Крещение Руси. Князь Владимир. Православие

Размещено на http://www.allbest.ru/

Реферат

История России

Тема. Крещение Руси. Князь Владимир. Православие

Если историков условно поделить на две категории: православных верующих и всех остальных, тогда и историй Крещения Руси, окажется по сути две. Одна будет в стиле: великолепного просчёта великого правителя, в плане политический реформ. Вторая, также расскажет нам о легендарной личности, но затронет не только жизнь на уровне государственных дел, но и личный переворот и переживании князя Владимира, и возможно разъяснит, нам суть принятия православия более глубоко и масштабно.

Тысячу лет назад, в 988 году, в “сонме” европейских христианских государств появилась Киевская Русь. Понятен интерес, проявляемый к этому событию и у нас в стране, и далеко за ее пределами.

Чтобы заново осмыслить, что и как происходило в те далекие века в Киевской Руси, отметим, что судить о событиях такого масштаба, принимая во внимание один только религиозный компонент, -- значит, судить “односторонне и ограниченно”. К сожалению, некоторые представители научного атеизма занимают позицию. Выискивая лишь “темные стороны” происшедшего 10 веков назад события, невозможно в полной мере оценить его сложность и противоречивость, его объективный смысл и значение.

Всячески подчеркивают, например, насильственный характер крещения. История распространения христианской религии в самом деле дает для этого определенные поводы. Взять хотя бы так называемое крещение языческих племен Прибалтики крестоносцами. Здесь действовали просто: выступало рыцарское войско, разбивало отряды сопротивлявшихся, захватывало земли, возводило на них свои замки, превращало свободное население в крепостных и придавало этому разбою “приличный” вид, крестив оставшихся в живых. Однако очевидно, что дело здесь было вовсе не в крещении, а в захвате земель. Аналогично крестили аборигенов испанцы в Америке. Но ничего подобного не было на Руси, где события развивались иначе и в противоположном, если можно так выразиться, направлении (об этом ниже).

То, что произошло в конце Х века в Древней Руси, было выдающимся событием в истории нашей Родины. Великий князь Владимир осуществил смелую государственную реформу, имевшую далеко идущие последствия. Можно сравнить ее с реформой Петра I. Как и во времена Петра, тогда нужен был рывок в развитии страны, усвоение высших достижений передовых стран той эпохи. Владимир преследовал цель встать вровень с развитыми феодальными монархиями. Для этого надо было решиться на энергичное проведение феодальной реформы и связанные с ней глубокие преобразования. Именно эту реформу “односторонне и ограниченно” называют нередко крещением Руси.

Чтобы лучше понять процессы, определявшие жизнь наших предков в те далекие века, необходимо хотя бы вкратце вспомнить события предшествовавшего столетия.

Первоначально разрозненные славянские племена временами объединялись и вели военные действия с соседями, тревожа иногда и окраины Византийской империи. В середине IX века состоялся первый большой поход на Византию, связываемый летописью с именем киевского князя Аскольда. Это был период, когда шло разложение патриархального общинного строя, зарождались феодальные отношения.

Они имели тогда примитивную форму -- осенью и зимой дружина с князем ходила по своей территории, собирала дань; феодального землевладения еще не существовало. Весной избытки собранного (меха, воск и т.п.) отправляли по Днепру в Византию и даже в более отдаленные страны Востока. Оттуда привозили изделия, которых на Руси не производили.

Аскольд осадил Константинополь, взял большой выкуп и заключил с Византией договор, вероятно содержавший какие-то выгоды для русской знати, Византия впервые столкнулась с нарождавшимся государством. Это были уже не просто “варвары”, грабившие пограничные провинции, а нечто более серьезное. В конце IX века пришедший из Новгорода Олег захватил Киев и объединил северную и южную Русь (Новгород и Киев). Возникли контуры будущего древнерусского государства. Еще непрочное объединение Руси в одно целое поддерживалось постоянными боевыми действиями против непокорных племен. Новый удачный поход на Византию завершился заключением выгодного русским договора и обеспечением ежегодной дани (платы за ненападение).

Со смертью Олега (начало Х века) сразу выявилась непрочность объединения славянских племен -- их союз распался. Восстанавливать его силою оружия пришлось Игорю. Он был убит в одном из походов на древлян, за противоречившей обычаям, повторной данью. Последовала жестокая месть древлянам со стороны его жены Ольги, ставшей правительницей при малолетнем сыне Святославе. Печальный опыт заставил Ольгу упорядочить получаемые от союзных племен дань и их повинности. Это был новый шаг к регламентированному законами феодальному государству.

Придя к власти, Святослав направил свою энергию против внешних врагов нарождавшегося государства. Разгромив Хазарский каганат, войско Святослава дошло до Северного Кавказа. Победами (хотя и не всегда) сопровождался и его поход против Византии. Возвращаясь обратно, Святослав погиб в сражении с печенегами, которых византийцы предупредили о маршруте его дружины. Но потенциальные враги русских на востоке и на западе были нейтрализованы.

Междоусобная борьба братьев после смерти Святослава привела в 980 году к власти его сына Владимира.

Каково было наследство, доставшееся Владимиру от его предшественников? Коротко говоря, он оказался во главе непрочного объединения славянских племен, стабильность которого требовала постоянного применения (или, по крайней мере, постоянной угрозы применения) военной силы. Чтобы укрепить это объединение, молодой князь принял два важных решения.

Во-первых, он обосновался в Киеве, чтобы не оставлять управления своею державой на многие месяцы или годы (такова была длительность военных экспедиций его предшественников). Во-вторых, он постарался идейно объединить союзные славянские племена с помощью общей для всех религии.

Переход к оседлой жизни в столице был серьезным шагом в направлении феодализации государства: в современных Владимиру королевствах монархи в основном управляли своими странами из столиц. Эту сторону деятельности Владимира счел нужным особенно выделить К.Маркс.

