Интеллигенция, культура, власть в период "оттепели"

Размещено на http://www.allbest.ru/

МИНИСТЕРСТВО СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА

НОВОСИБИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АГРАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Кафедра: Истории, культурологии и политологии

РЕФЕРАТ

Интеллигенция, культура, власть в период «оттепели»

Выполнила:

Татарникова А.И.

Новосибирск 2015

Введение

Хрущёвская оттепель - неофициальное обозначение периода в истории СССР после смерти И.В. Сталина (середина 1950-х-середина 1960-х годов). Характеризовался во внутриполитической жизни СССР осуждением культа личности Сталина, репрессий 1930-х годов, либерализацией режима, освобождением политических заключённых, ликвидацией ГУЛага, ослаблением тоталитарной власти, появлением некоторой свободы слова, относительной демократизацией политической и общественной жизни, открытостью западному миру, большей свободой творческой деятельности. Название связано с пребыванием на посту Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущёва (1953--1964).

Из более чем 70-летней истории коммунистического режима в России самым продолжительным является период после 1945 г. В рамках послевоенного периода при всей содержательной разнородности охватываемых им этапов может быть тем не менее, прослежена определенная историческая тенденция. В первые послевоенные годы коммунистический режим, осуществивший ранее тоталитарную модернизацию страны и одержавший победу в самой жестокой из войн, внешне переживает свой апофеоз. Однако в его внутреннем развитии отмечается нарастание социально-экономических и политических противоречий, которые особо явственно дают знать о себе в последующие годы - в период "оттепели". В послесталинскую эпоху на фоне безуспешных попыток реформирования коммунистической системы обнаруживается тенденция ее деградации, перерастающая во всеобъемлющий кризис и, наконец, на наших глазах - в крах.

Крупные перемены, происшедшие во всех областях общественной жизни страны в последнее десятилетие, заставляют вновь обратиться к изучению истории советского прошлого, достижениям и проблемам ушедшего времени. Очевидно, что без исследования явлений и процессов предыдущих исторических периодов невозможно правильно оценить причины многих происходящих ныне событий. Исследователей привлекают вопросы истории, культуры, образования, взаимоотношения с власти и интеллигенции. В этой связи одной из актуальных и слабоизученных проблем является анализ политики в период «оттепели». Во-первых, представленное исследование впервые позволит проследить специфику и механизмы реализации на местах решений центральных партийно-государственных органов в отношении интеллигенции, учреждений культуры, высшего образования в 1946 - 1964 гг. Это тем более актуально, что до сих пор в исторической науке остаётся малоизученным вопрос о механизмах взаимодействия центральных и провинциальных партийных органов в проведении идеологических мероприятий указанного времени. В-третьих, весьма актуальным остаётся вопрос о динамике взаимоотношений политических органов и интеллигенции в годы «послевоенного сталинизма» и «оттепели».

1. Предпосылки и характер преобразований периода «Оттепели»

Ключевой проблемой изучения послесталинских преобразований является вопрос об их предпосылках, движущих силах и характере. Это, в свою очередь, в существенной мере позволяет отрефлектировать динамику и результаты реформ. В имеющихся публикациях отсутствуют обобщающиеся характеристики периода "оттепели", предлагаемые же объяснения нередко страдают односторонностью. Так, высказывается мнение, что сталинский режим к 1953 г. находился в состоянии кризиса, тупика, что и определило переход нового руководства к реформам.

Тоталитарная система, имевшая, разумеется, объективные границы своего развития, к концу сталинского периода являлась еще весьма жизнеспособным организмом. Во всяком случае, для большинства современников сложившиеся порядки представлялись закономерными и достаточно эффективными, что доказывалось в их представлении победой в войне и успешным послевоенным восстановлением. Трудности же и противоречия советского режима воспринимались преимущественно как "отдельные недостатки", а отнюдь не как пороки всей системы.

Высказывается также мнение о значительном недовольстве широких масс, существенном и даже решающем воздействии этого фактора на политику правящих кругов после смерти Сталина. Одним из первых такую концепцию обосновал в статье "Народ и власть" (1956 г.) известный 1917 года А.Ф. Керенский, до конца своей жизни внимательно анализировавший общественные процессы в России.

Конечно, массовые настроения оказывали определенное воздействие на политику властвующей элиты, но лишь косвенно и опосредованно; народ же в то время в основном народ "безмолвствовал". Исключением стали массовые выступления узников ГУЛАГа в 1953-1955 гг., которые, бесспорно, ускорили переход к массовому освобождению политических заключенных. Прямые же выступления против произвола, в защиту своих прав (вроде событий в Новочеркасске 1962 г.) были все же весьма редким явлением и вряд ли могли стать решающим фактором политических процессов.

Особое значение для перехода к преобразованиям имели, видимо, политические настроения властвующей элиты, бюрократической номенклатуры. Социальный интерес этого основного привилегированного слоя нашего общества состоял в том, чтобы сохранить свой социальный статус, полученный в годы сталинского правления, и вместе с тем избавиться от страха репрессий, получить необходимую социальную стабильность. Это, как нам представляется, во многом объясняет поддержку номенклатурой хрущевских преобразований, в том числе и в экстремальной ситуации борьбы с "антипартийной группой" летом 1957 г. а затем - предпосылки последующей изоляции Хрущева и его отстранения от власти в 1964 г.

Таким образом, реформы периода "оттепели" были ограниченными и непоследовательными и осуществлялись в атмосфере острой борьбы за власть, в противоборстве различных группировок властвующей элиты, что в существенной мере сказывалось на динамике преобразований.

