Исторические новеллы в сочинениях херсонесских и боспорских писателей

Доктор исторических наук,

старший научный сотрудник

Аннотация

новелла историк обычай домовладение

В статье показано, как историки, жившие в Херсонесе и на Боспоре, использовали устные новеллы в качестве источника знаний о прошлом своей родины. В их текстах сохранились нигде более не зафиксированные черты ежедневной жизни херсонеситов Крыма: особенности устройства крупного домовладения, примыкавшего к оборонительной стене, характеристика богатств состоятельного гражданина, обычай ежегодно устраивать поминальные пиры в течение нескольких лет после смерти ближайших родственников.

Ключевые слова: Херсонес, Боспор, Крым, ежедневная жизнь, херсонеситы.

В УТТТ-УТТ вв. до н. э. в Ионии появился новый жанр фольклора, называемый теперь новеллой. Позднее она стала излюбленной формой устного творчества во всей Элладе и ее колониях1. Действие новелл происходило в обстановке повседневной жизни без вмешательства сверхъестественных сил, но при этом допускалось наличие знамений, оборотней, привидений и т. п. Устные рассказы о современных событиях рождались постоянно и все время обновлялись. Большинство их быстро забывалось, не получая какой-либо законченной формы. Если же устный рассказ об исторических событиях не умирал вместе с поколением его создателей, он превращался в историческую новеллу с закрепленным сюжетом. Так в течение долгого времени сохранялась в народе память о выдающихся реальных личностях и событиях. Правда, в новеллах художественный вымысел мог преобладать над историческими фактами. Ведь построение новеллы по законам фольклора допускало определенный отход от реалий повседневной жизни. Поэтому имеющиеся, с точки зрения нашей логики, ошибки не стоит считать привнесенными писателями, записавшими предание.

Древнейшие сведения о местном греческом фольклоре в античных государствах Северного Причерноморья сохранились в «Истории» Геродота. В его очерк о Скифии включены две ольвийские исторические новеллы (ТУ, 76, 78, 79). Героем одной был скиф Анахарсис, исполнявший в Гилее недалеко от Ольвии праздничный обряд в честь греческой богини Кибелы. Его убил царь Савлий за измену отеческим богам. Геродот кратко передал лишь сюжет этого фольклорного рассказа, возникшего в Ольвии несколькими десятилетиями ранее посещения историком Нижнего Побужья в середине V в. до н. э. Другая новелла о скифском царе Скиле, имевшем дом в Ольвии и ставшем поклонником Диониса, записана историком подробно, с сохранением особенностей устного повествования2.

То немногое, что сейчас известно о боспорских и херсонесских историках, позволяет заключить, что исторические новеллы служили им одним из источников знаний о прошлом и поэтому занимали заметное место в некоторых их сочинениях.

Новелла о Тиргатао, включенная в «Стратегемы» Полиена (VIII, 55), первоначально составляла часть произведения боспорского историка, писавшего о царствовании Сатира I. Тиргатао, меотянка из царского рода, стала женой синдского царя Гекатея, чьи земли граничили с азиатской частью Боспора. Когда Гекатей лишился престола, Сатир помог ему возвратить власть и взамен потребовал жениться на его дочери, а Тиргатао умертвить. Гекатей не решился убить жену, но заточил ее в крепость. Тиргатао удалось бежать и добраться на родину. Там она вышла замуж за царя иксоматов и склонила к войне местные племена, которые под ее руководством стали опустошать владения Гекатея и Сатира. Они оба были вынуждены просить мира, а Сатиру пришлось дать в заложники своего сына. Коварный боспорский царь подослал убийц к Тиргатао, но покушение не удалось. Тогда царица умертвила заложника и возобновила войну, «подвергая страну всем ужасам грабежа и резни». Сатир умер от отчаяния, а его наследнику удалось заключить мир, принеся Тиргатао богатейшие дары.

Новелла сложилась в кругах боспорян, осуждавших неудачные политические и военные действия Сатира. Его вмешательство в борьбу за власть в Синдике, поддержка местного царя Гекатея привели к войнам Боспора с местными племенами и к тяжелым поражениям боспорян, сопровождавшимся разорением их земли и необходимостью выплачивать дань в виде богатых даров. Имена героев новеллы, названия местных племен и реальные географические ориентиры явно указывают на хорошее знание рассказчиком пограничных с Боспором областей. Новелла сложилась, конечно, на Боспоре, так как этот жанр фольклора возникает только у народов с сформировавшимся государственным строем, которого еще не было у соседей эллинов античных государств Северного Причерноморья. Поэтому, как писал Геродот, скифы ничего не помнили о жизни Анахарсиса, члена местного царского рода, а ольвийские греки, создавшие государство в Нижнем Побужье, рассказали историку новеллу о смерти скифа, случившейся почти на столетие ранее поездки Геродота в Ольвию.

Упоминание о конце царствования Сатира позволяет датировать возникновение новеллы о Тиргатао первой четвертью IV в. до н. э. Современные ученые используют ряд фактов из этой новеллы для реконструкции истории Боспора на рубеже V-IV вв. до н. э.3

Содержание новеллы изложено у Полиена достаточно подробно. Бросается в глаза характерное для фольклора контрастное противопоставление действий отважной героини и ее коварного противника, по заслугам получившего страшное наказание разорением его царства и умершего от отчаяния. В новелле есть подробности, которые грек мог подметить во время боевых действий. Тиргатао названа в начале рассказа меотянкой, так греки называли племена, жившие в окрестностях Меотиды (совр. Азовское море). Точнее национальная принадлежность царицы обозначена позже, когда сказано, что она бежала на родину и там стала женой местного царя иксаматов. Это сарматское племя упоминается близ Синдики уже на рубеже VI-V вв. до н. э. у Гекатея Милетского (фр. 216), а позже у других авторов (Ps. Scymn. 878; Mela, I, 114; Steph. Byz s. v.; Valer. Flacc. Argon VI, 146) около устья Дона и на восточном берегу Меотиды.

