Историческая трактовка новейшего периода отечественной истории

Размещено на http://www.allbest.ru/

Курсовая работа

по новейшей истории России

ИСТОРИЧЕСКАЯ ТРАКТОВКА НОВЕЙШЕГО ПЕРИОДА ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ

Содержание

1. Основные методологические, теоретические и методические подходы и трактовки новейшего периода отечественной истории

2. Поиск путей эволюционного обновления советского общества

3. Распад СССР: его причины и последствия

1. Основные методологические, теоретические и методические подходы и трактовки новейшего периода отечественной истории

Новейшая история России (1985-2008 гг.) - заключительная тема в вузовских обществоведческих курсах, имеющая особую значимость. В романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина» писатель устами своего героя Левина так характеризовал эпоху «великих реформ» 60-70-х гг. XIX в.: «У нас все перевернулось и только укладывается. И вопрос о том, как уложатся эти условия, есть только один важный вопрос в России».

В современной России также все перевернулось и только укладывается, и как уложатся эти условия - важнейший вопрос для нас, современников.

И нам, преподавателям-обществоведам, следует показать студентам, как все это «укладывается».

Современный этап истории России уже сегодня представляется как один из самых ее драматических, переломных периодов.

Крушение социалистического режима и КПСС, распад СССР, образование на его месте новых независимых государств, в том числе и самой России, смена экономического и политического строя, становление идеологического и политического плюрализма, зарождение гражданского общества, новых классов - таковы только некоторые новации, начало которых было положено в марте 1985 г.

Между тем, из-за недостатка времени (как правило, изучение новейший истории России является предметом последних, заключительных занятий в обществоведческих курсах), нередко из-за сложности, ее недостаточной изученности и методической освоенности, занятия по этой теме не проводятся, она адресуется студентам на самостоятельное изучение, с чем, на наш взгляд, согласится нельзя. Во-первых, в силу особой значимости этой темы в мировоззренческом отношении, в формировании современных ориентиров массового сознания. Во-вторых, эта тема не лучшим образом излагается в учебных пособиях (ее освещение, как правило, останавливается на процессах 90-х гг. ХХ в., а история начала XXI в., если и излагается, то зачастую абстрактно и очень противоречиво. В-третьих, учебники готовятся долго и не в состоянии учитывать последние достижения обществоведческой мысли, которые имеют особое значение в осмыслении данной темы. В-четвертых, этот период - один из самых сложных в отечественной истории, он относится к жанру исторических сочинений, которые получили название «история современности», эти сюжеты в силу ряда причин очень трудно осваивать: еще не отложились и недоступны источники, необходимые для изучения этого периода, кроме того эта история продолжающаяся, происходят все новые события, которые нуждаются в осмыслении, многие процессы и явления еще не развились до степени качественной определенности, еще не ясен в некоторых случаях их вектор развития, их действительный смысл и роль.

Между тем, к настоящему времени складываются предпосылки для объективного изучения этой проблематики. Весной 2005 г. исполнилось 20 лет с начала этого новейшего периода отечественной истории, связанного с приходом к власти в марте 1985 г. М.С. Горбачева. В декабре 2006 г. исполнилось 15 лет со времени распада Советского Союза. В январе 2007 г. отмечалось 15 лет с тех пор, как начались радикальные реформы, которые проводило правительство Ельцина - Гайдара. Эти юбилеи стали солидным поводом, чтобы осмыслить перипетии, векторы, характер, внутренние периоды этого новейшего этапа отечественной истории, стимулировали его изучение, осмысление исторических уроков, из него вытекающих. Время высветит много новых, еще пока скрытых тенденций и сущностных характеристик современных событий, расширит возможности более глубокого и всестороннего их понимания. Но уже сегодня есть основания для определенных обобщений и заключений относительно характера и направленности самой современной эпохи развития нашего общества.

Обращаясь к истории изучения этого исторического периода, необходимо выделить первую собственно историографическую работу Н.Н. Разуваевой «Новейшая история России: первые результаты научных исследований», автор которой попыталась обобщить первые результаты изучения истории России 1990-х гг., определить основные направления и проблематику исследовательской литературы.

Правда, обращает на себя внимание тот факт, что Н.Н. Разуваева ограничила свой анализ литературой, посвященной 90-м гг. ХХ в., не рассматривая работы, в которых изучается начало нового, XXI столетия.

Автор обратила внимание на то, что основная масса вышедших работ (их насчитывается уже сотни) - это исследования политологов, социологов и в меньшей мере историков.

В основном они представлены или сборниками работ, или статьями в ведущих обществоведческих журналах: «Полис», «Общественные науки и современность», «Социологические исследования», «Социально-политический журнал», «Свободная мысль», «Новая и новейшая история», «Отечественная история». К концу 1990-х - началу 2000-х гг. литература стала пополняться крупными коллективными исследованиями, вышедшими из стен ведущих исследовательских центров страны: Института социально-политических исследований РАН, Института социологии РАН, Института комплексных исследований РАН, Института российской истории РАН, Института мировой экономики и международных отношений РАН и др.

Выходили также работы политиков, активно действовавших в этот период, которые в большинстве своем имеют публицистический характер, они часто тенденциозны и слабо фундированы конкретным анализом фактов. Вместе с тем, отмечается сравнительная малочисленность конкретно-исторических работ. Причины этого явления понятны: для обстоятельного исторического анализа требуется определенная временная дистанция, препятствием является слабость, несформированность источниковой базы, необходимой для изучения этого периода.

Следует обратить особое внимание на методологические и теоретические подходы к периодизации этого новейшего периода отечественной истории. В современной истории обновления страны большинство исследователей выделяют три этапа. Наиболее убедительно это сделано в работах В.В. Согрина.