В публикациях последнего времени неоднократно отмечалось, что борьба за власть после смерти Сталина характеризовалась наличием внутри правящей элиты различных группировок, выдвигавших определенные альтернативные варианты осуществления назревших общественных преобразований. Правда, по поводу реальной расстановки сил в правящих кругах высказываются неоднозначные суждения, что и неудивительно, если принять во внимание их преимущественно априорный, гадательный характер, что объясняется отсутствием достоверных источников. Р. Медведев рассматривает политическую борьбу 50-х гг. через призму смены трех "триумвиратов". По его оценке, после смерти Сталина, в марте-июле 1953 г. доминировал "триумвират" Берия, Маленков, Хрущев; с июля 1953 по 1955 г. - "триумвират" Хрущев, Маленков, Булганин; и наконец, применительно к 1955- 1957 гг. правомерно говорить о-"триумвирате" Хрущев, Булганин, Жуков.

В называвшейся статье М. Гефтера высказывается предположение о наличии в первые месяцы после смерти Сталина особой политической платформы Берии, Маленкова. В его трактовке, она включала такие важные новации, как курс на ускорение развития группы "Б", облегчение положения крестьянства, начало критики "культа личности", меры по смягчению международной напряженности. (Маленков в одном из своих выступлений выдвинул тезис о невозможности победы какой бы то ни было стороны в атомной войне). По оценке М. Гефтера, предложения Берии, Маленкова носили более радикальный в сравнении с хрущевскими преобразованиями характер и вместе с тем, принимая во внимание концентрацию власти в их руках, могли бы осуществляться более последовательно и взвешенно. В понимании этого автора, названные деятели стремились к утверждению "общества полицейского социализма", где осуществлялись бы назревшие экономические преобразования при условии сохранения незыблемой авторитарной власти. С этой позиции победа Хрущева в борьбе с Берией имела неоднозначные последствия, в какой-то мере заблокировала более прогрессивный вариант общественных преобразований.

По-иному трактуется расстановка сил в правящих кругах после смерти Сталина в работе известного философа А.П. Бутенко. По его оценке, применительно к этому моменту правомерно было бы вести речь о борьбе Хрущева, Маленкова и Берии, каждый из которых опирался на определенные социально-политические силы: соответственно на партийный аппарат, государственный аппарат, карательные органы.

На фоне относительно слабой общей изученности периода "оттепели", еще меньше изучено на конкретно-историческом уровне социально-экономические процессы тех лет. Характерной чертой историографической ситуации является неравномерное отражение различных этапов данного периода в исследовательской литературе: 50-е годы в сравнении с 60-ми исследованы полнее. Наиболее крупной работой-об индустриальной сфере является упоминавшаяся уже монография М.И. Хлусова, где процесс промышленного развития страны прослежен до конца 50-х г.

Гораздо в меньшей степени рассмотрено развитие экономики в первой половине 60-х годов, что весьма рельефно прослеживается и в ряде коллективных трудов, вышедших в 80-е годы. Так, в седьмом томе "Истории социалистической экономики" (1980 г.), охватывающем 60 - 80-е годы, первая половина 60-х годов характеризуется весьма кратко и фрагментарно. Этот же недостаток присущ пятому тому "Истории советского рабочего класса" (1988 г.).

Слабая конкретно-историческая изученность затрудняет адекватную оценку многих явлений и процессов социально-экономического развития рассматриваемого периода. К их числу принадлежат, в первую очередь, проводившиеся в то время различные преобразования в управлении промышленностью, в частности, создание совнархозов. При оценке этой реформы обычно отмечаются ее негативные последствия, в том числе нарастание местнических тенденций, подрыв единой научно-технической политики. В то же время, судя по некоторым публикациям, совнархозы дали и определенный позитивный эффект, способствуя установлению межотраслевых связей на региональном уровне.

Интересные соображения о значении совнархозов высказываются в неоднократно цитировавшейся статье Ю. Аксенова и Е. Зубковой "Предвестие перемен". Авторы пишут: "За первый год - два работы совнархозов был получен значительный экономический эффект. Но следует ли однозначно считать его следствием реорганизации 1957 г.? Еще в начале создания совнархозов, в преддверии этого процесса специалисты сделали интересное наблюдение: на какой-то период, когда предприятия остались "бесхозными" (министерства фактически сложили свои полномочия, а совнархозы еще не оформились), многие из них вопреки опасениям не сбились с производственного ритма, наоборот -- даже стали лучше работать. И так продолжалось до тех пор, пока новые органы не окрепли и не сложились в устойчивую систему". С этого момента стали нарастать негативные последствия их деятельности -- местничество, диктант и администрирование по отношению к подведомственным предприятиям, бюрократизация управления. Диктат остался диктатом, даже опустившись на ступеньку ниже."

В то же время в упоминавшийся обобщающей работе Ю.В. Изместьева рассматриваемая реформа связывается с сугубо политическими факторами -- стремлением Н.С. Хрущева ослабить своих противников-"оппозиционеров", который считал, что "консерваторы" опирались на центральный аппарат.

Важнейшей исследовательской проблемой является оценка состояния научно-технического прогресса в период "оттепели", эффективности мер по его ускорению. В имеющихся публикациях отмечается противоречивость происходивших процессов, сочетание в те годы отдельных прорывов, крупных достижений в немногих областях, связанных прежде всего с военно-технической сферой, и нарастающего отставания в экономике в целом.

Одна из немногих попыток обещающей оценки этих неоднозначных процессов была в свое время предпринята в статье В.С. Лельчука (1979 г.). Характеризуя состояние научно-технического прогресса в 50-е годы, автор подчеркивал: "Концентрация сил на наиболее важных участках сопровождалась отставанием ряда отраслей (газ, химия, нефтепереработка). Наметившееся с середины 50-х гг. ускорение технического прогресса не могло в короткий срок обеспечить промышленность, а тем более все народное хозяйство новыми средствами механизации и автоматизации. Сплошь и рядом продолжалось экстенсивное развитие экономики, распространение устаревших орудий труда. Не случайно, что беспрецендентные успехи в освоении космоса соседствовали с увеличением числа рабочих, занятых ручным трудом, общим ростом удельного веса рабочих, практически во всех отраслях промышленности. Далеко не сразу были изжиты представления об отсутствии морального износа оборудования, недооценивалась кибернетика и возможности ЭВМ в народном хозяйстве. Среди части экономистов и части хозяйственников существовало мнение о невыгодности замены угольного топлива нефтяным, паровозной тяги - электрической. В печати встречались суждения, что автоматизация приведет к использованию рабочей силы низкой квалификации".

