Военно-административная и политическая деятельность Е.А. Головина в Закавказье

Размещено на http://www.allbest.ru/

Военно-административная и политическая деятельность Е.А. Головина в Закавказье

Кондусов В.С.

Процесс интеграции Кавказа с Россией носил мирные и силовые формы, результатом которых было включение полиэтничной и поликонфессиональной окраины в общую систему российской государственности. Исторический опыт адаптации новых подданных к условиям жизни в пределах единого государственного пространства важно учитывать при осуществлении современной этнокультурной и социальной политики в регионах. В данной работе предпринята попытка характеристики опыта, связанного с российским управлением в Закавказье в годы управления краем генерала Е.А. Головина в 1838-1842 гг.

Генерал Е.А. Головин прибыл в Тифлис, когда происходил поворот в политике русского правительства в Закавказье. После вхождения закавказских провинций в результате русско-иранских и русско-турецких войн первой трети XIX в. в состав империи становилось очевидным несоответствие введенного в крае разнообразия систем управления новым политическим и экономическим установкам [1]. В 1837 г. обсуждался проект об устройстве Закавказского края, разработанный членом Государственного совета сенатором П.В. Ганом. Проект предусматривал полную унификацию системы управления в Закавказье с внутрироссийской, русификацию края без учёта этнографических, культурных и социально-экономических особенностей Закавказья, своеобразия в управлении и законодательно-правовой сфере. Вмешательство предшественника Е.А. Головина на посту главы кавказской администрации барона Г.В. Розена сильно затянуло окончательное оформление этого проекта. Успевший познакомиться с местными особенностями, Г.В. Розен выступал против поспешной и радикальной ломки сложившейся системы управления. На все предложения комиссии П.В. Гана о скорейшей унификации с имперской системой управления, барон предлагал "сообразоваться с местными обстоятельствами и понятиями жителей" [2].

Г.В. Розен, в частности, настаивал на сохранении местных судов, основанных на обычном праве [3]. Однако П.В. Ган, доложивший императору о беспорядках и злоупотреблениях на Кавказе, по сути, способствовал увольнению Г.В. Розена с должности. Препятствие к реализации проекта было устранено, а вновь назначенного Главноуправляющего Кавказским краем П.В. Ган в расчёт не брал. Е.А. Головина амбициозный сенатор считал малоопытным и не уверенным в себе администратором, не представлявшим угрозы проекту об устройстве Закавказского края. Когда проект был передан на заключение Е.А. Головину, новый Главноуправляющий Кавказским краем не представил никаких возражений [4].

Осыпанный наградами П.В. Ган торжествовал победу, но Комитет по устройству Закавказского края не торопился с реализацией его проекта. Только в конце 1839 г., воспользовавшись приездом Е.А. Головина в столицу, Комитет возвратил проект П.В. Гану, предложив переделать его совместно с Главноуправляющим Кавказским краем. При этом, с подачи графа П.Д. Кисилёва, Е.Д. Головину и П.В. Гану предлагалось учесть следующие пожелания:

1. Дать территориям с мусульманским населением управление, "сходное с существующим" и "применяясь к действительным нуждам и понятиям жителей".

2. Не торопиться распространять на эти провинции действия имперского законодательства, "предоставив жителям в делах тяжебных разбираться у полицейских властей или в словесных народных судах по своим законам и обычаям".

3. В местностях с христианским населением "допустить в делах тяжебных применение грузинских законов и обычаев в пределах крайне необходимых и точно очерченных" [5].

Однако П.В. Ган и Е.А. Головин настаивали на том, что "неудовольствие вызывают не русские законы, а смешение их с грузинским правом и местными обычаями" [6]. В итоге проект 10 апреля 1840 г. стал законом.

Реформа 1840 г. существенным образом меняла далёкую от совершенства административно-политическую систему Закавказья. Закавказский край был разделен на две части: "одну губернию, под наименованием Грузино-Имеретинской, и одну область, под наименованием Каспийской" [7]. Грузино-Имеретинская губерния, в которую помимо территорий Восточной Грузии была включена часть азербайджанских и армянских земель с центром в Тифлисе, состояла из 8 уездов и 3 округов. Каспийская область, куда вошла большая часть территории Северного Азербайджана, с центром в г. Шемахе, включала 7 уездов.

