Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение

Четвертая глава «Николай I, междуцарствие и 14 декабря 1825 г.» посвящена рассмотрению основных аспектов - идеологического, политического, правового - влияния на верховную власть событий междуцарствия и 14 декабря 1825 г., изучению сложного преломления декабристских идей в формировании политической концепции нового царствования. В первом параграфе «Междуцарствие как пролог 14 декабря 1825 г.» показана роль династической составляющей в эскалации политического кризиса, выявлены главные цели создания официальной версии междуцарствия, проанализированы важнейшие аспекты его осмысления Николаем I. Анализ официальной и частной переписки, дневников и мемуаров членов царской семьи, декабристов и их современников позволил сделать вывод, что идеологические традиции, феодальная сущность и социально-политические условия российского самодержавия способствовали династическому кризису, переросшему в политический. События на Сенатской площади в огромной мере представляли собой конфликт между «произвольным», т.е. неограниченным фундаментальными законами абсолютизмом, и стремящейся к соблюдению законности даже в его рамках, просвещенной частью дворянства. В итоге сама императорская семья, не соблюдавшая коренные законы, Российской империи и стремившаяся скрыть от дворянского общества свои планы и замыслы, полагая, что решение вопроса о наследовании престола является ее «частным», семейным делом, спровоцировала кризис власти, которым воспользовалось радикальное руководство «Тайного общества».

В диссертации показано, что каждый из «виновников» династического кризиса - Константин и Николай Павловичи, Мария Федоровны - стремился реализовать свои, возникшие в связи с событиями междуцарствия «планы», и найти свои пути выхода из кризисной ситуации. Константин Павлович воспринимал свое отречение как политическую акцию для блага империи и видел в воцарении Николая Павловича единственный путь установления социально-политической стабильности в стране и укрепления принципа наследственной монархии как основы самодержавия. Рассматривая свое письмо на имя Александра I от 14 января 1822 г. как официальный акт и отказываясь прислать манифест об отречении, поскольку «никогда не был императором», цесаревич стремился остаться верным слову, данному Александру I, условиям политической «сделки» внутри царской семьи и считал, что сделал все для урегулирования династического вопроса. Сидя в Варшаве, в ожидании обнародования секретного манифеста Александра I от 16 августа 1823 г. и восстановления «должного порядка», он полагал, что, действует вполне законно и в интересах государства. Не последнюю роль в его «мирном» противостоянии Николаю Павловичу играли психологические мотивации. Оскорбленный «самовластным» произволом Николая, Константин Павлович с определенной долей «злорадства» издали наблюдал, чем же кончится дело, и как «братец» выпутается из сложнейшей и запутанной ситуации. Мария Федоровна, участвовавшая в семейной «сделке» о передаче прав наследования Николаю, осознававшая, что формально не имеет никаких юридических прав на престол, опасавшаяся социального взрыва, стремилась создать условия для мирного разрешения проблемы. Вместе с тем, желая сохранить свою руководящую роль в императорском доме и быть арбитром в династическом вопросе, она вольно или невольно еще больше запутывала ситуацию.

В работе продемонстрировано, что в центре вопроса о судьбе российского престола, уже начиная с 27 ноября 1825 г., безусловно, стоял Николай Павлович. Имея свой «план» прихода к власти путем двух присяг, он еще более осложнял и запутывал династический «узел». Действуя вопреки законодательным нормам и государственным интересам России, Николай создал условия для перерастания кризиса междуцарствия в кризис власти, которым воспользовалось «левое» крыло «Тайного общества». Как удалось установить, очень скоро Николай I близко подошел к осознанию того, что во многом он сам и вся царская семья стали «виновниками» «бунта», что события 14 декабря 1825 г., завершившие междуцарствие, в огромной мере представляли собой конфликт между не основанной на фундаментальном законодательстве государственной властью и стремящейся к законности просвещенной частью дворянства. Это находит подтверждение, прежде всего, в повелении Николая I в следственном процессе по делу «Тайного общества» отделить лиц, попавших в водоворот событий в результате неразберихи двойной присяги, от «истинных государственных преступников». Комплексный анализ источников позволяет предположить, что именно правовой «нигилизм» царствующей династии и законодательная нерешенность проблемы престолонаследия, использованные радикальным руководством «Тайного общества», продемонстрировали Николаю I крайнюю опасность отсутствия твердых законных государственных основ. На наш взгляд, именно анализ междуцарствия, а также следственных материалов и всеподданнейших записок видных членов политической конспирации подтолкнул Николая I к идее о преобразовании СЕИВК и создании его II Отделения, на которое была возложена труднейшая работа по кодификации российских законов.

Во втором параграфе «Наследие нового монарха: Николай I и александровская модель отношения к движению тайных обществ в Европе и России в первой четверти XIX в.». основное внимание уделяется выявлению наличия или отсутствия зависимости взглядов Николая I на «Тайное общество» декабристов от позиции Александра I. Кроме этого, определяется значение осмысления верховной властью военных выступлений конца 1825 - начала 1826 гг. в формировании государственной идеологии второй четверти XIX в. Проведенное исследование выявило, что политический прагматизм в отношении деятельности «Тайного общества» был характерен не только для Александра I, но и для Николая Павловича. Чтобы решить сложнейшие задачи, обусловленные полученными сведениями об открытии «обширного заговора», великий князь должен был вначале получить полную власть, т.е. стать императором. Этим объясняется его непроизвольная «затяжка» 12-13 декабря 1825 г. в решении вопроса об аресте «петербургских заговорщиков». Условия династического кризиса, а также необходимость утвердить в общественном сознании представление о законности своего прихода к власти, сохранить в тайне от «заговорщиков», что их планы уже раскрыты, также становились препятствием к форсированным репрессивным мероприятиям. В итоге, как удалось установить, позиция самого Николая Павловича в определенной мере способствовала движению к «взрыву» 14 декабря 1825 г.