Признавая немалую долю справедливости в приведенных оценках, следует, однако, подчеркнуть, что все отмеченные процессы были присущи не только данному периоду, но и тоталитарной системе в целом. С этой точки зрения нарастающее замедление научно-технического процесса свидетельствовало об усиливающейся деградации коммунистического режима, не способного обеспечить интенсивное развитие экономики, решение задач разворачивающейся научно-технической революции.

В имеющихся публикациях отсутствуют и однозначные оценки итогов экономического развития периода "оттепели", его места в долговременных процессах экономической эволюции российского общества. Одна из попыток негативной характеристики экономических результатов хрущевского периода сделана в упоминавшийся публикации Т. Василькова. По утверждению этого автора, вплоть до конца 50-х годов развитие отечественной экономики отличалось высокой эффективностью, небывалыми темпами, что позволяло надеяться на дальнейшее ускорение экономического роста. Перелом, согласно данной трактовке, произошел с 60-х годов, что связывается с подрывом якобы планового хозяйства, внедрением элементов " рыночной экономики".

Признавая факт замедления экономического развития страны с начала 60-х годов, следует вместе с тем усомниться в исчерпывающем характере предложенного объяснения. Бесспорно, снижение темпов индустриального роста определялось сложным комплексом факторов, который еще нуждается в углубленном историческом изучении. Однако уже сейчас ясно, что эти негативные перемены явились выражением давно назревших противоречий. Очевидно, что относительно высокие темпы развития в предшествующие годы определялись наследием сталинской эпохи, характеризовавшейся возможностью неограниченного использования материальных и людских ресурсов в целях форсированного развития тяжелой индустрии, прежде всего военно-промышленного комплекса. Естественно, такой тип экономического роста не мог иметь длительный характер. Многообразные общественные потребности диктовали необходимость перераспределения между фондом накопления и фондом потребления, повышения материального благосостояния населения, изменения методов экономического стимулирования. В условиях разворачивающейся научно- технической революции тоталитарная система, решившая элементарные задачи экономической модернизации и обороны, не могла быть эффективной.

2. Творческая интеллигенция и власть в 1953-1963 годах

Изменения в общественном сознании получили яркое отражение в литературе, изобразительном искусстве, кинематографии, театре. Творческая интеллигенция оказала огромное влияние на умы и настроения советского общества. В сложившейся ситуации руководство страны было объективно заинтересовано в поддержке интеллигенции, а сама интеллигенция - в сотрудничестве с властью. Несмотря на взаимную заинтересованность, их отношения были сложными и противоречивыми в силу глубинных противоречий, заложенных в их основе. С одной стороны, интеллигенция рассматривалась властью как второстепенная социальная прослойка по отношению к рабочим и колхозному крестьянству. С другой - власть не могла обойтись без интеллигенции, которая выполняла важные социально-профессиональные функции.

Власть рассматривала творческую интеллигенцию как орудие идеологического воспитания советского народа. Утилитарное восприятие этого социального слоя общества противоречило самому принципу свободы художественного творчества. Таким образом, в этом противоречии был заложен неизбежный конфликт между художественной интеллигенцией и властью. Любая дестабилизация политической ситуации вела к созданию конфликтных ситуаций. Власть, потеряв свою монументальность, постоянно металась между необходимостью соблюдать неизменные идеологические установки, обеспечивавшие ее стабильность, и потребностью в сотрудничестве с интеллигенцией. Дело в том, что деятели литературы и искусства выполняли важную социальную функцию сохранения единого культурного пространства нации. Кроме того, творческая интеллигенция обеспечивала обратную связь между государством и обществом, проводя весь комплекс идей власти в массы и одновременно через лучшие свои произведения сигнализируя власти о духовном состоянии масс. Все это определяло особое место художественной интеллигенции в советской системе.

В условиях, когда практически весь художественный процесс находился под жестким контролем партийной власти, художник как член общества был в полной зависимости от власти. В отношениях власти с интеллигенцией важным рычагом воздействия на творческую интеллигенцию была иерархическая система распределения. Но не только материальные блага влияли на отношения интеллигенции и власти, огромную роль играло и восприятие политических решений. Другое противоречие крылось в партийно-государственной политике в области литературы и искусства. Власть рассматривала литературу и искусство как один из каналов идеологического воспитания народа, а художника как работника «идеологического фронта». Утилитарный подход к столь тонкой сфере как художественное творчество противоречил самой жизни, так как специфика творчества требует относительной свободы. Конфликты между художником и властью были неизбежны, а культурный процесс никогда не был полностью управляемым. Дестабилизация политической ситуации после смерти Сталина привела к резкому росту числа и масштабов конфликтных ситуаций. Интеллигенция в силу своей образованности, не могла оставаться равнодушной к тому, что происходит в стране.

Положение творческой интеллигенции в обществе действительно было противоречиво. В период «оттепели» наблюдаются судорожные движения власти между попытками демократизации отношений с художественной интеллигенцией до самой грубой ругани и репрессивных мер. Развращающе действовали на художников социальные заигрывания официальной власти. Высокие гонорары, премии, общественная популярность для тех, кто лоялен власти, сочетались с требованиями даже к признанным мастерам исполнять обязательные идеологические каноны и ритуалы, с официальным контролем даже в мелочах. Это сочетание создавало условия, пагубные для творческой личности.

