Региональные востоковедные центры как опора российского востоковедения в XIX в. (на примере Западной Сибири)

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

востоковедный сибирь культура

Региональные востоковедные центры как опора российского востоковедения в XIX в. (на примере Западной Сибири)

Курныкина Г.И.

г. Барнаул

XIX век в истории отечественного востоковедения был особым периодом. Он отмечен качественными переменами, приведшими отечественную ориенталистику в лоно мировой исторической науки. Эти перемены не сразу стали заметными. Но их темп уже в начале столетия приобрел характер ускорения. В первую очередь это выразилось в сложении системы вузовской подготовки кадров и появлении организаций, занимавшихся Восто- 32 ком основательно и с перспективой на будущее. Это университеты, выработавшие научные ориентальные направления. А еще - специализированные министерства: иностранных дел, финансов, военное, горное, занимавшиеся востоковедением для подготовки чиновников, направлявшихся к новым местам службы. К середине стали появляться научные общества: археологическое, географическое, минералогическое, продвигавшие науку о Востоке своими силами. Постепенно сформировалась сеть научноисследовательских центров, охвативших своим влиянием почти все российские регионы. И уже на местах стали проводиться работы по изучению сопредельных территорий, становящихся либо частью российской империи, либо партнерами международных отношений.

К числу таких регионов, где отечественное востоковедение прирастало новой научной информацией, а также готовились кадры для работы в различных ведомствах, была Сибирь, а в ней - и ее западная часть, население которой жило в состоянии фронтира с азиатскими народами. Уже в начале XIX в. здесь велись естественно-научные исследования Алтая и Казахстана, минералогические богатства которых открывали заманчивые экономические перспективы; осуществлялись с научными целями поездки в Китай и Монголию: результаты осуществленных работ подвергались тщательному анализу и затем применялись при выработке важных для страны решений. Нередко поисковые задания формировались руководителями и министерства финансов, и горного и военного. В силу этого экспедиции носили комплексный характер, к их проведению привлекались лучшие представители сибирской технической интеллигенции.

Сибирские пионеры изучения Азии во многом формировали имидж сибирских городов - Барнаула, Омска, Томска как городов высокой для своего времени научной культуры. Например, еще в 1795 г. житель Барнаула горный инженер Петр Иванович Шангин за естественно-научные открытия на юге Западной Сибири был избран членом-корреспондентом Академии наук.

Григорий Иванович Спасский, снискавший в расцвете своих творческих сил славу историка, издателя журналов, в одиночку подготовивший огромный труд «Горный словарь», в 1803 г. был приглашен на службу Томским губернатором В.С. Хвостовым, работал в Красноярске, Кузнецке, а с мая 1806 г. по 1817 г.- в Алтайском горном округе. Здесь помимо служебной деятельности на Колывано-Воскресенских заводах он собрал богатейший материал по истории, археологии, этнографии народов, населявших Сибирь и живших на территориях современного Алтая, Казахстана, Китая и Монголии. Именно в барнаульский период своей деятельности Г.И. Спасский, был принят, как и П.И. Шангин, в члены корреспонденты Академии наук за книгу «Сибирские древности», получив признание в столичных научных кругах. И его стараниями тоже формировалась образовательная среда, позволившая Барнаулу уже в середине века стать местом притяжения активных исследователей Востока, спешивших запечатлеть «уходящую натуру» своими силами и средствами.

В 1816 г. из Барнаула и Омска была осуществлена комплексная научно-практическая экспедиция, вошедшая в историю как первая, поставившая своей целью именно сибирскими силами познакомиться с Киргиз-кайсацкими (казахскими) степями в минералогическом, экономическом, военном и отчасти этнографическом плане. Дневники руководителей экспедиции - Ивана Петровича Шангина и Федора Карповича Набокова стали собранием уникальной информации, вызвавшей интерес центральных ведомств, а позже - населения России, будучи опубликованными (дневник П.И. Шангина в извлечениях) в журнале Г.И. Спасского «Сибирский вестник».

