Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории

Войско Заруцкого оставило подмосковные «таборы» 28 июля 1612 г.: «Иван Заруцкой... увидев, яко мнози и от его полку от прелести обращахуся ко истинне и отторжеся от благого совету, нощию бегу емлется со единомысленными своими». По свидетельству Нового летописца, с Заруцким «мало не половина войска (Первого ополчения. -- А. С.)... побегоша». П. Г. Любомиров определяет численность отряда Заруцкого в 2500 человек. С обнаружением разрядного «подлинника» 1613--1614 гг. появилась возможность проверить точность этого подсчета. Как известно, после Воронежского сражения подавляющее большинство казаков оставило Заруцкого -- в росписи войска, посланного под Смоленск, действительно значится «атаманов же и казаков, которые приехали от Заруцкого, 2250 человек». К ним нужно прибавить казаков, упомянутых в той же росписи с атаманом М. Мартиновым («с атаманы с Матерым Мартиновым и Борисом Владиславлевым казаков 122 человека»), выехавшим от Заруцкого еще до Воронежского сражения.¹⁰⁾ Так как с Заруцким ушли из-под Москвы и некоторые дворяне, а несколько сот человек остались с ним и после Воронежского сражения, следует заключить, что цифра Любомирова близка к [50] действительности. Однако все эти подсчеты относятся уже к 1613 г., а летом 1612 г. численность сторонников Заруцкого могла быть несколько иной.

В литературе не раз обсуждался вопрос, по какому социальному признаку разделилось Первое ополчение в июле 1612 г. Поскольку оно состояло к этому времени из двух полков (Д. Т. Трубецкого и И. М. Заруцкого), можно предположить, что за Заруцким последовали прежде всего казаки его полка. Известны имена трех атаманов Заруцкого. Иван Чика активно участвовал еще в восстании Болотникова, к повстанцам присоединился после битвы на Пчельне «со многими казаки». Осенью 1608 г. он участвовал в составе отрядов Лжедмитрия II в осаде Троице-Сергиева монастыря, застрелив из самопала видного защитника монастыря И. Внукова. В феврале 1612 г. станица Чики (70 казаков) уже входила в Первое ополчение и находилась на постое во владимирском Рождественском монастыре. Матерый Мартинов (или Пантелеймон Матерый), как и Чика, в ноябре 1608 г. возглавлял станицу, осаждавшую Троице-Сергиев монастырь. Тихон Чулков впервые упоминается в источниках уже как атаман Первого ополчения -- его казаки в ноябре 1611 г. собирали «корма» в Тарусском у. Таким образом, по крайней мере некоторые атаманы Заруцкого имели достаточно большой служебный «стаж», и нет оснований считать, что с ним ушли «худшие» или «лучшие» казаки или что «ранее служившие казаки сплотились вокруг Д. Т. Трубецкого», хотя, конечно, с Трубецким осталось также немало «старых» атаманов, таких, как Афанасий Коломна, служивший к 1613 г. «всякие твои государевы службы, зимние и летние, с травы да с воды с Поля 25 лет».¹¹⁾

Карамзинский хронограф утверждает, что с Заруцким ушли бывшие «тушинцы», «которые с ним вместе воровали, были у вора в Тушине и Колуге», однако таких казаков, без сомнения, было немало и в полках Трубецкого и Пожарского. Достаточно указать на станицу Степана Ташлыкова, в декабре 1609 г. осаждавшую Троице-Сергиев монастырь, а в марте-апреле 1613 г. находившуюся в Москве. Остался с Трубецким и атаман Кондратий Миляев, служивший в лагере Лжедмитрия II еще в 1608 г.¹²⁾

Итак, источники не позволяют установить какие-либо социальные различия между казаками, ушедшими [51] с Заруцким и оставшимися в ополчениях. Но хотя среди тех и других имелись «старые» казаки, едва ли следует сомневаться, что почти во всех казачьих станицах в это время большинство составляли недавние холопы, крестьяне и посадские люди. На это указывает и декабрьская грамота 1612 г., в которой говорится, что Заруцкий, «прибрав к себе воров, холопей боярских и пашенных мужиков, которые не хотят покою христиансково и тишины, в рязанских пригородках стоит».¹³⁾

Битвы на Рязанщине

Первый этап в маршруте Заруцкого не вызывает сомнений: казаки двинулись на юг и остановились в Коломне, где находилась Марина Мнишек с сыном Иваном (или «воренком», как именовали его противники Заруцкого). Пребывание Заруцкого в Коломне было непродолжительным («и пришед во град Коломну... не во мнозех же днех и оттоле побежа»), но весьма разорительным для ее жителей. По словам Нового летописца, казаки «Коломну град выграбиша». Это и понятно, так как Коломна оказалась первой их остановкой после ухода из-под Москвы, где ополченцы были стеснены в деньгах и продовольствии. В первую очередь подвергались разграблению, по-видимому, дворы коломенских дворян: в жалованной грамоте 1615 г. М. С. Ильину на коломенскую вотчину упоминается, что прежняя жалованная грамота у него «утерялось», «как на Коломне был Ивашко Заруцкой». Весьма вероятно, что казаки отнимали имущество у одних посадских людей, а затем продавали его другим. На это намекает запись в беспошлинной книге Печатного приказа от 12 марта 1613 г.: «Запечатана грамота на Коломну по челобитью посадского человека Первушки Волкова -- велено, сыскав, отдати животов его, которые у него грабили воры, 52 рубли».¹⁴⁾

Дальнейший путь Заруцкого излагается в Новом летописце весьма лапидарно: «Поидоша на Резанские места и там многу пакость делаша». Не имея других надежных источников, историки обычно здесь во всем следовали за Новым летописцем. Исключение составляет исследование Я. Г. Солодкина, который полагает, [52] основываясь на Карамзинском хронографе («Заруцкий... пошел на Воронеж и осеновал на Воронеже»), что осенью 1612 г Воронеж «стал базой движения Заруцкого» и что «вновь» (! -- А. С.) под Воронежем он появился летом 1613 г.¹⁵⁾

Послужной список Вельяминова и другие источники позволяют составить точное представление о действиях Заруцкого. Из Коломны он двинулся к Переяславлю Рязанскому, однако М. А. Вельяминов, предупрежденный сыном Прокофия Ляпунова Владимиром, опередил его на два дня, с отрядом ратных людей из Шацка «пришел в Переславль... и Заруцкому сесть в Переславле не дал». Произошло это, вероятно, в первой половине сентября 1612 г.¹⁶⁾ В селе Киструс (бывшей вотчине И. В. Годунова), в 16 верстах от Рязани, Вельяминов нанес поражение казакам, после которого Заруцкий ушел на юго-восток Рязанской земли и остановился в Сапожке. Население этого городка состояло в 1619 г. из 135 казаков, 12 пушкарей, затинщиков и воротников и 50 «жилецких и всяких людей». Показанный в послужном списке Вельяминова маршрут подтверждает и Пискаревский летописец: «С Коломны пошол к Шатскому, и тут его не пустили, и он в город в Сапожок». О попытке Заруцкого захватить Шацк сообщается также в воеводской отписке из Темникова под Москву.¹⁷⁾