Первый - 1985-1991 гг. - ознаменовался поисками путей эволюционного обновления советского общества. В его рамках выделяются два периода: 1985-1986 гг. - период «ускорения» и 1987-1991 гг. - период перестройки. О.Н. Смолин назвал этот этап реформистским. Ключевой политической фигурой являлся М.С. Горбачев.

Второй этап - 1991-1999 гг. - время радикальных экономических и политических реформ, формирование новой российской государственности. Н.Н. Разуваева отмечает, что в начале 1990-х гг. для характеристики сути этих общественных перемен использовался термин «радикальные реформы». Тогда же в стране, особенно в середине и в конце 90-х гг., стали набирать силу стихийные экономические и социально-политические процессы, исследователи стали характеризовать происходящее как трансформацию, имея в виду как крутую ломку общественных структур, так и высокий уровень стихийности этих процессов, их слабую управляемость и предсказуемость. О.Н. Смолин назвал этот период революционным (правда, выделив в этом качестве 1991-1996 гг.).

С этим можно согласиться, так как в этот период происходит революционная ломка государственного бюрократического социализма, замена его государственно-бюрократическим капитализмом.

Но представляется резонным выделять в этом качестве весь период 90-х гг. Ключевым политическим деятелем этого времени был Б.Н. Ельцин.

Третий этап начинается в начале 2000 г. и продолжается до сих пор. Его О.Н. Смолин называет периодом стабилизации и реформирования постреволюционного периода. Ключевой политической фигурой этого периода является В.В. Путин. С мая 2008 г. его на посту Президента РФ сменил Д.А. Медведев. М.К. Горшков, директор Института социологии РАН, в своем докладе на Всероссийском социологическом конгрессе в Москве 15-20 октября 2008 г. также сделал заслуживающий внимания вывод: «Преодолев системный кризис 90-х гг., кризис, опасный своей способностью поражать все без исключения ячейки и сферы общества, Россия вышла на траекторию последовательного и устойчивого развития, что дает основание утверждать (даже несмотря на проявления мирового финансового кризиса): в целом за 15 лет преобразований, особенно за последние 8 лет, Россия реформирующаяся превратилась в Россию пореформенную с относительно сложившимися и динамично укрепляющимися государственными, политическими и общественными институтами, которые опираются на поддержку гражданского большинства, на рост позитивных общественных умонастроений». Вместе с тем представляется более убедительной приведенная выше периодизация, предложенная В.В. Согриным с уточнениями О.Н. Смолина. 2000-2008 гг. О.Н. Смолин назвал периодом стабилизации и реформирования постреволюционного периода. Это определение представляется более корректным, поскольку в эти годы реформы, особенно политические, продолжались.

Вопрос о социальной сущности российской трансформации конца ХХ-начала XXI вв. относится к числу центральных и принципиально важных проблем российской истории. Существуют разные трактовки социальной природы этих общественных перемен в рамках разных научных парадигм и исследовательских подходов. В русле модернизационной теории сдвиги, которые произошли в обществе в 90-е гг., рассматриваются в литературе как один из этапов большого модернизационного цикла отечественной истории ХХ в. (досоветский, советский, постсоветский этапы), в основном как реализация догоняющего типа развития.

При этом различные авторы предлагают подчас диаметрально противоположные интерпретации итогов новейшего этапа российской модернизации. Так, В.В. Согрин в книге «Политическая история современной России. 1985-2001: от Горбачева до Путина» дал высокую оценку «радикально-либеральному этапу современной российской модернизации», совпавшему с президентством Б.Н. Ельцина. «1990-е гг., - писал В.В. Согрин, - по общему объему и глубине либерально-демократических и политических нововведений на много превзошли любой из модернизационных периодов, когда-либо имевших место в российской истории». В актив радикально-либерального этапа модернизации, считает он, можно отнести прорыв в утверждении рынка и рыночных отношений. Социальная структура общества под влиянием механизмов рынка приобрела мобильность, способствующую формированию слоев, которые генерируют и обеспечивают позитивные инновации в различных сферах.

Эти изменения в политической и правовой сферах, по мнению В.В. Согрина, соответствовали критериям либеральной демократии. В России сохранялись политический плюрализм и многопартийность. Все это означало движение от традиционного общества к современному.

В работах других авторов делались прямо противоположные выводы. В частности, в работе В.А. Красильщикова «Вдогонку за прошедшим веком. Развитие России в ХХ веке с точки зрения мировых модернизаций» в специальной главе «Антимодернизация в России», посвященной развитию страны в 1990-е гг., автор доказывает, что антимодернизационные процессы затронули все сферы общественной жизни.

Обосновывая этот тезис, автор писал, что за годы реформ была подорвана социальная база позднеиндустриальной модернизации, сократилось число квалифицированных рабочих и инженеров, увеличилась армия рабочих-отходников, месяцами не получавших зарплату и обеспечивавших пропитание своих семей отхожими промыслами. В России не образовалось, считает он, всероссийского рынка капиталов, не было какой-либо продуктивной мобилизации ни общества, ни элиты на модернизацию страны, происходили распад многих общественных структур и архаизация всех сторон жизни.

Схожие оценки модернизационных процессов 1990-х гг. можно встретить в публикациях известных российских историков. В.В. Журавлев, характеризуя новейшую российскую модернизацию, считал, что в основе ее неэффективности лежало неумение «верхов» строить диалог с обществом и системно решать проблемы модернизации, в результате чего произошла «подмена реформ социальным экспериментированием власти за счет низов». А.К. Соколов отмечал, что колоссальные разрушительные последствия модернизационного поворота к капитализму привели к «системной деградации российского общества».

А.С. Синявский утверждал: «Объективно перед страной стояла задача нового модернизационного рывка в постиндустриальное общество… На деле произошел рывок в обратном направлении».