Видимо, не случайно, уже с 20-х годов XIX в правительстве разрабатывалась идея открыть в Барнауле или Томске восточный разряд Казанского университета. Как позже отмечала пресса, потребность в высшем учебном заведении в Сибири усматривалась в том числе и «в видах разработки науки о Востоке и открытий в области знаний географических, исторических и филологических и проч., которыми должна обогатиться наука, принимая во внимание обширность непочатого для науки азиатского материка».

Другой целью проекта его сторонники называли «воспитание инородцев и дипломатических сношений наших с соседними странами Востока». По экономическим причинам открытие сибирского университета было отложено до конца XIX века, а Барнаул университетским городом стал только в 70-х гг. XX в. Но импульс сибирским научным исследованиям Азиатской России и сопредельным странам был задан именно в тот период.

Среди тех, кто решил посвятить свою жизнь изучению восточных народов в местах их проживания, оказался В.В. Радлов, который в 1859 г. приехал в Барнаул и отдал этому городу 11 лет своей жизни. И все это время он неустанно занимался научными трудами, осуществив 10 ежегодных экспедиций к алтайцам, телеутам, шорцам, кумандинцам, тувинцам, казахам, киргизам, хакасам, западно-сибирским татарам, китайцам. Собранного титаническими усилиями полевого материала хватило для изучения и осмысления и в казанский, и петербургский периоды его научной биографии, вплоть до кончины в 1918 г.

Находясь в Барнауле, В.В. Радлов активно сотрудничал с редакциями научных сборников и газет, в которых вопросы изучения и освоения Востока, приграничного взаимодействия поднимались с большой заинтересованностью и возможной полнотой обзора. Это издания Русского археологического, географического обществ, газета «Томские губернские ведомости», занимавшиеся популяризацией новых знаний. Оперативная научная информация публиковалась им в «ArchivzurWissenschaftlichenKundevonRussland» - журнале, издававшемся русскими учеными в Берлине с целью знакомства западного мира с достижениями науки в России. Тем самым В.В. Радлов привлекал внимание своих коллег и к собранным материалам и Алтаю, давшему ученому обширное поле деятельности.

Неудивительно, что наиболее активные и энергичные его коллеги из Западной Европы, не страшась длительного пути, приезжали в Барнаул, где обменивались научными идеями и вырабатывали современные научные концепции. Среди них были, например, Г. Менье, Л. Эйхталь, К. Нейман. На Алтае В.В. Рад- лов общался с известными уже тогда деятелями культуры - просветителями М.В. Чевалковым и В.И. Вербицким. Последний в г. написал рецензию на труд будущего академика «Образцы народной литературы тюркских племен, живущих в Южной Сибири и Дзюнгарской степи».

В Западной Сибири уже в XIX в. выделись своеобразные «очаги» научного изучения Китая, Монголии, Казахстана - Барнаул, Омск, Томск. Эти города являлись центрами административной, политической, культурной жизни региона. Здесь имелись учебные заведения, музеи, «восточные кабинеты», где собирались, обрабатывались, хранились коллекции материалов о сопредельных территориях. Часть из них отправлялась в столичные центры как приложение к научным отчетам ученых-путешественников, в качестве экспонатов антропологических, этнографических, промышленных, всемирных выставок. Оставшиеся материалы со временем стали основой современных музеев - Алтайского краевого краеведческого, Омского историко-краеведческого, музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета, а также отделов редкой и рукописной книги Новосибирской областной библиотеки, Омской научной библиотеки им. А. С. Пушкина и др.

В 1868 г. в Омске организовалось Общество исследователей Сибири, а в 1877 г.- Западно-Сибирский отдел императорского русского географического общества (ЗСОИРГО), члены которого вменяли себе в обязанность научное изучение и русского Востока, и зарубежной Центральной Азии, представленной во всем многообразии этнических типов, способов организации общественной жизни и культур.