Он писал, что до Владимира страной правили князья-завоеватели, которые смотрели на Россию лишь как на стоянку, от которой надо было двигаться дальше. Например, Святослав собирался перенести столицу на Дунай, приблизив ее к местам боевых действий собственной дружины. Об этом же повествуют и летописи: до Владимира князья думали “о ратех”, а он -- “о строи землянем… и о уставе земляном”. Это не значит, конечно, что Владимир не совершал военных походов. Но он никогда не оставался на завоеванных землях, а всегда возвращался в Киев. Его походы не были самоцелью, они обусловливались нуждами государства.

Обосновавшись в Киеве, Владимир приступил к строительству оборонительных сооружении на востоке от него, подтверждая этим, что он собирается пребывать в столице постоянно и защищать ее от кочевников. Спокойная и уверенная жизнь в городе тоже была важной предпосылкой успеха глубоких государственных реформ.

Вторую проблему -- объединение союзных племен -- он поначалу пытался решить путем “уравнивания в правах” всех основных племенных богов (а значит, и влиятельных жреческих групп). Любой приехавший издалека мог видеть, что в столице почитаются не только свои, киевские, боги, но и бог его племени. Так в Киеве возник пантеон шести языческих богов, остатки которого уже в наше время обнаружили археологи. Согласно другой точке зрения, в пантеоне были представлены боги, символизировавшие основные элементы древней картины мира славян -- небо, землю, солнце и т.п. Возглавлял эту группу великокняжеский бог Перун. Но и в таком случае пантеон имел общеславянский, объединяющий характер. Хотя мы и не располагаем сегодня прямыми доказательствами, однако не подлежит сомнению, что эти меры князя Владимира укрепили древнерусское государство. Но вскоре выяснилось, что дорога, по которой он столь успешно двинулся вперед, на самом деле вела в тупик. Тому были две серьезные причины. Во-первых, языческая религия и после нововведений Владимира предполагала все же старый образ жизни. Она была уместна для патриархального строя, но серьезно тормозила формирование новых производственных отношений зарождавшегося феодализма. Нужны были новое право, новые обычаи, новое общественное сознание, новые оценки событий. Старое язычество этого дать не могло. Всё это было, по существу, готовым в Византии.

Вторая причина заключалась в том, что Киевская Русь не могла стать в один ряд с передовыми странами Европы и Востока, не могла выйти, говоря нынешним языком, “на уровень мировых стандартов”, не заимствовав у них ремесел, строительной техники, науки, культуры и многого другого.

(Так, позднее Петру, (например) понадобился опыт Западной Европы.) Все это тоже можно было взять в Византии.

Почему Византия? Решая, какую (или какие) из существовавших тогда стран принять за образец, Владимир мог ориентироваться также на мусульманский Восток и католический Запад. Но предпочтение было им отдано православной Византии. (Формальное разделение некогда единой церкви на православную и католическую произошло лишь в 1054 году, фактически же они стали независимыми намного раньше.)

В немалой мере выбор Владимира был обусловлен исторически, но в такой же -- его государственной мудростью. С Византией уже сложились достаточно тесные экономические отношения: она была близко расположена (родственная Руси Болгария приняла христианство примерно за 100 лет до Киевской Руси). Этому в большой степени способствовала деятельность Кирилла и Мефодия, создавших славянскую письменность и проповедовавших христианство на славянском языке. В наши дни славянские народы справедливо чествуют их как выдающихся просветителей (в Болгарии посвященный их памяти день отмечается как всенародный праздник просвещения).

Таким образом, на решение Владимира могло повлиять и то, что в православной церкви в отличие от католической богослужение можно было вести на понятном языке (в Х-Х1 вв. болгарский язык практически не отличался от русского). Нелишне заметить, что в ту эпоху Византия была еще в расцвете; там не умерла античная традиция -- в ее школах изучали Гомера и других классиков древности, в философских диспутах продолжали жить Платон и Аристотель… Византийский вариант христианства отвечал нуждам рождающегося феодального общества и поэтому вполне соответствовал замыслам Владимира.

Хочется отдельно рассмотреть и вспомнить в каком состоянии князь и Русь существовали на краю перемены сознания. Поразмышляем о более глубинных, личностных возможных мотивах Владимира. Вновь, как некогда при Олеге Вещем, язычество торжествует над христианством. В предсмертной агонии оно сильно активизируется. И не без решительного влияния самого Владимира, пришедшего к власти именно в качестве лидера языческой партии. Как говорит летописец, никогда еще прежде не было на Русской земле такого «мерзкого идолослужения», как в начале правления Владимира.

Однако, нужно сказать, что Владимир, как человек огромного ума, недюжинной интуиции и глубокой религиозности, понимал, что язычество в своих прежних формах уже несостоятельно. Подобно римскому императору-ревнителю язычества -- Юлиану Отступнику -- он предпринимает попытку реформировать многобожие. Объединив под своей единодержавной властью русские племена, Владимир осознал необходимость религиозного единства. Владимир понимал, что ни на чем ином, кроме как на религии, это единство создать невозможно. Можно, конечно же, попытаться объединить всех насилием, но такая держава будет существовать только самое короткое время. Владимир это прекрасно понимал. Поэтому он попытался достичь единства иным способом.

До сих пор различные племена, населявшие Русь, поклонялись своим местным богам. Варяги почитали одних, славяне других, у финнов были третьи. Правда, часто они заимствовали культы другу друга. Но никакого единообразия в языческих верованиях на Руси не было. Владимир же повелел собрать воедино всех языческих богов и создал общий языческий пантеон -- своего рода «русский Олимп». Как говорит летописец, в Киеве он поставил на капище идолов Хорса, Дажь-бога, Стрибога, Симаргла и Мокоши. Возглавил же все это, отныне «единое», семейство Перун, бог грома и огня, признанный верховным. Причем, это было божество, имевшее скорее всего балто-варяжское, а не славянское происхождение. Реформа язычества была осуществлена около 983 года. Но очень скоро оказалось, что реформа эта абсолютно несостоятельна. У этих богов не было никакого авторитета, чтобы заставить людей признавать наряду с привычными для их племени божествами и какие-то новые. Кроме того, у этого дела, наверное, была и своя мистическая сторона: искусственно собранные воедино «боги» не могли сосуществовать рядом -бесы ведь тоже друг друга ненавидят.