Анализ, прежде всего, официальных источников позволил сделать вывод, что, так же как Александр I, Николай I в своей политической практике использовал мифологему «всеевропейского заговора революционеров» прагматично и весьма выборочно. Рассматривая деятельность «Тайного общества» декабристов в рамках концепции политического заговора, Николай I все же по-разному подходил к задачам внутренней политики и внешнеполитическим проблемам, обусловленным событиями 14 декабря 1825 г. В диссертации выявлено, что во внешнеполитической сфере для Николая I были характерны три тенденции. Во-первых, стремление устранить всяческие сомнения в законности своего прихода к власти и вывести династическую составляющую за пределы событий на Сенатской площади. Во-вторых, отделить военное выступление российских «инсургентов» от европейской модели «военной революции». И то и другое было обусловлено задачами не только укрепления международного авторитета страны, но и - утверждения идеи национальной самобытности России. В-третьих, применительно к европейским делам, антиреволюционная направленность Священного союза оставалась в силе, а революции во Франции и Бельгии 1830 г. и польское восстание еще более актуализировали во внешнеполитической доктрине Николая I мифологему «всеевропейского заговора революционеров». Однако применительно к российским внутриполитическим делам, как установлено в работе, эта мифологема в течение 1826 - начала 1830-х гг. была демпфирована императором. Это также было обусловлено задачами внедрения доктрины национальной самобытности, но уже внутри страны. Стремясь утвердить представление о России, как стране, благоденствующей под самодержавным скипетром и не имеющей почвы для революционных выступлений, Николай I подчеркивал отличие «бунта» в Петербурге от военных революций в Европе и не принял версию консерваторов о существовании иллюминатов в империи.

Вместе с тем, как удалось установить, мифологема «всеевропейского заговора революционеров» стала провоцирующим ферментом для формирования идеологической программы русского самодержавия второй четверти XIX в. Укрепление авторитета абсолютной монархии как государственной системы, усиление ее связи с дворянским обществом, оптимизация общественного мнения по отношению к правительству требовали создания идеологической основы формирующейся новой модели взаимоотношений верховной власти и дворянского общества. Уваровская триада «Православия, Самодержавия, Народности», ставшая итогом осмысления Николаем I самого выступления декабристов, а также анализа императором всеподданнейших писем 1826 г. видных членов политической конспирации и «доносов» 1831 г. А.Б.Голицына и М.Л.Магницкого, определялась идеологической основой модели. Необходимость успокоить умы, поставить Россию на эволюционный путь развития, без насильственной и ускоренной ломки и государственного строительства по западным образцам обусловила задачи не только проведения постепенных реформ «сверху», но и управления общественными процессами, формирования нового поколения россиян, тесно связанного идеей национального единства, православным вероисповеданием и верноподданническим чувством.

В третьем параграфе «Преступление и наказание» подвергнуты анализу важнейшие принципы следственного процесса и суда над декабристами, выявлены политические и личностные аспекты стремления Николая I ограничить размеры «заговора» и «мятежа», смягчить участь декабристов. В диссертации рассмотрены основные принципы деятельности Следственной комиссии и Верховного Уголовного суда по делу «Тайного общества» в России, которые отражали правительственную политику в отношении общественного нелегального движения, и, прежде всего, политической конспирации. Анализ законодательных актов, официальных документов, мемуаров, биографического справочника «Декабристы», основанного на «Алфавите», делопроизводителя Следственной комиссии А.Д.Боровкова, дает основание утверждать, что в основу работы Комиссии была положена идея Николая I о разделении всех прикосновенных к «делу» лиц на «злоумышленников» и «заблудших». Под первыми понимались руководители и идеологи движения, наиболее активные участники. Вторые, как считалось, «вошли в общество, увлекаемые худо понятою любовью к отечеству, суетностью, возбужденным любопытством, родственными и приятельскими отношениями, легкомыслием и молодостию» Александр Дмитриевич Боровков и его автобиографические записки // Русская старина. 1898. Т.96. № 11. С. 350.. Реализация императорской идеи привела к тому, что из 570 персонажей «Алфавита» не были преданы Верховному Уголовному суду и военным судам, освобождены без всяких наказаний 299. В основе официального обоснования освобождения от судебной ответственности лежали следующие принципы. Во-первых, неучастие в политической конспирации, ложное доносительство или случайный характер вовлеченности в сферу расследования. Во-вторых, недоказанность причастности к деятельности декабристских обществ в ходе следственного процесса или намеренное демпфирование следствием показательных свидетельств о членстве в союзах и оправдательная тенденция в отношении, прежде всего, полковых, дивизионных командиров и высшего офицерского корпуса. В-третьих, отделение участия в поздних «злоумышленных обществах», под которым понимались Северное, Южное и Общество Соединенных славян от членства в просветительском (до 1821 г.). В данном контексте учитывалось и знание «явной» (просветительской) и «сокровенной» (политической) целей Союза благоденствия, обусловленное нелегальным статусом участника конспирации. Поэтому были оставлены «без внимания» около 90 бывших рядовых членов Союза. В-четвертых, не осведомленность лиц, даже участвовавших в «заговоре» или «мятеже» 14 декабря 1825 г. о существовании «Тайного общества» и его политических целях.