География, метеорология, минералогия, почвоведение, ботаника, зоология, этнография, археология, история Монголии, Китая, Казахстана в течение многих лет стояли в повестке заседаний отдела. Для обсуждения актуальных научных тем привлекались исследователи со всего региона.

В библиотеке ЗСОИРГО собирались подшивки российских журналов и газет, в которых ориенталистика подавалась и как отрасль знания, и как средство расширения кругозора сибиряков, контактировавших с народами сопредельных территорий. В списке периодических изданий, получаемых библиотекой, оказались, таким образом, «Горный журнал», «Живая старина», «Исторический вестник» «Отечественные записки», «Русский архив», «Сибирский сборник», «Этнографическое обозрение». Эти журналы и ныне хранятся в отделе редкой книги Омского государственного историко-краеведческого музея.

Часть периодики, получаемой в Омске другими организациями и частными лицами, со временем осела также в государственном архиве и областной научной библиотеке им. А.С. Пушкина, благодаря чему может быть использована и современным читателем. Это журналы «Всемирный путешественник», «Географические известия», «Познание России», «Средняя Азия», газета «Окраины» и др.

Особое место среди обозначенных изданий занимала газета «Восточное обозрение», издаваемая в Санкт-Петербурге», но целиком ориентированная на сибирский (восточный) регион и его нужды. Многие корреспонденты этой газеты сами были сибиряками и освещали темы, знакомые им не понаслышке. Н.М. Ядринцев - редактор этой газеты так обозначил профиль своего издания: «Газета еженедельная, без предварительной цензуры, посвященная преимущественно Сибири, Азиатскому Востоку, а также интересам окраин и русских областей» (1). Именно на ее страницах российская общественность получала первые систематизированные представления о Монголии, Китае, Казахстане. В газете «Восточное обозрение» печатались Н.М. Ядринцев, Г.Н. Потанин, А.М. Позднеев, а также В. Васильев, В.В. Радлов, Ф.И. Видеман, О.Н. Бетлинг, А.К. Наук и другие, т.е. люди, изучавшие Восток профессионально. Это, несомненно, повышало статус издания и характер его влияния на читателя, который в течение многих лет знакомился с научной хроникой, критикой и библиографией, отчетами о деятельности ЗСОИРГО, участием азиатских регионов во всевозможных выставках.

Значительное место в газете отводилось очеркам, авторы которых писали о современном состоянии культуры, образования, политической эволюции в Азии, стремясь вызвать общественное сочувствие к народам, находящимся в близком соседстве с Россией.

Особенно много материалов в этом востоковедном издании было посвящено Монголии, которая к концу XIX в. стала местом приложения российского торгового капитала, объектом и обывательского, и научного интереса. Автором многих публикаций был Г.Н. Потанин, считавшийся уже тогда «маститым» ученым, знатоком культуры и быта монгольских племен.

Неоценимый вклад в познание этой древней страны внес Н.М. Пржевальский, экспедиции которого в Центральную Азию освещались «Восточным обозрением» и практически всей российской печатью на протяжении времени их осуществления. Что в общем-то было неудивительно. Как писала газета «Сибирь», «до сих пор мы не имеем еще описания всех горных переходов, ведущих из России в Монголию. Значительные участки земли, прилегающие к Сибири с юга, еще ни разу не были посещены каким-либо лицом, сведущим и способным составить отчет о пройденной местности; об административном устройстве и социальном быте, сведения наши скудны и, вероятно, неверны, вследствие неуменья нашего смотреть на чужую жизнь без предвзятого мнения» (2).

Несвободен, кстати, от заблуждений в отношении Монголии был в отдельные периоды и сам Н.М. Пржевальский, для которого истинное лицо этой восточной страны открывалось по мере знакомства с ней. Так, в разделе научной хроники «Восточного обозрения» за 1882 г. можно найти информацию о сомнениях путешественника в способностях монгольских племен к развитию.