Следует согласиться с М.И. Ростовцевым4, что рассказ стилистически обработан автором эллинистического времени, для которого царица Тиргатао ассоциировалась с отважными амазонками, по преданию, обитавшими в степях Северного Причерноморья. Полиен, конечно, не читал записи боспорских историков, он заимствовал новеллу у автора эллинистического времени, который составил сборник рассказов о мужественных женщинах, противостоящих мужчинам. К его творчеству при передаче новеллы следует отнести упоминание о том, что Тиргатао «часто писала письма» Сатиру, спрашивая о боспорянах, просивших ее защиты. В реальности она вряд ли знала греческий язык, а тем более могла на нем писать; ведь в те времена даже большинство гречанок были неграмотными, а на родном языке Тиргатао не существовало письменности. Переговоры с варварами обычно велись устно через послов и переводчиков. Однако, в представлении человека, не знавшего подробностей быта степных народов, царица, подобно женщинам из состоятельных греческих семей эллинистического времени, должна быть грамотной.

Новелла о Тиргатао оказалась единственным сохранившимся образцом подобного жанра фольклора на Боспоре. Сообщения Полиена о хитроумных поступках царей Левкона и Перисада не несут никаких признаков устного рассказа. Эти сведения восходят к хвалебным сочинениям о царях и принадлежат их современникам, писавшим по собственным впечатлениям. Поэтому не правы исследователи, называющие новеллами все рассказы Полиена о Боспоре5.

О существовании исторических новелл в Херсонесе известно сейчас из трудов Полиена и Константина Багрянородного. Старшая из них сложилась на рубеже ТТТ-ТТ вв. до н. э., когда Херсонес имел союзнические отношения с сарматскими племенами6. Рассказ заимствован Полиеном из того же источника, что новелла о Тиргатао7. В нем также героиней является сарматская царица. Доблесть Амаги противопоставлена пьянству и любви к наслаждениям ее мужа. Царице приходилось заниматься судебной и военной деятельностью, поэтому херсонеситы именно к ней обратились с просьбой помочь отразить нападения скифов. Сарматская царица с отрядом всего в 120 человек необычайно быстро с помощью подменных лошадей преодолела за одни сутки 1200 стадиев и совершенно внезапно появилась у ворот дворца скифского царя. Так как там не ожидали никакой опасности, сарматы смогли уничтожить стражу, самого царя и его окружение, а скифы поверили, что с Амагой пришло большое войско. Поэтому царица легко добилась возвращения херсонеситам отвоеванной у них части территории, а также вручила власть сыну убитого царя, который пообещал не нападать на соседних эллинов и варваров.

В «Истории» Геродота (IV, 116) и в трактате «О воздухе, водах и местностях» (гл. 24), вошедшем в свод трудов врача Гиппократа, говорится, что сарматские женщины прекрасно ездили на лошадях, стреляли из лука, метали копья и участвовали в сражениях с врагами. Это подтверждается находками стрел и копий во многих женских сарматских погребениях8. Представление о важной роли женщин в сарматском обществе отразилось в том, что греки называли сарматов гинекократуменами, то есть управляемыми женщинами (Ps. Scymn. 874; Mela I, 116; Plin. NH. VI, 19). На фоне этих сообщений вполне возможно признать, что в ряде случаев сарматка могла возглавить военный отряд, а имена Тиргатао и Амага относятся к реально существовавшим воинственным сарматским царицам.

Следующая известная нам херсонесская историческая новелла появилась в третьей четверти I в. до н. э. Время ее действия определяется присутствием в рассказе сына боспорского царя Асандра, правившего с 47 по 17 г. до н. э. Согласно последним исследованиям ученых, события новеллы датируются 27-25 гг. до н. э.9 Новелла вкючена в сочинение Константина Багрянородного «Об управлении империей», его последняя глава состоит из выписок из какого-то сочинения по истории Херсонеса.

Любознательный херсонесит заинтересовался историей женской статуи, уже давно стоявшей в городе. Он вытер от пыли пьедестал и прочел, за что граждане поставили памятник своей соотечественнице Гикии. Затем он решил узнать о ней более подробно и сумел найти людей, помнивших передававшийся из уст в уста рассказ о подвиге Гикии. Эту историческую новеллу он старательно записал, сохранив особенности устного повествования, и, незначительно ее литературно обработав, включил в свое сочинение о Херсонесе. В трактате Константина Багрянородного текст херсонесита с небольшими правками сохранился в первозданном виде, поэтому новеллу стоит привести полностью в переводе Г.Г. Литаврина10. Курсивом мы выделили praesens historicum (употребление настоящего времени в рассказе о прошлом, характерное для многих жанров фольклора), которым рассказчик постоянно оживлял свое повествование.