Выступления в прессе не сопровождались серьезными сущностными переменами в культурной политике. Примером этому может служить деятельность Министерства культуры в период либеральных надежд. С одной стороны, чиновники Министерства под давлением политических обстоятельств вынуждены были хотя бы временно поменять стиль общения с художественной интеллигенцией, перейти к прямому заигрыванию с художниками. После встречи в начале декабря 1953 года с тогдашним министром культуры СССР П.К. Пономаренко К.И. Чуковский в своем дневнике записал: «Был с Фединым у Пономаренко. Он больше часу излагал нам свою программу - очень простодушно либеральничая: «Игорь Моисеев пригласил меня принять его новую постановку. Я ему: «вы меня кровно обидели». - Чем? Какой же я приемщик?! Вы мастер, художник - ваш труд подлежит свободной критике зрителей - и ни какие приемщики здесь не нужны».

Однако это длилось не долго, либеральничавшего Пономаренко в 1954 году перевели на другую работу, а в Министерстве культуры и в творческих союзах прошла волна проработок, направленная на борьбу против «гнойных очагов нигилизма». Вольные размышления о свободе творчества получили ярлык «политических ошибок». Например, выступление кинорежиссеров С.А Герасимова и T.B. Кулешова перед молодежью в начале 1955 года, в котором они предложили уточнить толкование реализма, не произнеся обязательного канонического тезиса о руководящей роли партии в искусстве, было оценено партийными органами как «грубые политические ошибки». Вопрос о поведении режиссеров был вынесен на заседание партийного бюро ВГИКа, а затем - на коллегию Министерства культуры. Под давлением всех этих разбирательств, кинорежиссеры покаялись, признав свои ошибки.

Подобные сюжеты типичны и для других сфер советской литературы и искусства. К примеру, в ЦК стали поступать сигналы об опасности «правого уклона» в изобразительном искусстве. Здесь необходимо отметить еще одну особенность во взаимоотношениях творческой интеллигенции с властью. Подобные сигналы зачастую шли от маститых мастеров культуры, которые почувствовали опасность своему благополучию со стороны талантливой раскрепощенной молодежи. Так, скульптор Е.В. Вучетич в письме на имя Хрущева обвинил заместителя министра культуры в том, что он под «демагогическими лозунгами» свободы творческой индивидуальности и разнообразия жанров увел часть художников от работы над значительными темами. Складывалась ситуация, характерная для российской истории, когда новаторские усилия власти наталкивались на сопротивление консервативной части общества.

Другой пример связан с позицией начальников Союза композиторов в отношении новаций в музыке. В июне 1954 г. прошло партийное собрание Союза композиторов «Об улучшении работы по идейно-политическому воспитанию членов СК». Поводом стала статья А. Хачатуряна «О творческой смелости и вдохновении» в журнале «Советская музыка». Публикация известного советского композитора, как и упомянутая статья Померанцева, поднимала проблему о свободе творчества. Обсуждение вылилось в бурную дискуссию, результатом которой стало постановление партийного собрания СК, в котором осуждалось проявление формализма.

Осуждение культа личности на XX съезде породило новые надежды на перемены к лучшему. Честные, думающие люди поверили в возможность возвращения к «ленинским нормам». Именно они, пытаясь разобраться в сложившейся ситуации, забрасывали вопросами лекторов ЦК на собраниях весной 1956 года. Голоса в защиту Сталина звучали в это период слабо, хотя их было немало, об этом очень ярко свидетельствуют события, развернувшиеся в Грузии. Главный конфликт образовался между частью рядовой интеллигенции, в сознании которой сохранилась вера в партийные идеалы, символом которых для них была личность И.В. Сталина.

Сложность взаимоотношений художников и власти усугублялась тем, что после доклада на XX съезде пределы дозволенного в духовной жизни оказались размытыми. «Литературная газета» от 8 мая 1956 г. вышла с редакционной статьей, имевшей характерный заголовок «Жизнь и литература». В статье говорилось о «хороших и разных» настроениях в писательской среде, порожденных критикой «культа личности». Одновременно редакция заклеймила «болотные настроения» «отдельных писателей». Это те, кто забывает «о партийности литературы», те, кто готов «к всеядности и всепрощению», кто зовет «назад, к началу и середине 20-х гг., когда, по их мнению, все было хорошо». Газета, декларируя плодотворность многообразия мнений, тем не менее, предупреждала о недопустимости отступления от идеологических норм, выработанных партией: «Некоторые твердят, что в советской литературе от народности и от реализма не осталось ничего, а литературная наука парализована и находится в состоянии деградации. На писательских собраниях кое-кто говорил даже, что литература не должна быть «служанкой политики».

Нельзя недооценивать вред, причиненный культом личности, но нельзя и возводить этот культ до всеобъемлющей характеристики целого исторического этапа». Один из современников этих событий прозорливо заметил несостоятельность и опасность такой позиции главного литературного органа: «А что же нельзя для братьев-писателей? Что можно для советских граждан вообще? Можно следовать за литературной газетенкой и политикой партии, призывающих дружно к глубокой мудрости: «С одной стороны, нельзя не сознаться, но с другой стороны, нельзя не признаться». Что же удивляться растерянности писателей, неспособности их к созданию художественных произведений?».

Привыкшая к партийному поводырю советская общественность обрела четкие политические ориентиры в постановлении ЦК КПСС от 30 июня 1956 года «О культе личности и преодолении его последствий». В нем достаточно определенно говорилось о том, что можно, а чего нельзя допускать в критике «вождя народов». Нарушения законности и политические ошибки списывались лично на Сталина, а партия и политическая система в целом оставались вне критики: «Тот факт, что сама партия смело и открыто поставила вопрос о ликвидации культа личности, о недопустимых ошибках, которые были сделаны Сталиным, является убедительным доказательством того, что партия твердо стоит на страже ленинизма, дела социализма и коммунизма, соблюдения социалистической законности и интересов народов, обеспечения прав советских граждан». Кроме того, было подготовлено и разослано в парторганизации закрытое письмо ЦК «Об итогах обсуждения решений XX съезда». В письме говорилось, что на партсобраниях «под видом осуждения культа личности ставились под сомнение правильность политики партии и решений XX съезда, содержалась клевета по адресу партии и советского общественного строя». Так опосредованно руководителей партийных организаций предупреждали, какие взгляды должны быть подвергнуты партийному осуждению. С этого времени «закрытые письма» стали действенным средством идеологического руководства и одновременно символом перерождения власти, которая уже в масштабе всей страны вела двойной счет - для массы и для более узкого круга партийных активистов.