Что касается Г.Н. Потанина, то его публикации о Монголии как раз отличались знанием дела, проникнуты глубоким уважением к местному населению и оптимизмом в отношении их будущего. «Поражают эти кочующие алтари со своими многочисленными пантеонами, кочующие библиотеки, переносные войлочные храмы в несколько сажен высоты, школы грамотности, помещающиеся в кочевых палатках, странствующие медики, кочевые лазареты при минеральных водах; по развитию грамотности в народной массе монголы, бесспорно, единственный кочевой народ в мире» (3), - писал Григорий Николаевич в своих «Очерках Северо-Западной Монголии», процитированных в отдельных частях и в «Восточном обозрении».

Кстати, пассаж Н.М. Пржевальского в отношении перспектив монгольского общества не был оставлен без внимания. В ответ Г.Н. Потанин буквально написал: «Весь вопрос в той степени, в которой в будущем европейская цивилизация может быть примирена с кочевым бытом». «Для внешней обстановки цивилизации нужны школы, лаборатории, обсерватории, библиотеки... Пусть университет в кочевом положении будет химерой, но школы вроде наших гимназий, кочующие каждое лето, легко себе представить» (4).

Монгольское направление в газете формировалось постепенно: от общих занимательных сведений по географии авторы заметок и сообщений переходили к археологии, этнографии, общественному сознанию монголов. Свою лепту в изучение южного соседа внес Д.А. Клеменц - ссыльный народник, с 80-х годов активно занимавшийся научной работой. Его отчеты по обследованию Кузнецкого Алатау, Западных Саян и Монголии обогащали представления об этих областях, а информация об открытиях представляла Монголию страной древней и притягательной культуры. Главнейшей темой сообщений Д.А. Клеменца были буддийские верования северных монголов, а также «влияние, которое оказывает на народ монгольская интеллигенция - ламы» (5).

В этом случае Д.А. Клеменц был солидарен с Г.Н. Потаниным, писавшим о том, что благодаря деятельности лам «вся умственная энергия народа пока отдана на разъяснение общечеловеческих вопросов о нравственности и религии. Это похоже на период господства схоластики в Европе с ея латынью, с тем же презрением к варварскому родному языку, но без задатка в той же чужой литературе найти струю, которая повела бы к положительному знанию» (6). Прием сравнения в данном случае использовался для того, чтобы найти ориентиры, понятные читателю. Вопрос о превосходстве европейской истории над историями других народов не поднимался, ибо, по словам того же Г.Н. Потанина, «европейские формы быта, созданные оседлостью, также имеют свои крайности» (7).

Из других сюжетов, привлекших внимание Д.А. Клеменца и нашедших место в газете, были рассказы о найденных им курганах, надписях на могильных камнях, обнаруженных им бурханах, имевших «порнографические формы».

Непредвзятое отношение к иной культуре было свойственно разным авторам, писавшим о Востоке. Немало интересных и сегодняшнему читателю сведений в газете «Восточное обозрение» можно было найти о Казахстане и его жителях («киргизцах»), втянутых большой политикой в сферу интересов русского государства. Привлекает внимание, например, серия статей, опубликованная в 1882 г. под общим заголовком «Россия в сибирских степях», статья «Киргизы и переселенцы» (1897 г.) и др., в которых шла речь о формировании политики имперского государства в отношении вновь присоединенных земель в Средней Азии.