И все же язычество отчаянно сопротивляется накануне своего исчезновения. При Владимире языческим богам совершаются доселе почти неизвестные на Руси человеческие жертвоприношения. Так, например, после победоносного похода Владимира на ятвягов в 983 году были убиты Феодор и Иоанн, два варяга-христианина, отец и сын, которые стали первыми на Руси мучениками веры, чьи имена нам известны. Сына хотели принести в жертву языческим богам. Отец, конечно же, не позволил этого, и в результате их обоих убили. Такой свирепый характер носило язычество Владимира и его окружения. Но кровь мучеников, как это всегда было в истории Церкви, только приближала победу христианства. В 983 г. Владимир еще приносил человеческие жертвоприношения, а уже через пять лет он принимает христианство.

Это был глубочайший переворот в душе князя. Из бездн ада он сумел подняться к Богу. В этом святость равноапостольного князя, осознавшего ту бездну бездуховности, в которую ввергает язычество, и сумевшего найти выход из этой пропасти, не только обратившись к истинному Богу, но и приведя за собой весь свой народ. Чтобы понять все величие подвига святого князя Владимира, нужно оценить, каким он был до крещения. Он по сути был братоубийцей, приносил человеческие жертвоприношения. Пьяные оргии -- привычное времяпровождение князя и его дружины. Кроме того, известно, сколь развратен был его нрав. Не погнушался он взять в жены полоцкую княжну Рогнеду, отца которой он убил на ее глазах. Подобным же образом и жена убитого брата Ярополка оказалась в гареме развратного язычника. Словом, Владимир до крещения своего был таким же жестоким и страшным человеком, как и все язычники.

О языческой религии славян, в которой был воспитан Владимир, мы знаем, в частности, из воспоминаний арабских путешественников, бывавших на Руси. Один из них, ибн-Фадлан, описал похороны знатного руса, которые он наблюдал где-то в районе Волги.

Эти языческие похороны сопровождались отвратительными и мерзкими церемониями. Вместе с умершим русом в могилу клали убитого коня, какие-то предметы и вещи. Вместе с ним в загробный мир в принудительном порядке отправляли и жену. Ее убивали самым изуверским образом, предварительно изнасиловав в ритуальном порядке. Затем все сжигалось на погребальном корабле. Причем, ибн-Фадлан сообщает, что при этом имели место настолько гнусные церемонии, что он, араб-мусульманин, не может их описать. Из одного этого свидетельства видно, что язычество -- это вещь очень страшная и далеко не столь романтичная, как это многие пытаются представить сегодня в разного рода популярных изданиях. Языческий культ -- это страшное, сатанинское по своей сути явление, даже если речь идет о гораздо более цивилизованном эллинском язычестве. Не случайно, что идолы всегда считались местом обитания бесов, и их после крещения народа всегда старались уничтожать. Страшная реальность служения бесам всегда стоит за любым язычеством. И сегодня, когда некоторые лица пытаются возродить язычество, оборачивается это самым трагическим образом. Начинается все с купальских хороводов, а заканчивается самым неприкрытым сатанизмом с ритуальным блудом и человеческими жертвоприношениями, что, увы, сегодня уже встречается снова.

Именно таким же был до своего крещения и князь Владимир. Будущий креститель Руси в пору своего язычества поистине познал глубины сатанинские. Но в его душе произошло нечто, подобное тому, что некогда было и с Ольгой. Несомненно, это было глубокое внутреннее перерождение. Когда Владимир увидел, что из его реформированного язычества ничего не получается, это, очевидно, стало для него не только политической, но и личной духовно-нравственной проблемой. Безусловно, что сомнение в язычестве у Владимира возникло не только из-за того, что религиозного единства не удалось достичь.

Язычество не могло удовлетворить князя. Крайности языческой безнравственности, вероятно, усиливали впечатление духовного тупика. Это чувствуется в словах самого Владимира, сказанных им уже после крещения. Их приводит преп. Нестор Летописец: «аки зверь бях, много зла творях в поганьстве живях, яко скоти, наго». Не только и не столько политический расчет руководил князем при выборе веры, как это обычно представляют историки. Личный духовный поиск, безусловно, занимал ключевое место в деле отказа киевского князя от язычества. Он был натурой религиозной, ищущей истину. И это было главным, что заставило Владимира искать новую веру для себя и своего народа.

Едва ли князь испытал какое-то удовлетворение от гибели варягов Феодора и Иоанна. Быть может, эта трагедия ускорила его личный религиозный кризис, как в свое время это произошло с Ольгой после ее кровавой мести древлянам. Кроме того, Владимир видел и жизнь существовавшей рядом христианской общины. В то же время были рядом и представители других религий. Еще существовал на руинах разгромленной Хазарии иудаизм: купцы-иудеи не были редкостью в Киеве. Рядом с пределами Руси обитали и мусульмане: на Волге уже существовало мусульманское Болгарское государство.

Неподалеку на Западе уже распространялось христианство латинское. И поэтому летописное известие о диспуте, состоявшемся при дворе Владимира по вопросу о выборе веры, имеет под собой несомненно историческое основание. Хотя некоторые историки почему-то склонны считать его поздним преданием. Однако, в действительности рассказ Повести Временных Лет о выборе веры вовсе не выглядит неправдоподобным. Аналогичные диспуты при дворах средневековых государей происходили нередко. Достаточно вспомнить хотя бы диспут при дворе хазарского кагана, в котором участвовал св. Константин-Кирилл. Известны подобные диспуты и при дворах европейских государей. Почему же было не устроить такой диспут при дворе государя Киевской Руси?

