативное влияние на скорость принятия императрицей решений, приводили к частой смене фаворитов. Отметим, что мы в данном случае говорим не о фаворитах в общепринятом смысле этого слова, и в качестве которых для Елизаветы называют Шувалова, Нарышкина, Бутурлина и других. Мы говорим о смене политических деятелей, направлявших государственную политику. Так было с Лестоком, который оказал Елизавете неоценимую услугу для вхождения ее на престол. «Бестужев сумел подействовать на императрицу так, что она, вообще очень изменчивая в своих симпатиях и антипатиях к людям, стала обращаться с Лестоком холоднее прежнего и так мало ценить его, что, когда Бестужев доложил ей, что Лесток получает пенсион от Франции, Елизавета Петровна насмешливо сказала: «Вольно французам тратить деньги по-пустому; Лестока я совсем не слушаю, да и говорить себе слишком много не позволяю»[5].О том, что падение Лестока связано не столько с интересами государства, сколько с происками иностранных держав, которые прекрасно знали о положении дел при дворе, говорит Соловьев, приводя рассказ прусского дипломата Финкенштейна: «Я внушил обоим приятелям, что такое положение дел в соединении с раздражением императрицы мне кажется благоприятным случаем, которого не должно упускать, что именно теперь надобно раскрыть пред императрицею недостойное поведение ее первого министра, что затруднения, которые делают России в Ахене, чтоб не допустить ее до участия в деле умиротворения Европы, и печальное состояние русского войска доставляют страшные доказательства против канцлера и можно сделать эти представления так, что тщеславие императрицы не будет затронуто, ибо она, быть может, сочтет делом своей чести поддерживать и ложные меры своего министра»[8].

Не лучше были последствия интриг и для самого Бестужева, которого уничтожали руками другой партии: «…приближенные беседовали с матерью, у которой бывало много народу, и шли всевозможные пересуды, которые не нравились тем, кто в них не участвовал, и, между прочим, графу Бестужеву, коего враги все собирались у нас; в числе их был маркиз де лаШетарди, который еще не воспользовался ни одним полномочием французского двора, но имел свои верительные посольские грамоты в кармане» [3]. В тот раз, о котором говорит Екатерина, Бестужеву удалось не просто удержаться, но еще и скомпрометировать указанного Екатериной французского маркиза. Однако в свое время пришел и черед Бестужева: «…в апреле 1759 года состоялся над ним приговор; его обвинили в том, что он старался вооружить великого князя и великую княгиню против императрицы, не исполнял письменных высочайших указов, а своими противодейственными происками мешал их исполнению»[4]. Предсказать последствия такого отношения к государственным деятелям нетрудно. Их смена в результате придворных интриг вела к непредсказуемой, и далеко не всегда оправданной смене внешнеполитического курса. Внутреннюю политику здесь упоминать не стоит, поскольку, во-первых, про экономические взгляды всех, кто успел побывать на вершине пирамиды власти при Елизавете, известно достаточно мало. И потому, во-вторых, что социальные взгляды тех или иных министров были вполне одинаковыми. Мы не утверждаем, что тот же Лесток мог оставаться без ущерба для государства на своем посту сколь угодно долго, но интриги, которые привели к его падению, имели мало отношения к действительным государственным интересам. Судя по тому, как относились приближенные Елизаветы к подаркам, дела могли решаться иностранными послами именно таким образом. Все это - итог достаточно легкомысленного стремления императрицы к роскоши. Что же мы видим в сухом остатке? Без преувеличения уничтожительную характеристику дает такому типу «политики» Ключевский: «Ленивая и капризная, пугавшаяся всякой серьезной мысли, питавшая отвращение ко всякому деловому занятию, Елизавета не могла войти в сложные международные отношения тогдашней Европы и понять дипломатические хитросплетения своего канцлера Бестужева-Рюмина. Но в своих внутренних покоях она создала себе особое политическое окружение из приживалок и рассказчиц, сплетниц, во главе которых стоял интимный солидарный кабинет, где премьером была Мавра Егоровна Шувалова, жена известного нам изобретателя и прожектера, а членами состояли Анна Карловна Воронцова, урожденная Скавронская, родственница императрицы, и какая-то просто Елизавета Ивановна, которую так и звали министром иностранных дел. "Все дела через нее государыне подавали", - замечает современник. Предметами занятий этого кабинета были россказни, сплетни, наушничества, всякие каверзы и травля придворных друг против друга, доставлявшая Елизавете великое удовольствие. Это и были "сферы" того времени; отсюда раздавались важные чины и хлебные места; здесь вершились крупные правительственные дела. Эти кабинетные занятия чередовались с празднествами»[5].