«Когда венценосцем и протевоном страны херсонеситов был Ламах, а над боспорианами царствовал Асандр, боспориане, исполненные великой злобы против херсонитов и совершенно неспособные унять коварные помыслы, постоянно стремились как-нибудь отомстить херсонитам за пленения. Итак, узнав, что Ламах имеет единственную дочь Гикию, а у Асандра есть сыновья, они хлопотали о заключении брака, чтобы благодаря этому, нанося удар с безопасностью для себя, отомстить стране херсонитов. Итак, они отправляют послов в страну херсонитов с увещаниями: “Поскольку мы знаем, что истинная любовь имеется между нами и мы бесхитростно относимся друг к другу, давайте породнимся меж собой, дайте нам в невестки дочь Ламаха, прота вашего, за сына Асандра, нашего господина, или возьмите его к себе в зятья, и мы будем знать, что верны друг другу, поскольку сын царя находится с вами”. Херсониты ответствуют им так: “Мы не согласны отдать вам нашу дочь, если же вы хотите дать нам в зятья одного из сыновей Асандра, вашего царя, мы это принимаем, впрочем, так, чтобы сын Асандра, прибывший к нам для того, чтобы стать зятем, никогда не имел возможности вернуться в страну боспориан ради свидания либо беседы со своим отцом. Если же он даже помыслит об этом, сразу, в тот же час сам умрет”. Когда послы были отпущены, достигли страны боспориан и сообщили об этом, Асандр вновь отправил послов, говоря херсонеситам: “Если вы говорите правду и заверяете меня в том, что Ламах согласен сочетать свою дочь с моим старшим сыном, то я пошлю его вам, чтобы он стал зятем”. Ламах же в те времена, как известно, славился большим богатством в злате и серебре, рабами и рабынями, разным скотом и многочисленными владениями. Дом же его на четыре квартала простирался в ширину и длину вплоть до нижних частей (города), называемых Сосы, где он имел собственные ворота в стене и четыре большие калитки для входа и выхода вместе с другими особыми воротцами, так чтобы из входивших в город его животных каждое стадо коров, коней и кобыл, быков и телок, овец и ослов входило через свои воротца и шло в свое стойло. Итак, херсониты упросили Ламаха, чтобы он взял в зятья сына Асандра. Когда Ламах согласился на их просьбу, прибыл в Херсон сын Асандра и женился на Гикии. Когда миновал небольшой срок в два года, Ламах умер, а мать Гикии умерла еще раньше. Поэтому Гикия по прошествии года после погребения отца, когда приближалась годовщина, желая устроить праздник в память своего отца (венценосцем и протевоном Херсона тогда был Зиф, сын Зифона), попросила знатнейших людей города, чтобы они без гордости вместе со всем народом согласились принять от нее вино, хлеб, оливковое масло, мясо, птиц, рыбу и прочее, потребное для празднества, дабы в память Ламаха все горожане с женами и детьми и со всеми семьями радовались и веселились, водили хороводы каждый в своем районе и на площади и не брались вообще за какое-либо дело, заверив клятвенно горожан, что в течение всего времени своей жизни она каждый год в день памяти Ламаха будет давать им подобным образом все для праздника. Когда все было устроено и подтверждено ею клятвенно, ее муж, сын Асандра, питающий втайне коварство и ищущий случая для предательства, узнав обо всем сказанном Гикией и утвержденном клятвой, удивился и похвалил Гикию за клятвенную заповедь и за должное отношение к родителям, согласясь и сам, как говорят, веселиться и совершать возлияния ради такого договора. Затем, когда прошел день памяти и праздник, он известил жителей Боспора через своего раба, сообщив им: “Я нашел способ, благодаря которому мы можем без труда овладеть Херсоном. Итак, вы с перерывами будете посылать мне по десять или двенадцать добрых парней, помимо гребцов на судне, как будто бы посылаете мне дары. Когда же ваши суда, прибыв, причалят в Символе и будут там стоять, я пошлю и доставлю на конях в город приехавших парней и посланное вами”. Таким образом, в течение двух лет из прибывавших время от времени с дарами боспорян сын Асандра, чтобы не была ведома городу хитрость, переводил этих людей пешком из Символа, а через несколько дней, вечером, при всех, отпускал их наружу, как можно более в поздний час. Отойдя от места на три мили, когда спускался глубокий мрак, они возвращались и приходили к так называемому Лимону, а оттуда на корабле он доставлял их в Сосы, а через воротца, которые он имел в стене, вводил их в свой дом так, что никто не знал об этом, кроме трех его рабов боспориан, единственно верных ему людей, одного уходящего в Символ и извещающего, что суда ушли, другого возвращающего боспориан и ведущего в Лимон, третьего доставляющего их из Лимона в Сосы и возвращающего их в дом Ламаха. С их помощью он кормил их в кладовых дома, при том, что Гикия не ведала об этом коварстве, ожидая, как сказано, ежегодного дня памяти Ламаха, празднества всего города и отхода ко сну, чтобы восстать самому ночью и с боспорианами, и со своими рабами сжечь город и перебить всех. Когда по истечении двух лет в доме Гикии собралось до двухсот боспориан и день памяти Ламаха был уже близок, случилось, что рабыня Гикии, горничная, бывшая у нее большой любимицей, была из-за провинности изгнана с глаз ее и заперта. В нижней части помещения, в котором рабыня была заперта, содержались боспориане. Когда рабыня сидела и пряла лен, вышло так, что катушка ее веретена свалилась и, покатившись, упала в глубокую дыру у стены. Встав, чтобы поднять ее, она увидела ее лежащей в глубокой дыре и, не будучи в состоянии вытащить ее из-за глубины, она была вынуждена оторвать от пола у стены одну плитку, чтобы достать катушку, и увидела через отверстие внизу, в нижнем помещении, толпу находившихся там мужей. Увидя, она ловко положила на место плитку, чтобы не было заметно людям внизу, и, тайно послав одну из рабынь, позвала госпожу свою, дабы она пришла к ней, так как она должна услышать и увидеть нечто важное. Гикия, смягченная Богом, пришла к рабыне, и когда она вошла в помещение и закрыла дверь, пав к ее ногам, рабыня сказала: “Госпожа, ты имеешь власть над негодной твоей рабой. Но я хочу показать моей госпоже нечто странное и неожиданное”. Гикия сказала ей: “Говори, без страха и покажи, что это такое”. Рабыня, подведя ее к стене и ловко подняв плитку, говорит ей: “Ты видишь через отверстие, госпожа, спрятавшуюся толпу боспориан?”. Гикия, увидев и поразившись этим делом, сказала; “Не праздное это наблюдение”. И заявляет рабыне: “Как ты расцениваешь это дело?”