К Владимиру стали приходить послы. Одними из первых были иудеи. Во время беседы с ними Владимир, согласно свидетельству летописца, спросил, где их родина. Они же ответили ему: «у нас нет родины. За наши грехи Бог нас рассеял». Речь шла конечно же о рассеянии евреев из Палестины и их распространении по всему миру. Владимир отвечал иудеям, что не желает принимать веры, которая приводит потом к потере отечества. Причем, в ответе князя был двоякий подтекст: он мог иметь в виду не только судьбу Израиля, но и судьбу хазар, потерявших себя после принятия их элитой иудаизма. Беседовал Владимир также и с мусульманами, очевидно, пришедшими из Волжской Болгарии. Здесь показательно, что в своем религиозном поиске князь уже дошел до понимания единобожия. Однако, он еще по-детски наивно лукавит, желая найти легкий путь к Богу. Так, ислам прельщает поначалу сластолюбивого князя возможностью многоженства и обещанием сомнительного «рая», в котором правоверные якобы услаждаются преизобильными благами в обществе гурий. Однако, как говорит летописец, временно победила другая страсть: узнав, что Коран запрещает употребление вина, Владимир произносит историческую фразу: «Руси веселие есть пити».

Интересно, что гораздо более коротким был разговор Владимира с западными христианами. Очевидно, Владимира отталкивала уже вполне к тому времени оформившаяся идеология папизма с требованием вассального подчинения римскому первосвященнику как земному владыке христианского мира. Владимир ответил папским посланцам, что его предки веры латинской не принимали. Казалось бы не вполне логичное заявление, если речь идет о выборе новой веры. Однако, вероятно, Владимир помнит о том, как при Ольге на Русь приходил с миссией латинский епископ Адальберт, которого киевляне вскоре с негодованием изгнали. Есть некоторые сведения и о неудачных переговорах с латинянами, которые проходили при Ярополке. Для князя Владимира, очевидно, много значил отказ мудрой Ольги от западного христианства и принятие крещения от православных греков.

В то же время, Владимир не торопился с выбором веры. Наиболее интересным моментом в рассказе преп. Нестора является беседа князя с монахом-философом, пришедшим из Византии.

Этот миссионер, по имени нам неизвестный, показал Владимиру икону Страшного Суда, и тем самым наглядно продемонстрировал ему христианскую эсхатологию и посмертную судьбу грешников и праведников. Можно полагать, что этот эпизод наиболее живой и правдивый в рассказе о выборе веры. Потому, что икона является свидетельством о Воплотившемся Боге, «умозрением в красках». Перед нами интересный исторический пример того, как икона была использована в целях проповеди. Это чисто православная аргументация от художественного образа -- иконы. Вообще очень характерно для православной культуры Древней Руси, что русские воспринимали Православие больше на уровне художественного образа. В средние века Русь знала мало выдающихся богословов, но создала величайшую иконопись. Князь Владимир от проповеди греческого монаха и от иконы получил сильное эмоциональное впечатление, благоприятное, в отличие от других религий. Но все же это был еще далеко не окончательный выбор. Князь стремился сделать его обдуманно и взвешенно.

Затем Владимир отправил послов в разные страны, и эти послы подтвердили его впечатление. Летопись нам говорит об ошеломленном состоянии послов Владимира после богослужения в соборе Святой Софии в Константинополе. Вновь перед нами удивительный пример воздействия церковного искусства на души русских людей, пребывающих в духовном поиске. Надо сказать, что византийцы часто пользовались красотой богослужения в подобных случаях. И приведение послов Владимира на службу в храм Святой Софии не было особым актом со стороны императора. Это был обычный способ произвести впечатление на варваров. Повесть Временных Лет рассказывает о том, как подобным образом пытались греки повлиять на Олега и его дружинников, которым даже показали величайшие реликвии -- свидетельства Страстей Господних и святые мощи. Но тогда успеха не было -- Олег духовными исканиями не отличался.

Однако, даже после положительного ответа послов, совпавшего с реакцией самого Владимира на Православие, Владимир все еще не торопится принимать крещение. Причина этого теперь, -- скорее всего, сложные политические взаимоотношение Руси и Византии. Но это как бы внешняя канва событий, за которой стоит какая-то гигантская духовная борьба за душу самого князя, за судьбу его державы. Поэтому процесс обращения Владимира был очень сложен. Превращение дикого варвара, который приносил человеческие жертвы, в кроткого агнца, святого, конечно, требовало особых обстоятельств, особого Промысла Божия. События, которые привели в итоге к крещению Владимира, а затем и Руси, развивались постепенно.

Византийские императоры, братья-соправители из Македонской династии Василий II Болгаробойца и Константин VIII, переживали очень сложный период. В империи возник мятеж, заставивший их обратиться к Владимиру за военной помощью.

Владимиру было обещано дать в жены сестру императоров Анну. Разумеется, что князь Владимир при этом должен был креститься. Он прислал императорам армию из 6 тыс. воинов, которая разбила узурпатора Варду Фоку, грозившего свергнуть законных императоров с трона. Владимир в обмен на военные услуги потребовал руку византийской принцессы. Ему было отказано. Быть может, сыграла свою роль дурная репутация князя-язычника, аморального варвара. Но самым существенным было то, что Владимир, несмотря на все свое уже вполне оформившееся стремлении к христианству, так к этому времени и не крестился.

Почему же Владимир медлил с крещением? Очевидно, у князя был свой умысел. Верх взяли политические соображения. Князь Владимир внутренне уже вполне был готов принять Православие, но с точки зрения византийской теократической идеи это означало бы, что Владимир признает себя подданным императоров, хотя бы номинально, и вводит Русь в политическую орбиту Империи Ромеев. Владимир этого явно не желал. Брак с Анной уравнивал его с императорами, делал равным Порфирогенитам. Но прежде женитьбы надо было креститься. Круг замыкался.

Тогда Владимир своим промедлением с крещением доводит ситуацию до патовой и решает действовать силой. Он идет войной на греков, имея теперь для этого предлог: императоры «обманули» его и не отдали в жены Анну. После долгой осады князь овладевает крымским форпостом Византии -- Херсонесом. Владимир требует Анну в жены в обмен на возвращение Херсонеса Византии. Князь явно увлекся политической стороной своего религиозного дела. Поэтому неизбежно было вмешательство Промысла Божия, чтобы кризис разрешился, и политический расчет перестал бы доминировать в сознании князя. Поэтому, когда уже прибыла в Херсонес принцесса Анна, и Владимир торжествовал победу, произошло чудо вразумления: Владимир ослеп. И прозрел лишь тогда, когда принял крещение. Он прозрел физически и духовно. И дело его обращения совершилось в итоге не человеческим мудрованием, а силою Духа Святаго. Быть может, поэтому из купели к алтарю для венчания с Анной вышел уже совсем другой человек, каким мы и видим в дальнейшем св. Владимира, ничего не сохранивший в себе от прежнего языческого облика. Как же тогда ещё объяснить столь координальные изменения в личности человека ?