Немало внимания надо уделить и так называемой системе фаворитизма, сложившейся в елизаветинском дворе. Практически все без исключения свидетели эпохи описывают императрицу, как весьма привлекательную женщину, гордившуюся своей внешностью. В качестве иллюстрации можно привести пример балов с переодеванием мужчин в женскую одежду, женщин - в мужскую. Екатерина Вторая отмечает, что мало было тех, кто получал удовольствие от этого развлечения. За исключением самой императрицы, выгодно выглядевшей в мужском платье. В силу женского характера это не могло не привести к появлению фаворитов: красота должна была подтверждаться многочисленными поклонниками, если перевести императорский язык в простонародные понятия. К тому же на появление этой системы повлияла изначальная склонность Елизаветы к французскому придворному стилю: она старалась даже в этом копировать монархов этой страны. Причем также, как и во Франции, в итоге это перестало быть неким скандалом. В силу публичности и приобретенного авторитета институт фаворитов поднялся до статуса официального института государства. Но значит и отрицательные последствия, которые он в себе нес, были соответствующе масштабными. Легкомысленность и вспыльчивость императрицы вели к относительно частой смене фаворитов, причем на вершине, порой, оказывались практически случайные люди, нередко не имевшие даже малейшего желания заниматься государственными делами. Но получавшие возможность влиять на решения императрицы. Как пользовались этим придворные деятели, желавшие поучаствовать в политике, во многом остается только догадываться. Но опять-таки вывод вполне очевиден: политические шаги правительницы в таких случаях мало зависели от интересов страны.

Вряд ли, конечно, стоит вслед за Ключевским описывать одной краской елизаветинский двор, но характеристика, данная им, ни Елизавету, ни ее придворныхбезусловно, не красит. К тому же великий историк вряд ли был голословным. В результате подобной «политики» Россия оказалась, к слову, втянутой в Семилетнюю войну. Острой необходимости, по мнению всех трех историков, чьи труды мы взяли в качестве источников, в этом не было, за исключением попытки усилить влияние России в Европе. Однако осуществление этой идеи оказалось для государства серьезным бременем, и к концу правления Елизаветы огромные расходы казны на ведение войны вызывали ропот даже в нижайших слоях населения. Итоги же войны для России оказались нулевыми, за исключением, как говорит Костомаров, военного опыта. Правда, нельзя при этом не сказать, что русская армия была недалека от победы, но помешала смерть императрицы. А ее наследник Петр Третий, будучи большим поклонником Пруссии, поспешил заключить с бывшим противником мир.

Однако подчеркнем еще одну деталь, до сих пор остававшуюся вне сферы нашего внимания. Нравы елизаветинского двора имели и свои положительные стороны. Также, как и отрицательные, идущие от характера Елизаветы. Как известно, время ее правления было одним из самых спокойных и гуманных. По восшествии на престол Елизавета дала обещание не применять смертную казнь, и, фактически, свое обещание сдержала. Была значительно смягчена практика пыток, как инструмента следствия (хотя Лестоку, к слову, это не помогло). Отсюда и смягчение внутренних нравов двора. Все интриги, которые имели место быть, редко сопровождались смертельными исходами. Как правило, все ограничивалось лишениями должностей и ссылками.