Для того чтобы помешать Заруцкому укрепиться в Мещерском крае, в Шацк из Рязани было направлено 300 стрельцов. В городе находились также мордовский отряд во главе с кадомским князем Кудашем Кильдеяровым и часть мещерских дворян; многие мещеряне получили позднее прибавки к поместным и денежным окладам за «шацкую службу 121-го (1612/13. -- А. С.) года». Возглавлял шацкий гарнизон родственник Мирона Андреевича Ратман Вельяминов. Появление Заруцкого в районе Сапожка -- Шацка темниковская грамота позволяет датировать серединой сентября 1612 г. Приход под Шацк, в село Тынорская слобода, М. А. Вельяминова (в бою под Тынорским острожком был убит арзамасский помещик В. Киреев) заставил Заруцкого снять осаду города. Однако Вельяминов, по-видимому, не пытался в это время захватить Сапожок и находившийся неподалеку острог в Песочне (в конце XVI в. Песочня принадлежала Годуновым), тоже занятый казаками. Возможно, к походу под Шацк относится [53] известие о расходовании собранных в Рязани таможенных денег: «К Мирону Вельяминову в полки -- мяса свиново, и тетеревей, и рыбы, и луку, и чесноку на 4 руб. и на 5 алтын на 4 деньги». Таможенные деньги пошли также «дворяном и детем боярским на жалованье, и на знамена, и на побитые лошеди» и раненым «на зелье».¹⁸⁾

Уходя из-под Москвы на юг, Заруцкий мог рассчитывать в первую очередь на рязанских приборных людей и мелких дворян (у двух третей рязанских землевладельцев поместья в конце XVI в. не превышали 70 четвертей земли), последовательно поддерживавших все антиправительственные выступления, начиная с похода на Москву Лжедмитрия I и восстания Болотникова. Недавно И. П. Кулакова сделала интересное открытие, обнаружив уникальную запись современника, проливающую новый свет на начало восстания Болотникова. Рассказывая об избрании на царство Василия Шуйского, он сообщает: «А черниговцы, и путимцы, и кромичи, и комарицы, и все рязанские городы за царя Василия креста не целовали и с Москвы всем войском пошли на Рязань: у нас-де царевич Дмитрей Иванович жив».¹⁹⁾ А ведь с Заруцким в 1612 г. были сын и жена «царевича», в которого так крепко верили рязанцы и другие южные служилые люди в 1606 г. и за которого они сражались позднее вместе с Заруцким на стороне Лжедмитрия II.

Потерпев неудачу под Рязанью, отброшенный на окраину Рязанской земли, Заруцкий попытался поднять против подмосковных «бояр и воевод» Мещерский край и примыкавший к нему Арзамасский у. На этот район традиционно опирались противники московского правительства в начале XVII в.: Арзамас, Темников, Шацк были в числе городов, поддержавших Болотникова; позднее власть здесь принадлежала сторонникам Лжедмитрия II, а затем и Лжедмитрия III. Некоторые арзамасские дворяне (М. Ф. Полоченинов, И. Ф. Левашов, Я. Глядков) находились в 1612--1614 гг. в отрядах Заруцкого, другие служили под началом М. А. Вельяминова. Всего в Арзамасе в начале XVII в. было не менее 400 детей боярских, 79 служилых татар и 300 стрельцов.

В начале 1612 г. стрельцы взяли верх над арзамасскими дворянами (многие местные дворяне находились в это время под Москвой): «В Арзамасе стрельцы заворовали, дворян и детей боярских и жилецких всяких людей и[з-за] животов (ради имущества. -- Л. С.) [54] побивают и вешают, и на пытках пытают, и огнем жгут, и заводят воровство, и ворихе Маринке и ее, Маринкину, сыну хотели крест целовать». Среди этих стрельцов были и недавние посадские люди: в июне 1613 г. арзамасские стрельцы И. Артемьев «с товарыщи» были возвращены в посад. Только после ареста «Псковского вора» и захвата Вельяминовым Шацка Арзамас и другие «понизовые» города (т. е. Среднее и Нижнее Поволжье), по данным послужного списка М. А. Вельяминова, стали ориентироваться на Второе ополчение. Характерно, что на Рязанщине и в Арзамасском у. находилась часть владений самого Заруцкого. В Старорязанском стане ему принадлежал починок Строевский (его прежним владельцем был Г. В. Годунов), перешедший в 1612/13 г. к князю Д. П. Пожарскому; арзамасское поместье Заруцкого село Пятницкое также было пожаловано в октябре 1612 г. другому владельцу.²⁰⁾

В начале XVII в. рядом с русскими служилыми людьми -- мелкими дворянами, пушкарями, стрельцами, казаками -- в Мещере упоминаются многочисленные служилые мордвины и татары (последние составляли в Мордовии феодальную верхушку), жившие за счет эксплуатации местного мордовского населения или же не имевшие крепостных и близкие по положению к русским служилым людям «по прибору». Именно фактическая близость большинства служилых представителей нерусского населения Поволжья к русским казакам, стрельцам и мелким дворянам во многом предопределила их совместные выступления против боярского правительства царя Василия Шуйского. В конечном счете судьба этих сословных групп тоже была схожа -- они смешались с феодально зависимым населением. В количественном отношении мещерские служилые татары и мордвины превосходили любую русскую дворянскую корпорацию, за исключением новгородской и рязанской: в росписи похода 1604 г. против самозванца упоминаются 450 касимовских, 537 темниковских, 542 кадомских татарина и 220 мордвинов из Кадома и Темникова.