По нашему мнению, в 1990-е гг. шли очевидные процессы в направлении модернизации общества, были достигнуты определенные позитивные результаты в этом направлении, но и были также очевидные процессы демодернизации. Об этом свидетельствуют и работы, в которых оценивается новое состояние российского общества, которое наступило в результате трансформаций 1990-х гг.

Так, в капитальном труде Института социально-политических исследований РАН «Реформирование России: от мифов к реальности» отмечалось, что за 10 лет реформ в России сложилась качественно новая политическая и социально-экономическая реальность. Политическая и социально-экономическая системы представляли, по мнению авторов, своеобразный «социальный симбиоз»: национальный российский капитализм еще не утвердился и сосуществовал с многочисленными остатками социалистического уклада, причем новый политический уклад представлял собой авторитарно-олигархическую систему государственного устройства. Целый ряд процессов этого периода ученые оценили позитивно.

Это прежде всего ликвидация монополии одной партии на управление страной, отход от директивных методов управления, легализация института частной собственности, бесплатная приватизация жилья и земельных участков, ликвидация товарного дефицита, движение в сторону разгосударствления общественной жизни и некоторые другие. По нашему мнению, эти изменения можно отнести к модернизационным процессам 90-х гг. ХХ в. в России.

Вместе с тем, выделялись и негативные составляющие этого социального движения: разрушение многих перспективных производств и отраслей экономики, поворот к экспортно-сырьевой модели развития, наличие квазирыночных отношений, рост «теневой» составляющей общественной жизни, резкое социальное расслоение, обнищание значительной части населения и сокращение продолжительности жизни в стране, деградация сфер культуры, образования, науки и здравоохранения, разрушение традиционных для России моральных ценностей и разрастание различных форм асоциального поведения, сепаратизация регионов, беспрецедентный рост госаппарата, усиление взаимодействия госструктур и криминалитета. Эти процессы в российском обществе 90-х гг. ХХ в. авторы этой работы относят к антимодернизационным.

В отечественной литературе получила распространение точка зрения, которую можно назвать «номенклатурной революцией».

Среди социологов эту идею реализовала в своих трудах известный специалист по проблемам элиты О.В. Крыштановская. Анализ изменений в составе элиты постсоветской России, проведенный этим автором, позволил ей сделать вывод, что бывшая номенклатура в значительной части (особенно в регионах), вновь оказалась в составе правящего слоя. На основании этого О.В. Крыштановская пришла к следующему выводу: в 1990-е гг. партийно-государственной номенклатуре удалось обменять свои права по управлению экономикой на реальную собственность, что обеспечило ей возможность «пережить реформы в привилегированных условиях» (Анатомия российской элиты. М., 2004).

Впервые идею возможности превращения слоя советской номенклатуры в класс новых собственников высказал в конце 30-х гг. Л.Д. Троцкий. Это положение развил на заседании «Круглого стола» в ИРИ РАН в декабре 1994 г. В.П. Дмитренко. В более развернутом виде эти идеи были сформулированы в публикации другого видного историка В.П. Данилова. К концу 30-х гг., считает он, номенклатурная бюрократия овладела всеми рычагами власти и управления и фактически обрела статус правящего класса. Но ее привилегированное положение не было устойчивым, так как в условиях жесткого сталинского режима аппаратные должности и связанные с этим привилегии можно было легко потерять.

В течение последующего полувека крепнувшая советская номенклатура получила новые возможности, привилегии и масштабы власти, но прочной экономической опоры в виде собственности у нее не было. В этих условиях начинается длившийся несколько десятилетий антисоциалистический «разворот» номенклатуры. В середине 1980-х гг. более молодой, образованный, прагматичный и неудовлетворенный сложившимся положением вещей эшелон партийно-комсомольской номенклатуры инициировал общественное движение за «перестройку» советского общества. Обновленная номенклатура стремительно провела откровенно противоправную приватизацию государственной собственности, тем самым окончательно утвердив себя в статусе правящего класса, сосредоточившего в своих руках политические и экономические ресурсы. Общий вывод ученого сводится к следующему: развитие событий в конце 1980-1990-х гг. приобрело катастрофический характер вследствие того, что оно направлялось «сверху» руководством той политической системы, которая являлась диктатурой бюрократии.

Таким образом, можно отметить, что к настоящему времени появилась обширная научная литература, посвященная «переломной эпохе» российской истории конца ХХ - начала XXI вв. Однако, научное осмысление этого сложнейшего периода нашей истории находится еще на этапе становления. Н.Н. Разуваева обратила внимание на тот факт, что реального диалога между приверженцами различных позиций по проблемам новейшей российской истории пока не получается. Такая дискуссия о характере, направленности и социальной сущности общественных перемен в России возможна только после появления исследований, имеющих возможность опереться на эмпирический материал и исторический анализ. Перед историками в этом направлении стоят большие исследовательские задачи.

Если говорить о методологических подходах к осмыслению этого новейшего периода отечественной истории, сегодня многие исследователи признают, что современный исторически опыт России может быть осмыслен на основе различных подходов, которые дополняют друг друга. Именно опираясь на совокупность и сочетание этих подходов можно обеспечить адекватное понимание новейшего этапа развития России.

В частности, В.В. Согрин обратил внимание на то, что возможности цивилизационного подхода позволяют выявить те социокультурные тормозы, препятствия проведениюя рыночных реформ в России, которые сформировались в ходе ее тысячелетней истории. Попытки некоторых наших реформаторов (Е. Гайдара, А. Чубайса и др.) просто проигнорировать особенности цивилизационного развития России, исторически сложившейся ментальности основной массы населения, действовать по схеме развития западных стран в значительное мере определили серьезные провалы этих реформ в 90-е гг. ХХ в., их слишком высокую социальную «цену». Эти реформаторы не смогли предложить экономический и общественно-политический курс, который бы соединил необходимую и неизбежную модернизацию с цивилизационной органикой России.