В результате партийные наказания стали получать те, кто открыто и искренне поддерживал курс на преодоление «культа личности». Те же, кто в прежние годы активно насаждал культ Сталина и участвовал в репрессиях, уходили от прямой ответственности. Надо заметить, что творческая интеллигенция не хотела мириться с таким положением. В творческих союзах неоднократно вставал вопрос о наказании соучастников сталинских преступлений. Проведенная проверка прокуратуры выявила имена доносчиков, среди которых оказалось немало представителей творческих союзов. Так известно заявление реабилитированных писателей Барянова и Королькова, которые пострадали от доносов Эльсберга. Только после XXII съезда, в 1962 году доносчик был исключен из партии и Союза писателей. Свой собственный приговор, согласно с угрызениями совести, вынес себе А.А. Фадеев. По официальной версии его самоубийство было вызвано алкоголизмом, однако люди, близко знавшие Фадеева, понимали, что это было связано с душевным разладом, начавшимся в связи с разоблачением культа личности Сталина. По словам К.И. Чуковского, Фадеев «по существу добрый, человечный, любящий литературу «до слез умиления», должен был вести весь литературный корабль самым гибельным и позорным путем - и пытался совместить человечность с гепеушничеством».

Не только догматичность мышления и страх за преступления прошлого мешали власти основательно развернуть этот глобальный процесс. На советских руководителей крайне удручающе подействовали события в Венгрии и Польше, толчком к которым по существу стали начавшиеся преобразования в СССР. Кровавые венгерские события послужили предостережением реформаторской деятельности ЦК во главе с Хрущевым. Стало ясно, что избранный путь реформ мог привести к подрыву всего советского общественного строя, становясь угрозой для власти. Характерно, что далее большинство либерально настроенной интеллигенции одобрили вооруженное вмешательство СССР в Венгрию. Свидетельство тому - письмо, опубликованное в «Литературной газете», «Видеть всю правду» за подписью 66 видных представителей культуры. Среди подписавшихся были А. Твардовский, К. Паустовский, М. Алигер, И. Эренбург.

В то же время художники продолжали мучительно осмысливать свое недавнее прошлое. В «Новом мире» за 1956 год появилась острая по содержанию статья К. Симонова «Литературные заметки», в которой автор впервые открыто написал о тех последствиях кампании борьбы с космополитизмом для состояния советской художественной культуры. В процессе этой кампании пострадали литературоведы, которые обращали свою критику на слабые стороны отечественной драматургии. В итоге за высокие образцы стали выдаваться лакировочные произведения такие, как «Кавалер Золотой Звезды» С.П. Бабаевского. Как следует из анализа местных источников, эти обвинения в лакировке действительности практически не отразились на творческой и личной судьбе писателя, который не только сохранил свое лидирующее положение в местной творческой среде, но поднялся до уровня одного из руководителей российской литературы.

Противоречивая политика власти не остановила процесс поисков обновления художественной культуры в стране. Так, в среде художественной интеллигенции большой резонанс имела статья Б. Назарова и О. Гриднева «К вопросу об отставании драматургии и театра». Авторы писали о том, что партия должна проявлять больше доверия интеллигенции. В частности, они предлагали заменить Министерство культуры общественным учреждением, таким как академия литературы и искусства. В отличие от частной критики бездарных чиновников, стоявших у руля искусства, которая была характерна для начала «оттепели», авторы в своей статье попытались обосновать необходимость освобождения искусства от контроля руководящих органов. Результат этого печатного выступления был предсказуемым. В служебной записке заведующий отделом культуры ЦК Д.А. Поликарпов предложил, чтобы Назаров и Гриднев были публично подвергнуты критике.

Очередное закрытое письмо «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских враждебных элементов» было разослано на места 19 декабря 1956 года. Главная задача письма заключалась в том, чтобы положить конец идейным шатаниям творческой интеллигенции: «Партийные организации и все коммунисты, работники литературы и искусства, научных учреждений обязаны давать решительный отпор всяким попыткам пересмотреть линию партии в области литературы и искусства». Более того, была подтверждена правомерность постановлений ЦК 1946 - 1948 гг., направленных против деятелей искусства.

До декабрьского идеологического совещания и указанного выше письма ЦК в ходе партийных собраний и собраний в творческих союзах критиковались в основном отдельные ошибки отдельных личностей. После совещания речь уже шла об «определенной тенденции, придерживаться которой в некоторых кругах нашей художественной интеллигенции стало с недавних пор своеобразным «хорошим тоном». Проработка художников теперь связывалась с «неправильной позицией» и была возложена на парткомы творческих союзов. Такое использование политических ярлыков и коллективной ответственности повлекло за собой череду покаяний видных представителей советской художественной культуры. В своем заявлении О. Берггольц писала о том, что у нее «не было ни малейшего намерения покушаться на священные принципы партийности, народности и идейности литературы, а лишь опротестовать наслоения культа личности, элементы личной вкусовщины, произвольных оценок, упрощенных взглядов на искусство со стороны Сталина и Жданова». Позже, после выставки в Манеже такие покаяния принуждали писать «провинившихся» художников. От Э. И. Неизвестного потребовали написать письмо Хрущеву, в котором он благодарит его за критику и преклоняется перед его человечностью.