В конце XVI в. в Шацком у. появляются первые помещики из среды высшего московского дворянства: могущественный посольский дьяк А. Я. Щелкалов, знатные оболенские князья Ф. А. и И. А. Ноготковы, соседство которых не могло не беспокоить местных землевладельцев. В начале XVII в. в источниках [55] впервые упоминается небольшая группа мещерских выборных дворян. В последующие годы правительство царя Василия и руководители ополчений сделали ряд шагов по уравнению в правах мещерских дворян с дворянством Замосковного края: значительная часть мещерских дворян получила придачи к поместным и денежным окладам, многие русские помещики были повышены чином. Так, 2 сентября 1606 г., за два дня до выступления против Болотникова войска И. И. Шуйского, мещеряне были пожалованы в дворовые дети боярские целым списком, в котором только Любовниковых оказалось несколько человек, -- интереснейший факт, характеризующий политику царя Василия по отношению к южному дворянству в разгар классовой борьбы и ускользнувший от внимания исследователей.²¹⁾

После неудачной осады Шацка Заруцкий послал перебежавшего к нему из Шацка кадомского мордвина Тардайка и алатырского казака Дружину с грамотами в Темников, Кадом и Арзамас. Когда посланцы Заруцкого 25 сентября 1612 г. приехали в Темников, в городе было сразу две пары воевод. Интересы Второго ополчения представляли И. М. Бутурлин и Д. С. Погожево, резиденция которых находилась в воеводской канцелярии -- в Съезжей избе. Но реальной властью в городе обладали местный князь Брюшей Кобяков сын Еникеев, представитель одного из самых знатных родов в Мордовии ("в вассальном владении князей Еникеевых Темников находился и в XVI в., в поместье Б. К. Еникеева в 1614 г. значилось 67 крестьянских и бобыльских дворов), и Осип Трубников. Оба они известны как видные сторонники Лжедмитрия II, участвовавшие в боях с войсками Василия Шуйского в Мещерском крае, на Рязанщине и в Поволжье. В 1611--1612 гг. Б. Еникеев и О. Трубников производили отделы поместий служилым татарам в Темниковском у. Им и вручили грамоту представители Заруцкого.²²⁾ Однако на этот раз бывшие воеводы Лжедмитрия II не были склонны присягнуть его сыну.

Как уже отмечал В. И. Корецкий, для Поволжья начала XVII в. было характерно активное участие нерусского населения в местном управлении. В тушинском лагере второго самозванца арзамасский губной староста И. Сонин был избран «по дворянскому, и князей, и мурз, и татар, и мордвы выбору».²³⁾ 26 сентября все темниковские воеводы собрались в Съезжей избе и, «поговоря [56] меж себя», созвали городской «мир». Большую часть среди темниковского населения составляли служилые татары: по данным дозорной книги 1614 г., на 107 русских дворов (посадских людей, стрельцов, воротников, сторожей, казенных кузнецов и ямщиков) в городе приходилось более 200 татарских дворов. Грамота Заруцкого была прочитана вслух, но не имела успеха: «И князи... и мурзы, и стрельцы, и всякие русские люди к тому Ивашкову воровству не пристали и его письму не поверили». Гонцов Заруцкого отвели в Съезжую избу, допросили, а затем отправили под Москву.²⁴⁾

Позиция татар была, несомненно, связана с политикой руководителей ополчения, щедро раздававших им поместья и бортные угодья, -- наиболее ранние подобные грамоты относятся еще к 1611 г. В дозорной книге Темниковского у. «боярские дачи» выделены в особый раздел, озаглавленный «В Темниковском же уезде за князьями, и за мурзами, и за татары в поместьях по боярским грамотам, которые имали у бояр под Москвой, а после того имали на те ж поместья государевы царевы и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии грамоты». Весной 1613 г. (как, вероятно, и в более ранний период, по которому документы в Печатном приказе не сохранились) грамоты темниковским, кадомским, арзамасским и другим служилым татарам на земли, жалованье и угодья выдавались почти каждый день, а 12 мая 1613 г., через 10 дней после приезда Михаила Федоровича в столицу, грамоту на княжеский титул получил Брюшей Еникеев, роль которого в поддержке земского правительства была, по-видимому, особенно велика: «Запечатана жаловальная грамота кормленою красною печатью темниковского Брюшея мурзы Кобякова сына княж Еникеева -- пожаловал его государь по отечеству княжением». Сын Брюшея Еникеева, Тёмиргозей мурза князь Брюшеев, в 1645 г. обладал еще одной привилегией, пожалованной скорее всего еще его отцу: он выходил на службу не в составе городового отряда, а «по особным грамотам с своим двором, а не з городом вместе» и служил «у воевод в полку». Кадомский князь К. Кильдеяров, защищавший Шацк от Заруцкого, получил право на четвертное жалованье, а 5 июля 1613 г. -- грамоту на поместье в 15 четвертей земли.²⁵⁾Получив в 1611--1612 гг. значительные пожалования и привилегии, служилая верхушка Поволжья была теперь заинтересована [57] в стабильном центральном правительство и потому не могла поддержать борьбу против него казаков Заруцкого.

Руководство Второго ополчения сделало попытку привлечь на свою сторону и приборных людей Поволжья. В Курмыше жалованье стрельцам на 1611/12 г. было увеличено на полтину, а казакам -- на рубль человеку. В следующем году «бояре» пожаловали арзамасских пушкарей и затинщиков -- положили им жалованье по 3 руб. в год человеку и указали наделить их земельными участками.²⁶⁾

Положение Заруцкого осенью 1612 г., после неудачи под Рязанью и отказа мещерских и поволжских городов перейти на его сторону, стало критическим. Еще одна попытка казаков укрепиться в Рязанской земле и захватить ряжские слободы осенью 1612 г. закончилась неудачей. Но именно в это время в ряде рязанских и приграничных с Рязанской землей городов произошли перевороты в пользу Заруцкого. Хотя ранее и было известно, что некоторые рязанские города поддержали Заруцкого, источники не позволяли судить, были ли они принуждены к этому силой или перешли на сторону Заруцкого добровольно. Послужной список Вельяминова не оставляет в этом вопросе никаких сомнений: «Михайлов город, и Пронеск, и Ряской, и Донков, и Епифань своровали, призвали Заруцкого на Михайлов». Таким образом, надежды Заруцкого на поддержку рязанских служилых людей в конечном счете отчасти оправдались.

Первое упоминание о приходе Заруцкого в Михайлов относится к 11 декабря 1612 г.²⁷⁾ Чрезвычайно интересен приведенный в послужном списке Вельяминова перечень «воровских» городов -- до сих пор для определения территории, контролировавшейся Заруцким, приходилось сопоставлять отдельные упоминания в различных источниках, причем не было уверенности, что они в этом отношении достаточно репрезентативны. По сравнению с данными других источников в послужном списке отсутствуют три небольших городка (Песочня, Печерники и Венев) и упоминается один новый город -- Данков. Теперь можно составить достаточное представление о той среде, в которой Заруцкий нашел поддержку в конце 1612 -- начале 1613 г., и здесь напрашивается сравнение с ситуацией на Рязанщине в царствование Василия Шуйского. Тогда московское правительство также опиралось на Рязань с сильным дворянским [58] гарнизоном, в то время как другие рязанские города, в которых преобладали приборные люди, ориентировались на Лжедмитрия II. По словам современников, «и в те... во все в смутные годы резанской воевода Прокофей Ляпунов... ходил под городы: под Михайлов и под Пронеск, и под Ряской, и к Николе Зараскому, и к Коломне». В Печерниках объявился тогда даже собственный самозванец -- малолетний «сын» окольничего И. Ф. Басманова, однако в конце 1609 -- начале 1610 г. и этот город был захвачен П. П. Ляпуновым, а Лжебасманов Ануфрий был брошен воеводой на съедение медведю.²⁸⁾

В конце 1612 г. помимо Рязани лишь Зарайск и острог в Серебряных Прудах (неизвестно, как обстояло дело с Гремячевым) оставались в этом районе под контролем земского правительства. Лояльность жителей Зарайска к «боярам и воеводам» можно было бы объяснить троекратным разорением города в начале XVII в. (к 1612 г. посад Зарайска был сожжен, а многие жители перебиты²⁹⁾), однако известно, что вся Рязанщина сильно пострадала во время предшествующих военных действий. Скорее здесь сказалось географическое положение этих городов, и прежде всего их близость к Рязани.