Следует признать, что наиболее продуктивным в осмыслении этого периода в развитии российского общества оказалось использование инструментария теории модернизации. Если подходить с позиций этой теории к оценке реформ второй половины 80-90-х гг., утверждает В.В. Согрин, да и начала XXI в., то современная российская модернизация может быть рассмотрена как результат естественной конкуренции различных общественных систем. Перипетии этой конкуренции, которая предстает как закономерность в глубоко взаимосвязанном мире ХХ-XXI вв., когда всемирная история достигает в сравнении с предшествующими эпохами не только высшей точки, но и нового качества, привели к тому, что советский социализм не выдержал конкуренции не только в сфере создания эффективной экономической системы, гибкого политического режима, дающего простор и условия для проявления человеческой инициативы, но и в той сфере, которая традиционно считалась преимуществом социализма - системе социальной защиты населения.

Ряд исследователей считают, что формационный подход, его эвристические возможности не следует игнорировать при осмыслении опыта развития современной России. В частности, В.В. Согрин обратил внимание на то, что тот вариант формационной теории, который развивал американский социолог М. Харрингтон, а перед ним - Г.В. Плеханов, дает познавательные инструменты для истолкования причин печальной судьбы советского социализма. В частности, М. Харрингтон акцентировал внимание на том основополагающем положении К. Маркса, который мыслил переход от капиталистической формации к социалистический как естественно-исторический по мере вызревания всех его материальных и духовных предпосылок. По его мнению, Октябрьская революция грубо нарушила этот основополагающий постулат марксизма. Итог был печален: социализация бедности могла утвердить только новую форму бедности. И в дальнейшем, по М. Харрингтону, социалистический эксперимент в России развивался вопреки учению Маркса: вместо преодоления отчуждения трудящихся от собственности, политической власти, духовных ценностей, утвердившийся в России режим насаждал новые формы отчуждения. Отсюда вытекал вывод относительно современных российских перемен: они явились следствием попыток перепрыгнуть исторические этапы смены капитализма социализмом и принуждают Россию пройти те стадии дозревания до социализма, которые большевики пытались миновать. Правда, этот подход не очень убедителен, поскольку мы не знаем ни одного примера перехода капитализма в случае его естественного созревания к социализму.

Вместе с тем, ряд современных исследователей отмечает, что развитие западных стран в ХХ в. не соответствует марксовым прогнозам. Но история западного капитализма отнюдь не свидетельствует об отторжении социализма. Более того, капитализм в ХХ в. развивался на основе его все большей социализации. Это особенно наглядно доказывают процессы в развитых капиталистических странах, которые обусловлены проблемами преодоления современного мирового финансового кризиса.

Так что и в случае с западным капитализмом возможности формационного анализа исторических перемен в ХХ в. не исчерпаны. Процесс социализации современных западных обществ (и не только западных) не обнаруживают признаков его прекращения.

Есть основания полагать, что он будет и дальше развиваться как в странах Запада, так и в России. Это свидетельствует о торжестве процесса социализации капитализма над его революционной сменой социализмом, что определенно дает ключ к пониманию тех перипетий, которые происходят в России на новейшем этапе ее истории.

Можно также выделить приверженцев двух подходов к оценке преобразований, произошедших в России в конце ХХ - начале XXI вв. Одна группа исследователей и политиков ориентируется на западный опыт осуществления преобразования и выдает соответствующие оценки изменений, происходивших и происходящих в России, другая - ориентируется на опыт динамично развивающегося в последние десятилетия Китая и с этих позиций оценивает процессы, происходящие в нашей стране. В настоящее время все большее общественное признание приобретают теории, рассматривающие новейшие перемены в России как часть всемирного постиндустриального поворота в рамках миросистемного подхода. Л.А. Гордон и Э.В. Клопов отмечают, что в мировой перспективе в движении так сказать «большой исторической волны», само крушение государственного социализма в России выступает частным проявлением всемирного стадиально-цивилизационного сдвига, завершающего один и открывающего другой экономический и социально-культурный цикл новейшего времени. Суть этого сдвига состоит в том, что в точках роста современного мира заканчивается эпоха индустриального производства и индустриальной цивилизации и начинается научно-индустриальная производственная и цивилизационная стадия, которая еще не получила общепризнанного обозначения: постиндустриальное, технотронное, информационное общество.

Эта стадия еще нигде не реализовалась в зрелых формах, идет ее формирование различными путями в зависимости от вариантов предшествующего развития.

Но уже очевидно, что для становящегося общества характерны иное, чем в индустриальную эпоху, производство, иной работник, иная культура, иная внутренняя и международная социально-политическая организация. Приближение и переход к этому новому строю везде сопряжены с серьезными экономическими, политическими, социокультурными преобразованиями, которые можно рассматривать как переход с одной ступени на другую.

Во многих странах второго и третьего эшелона модернизации движение от доиндустриальной экономики к раннеиндустриальному, а затем зрелому индустриальному производству не сопровождалось развитием демократии, а то и рынка, частной собственности, конкуренции и других необходимых предпосылок научно-индустриального перехода. Это осложняет движение этих стран к новому научно-индустриальному обществу. России приходится переходить к постиндустриальной стадии, но делать это в принципиально более сложных и трудных обстоятельствах, чем те, которые характерны для западных стран.

В нашей стране сегодня необходимо осуществить не один, а два гигантских экономических, политических, социальных преобразования.

На Западе дело сводится в основном к преобразованию и совершенствованию производства, рынка, демократии, международного взаимодействия применительно к потребностям постиндустриальной организации общества. В России этого недостаточно, ибо в ходе форсированной индустриализации в нашей стране выросли производительные силы, делающие возможными и необходимыми научно-индустриальные перемены, но не сложились рыночно-демократические порядки, составляющие обязательную предпосылку подобных преобразований. Поэтому, чтобы постиндустриальный переход совершился у нас успешно, вместе с ним (или, скорее, до него) должны произойти рыночные преобразования и утверждение хотя бы начатков политической демократии, законности, соответствующих им ценностей и нравов.