Однако духовная атмосфера изменилась уже необратимо, и надежды на дальнейшую демократизацию общественной жизни не угасли. Либерально настроенная интеллигенция продолжала сохранять иллюзии.

Одновременно именно в конце 50-х годов произошло усиление консервативных тенденций в партийном руководстве, что усилило идеологическое противостояние в культурной сфере. Об этом свидетельствовала травля Б. Пастернака, разлад в социалистическом лагере, отрицательно сказавшийся на международных творческих связях. Разногласия между представителями советской культуры и зарубежными интеллектуалами отразились в различии позиций по отношению к событиям в Венгрии. Надо отметить односторонность информации зарубежной прессы о культурной ситуации в СССР, нежелание понять сложность идущих в нашей стране процессов, а также иллюзорность ожиданий западной интеллигенции в отношении прочности советской системы. После венгерских событий иллюзии на дальнейшее реформирование социалистической системы растаяли.

Устоявшиеся идеологические штампы не позволяли представителям советской интеллигенции участвовать в работе авторитетных международных организаций. Например, советским правительством было категорически отвергнуто предложение, с которым писатели неоднократно обращались в ЦК, о создании русского пен-клуба. По мнению Отдела культуры ЦК, хартия данного клуба содержала неприемлемые для советских писателей положения об отмене любой цензуры, о праве писателей на критику своего правительства, об использовании влияние писателей для предотвращения классовых конфликтов в обществе.

Вопросы культурного обмена советской интеллигенции с иностранными коллегами осложнялись не только идеологическими препонами и большой политикой, но и отсутствием опыта таких отношений. Так не была отлажена проблема оплаты гонораров зарубежным авторам и гастролерам. Вознаграждения иностранным писателям выплачивались лишь по специальному разрешению ЦК. Часто советская сторона в счет гонорара предлагала тому или иному автору оплатить поездку в СССР. Эта практика казалась неприемлемой художников, воспитанных законами рыночной экономики.

Несмотря на все эти сложности, культурные отношения советской интеллигенции с художественной общественностью зарубежных стран продолжали развиваться. Если в 50-е гг. поездки за рубеж в среде творческой интеллигенции были экстраординарным событием, то в 60-е гг. стали обычным делом. Нормой стало обсуждение и утверждение выездных характеристик почти на каждом заседании парткома. В те годы еще не существовала четко отлаженная система отбора и подготовки претендентов на поездку за рубеж. Зарубежные поездки должны были находиться под строгим контролем, но на самом деле в те годы практически не велось никакой разъяснительной работы. По мнению отдела культуры ЦК, именно из-за этого в кругах творческой интеллигенции возрождался дух низкопоклонства перед буржуазным образом жизни, культурой и искусством».

В процессе таких поездок в умах многих деятелей литературы и искусства поселился дух скептицизма, порожденный расхождениями между официальным стереотипом капиталистического мира и их собственными впечатлениями. Так руководитель ансамбля народного танца И.А. Моисеев, после поездки в США (1958г.) выступил в Центральном Доме актера с восторженным докладом о культурной жизни США. Эти хвалебные отзывы о «капитализме» не прошли незамеченными руководством. Артист, который был ярким пропагандистом советского искусства за рубежом, который приносил государственной казне большие прибыли, пережил грубую «проработку» на заседании коллегии Министерства культуры и проработан, а его обращение в ЦК с просьбой защитить от министерских нападок осталось без ответа.

Подъем духовной жизни в СССР и одновременно крах либеральных иллюзий породили в начале 60-х гг. небывалое для советской истории явление - нелегальную эмиграцию советской творческой интеллигенции, которая стремилась к свободе. Это ужесточило условия творческих командировок за границу, которые были взяты под жесткий контроль. Этот контроль зачастую сводился к простому запрету, т.к. КГБ было легче запретить выезд, чем потом отвечать за не вернувшихся граждан. В докладной записке в ЦК руководитель КГБ Семичастный подчеркивал, что был против гастролей пианиста В. Ашкенази в Англию, откуда последний не хотел возвращаться. В то же время развитие культурного обмена приводило к тому, что личные отношения советских художников с представителями зарубежной творческой интеллигенции все больше выходили из-под официального контроля. В результате уже в начале 60-х годов за рубеж стали переправляться самиздатовская литература, живописные полотна неофициальных художников. Примером может служить выставка Б.Г. Биргера в 1964 году в Лондоне. Нелегальным путем попадали за границу также официальные документы, например, записи встреч Хрущева с интеллигенцией. КГБ при этом не всегда удавалось отследить каналы передачи этой информации. В результате, информация о встрече Первого секретаря ЦК с интеллигенцией 17 декабря 1962 г. появилась в зарубежной периодике буквально на следующий день. Хрущев был в гневе и на очередной встрече потребовал, чтобы добровольные осведомители иностранных агентств покинули зал.

В описании отношений власти и представителей культуры большое значение имеет анализ содержания регулярных с 1957 года встреч руководства с творческой интеллигенцией, практиковавшихся Хрущевым и его окружением. С одной стороны, такие встречи должны были демонстрировать отеческую заботу руководства о художественной культуре, с другой, идеологически корректировать «расшалившуюся» интеллигенцию. Вместе с тем, на этих встречах проявлялся партийный стиль отношений между властью и интеллигенцией, отличавшийся не только покровительственными интонациями, но и пренебрежением к творческой индивидуальности художника, грубостью в оценках неугодных руководству произведений. Так Секретарь ЦК Л.Ф. Ильичев объяснял необходимость встреч тем, что некоторые творческие организации не могут сами справиться с «существенными вопросами идейно-художественного порядка», и нуждаются в «принципиальной партийной оценке». ~ На одной из встреч с творческой интеллигенцией Хрущев говорил: «Надо, чтобы не партия, а вы сами боролись за чистоту своих рядов». Хрущев, выступавший на этих встречах, ориентировал присутствующих на идеологические клише и свои личные вкусы в оценке художественного творчества. Суть этих реминисценций сводилась к тому, что в монолитном социалистическом обществе у советских людей, «у наших деятелей литературы и искусства нет потребности в создании различных течений».