. Рабыня же отвечает: “Воистину, по воле Божией, госпожа, упала катушка с моего веретена и, покатившись, свалилась в эту дыру, а я, будучи не в состоянии ее достать, была вынуждена оторвать плитку и тогда увидела их”. Та же повелела рабыне аккуратно положить плитку на ее место и, привлекши ее и обняв, поцеловала ее от души и сказала ей: “Ничего не бойся, дитятко: да простится тебе проступок, ибо Бог восхотел, чтобы ты прегрешила, дабы коварство открылось нам. Смотри поэтому, изо всех сил сохраняй тайну и не осмеливайся никому на свете доверить ее”. Впрочем, она держала ее постоянно при себе, больше, чем ранее, как свою доверенную. Позвав двух из своих родственников, бывших особо верными ей, Гикия говорит им наедине: “Отправясь, соберите к себе тайно протевонов и благородных людей города, и пусть они изберут трех верных мужей, способных хранить тайну и делать дело и пусть обяжут их всех клятвенно, чтобы они пообещали мне (совершить) все, что я пожелаю просить их. Пусть они будут тайно присланы ко мне, и я имею нечто настоятельное и полезное городу доверить им. Только поскорее делайте то, что я говорю вам”. Когда ее родственники ушли и втайне рассказали об этом протевонам, тотчас те избрали трех мужей, которых знали как верных людей и, связав их всех клятвой, что если они согласятся что-нибудь либо делать для Гикии, либо давать, то не откажутся от своих слов, но до конца исполнят обещанное ими. Когда они тайно ушли к Гикии, она приняла их и говорит им: “Можете ли вы заверить меня клятвой, что сделаете то, о чем я захочу попросить вас?”. Они же ответили ей: “Воистину, госпожа, мы готовы, о чем бы ты ни попросила нас, заверить тебя, что до конца исполним твой приказ”». Тогда Гикия говорит им: “Поклянитесь мне, что если я умру, похороните меня посреди города, и я скажу вам мою тайну. Видите, тяжкого чего-либо я не требую от вас”. Мужи, выслушав это, со всею готовностью заверили ее клятвенно, говоря: “Если ты умрешь, то мы похороним тебя посреди города и не вынесем тебя за стены”. Гикия, убежденная их клятвами, говорит им: “В ответ на вашу клятву, открываю вам мою тайну. Так вот. Я желаю, чтобы вы знали, что мой муж, питающий природную злобу своего города, коварство и зависть против нас, введя втайне по частям толпу боспориан в мой дом, кормит до двухсот вооруженных людей без моего о том ведома. Но Бог ныне по случаю открыл мне это. Итак, он, как кажется, имеет такую цель, когда я дам праздник городу в память моего отца и вы, отвеселившись, уснете, он ночью с имеющимися у него боспорианами и своими рабами, подожжет ваши дома и перебьет вас всех. Так вот подходит день памяти моего отца, и должно в соответствии с моей клятвой дать вам по обычаю все для праздника, и у меня имеется все наготове. Извольте поэтому все прийти в веселии, попросить и получить все с готовностью, чтобы он еще не помыслил, что мы знаем о деле и чтобы внезапно не началась гражданская война. Извольте поэтому всенародно по обычаю веселиться, но умеренно, и водить хороводы на площадях, но заготовьте каждый в ваших домах дерево, вязанки и плотные факелы, так что когда надоедят вам ликования и танцы, вы прикинетесь, что уходите на отдых, и я тоже поскорее устану и повелю запереть все калитки, и вы точас в полном спокойствии с вашими рабами и рабынями, принеся всем домом дерево, вязанки и факелы, положите их к моим калиткам и воротцам и вокруг всего дома, вылив масло на дерево, чтобы скорее загорелось, и, когда я захочу и прикажу вам, тотчас бросьте огонь, а сами с оружием встаньте вокруг дома, чтобы где бы вы ни увидели выскакивающих из дома через двери, убивали их. Итак, уйдя, расскажите об этой тайне и подготовьте все, что я вам велела”. Горожане, услышав об этом от трех мужей, все быстро сделали согласно словам Гикии. Когда настал день поминовения, как будто веселясь, Гикия послала за мужами города, приглашая их брать все для празднества. Помогал и ее муж при этом и просил, чтобы им было дано побольше вина для веселья. Горожане, охотно получая все, радовались, как было им велено, и водили весь день хороводы. Когда же наступил вечер, горожане стали уставать и уходить в свои дома для отдыха, ибо пировали они всем домом. Гикия, приглашая всех своих людей в своем доме пить без оглядки, чтобы они поскорее опьянев, ложились спать, только горничным своим повелела оставаться трезвыми и себя саму оградила от вина. Ибо найдя порфирный кубок, она дала его своей горничной, знавшей о деле, и велела ей разводить вино водой. А муж, видя порфирный кубок, не догадался, что она пьет вино, разведенное водой. Когда же наступил вечер и горожане, как уже было сказано, устали, Гикия говорит своему мужу: “Так как мы повеселились, пойдем отдыхать и мы”. Муж ее, услышав, еще больше обрадовался и поспешил улечься, ибо не мог он сам сказать так же, чтобы не вызвать подозрения у жены о той хитрости, которую замыслил. Итак, Гикия повелевает запереть воротца и все калитки и принести ей ключи, как обычно. Когда это было сделано, она тайно говорит своей доверенной горничной, знавшей о заговоре: “Изволь с прочими горничными ловко забрать все мои украшения и золото и все нужное, что можете упрятать за пазухой, и приготовьтесь, чтобы, когда я скажу вам, вы последовали за мною”. Они же, сделав все это по ее приказу, были наготове. Когда же ее муж будто бы лег, чтобы поскорее уснуть, а на деле чтобы поскорее встать для заговора против города, Гикия избегала ложиться, пока не заснут все ее домочадцы. Муж ее заснул от большого возлияния. Гикия, видя его спящим, ловко замкнула на ключ спальню и, заперев мужа, спустившись из дома со своими горничными, выйдя спокойно через калитки и закрыв их, побудила горожан поскорее разжечь огонь вокруг дома. Когда огонь был зажжен и дом загорелся, если кто-нибудь из находившихся внутри оказывался в состоянии выпрыгнуть или вырваться, его убивали горожане. Так как весь дом вместе с людьми в нем сгорел до основания, Бог спас херсонитов от козней боспориан. А Гикия, когда горожане хотели разрыть ее сгоревший дом и очистить место для строительства, не позволила этого, а, напротив, побудила весь город, каждого из горожан, носить и насыпать здесь всякие отбросы, чтобы весь дом ее был засыпан как служивший делу заговора против города. Поэтому до наших дней это место называется Сторожевая башня Ламаха.