Все это очень сложная задача. Отсюда неизбежность возникновения в нашей стране в 90-е гг. общесистемного, трансформационного кризиса, всегда сопутствующего смене общественного строя. Этот кризис означает наступление «смутного времени», когда меняются, подвергаются переменам и потрясениям не отдельные элементы, а все общество в целом. И обе эти трансформации нельзя осуществить за две - три пятилетки (что верно и для решения более простых индустриальных и образовательных задач в нашей стране в 20-30-е гг.).

Становление и укоренение рыночно-демократических общественных порядков, современной правовой культуры, формирование соответствующих им ценностей займет десятки лет, это дело поколений. Длительность нынешней российской трансформации означает, что в этот период преобладающими в России оказываются промежуточные экономические, социальные, политические отношения, своего рода промежуточный общественный строй, отличающийся как от государственного социализма предшествующих десятилетий, так и от любого варианта сложившихся зрелых рыночно-капиталистических порядков, которые могут утвердиться у нас в случае успеха преобразований, начатых в конце 80-х гг. Наше общество находится в переходном состоянии.

2. Поиск путей эволюционного обновления советского общества

После смерти Л.И. Брежнева в ноябре 1982 г. завершился период отечественной истории, который получил определение «эпоха застоя». В высших эшелонах власти разгорелась борьба за лидерство.

Сначала к руководству страной пришел Ю.В. Андропов, который начал проводить реформы по китайской модели, но ему было отпущено очень мало времени (ноябрь 1982-1984 гг.). Затем на высший пост в стране был назначен К.У. Черненко, который ушел из жизни в 1985 г.

Оба эти руководителя были смертельно больными людьми. И когда в марте 1985 г. на пленуме ЦК КПСС генеральным секретарем ЦК КПСС был избран М.С. Горбачев, члены ЦК встретили его избрание аплодисментами. Горбачев был относительно молодым человеком (54 года, при среднем возрасте членов политбюро - за 70 лет).

М.С. Горбачев унаследовал страну с огромным комплексом внутриполитических, социальных и внешнеполитических проблем.

На поддержание военного паритета с США уходило около 40% всех ресурсов страны. Продолжалось разорительное для общества участие СССР в войне в Афганистане. Накопленный за годы социалистического строительства экономический, социальный, политический и духовный потенциал не развивался, а растрачивался. Советское руководство действовало по инерции, упустило возможность приспособить плановую социалистическую экономику к стремительно развивавшейся в мире научно-технической революции. Социализм утрачивал динамизм и привлекательность. Избрание Горбачева на пост генерального секретаря ЦК КПСС означало, что в политической элите верх взяла группа политиков, считавших необходимым обновление страны. «Так больше жить нельзя» - этот лозунг выражал типичное настроение широких слоев советского общества. Первый, весьма краткий (март 1985-1986 гг.) период реформаторства Горбачева ознаменовался выдвижением трех знаменитых лозунгов: «ускорение», «гласность», «перестройка». Звучали они непривычно новаторски, но в действительности за ними скрывалась традиционная модель социалистической модернизации, вобравшая в себя подходы, цели, меры, уже использовавшиеся Н.С. Хрущевым и Ю.В. Андроповым. Как и они, Горбачев исходил из убежденности в непорочности основ советского социализма и видел главную проблему в том, что «потенциальные возможности социализма использовались недостаточно». Задача, по его мнению, заключалась не в том, чтобы изменить советские основы, а в том, чтобы создать «больше социализма», ускорить его развитие. Как и Хрущев, Горбачев видел историческую сверхзадачу в том, чтобы «перегнать Америку» на основе социалистической модернизации, доказав, что общественная собственность на средства производства, руководящая роль КПСС и пролетарское государство способны обеспечить более успешное развитие общества, чем частная собственность, буржуазная многопартийность и капиталистическое государство.

Почему «ускорение» было выбрано Горбачевым и его командой в качестве главного вектора политического курса? В первое послевоенное десятилетие рост экономики СССР составлял примерно 10% в год. Во второе десятилетие он сократился до 7%. Ситуация стала кризисной к 1980-м гг. Когда плановые органы подготовили разметку развития экономики СССР на очередную пятилетку, в ней предусматривался рост всего в 2,8% в год. В этих условиях для решения главной исторической задачи советского социализма М.С. Горбачев положил в основу политики идею ускорения, т. е., резкого повышения темпов экономического роста. За 15 лет предполагалось увеличить национальный доход почти в 2 раза, повысить производительность труда в 2,3-2,5 раза. Подобной установке отвечали важнейшие практические реформы первого этапа. Главная среди них - ускоренное, опережающее в 1,7 раза в отношении других отраслей развитие машиностроения. Предполагалось, что оно достигнет мирового уровня в начале 1990-х гг. И этот успех наиболее важной в индустриальном обществе отрасли создаст основы для решения главной исторической задачи советского социализма. Другая принципиальная реформа - школьная - предполагала всеобщее компьютерное обучение школьников и явно подразумевала, что выпускники в результате подобной меры смогут встать вровень с рабочим классом стран Запада и создадут прочную кадровую базу научно-технического прогресса.