В диссертации установлено, что стремление Николая I искусственно уменьшить размеры «заговора» и «мятежа» обуславливалось, прежде всего, прагматикой государственных интересов и в своем основании имело внешне- и внутриполитические обоснования. Во второй половине 1820-х гг. все еще действовали решения важнейших конгрессов Священного союза о праве вмешательства союзных правительств во внутренние дела государства, в котором «зафиксировано» масштабное революционное движение. Это могло быть использовано для постановки вопроса об иностранном вмешательстве во внутренние дела России, и даже интервенции союзнических войск. Идея национальной самобытности, выдвинутая Николаем I сразу после военного выступления 14 декабря 1825 г., также требовала своего подтверждения. Необходимо было продемонстрировать Европе, что в России нет социально-политических условий для масштабных революционных процессов, показать отличие русских военных выступлений от европейских «военных революций». На наш взгляд, с этим было связано сворачивание следствия по делам военной элиты, намеренное демпфирование всех обвинительных показаний в отношении к ней.

Тенденция к уменьшению масштабов оппозиционного движения была обусловлена и пониманием Николаем I конфликта между верховной властью и просвещенной элитой дворянского общества, его стремлением гармонизировать их взаимоотношения. Следственные материалы, письма-записки 1826 г. видных декабристов на имя Николая I продемонстрировали императору, что «Тайное общество» в своих социально-экономических и политических устремлениях отражало мнение большой группы просвещенных современников. В этой ситуации была очевидна абсурдность и нереальность ареста и привлечения к расследованию и суду всех недовольных и стремящихся к преобразованию людей, поскольку тогда нужно было бы уничтожить целое поколение людей, которое сформировалось в либеральную эпоху. Во многом именно этим объясняется начавшийся уже в 1826 г. процесс смягчения наказаний, предоставления материальной помощи семьям сосланных декабристов. РГИА. Ф. 468 (Кабинет ЕИВ). Оп.39. Д. 148-180. Необходимостью усилить нарушенную связь между императорским домом и русской аристократией, сохранить лично преданных ему людей, с нашей точки зрения, объясняется особая милость Николая I, его повеление «не считать прикосновенными к делу» лиц, принадлежащих к древнейшим российским родам, аристократической, военной, сановной элите. Это были члены не только Союза благоденствия, но и Северного и Южного общества - Л.П.Витгенштейн, И.А.Долгоруков, Андрей К.Ливен, П.П.Лопухин, А.А.Суворов, А.А.Кавелин, В.А.Перовский и др.

Четвертый параграф «Николай I и декабристы: к постановке проблемы реформ» посвящен определению влияния «уроков 14 декабря» на оформление новой модели взаимоотношений верховной власти и дворянского общества, рассмотрению значения следственных показаний, писем и записок видных декабристов на имя Николая I в формировании реформаторской направленности правительственного курса первых лет нового царствования.

В работе установлено, что на процесс осмысления Николаем I «уроков 14 декабря», определения основных направлений государственной политики и преобразовательных поисков верховной власти заметное влияние оказали аналитические материалы, исходящие от представителей различных тенденций внутри декабристского движения. Это - всеподданнейшие письма и записки-«мнения» Г.С.Батенькова, А.А.Бестужева, П.Г.Каховского, Н.И.Кутузова, В.И.Штейнгейля, А.И.Якубовича. Декабристы продемонстрировали важнейшие внутриполитические ошибки предыдущего правления, приведшие к 14 декабря 1825 г. и указали пути выхода из кризисной ситуации. В своих обращениях к Николаю I декабристы, прежде всего, обращали внимание императора на несовершенство законов и отсутствие фундаментального, кодифицированного законодательства, лежащие в основание тяжелого социально-экономического положения всех сословий и состояний в России. По их мнению, несовершенство устройства и управления казенных крестьян, находившее выражение в отсутствии законодательной регламентации их хозяйственно-экономических отношений, в злоупотреблениях чиновников создавали условия для социальной напряженности. Они предлагали проведение постепенной, хорошо подготовленной реформы в казенной деревне. Все авторы писем и записок были едины в своей критике государственного управления в России. И, хотя монархический принцип под сомнение не ставился, декабристы говорили о необходимости четко организованного, ответственного перед законом аппарата управления страной. С преобразованием органов государственного управления связывались следующие важнейшие цели - четкое разграничение функций между ведомствами и создание условий для контроля над их деятельностью, уничтожение коррупции и злоупотреблений бюрократии разного уровня. Поскольку «истинный корень» 14 декабря, лежал в несовершенствах русской жизни, то единственным способом успокоения умов, гарантом не перерастания общественного недовольства в антиправительственное действие, по мнению всех обращавшихся к Николаю I декабристов, могло быть только правительственное реформаторство по следующим важнейшим направлениям - законодательство, государственное управление, крестьянский вопрос. Нужно было «увлечь умы решительными, явными приемами к будущему благоденствию государства». Из писем и показаний декабристов: Критика современного состояния России и планы будущего устройства. С. 3-32, 55-70, 73-85.

Николай I ознакомился с основными идеями всеподданнейших писем и записок-«мнений» указанных декабристов сразу после коронационных торжеств, а в декабре 1826 г. повелел А.Д.Боровкову составить «Свод» их основных положений, с которым часто работал и «черпал из него много дельного». В диссертации предлагается новый взгляд на механизмы формирования правительственной преобразовательной программы первых лет николаевского царствования. На наш взгляд, эти декабристские «наработки» представляли собой в совокупности с записками государственных деятелей подготовительные материалы для преобразований, востребованные властью. Они были использованы для определения не только тактики, но и стратегии реформ. Об этом свидетельствует тот факт, что как в государственной преобразовательной доктрине, так и декабристских «мнениях» приоритетными определялись - кодификация законов, усовершенствование системы государственного управления и преобразование в казенной деревне. Создание II и III Отделений СЕИВК, учреждение Комитета 6 декабря 1826 г., а затем серии секретных комитетов, попытки борьбы с коррупцией в чиновничьей среде, а вскоре подготовка реформы государственных крестьян стали реальным воплощением декабристских идей.

