Политические репрессии Союза Советских Социалистических Республик

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

Глава 1. Политические репрессии в СССР

1.1 Эпизоды «большого террора»

1.2 Изменения в политической системе

Глава 2. «Все что было, не забыто»

Заключение

Список литературы

Приложение

Введение

Актуальность

Историческая память составляет одну из основ осознания человеком своего «Я» в семейной родословной и в истории своего народа, понимания нашего «Мы» в национальной и культурной общности страны, а также в рамках общечеловеческой цивилизации. По мысли В. Кара-Мурзы, отсутствие памяти порождает нечувствительность к корням родной культуры. [5]

В этой связи анализ состояния и форм проявления исторической памяти по отношению к репрессированным гражданам вызывает практический интерес. Дело в том, что будущее России и её народа не в возращении к прошлому, а в движении вперёд, в упорной и настойчивой созидательной работе. Старшее поколение, пережившее репрессии, помнит это трагическое время. Жертвы политического террора взывают к памяти потомков. Наш долг - восстановить историческую справедливость. Оправдать честные имена оклеветанных и безвинно репрессированных граждан России. [3]

Говорят, мертвым не больно. Но за мертвых больно живым (а если не больно, тут уж нужно кричать «караул!»). Одним поколением, как и людям, везет больше, на долю других выпадают самые тяжкие страдания. Но железной стеной поколения друг от друга не отделены. Просто отвернуться от былого - это еще ни одному обществу безнаказанно не удавалось. Либо очищение и покаяние, либо, как на плохо выполотом поле, снова расцветут сорняки. Слишком долго мы относили лозунг «Никто не забыт и ничто не забыто» лишь к жертвам Великой Отечественной войны. А ведь от сталинского террора в стране погибло не меньше людей, чем в годы войны с гитлеровскими захватчиками. Есть люди, которые до сих пор убеждены, что «раскулачивали», выселяли, губили миллионы крестьян - «за дело». Говорят, что они были «враги советской власти» и потому заслужили «ликвидации». Нынешние же разговоры об их реабилитации - не что иное, как «непростительная ошибка» или даже «происки врагов социализма». Среди нас живут потомки тех, чьи деды и отцы, носили клеймо «Врага народа». Поэтому невольно возникает вопрос: «Так что же такое репрессии в СССР - это преступление против человечества или исполнение государственных законов страны?» Чтобы ответить на этот вопрос, были использованы теоретические методы (исторический, логический, анализ и синтез), методы сбора информации, математико - статистический метод, которые помогли сформировать представление о масштабах массовых репрессий в СССР и их влияние на судьбу односельчан.

Объект исследования:

Годы репрессий в СССР с 1920-1954 гг.

Предмет исследования:

Судьба репрессированных в родном селе.

Цель:

Сформировать представление о сущности и масштабах массовых репрессий в СССР.

Задачи:

1. Изучить политические процессы в годы репрессий с 1920 - 1954гг.

2. Выявить влияние политики государства на судьбы людей (в частности Победительского поселения, в которое входит село Спайка).

Глава 1. Политические репрессии в СССР

1.1 Эпизоды «большого террора»

В 20-х годах новая власть, в общем и целом разобравшись с врагом внешним и внутренним, окончательно поделила страну и ее народ на два лагеря, отказала своему противнику даже в элементарном праве на существование. Также и с литературой, искусством, народным творчеством: что отвечало идеологическим требованиям - удостаивалось скрупулезного собирательства, многочисленных переизданий. Для всего остального, несоветского или антисоветского - цензурные рогатины, статьи УК 9 (58, а потом 70), высылка, заключение, а то и расстрел. [6]

Сколько же за эти годы советских граждан подверглось репрессиям, и сколько их было расстреляно? Истинные цифры мы, наверно, не узнаем никогда. Сотрудники НКВД скрывали места расстрелов и захоронений, держали в строгом секрете списки репрессированных и расстрелянных.

По инициативе Ф. Э. Дзержинского был организован на базе бывшего Соловецкого монастыря специальный концентрационный лагерь СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения), куда высылались в порядке изоляции члены небольшевистских партий (кадеты, эсеры, меньшевики и пр.), белогвардейцы, духовенство, и другие лица, отнесенные советской властью к «врагам народа». [6]

К концу 30-х годов наша страна имела мощный экономический потенциал. Однако тоталитарный режим осуществил этот скачок благодаря жесткому контролю со стороны государства всех сфер жизни советского общества, опираясь на внеэкономические меры принуждения и эксплуатацию собственного народа.

Тоталитаризм - политический режим, стремящийся к установлению абсолютного (тотального контроля) над различными сторонами жизни каждого человека и всего общества в целом. [1]

Система репрессий служила экономическим и политическим целям партии большевиков, которую Сталин называл «орденом меченосцев внутри советского государства…» Человек становился механизмом, «винтиком», который можно было всегда легко и быстро заменить.

30 января 1930 года вышел еще один документ, который увеличил число жертв репрессий.

1. Отменить в районах сплошной коллективизации в отношении индивидуальных крестьянских хозяйств действие законов об аренде земли применении наемного труда в сельском хозяйстве…

2. Конфисковать у кулаков этих районов средства производства, скот, хозяйственные постройки, предприятия по переработке, кормовые и семенные запасы.

3. Высылка в отдаленные местности Союза ССР и в пределах данного края в отдаленные районы края. [6]

В СССР во время проведения репрессий (с 1921- 1954гг.) наблюдались всплески (подъемы) и спады репрессий. Всплески или новые волны репрессий были связаны с этапом классовой борьбы против различных врагов.

13 мая 1935 года ЦК ВКП (б) принял решение создать «Особую комиссию безопасности» Политбюро для руководства ликвидацией врагов народа.

В результате двух летней работы «Комиссии безопасности» явился план, согласно которому все взрослое мужское и интеллигентная часть женского населения были разделены на три группы: интеллигенция, рабочие и крестьяне, которые органами НКВД были подвергнуты негласной политической проверке. Для каждой из этих групп был установлен процент людей, подлежащий ликвидации и были указаны ее сроки.

Ликвидации подлежали следующие категории:

а) бывшие дворяне, буржуи, чиновники и офицеры царского времени, и их дети;

б) бывшие участники «Белого движения» и их дети;

в) служители религиозного культа;

г) бывшие кулаки и подкулачники;

д) бывшие участники антисоветских восстаний;

е) бывшие оппозиционеры; и т. д. [11]

Ликвидации и лишению свободы подлежали не только остатки белого движения (и их дети), но и коммунисты - бывшие члены оппозиционных течений в ВКП (б)- 383 списка виднейших партийных и государственных деятелей.