Несмотря на успехи в Рязанской земле, распространить свою власть за ее пределы Заруцкому не удалось: как отмечено в декабрьской отписке из Темникова в Алатырь, «городы все Заруцкому отказали».³⁰⁾ И на помощь со стороны Северской земли, где начиналось в ту эпоху столько антиправительственных движений, не мог Заруцкий рассчитывать, так как значительная ее часть была оккупирована войсками Речи Посполитой: «черниговцы, и путимцы, и кромичи, и комарицы», поднявшие знамя восстания в 1606 г., на этот раз были выключены из борьбы.

На территории, занятой казаками, до «Смуты» самым многочисленным было население Ряжска: 590 казаков «опричь тех полковых казаков, которые живут в Рязском уезде по слободам», 100 стрельцов, 60 пушкарей и более 300 посадских людей. В поход 1604 г. было назначено 500 конных ряжских казаков, вооруженных пищалями, под началом головы и семи сотников. К 1619 г. после набегов ногайских татар и похода Сагайдачного в Ряжске оставалось все еще около 300 казаков и 15 пушкарей. И если Заруцкий в 1612 г. не сделал своей резиденцией Ряжск, то, вероятно, лишь потому, что еще в 1608 г. город был сожжен А. Лисовским и его [59] жители перешли в незащищенные слободы или «в то разоренье... розошлись в розные городы», причем некоторые из них вступили в вольные казачьи станицы: в 1615 г. в войске атамана М. Баловнева под Москвой находился бывший ряжский казак Т. Иванов.³¹⁾

В Пронске в конце XVI в. жили 235 казаков, 116 стрельцов, 33 пушкаря и затинщика, 20 ямщиков; в Михайлове в 1600 г. -- не менее 400 русских казаков, 100 «черкас» и 170 стрельцов, а в 1616 г. -- 400 «черкас», 150 стрельцов и 134 казака (помимо стрельцов и казаков, посланных под Смоленск), 40 плотников и казенных кузнецов и 12 ямских охотников. В Веневе в 1616 г. насчитывалось 50 казаков, 50 стрельцов, 23 пушкаря; в Епифани -- 25 стрельцов и 40 казаков (в росписи 1604 г. упоминается 105 веневских и 50 епифанских стрельцов). Крупный отряд приборных людей находился вначале XVII в. в Данкове: 500 казаков, 100 стрельцов и 40 пушкарей. В Печерниках, по данным дозорной книги 1616 г., было 86 стрелецких дворов (причем в 34 из них жили стрельцы, набранные в 1599/1600 г., т. е. после смерти окольничего А. П. Клешнина, которому принадлежал город), 53 казачьих и 29 пушкарских. В самом Переяславле Рязанском тоже был расквартирован отряд стрельцов (в росписи 1604 г. их упоминается 200 человек), стрелецким головой в Рязани служил в 1609 г. С. Ляпунов. В августе 1611 г. рязанские посадские люди сетовали на то, что «коя... пашня преж сего бывала в старину черных людей, и та... пашня и луги роздана стрельцам».³²⁾

В начале XVII в. в большинстве рязанских городов посадские люди в массовом порядке стали переходить на положение служилых людей «по прибору». Дело было, конечно, не в том, что ремесленники предпочитали стрелять из пищалей, а не тачать сапоги: став служилыми людьми, они избавлялись от ненавистного тягла. Этот своеобразный способ горожан бороться за свои права путем смены сословного положения лишний раз свидетельствует о социальной незрелости русского города XVII в. К 1612 г. 200 посадских людей Михайлова «разошлися по слободами стрельцы и в казаки». К этому же времени не осталось посадских людей в Пронске, Данкове, Ряжске. В Веневе в 1619 г. насчитывалось всего 58 посадских людей. В 1626 г. Михайловские стрельцы не смогли представить документов на занятые ими посадские земли, а на бывшей посадской земле Гремячева [60] в начале 1630-х годов жили беломестные казаки. Зарайских посадских людей, ставших в период «Смуты» служилыми «по прибору», позднее возвратили в посад: в августе 1614 г. был доправлен оброк с зарайских «чернослободцев, которые взяты из пушкарей, и из затинщиков, и из дворников, и из захребетников». Помимо посадских людей в служилые корпорации южных городов вступили и некоторые крестьяне: в марте 1613 г. одоевскому воеводе С. Горчакову была послана грамота «по челобитью Кирейка да Лазарка Стоянских -- но велено их ис пушкарей выдавать во крестьяне, до коих мест минет служба».³³⁾ Поддержка Заруцкого приборными людьми, вероятно, во многом объясняется их опасениями насильственного возвращения в тягло.

Все движения посадских и приборных людей южных районов Русского государства в начале XVII в. имели отчетливо выраженный антидворянский характер, и дворяне еще долго помнили об ожесточенной борьбе, которую они вели с этими социальными слоями. Так, в 1626 г. волуйские атаманы, ездоки, стрельцы, пушкари, ямские охотники и посадские люди жаловались на насильства со стороны присланных в город на службу рязанских, коломенских, тульских, каширских и мещерских дворян, грозивших им: «То-д[е] вам, мужики, не прежнея... тако-де вам, мужикам, с наши[м] человеком противитца, и вас-де за нашего одново велит государь десять человек повесить».³⁴⁾

Вместе с тем следует отметить, что приборные люди даже в одном городе не составляли однородной социальной группы. В ходе «Смуты» некоторые из них добились увеличения жалованья, но, поскольку прибавки им давались за конкретную службу, пестрота в обеспечении приборных людей еще более усилилась. Так, в Рязани стрельцы были «разверстаны надвое»: входившие в отряд Ф. И. Шереметева, который длительное время стоял под восставшей Астраханью на острове Балчик, получали 3 руб. в год, остальные стрельцы -- по 2 руб. 4 алтына с деньгою. Иное дело, насколько реальны были эти прибавки, если в некоторых южных городах (Валуйке, Осколе) служилые люди вообще ни разу не получали жалованья с 1604/05 г. до 1620-х годов.³⁵⁾

За счет стрельцов, казаков и пушкарей рязанских городов силы Заруцкого увеличились приблизительно на 2-3 тысячи человек. К ним надо прибавить какую-то часть мелкого рязанского дворянства, близкого по [61] положению и происхождению к служилым людям «по прибору». На участие рязанских дворян в движении Заруцкого прямо указывает челобитная от 2 апреля 1613 г. -- вместе с другими жителями города государю «добили челом» и Михайловские дворяне.