Св. Владимир при крещении получил христианское имя Василий, в память о великом архиепископе Кесарии Каппадокийской. Вероятно, это произошло не только потому, что он был крещен в Васильевском храме Херсонеса, как сообщает «Повесть Временных Лет». В Византии существовал обычай: в случае крещения какого-либо важного лица его восприемниками от купели часто бывали император или императрица.

В этом случае новокрещеный получал имя августейших особ. Вполне возможно, что несмотря на отсутствие императора Василия II Болгаробойцы при крещении святого Владимира, именно он считался официальным крестным отцом киевского князя.

Нестор Летописец сообщает о возвращении Владимира из Херсонеса следующее: «Володимер же по сем, поемь царицю и Настаса (то есть пресвитера Анастасия Корсунянина, с помощью которого князь овладел городом - В.П.) и попы корсуньски, с мощьми св. Климента и Фива, ученика его. Поима съсуды церковные и иконы на благословение себе. Постави же церковь в Корсуне на горе, идеже ссыпаша среде града крадуще приспу. Яже церкы стоить и до сего же дне. Взя же ида медяне две капищи (то есть античные статуи языческих божеств - В.П.) и четыре кони медяны, иже и ныне стоять за святою Богородицею (имеется в виду Десятинная церковь в Киеве - В.П.). Якоже неведуще мнять я мрамаряны суща. Вдасть же вено греком Корсунь опять царице деля. А сам приде Киеву».

Интересно, что мы вновь видим, сколь неравнодушен святой Владимир к искусству, хотя теперь речь идет о языческой скульптуре. Но, вероятно, князь был одарен очень тонким художественным чутьем. И он, вчерашний язычник, только что крещеный, уже способен абстрагироваться от языческой основы эллинского искусства, видя в корсунских статуях именно художественные шедевры, а не идолы. Вспомним, что и святой равноапостольный император Константин, основав Новый Рим -- Константинополь, отовсюду свозит в эту новую, христианскую столицу империи шедевры античного искусства, одновременно украшая город многочисленными христианскими храмами. Поразителен культурный кругозор Владимира. Ему абсолютно чуждо ханжество, нередко проявляемое неофитами. Он воспринимает православную греческую культуру как эталонную для Руси, даже в комплексе с такими тонкими нюансами, как отношение к античному наследию.

Крещение Руси явилось в значительной степени заслугой самого князя Киевского, полностью преобразившегося после своего крещения.

Именно поэтому Церковь причисляет Владимира к лику равноапостольных мужей.

Когда мы читаем в летописи, что в Новгороде посланцы киевского князя использовали при крещении военную силу, что «Путята крестил огнем, а Добрыня мечем», то достаточно сопоставить этот эпизод христианизации Руси с тем, что делалось в Западной Европе, чтобы понять: для Руси насилие над новгородцами -- это исключение, случай абсолютно нетипичный, в то время как для Западной Церкви подобные методы были почти традиционными на протяжении многих веков. Тем более, что подоплека сопротивления новгородцев крещению была политической. Ибо к традиционному противостояния столицы бывшей -- Новгорода -- и столицы новой -- Киева -- добавилось недовольство Владимиром, который, овладев Киевом при помощи язычников-новгородцев, не оправдал их надежд, не вернул Новгороду былого значения.

Как же созидалась Русская Церковь?

Поскольку киевская община христиан в годы языческой реакции скорее всего понесла большой урон, приходилось начинать почти что заново. Первым шагом святого Владимира стало крещение киевлян, происшедшее, как полагает большинство исследователей, в 988 или 989 г.г., вскоре по возвращении Владимира из похода на Херсонес. Вероятно, это было делом нелегким, так как для того, чтобы крестить киевлян, нужна была огромная подготовка. Мы не знаем сегодня точно, какова была численность населения Киева при Владимире. Но все-таки это была столица могучего княжества -- то есть население ее было многотысячным. Чтобы провести крещение в кратчайший срок, что и было предпринято, требовалось сделать очень многое. Прежде всего, киевлян нужно было хотя бы элементарно огласить.

Родственники Владимира, то есть бывшие жены, сыновья и прочие, ближайшие его советники и другие близкие Владимиру люди, вероятно, крестились в церкви Св. Василия. Эта первоначально деревянная церковь, была одной из первых построена равноапостольным князем в Киеве. Освящена она была во имя святого Василия Великого, имя которого принял святой Владимир при крещении. Поставили этот храм на месте прежнего капища Перуна, еще недавно украшенного по приказу князя новым идолом. Теперь же истукан был низвергнут и позорно, с символическими побоями, совлечен на берег Днепра и спущен вниз по течению. Причем, князь велел провожать языческую мерзость вплоть до порогов, отталкивая идола от берега шестами. Понятно, что в сознании новокрещеного князя идол напрямую связывался с вместилищем бесов.

Остальные тысячи, или скорее всего десятки тысяч людей, были крещены в водах Днепра, точнее его рукава -- реки Почайны, ныне не существующей, а слившейся с основным днепровским руслом. Причем, автор «Жития блаженного Володимера» сообщает, что «людье с радостью идяху, радующеся и глаголюще: аще бы се не добро было, не быша сего князь и боляре прiяли». Когда крестился сам Владимир, он был значительно подготовлен к этому ответственному шагу. Он беседовал с философами, проповедниками. К тому же в Херсонесе он должен был пройти оглашение. Что касается народа, то едва ли имела место его серьезная подготовка к крещению. В условиях того времени это было практически нереально. Однако, народ должен был довериться выбору князя, выступавшего от его лица. Это было вполне в духе того полупатриархального характера, который еще имела княжеская власть на Руси. По крайней мере в Киеве это воспринималось именно таким образом: князь выступал в качестве отца большой семьи. Отсюда и успех христианской миссии в столице. Какие-либо данные о протесте киевлян отсутствуют. В других же землях, вероятно, христианизация проходила не столь стремительно, как в Киеве. Но все же, следует признать, что Русь приняла новую веру довольно спокойно. Конечно, в первую очередь было крещено городское население. В сельской местности язычество продержалось дольше, что, впрочем, было явлением повсеместным, как на христианском Востоке, так и на Западе.