Новая волна критики сталинизма, спровоцированная XXII партийным съездом, партийная власть, помня общественные дискуссии после XX съезда, решила организовать профилактические меры для сохранения лояльности в художественной среде. В декабре 1961 года ЦК провел совещание по идеологии, на которое были приглашены представители творческой интеллигенции. Изучение документов этого совещания позволяет говорить о противоречивости отношения власти к интеллигенции. Объявив курс на преодоление культа личности, партийные лидеры страны объявили недопустимым говорить всю правду о прошлом, расценивая это как «очернение» социализма. Правда о прошлом требовала пересмотра устаревших идеологических догм, а руководство к этому было еще не готово.

В этом же контексте надо говорить и о содержании материалов пленума ЦК КПСС, который состоялся 18-21 июня 1963 г. посвященный вопросам идеологии. В выступлении Н.С. Хрущева на этом пленуме впервые прозвучало прямое недоверие к деятелям литературы и искусства и разочарование в том, что надежды на внутреннюю идеологическую самокритику не оправдались. Он говорил, о том, что литературные критики и искусствоведы не оправдали доверия, подходя нередко к оценке произведений не с принципиальных, а с групповых позиций.

Центр тяжести выправления «колеблющейся линии» отдельных представителей художественной культуры был перенесен из творческих союзов в партийные органы. Практическая задача состояла в том, чтобы привлекать к идеологической работе в партийных комитетах профессионалов, которые бы внимательно читали произведения литературы, знакомились с творчеством композиторов, кинорежиссеров, постановками театров, правильно с партийных позиций оценивали явления литературы и искусства. Это был призыв к усилению партийного контроля над литературой и искусством. С этих позиций прозвучала и критика Н.С. Хрущева в адрес партийных комитетов, которые «вовремя не заметили некоторых нездоровых явлений в искусстве и не приняли необходимых мер».

На этом пленуме советское руководство заняло откровенную позицию конфронтации в отношении культуры Запада. Любые отступления деятелей литературы и искусства от «линии партии» объяснялись происками «правящих кругов империалистических стран». В постановлении пленума «Об очередных задачах идеологической работы партии» по этому поводу говорилось: «Под прикрытием лозунга мирного сосуществования идеологии они пытаются протащить в наше общество лживые концепции «беспартийности» искусства, «абсолютной свободы творчества». Подобные ярлыки наклеивались и на некоторых «непослушных» представителей творческой интеллигенции, которые по заявлениям партийных идеологов попали под влияние вражеской идеологии и антикоммунизма.

Однако реакция творческой интеллигенции на события пленума оказались неожиданными для власти. Время уже не могло потечь вспять и процессы духовной жизни, открытые разоблачением культа Сталина оказались необратимыми. Если в провинции, приводить к послушанию местную интеллигенцию было, как и прежде, не трудно, то некоторые крупные деятели культуры уже не вписывались в рамки идеологических догм и ощущали личную ответственность за то, чтобы страна не скатилась к новому сталинизму. В ЦК КПСС стали поступать многочисленные письма в поддержку интеллигенции. Например, JI. Семенова писала: «Вам не следовало выступать на этом совещании. Ведь Вы не специалист в области искусства, но хуже всего то, что высказанная Вами оценка воспринимается как обязательная в силу Вашего общественного положения. А в искусстве декретирование даже абсолютно правильное, положительное вредно».

Работа по усилению идеологического влияния партии на творческих работников была перенесена на места - в местные отделения творческих союзов и в первичные партийные организации. На местных собраниях, активах обсуждались итоги встреч руководства с творческой интеллигенцией. В регионах такие собрания проходили в обстановке почти полного единодушия, по накатанным идеологическим рельсам. Иная ситуация наблюдалась в столичных организациях, которые больше всего критиковались партийными органами. В центре партийного внимания оказались московские отделения Союза художников и писателей, которые были в эпицентре критики на встречах Хрущева с интеллигенцией. Секретарь Московской партийной организации Н.Г. Егорычев вспоминал: «московскому руководству пришлось выдержать сильное давление сверху, чтобы не допустить расправы с теми, кого Никита Сергеевич критиковал на этих встречах» Вскоре МГК провел совещание с приглашением московских писателей.

Следует обратить внимание, на то, что расправу над инакомыслящие партийные органы вершили руками самой интеллигенции, умело манипулируя групповыми распрями и личными пристрастиями, столь распространенными в творческих кругах. Примером может служить упомянутое выше собрание в МГК КПСС. Брань и озлобление с трибун неслись из уст самих же писателей в адрес своих коллег.

В Союзе композиторов обстановка была относительно спокойной. Никто не разворачивал борьбу с формализмом, т.к. считалось, что в советской музыке его не было по определению. Пожалуй, единственным человеком, которого признали подверженным «враждебной идеологии», был непрофессиональный музыкант, бард Б. Окуждава.

Кинематографисты, идущие навстречу своему первому съезду, в обмен на личную поддержку Хрущева должны были осудить новаторский фильм М. Хуциева «Застава Ильича». 12 марта 1963 г. состоялось заседание первого творческого объединения киностудии им. Горького, на котором картин подверглась грандиозному разгрому, опять-таки не партийными функционерами, а своими же братьями-киношниками. Только благодаря позиции режиссера С.А. Герасимова, автора признанного властью фильма «Молодая гвардия» М. Хуциев и Г. Шпаликов получили разрешение переработать картину. Картина вышла в свет только после отставки Хрущева, в 1964 г., под названием «Мне двадцать лет».

К середине 60-х годов позиции Хрущева пошатнулись, партийный аппарат был занят своими внутренними проблемами - борьбой за власть. Поэтому заседание Идеологической комиссии в мае 1964 г., посвященное итогам развития литературы и искусства, прошло спокойно, критика носила общий декларативный характер. Персональных погромов не было. Наступал новый период в жизни страны и ее культуры.