Насильственная коллективизация, сопровождаемая раскулачиванием зажиточных крестьянских хозяйств, привела к невиданному росту числа заключенных. В годы коллективизации на территории Омской области репрессиям были подвергнуто более 28 тыс. крестьянских семей.[4]

А убийство 18 декабря 1934 года Секретаря Ленинградского губкома ВКП (б) С.М. Кирова послужило поводом к началу массовых политических репрессий в СССР.

В. М. Молотов так объяснил причины «большого террора»: «1937 г. был необходим. Если учесть, что мы после революции рубили направо - налево, одержали победу, но остатки врагов существовали, и перед лицом грозящей опасности фашистской агрессии они могли объединиться. Ведь даже среди большевиков были и есть такие, которые хороши и преданы, когда все хорошо, когда стране и партии не грозит опасность. Но если начнется что-нибудь, они дрогнут, переметнутся. Сталин ввел очень правильную линию: пускай лишняя голова слетит, но не будет колебаний во время войны и после войны». По мнению Молотова, массовые репрессии были «профилактической чисткой» без особых границ.[6]

1937- 1938 годы - эти годы массовых арестов и расстрелов называют годами «Большого террора». НКВД возглавил Н. Ежов, но не ему принадлежал замысел акции «Большого террора», он был лишь исполнитель. Идеологически «Большой террор» был основан еще в 1928 году сталинским тезисом об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Ежов представил план «Большого террора» на утверждение Политбюро ЦК ВКП (б) 2 июля 1937 года.

Одним из инициаторов массовых репрессий в Сибири и фанатичным исполнением воли Сталина был секретарь крайкома партии, кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП (б) Р.И. Эйхе. В январе 1937г. Эйхе организовывал своего рода карательную экспедицию по промышленным районам Сибири. В тюрьмах оказались и представители сибирской партийной верхушки: секретарь Омского обкома партии Булатов, подписавший первый протокол омской карательной «тройки» в 1937 году. В период «исправления перегибов» погибли многие омские работники НКВД-ОГПУ.

Все население СССР было разбито на группы и категории, с процентами на аресты и расстрелы по областям и республикам.

НКВД занялся планированием арестов. Каждому региону устанавливался строгий план, невыполнение которого расценивалось как вредительская деятельность. План для НКВД Омской области- 3 500 человек (по первой категории- 1000).

Чекисты не только выполняли, но и перевыполняли планы. Начальник Омского Управления НКВД Г.Ф. Горбач уже в августе 1937г. сообщал наркому внутренних дел СССР Н. И. Ежову, что «по первой категории арестовано 5 444 человек». Горбач просил увеличить лимит на расстрел до 8 тыс. человек. Это письмо попало к Сталину, который наложил резолюцию: «За увеличение лимита до 8 тыс. И. Сталин». За особые заслуги Горбач был переведен в Новосибирск на должность начальника НКВД Западно-Сибирского края. Здесь этот палач распорядился расстрелять 25 тыс. бывших солдат и офицеров российской армии, в годы первой мировой войны оказавшихся в германском плену.[2]

Пик репрессий приходится на 1937-1938г.г. За эти два года в СССР по политическим мотивам было арестовано 1 548 366 человек, из них расстреляно 681 692[6].

Мы сегодня имеем уникальную возможность увидеть эти страшные цифры жертв государственного террора.

Официальные жертвы «БТ» опубликовало НКВД

1 344 923 арестованных;

681 692 расстрелянных.

Известный историк Конквист называет числа жертв «БТ»

12-14 млн. человек арестованных;

не менее 1 млн. расстрелянных.

Комиссия ЦК КПСС в 1962 году назвала и того больше:

19 млн. арестованных;

не менее 7 млн. расстрелянных. [6]

В течение 1937 года, по решению омской «тройки», было расстреляно 11 тысяч человек, еще свыше 6 тысяч отправлены в лагеря. Плановая «зачистка» продолжалась в 1938 году. Репрессиям были подвержены еще 8,2 тысячи омичей. [4]

Массовые аресты аппаратом НКВД начались с августа 1937г. Когда весьма скудный оперативно-агентурный учет антисоветского элемента был исчерпан, необоснованные аресты начали проводить в массовом порядке только лишь для выполнения лимитов. При производстве этих арестов не принимались во внимание ни возраст, ни прошлая и настоящая деятельность человека. Достаточно было случайно оказаться на рынке и попасть под облаву, для того чтобы быть арестованным и подвергнутым допросу по обвинению в антисоветской деятельности - шпионаже, принадлежности к контрреволюционной организации.

Документы во время облав у задержанных не проверялись, а после ареста арестованный попадал на “конвейер”, подвергался избиению и «давал» показания по заказу следователя. В феврале месяце 1938г. впервые в НКВД, был введен так называемый “массовый конвейер”. “Массовый конвейер” состоял в том, что в специально отведенное помещение ставились лицом к стене десятки арестованных, которым специально назначенный дежурный по “конвейеру” не давал спать и ложиться до тех пор, пока они не согласятся дать показания, требуемые следователем. «Упорствующие» арестованные подвергались также избиениям, заковыванию в наручники или связыванию.

Установлено большое количество случаев, когда арестованные выдерживались по 30 - 40 суток без сна. На этих массовых “конвейерах” или, как их еще называли “конференциях”, периодически устраивались поголовные избиения арестованных пьяными сотрудниками, доходившими до изуверства.

Одним из самых возмутительных способов вымогательств показаний у арестованных, несомненно, являлся так называемый допрос “на яме”. Сущность этого допроса состояла в том, что арестованного, который, несмотря на применение “конвейера” и избиений, упорно не сознавался, следователи в числе осужденных к расстрелу вывозили за город к месту приведения в исполнение приговоров и, расстреливая в его присутствии осужденных, угрожая расстрелом ему самому, требовали, чтобы он сознался. Такой допрос обычно заканчивался оговором десятков и даже сотен в большинстве ни в чем не повинных людей.