В главе пятой «Русское общество и 14 декабря 1825 г.» рассматривается реакция различных слоев дворянского общества, в том числе представителей его просвещенной элиты, близкой к декабристским кругам, на события 14 декабря 1825 г., демонстрируется взаимосвязь между усилением в общественном мнении последекабристской поры либерально-консервативных тенденций и анализом военного выступления в столице. В первом параграфе «14 декабря 1825 г. и дворянское общество: концепция тайного общества как политического заговора, “мятеж воинский”» определяются главные тенденции дворянского общественного мнения по отношению к военному выступлению, проводится типологизация представлений. В работе отмечено, что характерное для большинства консервативного дворянства последнего периода александровского царствования негативное отношение к движению тайных обществ, после событий 14 декабря 1825 г. усилилось, борьба с «этим всеобщим злом» приобрела более решительный не только на официальном, но и общественном уровне характер. Она выражалась, как во всеподданнейших письмах с приложенными записками, отдельных записках, так и в потоке доносов на отдельных «подозрительных» лиц и тайные сообщества.

Изучение записок, эпистолярии, дневников, мемуаров представителей различных слоев дворянского общества обеих столиц России (управленческой и военной элиты, аристократических кругов, средних и низших офицеров и чиновников), а также - провинциального дворянства, офицерства, чиновничества позволило сделать следующий вывод. Типологически дворянская реакция на декабризм делится на три вида. Во-первых, на отношение к самому выступлению на Сенатской площади. Военный «мятеж» в Петербурге по европейской модели «военной революции» еще более утвердил во мнении консервативного большинства дворянства мифологему «всеевропейского заговора революционеров», которое увидело в событиях 14 декабря 1825 г. его практическое воплощение. Во-вторых, на отношение к феномену тайного общества. Представление о нелегальном союзе как политическом заговоре стало доминирующим в отношении к любой конспирации, воспринимаемой теперь в рамках только баррюэлевской концепции. Более того, во второй половине 1820-х - начале 1830-х гг. в дворянском сознании было широко распространено мнение, что нити «заговора» не прервались в обнаруженных обществах. Социально-экономическая стагнация этого времени объяснялась не реальным тяжелым положением дел в стране, а происками не выявленных следствием «сочленов» «Тайного общества», «работающих» на главных направлениях российской внутренней политики - в кодификационном процессе, совершенствовании государственного управления, приведении в порядок финансовой системы. В-третьих, отношение современников к 14 декабря 1825 г. выражалось и в стремлении выявить причины формирования «заговора» и возможности реализации «мятежа» в России, которые, как полагали авторы отдельных записок и записок при всеподданнейших письмах лежали в либеральной эпохе царствования Александра I. Записка при всеподданнейшем письме неизвестного лица «О причинах восстания 14 декабря 1825 года». 1830 г. Копия // СПФ Архива РАН (Н.Ф.Дубровин). Оп.1. Д, 120. Л.1-8.

Во втором параграфе «14 декабря 1825 г. и столичная и провинциальная интеллектуальная элита: идеология декабризма, модель тайного общества, попытка военной революции» подвергнута анализу реакция просвещенной и политически зрелой элиты дворянства на декабризм. Проведенное исследование выявило, что глубокое осмысление событий на Сенатской площади представителями общества имело несколько пластов. В диссертации установлено, что типологически оно может быть разделено на следующие составляющие: во-первых, на отношение к политической конспирации как к идеологии в целом, во-вторых, - к «Тайному обществу» как политическому инструменту ее реализации, в-третьих, - к военному выступлению 14 декабря 1825 г. как его радикальному проявлению. Просветительская, либерально-реформаторская идеология «Тайного общества» декабристов была близка их передовым современникам, поскольку являлась отражением общеевропейского «духа преобразований». Будучи в целом антифеодальной, основанной на просветительских идеях гражданской и политической свободы, она импонировала их просвещенным современникам, прежде всего, либералам близкого им круга.

Что же касается «Тайного общества», то после попытки государственного переворота, подготовленной его левым «крылом», оно уже не рассматривалось даже либералами, близкими к декабристам (П.А.Вяземским, В.А.Жуковским, А.И.Тургеневым), как просветительско-реформаторский инструмент, а характеризовалось как политический заговор. Негативное отношение к декабристскому союзу было характерно и для других представителей интеллектуальной элиты дворянского общества. - И.И.Дмитриева, Н.М.Карамзина, А.Н.Оленина, А.С., Ф.С. и С.А. Хомяковых, всех членов семейства тульских просветителей Болотовых и др.

Не нашла поддержки в либеральных кругах, даже близких декабристам, и тактика «военной революции», использованная представителями радикального крыла движения для достижения своих политических целей. Еще европейские революции начала 1820-х гг., в которых армия представляла собой политическую силу, были восприняты ими с большим опасением, связанным с возможностью перетекания военного выступления в неуправляемый военный бунт. В силу этого и российская попытка «военной революции» 14 декабря 1825 г. была ими воспринята негативно. Неудача декабристов еще более убедила либералов в неоправданности насильственного пути к прогрессу и «мятежного средства» социально-политического преобразования страны. Однако, трагедия на Сенатской площади воспринималась ими как крах радикальных средств борьбы, а не широкого декабризма как политической программы. Декабристы, в их представлении, имели право пойти самостоятельным от правительства путем, но путем законного, т.е. мирного оппозиционного сопротивления произволу властей, а не замены единодержавия «безначалием воинским». Вяземский П.А. Записные книжки (1813-1848). М., 1963. С. 61. Приверженцы классического европейского либерализма (П.А.Вяземский, В.А.Жуковский и др.), они отдавали предпочтение эволюционно-реформаторским способам коренного переустройства жизни общества насильственно-революционным.