Когда это так кончилось, херсонеситы, понимая, сколь неизмеримо благодеяние, совершенное с помощью Божией для них Гикией, и что она ничего решительно не пощадила из своего имущества, а важнее всего считала спасение города, воздвигли в награду за такое ее деяние две медные статуи, изображающие ее в юном возрасте, в каком она тогда находилась, и передающие своим видом величие ее благодеяния и любовь к горожанам, поскольку, будучи в юном возрасте, она оказалась столь разумной, что спасла с помощью Бога свое отечество. Тогда как на одной стеле они поместили ее скромно наряженной и открывающей горожанам все, связанное с заговором ее собственного мужа, не другой они представили ее действующей и ведущей борьбу с затеявшими заговор против города. На пьедестале статуи они написали все совершенные ею с помощью Божией благодеяния для горожан. Если находится любитель прекрасного, он регулярно время от времени обтирает пьедестал статуи, чтобы можно было прочесть на нем о событиях и вспомнить о совершенном ею подвиге и о провале козней боспориан.

Через некоторое время, когда венценосцем и протевоном страны херсонитов был Стратофил, сын Филомуса, Гикия, будучи весьма умна и желая испытать херсонитов и узнать, действительно ли они намерены исполнить клятвенное обещание и похоронить ее посреди города, сговорившись со своими рабынями, прикинулась сначала потерявшей ко всему интерес, а затем и умершей. Рабыни, обрядив ее, сообщили горожанам в таких словах: “Умерла госпожа наша, и в каком месте должно ее похоронить, укажите нам”. Херсониты, услышав, что умерла Гикия, и, поразмыслив, отнюдь не стремились соблюсти существо клятвы, а именно похоронить ее посреди города, но, подняв ее, вынесли для похорон за пределы города. Но когда ложе было опущено около могилы, Гикия, сев и оглядев всех горожан, сказала: “Таково-то ваше клятвенное обещание? Так-то вы все соблюдаете? Горе, однако, поверившему в верность херсонита!” А херсониты, видя исполненный над ними розыгрыш, крайне пристыженные совершенным предательством, всячески умоляли ее успокоиться, простить им грех и не стыдить их более. Впрочем, они заверили ее повторной клятвой, что они похоронят ее не вне, а внутри стен города, что, конечно, потом и исполнили. Ибо когда она была еще жива, в месте, которое ей понравилось, они поставили ее гробницу, воздвигли еще одну медную статую и, позолотив, водрузили ее у ее могилы в качестве дополнительного заверения».

Итак, мы имеем запись одного из подробных вариантов исторической новеллы, которая существовала в устной передаче херсонеситов несколько десятилетий. Для современного исследователя упомянутый текст может служить уникальным источником об истории, фольклоре и быте Херсонеса в I в. до н. э. Однако до сих пор внимание исследователей сосредотачивалось в основном на выделении исторических фактов, в первую очередь на свидетельстве о попытке Боспора вернуть свое политическое и экономическое влияние в Херсонесе, который до 46 г. до н. э. входил в состав Боспорского царства и платил ему дань11. С этой целью был заключен брак сына царя Асандра с дочерью одного из самых влиятельных херсонеситов, а позднее составлен заговор для захвата власти в городе. Большая научная литература об этих исторических событиях собрана в комментарии Л.И. Грацианской12; с обновленным вариантом этого издания, находящемся в печати, нам любезно разрешили познакомиться. Там также нет речи о стилистическом разборе текста и о реалиях быта города, которые мы постараемся рассмотреть в новелле.

