Институты французского государства (Де Голль Ш. Мемуары надежд)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Институты французского государства.

(Де Голль Ш. Мемуары надежд)

Франция возникла из глубины веков. Она существует. Ее зовут грядущие столетия. Но всегда, во все времена, Франция оставалась сама собой. Границы Франции могли меняться, однако оставались неизменными ее рельеф, климат, реки и моря, наложившие на нее особый отпечаток. Ее населяли народы, которые сталкивались на протяжении истории с самыми разнообразными испытаниями, но природа вещей, используемая в политике, беспрестанно создавала из них единую нацию. Нация эта существует уже на протяжении многих поколений. И сейчас она состоит из нескольких поколений и породит еще много новых. Но благодаря присущим стране географическим особенностям, благодаря гению населяющих ее рас, благодаря окружающим ее соседям эта нация обрела свойственный ей определенный характер, который заставляет французов в любую эпоху зависеть от своих отцов и нести ответственность за своих потомков. И пока оно не распалось, это единство людей обладает, следовательно, на этой территории, в рамках этого мира своим прошлым, своим настоящим, своим будущим, составляющим неразрывное целое. Поэтому государство, которое несет ответственность за Францию, должно проявлять заботу одновременно о наследии прошлого, о ее сегодняшних интересах и о ее надеждах на будущее.

Это жизненно важная необходимость, и в случае опасности общество рано или поздно осознает ее. Поэтому законность власти основывается на тех чувствах, которые она вдохновляет, на ее способности обеспечить национальное единство и преемственность, когда родина в опасности. Во Франции всегда именно в результате войн Меровинги, Каролинги, Капетинги, Бонапарты, Республика обретали и теряли эту верховную власть. И верховная власть, которой я в момент страшного разгрома, когда наступил мой черед в истории Франции, был облечен, сначала получила признание французов, отказавшихся прекратить борьбу, затем по мере развития событий - всего населения страны и, наконец, после многочисленных трений и разочарований ее признали правительства всего мира. Благодаря этому я смог руководить страной и привести ее к спасению.

Действительно, выбравшись из пропасти, Франция вновь предстала как независимое и победоносное государство; она снова обладала своей территорией и своей империей; вместе с Россией, Америкой и Англией она приняла капитуляцию рейха; вместе с ними она присутствовала при капитуляции Японии; она располагала в качестве компенсации за нанесенный ей ущерб экономикой Саара и поставками рурского угля; наряду с четырьмя другими великими державами она возвысилась до ранга основателя Организации Объединенных Наций и получила в Совете Безопасности место с правом вето.

В то время, когда можно было полагать, что наш народ после всех унижений и репрессий в период порабощения обречен на политические, социальные и колониальные конвульсии, которые неминуемо должны были привести страну к тоталитарному коммунизму, пришлось констатировать, что, несмотря на некоторые инциденты и незначительные потрясения, повсюду приветствуют де Голля; что не существует никакой вооруженной силы, помимо регулярной армии; что юстиция осуществляет свои дела нормально; что управление государственными делами находится в руках квалифицированных чиновников; что глубокие реформы задушили в зародыше революционные затеи; что наши заморские владения с доверием и терпением ожидают объявленного и уже начатого освобождения; что новая власть во всем и повсюду устанавливает порядок, прогресс и свободу. Среди всей разрухи были сделаны первые шаги по восстановлению экономики.

Короче, через несколько месяцев после победы государство твердо стояло на ногах, единство было восстановлено, надежда воскресла, Франция заняла свое место в Европе и в мире. Я смог добиться этого благодаря тому, что меня поддержало подавляющее большинство народа. Наоборот, отношение организаций - политических, экономических, профсоюзных, - быстро всплывших на поверхность, было весьма сдержанным. Едва враг был изгнан, как они обрушились на меня с многочисленными обвинениями, хотя, пока дело касалось судеб нации, я не встречал с их стороны препятствий, мешавших мне выполнить все, что было необходимо сделать. Но когда судьба нации была уже вне опасности, вновь стали высказываться все давнишние претензии, проявляться прежние амбиции и крайности, как будто народ сразу же забыл те неслыханные страдания, которые они только что ему принесли.