В третьем параграфе «Эпигоны декабристов» рассмотрены важнейшие направления эпигонства декабризму. Исследование выявило, что во второй половине 1820-х - начале 1830-х гг. в русском общественном движении были силы, которые стремились продолжить «дело Тайного общества». Это были представители радикальной части столичного студенчества, мелкопоместного дворянства, мелкого чиновничества, рядового офицерства, разночинного элемента провинции. Одни из них, продолжая видеть в нелегальном политическом союзе инструмент преобразовательного процесса, стали образовывать конспиративные общества и кружки - кружок братьев Критских, тайное общество канцеляриста Гражданской палаты во Владимире П.Осинина в 1827 г., офицерский кружок бр. Раевских в Курске, тайное общество гимназистов в Виннице в 1831 г. Другие - сочинять и распространять антиправительственную литературу, воззвания к крестьянам и в целом к «народу русскому» (распространение вольнолюбивых стихотворных произведений в Московском университете в 1826-1827 гг., агитационных воззваний к крестьянам в Подольской и Волынской губерниях, Муромском уезде, агитационная деятельность штабс-капитана С.И.Ситникова в 1831 г.), писать антиправительственные и апологетические по отношению к декабристам лозунги на стенах публичных и церковных зданий.

В диссертации установлено, что социальный состав последекабристских тайных объединений был представлен в основном выходцами из дворянского сословия, хотя с уходом декабристов исчез не только столичный и аристократический, но и чистый элемент дворянства. В идеологическом отношении взгляды членов этих объединений представляли собой соединение либерально-просветительских и радикальных идей. Однако их радикальность носила эпигонский, «наивный характер», поскольку не была основана на четких политических программах будущего преобразования страны. Тактически деятельность «вольнодумцев» начала николаевского царствования сводилась к признанию первоочередности антиправительственной пропаганды, усилению общественных устремлений к свободе и уничтожению самодержавия».

Итак, комплексный анализ источников позволил сделать вывод, что после поражения декабристов недолгое время продолжала существовать форма выражения общественного мнения в виде тайных политических обществ. Являясь в той или иной мере проявлением декабристской традиции, нелегальные объединения второй половины 1820-х - начала 1830-х гг. отличались от «Тайного общества» декабристов немногочисленностью, не чисто дворянским социальным составом, слабо выраженными организационными и конспиративными элементами, отсутствием четко разработанных политических программ. И хотя эпигонство декабристам отражало стремление молодого поколения приспособить политическую конспирацию к новым историческим условиям, но отход тайных обществ последекабристской поры от тактики военных выступлений, а одиночек-агитаторов - от политического радикализма доказывали, что эпоха «военных революций» и тайных обществ образца первой четверти XIX в. завершилась.

На наш взгляд, спад революционной «волны» находил подтверждение не только в бездеятельности тайных обществ 1826 - 1831 гг., но и в усилении в эпигонской среде провокаторства и доносительства. Об этом же свидетельствует использование самим правительством модели тайного общества в провокационных целях (Оренбургское тайное общество, «дело Н.П.Сунгурова в Москве) для борьбы с антиправительственными тенденциями, выявления оппозиционных настроений и пропаганды концепции тайного общества как политического заговора. С нашей точки зрения, эпигонское конспиративное движение, являясь реакцией столичного студенчества, средних и низших слоев провинциального дворянства, не классного чиновничества, младшего офицерства и духовенства на политическую практику декабризма, отражало завершение либерально-освободительного общеевропейского процесса 1820-х гг. В представлениях нового поколения просвещенного дворянства тайные общества как инструмент реформаторского процесса теряли свою значимость. Сами ссыльные декабристы уже в конце 1830-х гг. считали, что хотя «постепенно зреющая мысль» в России «снова обратит общее внимание на дело Тайного общества» Лунин М.С. Письма из Сибири. С. 269., но произойдет это уже без нелегального политического союза. Выполнив свою историческую миссию, он должен был уйти с политической арены.

В четвертом параграфе «”Русский путь” и западные образцы: итоги осмысления 14 декабря 1825 года» основное внимание уделяется выявлению взаимосвязи между анализом дворянскими интеллектуалами выступления декабристов и формированием концепций западничества и славянофильства. Исследование показало, что важнейшим последствием осмысления 14 декабря 1825 г. представителями столичной интеллектуальной элиты стал ее переход от политической конфронтации с правительством к параллельному с ним осмыслению исторической «судьбы» России, перспектив ее развития. Многие просвещенные современники полагали, что причины неудачи декабристов обуславливались их недостаточным осмыслением исторических российских традиций, игнорированием ими национальных особенностей страны, «слепым» восприятием западных образцов. Поэтому одни из них (Н.И. Надеждин, М.Т.Каченовский, П.М.Строев) вглядывались в прошлое и, осмысливая историю России, находили в ней рецепты для будущего страны. Другие обосновывали историческими «преданиями» охранительные принципы (Н.Г.Устрялов, М.П.Погодин, С.П.Шевырев). Третьи, предпочитая национальную почву, усиленно защищали самобытные русские «начала» от западных посягательств (братья И.В. и П.В.Киреевские, А.С.Хомяков, А.И.Кошелев). Часть столичной интеллектуальной элиты, пытаясь осознать опыт декабристов с позиций «русских западников», вела поиск, прежде всего, в теоретико-философском аспекте - кружок Н.В.Станкевича, П.Я.Чаадаев.