двор елизавета фаворитизм

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мой реферат мог бы привести к однозначно отрицательным выводам о быте и нравах елизаветинского двора, но все-таки это было бы неверным. Расточительность Елизаветы ложилась тяжелым бременем на государственную казну, но все же непреодолимым назвать его сложно. Ее эпоху историки называют временем хоть и умеренного, но стабильного экономического развития. А значит, и возможности бюджета были достаточно велики, чтобы не позволить ему рухнуть под тяжестью трат на роскошный двор. Тем более что известная истина гласит: все познается в сравнении. Если вспомнить того же Петра, продолжателем дел которого мнила себя Елизавета, то расходы на его спорные реформы стоили государству гораздо дороже. Причем не только в смысле денег, но и в смысле человеческих жизней. Опять же, насильственная европеизация Петра в руках Елизаветы превратилась, скорее, в добровольную дань моде. И утонченная культура европейских аристократов получала всё большее распространение в среде российского дворянства. Хотя и не стоит забывать, что при том государственном и социальном строе, который существовал в тот момент в России, желание быть «как императрица» требовало денег не только от государственной казны, но и от бюджета каждого «модника», который, как правило, имел поместье и крепостных. И все попытки подражать Европе, состязаться с ней в балах, маскарадах, фонтанах и дворцах приводила к дальнейшему обнищанию крепостных крестьян.

Сказанные в реферате слова в полной мере можно отнести и к нравам двора. Повторюсь и подчеркну, что можно было сделать отрицательный вывод, но относительная гуманность Елизаветы не позволяет этого. Да, с одной стороны вспыльчивый нрав императрицы и недостаток образования, а значит, и государственного мышления, позволяли пользоваться этими ее чертами многим придворным в своих узкокорыстных интересах. С другой - многим талантливым и вполне патриотично настроенным людям удавалось, таким образом, пролоббировать, выражаясь современным языком, нужные государству решения. Вдобавок, на политической сцене стали появляться люди, которые в иных условиях не могли бы об этом и мечтать. Результаты, правда, можно назвать скромными, поскольку этот институт власти был очень уж ограничен количественными рамками, но все-таки вклад в развитие России был ощутим. Так, во многом благодаря покровительству первого из череды фаворитов, Ивану Шувалову, появились и развивались Московский университет и Академия художеств.

Говоря в целом, отмечу: Елизавета, как и любой другой исторический деятель, была продуктом эпохи. Инерция, приданная Петром Первым России на европейском векторе, во многом предопределила показную роскошь елизаветинского двора. А экономическое положение страны, пусть и стабильное, но все же не настолько хорошее, чтобы полностью удовлетворить эстетические вкусы императрицы, диктовали бытовую практику «позолоченной нищеты». Наконец, Елизавета Петровна с интригами своего двора, и политикой, которая создавалась именно так, вполне органично вписалась в несколько почти непрерывных десятилетий женского правления.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Вейдемейер А. «Царствование Елизаветы Петровны» (в двух частях)

Елизавета. «Наставление императрицы Елизаветы Петровны графу Н. И. Панину о воспитании великого князя Павла Петровича»

Екатерина Вторая. «Мемуары»

Костомаров Н. И. «Русская история в жизнеописании ее главнейших деятелей», глава 22: «Императрица Елизавета Петровна»

Ключевский В. О. «Русская история. Полный курс лекций», «Лекция семьдесят третья».

Миних Б.-Х. «Записки фельдмаршала графа Миниха», С.-Пб, 1874 (принт)

Позье И. «Записки придворного брильянтщика о пребывании в России»

Соловьев С. М. История России с древнейших времен», тт. XXI - XIV: «Царствование императрицы Елизаветы Петровны»

Размещено на Allbest.ru