Другие реформы - антиалкогольная, закон о госприемке, меры по укреплению трудовой дисциплины - были наиболее близки к традиционным командно-административным мерам социалистической модернизации. Ретроспективно оценивая эти попытки «ускорить» развитие социализма в СССР, обращает на себя внимание волюнтаризм, отсутствие реалистической оценки возможностей сложившегося механизма директивной плановой экономики, которая была невосприимчива к достижениям научно-технического прогресса. Закупаемое в развитых странах оборудование своевременно не внедрялось в производство, пылилось на складах, расхищалось. Всеобщее компьютерное обучение школьников также оказалось нереальной задачей, поскольку в СССР в те годы не производилось и сотой доли необходимых для этого компьютеров, не говоря о том, что у страны не было необходимых средств для приобретения за границей. Все названные и неназванные реформы обнаружили несостоятельность в течение короткого времени, не только не «ускорив» развитие советского социализма, но даже в чем-то нанеся ему серьезный ущерб (антиалкогольная реформа уже в 1985 г. привела к бюджетному дефициту, выросшему в следующем году в 3 раза). Горбачев и его окружение пришли к выводу о необходимости радикального обновления реформаторской стратегии. Ее смена произошла уже в январе 1987 г., положив начало второму и последнему этапу горбачевской перестройки.

В чем причины неудач первого этапа? Представляется, что наиболее убедительным является мнение тех ученых, которые полагают, что возможности социалистической государственно-мобилизационной модернизации к тому времени были исчерпаны. Эта модель отнюдь не всегда была несостоятельной: она дала позитивные результаты в 1930-е гг. и сопровождалась отдельными принципиально важными успехами как минимум на первом этапе хрущевских реформ. Но уже в начале брежневского правления по сути была признана недостаточность этой модели, что вызвало к жизни косыгинские реформы, оказавшиеся, как выяснилось достаточно быстро, несовместимыми с руководящей ролью КПСС, как и с другими основами советского строя. Реформы были прекращены, развитие экономики стало осуществляться по традиционной модели, породившей застой и оставившей СССР одно единственное место в системе мирового хозяйства - поставщика нефти, газа и метала. Западная же цивилизация начала в десятилетие брежневского «застоя» переход ко второму (информационному) этапу научно-технической революции.

Разрыв между нею и реальным социализмом углубился и количественно, и качественно.

Стратегия и идеология второго этапа горбачевских реформ по сути заключали в себе признание несостоятельности традиционной модели социалистической модернизации и восприятие новой.

Правда, вначале Горбачев не мог признать этого открыто и упирал на то, что реформы первого этапа не заладились не потому, что были несостоятельны, а по причине саботажа и сопротивления консерваторов (партийной, государственной и хозяйственной бюрократии). Их и нужно было отстранить от власти с помощью демократических политических реформ, составивших сердцевину второго этапа перестройки. Уже к концу 1987 г. политическая демократизация была объявлена основой создания новой модели социализма, в которую также должен был быть включен и социалистический рынок.

Прежняя модель социализма, пестовавшаяся всеми советскими вождями от Сталина до Брежнева, была фактически отвергнута. Новая модель социализма, переход к которой, казалось бы, был достаточно логичен и исторически обоснован, также потерпела поражение. Почему не произошло трансформации командно-административного механизма в рыночно-демократический? Почему не удалось соединить полноценный рынок с социализмом?

На наш взгляд, убедительно сформулировал ответы на эти вопросы В.В. Согрин. Рыночные меры были достаточно многочисленными, но основополагающим для создания социалистического рынка должен был стать Закон о государственном предприятия (объединении), одобренный в июне 1987 г. и вступивший в силу с 1 января 1988 г. Закон перераспределял прерогативы между министерствами и предприятиями, наделяя последние большей экономической самостоятельностью и создавая тем самым конкурентную среду. Роль центральных планирующих органов сводилась к подготовке контрольных цифр хозяйственного развития и определению государственного заказа, долю которого предполагалось постоянно снижать. Продукция, произведенная сверх госзаказа, могла реализовываться по свободным ценам на любых выгодных для предприятий рынках. Кроме того, предприятия получили «свободу рук» в определении численности работающих, установлении заработной платы, выборе хозяйственных партнеров. За трудовыми коллективами закреплялось право выбора администрации. Предполагалось, что в 1988 г. закон будет распространен на 50% промышленных предприятий, а в следующем году - на другую половину. Но уже в 1988 г. выяснилось, что закон прочно забуксовал, а в следующем - потерпел фиаско. Тому было несколько причин. Одна заключалась в том, что предприятия столкнулись с полным отсутствием инфраструктуры рынка, которая позволяла бы им более или менее уверенно включаться в рыночные отношения. В стране не было посреднических организаций, товарно-сырьевых бирж, которые наладили бы механизмы закупок сырья и сбыта продукции. В таких условиях большинство руководителей предпочитали не рисковать, а получать по максимуму госзаказ, который служил гарантией централизованного снабжения сырьем и сбыта готовой продукции.

Рыночные отношения не заладились и в силу патерналистско-социалистических стереотипов сознания, характерных и для администрации, и для рабочих, и для общества в целом. Накануне вступления закона в силу было известно, что в стране насчитывается более 30% убыточных предприятий. Кроме того, еще 25% получили небольшую прибыль, что обрекало их всех в условиях перехода к самофинансированию и прекращения государственных дотаций на банкротство.

Возможность и условия банкротства были предусмотрены в статье 23-й закона о предприятиях, но статья эта так и не была введена в действие: лоббистские усилия партийно-хозяйственных органов, министерств, как и активность профсоюзов и трудовых коллективов, оставили «на плаву» даже самые безнадежные предприятия. Ничего не дало и право сокращения работающих: перспектива возникновения безработицы была решительно осуждена и трудовыми коллективами, и обществом в целом. Общественное мнение не приняло и перспективы повышения цен как следствие экономической свободы предприятия. Неудачи экономических реформ усугубили производственный и товарный голод.