За Главноуправляющим, назначаемым и увольняемым императором, сохранялось верховное управление Закавкасзким краем с правами генерал-губернатора внутренних губерний. "Главный Начальник всего Закавказского края, - говорилось в Учреждении, - есть Главноуправляющий, заведывающий всеми гражданскими и пограничными делами. Вместе с тем, он есть Председатель Совета Главного Управления и Командир Отдельного Кавказского корпуса" [8]. "По отдаленности и особым обстоятельствам Закавказского края" Главноуправляющий мог отменять "постановления губернских правительствующих мест, на основании общих законов состоявшиеся, и распоряжения свои приводить в исполнение, под личною за все последствия отвественностию, с тем, чтобы о каждом таковом по распорядительной части отступления от общих постановлений или законов, он, Главноуправляющий, непременно доносил Правительствующему Сенату и уведомлял Министров по принадлежности, с изложением причин, побудивших его прибегнуть к таковой мере" [9].

Е.А. Головин и П.В. Ган покончили с прежними стремлениями русских властей увязывать российское законодательство с местными правовыми институтами. Никаких грузинских и мусульманских законов Учреждение не признавало. Лишь для бракоразводных и семейных дел оставались шариатские суды. В § 251 Учреждения отмечалось: "Жителям, исповедывающим Магометанскую религию, предоставляется право во всех между ними спорах и тяжбах и в делах семейных по разделу имений, по несогласию родителей с детьми и между супругами, искать удовлетворения и разбираться в духовном суде Шаро или Шариат" [10]. Порядок судопроизводства в Закавказском крае определялся "общими правилами, для судебных дел установленными, с некоторыми лишь изъятиями для сокращения форм и обрядов" [11]. Магальные наибы, диванные беки и другие представители местных привилегированных сословий, которых ранее привлекали в качестве экспертов и помощников, были заменены русскими чиновниками. Вместо магальных наибов вводилась должность участкового заседателя, вместо провинциального комменданта - уездные начальники.

Во всеподданейшем отчёте от 2 апреля 1841 г. генерала Е.А. Головина и сенатора П.В. Гана о преобразовании Закавказского края говорилось, что до 1 июля 1840 г. "все части, вошедшие в состав Грузино-Имеретинской губернии и Каспийской области" в плане земских повинностей» руководствовались своими частными правилами». Такое разнообразие "естественно порождало беспорядки". В Тифлисе и в Шемахе были открыты Комитеты земских повинностей, которые после тщательного изучения системы налогообложения унифицировали сборы: "Объявления о количестве земского сбора, следующаго с каждого жителя, Комитетом во все селения разосланы и прибиты на стенах церквей, мечетей или домов почётных жителей. Эта мера есть лучшее средство против злоупотреблений, ибо каждый обыватель узнает следующую с него плату и потому может судить о незаконности излишнего требования" [12].

В 1840 г. Е.А. Головину "в воздаяние долговременной, ревностной и полезной службы, ознаменованной неусыпными трудами по званию главноуправляющего за-Кавказским краем и непосредственным участием в составлении проекта нового учреждения для управления за-Кавказских наших владений" были пожалованы алмазные знаки Александра Невского. В 1841 г. он за введение этого учреждения был награждён орденом Владимира 1-й ст. [13]. Однако местное население поначалу бойкотировало новые порядки, и прежде всего в области судопроизводства. Выдающийся государственный деятель николаевской эпохи барон М.А. Корф, на глазах которого разворачивалась история с оформлением нового Учреждения об управлении Закавказьем, отметил в своих записках: "Многое на деле оказалось несоответствующим местным нуждам, даже невозможным в исполнении, другое, противное нравам и навыкам жителей возбудило ропот, недоразумения, вящие неустройства; партия приверженцев старого порядка полагала всемерные преграды введению нового, частью из личных видов; определённые после преобразования чиновники выказались, по большей мере, или неспособными, или безнравственными; народу, лишенному прежней азиатской расправы, окутанному неизвестными ему формами, подверженному новым притеснениям, стало ещё хуже и тяжелее, чем когда-либо; наконец, Головин, нерешительный, слабый, игралище партий, вместо решительного рассекателя Гордиевых узлов являлся везде или орудием чужих страстей, или бездейственным зрителем" [14].