В диссертации продемонстрировано, что именно анализ дворянскими интеллектуалами 14 декабря 1825 г., их поиск направления движения, выбор средств его осуществления и идеологических ориентиров способствовали расхождению слитых в декабризме западнических и славянофильских устремлений, «негодования на русскую действительность и любви к России». Изучение источников личного происхождения, периодической печати конца 1820-х - начала 1830-х гг. позволило установить, что поражение политического радикализма еще более убедило либералов в неоправданности насильственного пути к прогрессу. Поэтому не удивительно, что начало 1830-х гг. - время кратковременного объединения западнических и славянофильских тенденций в русской общественной мысли, когда не только сами будущие западники и славянофилы были объединены в кружке Н.В.Станкевича, едины в своем стремлении перемен, но и целая плеяда литераторов, журналистов пыталась усилить их единство. При этом либерально-консервативные идеи, нашедшие наиболее отчетливое выражение в концепции Н.М.Карамзина, лежали в основании не только «теории официальной народности», но в определенной мере и славянофильства. В диссертации отмечается, что в сложном процессе оформления в эту эпоху двух основных направлений будущего либерального течения общественной мысли (западничества и славянофильства) отразилась его внутренняя амбивалентность и сущностная однородность.

В «Заключении» содержатся выводы, которые формулируются в следующих основных положениях, выносящихся на защиту:

1. Проблема тайных обществ в первой трети XIX в., обусловленная социальными процессами, являлась составной частью общей проблемы «власть, общество, реформы» и отражала различные пути правительственных и общественных преобразовательных поисков. Активизация деятельности масонских лож и возникновение первых полуполитических и неполитических тайных обществ в России относится к концу XVIII в. - первой половине 1810-х гг., т.е. к эпохе завершения складывания дворянского общества как социальной корпорации, отделявшей себя от государства, свои интересы от государственных. С этим связана социальная функция самых разных нелегальных общественных объединений. Первое политическое тайное общество - Союз спасения - создается во второй половине 1810-х гг., т.е. в период выделения из дворянского общества просвещенной, политически образованной и социально активной элиты дворянства. Именно эта особая социальная группа становится создателем политической конспирации в России.

2. Вопрос о тайных обществах в России в первой трети XIX в. в представлении верховной власти и взглядах просвещенной элиты дворянства, в том числе организаторов политической конспирации, был тесно связан с проблемой общественного мнения. Однако в разные исторические периоды, различными политическими силами - государственной властью и общественностью - она решалась по-разному. Для правительства проблема общественного мнения являлась составной частью модели взаимоотношений верховной власти и дворянского общества. В течение первой трети XIX в. оформились две модели, условно названные нами - «александровская» и «николаевская». Объединенные стратегической целью укрепления российской государственности, являвшиеся тактическими средствами ее достижения, они имели различные идеологические источники, законодательные основы и разный тип административной практики. С точки зрения создателей, идеологов и видных членов «Тайного общества» декабристов, оно являлось не только формой выражения общественного мнения и механизмом внедрения в дворянское сознание либерально-просветительских идей, но и движущей силой реформаторского процесса.

3. В эволюции восприятия в александровскую эпоху нелегальных объединений всех видов и групп (масонских лож, неполитических, полуполитических и политических тайных обществ) просвещенной частью дворянства можно выделить два этапа. На первом этапе (1810-е - начало 1820-х гг.) оценка тайного союза во многом определялась сущностью конспирации как исторического феномена. Тайное общество представляло собой модель социальной связи наиболее активных общественных сил. Наибольшее влияние на развитие конспиративного движения, идеологической основой которого была философия Просвещения, оказал либерально-просветительский принцип «естественных и неотъемлемых прав человека и гражданина», которые рассматривались широко и включали не только гражданскую и политическую, но и индивидуальную свободу, в том числе свободу выбора досуга, возможностей и способов общения. Важнейшей была и просветительская концепция прогресса мирным, реформаторским путем. В силу этого, и «Тайное общество» декабристов, не противостоящее правительству, а параллельно с ним работающее по идеологической подготовке предполагаемых кардинальных реформ, содействующее ему в этом деле, до начала 1820-х гг. казалось просвещенным современникам преобразовательным инструментом. На втором этапе (начало 1820-х - 1825 г.) - отношение стало негативным. Смена правительственного курса в отношении конспиративного движения, а также изменение организационной модели, тактических установок «Тайного общества» приводили к сужению его социальной основы и отрицанию представителями общества его позитивного потенциала. Освободительно-революционное движение в Центральной и Южной Европе, под влиянием официальной позиции воспринимаемое даже дворянскими интеллектуалами как радикальное проявление «всеевропейского заговора революционеров», также способствовало усилению негативного отношения к тайным общественным объединениям.

4. Формирующаяся в начале правления Александра I модель взаимоотношений верховной власти и дворянского общества включала: либерально-просветительскую философию как ее идеологический источник, предполагаемую конституцию как законодательную базу, систему усовершенствованного государственного управления как административную практику. В царствование Александра I официальная позиция в отношении общественных объединений, в том числе тайных обществ, являлась составной частью общего правительственного курса. С 1801 - по начало 1820-х гг. он был направлен на подготовку политико-правовой реформы, проведение подчиненных ей преобразований государственного управления, решение крестьянского вопроса. Необходимость соответствия предполагаемых кардинальных реформ уровню просвещению, прежде всего, дворянства определяло в это время правительственную поддержку легальных объединений, масонских лож шведской модели, а также неприменение запретительных мер к различным тайным обществам. Доминирование же в политическом мировоззрении Александра I идеи о неготовности России на данном этапе исторического развития к конституционализму европейского образца, т.е. введению конституционного права представительства, способствовало адаптации просветительских принципов к российской действительности. Поэтому общественные объединения, в том числе нелегальные, как одна из форм выражения общественного мнения, должны были выполнять функцию внешнего ограничения самодержавной власти. В результате спровоцированный правительством общественный подъем, неприменение запретительных мер к тайным обществам можно рассматривать как намеренную подмену проблемы учреждения представительства проблемой общественного мнения, т.е. негласным разрешением деятельности различных, в том числе, официально неразрешенных тайных обществ.