Снова появились политические партии даже под теми же названиями, с теми же иллюзиями, с теми же приверженцами, что и до войны. Афишируя уважение к моей личности, которого требовало общественное мнение, они выступали с критическими замечаниями в отношении моей политики. Не оспаривая ценности услуг, которые я сумел оказать во время чрезвычайных событий, причем, по сути дела, при отсутствии этих партий, все они громогласно требовали возврата к тому, что они считали нормальной жизнью, то есть режиму политических партий, претендуя на то, что право располагать властью принадлежит им. Я должен прямо сказать, что со стороны общественного мнения не высказывалось тогда никакой противоположной точки зрения. Все обстояло так, как будто бы ничто и никто не представлял страны, кроме этих не согласных между собой фракций, которые лишь вели ее к расколу.

Но так как я был убежден, что суверенитет принадлежит народу только тогда, когда он имеет возможность высказывать свою волю непосредственно и во всей своей массе, я не мог допустить, чтобы этот суверенитет был разделен между политическими партиями, выражавшими различные интересы. Конечно, эти партии должны были, как я полагал, способствовать выражению общественного мнения, а в дальнейшем принимать участие в выборах депутатов, которым надлежало обсуждать и принимать законы в парламенте. Но для того, чтобы государство действительно стало инструментом национального единства французов, выразителем высших интересов страны и преемственности в деятельности нации, я считал необходимым, чтобы правительство создавалось не парламентом, иначе говоря, не политическими партиями, а стоящим над ними политическим деятелем, получившим мандат непосредственно от нации в целом и способным выражать ее волю, решать и действовать. Без этого множественность тенденций, свойственная нам в силу нашего индивидуализма, нашего разнообразия, ферментов раскола, унаследованных нами от периодов наших несчастий, снова свела бы государство к роли подмостков, где сталкивались бы между собой беспочвенные идеологии, мелочные соперничества, к призраку внешней и внутренней деятельности без преемственности и результатов.

Убедившись, что победа могла быть достигнута нацией только благодаря власти, которая преодолела бы все свойственные ей разногласия, осознав подлинные размеры проблем, выдвигаемых перед ней как настоящим, так и будущим, я понял, что основной бой мне придется вести отныне за то, чтобы дать нации республику, способную нести ответственность за ее судьбы. Однако после диктатуры врага и его сообщников я не имел никаких намерений устанавливать свою собственную диктатуру, и поскольку я хотел утопить во всеобщем избирательном праве серьезную в те дни угрозу коммунизма, я должен был предвидеть, что избранное Собрание будет неизбежно принадлежать партиям, и что между Собранием и мной сразу же возникнет несовместимость, что мы совершенно разойдемся во взглядах на конституцию, которая должна заменить конституцию покойной III Республики. Я должен был предоставить режиму политических партий возможность на протяжении более или менее длительного времени вновь доказать свою вредоносность, полный решимости при этом не играть ни роли прикрытия этого режима, ни роли его статиста. Я ушел, но ушел ничем не запятнанным.

На протяжении следующих двенадцати лет система политических партий еще раз проявила свою сущность. В то время как в стенах Бурбонского и Люксембургского дворцов плелись непрерывные интриги, совершались предательства, создавались и распадались парламентские комбинации, находившие питательную среду в решениях съездов и комитетов, при настойчивом вмешательстве газет, коллоквиумов, групп давления, семнадцать председателей Совета Министров, возглавлявших двадцать четыре кабинета, по очереди перебывали во дворце Матиньон. Все они были достойными людьми, безусловно способными управлять государственными делами, но, один за другим, они неизбежно утрачивали реальную власть над событиями из-за абсурдности режима. Сколько раз, видя, как они бьются вдали от меня, стараясь сделать невозможное, я испытывал грусть от этой бесплодной растраты сил! Чтобы ни пытался предпринять каждый из них, страна и заграница становились свидетелями скандального спектакля существования "правительств", сформированных в результате компромиссов и подвергавшихся яростным нападкам со всех сторон сразу же после того, как они создавались. А в промежутках - безвластие, продолжавшееся иногда по нескольку недель.