Причем эти публикации как никакие другие характеризуют и внутреннюю позицию редколлегии в отношении кочевых обществ. «Чтобы определить значение киргизских степей для России, нам нужно бы, по крайней мере, знать свойства и качества киргизского народа. А между тем, это - терраинкогнита». «Необходимо узнать тот народ, среди которого приходится действовать, а во-вторых, нужно возможно деятельнее стремиться к сближению киргиз с русской культурой» (8). И далее: «Нам казалось особенно важным поднять в литературе вопрос о киргизах». «Киргизы - не дикари; они достигли известного уровня культуры и общественного развития. У них есть даже известная доля сознания своего национального единства. При таких условиях к ним нельзя применять общих шаблонных приемов управления инородцами. Их нужно изучать и изучать. И прежде, чем не продвинется вперед изучение быта, обычаев, прежнего общественного устройства этого интересного народа, было бы неразумно и опасно принимать какие-либо меры к достижению единственно верной и необходимой цели» (9).

В самой газете были близки к созданию своеобразной программы, направленной на просвещение новых подданных России. Необходимо было «учить киргиз русской азбуке путем обучения ей в киргизских школах, путем введения обязательности этой письменности во всех официальных документах, и, наконец, путем различных изданий». Об их образе жизни и нравах могла бы рассказать газета, «издаваемая на русском и киргизском языках. В этой газете могли бы принимать участие и наиболее интеллигентные из киргиз» (10). Очень важно знакомить население с более рациональным скотоводством, прививать земледельческую культуру. В конце концов «путем возвышения их нравственного и умственного уровня, путем их национального саморазвития» подвести степной народ к тесному соприкосновению с русской культурой» (11).

Научная часть этой программы, видимо, затрагивала непосредственно «полевое» изучение казахской (киргизской) культуры, публикацию отчетов исследователей в области археологии, этнографии, литературы. По крайней мере, эти сюжеты в газете не носили случайный характер, а наоборот, свидетельствовали о непреходящем интересе к образу жизни ближних соседей сибиряков. Неоднократно, например, поднимался вопрос об обычном киргизском праве и судопроизводстве (как в виде статей, так и заметок о заседаниях ЗСОИРГО, на которых ставилась задача подойти к его изучению «подробно»), о создании системы школьного образования в степных местностях, инородческих вероисповеданиях, отдельно об исламизации и отношении русской администрации к доисламским культам и т.п. Некоторые выступления носили полемический характер в расчете на активное обсуждение как среди читателей, так и представителей власти, что позволяло самой газете держать руку на пульсе времени.

Как известно, часть полномочий, связанных с включением Казахстана в поле российской внутренней и внешней политики, формированием местного административного аппарата, была отдана сибирским властям. Для омичей - жителей сибирской столицы - было особенно важно знание местных реалий, формирование собственных представлений о новых подданных. Здесь неоценимую помощь оказали сибирские печатные органы, в которых тема взаимодействия населения юга Западной Сибири и киргизских степей была представлена на уровне реалий конкретных населенных пунктов. В первую очередь надо назвать «Киргизскую степную газету», бывшую особым прибавлением к Акмолинским, Семипалатинским и Семиреченским областным ведомостям, которая выходила в Омске с января 1894 по март 1902 г. еженедельно на русском и киргизском (казахском) языках.

Именно здесь в неофициальной части газеты можно было найти сведения по местной географии, истории края и этнографии, например, о ранних браках, об охоте и предприимчивости киргизского народа, состоянии того же народного образования на примере небольших населенных пунктов, медицинского обслуживания. Почти в каждом номере помещались рассказы и повести, легенды и восточные сказки, названия которых уже наводили на некоторые размышления и выдавали их назидательный смысл: «Необходимое и излишнее», «Спор из-за тени осла», «Борьба тигра со змеей», «Хан и нищий странник» и т.п.

Систематически публиковались пословицы и поговорки народов Средней Азии, а также Китая, Японии, Индии, в которых прослеживается характер народа, уважение к человеческим чувствам.

Примеров можно привести много, так как публикации такого рода на самом деле выстраивались уже в специальную рубрику, в которой преимущественное внимание отдано было все же фольклору Казахстана.