Кадры для городской администрации Заруцкий черпал из дворян (вероятно, пришедших с ним из-под Москвы): в Сапожке он поставил воеводой мелкого рязанского дворянина Изота Толстого, в Михайлове -- тульского дворянина Василия Извольского и ярославца Михаила Болкошина, в Пронске -- 29-летнего Максима Федоровича Полоченинова. Последний воевода был старшим из четырех сыновей арзамасского городового дворянина Ф. И. Полоченинова. За попытку занизить размеры своего поместья (владея поместьем в 30 четвертей, показал, что у него 25 четвертей земли) на смотре 1597 г. Федор Полоченинов был лишен денежного жалованья: «А на Москве осматривай, добр... И ему велено служить без денег з городом». Вместе с другими арзамасцами Полочениновы присягнули Лжедмитрию II. Один из них, Иван Полоченинов, в конце 1609 г. возглавлял отряд сторонников самозванца под Чебоксарами и был казнен царем Василием «за измену». В Первом подмосковном ополчении вместе с Максимом Федоровичем участвовал и его дядя, Меньшой Истомин, записанный в десятне 1597 г. с окладом 100 четвертей; в 1611/12 г. он был послан из-под Москвы в Казань с грамотами и там убит. В поместье М. И. Полоченинова числилось всего 10 четвертей земли. В конце XVI -- начале XVII в. обычные наделы служилых казаков колебались, как мы видели, от 20 до 50 четвертей, и, следовательно, в имущественном отношении Полочениновы не отличались в лучшую сторону от служилых людей «по прибору».³⁶⁾

По мнению А. А. Зимина, в движении Заруцкого наряду с казаками принимали участие и «крестьяне Рязанщины».³⁷⁾ Вполне вероятно, что некоторые рязанские крестьяне могли вступить в казачьи станицы, однако в источниках какие-либо данные на этот счет отсутствуют, а приводимое А. А. Зиминым показание декабрьской грамоты на Двину об участии в движении «пашенных мужиков» и холопов скорее всего свидетельствует лишь о социальном происхождении большинства казаков.

Поддержавшее Заруцкого население русского Юга [62] имело прочные связи с «вольным», и прежде всего донским, казачеством, а иногда местные служилые и посадские люди принимали непосредственное участие в казацких походах. Уже в ряжской десятне 1579 г. упоминаются беспоместные дети боярские, «которые на Поле казакуют». Еще более красноречивы грамоты, разосланные в начале 1623 г. в Воронеж, Оскол, Валуйку, Белгород, Елец, Лебедянь, Ливны, Курск, Ряжск и Шацк. В них говорится, что дети боярские, казаки, стрельцы и посадские люди этих городов ездят на Дон с товарами, а затем, распродав их, «ходят» с донскими казаками на море, нападая на турецкие корабли.³⁸⁾

Наконец, на стороне Заруцкого в конце 1612 г. действовал значительный нерусский (судя по имени его предводителя) отряд во главе с Яктором (русская транскрипция татарского имени Ядкарь) Рындиным. Всего у Заруцкого было в это время приблизительно 5-7 тысяч человек, с которыми он начал наступательные операции, осадив в Серебряных Прудах сторонников земского правительства князя Г. В. Волконского и Н. Д. Пильемова.

Помощь к рязанским воеводам пришла из Казани: к конце ноября или в начале декабря казанские дьяки Н. Шульгин и С. Дичков сообщили в Алатырь, что Шульгин вскоре выступает из Казани на «земскую службу» во главе казанской рати. Никанор Михайлович Шульгин, происходивший из рода рядовых детей боярских Луховского у. (находился к северо-востоку от Суздаля), был к этому времени одним из самых могущественных людей в России. Избавившись в ходе «Смуты» от казанских воевод (один из них, любимец Ивана Грозного боярин Б. Я. Бельский, был убит, вероятно, не без его участия), Шульгин полновластно распоряжался на территории бывшего Казанского царства. Он вмешивался в дела других городов, казнил своих противников, жаловал сторонников и вел себя все более независимо по отношению к противоборствующим правительствам в центральной России. В его распоряжении находился крупный отряд казанских дворян и стрельцов и многочисленные служилые татары.

Еще до выступления основной армии казанские дьяки прислали в Рязань с головой И. Чуркиным и князем Аклымом Тугушевым 4600 свияжских татар, что резко изменило соотношение сил на юге России. Заруцкий вынужден был снять осаду с острога в Серебряных Прудах. Какой-то его отряд постигла неудача в бою у села [63] Долгина, а посланный Заруцким к Переяславлю Рязанскому Яктор Рындин потерпел жестокое поражение под Мервиным острогом, потеряв только пленными 727 человек, а также артиллерию и обозы. Возможно, именно последний эпизод имеет в виду Новый летописец, сообщая, что Заруцкий из Михайлова направился к Переяславлю Рязанскому, намереваясь его захватить, но был «наголову» разбит рязанским воеводой М. М. Бутурлиным. К сожалению, не известно, как долго находился в Рязани Бутурлин, а М. А. Вельяминов в послужном списке явно склонен приписать все заслуги в борьбе с Заруцким себе одному. Как бы то ни было, руководители ополчений щедро вознаградили обоих воевод: М. М. Бутурлин при поместном окладе 600 четвертей получил в Рязанской земле почти 11 500 (так в книге, 1500? -OCR.) четвертей вотчин и поместий, в том числе Сапожок с округой, а М. А. Вельяминов -- бывшие вотчины Годуновых Песочню и Черную слободу (900 четвертей).³⁹⁾

Таким образом, рязанские воеводы сражались с Заруцким за свои собственные владения. В то же время рязанская служилая мелкота должна была с особым недоверием относиться к Бутурлину и Вельяминову: их появление на Рязанщине символизировало возрождение политики «освоения» южнорусских земель столичным дворянством, которую проводило правительство Годунова и против которой восстали рязанцы в 1605 г. (известно, что с воцарением первого самозванца вместе с владениями Годуновых на Рязанщине были конфискованы и поместья Вельяминовых).⁴⁰⁾

Есть известные основания говорить об антидворянских устремлениях казаков Заруцкого: они убили нескольких дворян, «завладели» поместьем Л. Ф. Маслова под Михайловым, разграбили поместье П. Д. Горюшкина, уничтожили ввозные грамоты на поместья С. Д. Новикова, Фроловых и Катуковых в Пехлецком и Старорязанском станах.⁴¹⁾ Однако эти единичные факты не позволяют все же в достаточной степени судить о социальной политике Заруцкого на Рязанщине и тем более о его социальной программе. К сожалению, ни одного документа, вышедшего из повстанческого лагеря в 1612--1613 гг., до нас не дошло, и мы не знаем даже, что именно обещал Заруцкий от имени «царевича» Ивана своим сторонникам.