Низовые работники, будучи менее искушенными, в провокациях, прибегали к более грубым подлогам. Они составляли протоколы допросов от имени не существующих в природе свидетелей и сами подписывали эти подложные протоколы. А так же составляли фиктивные протоколы обысков о якобы найденных крупных суммах денег, оружии, подложные справки о социальном, имущественном положении обвиняемых, превращая колхозников, бывших бедняков и середняков, в кулаков и середняков, рабочих - в бывших белогвардейцев, участников антисоветских партий.
Обычно для подтверждения “виновности” арестованного допрашивались два - три человека подставных свидетелей, которые никаких показаний по существу не давали, а подписывали протокол, заготовленный и сочиненный следователем; к делу приобщалась подложная справка о социальном происхождении обвиняемого, допрашивался обвиняемый, и дело направлялось на рассмотрение “тройки”. [6]

Большинство важных объектов первых пятилеток было построено руками заключенных, в том числе и Беломорканал, соединивший Белое и Балтийское моря. 100 тыс. заключенных рыли огромный котлован без использования какой- либо техники. Строительство канала обошлось в четыре раза дешевле, чем рассчитывали экономисты. Подневольный труд узников ГУЛАГа использовался на лесозаготовках, при добыче полезных ископаемых, на стройках. Возник необычный тип производства - так называемые «шарашки», где инженеры, ученые работали по своей специальности, находясь в заключение.[7]

Сталину нужна была где-нибудь великая стройка заключенными, которая поглотит много рабочих рук и много жизней (избыток людей от раскулачивания), с надежностью душегубки, но дешевле ее. Часто после окончания строительства очередной великой стройки социализма, рабочих ликвидировали (расстреливали) по поводу сокращения рабочих мест[4]. Десятки миллионов людей, прошедших ГУЛАГ, сложили там свои головы или вышли - на свободу, усвоив глумливую антихристианскую мораль - «умри ты сегодня, я - завтра». Отныне понятие «ГУЛАГ» стало нарицательным для определения советской лагерной системы, опутавшей густой сетью всю страну.

Система ГУЛАГа позволила перебрасывать рабочую силу в определенные места, обойтись без больших затрат на социальную инфраструктуру, и ни одна стройка, разработка полезных ископаемых, лесных запасов и т. д. не обходилась без этой неприхотливой, беспрекословной дешевой силы.

В 1934г. в Омске сформированы исправительно-трудовые колонии.

ИТК-1- сельскохозяйственная, ст. Московка.

ИТК-2- промышленная, фабрика лыж.

ИТК-3- лесозаготовки, г. Тара.

ИТК-4- строительство, г. Омск.

ИТК-5- промышленная г. Омск.

ИТК-6- промышленная, г. Омск.

ИТК-7- строительство, г. Омск.

ИТК-8- сельскохозяйственная, пос. Речной.

ИТК-9- промышленная, на Сибзаводе.

ИТК-10- строительство, г. Омск.

В настоящее время на прежнем месте сохранились колонии 1, 5, 6.[3]

Лагеря, как правило, располагались на открытых, удаленных от леса площадках. Они обносились высоким деревянным забором и несколькими рядами колючей проволоки. По углам располагались наблюдательные вышки высотой до 19метров. В самой зоне строились бараки, карцер, столовая, больница, здания лагерной администрации. «Бараки в зоне, словно курятники,- крыши земляные, щели. Нары двухъярусные, голые доски. Но всем не хватало места. Кто-то под нары забирался, кто на полу».

Одевали заключенных в обмундирование 3-4- го срока носки, кормили плохо, но работать заставляли помногу.

Баланда состояла из одних и тех же компонентов - воды, мороженой картошки и такой же вымороженной капусты. От капусты исходил отвратительный, кислый запах… Хлеб давали из муки крупного помола и непременно пропитанный полынью. Возьмешь шершавый кирпич в руки, чуть сожмешь, он тут же рассыпается. Положишь кусочек в рот- вкус вроде есть, однако небо обжигает горечь, будто кто-то хлеб обкатал в жгучем перце. Но голод - не тетка, едим и жалеем, что мала пайка.[4]

Несмотря на голод, на свирепствовавший тиф, на непривычные для большинства спецпереселенцев морозы, поселки жили, отстраивались. В поселках спецпереселенцев «…организована… учебная часть в примитивных школах». Строились бани, пекарни, столовые и даже клубы. Основным занятием была заготовка леса, но, вместе с тем, на территориях, очищенных от леса, раскорчевывались пни (эту тяжелую работы, которая считалась второстепенной, в основном выполняли женщины). Поля, отвоеванные у тайги, распахивались. Лагеря и спецпереселения постепенно преобразовывались в колхозы.[6] Все семьи лиц, репрессированных по первой и второй категории, были взяты на учет, и было установлено за ними систематическое наблюдение.[4]

Обрушилось страшное горе, несущее тяжелые последствия семьям «врагов народа». Членов семьи увольняли с работы. Детей исключали из пионеров, комсомола. Принуждали отказаться от родственников, так как они «враги народа».[8]

Всего за 1930-1938гг. по разным оценкам, вынужденно покинули родные деревни от 3 до 4,5 миллиона человек, Меньшая часть из них была арестована и приговорена к расстрелу или к заключению в лагерь 1,8 миллиона стали «спецпоселенцами» в необжитых районах Европейского Севера, Урала, Сибири и Казахстана. Остальных лишили имущества и расселили в пределах своих же областей, кроме того, значительная часть «кулаков» бежали от репрессий в большие города и на индустриальные стройки. Последствием сталинской аграрной политики стал массовый голод на Украине и в Казахстане, унесший жизни 6 или 7 миллионов человек (средняя оценка), однако ни бежавшие от коллективизации, ни умершие от голода формально не считаются жертвами репрессий и в книги памяти не включаются.

Наиболее масштабными эти административные депортации были во время войны.[11]

Всех немцев, включая младенцев и стариков, объявили «социально опасными», заподозрили в «диверсантской и шпионской» деятельности. Массовое выселение немцев началось с Указа Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья». В сотнях актов и указав с грифом «Секретно» и «Совершенно секретно» речь идет об одном - немцы подлежат выселению: когда, откуда, куда.