В этой характеристике обращает на себя внимание явная несправедливость автора воспоминаний. Известно, что М.А. Корф был далеко не бесприсрастен в описании государственных деятелей эпохи Николая I [15]. Чувствуется личная неприязнь, когда М.А. Корф перечисляет Е.А. Головина в ряде корпусных командиров как людей посредственных, "или ещё ниже посредственности как в мирное так и в военное время" [16]: здесь он явно несправедлив. Если бы Головин был посредственностью, слабым и нерешительным военачальником и администратором, его бы не назначили на знаковую должность командира Отдельного Кавказского корпуса, он не мог бы усмирить восстание в Самурзаканском округе, не выдержал бы ожесточённого сражения при Аджиахуре, не разгромил Шамиля на Хубарских высотах. По поводу подобных же обвинений в "посредственности" Е.А. Головина на должности генерал-губернатора в Прибалтике граф Д.Н. Толстой писал в 1872 г.: "Не могу также согласиться с тем, чтобы Головин не обладал качествами государственного деятеля; вся Рижская его служба обличает в нём человека с верными широкими воззрениями, а план задуманных им реформ отличается самою здравою внутреннюю политикою" [17].

Тем не менее, во многом на основании свидетельств М.А. Корфа в дореволюционной историографии сложилось мнение, что реформа административно-политической системы в Закавказье 1840 г. полностью провалилась. Кавказовед Е.Г. Вейденбаум называл её "печальной памяти реформа" [18], а В.Н. Иваненко отметил: "Не прошло и четырех лет, как архитектурное здание гражданского управления, воздвигнутое Ганом без всякого внимания к местным условиям, превратилась в груду развалин" [19]. Нам представляется, что реформу Гана и Головина следует рассматривать в свете концепции догоняющей модернизации: болезненная, как и многие подобные преобразования для современников, она была нацелена на перспективу, на ликвидацию правовых границ между имперским центром и окраинами. С этой реформы началось введение общероссийской системы управления в Закавказье. Мы солидарны здесь с позицией, высказанной в отношении реформы современными историками-кавказоведами Л.С. Гатаговой и Д.И. Исмаил-Заде: "Неизбежность этого вполне очевидна, ведь «слияние" окраин с метрополией было невозможно без единой административно-политической системы в контексте имперской модели управления» [20].

Одним из главных аргументов сторонников версии о провале реформы 1840 г. являются факты широкого протеста против её реализации в начале 1840-х гг. В.Н. Иваненко отмечал: "Новое учреждение вызвало всеобщий ропот: жаловался народ, жаловались чиновники, жаловался и приходил в отчаяние сам Головин. Страшный формализм опутал всю правительственную систему - никто не смел подать просьбу даже уездному начальнику, минуя участкового заседателя. В Гурии вспыхнул бунт; в Осетии и Белоканах произошли волнения; повсюду появились разбойничьи шайки. Явный разбойник выходил из суда оправданным, по неимению формальных, предустановленных законом, доказательств. Народ как будто сговорился не выдавать своих преступников, прибегая к лжесвидетельству и к подкупу судей. Оправданных было приказано держать в тюрьмах, в явную насмешку над затейливой и тонко-придуманной судебной реформой" [21].

Наиболее показательной реакцией на новое Учреждение считается Гурийское восстание 1841 г. Поводом послужило введение в Гурии денежной системы обложения. Восстание, начавшееся 22 мая, скоро охватило всю Гурию. Крестьяне отказывались платить казённые подати. Повстанцы (более 7 тыс чел.) захватили все укреплённые места Гурии. 9 августа 1841 г. при деревне Гогорети они заставили отступить отряд полковника Брусилова [22]. В крае за исключением Озургети власть помещиков и чиновников фактически была ликвидирована и правление сосредоточилось в руках "Главного штаба" руководившего восстанием. Несмотря на эти успехи в конце сентября Гурийское восстание было подавлено силами кавказских войск и местных ополчений.