Возможно, уже к концу 1612 г. Заруцкому стало трудно удерживать всю занятую им территорию. В декабрьской [64] отписке темниковского воеводы И. М. Бутурлина сообщается, что «с Веневы отомана Чику, поймав, отвели ко князю Григорью Тюфякину на Тулу, а Песочня и Сапожек бояром и всей земле добили ж челом, и Зотика Толстово, поймав, отвели к Мирону Вельяминову». Сведения эти вызывают, впрочем, некоторые сомнения, так как, с одной стороны, достоверно известно, что Изот Толстой находился в стане Заруцкого вплоть до апреля 1613 г., когда он бежал от него в Каширу, а с другой -- Сапожок, по сведениям послужного списка Вельяминова, оставался «изменным» городом и после воцарения Михаила Романова. Кстати, в той же отписке приводится еще один явно ложный слух: «Да и то, господине, слух дошел, что воренок на Михайлове умер».⁴²⁾

Вскоре после избрания Михаила Федоровича выяснилось, что надежды на казанскую рать не оправдались. Хотя по требованию правительства казанцы во главе с Никанором Шульгиным, который стал именоваться воеводой, и выступили против Заруцкого, сражаться с казаками они не спешили, несмотря на просьбу Земского собора «итти на вора, на Ивашка Заруцкого, не мешкая, и над ним промышляти». Дойдя до Арзамаса «добре мешкотно», многочисленное войско Шульгина (дворяне, дети боярские, стрельцы, служилые татары, марийцы, удмурты) остановилось здесь в полном бездействии. По словам Шульгина, 7 марта по приговору «казанских всяких служилых людей» войско выступило обратно в Казань, так как взятые на три месяца «запасы» подошли к концу. Еще до этого, если верить Шульгину, он сам и русские служилые люди целовали крест новому царю, а нерусские воины были приведены к шерти. Правительство приняло объяснения Шульгина и даже обратилось к нему с новой просьбой -- отобрать 600 лучших ратников и послать их в Рязань на помощь М. А. Вельяминову. Вскоре, однако, стало известно, что в Казани замышлялся сепаратистский мятеж и что сам Шульгин арестован.⁴³⁾

1 марта 1613 г. рязанская рать М. А. Вельяминова (к этому времени он остался единственным воеводой в Рязани) также была приведена к кресту и к шерти на верность Михаилу Романову. С сообщением об этом к царю была послана целая русско-татарская делегация во главе с родственником воеводы Иваном Вельяминовым. Избрание Земским собором М. Ф. Романова внесло раскол в ряды сторонников Заруцкого. В то же время отпадение [65] от Заруцкого рязанских городов было отнюдь не всегда свободным волеизъявлением их жителей, как полагал В. Н. Вернадский, а прежде всего результатом сильнейшего давления правительственных войск. Первый переворот (до 20 марта) произошел в Пронске после того, как посланный М. А. Вельяминовым с отрядом служилых людей князь Г. В. Волконский сжег пронский посад. Возглавлявший здесь администрацию Заруцкого М. Ф. Полоченинов был арестован, но он успел послать весть о происшедшем в Михайлов и Ряжск, и лишь приход к городу М. А. Вельяминова с основными силами вынудил отступить к Ряжску приближавшихся к Пронску сторонников Заруцкого.⁴⁴⁾

Еще раньше М. А. Вельяминов установил контроль над Мещерской стороной Старорязанского стана. 7 марта 1613 г. по грамоте Трубецкого и Пожарского находившееся здесь поместье некоего И. Филатова (вероятно, сторонника Заруцкого) было передано рязанским дворянам С. и Ф. Бурцевым. Несмотря на эти успехи, Вельяминов писал в Москву, что сил для борьбы с Заруцким у него недостаточно, а обещанные подкрепления из Мурома, Касимова, Темникова, Коломны и Зарайска запаздывают. Правительство разослало по городам повторные требования о присылке ратных людей в Рязань и грамотой от 23 марта известило Вельяминова, что «ныне мы с Москвы посылаем на Рязань воевод со многими людьми».⁴⁵⁾

В поисках выхода

Опасаясь окружения, Заруцкий перешел в Епифань, оставив в Михайлове отряд казаков. Тогда же или несколько раньше его сторонникам удалось захватить Дедилов -- известно, что в конце XVI в. в нем размещался крупный гарнизон, состоявший из служилых людей «по прибору»: 376 казаков, 60 стрельцов, 26 затинщиков, 15 пушкарей и 29 ямских охотников. Длительное пребывание Заруцкого в Михайлове дорого стоило его жителям. «Ивашка Зарутцкой [с] своими советники город Михайлов выпустошил и нас вконец погубил», -- писали ряшане в грамоте зарайскому воеводе князю А. Ф. Гагарину. Тем не менее горожане [66] первоначально отвергли «увещевательную» грамоту, привезенную из Рязани местным дворянином Афанасием Масловым (родственник его, Андрей Маслов, служил в 1604 г. осадным головой в Михайлове). Однако 2 апреля 1613 г. и здесь произошел переворот. Воеводы и «вольные» казаки Заруцкого были арестованы, а его наиболее верный сторонник из числа Михайловских казаков -- «заводец» (мятежа?) Петр Кириллов убит дворянином Ф. Чевкиным, происходившим из рода рязанских бояр времен самостоятельности Рязанского княжества.