Неудача, а фактически провал второго этапа экономических реформ М.С. Горбачева привели сначала к расстройству, а к концу 80-х гг. к обвалу в экономике. Если в 1986-1987 гг. национальный доход медленно, но все же рос, то с 1989 г. началось его падение. Реальные доходы населения стали сокращаться. В стране усилился дефицит всех товаров, цены на них росли. Благодаря гласности, курс на которую был провозглашен с 1987 г., все эти проблемы стали все более остро осознаваться людьми.

Трудящиеся вышли на улицу с лозунгами протеста, по стране прокатилась волна забастовок. В Советском Союза в 70-е - начале 80-х гг. неэффективность советской экономики компенсировалась огромными доходами от продажи нефти. Это позволяло поддерживать социальную сферу, улучшать материальное положение широких слоев населения. Но в конце 1985 г. цена на нефть на мировом рынке упала до 8 долларов за баррель, в то время, как себестоимость советской нефти составляла соответственно 9 долларов. Валютная выручка от продажи энергоносителей сократилась на две трети, а тут еще в СССР случились страшные катастрофы: взрыв реактора на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 г., землетрясение в Армении в 1988 г., потребовавшие огромных капиталовложений.

Таким образом, вместо ускорения социально-экономического развития, непоследовательная и непродуманная политика Горбачева, а также непредвиденные катаклизмы привели к падению производства, снижению уровня жизни населения, его массовому недовольству руководством страны. Ухудшение внутриэкономического положения в СССР в 1989-1991 гг. заставило руководителей страны обратиться за финансовой помощью к ведущим странам мира.

Они оказали в 1990-1991 гг. гуманитарную помощь (продовольствием, медикаментами, медицинским оборудованием). Серьезной финансовой помощи не последовало. При этом руководители западных стран ссылались на неустойчивое внутриполитическое положение в СССР. Они все больше склонялись к поддержке отдельных республик, политически и материально стимулируя их сепаратизм, но по закрытым каналам широкомасштабная помощь кредитами была оказана, хотя не в тех размерах, не в те сроки, которые были необходимы. Внешний долг СССР за период правления Горбачева вырос с 13 млрд. до 113 млрд. долларов.

Провал второго этапа экономических реформ под флагом социализма привел к тому, что в массах стало формироваться представление о том, что на основе социалистического строя никакие позитивные экономические реформы невозможны.

Тем более, что в это время пал информационный «железный занавес», в средствах массовой информации началась массированная критика преступлений, совершенных в советский период, стал активно пропагандироваться западный образ жизни, успехи западных обществ. В массовом сознании стало складываться представление о том, что достаточно сломать советский социализм, воспринять западную модель общественного развития, и мы скоро заживем, как на Западе. Сегодня мы понимаем, что это была иллюзия.

М.С. Горбачев считая, что главным препятствием и главным виновником срыва экономических реформ было сопротивление консерваторов, на втором этапе решил сделать упор на демократические реформы, которые по его замыслу должны были отстранить их от власти, создать новую модель демократического социализма. Первая радикальная демократическая реформа, провозглашенная Горбачевым в 1987 г., - «альтернативные выборы». В советской политической практике безраздельно господствовали выборы без альтернативы, которые в лучшем случае могли быть названы голосованием или избранием, но в коммунистической идеологии, овладевшей в советский период и массовым сознанием, преподносились неизменно как самые демократические из всех возможных. Нововведение Горбачева по советским меркам было действительно радикальным, но он безусловно не предполагал, что введение классической формулы выборов обернется политической революцией, разрушительной не только для командно-административной модели, но и для социализма в целом, и для КПСС, и для СССР.

На XIX Всесоюзной партконференции, созванной по инициативе Горбачева в июне 1988 г., эта реформа была дополнена одобрением принципов разделения властей, парламентаризма, гражданского общества, которые по меркам советской коммунистической ортодоксии являлись буржуазными институциями. Было признано, что это необходимые атрибуты демократического социализма.

Ни Горбачев, ни его единомышленники, предполагавшие использовать демократические механизмы против консервативных оппонентов, не предполагали, что избиратели могут повернуть их против них самих. Но каждые свободные выборы - и первые, состоявшиеся весной 1989 г. (избирался Съезд народных депутатов СССР), и весенние 1990 г. (избирались Съезды народных депутатов союзных республик), и июньские 1991 г. (избирался Президент России) - обнаруживали неуклонное падение популярности сторонников Горбачева и нарастание влияния его оппонентов, отнюдь не консерваторов, а политиков, назвавших себя радикалами.

Радикалы, заявившие о себе в конце 1988 - начале 1989 гг., первое время выступали под знаменем демократического социализма, но уже с середины 1989 г., осознав, что социалистические лозунги не могут принести политических дивидендов, что массы, в первую очередь, их активная часть, разочаровавшиеся в возможностях социалистической модернизации, становятся все более восприимчивыми к несоциалистической альтернативе, взяли на вооружение либерально-демократическую идеологию и ценности западной цивилизации.

Особым течением стал радикализм Народных фронтов в союзных республиках, в первую очередь в Литве, Латвии, Эстонии, Грузии, Армении и Азербайджане, где радикалы во второй половине 1989 г. провозгласили идею выхода из СССР и достижения полной государственной независимости. Горбачев, вначале решительно отвергавший частную собственность, многопартийность и ряд других требований радикалов, затем пытался перехватить их лозунги, сохранив таким образом влияние в массах. Этим объясняется принятие решений о проведении новых радикальных реформ, среди которых наиболее значимыми были отмена в 1990 г. 6-й статьи Конституции СССР, закреплявшей политическую монополию КПСС, и цензуры. Уступки помогли Горбачеву в марте 1990 г. избраться Президентом (первым и последним) СССР, но сохранить политическое лидерство в стране ему было не под силу. Политическое же лидерство прочно перешло к другому человеку - Б.Н. Ельцину, выступавшему под антикоммунистическим прозападно-либеральным знаменем и одержавшему уверенную победу на президентских выборах в России в июне 1991 г.