В таких условиях не было сделано ничего нового в социальной области. Все, что касается вопросов, требовавших долгосрочного решения, таких, как жилищная проблема, проблема школ и больниц, проблема средств связи, настолько отставало от требований дня, что ставило под угрозу будущее. В области внешних сношений все, чего я достиг ценой настойчивых усилий в отношении независимости страны, ее ранга, ее интересов, было сразу же подорвано, когда правительство под предлогом атлантической солидарности оправдывало подчинение Франции гегемонии англосаксов. Но сильнее всего нерешительность государства проявлялась во взаимоотношениях между метрополией и заморскими территориями. Разве можно было принимать категорические решения, которых требовала деколонизация, в условиях переплетения противоречивых тенденций, существовавших к тому же ради слова, а не дела?

Итак, вырождение государства; угроза, нависшая над единством французской нации; буря, разразившаяся в Алжире; заразная горячка, охватившая Корсику; армия, осуществлявшая в течение долгого времени достойные похвалы задачи, стоившие ей много крови, но скандализованная банкротством властей; почти катастрофическое международное положение Франции, включая ее отношения с союзниками.... Мое возвращение создало впечатление, что нормальный порядок восстановлен. Сразу рассеялись грозовые тучи, омрачавшие национальный горизонт. Поскольку у руля государственного корабля появился теперь капитан, каждый почувствовал, что тяжкие проблемы, с которыми всегда сталкивалась нация и которые до сих пор не могли получить разрешения, наконец-то могут быть решены. Но стране нужна была новая конституция!

Мишель Дебре с помощью группы молодых работников из Государственного Совета разрабатывает проект, который я рассматриваю вместе с назначенными министрами. После этого запрашивается мнение Конституционного консультативного совета, созданного по закону о пересмотре конституции и состоящего из 39 человек, в том числе 26 парламентариев, и председателем которого является Поль Рейно. Я неоднократно присутствую на заседаниях этого совета, чтобы выслушать полезные предложения и уточнить свои собственные мысли. Затем Государственный Совет представляет свои замечания. Наконец, весь проект в целом обсуждается Советом Министров и каждый его член, начиная с президента Коти, высказывает свое мнение. Выработанный таким образом текст будет предложен французскому народу на одобрение путем референдума. француз нация государство

Ни на одной из дискуссий по поводу конституции не возникало принципиальных возражений против того, чего я так давно желал. Каждая из обсуждавших ее инстанций была согласна с тем, чтобы отныне глава государства был действительно главой власти, нес реальную ответственность за Францию и за Республику, действительно назначал правительство и председательствовал на его заседаниях, действительно ведал назначением на высшие гражданские, военные и юридические должности, был бы действительно главой армии - короче говоря, чтобы именно от него действительно исходили все важные решения, так же как и весь авторитет власти, чтобы он мог единственно по своему желанию распускать Национальное Собрание, чтобы он располагал возможностью предлагать стране принять путем референдума любой законопроект, касающийся организации государственной власти, чтобы в случае серьезного внешнего или внутреннего кризиса ему принадлежало право принимать продиктованные обстоятельствами меры, наконец, что он должен избираться значительно более широкой коллегией, чем члены парламента.

Подобным же образом обстояло дело и с таким институтом, как председатель Совета Министров, который должен вместе со своими коллегами определять и проводить политику, но который, получая свою власть только от президента, чья роль является главенствующей, сможет, совершенно очевидно, действовать в серьезных вопросах лишь согласно его директивам.

Такое же всеобщее одобрение получили положения новой конституции, касавшиеся парламента, в частности положения, согласно которым голосования в парламенте по некоторым вопросам ставились под контроль Конституционного совета, специально вызванного к жизни; положения, точно ограничивавшие законодательную инициативу; положения, которые с помощью блокировки голосования, обязанности соблюдать повестку дня, устранения прежнего типа интерпелляций и санкционировавшихся ими голосований освобождали правительство от давления, принуждений и ловушек, излишних и подчас оскорбительных, характерных для былых дебатов; положения, делавшие пребывание на посту министра несовместимым с сохранением депутатского мандата; положения, строго ограничивавшие право применять вотум доверия. Наконец, что касается заморских территорий, то за ними признавалось право либо остаться в составе Республики на основе специального статута или войти в качестве автономного государства вместе с метрополией в состав единого Сообщества, либо, став независимым государством, присоединиться к метрополии на основе специального договора, либо, став независимым и признанным всеми государством, сразу и полностью отделиться от Франции.