Сложнее для правительственных войск оказалось овладеть Ряжском. Только после боя в Городецкой слободе (здесь начиная с 1608 г. находилась резиденция ряжских воевод), в котором голова Петр Зайцев нанес поражение сторонникам Заруцкого, ряшане целовали крест царю Михаилу. От Печерников «сотни» Вельяминова, посланные из Пронска, сначала были отбиты, а рязанец А. Редькин, взятый казаками в плен, изрублен по приказу Заруцкого в «пирожные мяса», но уже 3 или 4 апреля Печерники перешли под контроль правительства.⁴⁶⁾

В конце марта 1613 г. Земский собор направил к Заруцкому в Епифань трех казаков «полка Трубецкого» -- Василия Медведя, Тимофея Иванова и Богдана Твердикова -- «з боярскими и з земскими грамоты». По крайней мере двое из них принадлежали к самой верхушке русского казачества: донскому атаману Василию Григорьеву, по прозвищу Медведь, и 42 казакам его станицы принадлежали в 1615 г. починок Ленинский и 12 пустошей в Одоевском у.; Богдан Подгорецкий сын Твердиков, также ставший атаманом с поместным окладом 550 четвертей, получил в 1619 г. поместье в Алатырском у.

Посланцы Земского собора были в Епифани ограблены и брошены в тюрьму, но через некоторое время отправлены с грамотами от Заруцкого в Москву, где в качестве компенсации за понесенный ущерб им выдали по 10 руб. Надо полагать, именно об этих грамотах идет речь в наказе А. И. Зюзину и А. Витовтову, посланным в Англию в июне 1613 г.: «И Зарутцкой при нас прислал к царскому величеству... просить, чтоб царское величество на милость положил, вину его отдал, а он царскому величеству вину свою принесет и Марину приведет. И, чаем, подлинно добил челом, а не добил челом, и он [67] поиман, а детца ему негде». Едва ли следует сомневаться в том, что содержание грамот передано в наказе тенденциозно, но весной 1613 г. московские власти действительно могли рассчитывать на скорое окончание движения, так как брожение среди сторонников Заруцкого к этому времени резко усилилось. «И людей при нем никого нет, все ныне люди в Российском государстве государю обрадовались и от своих зол отстали», -- должны были оптимистически отвечать послы на вопросы английского короля или его вельмож.⁴⁷⁾

На казачьем круге, который происходил в это время в Епифани, многие, по словам перебежчиков, высказывались за службу Михаилу Романову. Более 200 детей боярских и казаков бежали от Заруцкого из Епифани, среди них бывший сапожковский воевода И. Толстой и атаман М. Мартинов. Оба они были прощены. И. Толстой вместе с братом Федором в июне 1613 г. получил в поместье 140 четвертей земли в Рязанском у. М. Мартинов в чине казачьего головы был направлен под Смоленск, в 1616/17 г. при поместном окладе 600 четвертей он владел поместьем в 153 четверти с 4 крестьянскими дворами в Шацком у. и поместьем в 150 четвертей в Вологодском у.⁴⁸⁾

По сообщению И. Толстого и М. Мартинова, не было согласия и у главных руководителей движения -- Заруцкого и Марины Мнишек: «Зарутцкой-де будто хочет итти в Кизылбаши, а Маринка-де с ним итти не хочет, а зовет его с собою в Литву». Позиция Заруцкого вполне понятна: уход в Речь Посполитую Марины Мнишек с сыном или всего отряда означал неизбежно конец движения, поскольку король Сигизмунд III, сам претендуя на русский престол, не был заинтересован в поддержке кандидатуры сына Лжедмитрия II.

Силы Заруцкого составляли в это время около 3000 человек: в Епифани 2000 русских и 400 украинских казаков, пришедших туда еще в марте из Поморья (не с действиями ли этого отряда связан «подвиг Ивана Сусанина»?), и 500 русских казаков в Дедилове. 3 апреля 1613 г. М. А. Вельяминов перешел из Рязани в Михайлов и вновь стал угрожать Заруцкому. На первых порах Заруцкий приказал своим казакам оставить Дедилов и всем собраться в Епифани, но 10 апреля он направился из Епифани вновь к Дедилову. Здесь казаки провели всего день, отразили от города отряд тульского воеводы князя Г. В. Тюфякина, а затем, «выграби» [68] Дедилов, двинулись к Крапивне и 13 апреля появились под ее стенами.

В 1600 г. в Крапивне служили не менее 200 конных казаков и 60 стрельцов. О составе крапивенского гарнизона после «Смуты» дает представление справка 1622 г «А на Крапивне... острог худ... а жилецких людей на Крапивне: казаков 70 человек, стрельцов, московских сидельцев, 100 человек, а пищалей у них нет забрали казаки и черкасы, как Ивашка Заруцкий Крапивиу сжег».⁴⁹⁾ Несмотря на малочисленность ратных людей, крапивенский воевода тульский дворянин М. Д. Ивашкин оказал казакам яростное сопротивление. Лишь после того, как острог был подожжен «со все стороны», а сам Максим Денисович, раненный во время вылазки, взят в плен, Заруцкий овладел Крапивной. Во время штурма города его население и защитники сильно пострадали. В приходо-расходной книге Владимирской четверти, не склонной к преувеличениям, записано: «А в прошлом во 121-м (1612/13. -- А. С.) году Кропивну Ивашка Зарутцкой с казаки выжгли и высекли». В числе других были убиты поп местной Пречистенской церкви, дворяне из Соловы С. Абакумов и А. Лопатин -- последний приехал в город с грамотой об избрании Михаила Романова.⁵⁰⁾

Трудно сказать, какие цели преследовал Заруцкий, направляясь на запад: закрепиться в районе Тулы или поднять восстание в «заугорских городах». Но в Крапивне его положение оказалось более опасным, чем на Рязанщине. Весь район к востоку от Крапивны, включая Данков и Епифань, перешел к этому времени под контроль правительственных войск. К северу находилась Тула, на овладение мощными укреплениями которой казаки не могли рассчитывать. Тульский гарнизон, состоявший из большого отряда дворян (тульская дворянская корпорация была одной из самых крупных в стране), стрельцов и служилых «черкас», был усилен в апреле 1613 г. сотней московских стрельцов. По-видимому, в связи с опасностью со стороны Заруцкого были пополнены гарнизоны и в других городах. Известно, в частности, что в Кашире в 1612/13 г. получили небольшие земельные участки 60 «новоприборных» стрельцов.⁵¹⁾

К западу от Крапивны действовало против поляков войско князя А. А. Хованского, в котором только казаков, пришедших в Козельск из Москвы 1 апреля 1613 г., [69] было 2323 человека. Наконец, на юго-западе рыльский воевода П. С. Воейков в середине марта 1613 г. с отрядом рыльских, путивльских и черниговских дворян начал осаду Путивля, занятого незадолго до этого поляками. 11 апреля на Северу был отправлен также воевода Д. И. Долгорукий, освободивший Путивль летом 1613 г.