Исследователи, занимавшиеся изучением Гурийского восстания традиционно обличали колониальную политику царизма, национальный и помещичий гнёт гурийцев, однако мало кто обращал внимание на результаты расследования, проведённого Е.А. Головиным после мятежа. В рапорте военному министру А.И. Чернышеву 26 октября 1841 г. Е.А. Головин сообщал, что "по окончании военных действий в Дагестане" он отправился "в Кутаис для личного обозрения дел по возникшим там беспорядкам" [23]. Командир Отдельного Кавказского корпуса установил, "что все крестьяне Саабекского участка Кутаисского уезда, раскаявшись в безрассудстве своём, не только внесли всю следующую с них в земскую повинность денежную сумму; но даже большая часть из виновных и самые подстрекатели к неповиновению, по призыву правительства, находятся ныне в составе Имеретинской милиции, собранной для наказания бунтующих Гурийцев"

Е.А. Головин "вполне убедился, что возложенная на них денежная земская повинность нисколько не обременительна". Командующий приказал генерал-майору Каханову "не приступать уже к следствию, ибо производство следствия в настоящее время может возродить новые неудовольствия, а возвратиться в Тифлис" [25]. Наказание участников выступления было относительно мягким. Жителей Саабекского участка, пишет Е.А. Головин, заслуживших некоторым образом снисхождение к своему невежеству и неведению законов, я отставил от суда и следствия свободными, поручив Кутаисскому уездному начальнику внушить им, чтобы они впредь не осмеливались уклоняться от исполнения требования начальства и чтобы теперешний свой поступок загладили усердием» [26]. Лишь "главнейших виновников и подстрекателей Саабекского участка, крестьян Рамаза и Сехниа Двалишвили, дерзнувших явиться вооружёнными к своему начальству, оказать земской власти ослушание и участвовать в преступной богопротивной присяге, приказал я наказать в своём селении каждого по сто ударов розгами и, водворив на прежнем месте жительства, внушить им и их односельцам, что подобных беспорядков я не буду прощать, если они опять впадут в пагубное для них преступление. Собственно-же в Гурии жители ещё до моего прибытия в Кутаис, при движении наших войск к Озургетам, разошлись по своим селениям" [27].

Движение отряда князя Аргутинского в Гурии, сообщал Е.А. Головин военному министру 7 октября 1841 г., было "совершено благополучно, и не только без сопротивления жителей, но даже с некоторою помощью при разработке дорог, что было исполнено ими по первому приказанию" [28]. 17 октября 1841 г. графу Строганову Е.А. Головин писал: "Спокойствие между жителями водворилось; они обратились к своим занятиям и обязанностям, и земская власть возъимела своё действие в надлежащей силе" [29]. Впоследствие Е.А. Головин утвердил приговор суда над участниками восстания, согласно которому 34 человека были приговорены, в зависимости от степени вины, к наказанию шпирутенами, направлению в арестантские роты и на каторжные работы в Сибирь, прочие были "освобождены от всякого наказания и отданы на поручительство" [30]. Если принять во внимание, что в мятеже принимали участие до 7 тыс. человек, а в результате нападений на русские укрепления и в стычках с войсками были жертвы со стороны солдат и казаков, мера наказания была сравнительно мягкой.

Не последнюю роль в восстании сыграл внешний фактор. Е.А. Головин сообщал военному министру 19 сентября 1841 г. на основании донесений генерала Коцебу: "О действительных причинах к восстанию расспространились различные мнения. Не подлежит, однако-же, никакому сомнению, что к первоначальному непослушанию и рассеянию нелепых слухов дало повод введение нового порядка управления и сбора податей, коим воспользовались злонамеренные люди к ложному распространению видов правительства и к вредным внушениям о наборе рекрутском, о постепенном ежегодном увеличении подати и т.д. Партия этих людей увеличилась освобождением по всемилостивейшему манифесту некоторых преступников. Нет сомнения также, что в подстрекательствах подобных участвовали и заграничные турки, а может статься, и другие иностранцы, ищущие возбудить беспокойства в Закавказских наших провинциях и тем более и более затруднить правительство" [31].