Не случайно латинский термин «paganus», то есть, «язычник», дословно переводится, как «сельский житель».

Можно полагать, что поскольку крещение Владимир принимает от греков, при участии духовенства Херсонеса, приведенного им на Русь для ее крещения, то первоначальный этап христианизации Руси был связан с Константинопольской Церковью. Вероятно, из Константинополя на Русь вскоре после событий в Херсонесе был послан митрополит или архиепископ. Хотя епархия «Россия» существовала в Константинопольской Церкви уже около столетия, епископа в годы языческой реакции в Киеве скорее всего не было. Кто же стал тем архиереем, при котором совершилось крещение Руси? Предание называет имя святителя Михаила, первого митрополита Киевского. Список Владимирова Церковного Устава, сделанный в конце XII -- начале XIII в.в., называет Михаила митрополитом, при котором Владимир крестил Русь. Однако здесь же говорится о том, что Михаила на Русь послал св. патриарх Фотий -- очевидный анахронизм. Святительство святого Михаила в Киеве скорее всего следует отнести ко временам Фотиева крещения Руси. Быть может, изглаживание из «Начальной Русской Летописи» памяти о крещении Руси при Аскольде и Дире, предпринятое в угоду новой династии Рюриковичей, стерло и достоверную память о первом епископе Руси. В то же время, его не забыли полностью, но приписали к другой эпохе.

Кроме того, в качестве первого Предстоятеля Русской Церкви нередко называют митрополита Леона (Льва) или Леонтия. Его упоминают, в частности, «Летопись Новгородских Владык» и уже упомянутый список Церковного Устава святого Владимира. Есть и другие предположения по поводу того, кто возглавлял Русскую Церковь в начальный период ее истории. Не так давно еще одну гипотезу о том, кто был митрополитом Руси при св. Владимире, выдвинул польский историк Анджей Поппе. На основании ряда источников Поппе пришел к выводу, что при Владимире митрополитом Руси был бывший Севастийский митрополит Феофилакт, родом грек. Поппе установил, что в Севастии, армянском городе, расположенном на востоке Малой Азии, почти что в преддверии Кавказа, в конце Х в., при Василии II, находился русский отряд, что отмечают источники. Местный архиерей -- Феофилакт, -- который поддерживал политику императора, был изгнан из города мятежниками в годы восстания Варды Фоки и бежал на запад, в Константинопль. По мнению Поппе, Феофилакт, уже знакомый по Севастии с руссами, был послан в Киев в качестве митрополита после крещения Руси св. Владимиром.

Правда нам не известно, доехал ли он до столицы Руси или это назначение осталось формальностью. Гипотеза Поппе имеет косвенное подтверждение в мозаиках и фресках храма св. Софии в Киеве. Здесь Севастийские мученики изображены на столпах и подпружных арках главного купола кафедрального храма митрополитов всея Руси.

То есть они, по замыслу создателей храма, как бы являются основанием Русской Церкви. Кроме того, в Софийском соборе есть еще одно изображение 40 мучеников Севастийских на отдельной фреске.

Такое внимание к этим святым едва ли случайно. И то почитание, которым Севастийские святые были всегда окружены на Руси, тоже может свидетельствовать об особой роли Севастийской кафедры в истории Русской Церкви. Возможно, что именно митрополит Феофилакт помогал святому равноапостольному Владимиру в деле просвещения Руси на самом начальном этапе.

Можно думать, что на первом этапе самой большой проблемой, с которой столкнулся Равноапостольный Креститель Руси, была нехватка подготовленного для миссионерской деятельности духовенства. Уже для крещения одних только киевлян требовалось огромное количество священнослужителей. По-видимому, первых священников Владимир привез из Херсонеса. Это, вероятно, были славяне по происхождению или знающие славянский язык корсунские греки, активно общавшиеся со славянским миром. Но таких было не слишком много. Киев же, а следом и другие города Руси, требовали значительного числа священников. При этом мало было только крестить людей, их нужно было воцерковить, изъяснить основы вероучения, смысл таинств, научить молиться, хотя бы в самой элементарной форме, и объяснить, как должен жить христианин. Все это удалось реализовать на практике далеко не в полном объеме и не сразу. И, вероятно, именно с этим в домонгольский период связано наличие в нашей Церкви весьма серьезных искажений в церковной жизни. Народ был крещен, но не везде на местах после крещения произошло его полноценное воцерковление. Этот процесс растянулся кое-где на столетия.

Как же удалось преодолеть проблему недостатка подготовленных клириков? Можно полагать, вслед за Приселковым и Карташевым, что святой Владимир решил опереться в своем апостольском начинании на опыт Болгарии, принявшей христианство более, чем на столетие, раньше Руси. За целый век, прошедший после крещения Болгарии при том же святителе Фотии, здесь уже сформировалась полноценная славянская христианская культура. Создали ее ученики святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, Учителей Словенских. Из Болгарии Русь могла черпать уже готовые переводы богослужебных книг и святоотеческих творений. Здесь же можно было найти и священнослужителей-славян, во-первых, говоривших на том же славянском языке, который прекрасно понимали на Руси, а во-вторых, далеких от эллинского пренебрежения к «варварам» и более пригодных к миссионерской деятельности. Кроме того, можно думать, что знакомство с болгарским Православием натолкнуло Владимира на мысль избавиться от любых попыток трактовать крещение Руси от греков как ее подчинение Империи Ромееев, унизительное для сознания русских, только что создавших свое могущественное государство. Приселков и Карташев полагали, что Владимир вскоре после крещения Руси вывел Русскую Церковь из юрисдикции Константинополя и переподчинил ее автокефальной Болгарской Охридской архиепископии.