Довольно часто здесь можно отыскать заметки о традициях, нормах общения и гостеприимства казахов, которые могли вызвать интерес и у русского населения. «Родство, т.е. связи с родом, отыскивается до сорокового колена. «Кто не знает имен семи своих предков, тот отступник» - учит киргизский кодекс. Оттого- то первый вопрос, который киргиз предлагает незнакомому человеку, желая узнать о нем что-нибудь, это «Кто были твои семь отцов». Каждый киргизский ребенок в состоянии дать на этот вопрос вполне точный ответ» (12).

Вероятно, у читателей вызывали удивление рассказы о гостеприимстве степных кочевников, иногда принимавшем формы насилия над путником, проезжавшем мимо, если он не спешил на встречу. Такого «негодяя» кормили против воли, предварительно отстегав нагайкой: «За кого ты меня считаешь? За кафира или бедняка, у которого не найдется ничего съедобного для такого ничтожного путника как ты?»(13). Быть радушным обязывал кодекс чести номада, желание узнать новости и вера в то, что гость - это мифический герой, награждающий добродетель и наказывающий порок. Отсюда и фольклор, которому можно позавидовать и сегодня: «Гость есть подарок Бога», «Кормившему тебя один день - кланяйся сорок дней».

Злободневной темой, обсуждавшейся как в центральной, так и местной печати была тема о распространении ислама в Средней Азии и Казахстане и формировании российской политики в отношении исламских организаций. Пафос публикаций такого рода - примирение народов. «Не пора ли решительно взяться за обличение ложных, ошибочных ходячих мнений о враждебности этих двух учений (ислама и христианства.- Г. К.), в которые наиболее верит человечество?» - этой цитатой из газеты «Переводчик» (редактор И. Гаспринский) авторы «Киргизской степной газеты», по всей вероятности, стремились обозначить вектор своего понимания и религиозных процессов в Азии, и тех мер, которые предлагалось принять правительству в области их регулирования.

При этом многие публикации самой газеты выдавали желание найти со своей стороны точки соприкосновения культур и мотивы общего характера, примирявшие людей разной исторической судьбы. В их числе можно назвать статьи «Быт киргизов Туркестана и сопредельных с ним областей», «Народное образование в Туркестанском крае в связи с Андижанской вспышкой в 1898 г.», «Мечеть и мулла» и др. Часть таких статей перепечатывалась из других сборников и центральных изданий, и общий смысл их можно выразить словами: «Русское влияние на окраинах должно держаться не штыками и полицейскими мерами, а той связью, которую кладет между людьми общечеловеческая культура» (14).

В рубрике «Разные известия» можно найти немало занимательных географических и этнографических сведений, расширявших читательский горизонт представлений о людях, живущих в Европе и Азии. Китайцам, например, посвящена целая серия статей: о том, что носят ближайшие азиатские соседи, какова их пища и в целом культура еды, что представляют собой их жилища. Специальная публикация была посвящена Пекину: «Пекин представляет собою коллекцию городов, помещенных один в другом. Рядом с «китайским» расположен «татарский город», внутри «татарского» имеется «императорский» город, в котором расположен хорошо защищенный «запрещенный город», названный так потому, что ни один чужеземец не может его посетить» (15).

Газета регулярно сообщала о проводимых этнографических и промышленных выставках, в том числе о всемирных. На Парижской выставке в 1900 г., например, был представлен целый павильон, знакомивший посетителей с экспонатами Средней Азии и степных областей. Художником-оформителем этого павильона был Константин Коровин. Он специально приезжал в Среднюю Азию для написания эскизов.

Участниками выставки в Париже были и простые казахи, которые в искусственно созданных условиях должны были демонстрировать образ жизни своего народа. С этой целью они преодолели путь из Семипалатинска до Омска, Москвы и далее Парижа, везя в багаже «все принадлежности для устройства юрт, отправления религиозных обрядов, музыкальные инструменты, кобылиц, баранов, коз, принадлежности для выделки кумыса и даже почему-то медведя» (16).