Историческим новеллам, как и другим прозаическим жанрам фольклора, были свойственны определенные стилистические особенности13. Отметим важные для нашего исследования черты. В отличие от авторов литературных произведений, рассказчик никогда не выступал на первый план повествования, он контрастно противопоставлял положительные и отрицательные качества действующих лиц, характеризовал героев описанием их действий. Собственные имена в повествовательном фольклоре имелись лишь у немногих главных героев, остальные действующие лица назывались по их отношению к героям: друзьями, родственниками, врагами, послами и т. д. В новелле не указывались определенные временные даты, употреблялись излюбленные фольклорные числа три, семь, десять, а крупные числа всегда округлялись. Повествование нередко оживлялось монологами и диалогами героев. В драматических местах, где рассказчик чувствовал себя как бы свидетелем происходящих событий, он переходил от прошедшего времени, в котором велось все повествование, к настоящему (praesens historicum). Одним из важных приемов рассказа была ретардация, то есть замедление повествования, а также указание определенных топографических пунктов, что придавало рассказу особую достоверность. Надо помнить, что устный рассказ не имел закрепленного текста, его детали изменялись при переходе от одного рассказчика к другому; зачастую, но далеко не всегда, это было связано с определенными социальными и политическими взглядами исполнителя. Все эти черты можно увидеть в новелле о Гикии.

Текст полон диалогов героев, записанных в прямой речи. Зная сюжет новеллы, каждый рассказчик по своему усмотрению составлял эти диалоги, и у хорошего рассказчика они становились наполненными эмоциями. В новелле много действующих лиц, но собственные имена имеют лишь героиня и ее отец. Имена прочих персонажей первоначально были у всех на слуху, но стечением времени они переставали быть известными всем жителям города людьми, поэтому, когда оформилась новелла, достаточно было говорить о слугах, родственниках, видных гражданах и заговорщиках. Даже имя мужа Гикии забылось, о котором помнили лишь, что он был сыном царя Асандра.

Действие новеллы концентрируется вокруг главной героини. Ей принадлежит весь замысел раскрытия заговора и уничтожения заговорщиков, хотя вряд ли приглашенные ею на помощь граждане были слепыми исполнителями ее воли и не участвовали в составлении плана расправы с боспорянами. Однако в фольклорном рассказе обычно проявляется стремление к выпрямлению и упрощению сюжета.

Довольно неправдоподобным выглядит сообщение о том, что большое количество заговорщиков собиралось в подвале дома Гикии в течение двух лет, и они силой собирались установить свою власть в городе. Ведь от долгого сидения в небольшом помещении человек быстро теряет хорошую физическую форму и вряд ли способен к активной борьбе. Но для устного рассказа такие соображения не имеют значения, зато позволяют очень эффектно показать, как одним махом херсонеситы расправились с большим отрядом боспорян и перехитрили тех, кто долго готовился навязать им свое господство. Вообще в греческом фольклоре особо ценилась смекалка героев, с помощью которой они побеждали противника. Достаточно напомнить Одиссея с его постоянным эпитетом хитроумный; он был героем множества мифов троянского цикла и побеждал, как правило, именно благодаря своим хитро придуманным планам. В новелле с большим одобрением рассказано о двух подобных замыслах Гикии: она придумала, как усыпить внимание заговорщиков, благодаря чему херсонеситы быстро с ними расправились, а также сумела проверить, исполнят ли граждане ее желание о погребении в черте города.

В общественном сознании херсонеситов издавна существовало убеждение, что покровительницей их города является Артемида в ипостаси Партенос (Дева), которая неоднократно приходила на помощь в критические моменты истории города. Ее чудесные явления в первой половине III в. до н. э. описал в своем труде местный историк Сириск (ЮSPE I . № 344). В надписи III в. до н. э. (ЮSPE I. № 343) сказано, что народ воздает Деве «должную благодарность за полученное от нее спасение», когда варвары напали на участников празднества Диониса, проходившего вне стен города. Выражая свою признательность богине, херсонеситы заверяли ее, что помнят, как она и раньше спасала Херсонес от величайших опасностей. Во время войн Херсонеса со скифами во II в. до н. э. жители города наблюдали знамения в храме богини и были уверены в ее содействии полководцу

Ю8РЕ I. Latyschev В. ТшспрйопеБ огае 8ер1еп1гюпа1к РопИ ЕихЫ. РйгароИ,Диофанту и его воинам, победившим врага (Ю8РЕ I. № 352). Помощь Девы в раскрытии заговора боспорян несколько раз упоминалась в новелле о Гикии. Однако переписчик текста, живший через несколько столетий, когда христианство стало единственной религией в Херсонесе, заменил упоминание богини понятным ему Богом, не задумываясь о том, что во времена действия новеллы христианства еще вообще не существовало. Поэтому получилось, что Бог, а не языческая богиня, помог Гикии обратить внимание на просьбу зайти к провинившейся служанке: ведь хозяйка скорее всего не стала бы навещать разгневавшую ее рабыню. Служанка сочла, что по божьей воле упало пряслице с ее веретена, и благодаря его поискам она обнаружила заговорщиков. В конце новеллы трижды сказано, что Гикия спасла отечество с божьей помощью, а один раз прямо сказано: «Бог спас город херсонитов от козней боспорян».

Еще одно исправление переписчика новеллы коснулось названия города и его граждан. Как свидетельствуют надписи, до заката античности город назывался Херсонесом, а его жители херсонеситами, наименования Херсон и херсониты появляется в У-У1 вв. н. э.