Всего за1940-1945 гг. были депортированы более 1 100 000 российских немцев. В Новосибирскую область - 133 684, в Алтайский край- 100 303, в омскую область депортировано 83906 немецкого народа, в Красноярский край - 78 050 человек.[11]

Вслед за высылкой немцев началась вторая волна депортации, проходившая с ноября 1943 по июнь 1944 года. Шесть народов (чеченцы, ингуши, крымские татары, карачаевцы, балкарцы и калмыки) были высланы в Сибирь, Казахстан, Узбекистан, Киргизию под предлогом их «коллективного сотрудничества с немецкими оккупантами». [6]

Принудительное выселение во время Великой Отечественной войны целых народов, подозреваемых в диверсиях, шпионаже и сотрудничестве с нацистскими оккупантами,- еще одно из многочисленных белых пятен советской истории, тщательно охраняемых от огласки. Лишь с конца50-х годов власти признали «бесчинства» и «слишком широкие обобщения», имевшие место при выдвижении столь массовых обвинений.

Освобождение Восточной Пруссии, дыхание близкой победы и вдруг…

допросы, хождение по мукам в оцепленных колючей проволокой лагерях. «Архипелаг ГУЛАГ» - образно назвал Солженицын интенсивную хозяйственную деятельность Советской лагерной системы. «Целые дивизии сельских и городских жителей были отправлены возделывать острова ГУЛАГа, вместо вымерших там туземцев».[10]

Три дня спустя после подписания мира 11 мая 1945 года советское правительство отдало распоряжение о создании сотни новых контрольных лагерей и фильтрационных пунктов, рассчитанных на десять тысяч мест. Вернувшиеся на родину советские военнопленные обязательно проверялись военной контрразведкой, организацией СМЕРШ, гражданские - специально созданными для этого службами НКВД. За девять месяцев с мая 1945 по февраль 1946 года более 4 200 000 советских граждан возвратились на родину. Приблизительно 360 000 человек, были отправлены в ГУЛАГ, большинство из них как «предатели родины», что означало: от десяти до двадцати лет лагерей или статус спецпоселенца под контролем одной из комендатур НКВД. [6]

В начале 1953 года в ГУЛАГе содержалось 2 500 000 заключенных, распределенных по разным структурам.[6]

1.2 Изменения в политической системе

После смерти И. В. Сталина к власти пришло «коллективное руководство». Каждый претендовал на роль лидера страны, что послужило причиной борьбы за власть, носившей непрерывный характер вплоть до весны 1958 года. Борьба закончилась победой Н. С. Хрущева.

Однажды Н. С. Хрущев сказал: «Помру я … положат люди на весы мои, на одну чашу - худые, на другую - добрые.… И добро перетянет». Прав ли оказался или нет, - попробуем разобраться, познакомиться с основными преобразованиями в СССР в 1953-1964гг. А начнем с политической сферы. Как вы думаете, почему?

1953г.- прекращение «дела врачей»

1954г.- реабилитация жертв «ленинградского дела»

1955г.- реабилитация жертв Европейского антифашистского центра. Реабилитация военачальников. Пересмотр политических обвинений в 30-х гг.

1957г.- реабилитация народов Кавказа

Реабилитация не коснулась:

1. виднейших членов партии, представлявшие альтернативы развития страны в 20-30-гг.

2. немцев Поволжья и Крымских татар.

1. Восстановление в правах и возвращение доброго имени репрессированных людей.

2. Реорганизация системы лагерей.

3. 1958г. - обновление «Основ уголовного законодательства».[6]

В течение 1953 года отпустили около тысячи человек, до 1953 года - около 10 тысяч. Подсчеты показали, что только внутренними депортациями, то есть теми, что не выплескивались за ширящиеся границы советского государства, было охвачено более 6 млн. человек. [11]

После ХХ съезда было освобождено подавляющее большинство заключенных, арестованных по политическим статьям. Если в 1954-1955 годах лишь менее 90 000 из них были выпущены на свободу, то в 1956-1957 ГУЛАГ покинули уже около 310 000 «контрреволюционеров». На 1 января 1959 года в лагерях оставалось 11 000 политических заключенных. [6]

В результате массовых репрессий пострадали не только сами осужденные, но и их дети и даже внуки.

Чем же объяснить этот всеобщий террор, эту дикую несправедливость? Кто тут виноват? Очевидно, это одна из тяжких болезней нашего века, нашего роста. В полуграмотной России полезли по головам, по костям, лишь бы наверху быть. На местах, в колхозах, в районах. А наверху птицы покрупнее, пострашнее. Ведь умный, честный человек скорее откажется даже от выгодного поста, засомневается: сумею ли? Как бы дело не загубить. А какому -нибудь дурелому все равно, он лезет вверх, как сорная трава на благодатной почве. Да еще друзей своих пристраивает на теплые места.

Пройдет еще не один год, пока жертвам вернется доброе имя.

18 октября 1991 года принят Закон Российской Федерации №1761-1 «О реабилитации жертв политических репрессий.

В 1991 году вышел указ Президента России об установлении Дня памяти жертв политических репрессий - это дата 30 октября.

По данным сотрудников управления, на 1октября 2006 года Омской области было зарегистрировано 21567 граждан подвергшихся политическим репрессиям и впоследствии репрессированных.

Не хватит газетного листа, чтобы привести список репрессированных в Омской области, их имена запечатлели в томах книги «Забвению не подлежат». А ведь кроме этих бесспорных жертв политического террора, чьи имена, может быть, рано или поздно окажутся на страницах книг памяти, были еще миллионы людей, осужденных за разные незначительные «уголовные» преступления и дисциплинарные проступки. Их традиционно не считают жертвами политический репрессий, хотя многие репрессированные кампании, которые проводились силами милиции, имели явно политическую подоплеку. Судили за нарушение паспортного режима, за бродяжничество, за самовольный уход с места работы (изменение места работы) или отъезд из колхоза; за опоздание, прогул или самовольную отлучку с работы; за нарушение дисциплины и самовольный уход учащихся из фабричных и железнодорожных училищ; за «дезертирство» с военных предприятий; за исключение от мобилизации для работы на производстве, на строительстве или в сельском хозяйстве, и т. д., и т. п. [9]

Таким образом, репрессии служили рутинным инструментом управления. За время правления Сталина страна пережила несколько волн крупных репрессий. Инициатором и теоретиком такого « обострения классовой борьбы» выступал сам Сталин. Истреблялись целые общественные слои -имущее крестьянство, городские мещане, духовенство, старая интеллигенция. О безопасности жизни в сталинские годы говорить просто не приходится.

Глава 2. «Все что было, не забыто»

В Победительском поселении сегодня проживает 16 семей репрессированных. (Пр.1)

На основе их воспоминаний было рассмотрено, какими тяжелыми были эти годы, годы террора. Как повлияли они на жизнь, и как сложилась судьба этих людей. Яркий пример этих событий всегда можно найти рядом с собой. В нашем поселении живут семьи, история которых уходит своими корнями в те далекие годы, когда после репрессирования, семьи были сосланы в далекий сибирский край, да так и остались в наших краях. Кто они эти люди?