Возможно, что Охридский архиерей лишь формально числился Предстоятелем Русской Церкви, которая при святом Владимире была по сути ни от кого не зависимой.

Кстати, поразительно, но греческие авторы вообще не упоминают даже о таком эпохальном событии, как крещение Руси при св. Владимире. Впрочем, у греков был к тому повод: епархия «Россия» формально была открыта столетием раньше. Однако, если принять гипотезу о «Болгарской юрисдикции», то можно думать, что истинная причина подобного умолчания скорее всего объясняется обидой греков на русских за их отказ подчиняться Константинопольскому Патриархату. Предполагают, что уже в те годы, когда юрисдикция Константинополя над Русской Церковью была восстановлена при Ярославе Мудром, имело место вымарывание и из наших летописей сведений об этом неприятном для ромеев периоде. Причем, в ходе этого «редактирования» получилась довольно странная картина: обойти молчанием личность и деятельность св. Владимира на Руси было нельзя, но при всех похвалах святому князю в «Начальной Летописи» крайне мало фактического материала о Русской Церкви его времени.

На первый взгляд может показаться, что социальная роль любой религии всегда одинакова, коль скоро все они признают существование некой мистической силы, которая управляет происходящим в мире. В действительности дело, конечно же, обстоит сложнее, религии имеют свою непростую историю, и, в частности, переход Киевской Руси от язычества к христианству следует оценивать положительно, как прогрессивный процесс, переход к “цивилизованной” религии.

Преобразования осуществлялись по указанию великого князя и его ближайшего окружения, как бы “правительства”. Внешнего, насильственного напора страна не испытывала. Кроме того, население было знакомо с христианством: уже многие годы в древнерусских городах существовали маленькие христианские общины, появившиеся еще во время княжения Ольги, бабушки Владимира, которая первой из верховных правителей Киевской Руси приняла христианство (если не считать легендарных сведений о крещении Аскольда). Это тоже способствовало утверждению новой религии.

Как и при всяком кардинальном преобразовании, новое, прогрессивное наталкивалось на сопротивление старого, отжившего. Поэтому полезно обсудить, кому это новое было выгодно, а кому нет.

Князь только выигрывал -- если раньше он просто был главой племенного союза, то теперь его власть была освящена, “дарована богом”. Ближайшее окружение Владимира не несло никакого имущественного или иного ущерба. То же можно сказать и о дружине. Перед теми, кто занимался торговлей с Византией, реформа открывала новые возможности. Если прежде на торговых площадях заморских стран они были “варварами”, “скифами”, то отныне в Византии и Европе -- уважаемыми единоверцами, а на мусульманском Востоке -- представителями одной из мировых религий.

Рядовые общинники, пока процесс феодализации еще не набрал силу, тоже особенно не страдали.

Рабам христианство обещало свободу. Как известно, в Древней Руси рабство было домашним, рабов не использовали в производстве, но они составляли заметный слой общества. Однако широко распространена была работорговля. Даже сегодня в английском, немецком и французском языках понятие “раб” обозначается словом “славянин”, поскольку рабы-славяне очень ценились на невольничьих рынках. Рабство не свойственно феодализму, и церковь резко выступала против него, особенно против работорговли, когда своих соплеменников продавали “в поганые”.

Кто терял все, так это языческие жрецы. Влиятельное жреческое сословие вдруг становилось никому не нужным. В этих условиях языческое жречество прибегло к двум принципиально разным тактическим приемам: во-первых, “уходу в подполье”, когда на окраинах и в других местах, где это было возможно, продолжалось служение идолам, совершение магических обрядов и т.п.; во-вторых, открытому (даже вооруженному) сопротивлению всей системе реформ Владимира.

Реакция Владимира на эти две тактики была различной. На “подпольных” языческих жрецов почти не обращали внимания, им не мешали, ведь они не представляли опасности для главного -- для феодальной реформы.

В этом один из корней так называемого двоеверия. Владимир считал, что в результате деятельности христианского духовенства эти элементы язычества постепенно отомрут. При столь масштабных реформах неразумно требовать, чтобы сразу все изменилось.

Иной была реакция на сопротивление системе феодальных реформ. Здесь Владимир проявлял твердость, безжалостность и при необходимости применял военную силу. Однако для нас важно, что “огнем и мечом” не просто вводилась новая религия, а создавалось централизованное феодальное государство.

Процесс христианизации протекал постепенно и, по современным оценкам, в основном занял приблизительно 100 лет. С учетом размеров страны это очень малый срок: крестившимся почти одновременно с Русью Швеции и Норвегии потребовалось на это соответственно 250 и 150 лет.

Государственная реформа Владимира как бы высвободила постепенно накапливавшийся в древнерусском обществе потенциал -- началось бурное, стремительное развитие страны, и это показывает, сколь своевременна была реформа.

Приглашенные из Византии мастера строят каменные здания и храмы, расписывают их, украшают фресками, мозаикой, иконами, а рядом с ними работают русские, которые учатся неизвестному ранее мастерству. Уже следующее поколение будет возводить сложные сооружения в русских городах, почти не прибегая к помощи иностранцев. Изменяется и сельское хозяйство -- на Руси появляется огородничество.

Прибывшее духовенство не только служит в новых храмах, но и готовит “национальные кадры” для церкви, и, как следствие, распространяются знания и грамотность. Организуются школы, в которые Владимир под плач матерей собирает детей высшего сословия (потом этим методом будет пользоваться и Петр), молодых людей посылает на учебу за рубежи родной страны. Вводится летописание.

Как всякое развитое государство, Киевская Русь начинает чеканить золотую монету.

Древняя Русь постепенно становится государством новой, высокой культуры. Не следует, однако, думать, что в языческие времена она не обладала по-своему совершенной культурой. Эта народная языческая культура будет еще долго жить и придаст древнерусскому искусству своеобразные и неповторимые черты. Говоря о новом, я имею в виду главным образом ту массу знаний (от сочинений Аристотеля до способов кладки каменной арки), которая уже тогда стала достоянием мировой культуры.