Херсонесский историк, прочитав надпись на пьедестале статуи Гикии, ввел оттуда в новеллу некоторые сведения. При имени гражданки в официальных документах греки всегда называли имя отца или мужа женщины. В надписи Гикия явно именовалась дочерью уважаемого херсонесита Ламаха, а не женой коварного боспорянина. В надписи также упоминался царь Асандр, при котором боспоряне составили заговор для покушения на независимость Херсонеса, и это произошло, когда стефанофором и протевоном был Зет, сын Зета (в переводе Г.Г. Литаврина часто встречающееся в надписях Херсонеса римского времени имя Z'p9oc; передано как Зиф, что соответствует произношению византийцев). Писатель вставил эти слова из надписи как вводное примечание в текст новеллы. Также из официального документа автор заимствовал дату мнимой смерти Гикии при стефанофоре и протевоне Стратофиле, сыне Филомуса.

Новелла о Гикии представляет уникальный источник о ежедневной жизни Херсонеса на рубеже I в. до н. э. I в. н. э. Мы узнаем, что в Херсонесе имелись районы с разными названиями; один из них, примыкавший к стене в припортовой части города, назывался Сосы. На городском участке богатого человека находилось несколько строений и среди них загон для скота, который мог укрыться за городскими стенами в случае нападения неприятеля. Постройки на участке, примыкавшем к оборонительным сооружениям, могли иметь собственную калитку в стене, чтобы выводить скот на пастбище.

По надписям известно, что в эллинистический и римский периоды город украшали бронзовые и мраморные статуи мужчин, граждан и иностранцев, оказавших услуги Херсонесу. Из рассматриваемого нами текста становится известно, что наградить статуей за заслуги могли женщину уже в I в. до н. э.

В новелле говорится о трех статуях Гикии, но, возможно, та, на которой не было надписи, изображала не эту героиню. О том, что в Херсонесе имелись скульптурные изображения соотечественниц, оказавших услугу государству, известно по надписи II в. н. э.; она уцелела на постаменте статуи Лаодики. Ее отец Зет, так же, как отец Гикии Ламах, занимал высшие должности в государстве, а муж Тит Флавий Партенокл имел не только местное, но и римское гражданство (ЮSPE I. 431)14 К сожалению, в сохранившейся части надписи нет сведений о заслугах Лаодики.

Характеристика богатств Ламаха дает представление о том, чем владели богатые херсонеситы. Это большой дом в городе, золото и серебро, которые, вероятно, находились не только в монетах, но из этих металлов изготовлялись и сосуды, и украшения. Кроме того, богач был крупным землевладельцем и имел большие стада домашних животных: коней, коров, овец и ослов; для каждого вида животных существовали отдельные стойла. Для ведения хозяйства в распоряжении состоятельного гражданина было много рабов и рабынь. Мы узнаём также, что состоятельные херсонеситы приглашали на угощение горожан в годовщину смерти своих родителей.

В новелле отражены еще некоторые другие подробности быта. В богатой семье у мужчин и женщин имелись слуги для личных надобностей. Помогая во всем хозяевам, они становились их доверенными особами, на которых можно было положиться в разных затруднительных случаях. Так, муж Гикии поручал своим трем верным рабам тайно проводить в дом заговорщиков, а личная служанка Гикии была ее любимицей; она названа заимствованным из латыни словом коиРгкоиХарга (сиЫси1апш слуга спальник). Это слово указывает на знание латинского языка автором, записавшим новеллу. За провинность хозяйка посадила служанку в отдельную комнату и дала задание прясть лен. Таково было наказание, так как это не входило в обязанности девушки, ведь этим занимались рабыни рангом ниже; но, как всякую женщину в античности, ее с детства учили прясть и ткать. В переводе сказано, что служанка уронила катушку, которая закатилась в глубокую дыру в полу, в которой она увидела боспорян. Однако на веретене не было катушек. На его нижнюю часть насаживали различные пряслица; они играли роль маховика, обеспечивая непрерывное вращение веретена, а в зависимости от их количества и веса получалась нить разной толщины. Именно о пряслице (oф6v5'oA,оc;) шла речь в новелле. Деревянные и костяные веретена и пряслица неоднократно находили при раскопках античного Херсонеса15.

Обратим внимание еще на одну неточность перевода, имеющую значение для понимания смысла описываемого эпизода. Речь идет о «порфирном кубке», из которого, чтобы не опьянеть, Гикия пила воду вместо вина. Трудно представить сосуд, сделанный из камня порфира. Речь идет о цвете кубка, скорее всего о краснолаковой чаше. Ведь прилагательное лорфиреос; означает темнокрасный. В красном сосуде трудно заметить цвет жидкости и отличить вино от воды. Не случайно сказано, что Гикия отыскала такой кубок, ведь краснолаковую посуду, в частности чаши, украшенные растительным или геометрическим орнаментом, стали ввозить в Северное Причерноморье только в I в. до н. э.16, так что во времена Гикии такой кубок был редкостью.

Херсонесский историк записал подробный вариант новеллы о Гикии и дополнил ее своими наблюдениями. Он вставил описание памятников херсонесской героини. Это о себе он написал, что любитель прекрасного регулярно обтирает пьедестал статуи, чтобы можно было прочесть историю о подвиге Гикии и о провале козней боспорян. Видимо, в надписи указывалось, при каких высших магистратах происходили события в жизни Гикии, и оттуда историк заимствовал их имена. Представляется мало вероятным мнение А.Ю. Виноградова, что эти имена автор для придания сочинению большей достоверности произвольно взял из документов II в. н. э., так как в известных сейчас надписях подобные имена встречаются обычно в названном веке17.