5. Последние годы царствования Александра I характеризуются усилением консервативно-охранительных тенденций, что находило отражение в изменении правительственной политики в отношении тайных обществ. Военные революции в Центральной и Южной Европе продемонстрировали российскому императору разрушительный итог развития европейской политической конспирации. В итоге 1 августа 1822 г. был обнародован рескрипт о запрещении всех тайных обществ в России. И все же в официальном решении о закрытии нелегальных общественных объединений доминирующим оказывался внутриполитический фактор, связанный с новой политической концепцией власти. В обстановке социально-политической нестабильности в Европе, Александр I посчитал не только не целесообразным, но и опасным использование «реформистской терапии» в России. Начало 1820-х гг. характеризуется приостановкой преобразовательного процесса и более осторожным отношением носителя верховной власти к проблеме кардинальных реформ, прежде всего конституционной, а значит - и к подчиненному ей вопросу об общественных объединениях, в том числе, тайных обществах. И как следствие - в эти же годы происходит ужесточение правительственной политики в отношении к конспиративному движению.

6. Неординарные обстоятельства восшествия на престол Николая I, т.е. междуцарствие и 14 декабря 1825 г., оказали определяющее воздействие на его выбор стратегических приоритетов и тактических установок государственной политики. Император извлек уроки не только из попытки «военной революции», но предшествовавших ей и ставших ее прологом 25-ти дней династического кризиса. Осмысление паралича государственной власти в период междуцарствия, анализ «уроков 14 декабря» поставили перед Николаем I важнейшую стратегическую цель - укрепление российской государственности путем формирования нового типа абсолютизма, сочетающего авторитарную власть монарха с развитой системой законодательства. Этот выбор был обусловлен настоятельной необходимостью утверждения твердых законодательных основ государственного строя, а также во многом - анализом следственных материалов, писем на высочайшее имя видных членов политической конспирации, в которых рефреном звучала мысль о необходимости фундаментального и кодифицированного законодательства. Необходимость упрочения авторитета абсолютистской государственности, стремление к предотвращению перерастания социальной активности в антиправительственное действие заставляли Николая I поставить вопрос о формировании новой модели взаимоотношений верховной власти и дворянского общества. Новая модель также являлась средством укрепления и совершенствования российской государственности и также включала - идеологическую основу, законодательную базу и административную практику. Новая государственная идеология «Православия, Самодержавия, Народности» составляла ее идейную основу, кодифицированное законодательство («Полное собрание законов Российской империи» и «Свод законов Российской империи») - законодательную, а деятельность III Отделения и цензурных учреждений являлась выражением административной практики.

7. В основе реформаторского процесса первого периода царствования Николая I лежали, как объективная необходимость преобразований, так и субъективное осознание верховной властью, во многом под влиянием следственных показаний, записок-«мнений» видных членов политической конспирации, первых отчетов III Отделения, что единственным способом «окончательно искоренить заговор» является проведение правительством насущных внутренних преобразований. Причем идеи, изложенные в записках декабристов, прежде всего, повлияли на формирование правительственных стратегических преобразовательных приоритетов - создание фундаментального законодательства, совершенствование государственного управления, решение крестьянского вопроса. Изучение же сановной бюрократией имеющихся возможностей и собственное понимание Николаем I задач укрепления российской государственности, а также анализ властью вектора общественного мнения привели к формированию тактики реформаторской политики - постепенность, сохранение абсолютизма, социальной стабильности и финансовой устойчивости при осуществлении необходимой перестройки государственного управления и общественной структуры.

8. Реакция современников на декабризм была различной и обуславливалась принадлежностью к различным социальным слоям, группам дворянского общества, а также - связана с географическим фактором. Отношение разных кругов столичного дворянства к декабристскому движению типологически может быть объединено по следующим двум видам. Во-первых, это - отношение к самому военному выступлению 14 декабря 1825 г. и во-вторых, к феномену тайного общества. И хотя просветительская, либерально-реформаторская идеология декабристов была близка дворянским интеллектуалам, прежде всего, их ближайшего окружения, но тактика «военной революции», использованная радикальным «крылом» декабристского движения, не нашла поддержки не только в широких кругах консервативного столичного дворянства, но даже в либеральной среде, близкой к «Тайному обществу». Иная реакция была у учащейся молодежи, провинциального мелкого и среднего дворянства, низшего чиновничества, офицерства, духовенства и разночинного элемента. Во второй половине 1820-х - начале 1830-х гг. в русском культурном слое все еще была популярна модель тайных политических обществ. Адепты политической конспирации, считая себя «осколками 14 декабря», продолжали видеть в нелегальном союзе инструмент реформаторского процесса. Однако, отход эпигонов декабристов от тактики «военной революции», а одиночек-агитаторов из среды провинциального офицерства, дворянства, духовенства, разночинцев - от политического радикализма свидетельствовал, что эпоха тайных обществ и военных революций первой четверти XIX в. завершилась. Другая реакция на события 14 декабря 1825 г. была характерна столичным дворянским интеллектуалам. Она подтолкнула их к осмыслению исторического прошлого и настоящего развития страны. Поиски исторически оптимального для России пути, выбор средств его осуществления и идеологических ориентиров способствовали формированию концепций славянофильства и западничества. Так, использование левым «крылом» декабризма революционного способа достижения политических целей в очередной раз актуализировало проблему особого «русского пути» и европейской интеграции.

Таким образом, проблема тайных обществ в правительственной политике и общественном мнении России первой трети XIX в. была связана с проблемой реформ, вопросом о способе их осуществления (эволюционном или революционном), а также с выбором пути (западноевропейского или самобытного).