-Никогда не согласился бы еще раз прожить такую жизнь - начал свой рассказ Дорошенко Федор Моисеевич. Жили мы в Молдавии, Каушанского района, село Фарладаны. Территория Молдавии, на которой проживала наша семья, стала считаться территорией Советского Союза. Тут и начались наши беды. Большевики поставили цель провести коллективизацию в короткий срок, все их действия стали приобретать насильственный характер. Земли под посевы забрали сразу, забрали сельхозтехнику, домашний скот. Всех обложили налогами. Что такое голод наша семья узнала после установки Советской власти. Коллективизация молдавских деревень приняла особенно жесткие формы и имела разрушительные последствия. Это вполне понятно, если учесть относительную зажиточность молдаван. Мой отец и наши соседи вступать в колхоз не хотели. Очень сильны были воспоминания, когда ты сам был хозяином. Большевики поставили цель провести коллективизацию в короткий срок, все их действия стали приобретать насильственный характер. По молдавскому краю прокатился антикрестьянский террор. Арестовывали, увозили неизвестно куда наших земляков. У всех жителей появился страх, страх неизвестности.

Помню один разговор родителей. Мама плакала, боясь будущего. Отец ее успокаивал, говорил, что все будет хорошо, нас пожалеют, план по налогу мы сдали, в 1940 году родилось девочка.

Но однажды на рассвете, под окнами нашего дома заскрипели телеги, загомонили громкие голоса. Все дети прильнули к окошкам. Мама сказала: «Это за нами». Отец сразу осунулся, сгорбился, постарел на несколько лет, нервно закурил, сел на табуретку у порога. С шумом, наглыми улыбками ввалились двое чужих, мужчина и женщина, видно из района, а остальные - наши деревенские. Человек восемь.

- Поделимся?- ухмыльнулся один, открывая наши сундуки.

- А зачем им так много? - подхватили другие.

Они стали расхватывать все подряд: вещи из сундуков, верхнюю одежду с вешалок, валенки, которые сушились на печи, тот малый запас продуктов, который у нас был. Наш сосед сдернул с веревки пеленки, снял сапоги и завернул портянки, свои же сбросил тут же на полу. Женщина из района все рассматривала мамины рушники, наволочки, занавески, которые были украшены вышивкой. Все дети стояли в большой кухне, и если трехлетняя Дуся и пятилетний Митя ничего не понимали, то остальные все понимали: ничего хорошего нас не ожидает.

Всю семью погрузили на телеги и повезли на станцию. Маме разрешили взять с собой небольшой запас продуктов и одежды. На станции мы несколько дней ждали, когда с ближайших хуторов, деревень свезут вот таких как мы, чем-то неугодных новой власти.

В наш поезд грузили и грузили все новых пассажиров этого странного маршрута. Конвоиры были нашими земляками, молдаванами, но вообще их трудно было считать нашими соотечественниками, они вроде забыли родной язык, только командовали и матерились. Наш вагон был «разгружен» на станции Кормиловка. Там нас ждали телеги для направления на места жительства. По соседству с нами в селе жили «такие же враги народа»: калмыки, эстонцы, поволжские немцы. И никто из нас не знал, что такого совершила их семья перед страной, за что они попали в опалу. После 1956 года наша семья была реабилитирована за отсутствие состава преступления. (Пр.2) политический репрессия депортация террор

Самой массовой и трагичной оказалась этническая судьба немцев. 28 августа 1941года, после указа Сталина о депортации всех немцев с фронта, их отправляли на заводы в тыл. Сотни человек ковали победу в тылу с клеймом «враг народа». Среди них были и жители села Спайка. Это - Красикова(Ленерт) Л.А., Рейник И.Е., Цвецих Н.Ф. Они рассказывали , что 28 августа во всех селах всех немцев собрали на сход, зачитывали указ Сталина о депортации немцев в Сибирь или Казахстан. Сразу после схода, не дав времени на сборы, всех грузили на грузовики и везли на станцию. В этот же день эшелон отправлялся. Конвоировали их вооруженные красноармейцы, как будто они какие- нибудь воры или убийцы. И вся их вина была в том, что у них одна национальность со страной, начавшей войну с Советским Союзом. Повезло лишь тем семьям, где были смешанные браки, если один из супругов был русский, их оставляли в селе. (Пр.6)

В начале сентября 1941 года их эшелон был «разгружен» на станции Кормиловка. Здесь уже поджидали представители из колхозов и совхозов Кормиловского района. Так они попали в село Спайка.

Трагичны были их судьбы. Многие семьи были разлучены. Так и не нашёл после войны свою семью ЦвецихН.Ф. (Пр.3) Красикова Л.А. рассказывала, что судьба отца им так и неизвестна, в тот день 28 августа 1941года его не было в селе. Знакомые говорили, что он попал в трудармию. Но след его был потерян. В совхозе «Спайка» её мама пошла работать свинаркой на ферму. Виктор и Володя пошли в школу. Один раз в неделю все репрессированные ходили отмечаться в сельский совет (находился он в деревне Ефимовка) позже сельский совет перенесли в деревню Спайка и отмечались уже в своем селе. За самовольное передвижение- уголовная ответственность- 20 лет каторжных работ. В 1955 году всем немцам разрешено было переезжать в пределах Омской области, но нельзя было вернуться в родные места. Отмечались примерно до 1956 года.

И только в 1972 году вышел Указ, разрешивший возвращение на «родину». Но жизнь сложилась так, что все эти семьи связали свою судьбу с Сибирью. (Пр.5) Сегодня они живут в селе, а их внуки учатся в Победительской школе.