Информация такого рода - одна из многих, опубликованных в местных изданиях, которые подробно перечисляли все выставляемые на обозрение памятники культуры казахов и их экономические достижения. Так, в 1890 г. о Казанской научно-промышленной и Туркестанской сельскохозяйственной и промышленной выставках писали, например, «Акмолинские областные ведомости».На последней «киргизы» «выставили юрты; выставлена и соколиная охота. В отделе скотоводства много прекрасных лошадей» (17). Относительность успехов экспонентов была очевидна. Однако и организаторы выставок, и журналисты полагались, видимо, на другое - обоюдное знакомство и «справедливое уважение к особенностям племен и народностей обширного нашего Отечества»(18).

О том, что это было именно так, можно судить по некоторым другим статьям и хроникальным заметкам, в которых говорилось, как это ни удивительно, о временах «счастливой Киргизии», которые должны наступить в скором времени. Так, в 1906 г. в связи с арестом Г.Н. Потанина по обвинению в областничестве в вину ему было поставлено еще и «преступное намерение восстановить политическую самостоятельность киргизского народа» (19) по письму, в котором он писал о том времени, когда у казахов будут свои школы, гимназии, университеты. Правда оказалась на его стороне, как и на стороне тех корреспондентов, которые вообще сочувственно относились к идее культурного возвышения некогда отсталых кочевых народов и писали об этом, нимало не смущаясь некоторой идеализации действительности.

Сибирские периодические издания, которые выпускались и хранились Омске, выполняли очень важную задачу, ими самими поставленную - через просвещение, общекультурное развитие сблизить народы сопредельных территорий, привить уважение к особенностям иного образа мыслей и иного способа действия. А с другой стороны, они возбуждали общественное мнение на публичное обсуждение очень острых для нерусского населения проблем. Тем самым делалось благое дело пропаганды научных достижений в области изучения Востока, привлекавших внимание правительства.

Кроме Г.Н. Потанина, в Омске свои научные способности проявили Г.Е. Катанаев, Д.Я. Клеменц, М.В. Певцов, И.Я. Слов-цов, Н.М. Ядринцев, в память о заслугах которых современное сибирское научное сообщество проводит регулярные научные конференции. Личные фонды омских востоковедов, хранящихся в Государственном архиве Омской области - неисчерпаемый источник сведений исторического характера, который орошает процесс познания сопредельных территорий и по настоящее время.

Многих членов ЗСОИРГО связывала личная дружба. Переезжая из Омска в другие города Сибири, они сохраняли дружеские контакты и в местах своего проживания посильными средствами стремились поддерживать начинания омичей.

К концу XIX в. наряду с омичами инициативу в изучении Азии стали брать на себя жители Томска - города, превосходившего в культурном отношении другие центры Сибири. Университет, его музеи, библиотека формировали образовательную среду, в которой вырабатывались идеи развития Сибири и сотрудничества с соседними странами. В 1889 г. здесь возникло Общество естествоиспытателей и врачей, которое изначально заявляло о желании «изучать Сибирь и прилегающие к ней страны в естественноисторическом отношении». В началеXX в. многие его участники стали членами Общества изучения Сибири и улучшения ее быта. Г.Н. Потанин, М.И. Боголепов, М.Н. Соболев, А.В. Адрианов и другие в качестве приоритетного направления в исследованиях, наряду с сибирским регионом, избрали Монголию, отмечая потенциальное благотворное влияние сибирских городов на эту страну. Приграничные города, по мысли Г.Н. Потанина, могли бы для монголов сыграть роль «окна в Европу».

Таким образом, и в Западной Сибири в течение XIX в. сформировались центры изучения Востока, традиции которых поддерживаются современными научными коллективами и заслуживают дальнейшего изучения.

Размещено на Allbest.ru