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ

1. Андреева Т.В. Историк и власть. Сергей Николаевич Чернов. 1887-1941. Саратов: Издательство «Научная книга», 2006. (в соавторстве с В.А.Соломоновым) - 372 с. (30, 3 п.л.). Рецензия: Яров С.В. // Вопросы истории. - 2008. - № 5. - С. 174-175.

2. Андреева Т.В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. СПб.: Лики России, 2009. - 912 с. (57 п.л.).

3. Андреева Т.В. Археографическая экспедиция Академии наук. 1829-1834 гг. // Вспомогательные исторические дисциплины. - Т. XXI. - Л.: Наука, 1990. - С. 107-118.- 1п.л.

4. Андреева Т.В. Русское общество и 14 декабря 1825 года // Отечественная история. - 1993. - № 2. - С. 153-175.- 1, 2 п.л.

5. Андреева Т.В. Судебники 1497 и 1550 гг. в издании К.Ф.Калайдовича и П.М.Строева // Вспомогательные исторические дисциплины. - Т. XXVIII. - СПб.: Дмитрий Буланин, 2002. - С. 284-307.- 1, 5 п.л.

6. Андреева Т.В. Записки императору Александру I М.М. Сперанского, М.Л. Магницкого, Н.С. Мордвинова: К постановке проблемы общего и общественного мнения в России в начале XIX в. // Вестник Санкт-Петербургского университета. - 2006. - Серия 2. - Вып. 3. - С. 49-62.- 1, 1 п.л.

7. Андреева Т.В. «Сибирь должна возродиться, должна воспрянуть снова»». Письма М.М.Сперанского. 1819-1821 гг. // Исторический архив - 2006. - № 5. - С. 167-196. - 1, 9 п.л.

8. Андреева Т.В. Александр I и мифологема «всеевропейского заговора революционеров» // Вестник Санкт-Петербургского университета. - 2008. - Серия 2. - История. - Вып. 4.- С.25-34.- 0,8 п.л.

9. Андреева Т.В. Николай I и мифологема «всеевропейского заговора революционеров» // Исторические записки. - 2009. - Т. 12(130). - С. 98-138. - 2 п.л.

10. Андреева Т.В. Реформатор в жандармском мундире: М. Я. фон Фок // Материалы конференции по немецко-русским контактам в биографии Санкт-Петербурга. - СПб.: Наука, 1993. - С. 15-18. - 0, 3 п.л.

11. Андреева Т.В. Смерть Александра I (некоторые новые аспекты) // Мартовские чтения памяти С.Б.Окуня в Михайловском замке. Материалы научной конференции. СПб.: Издательство «Контрфорс», 1996. - С. 39-45. - 0, 5 п.л.

12. Андреева Т.В. Александр I: 1825 год // 14 декабря 1825 года. Источники. Исследования. Историография. Библиография. - Вып. 1. - СПб.: Издательство «Нестор», 1997. - С. 63-73. - 1 п.л.

13. Андреева Т.В. А.Х.Бенкендорф, его предки и потомки // Английская набережная, 4. Ежегодник Санкт-Петербургского научного общества историков и архивистов. - СПб.: Издательство «Лики России», 1997. - С. 261-291. - 1, 5 п.л.

14. Андреева Т.В. Некоторые вопросы истории либерального движения александровского царствования в освещении С.Н.Чернова // Третьи Мартовские чтения памяти С.Б.Окуня в Михайловском замке. Материалы научной конференции. СПб.: Издательство «Контрфорс», 1997. - С. 87-99. - 0,7 п.л.

15. Андреева Т.В. Полковник А.М.Булатов и Николай I // Личность и власть в истории России XIX - XX вв. Материалы научной конференции. - СПб.: Издательство «Нестор», 1997. - С.3-8. - 0,3 п.л.

16. Андреева Т.В. Император Николай Павлович и граф М.А.Милорадович // Философский век. Альманах 6: Россия в николаевское время: наука, политика, просвещение. К 275-летию Академии наук и 200-летию со дня рождения Николая I. - СПб.: Наука, 1998. - С. 230-251. - 1,2 п.л.

17. Андреева Т.В. Николай I и декабристы (к постановке проблемы реформ)// Россия в XIX - XX вв. Сборник статей к 70-летию со дня рождения Р.Ш.Ганелина. - СПб.: Издательство «Дмитрий Буланин», 1998. - С. 140-147. - 0,7 п.л.

18. Андреева Т.В. Александр I и русское общество // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX -XX веков. Сборник статей памяти В.С.Дякина и Ю.Б.Соловьева. - СПб.: Издательство «Алетейя», 1999. - С. 168-187. - 1 п.л.

19. Андреева Т.В. Противостояние: Константин и Николай // 14 декабря 1825 года. Источники. Исследования. Историография. Библиография. - Вып.2. - СПб.-Кишинев: Издательство «Нестор-История», 2000. - С. 175-209. - 1,5 п.л.

20. Записки очевидцев 14 декабря 1825 года. Из архива М.А.Корфа // 14 декабря 1825 года. Источники. Исследования. Историография. Библиография. - Вып.3. - СПб.-Кишинев: Издательство «Нестор-История», 2000. - С.9-60. Публикация Т.В.Андреевой и Т.Н.Жуковской. - 2, 5 п.л.

21. Андреева Т.В. А.Н.Шебунин об «особых путях» России // Деятели русской науки XIX-XX веков. - Вып.1. - СПб.: Издательство «Дмитрий Буланин», 2000. - С. 294-317. - 1 п.л.

22. Андреева Т.В. Выступление в дискуссии на Международной конференции «Истоки и судьбы российского либерализма» (Санкт-Петербург, 14-16 декабря 2000 г.) // Империя и либералы. - СПб.: Журнал «Звезда», 2001. - С. 306-308. - 0,3 п.л.