3. Культура в СССР в период «Оттепели»

Самым значительным событием, радикально повлиявшим на общественное сознание, стало изменение в идеологии, вызванное критикой сталинизма. В годы "оттепели" сформировалось целое поколение советской интеллигенции, воспитанное в духе критики "деформаций социализма", неразрывно связанных с именем Сталина. Позднее представителей этой части либеральной интеллигенции назвали шестидесятниками. В сфере культуры отчетливо проявились свойственные этому времени противоречия, когда идеологические послабления сменялись грубым администрированием, когда партийные руководители откровенно вторгались в процесс художественного творчества и научные поиски, по-прежнему считая, что культура и наука должны обслуживать интересы политики с учетом задач коммунистической пропаганды.

Образование

В системе школьного образования в середине 1950-х гг. главным направлением стало "укрепление связи школы с жизнью". Уже в 1955/56 учебном году в средней школе были введены новые учебные планы, ориентированные на получение политехнического образования, которое позволило бы выпускникам найти свое место на производстве. Согласно Закону "Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР", принятому в декабре 1958 г., вводилось всеобщее обязательное 8-летнее образование. Срок обучения в полной средней школе увеличивался с 10 до 11 лет, при этом школьники старших классов дневных школ должны были совмещать учебу с работой на предприятии или на селе. Аттестат зрелости учащиеся получали одновременно со свидетельством о приобретенной профессии. Вместо многочисленных профучилищ и школ создавалась единая сеть профессионально-технических училищ (ПТУ) со сроками обучения от одного года до трех лет. Однако лозунг связи школы с жизнью на практике слабо реализовывался, так как немногие выпускники шли работать по специальности, полученной в школе. В то же время уровень общеобразовательной подготовки оказался сниженным.

В условиях вступления СССР в эпоху научно-технической революции увеличилась потребность в специалистах с высшим и средним специальным образованием. При этом большое значение придавалось расширению вечернего и заочного обучения. Так, в соответствии с новыми правилами приема в вузы, введенными в 1957 г., были предусмотрены льготы при поступлении для молодежи, имевшей производственный стаж не менее двух лет, а также для демобилизованных военнослужащих. В 1958/59 учебном году советские вузы выпустили почти в три раза больше инженеров, чем в США. Уровень образования населения, занятого в сфере производства, резко возрос, составив в 1959 г. 39% рабочих и 21% колхозников с высшим и средним специальным образованием.

Наука.

Стремительное развитие научно-технического прогресса оказало значительное влияние на советскую науку. Особое внимание в этот период уделялось теоретической физике. Достижения советских ученых-физиков получили широкое признание во всем мире. Нобелевские премии были присуждены П. А. Черенкову, И. Е. Тамму, И. М. Франку за открытие и объяснение эффекта люминесцентного излучения Вавилова-Черенкова (1958); Л. Д. Ландау за разработку теории жидкого гелия (1962); Н. Г. Басову и А. М. Прохорову за исследования в области квантовой электроники (создание лазера и мазера, 1964). В 1957 г. в СССР впервые был запущен самый мощный ускоритель элементарных частиц - синхрофазотрон. Это практическое открытие положило начало развитию нового направления науки - физике высоких и сверхвысоких энергий, что, в свою очередь, привело к созданию совершенно новых отраслей народного хозяйства: атомной промышленности и энергетики. Уже в 1954 г. впервые в мире была построена и запущена атомная электростанция (АЭС) в подмосковном научном центре Обнинске. Затем началось строительство более крупных Воронежской, Белоярской и Сибирской АЭС. В 1957 г. на воду был спущен первый в мире атомоход - ледокол "Ленин". Значительные открытия советскими учеными были сделаны в области автоматики и телемеханики, квантовой электроники, вычислительной техники и кибернетики, радиоэлектроники, физики полупроводников.

На рубеже 1950-1960-х гг. методы математического моделирования, разработанные В. С. Кулебакиным, Н. М. Крыловым, Н. Н. Боголюбовым, начали применяться в биологии, языкознании и даже исторической науке. Нобелевской премией в 1956 г. были отмечены труды академика Н. Н. Семенова в области теории цепных реакций. Достижения в области теоретической химии позволили создать новые сверхпрочные материалы - полимеры. Наряду с физикой, химией и математикой развивалась также биология. Однако личная поддержка со стороны Хрущева академика Т. Д. Лысенко жестко сдерживала развитие в СССР молекулярной биологии, генетики и генной инженерии.

Эпоха "оттепели" вошла в историю мирового технического прогресса как эра покорения космоса. Благодаря достижениям в области ракетно-космической техники СССР стал на многие годы признанным лидером в исследовании околоземного пространства. 4 октября 1957 г. на основе созданных советскими учеными и конструкторами под руководством Сергея Павловича Королева баллистических многоступенчатых ракет в СССР был произведен запуск первого в мире искусственного спутника Земли. А 12 апреля 1961 г. впервые в истории человечества на космическом корабле "Восток" летчик-космонавт Юрий Алексеевич Гагарин совершил пилотируемый полет по околоземной орбите, продолжавшийся 108 минут. С 1961 по 1963 г. по программе "Восток" на одноместных кораблях этой серии было совершено еще шесть полетов. В 1965 г. космонавт А. А. Леонов впервые осуществил выход в открытый космос.

Значительные успехи в СССР были достигнуты и в области авиастроения. В 1956 г. в небо поднялся первый турбореактивный пассажирский лайнер Ту-104, созданный под руководством А. Н. Туполева. А в 1957 г. коллективом инженеров и конструкторов во главе с С.В. Ильюшиным был сконструирован четырехмоторный турбовинтовой пассажирский самолет Ил-18, ставший одним из надежных самолетов отечественной гражданской авиации.