Странным образом, но летописи почти ничего не сообщают о Владимире после его крещения. Вероятно, их писали приехавшие византийцы, которые, безусловно, хотели видеть иные результаты крещения страны. Владимир не был послушен своим духовным отцам, когда их советы были полезны только Константинополю и расходились с нуждами Киева. Не пришлое духовенство “командовало” Владимиром, а наоборот.

Но если о Владимире молчат летописи, то его восторженно воспевает фольклор, а это высшая оценка, которую мог получить тогда политический деятель.

Владимир Красное Солнышко навечно остался в народной памяти. И это не случайно. Во все времена человек хотел, чтобы сегодня было лучше, чем вчера, а завтра -- лучше, чем сегодня. Чем выше темп непрерывного улучшения жизни, тем счастливее человек. В период реформ Владимира темп обновления всех сторон жизни древнерусского общества был поистине ошеломляющим. Еще вчера киевлянин с удивлением взирал на чудеса Константинополя, а назавтра видел нечто близкое в Киеве. Это вселяло в его душу гордость за родную страну и уверенность в ее великом будущем.

По меткому определению профессора В.В. Мавродина, в этот период “все окутано, дымкой оптимизма, того оптимизма который был присущ раннему христианству Киевской Руси”. Первоначальное христианство на Руси было радостным, не отрицавшим земных страстей, чуждым монашеского аскетизма. Во времена Владимира на Руси не было своих монахов, не существовало монастырей. Все это довольно естественно.

Чтобы кто-либо ощутил потребность идти в монастырь, он должен был сжиться, лучше всего с детства, с христианскими представлениями и идеалами. А на это нужно время. Кроме того, русские христиане первого поколения считали сам факт крещения столь большим подвигом личного благочестия, что дополнять его подвигами монашеской жизни было необязательно. Из проповедуемых христианством добродетелей наиболее ценилась любовь к ближнему, которая проявлялась, в частности, в практике пиров и милостыни бедным.

Княжеские пиры знало и язычество. Владимир сохранил этот обычай, придав ему новое содержание. Здесь между представителями дружинной и племенной знати свободно обсуждалась “текущая политика”, и это служило сплочению клана феодалов. Что касается милостыни бедным, то на княжеском дворе киевлянин или странник могли бесплатно поесть. По распоряжению Владимира пищу для глубоких стариков и больных развозили по домам.

Одним из видов милостыни был и выкуп пленных (рабов) с предоставлением им свободы и средств к существованию.

Со временем, когда феодализм достигнет достаточно полного развития, церковь будет помогать господствующему классу держать угнетенное крестьянство в повиновении. Более того, она сама станет крупнейшим феодалом. Но это все -- в будущем, а пока правит Киевской Русью “ласковый князь” -- Владимир Красное Солнышко.

Продуманная и энергичная политика Владимира ввела Русь в систему европейских христианских государств. Ее международное положение укрепилось. Русь становилась “ведома и слышима… всеми концы земли”. Карл Маркс назвал эпоху Владимира “кульминационным пунктом готической России”.

Быстрый темп преобразований эпохи Владимира все же не смог обеспечить завершения феодальной реформы при его жизни. Для этого требовалось больше времени, и его дело завершил сын -- Ярослав Мудрый. Как сказано в летописи, Владимир вспахал, Ярослав засеял, а мы (то есть следующее поколение) пожинаем плоды. В чем же заключался “посев” Ярослава?

Заняв после тяжелой междоусобной борьбы киевский стол, Ярослав стал не менее энергично, чем его отец, продолжать начатую реформу. Как и отец, он строит укрепления для защиты своих земель, теперь, правда, преимущественно на западе. Так же как и отец, следит за тем, чтобы феодальным преобразованиям ничто не мешало.

Ярослав продолжает интенсивную строительную деятельность, явно стремясь сделать Киев не хуже Константинополя. Если Константинополь знаменит своим собором Софии, то величественный Софийский собор возводится и в Киеве; и тут и там городские укрепления украшают Золотые ворота и т.п. Много сил отдал Ярослав и развитию торговли: при нем начали чеканить не только золотые, но и серебряные монеты.

Однако главной заботой Ярослава стало создание собственной, русской интеллигенции (при всей условности применения данного понятия к той эпохе). Эту задачу Владимир не мог решить за недостатком времени. Требовалась не просто грамотность, надо было сделать так, чтобы Киевская Русь не нуждалась в “импорте” греческого или болгарского духовенства, чтобы она имела собственных ученых, писателей, философов, чтобы она могла при необходимости вести идейную борьбу, в частности против имперской идеологии Византии. В средние века единственным местом, где человека обеспечивали всем необходимым и давали возможность заниматься науками, были монастыри. Они играли роль не только религиозных центров, но и своего рода академии наук и университетов. Здесь писались трактаты на самые разнообразные темы, и воспитывалось новое поколение образованных людей. Князья и цари ездили в монастыри не только для молитвы, но и для совета -- ведь нередко тут были самые знающие соотечественники. Неудивительно, что при Ярославе возникает русское монашество, появляются русские монастыри.

Описи ХV-ХVII веков (более ранние погибли) показывают, что большинство книг монастырских библиотек носило не богослужебный, а иной характер. Здесь хранились жития, творения Отцев и Учителей Церкви, летописи, хронографы, различные “хождения” (то есть географические сочинения), философские и военные трактаты, такие классические труды, как “История Иудейской войны” Иосифа Флавия, и т.п. Монах-ученый должен был быть всесторонне образованным. Об этом свидетельствует, например, начало “Повести о Стефане Пермском”, в которой автор -- Епифаний Премудрый, монах Троице-Сергиева монастыря (XV век), -- принижает, по обычаю того времени, свои таланты: “Не бывал ведь я в Афинах в юности и не научился у философов ни их хитросплетениям, ни мудрым словам, ни Платоновых, ни Аристотелевых бесед не осилил…” Из этих слов виден идеал монаха-ученого.