19 апреля 1613 г. после многих задержек из Москвы против Заруцкого выступило войско одного из знатнейших участников Второго ополчения -- князя Ивана Никитича Одоевского. Незадолго до выступления в Москве узнали об уходе Заруцкого в Крапивну, и Одоевский поэтому получил указ направиться в Тулу (а не в Рязань, как ранее предполагалось), где к нему должны были присоединиться отряды из других городов.⁵²⁾

20 или 21 апреля казаки Заруцкого вышли из Крапивны и направились на юг, где еще не было войск царя Михаила. В Черни Заруцкий провел неделю («Ивашка Заруцкой с казаки стоял у нас, на Черни, неделю войною») и здесь жестоко казнил (четвертовал) крапивенского воеводу М. Д. Ивашкина. Тогда же Заруцкий «разорил» поместье Д. Д. и С. Д. Сухотиных, расположенное в двух верстах от города. Затем казаки прошли через Мценский и Новосильский уезды, оставляя за собой сожженные и опустошенные поместья, и в мае 1613 г. попытались овладеть Ливнами, но дважды были от них отбиты. Недалеко от этого города Заруцкий, по слухам, зарыл клад: когда в 1649 г. в Чернавске (в 20 верстах от Ливеи) во время рытья рва был найден винный котел, по городу пошла молва, что это «положенья вора Ивашка Заруцкого, потому как он шол ис-под Москвы, и в тех... местех и где ныне город и слободы, Ивашка Заруцкой с Маринкою стоял... а, чают, вынесли то положенье чернавские пушкари».⁵³⁾

Царские воеводы далеко отстали от казаков. М. А. Вельяминов с «невеликими людьми» (не вполне ясно, каким образом растаяло его значительное войско; вероятнее всего, татары к этому времени уже возвратились в Поволжье) перешел в Данков, а князь И. Н. Одоевский остановился в Туле, ожидая обещанных подкреплений. Воспользовавшись их нерасторопностью, Заруцкий еще раз попытался перейти в наступление. От Ливен он повернул на северо-восток, пересек Елецкий у. и в конце мая или в начале июня занял Лебедянь (в Лебедянском у. в конце XVI в. находились вотчины А. Н. и В. Н. Романовых, племянником которых был царь Михаил). Небольшой [70] гарнизон Лебедяни, состоявший из стрельцов и казаков, возможно, не оказал Заруцкому сопротивления. Имя «царя Дмитрия» здесь было популярно, и даже в начале 1620-х годов Лебедянский казак В. Мотор, которого избивал батогами голова Е. Толстой, молил о пощаде «для Дмитрия».⁵⁴⁾ В Лебедяни, как установил Н. П. Долинин, Иван Мартынович дал вклад в местный Троицкий монастырь, что, быть может, свидетельствует о его принадлежности к православной церкви, хотя И. Н. Одоевский и называл позднее Заруцкого «черкашенином люторские веры».⁵⁵⁾

Появление казаков в 70 верстах от Данкова было неожиданностью для отряда Вельяминова: «И послыша... ратные люди, что с вором многие воровские люди, и от того, убоявся, розбежались». Именно к этому моменту относится следующая запись, обнаруженная нами в разрядно-родословном сборнике конца XVII в.: «121-го (в 1612/13 г. -- А. С.) на Туле были воеводы, как ходили за Заруцким, боярин и воевода князь Иван Никитич Одоевский с товарыщи, и тогда посылан стряпчей Микита Мотовилов на Резань збирати дворян и детей боярских резанцев, и, собрав, послал Микита Мотовилов к Мирону Вельяминову от себя голов с сотнями с резанцы князь Анофрея князь Иванова сына Гагарина, Ивана Нарта Чеботаева, Лаврентья Васильева сына Сумникова-Измайлова». Со своей стороны М. А. Вельяминов «сам ездил в збор для ратных людей». Получив подкрепления, он возобновил действия против Заруцкого: И. Чеботаев с отрядом рязанцев атаковал заставы казаков под Лебедяныо. Вскоре к Данкову подошло войско Одоевского, и «воеводы со всеми ратными людьми пошли под Лебедянь». Одним из нескольких воевод под началом Одоевского стал М. А. Вельяминов. Но в глазах современников именно он был тем человеком, который нанес решающие поражения Заруцкому. По словам архиепископа Арсения Елассонского, «после многих дней Иван Заруцкий и Марина с сыном ее и приверженцами, обратившись в бегство, погибли, потому что Мирон, полководец и воевода рязанский, со своими воинами преследовал его, Ивана Заруцкого, и Марину и их приверженцев до конца».⁵⁶⁾

Воронежское сражение

Перед лицом превосходящих сил Заруцкий, однако, не принял боя, оставил Лебедянь и направился к Воронежу. Дождавшись новых отрядов из Ельца и Ливен, за ним двинулось и войско Одоевского, которое в это время состояло из дворян и детей боярских Рязани, Тулы, Владимира, Суздаля, Мурома, Луха, Гороховца, Нижнего Новгорода, Ливен, Оскола, Ельца и Тарусы. В соответствии с правительственными распоряжениями в отрядах Одоевского должны были находиться (и, возможно, находились), кроме того, служилые люди Серпухова, Алексина, Коломны, Дорогобужа, Вязьмы, Арзамаса, Мещеры, «немцы» и днепровские казаки из Тулы, а также темниковские и кадомские татары.⁵⁷⁾

Между тем отряд Заруцкого также пополнился: «И воронежские... атаманы усманские и соколовские (может быть, порча текста: ступинские? -- А. С.) все своровали, Маринке крест целовали и пошли с ними под Воронеж». Некоторое представление о служилых казаках, поддержавших Заруцкого в критический момент, дает воронежская десятня 1621/22 г. В ней перечисляется около 180 беломестных и слободских атаманов, живущих в самом Воронеже, а также в селах Усмань, Боровое, Ступино и Излегощи; каждому из них принадлежало по 50 четвертей земли, «а оклад им тож». На службу воронежские атаманы выезжали на конях, с пищалями и рогатинами.⁵⁸⁾ Крестьян у них не было, однако в поместьях атаманов жили и их «родимцы», которые для «спорины государевы службы бывают... с ними». В начале XVII в. беломестные атаманы помимо земель, на которые они имели право в соответствии с окладами, распахали большие участки целины -- «дикого поля».⁵⁹⁾ В дозорной книге 1614--1615 гг. среди воронежских служилых людей отмечено 56 беломестных казаков, 300 полковых казаков, 200 стрельцов, 35 пушкарей и затинщиков и 6 воротников. Таким образом, воронежские приборные люди (не известно, какая их часть выступила против Одоевского) могли оказать Заруцкому серьезную поддержку. Одной из причин выступления воронежских казаков на стороне Заруцкого было, возможно, их недовольство решением московского правительства по [72] какому-то спорному земельному делу: в архиве Разрядного приказа хранился в 1626 г. «отпуск по челобитью усманских казаков о воронежских землях 121-го (1612/13. -- А. С.) года».⁶⁰⁾