Его единомышленники Г. Попов и А. Собчак были тогда же избраны мэрами двух столиц - Москвы и Ленинграда. При этом большинство ленинградских избирателей, как бы подтверждая отречение от социализма, проголосовали в день выборов и за переименование своего города в Санкт-Петербург. Таковы историческая канва и логика крушения не только командно-административного, но и рыночно-демократического социализма и перехода российского общества к иной общественной модели.

3. Распад СССР: его причины и последствия

До сих пор продолжается полемика о причинах распада СССР и, главное, о том, учитывая огромные негативные последствия его распада, можно ли было его предотвратить. Если следовать исторической логике и фактам, распад СССР следует признать результатом целой суммы субъективных и объективных факторов. В числе субъективных следует выделить неприязнь между Горбачевым и Ельциным (последний стремился освободиться из-под опеки своего «начальника»), поражение ГК ЧП, этой попытки части старого руководства КПСС сохранить СССР с помощью силовых мер. Она провалилась, резко повысив авторитет российского руководства и ослабив авторитет союзной власти и Горбачева.

Еще одним субъективным фактором распада СССР было отсутствие у Горбачева продуманной и последовательной национальной политики. В решении национальных вопросов он метался из стороны в сторону, явно не зная, сколько суверенитета нужно дать республикам, чтобы удовлетворить их аппетиты и то же время сохранить СССР.

Видимо, решающим фактором распада СССР были неудачи экономических реформ М.С. Горбачева, все углублявшийся экономический кризис, стимулировавший республики не просто к выходу, а к бегству из неподдающейся переделке общественно-экономической системы.

Одной из главных составляющих центробежных тенденций в государстве явилась позиция региональных элит, которые, начиная с середины 50-х гг., укрепились, тесно связались с экономическими структурами и обеспечили известную самостоятельность во взаимоотношениях с центром. Причем особую роль сыграла российская экономическая и политическая элита, которая, приняв «Декларацию о суверенитете» 12 июня 1990 г., инициировала «парад суверенитетов» союзных республик.

Одним из главных факторов стремления российской экономической и политической элиты к суверенитету России, ее отделению от других союзных республик стали интересы сырьевой олигархии и связанной с ней бюрократии. Если выразить все товарно-финансовые потоки между союзными республиками в 80-е гг. в мировых ценах, то окажется, что Россия ежегодно перекачивала ресурсы в другие республики Союза на сумму примерно 50 млрд. долларов в год. Безусловно, такое положение необходимо было исправлять, но это потребовало бы кропотливой работы по изменению структуры цен, денежных потоков и всего хозяйства страны. Тем же, кто «сидел» на нефтяной или газовой трубе, либо поставлял прокат металлов в республики Советского Союза, не было никакого смысла терять огромные доходы, лишаясь «благ цивилизации».

Ряд современных политологов считают, что распад СССР в условиях демократизации был неизбежен. В частности, В.В. Согрин обратил внимание на то, что исторический опыт показал: такие образования, как Российская империя и СССР, могли быть сохранены в условиях жесткого авторитарного и тоталитарного режима, а когда он сменялся демократией, как это случилось в феврале 1917 г. и в 1989-1991 гг., они разрушались.

В условиях демократии многие советские республики незамедлительно потянулись к государственной независимости и добились ее. По мнению В.В. Согрина, историческая альтернатива рубежа 1980-1990-х гг. была проста: или сохранение СССР на основе восстановления жесткого политического режима, что пытались сделать члены ГК ЧП в августе 1991 г., или распад СССР в качестве платы за восприятие политической демократии. Другие исследователи считают, что распад СССР можно было предотвратить, сохранить союзное государство, но серьезно его реформировав, и таким образом не допустить тех кровавых столкновений и разрушительных человеческих и экономических последствий распада СССР. При этом ссылаются на результаты апрельского референдума 1991 г., в ходе которого большинство населения высказалось за сохранение СССР. Но все признают, что для этого прежняя модель унитарного государства, каким был СССР, не годилась. Ее надо было менять.

Ведь на I-м съезде народных депутатов депутаты от Прибалтики не ставили вопроса об отделении от СССР, они требовали большей самостоятельности в решении внутренних вопросов. Видимо, следовало пойти на реализацию идеи полноценной, а не мнимой федерации республик, дать им действительные, а не мнимые права. Вероятно, какие-то составные части СССР следовало отпустить (республики Прибалтики, кое-кого из республик Закавказья). Конечно, важнейшим условием сохранения СССР могли быть успехи экономических реформ Горбачева и сохранение сильной государственности, но этого не случилось. Все это и предопределило распад СССР. Стивен Коэн, один из американских советологов, возражая категорическим заявлением о том, что крах СССР был неизбежен в условиях демократизации, составил своего рода каталог развилок, на каждом из которых история Советского Союза могла пойти иным путем. Он сформулировал его в виде вопросов: «Но, что если Горбачеву удалось бы провести рыночные реформы до или вообще без всякой демократизации - этакая версия китайской модели, которая, как до сих пор полагают многие российские реформаторы, была бы наилучшим вариантом. И если бы Чернобыльская катастрофа в 1986 г. и армянское землетрясение 1987 г. не опустошили союзный бюджет?... И что, если он (Горбачев. - Г.М.) после отставки Ельцина в 1987 г. отправил его в ссылку послом в далекой африканской стране? Или в 1990-1991 гг. перекрыл ему доступ к государственному телевидению, как в свое время поступил Ельцин по отношению к своему коммунистическому оппоненту на выборах 1996 г.? С другой стороны, покусился бы Ельцин на союзное правительство, если бы сам был избран президентом СССР, а не Российской Федерации, и на что он рассчитывал после поражения августовского путча 1991 г.?