Даже в то жестокое время в душах многих людей жило милосердие к самым незащищенным - детям «врагов народа». Семья Андрич была раскулачена и выслана в Сибирь в 1941г.. М.И.Иванова вспоминает, что не доезжая до Урала, их мама тяжело заболела и ее сняли с поезда. Больше дети мать не видели. Детей привезли в Омск, а потом в Крутинский район Омской области. Время было тяжелое, военное, питание скудное. Давали ребятам по пятьсот граммов хлеба. Каждый кусочек на счету, каждый грамм: 200граммов утром, 100- в обед, потому что в обед еще каша была, и вечером 200 граммов. Детский дом сажал большой огород, овощи, картофель. Все дети детского дома помогали по мере сил всем по уходу за подсобным хозяйством. Для того чтобы выжить, сами выращивали скот, были в детском доме и сенокосные угодья, и огороды. Ни одной лошади у них не было, не было в детском доме даже ни одного мужчины. Работали девчонки и ребята постарше. Сено носили на носилках. Особенно тяжело было зимой. Отопление здания было только печное. Для того чтобы обеспечить все печи дровами, этим же ребятам приходилось за зиму заготавливать около тысячи кубометров дров. И все равно даже этого количества дров не хватало, здания были старые. Дрова старшие воспитанники детского дома вместе с работниками детдома заготавливали на лошадях. Пилить и колоть заготовленный лес приходилось все лето. Многие дети поступали в детский дом еще в младенческом возрасте, из-за царящей неразберихи документы во многих случаях оказывались потерянными. Очень часто в документах, оформленных в детском доме, значилось только «дочь раскулаченных» или «дочь кулака», поэтому многие из детей ничего не знали о своих родителях. По национальному признаку состав детского дома был очень разнообразен. Однако никакого разделения именно по этому признаку не было, не было никакой вражды.

Местное население дружелюбно относилось к детям, помогало продуктами, одеждой. Дети взрослели, и один из братьев оказался в Кормиловском районе, в селе Победитель. Постепенно остальные дети Андрич перебрались в это село. (Пр.4)

В деревнях тогда жили люди разных национальностей. Очень много было репрессированных калмыков, эстонцев, немцев. Из воспоминаний Фурсовой Э.Н. мы узнали, что примерно в 1956 году из Китая в их деревню прибыли депортированные семьи. В деревне жил ссыльный военнопленный из Кореи. Был он офицер корейской армии Пак Суп Де. И слово репрессии тогда им было незнакомо. Использовали осужден. По-разному жила деревня. Были свои радости, были и ссоры. Но никогда никто никого не попрекал, что он «враг народа». Несколько лет она была председателем родительского комитета в Спайковской 8-летней школе и часто семьям репрессированных (уже детям репрессированных) оказывалась помощь. Не было и в школе никогда стычек или драк по этому поводу.

Да и какие могли быть ссоры, если по статье 58 осуждена мать или отец, сосед, тетя или дядя. И кто был застрахован от того, что ты завтра не будешь обвинен. Из воспоминаний старшего поколения она помнит, что они рассказывали, что одну женщину, осудили лишь за то что домой она принесла в кармане горсть зерна. В 1957 году было разрешено возвращение в родные края калмыкам. Но пройдет еще не один год, пока калмыки переедут из Сибири на прежние места жительства. В последующие года из Спайки уехали эстонцы. И только большинство немецкого населения оставались проживать в Сибири. (Пр.7)

Тяжелыми были первые послевоенные годы. О.Н.Носенко рассказывала, что деревни отдали фронту работников, мужчин, нахватало лошадей. Техника была изношена. Хоть и вернулись с фронта оставшиеся в живых мужчины, женщинам от этого не стало легче. Вдовы - это они были основная рабочая сила. Этим женщинам нужно было работать на благо страны, а вечером их дома ждали дети. Дети, которых нужно кормить, дети которые голодали. Это было в нашем совхозе «Спайка». Женщина сорвала в совхозном саду 8 ранеток. Кто донес на нее, осталось в тайне. Но только осудили за это на 5 лет, как расхитительницу государственного имущества. Можно сказать, что они не жили, а выживали, полагаясь только на собственные силы. Всей деревней ждали весны. Из лебеды варили щи. Борщевник, калачики и много другой первой весенней зелени были рады они: дети послевоенных лет. Грибы и ягоды старались заготовить впрок. Занимались этим дети, нашим родителям было некогда, они поднимали страну после такой страшной войны. Прошли года. И часто старшее поколение ругает настоящее время, но были в истории Советского Союза и моменты, которые очень тяжело вспоминать. (Пр. 8)

Таким образом, можно сделать вывод, что политика, проводимая государством в годы репрессий, повлияла на людей разных профессий и разных национальностей, затронула практически каждую семью, и в том числе семьи поселения Победитель. Но не смотря на жестокие меры проводимые государством против народа, люди оставались людьми. Они не озлобились, не ожесточились, а наоборот, только сильнее сжимали кулаки, работали, помогали друг другу в трудные минуты. Просто надо было как то выживать. Нам же надо сознавать и помнить, что было это не очень давно и что есть ещё люди, которым сегодня нужно наше внимание и забота. Наш долг восстановить историческую справедливость, оправдать честные имена оклеветанных и безвинно репрессированных граждан России.

Заключение

Мы сейчас возвращаемся к здравому смыслу, к признанию, что только свободное крестьянское хозяйство, в том числе на основе частной собственности на землю, способно кормить страну. Но можно ли быть уверенным, что человек, честно работающий и неплохо зарабатывающий, - не подвергнется «раскулачиванию» (хотя называться оно будет уже по-другому)? А случись такое, осуществлять его снова будут не марсиане, а свои же земляки, направляемые, скорее всего, чьей-то командной рукой. Был бы «враг» и его «богатство», «активисты» найдутся. И такая опасность будет сохраняться до тех пор, пока не разберемся до конца в своем прошлом, не вынесем ему собственный приговор совести, пока не вытравим в себе психологическую уравниловку, нетерпимости к чужому трудовому достатку, пока не откинем насилие как, увы, привычное, но совершено неприемлемое средство решения каких бы то ни было проблем.

Да остережет нас от повторения не столь уж давних трагедий наша историческая память, в тени которой, хотим мы того или нет, движется наша жизнь. Вроде бы понимание этого к нам уже приходит. Или еще нет? Так что же такое репрессии в СССР?

Мы, нынешнее поколение, которое может, смело говорить и размышлять. Не должны забывать и должны помнить все! В своей работе я показала этапы депортации, сколько было жертв террора, кого и за что подвергли массовым репрессиям в СССР, а также судьбы односельчан подвергшихся репрессиям. Так значит репрессии - преступление против человечества, но оно было совершенно при исполнении государственных законов страны.