У французского народа не было тайных мыслей, когда он принимал V Республику. Для основной массы французов речь шла об установлении режима, который, полностью уважая наши свободы, был бы способен к деятельности и ответственности. Речь шла о том, чтобы иметь правительство, которое соблюдало бы интересы страны и могло эффективно решать стоявшие перед ним проблемы. Речь шла о том, чтобы ответить "да" де Голлю, которому верили, потому что само существование Франции оказалось под вопросом. 28 сентября 1958 года метрополия приняла конституцию семнадцатью с половиной миллионами "да" против четырех с половиной миллионов "нет", то есть 79 процентами голосовавших. Воздержалось от голосования 15 процентов избирателей - меньше, чем когда-либо.

Однако было необходимо, чтобы широкое движение в поддержку моего призыва нашло свое продолжение в области политических решений и чтобы в парламенте имелась довольно многочисленная и компактная группа депутатов, поддерживающих и утверждающих голосованием новые законы, направленные на возрождение страны к осуществлению которого теперь можно было приступить. Для получения большинства в парламенте необходима мажоритарная избирательная система. Именно такое решение принимает мое правительство, которое устанавливает избирательную систему в силу предоставленных ему чрезвычайных полномочий, отбросив систему пропорционального представительства, столь дорогую политическим партиям с их соперничеством и исключительностью, но несовместимую с последовательной поддержкой единой политической линии. Мы остановились на системе избрания одного депутата от каждого округа в два тура. Несмотря на то что я не принимал никакого участия в избирательной кампании и даже призвал моих всегдашних сторонников не пользоваться моим именем в качестве лозунга, результаты превзошли мои ожидания. Из числа 576 депутатов Национального Собрания 206 депутатов составили группу, верную Союзу за новую Республику, и явились достаточно решительным и компактным ядром, чтобы продолжительное время диктовать свою волю многоликим "правым" и "центру", а также резко сократившейся "левой".

21 декабря выборщики президента - депутаты, сенаторы, генеральные советники, мэры и многие муниципальные советники - избрали главу государства. Сколь ни была насыщена моя политическая карьера, я все же впервые выдвигал свою кандидатуру. Ведь в 1945 году я сам не выдвигал своей кандидатуры, когда дважды был избран Национальным Собранием председателем Временного правительства. 8 января 1959 года я направился в Елисейский дворец, чтобы приступить к исполнению своих обязанностей. Президент Рене Коти встретил меня с достоинством, произнеся взволнованно несколько слов. "Первый из французов стал теперь первым во Франции", - сказал он.

Если Франция из своих глубин и на этот раз вновь призвала меня стать ее руководителем, то, естественно, я это чувствовал, не для того, чтобы президентствовать во время ее спячки. После ужасного упадка, который она переживала на протяжении более ста лет, необходимо восстановить могущество, богатство, величие и блеск Франции.