Под "другими" неназванными иностранцами подразумевались англичане. В Батуме сидел английский вице-консул Фридрих Гаррачино. Он помог получить повстанцам военное снаряжение и боеприпасы из Трапезунта. Грузинский советский историк Г. Хачапуридзе справедливо отмечал: "Благодаря именно этой помощи гурийские повстанцы оказались достаточно снабжены оружием, порохом, свинцом; поэтому они могли повести решительное наступление против регулярных русских войск, мегрельской и имеретинской милиции. Надежда на внешнюю иностранную помощь и наличие среди повстанцев турецких вооружённых лиц безусловно способствовали подъему настроения среди восставших и давали им веру в возможность выйти из борьбы победителями" [32].

Таким образом, протестное движение начала 1840-х нельзя связывать лишь с реформой Гана-Головина, здесь были задействованы многие внутренние и внешние факторы, осложнявшие интеграцию Закавказья в пространство Российской империи, процессы трансформации традиционных обществ в условиях неизбежной модернизации этой национальной окраины.

В 1842 г. император Николай I послал в Закавказье комиссию военного министра князя А.И. Чернышева и статс-секретаря М.П. Позена. В это время Е.А. Головин, М.П. Позен и А.И. Чернышев были завалены просьбами о расширении судебной власти полицейских начальников и об учреждении постоянных судов для решения споров и тяжб не по российским законам, а по местным обычаям. Уступая этим просьбам, А.И. Чернышев приказал уездным судам решать все тяжебные дела на сумму до 200 руб. "без переноса на высшую инстанцию", а Е.А. Головину предложил заняться вопросом об учреждении словесных расправ по выбору жителей "для разбора по местным обычаям" [33]

Комиссия после завершения поездки рекомендовала усовершенствовать систему управления краем. М.П. Позен в докладе императору пришёл к выводу, что народы, населяющие Закавказье, столь различны, что к ним не следовало применять однообразный порядок управления и суда. "Единство, - заключал М.П. Позен, - должно заключаться в единстве власти и в единстве цели, но отнюдь не в единстве средств, приводящих к той цели" [34].

В итоге Николай I обвинил П.В. Гана в обмане правительства: "Кроме Гана никто не видел и не знал местности. Одних, кто их знал, - Ермолова и Паскевича - тут не было. Ещё виню я и себя; но мне умели представить это в таком виде, что я вдался в обман" [35]. Косвенным образом это сказалось и на отозвании с Кавказа Е.А Головина, хотя император принял во внимание значительный вклад Главноуправляющего в укреплении российского влияния в крае. В рескрипте 10 октября 1842 г. об увольнении Е.А. Головина "по расстроенному здоровью" Николай I отмечал: "Отдавая всегда справедливость вашим личным трудам и благонамеренности, Я с удовольствием слышал отзыв военного министра о том отличном усердии, с коим вы содействовали всеми зависевшими от вас средствами к успешному выполнению возложенного на него поручения в Закавказском крае. Мне приятно было также удостовериться, что во время вашего управления, войска Отдельного Кавказского Корпуса оказали значительные успехи в отношении внутреннего устройства и воинского образования; и что распоряжения, в последнее время по военной части сделанныя, оправдали вполне основательность предпринятых мер и должны послужить к прочному утверждению спокойствия и порядка в тамошнем крае. Относя исполнение сего к попечительности вашей и постоянному стремлению довести все части оного сложного управления, которое было вам вверено, до лучшего устройства, изъявляю вам особенное Моё благоволение" [36].

Сам Е.А. Головин поначалу почитал реформу 1840 г. "даром небес, ниспосланным для счастья Грузии" [37]. Однако, натолкнувшись на многочисленные жалобы и прямое сопротивление преобразованиям, он, в отличие от П.В. Гана, честно доносил в Петербург "о неудобствах нового устройства" [38]. При этом Е.А. Головин полагал, что эти "неудобства" "суть более общие для всего края, нежели местные для некоторых его частей; что неудобства сии не обнаруживались, однако, дотоле такими явлениями, которые бы требовали мер чрезвычайных, и что сущность их заключается в умножении числа чиновников, в ограничении власти полицейского разбора и в многосложности и неопределенности форм" [39].