Сегодня мы отдаем дань людям, пострадавшим от этих законов. Стыдно не знать историю своей страны, но вдвойне стыдно не знать о судьбах людей живущих рядом. Имеем ли мы право это забыть? То, что было, просто так не уйдет. Оно останется в сердцах, душах тех, кто это перенес. Пусть говорят: «время лечит», но это забывать нельзя, это должны помнить все. Нельзя допустить, чтобы это повторилось. Так пусть теперь не только в столицах и крупных центрах, но и небольших поселках, деревнях - всюду, где были жертвы репрессий (а где их только не было!) вспомнят поименно всех. Писать о таких людях, с одной стороны, просто, потому что интересно, с другой - невероятно сложно. Прежде всего - как представить каждого человека слушателем? Как собрать информационные данные (ведь в годы Советской власти об этих событиях старались умолчать)? Все тайное становится явным, как и положено по логике всего сущего. И пусть в музеях, как в государственных, так и в самодеятельных,- колхозных, школьных - тоже появятся документальные свидетельства, воспоминания тех лет. Тогда новым поколениям станет яснее, какую огромную цену заплатила наша страна за безгласность народа, за властолюбие, жесткость и безответственность лидеров.

Я считаю, что моя работа сегодня нужна и важна, об этом нужно говорить в школе на уроках, во время внеклассных мероприятий, об этом нужно писать, чтобы знать и помнить. Свою работу я хочу закончить словами поэта А.Жигулина, тоже пострадавшего в годы репрессий.

Кто додумался правду на части делить?

И от имени правды неправду творить.

Это тело живое, несладкий пирог,

Чтобы резать и брать подходящий кусок.

Только полная правда жива и права,

А неполная правда - пустые слова.

Список литературы

1. Булавина М.А. История края в словесности - ООИПКРО Омск, 2002.

2. Исупов В. А. Кузнецов И.С. История Сибири - Новосибирск «Инфолио- пресс», 2000. - 376 с.

3. Казанник А. И. Забвению не подлежит - Омское книжное издательство, 2000. - 477с.

4. Калинин А. Братская могила в 227 верст //Сельская новь - Омск, 2001.- №10 .

5. Кара-Мурза В. Отключение памяти и нравственности. [Электронный ресурс]. www.kara-murza.ru/books/ manipul/manipul88.htm. Дата обращения: 7.04.2010.

6. Куртуа С. Черная книга коммунизма - М.: Три века истории . 2001. - 766с.

7. Филиппов А.В. История России 1945 - 2008гг. - М.: Просвещение, 2008. - 528с.

8. Цуприк Н. Роголята - Омское книжное издательство, 1989.

9. Шангин М.С. Мятеж обречённых. Хроника Муромцевского восстания. - Омск: Наследие. Диалог - Сибирь, 1998. - 400с.

10. Шумилов М.И. История России конец XIX - начало XXI века:учеб пособие - Ростов на/ Д. : Феникс, 2005.-637с.

11. Яковлева А. Н. Сталинская депортации 1928-1953 - М: - МФД Мабрик, 2005.

Приложение

Репрессированные на 1 января 20011 года, зарегистрированные в Победительском сельском поселении Кормиловского района.

1. Михайличенко Елена Ивановна

2. Ковалёва Валентина Васильевна

3. Порывкина Валентина Андреевна

4. Костенко Валентина Ивановна

5. Иванова Мария Ивановна

6. Ленерт Лидия Давыдовна

7. Ермак Мария Владимировна

8. Альберт Мария Климентьевна

9. Дорошенко Федор моисеевич

10. Андрич Василий Михайлович

11. Рейник Иван Андреевич

12. Цвецих Николай Федорович

13. Фурсова Эмма Николаевна

14. Носенко Ольга Николаевна

15. Богатый Василий Иванович

16. Богатый Иван Иванович.

Воспоминание Дорошенко Федора Моисеевича, 1929 года рождения, проживающего в с.Спайка, Кормиловского района, Омской области.

-Никогда не согласился бы еще раз прожить такую жизнь - начал свой рассказ Дорошенко Федор Моисеевич. Жили мы в Молдавии, Каушанского района, село Фарладаны, Молдавия- край яблок и виноградников. Температурный режим зимой -10, - 15 самая низкая отметка. Семья наша даже по тем временам была большая. Отец, мать и 10 детей. Жили на хуторе, примерно в 2 км. от села. Большой дом с надворными постройками. Сад около дома. Старого урожая яблок и грецких орехов хватало до нового урожая. Пять и более коров. Две пары лошадей и выездной жеребец. И наши личные земли под зерновые. В моей детской памяти сохранились огромные, без конца и края поля, с колосьями вызревающей пшеницы. Отец уже подумывал о покупке трактора. Все дети с малых лет были приучены к труду. Постоянного батрака у нас не было, нанимали работников только на определенный период времени. Отец Моисей и мать Агрепина очень любили свою землю.

Все это кончилось в 1939г. Территория, Молдавии, на которой проживала наша семья, стала считаться территорией Советского союза тут и начались наши беды. Земли под посевы забрали сразу, забрали сельхозтехнику, домашний скот. Всех обложили налогами. Что такое голод наша семья узнала после установки Советской власти. Коллективизация молдавских деревень приняла особенно жесткие формы и имела разрушительные последствия. Это вполне понятно, если учесть относительную зажиточность молдаван. Мой отец и наши соседи вступать в колхоз не хотели. Очень сильны были воспоминания, когда ты сам был хозяином. Большевики поставили цель провести коллективизацию в короткий срок, все их действия стали приобретать насильственный характер. По молдавскому краю прокатился антикрестьянский террор. Арестовывали, увозили неизвестно куда наших земляков. У всех жителей появился страх, страх неизвестности.

Помню один разговор родителей. Мама плакала, боясь будущего. Отец ее успокаивал, говорил, что все будет хорошо, нас пожалеют, план по налогу мы сдали, в 1940 году родилось девочка.

Но однажды на рассвете, под окнами нашего дома заскрипели телеги, загомонили громкие голоса. Все дети прильнули к окошкам. Мама сказала: «Это за нами». Отец сразу осунулся, сгорбился, постарел на несколько лет, нервно закурил, сел на табуретку у порога. С шумом, наглыми улыбками ввалились двое чужих мужчина и женщина, видно из района, а остальные - наши деревенские. Человек восемь.

- Поделимся?- ухмыльнулся один, открывая наши сундуки.

- А зачем им так много? - подхватили другие.