Французское государство обретает новые институты. Как я создам их с вершины Государства? В значительной степени это надлежит сделать мне. Ибо причины, которые привели меня на эту вершину, и условия, в которых я нахожусь, не проистекают ни из какого закона. Более того, они не имеют никакого прецедента в истории. При монархии в силу традиционного принципа, принятого всеми, включая и тех, кто бунтовал против нее, право наследования делало короля единственным источником власти даже тогда, когда он передавал права или поручал осуществлять свои полномочия другим. Плебисциты, которые привели к власти каждого из двух наших императоров, давали им пожизненно абсолютную власть, какие бы институты ни существовали наряду с ними. В противоположность этому при III и IV Республиках президент, избиравшийся на семь лет и только одним парламентом, обладал правом принимать решения всего лишь о помиловании преступников, приговоренных к смертной казни, хотя частично он был облечен видимостью власти, хотя в отдельных случаях он мог оказывать влияние и хотя все законы и указы принимались и провозглашались от его имени. Но я некогда должен был взять на себя ответственность за оборону, за единство и за судьбу Франции по одному лишь ее повелительному, но молчаливому призыву, без наследственного права, без плебисцита, без выборов. И если сейчас я осуществляю высшие функции власти, то именно потому, что с тех пор я являюсь ее гарантом. В этом заключается факт, который наряду с положениями, записанными в конституции, заставляет считаться с собой всех, в том числе и меня самого. Какое бы толкование ни захотели придать той или иной статье конституции, все равно взоры всех французов обращаются к де Голлю. Именно от него ждут они решения стоящих перед ними проблем. Именно ему они высказывают свое доверие или обращают свои упреки. Дабы убедиться, что французский народ связывает свои надежды, так же как и свои разочарования, именно с его именем, достаточно послушать речи, разговоры, песенки, достаточно прислушаться к крикам и слухам, прочесть то, что пишут в газетах или прокламациях, расклеиваемых на улицах. Со своей стороны я чувствую, что право и обязанность обеспечить национальные интересы Франции неотделимы от моего собственного существования.

Правда, конституция, принятия которой я добился, определяет назначение и функции различных институтов, но это не противоречит представлению о моих обязанностях, сложившемуся у французского народа и у меня. Тот факт, что президент, как это сформулировано в конституции, является "гарантом национальной независимости, целостности территории, уважения к заключенным договорам и обеспечивает путем своего арбитража нормальную деятельность органов государственной власти и существование государства", служит лишь прекрасным выражением признания решающей роли, которая, по моему мнению, и по мнению всех моих сограждан, принадлежит мне. Конечно, существует правительство, которое "определяет политику нации". Но все знают и согласны с тем, что правительство назначается по моему выбору и действует только при условии, если оно пользуется моим доверием. Конечно, существует парламент, одна из двух палат которого имеет право контролировать деятельность министров. Но ни народные массы, ни я не видим в этом ничего, что могло бы хоть в чем-нибудь ограничить мою ответственность, тем более что с юридической точки зрения я располагаю правом распустить в случае надобности оппозиционный парламент, обратиться через его голову к народу путем референдума и в случае опасности для отечества принимать все необходимые, с моей точки зрения, меры. Однако, и именно потому, что мои функции в том виде, как они установились, проистекают из моей же инициативы и из отношения ко мне, которое складывается в национальном сознании, необходимо, чтобы существовало и сохранялось прочное согласие между народом и мной. Ярким выражением этого согласия и были всенародные голосования, проводившиеся для того, чтобы получить ответ на мои обращения. Короче, ничто ни в моем понимании, ни в народных чувствах, ни в конституционных положениях не затрагивало того, что события некогда установили в отношении характера и широты моих полномочий.

Теперь различные части тела французского государства составляют единое целое, достойное и способное руководить нацией. И я хочу быть непосредственно и зримо связан не только с чиновниками французского народа, а с самим народом. Необходимо, чтобы французы видели и слышали меня, чтобы я видел и слышал французов. Возможность для этого мне дают телевидение и официальные поездки по стране. Избегая противопоставлять одну часть французов другой, льстить одной фракции в ущерб другим, ублажать те или иные их частные интересы, короче говоря, избегая использовать старые рецепты демагогии, я старался, наоборот, объединить сердца и умы французов вокруг того, что было общим для них, дать всем почувствовать, что они принадлежат к единому целому, вызвать подъем общенациональных усилий. При каждом случае я старался показать, перед какой проблемой все мы в данный момент стоим, указать, каким образом мы можем и должны ее решать, старался подчеркнуть нашу волю и наши возможности добиться успеха.

Франция поднимается по склону. Моя миссия по-прежнему состоит в том, чтобы неуклонно вести ее вверх, тогда как все раздающиеся снизу голоса непрерывно зовут ее обратно вниз. Решив во второй раз слушаться меня, Франция вышла из маразма и только что преодолела этап обновления. Но и теперь, совсем так же, как вчера, я не могу указать ей иной цели, кроме движения к вершинам, другого пути, кроме пути непрерывных усилий.

Размещено на Allbest.ru