После своего удаления с Кавказа Е.А. Головин позволял себе критические высказывания о реформе 1840 г. А.П. Ермолов писал в феврале 1846 г., что Е.А. Головин "был в знаменитую эпоху законодательства Гана, вспомоществовал ему и после разрушал его сотворение. Он резко доказывает нелепость их" [40]. Возможно, в перемену оценок реформы вмешались личные отношения. П.В. Ган, по свидетельству М.А. Корфа, стремился "сделаться не блюстителем над Головиным, а, с переменою фрака на военный мундир, полным его преемником <…> Прежнее пребывание его за Кавказом не обошлось и без разных неприятных личностей с Головиным: они при расставании окончились, правда, наружной мировой, но Головин никогда не мог забыть, что Ган отправлен был при нем в качестве пестуна, и вскоре после его отъезда, подстрекаемый еще и другими, явно поднял забрало" [41].

А.П. Ермолов считал, что своей постоянной опекой Петербург связывал руки Е.А. Головину. "Жаль бы мне было, - писал А.П. Ермолов М.С. Воронцову, - если бы ты думал, что о Головине позволяю я себе быть невыгодного мнения. Я признаю в нём большим преимуществом то, что ему известны цели и намерения правительства, которое до твоего назначения полномочным представителем, руководило каждым действием бессильных твоих предместников" [42].

Многие его преобразования в Закавказье оценили по достоинству уже после того, как Евгений Александрович покинул край. В местной газете в 1846 г. отмечалось: "Тифлис шёл быстро вперёд <…> в управление Генерала Головина, он образовался совершенно Европейским городом. На пустырях везде стали строиться большие на Европейский лад дома, многие улицы покрылись мостовыми, тротуары спасли тысячи пешеходов от неудовольствия тонуть в грязи, бассейны с чистой горной водой появились во многих местах, магазины и лавки улучшились, и этот город с 52 тысячами жителей, с красивыми зданиями, с живописным местоположением, и наконец с оригинальною смесью Востока и Запада, стал одним из любопытнейших и обширнейших городов России. Генерал Головин, как истинно Русский сановник, любил жить по-барски, открыто, хлебосольно, в его доме собиралось всё лучшее здешнее общество и все принимались с тем радушием и приветливостью, которые невольно возбуждали во всех признательность и оставили по себе благодарное воспоминание" [43].

Таким образом, предварительный анализ деятельности Е.А. Головина в Закавказье не даёт повода для крайних негативных или идеализирующих Главноуправляющего оценок. Будучи русским патриотом и стремясь поначалу сделать Кавказ российским по духу и правовым институтам, Головин постепенно познавал местные особенности, и в конце своего управления регионом старался совместить метропольные традиции с окраинными. Вместе с модернизацией края менялся и сам командующий Отдельным Кавказским корпусом. Имперская бюрократическая система, в которой приходилось работать этому незаурядному государственному деятелю и военачальнику, диктовала определённые нормы управления, которые оставляли мало места для творческого подхода к местной политике. Тем не менее, Е.А. Головину удалось оставить о себе память в Закавказье как о преобразователе, созидателе и устроителе края, многие начинания которого были продолжены его наследниками - М.С. Воронцовым, А.И. Барятинским, Великим князем Михаилом Николаевичем и др.

головин административный правовой реформаторский

Литература

1. Национальные окраины Российской империи: становление и развитие системы управления / Отв. ред. С.Г. Агаджанов, В.В. Трепавлов. М., 1998. С. 261.

2. Акты, собранные Кавказскою археографическою комиссией (АКАК): В 12 т. Тифлис, 1881. Т. VIII. № 58. С. 79.

3. Национальные окраины Российской империи. С. 262.

4. Иваненко В.Н. Гражданское управление Закавказьем от присоединения Грузии до наместничества Великого князя Михаила Николаевича. Исторический очерк. Составил по поручению Военно-исторического отдела В.Н. Иваненко // Утверждение русского владычества на Кавказе / Под ред. В.А. Потто. Тифлис, 1901. Т. XII. С. 292.

Размещено на Allbest.ru