Они стали расхватывать все подряд: вещи из сундуков, верхнюю одежду с вешалок, валенки, которые сушились на печи, тот малый запас продуктов, который у нас был. Наш сосед сдернул с веревки пеленки, снял сапоги и завернул портянки. Свои же сбросил тут же на полу. Женщина из района все рассматривала мамины рушники, наволочки, занавески, которые были украшены вышивкой. Все дети стояли в большой кухне, и если трехлетняя Дуся и пятилетний Митя ничего не понимали, то остальные все понимали: ничего хорошего нас не ожидает.

Всю семью погрузили на телеги и повезли на станцию. Маме разрешили взять с собой небольшой запас продуктов и одежды. На станции мы несколько дней ждали, когда с ближайших хуторов, деревень свезут вот таких как мы, чем-то неугодных новой власти.

Стояла ранняя весна 1940 года. Мама старалась потеплей укутать младшую сестренку, чтобы не простудилась, но это не помогло. Крошечная малышка была смертельно простужена, в дороге умерла. Погрузили нас в вагоны, в которых раньше перевозили скот. В вагонах были грубо сколочены нары, в углу буржуйка, топить которую не разрешали, да и нечем было. В первый день нашего путешествия женщины и дети старались затыкать все щели в вагоне, используя нижние юбки, а то и личные вещи, которые зачастую были последними. На станциях в наш поезд грузили, грузили все новых пассажиров этого странного маршрута. Мы слышали плач, мат, а за частую удары при погрузках. У конвоиров мужики узнали, что везут нас в далекую Сибирь. На станциях конвоиры распахивали двери чуть-чуть согревшегося вагона - проверяли, не сбежал ли кто и есть ли трупы или больные, трупы сбрасывали под откос, больных снимали из вагона. И в дальнейшем их судьба была неизвестна. Возможно, их расстреливали.

Мама старалась нас поддержать: «Мы должны доехать. Все имеет свой конец, как-нибудь да все наладится». После умерла старшая сестра, мама стала кормить младшую Дусю грудью. Конвоиры были нашими земляками, молдаванами, но вообще их трудно было считать нашими соотечественниками, они вроде забыли родной язык, только командовали и матерились. Сейчас я понимаю, окажи они хоть малейшее снисхождение, таким как мы, они подвергли себя и свои семьи опасности. Назвали бы их «подкулачниками» и погнали на станцию. Во время пути не было отбоя нам от агитаторов и полит информаторов. нам внушали, что партия и правительство заботится о нас и хотя мы «враги народа», мы должны самоотверженным трудом зарабатывать честное имя гражданина Советского Союза.

Некоторые в вагоне пытались писать письма товарищу Сталину, его соратникам. Ведь мы все верили, в том, что нас арестовали и везут в таких условиях, просто не знает товарищ Сталин, и писали письма - «Москва, Кремль…». Письма отдавали конвоирам, не ведая того, что они не попадут в почтовый ящик.

Где-то на Урале последний раз мы видели нашего отца. Конвоиры забежали, стали выгонять из вагонов всех мужиков с руганью, тычками. голосили женщины, плакали дети. Отцам не давали проститься с семьями.

Мама до самой смерти была уверена, что наш отец жив, и вот-вот он нас найдет. Где наш отец? Жив ли? Мыкает ли свою каторжную долю где-то на Колыме? Его давно расстреляли, как «врага народа»? Этот вопрос волновал всех его детей не один год.

Больше месяца длилось наше «путешествие» на север. Наш товарный состав загоняли всегда на грузовые станции или в тупик, будто мы не люди, и видеть нас нельзя. Из 50 человек, которых погрузили в Молдавии, осталось чуть больше половины. На станции Марьяновка Омской области, была проведена первая выгрузка.

Наш вагон был «разгружен» на станции Кормиловка. Там нас ждали телеги, для направления на место жительства. Перед всеми выступил уполномоченный района, призывая нас своим трудом смыть позорное клеймо врагов народа. Прошло более 60 лет, но никто нас не попрекнул, что мы кулаки. Поселили нас в бараки, соседи, а то и просто односельчане несли нам одежду, посуду картофель и огородные семена. Мама, старшие братья и сестра вышли на работу. Младшие пошли в школу. Тяжелое было время: война, голод, послевоенное время, но это уже другая тема рассказа. По соседству с нами в селе жили «такие же враги народа»: калмыки, эстонцы, поволжские немцы. И никто из нас не знал, что такого совершила их семья перед страной, за что они попали в опалу. После 1956 года наша семья была реабилитирована за отсутствие состава преступления. Нам было разрешено вернуться на Родину.

Но мама была уверена, что жив отец, раз реабилитировали нас, то будет реабилитирован и он. И отец будет нас искать по Сибири. Вот поэтому и остались в Спайке. Шли годы, выросли все мои братья и сестры. Разлетелись по всей стране. Одна из моих сестер вернулась в Молдавию, одна вышла замуж за такого как мы эстонца и живет в Эстонии. А остальные связали свою судьбу с Сибирью. В1993 году нашей семье вернули хозяйственные постройки, конфискованные в далеком 1940 году. Слава богу, мы пережили перестройку, дожили до демократии. А тысячи таких как мы, «врагов народа» - все ждут когда же по-настоящему вернут долги, ответят за растерзанные семьи.

А ведь кроме этих бесспорных жертв политического террора, чьи имена, может быть, рано или поздно окажутся на страницах книг памяти, были еще миллионы людей, осужденных за разные незначительные «уголовные» преступления и дисциплинарные проступки. Их традиционно не считают жертвами политических репрессий, хотя многие репрессивные кампании, которые проводились силами милиции, имели явно политическую подоплеку. Судили за нарушение паспортного режима, за бродяжничество, за самовольный уход с места работы (изменение места работы) или отъезд из колхоза: за опоздание, прогул или самовольную отлучку с работы; за нарушение дисциплины и самовольный уход учащихся из фабричных и железнодорожных училищ; за «дезертирство» с военных предприятий, за уклонение от мобилизации для работы на производстве, на строительстве или сельском хозяйстве, и т. д. и т. п. Наказания при этом, как правило, были не слишком тяжелыми - очень часто осужденные даже не лишались свободы.

Трудно подсчитать число людей, которых настигли эти «мягкие» наказания: только с 1941 по 1956 г. осуждено не менее 36,2 миллиона человек из них 11 миллионов за прогулы»! Очевидно, что главная цель этих карательных мер - не наказать конкретное преступление, а распространить систему принудительного труда и жестокого дисциплинарного контроля далеко за границы лагерей и спецпоселений (в терминологии самой власти это и значило «установить твердый государственный порядок»)

...