Историческая новелла о боспорском заговоре и подвиге Гикии продолжительное время существовала в фольклоре херсонеситов. Писатель, включивший это предание в свой труд, жил не позднее I--II в. н. э. Он, вероятно, сам будучи талантливым рассказчиком, детально воспроизвел народное предание с его характерными особенностями устного повествования. Долгому сохранению новеллы в памяти херсонеситов способствовали стоявшие в городе памятники Гикии с надписями о ее деяниях, а также топоним Ларахоп окопп, который, как нам кажется, надо перевести не как Ламахова башня18, а как возвышение на месте сгоревшего дома Ламаха. Ведь Гикия просила горожан засыпать пожарище (так появилось возвышение) и оставить на память это место незастроенным; оно оставалось таковым и во время херсонесского историка (o^pspov), называясь возвышением Ламаха. Из рассмотренного текста мы узнаем многие, больше нигде не зафиксированные, исторические факты и подробности быта херсонеситов, а также получаем образец использования местным историком устной новеллы в качестве источника о прошлом города. Писатель дополнил новеллу сведениями из надписей на памятниках Гикии, а тот, кто делал выписки для Константина Багрянородного, внес незначительные правки в названия Херсонеса и его граждан и в упоминания богини Партенос, заменив ее христианским Богом.

В декрете в честь Сириска с краткой характеристикой его сочинения о Херсонесе сохранилось единственное свидетельство, дающее представление о тех, кто писал исторические труды в античных государствах Северного Причерноморья. По-видимому, они принадлежали к состоятельным семьям, имевшим возможность предоставить сыновьям хорошее гуманитарное образование; оно, в частности, давало навыки сочинения прозаических произведений и прививало привычку посвящать свой досуг интеллектуальным занятиям. Примером такого человека может служить боспорянин Сопеид, учившийся в Афинах в знаменитой риторской школе Исократа (Dion. Hal. De

Иоог. 18). Его отец, приближенный царя Сатира, имел средства для требуемой Исократом высокой платы за обучение. Среди выпускников школы прославленного оратора были широко известные историки Андротион, Эфор и Феопомп. Поэтому теоретически Сопеид, современник Сатира I и Левкона I, мог написать сочинение об истории своего государства и по традиции, идущей от Геродота, воспользоваться историческими новеллами, как источником для своего труда.

Авторами исторических произведений могли быть также секретари Народного собрания и Совета в Херсонесе и секретари боспорской царской канцелярии. С этой должности начинали многие граждане, желавшие сделать карьеру в органах власти. Судя по сохранившимся надписям с пространными текстами почетных декретов и официальных писем, которые они составляли, большинство секретарей имели хорошее образование; по роду занятий им приходилось участвовать в политической деятельности государства и постоянно обращаться к архивам. Это могло склонять к размышлению о судьбах родины и к написанию исторических произведений, которые включали наряду с письменными источниками устные рассказы о прошлом.

Литература

1. Доватур А.И. Повествовательный и научный стиль Геродота. Л., 1957. С. 66; Trenkner S. The Greek Novella in Classical Period. Cambridge, 1958.

2. Скржинская М.В. Скифия глазами эллинов. СПб., 1998. С. 102-110.

3. Шелов-Коведяев Ф.В. История Боспора в VI-IV вв. до н. э. // Древнейшие государства на территории СССР. М., 1985. С. 129-130.

4. Ростовцев М.И. Скифия и Боспор. Л., 1925. С. 131.

5. Шелов-Коведяев Ф. История Боспора. С. 121; Русяева А.С., Супруненко А.Б. Исторические личности эллино-скифской эпохи. К., 2003. С. 74-76.

6. Херсонес Таврический в середине I в. до н. э. VI в. н. э. Очерки истории и культуры. Харьков, 2004. С. 236.

7. Ростовцев М.И. Амага и Тиргатао // Записки Императорского Одесского общества истории и древностей. Т. 32. Одесса, 1915. С. 58-63.

8. Бунятян Е.П. Методика социальных реконструкций в археологии. К., 1985. С. 70.

9. Херсонес Таврический в середине I в. до н. э. VI в. н. э. ... С. 39-41.

10. Константин Багрянородный. Об управлении империей. Текст. Перевод. Комментарии. М., 1989. С. 259-273.

11. Херсонес Таврический в середине I в. до н. э. VI в. н. э. ... С. 40.

12. Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 454-457.

13. Доватур А.И. Повествовательный и научный стиль Геродота. С. 65; Aly W. Volksmдrchen, Sage und Novelle bei Herodot und seinen Zeitgenossen. Gцttingen, 1921. S. 240.

14. Херсонес Таврический в середине I в. до н. э. VI в. н. э. ... С. 445.

15. Сокольский Н.И. Деревообрабатывающее ремесло в античных государствах Северного Причерноморья. М., 1971. С. 219; Петерс Б.Г. Косторезное дело в античных государствах Северного Причерноморья. М., 1986. С. 57-59. Табл. 11, № 24, 25.

16. Античные государства Северного Причерноморья. М., 1984. С. 231.

17. Виноградов А.Ю. Херсонес Херсон: две истории одного города // Вестник древней истории. 2013. № 1. С. 52.

18. Сапрыкин С.Ю. Асандр и Херсонес (к достоверности легенды о Гикии) // Советская археология. 1987. № 1. С. 50.

Размещено на Аllbеst.ru