Российская историография реформ 50–70-х годов XIX века на Северном Кавказе

Проблема смены концепций истории преобразований рассматривается как непрерывно развивающийся, противоречивый ход мысли исследователя. В ее основе лежит закон диалектики «Отрицание отрицания», позволяющий наполнить гегелевскую триаду «тезис - антитезис - синтез» реальным содержанием развития историографических представлений об эпохе реформ.

Изученная литература дореволюционного периода позволяет говорить о формировании трех историографических течений: консервативного, либерального и демократического, которые отражали идеологические пристрастия и научные позиции авторов, особенности мировоззрения и отношение авторов к самому процессу преобразований.

Захват власти партией большевиков в октябре 1917 г. положил начало радикальному переустройству общества и новым представлениям о прошлом и настоящем России. Но этот процесс происходил не в условиях конкуренции идей, программ, теорий общественного развития, а в обстановке жесткого диктата господствующей партии.

Марксистско-ленинская методология требовала от ученых классового подхода при анализе любых исторических событий, тем более процесса эмансипации зависимых сословий, поскольку В.И. Ленин дал однозначную оценку крестьянской реформе, которая довела народ до «разорения, нищеты, унижений и такого надругательства, как нигде в мире» Ленин В.И. Пятидесятилетие падения крепостного права // ПСС. Т. 20. С. 140, 141.. Высказанная мысль стала определяющей для советских историков, в том числе и кавказоведов.

Экономические и политические преобразования в СССР, начатые с целью обновления и совершенствования государственного организма в середине 80-х гг. XX в., привели к распаду социалистической экономики и советской политической системы. Научное сообщество, ранее скрепленное марксистско-ленинской идеологией, распалось. Цивилизационная и модернизационная парадигмы познания реформ получили признание в науке.

В третьем параграфе «Особенности историографических и исторических источников и методы их анализа» обосновано многообразие задач, стоящих перед историком науки, что актуализирует вопрос об источниках, опираясь на которые исследуется процесс накопления и развития исторических знаний. Ведь характер и особенности историографического исследования в значительной степени определяются спецификой источниковой базы, основу которой составляют историографические и исторические источники и историографические факты.

Ряд ученых предлагают понимать под историографическим источником исторический источник, в котором содержатся данные по истории исторической науки Пушкарев Л.Н. Содержание и границы понятия «общественная мысль» // Отечественная история. 1992. № 3. С 75.. В этой связи необходимо обратить внимание на то, что исторический источник может содержать как явно выраженные сведения по историографии, так и скрытые, поэтому вполне реально возникновение ситуации, когда один и тот же источник для одного исследователя окажется историографическим, а для другого - историческим источником.

Представляется, тут нет противоречий. Скажем, «Докладная записка выборных Большой и Малой Кабарды и горских обществ от 8 августа 1866 г. начальнику Терской области генералу М.Т. Лорис-Меликову об освобождении зависимых сословий в Кабарде за выкуп на основании взаимных между феодалами и зависимыми крестьянами соглашений» служит прекрасным историческим источником для иллюстрации социальных отношений в середине XIX в. Одновременно записка отражает концептуальную позицию кабардинской и балкарской знати на роль холопов (унаутов, казаков, карауашей) в их повседневной жизни. Данный источник исследователи привлекали для обоснования своей позиции на историю крестьянской реформы (Е. Старцев - официально-охранительную, В. Кудашев - либеральную, Т. Кумыков - марксистскую). Заявленная концепция, независимо от авторов-составителей документа, стала предметом полемики, споров ученых, ее содержание анализировали, «препарировали», выявляли, что, когда и кем именно сказано, правильно ли переводчик озвучил мысль, а писарь ее записал и т.д. Документ начал «жить» своей жизнью, «втягиваясь» в научную ткань повествований многих авторов. И с этой точки зрения можно использовать записку как историографический источник, отражающий социальные приоритеты исследователей.

Одной из наиболее важных проблем историографии является вопрос о качестве источников науки, позволяющих реконструировать сложный процесс познания. Дело в том, что на Северном Кавказе в дореволюционный период практически не было системы высшего специального образования, постоянно работающих и финансируемых государством или частными лицами научных учреждений, за некоторым исключением, специалистов с систематическим историческим образованием. О характере общественных отношений и их преобразовании у горцев писали в основном офицеры Кавказского корпуса, чиновники, публицисты, журналисты, путешественники, краеведы, которые на основе личных впечатлений, чужих рассказов, сведений, уже опубликованных в СМИ, или отдельных подборок официальных документов освещали известные им факты и события. Это налагает особый отпечаток на их работы. В них часто приводятся противоречивые суждения, отсутствуют теоретические обобщения, искажаются фамилии и факты описываемых сюжетов.

Эти публицистические зарисовки «сведущего» человека выступают в исследовании в качестве историографических источников. Это обусловлено рядом факторов.

Во-первых, мы должны чрезвычайно осторожно относиться к наследию прошлого, «доставая» из него не только фактологическую, но и специфическую информацию об уровне развития исторических представлений, о качестве освещения событий, об имманентных факторах развития кавказоведения.

Во-вторых, «многие исторические концепции, например концепции французской буржуазной революции конца XVIII в., - отмечал академик А.Л. Нарочницкий, - впервые сформулированы в публицистике, памфлетах, прессе того времени» Нарочницкий А.Л. О преподавании историографии в высшей школе // Вопросы истории. 1973. № 6. С. 7. . В данном случае, официальная концепция крестьянской реформы у народов Терской области впервые озвучена в работах ряда анонимных авторов в газетах «Кавказ», «Терские ведомости», «Сборнике сведений о кавказских горцах» и др.

В-третьих, установлено, что эффективность развития и распространения научных взглядов и представлений определяется не только выдающимися исследованиями, которых, как правило, бывает немного. Тенденции развития науки обнаруживаются зачастую яснее в периодических изданиях, в дискуссиях, в памятниках общественной публицистики Косминский Е.А. Историография Средних веков. - М., 1963. С. 10.. Приводимый материал подтверждает эту мысль известного медиевиста.

В-четвертых, в процессе изучения особенностей развития науки необходимо исследовать не только выдающиеся историографические источники, но и рядовые историографические факты, типичные для той или иной эпохи: «забытые» имена и издания, научные общества и учреждения, систему распространения исторических представлений Шмидт С.О. Некоторые вопросы источниковедения историографии // Проблемы истории, общественной мысли и историографии (к 75-летию академика М.В. Нечкиной). - М., 1976. С. 265..

В-пятых, развитие общественных представлений об эпохе реформ определялось теми работами, которые были опубликованы и благодаря этому стали достоянием широкого круга читателей, любителей истории родного края или ученых. Они формировали как концептуальное, так и общественное звучание поднятой проблемы, в силу чего мы просто не имеем права их игнорировать.

Привлеченные историографические источники в диссертации разделены на несколько групп.

Во-первых, в соответствии с обоснованной выше периодизацией изучаемой проблемы: труды по истории дореволюционного, советского и современного общества. Распределение историографических источников по периодам, на наш взгляд, правомерно, поскольку каждая эпоха создает свой неповторимый антураж, свою систему координат, в рамках которой работал ученый, историк, публицист.

Во-вторых, комплекс обобщающих работ по истории отдельных краев и областей Северного Кавказа. Созданию подобных трудов, особенно в советской историографии, придавалось серьезное значение в отечественной исторической науке, для их подготовки формировались авторские коллективы, они вбирали в себя основные достижения и недостатки современной им историографии, определяли ключевые принципы разработки рассматриваемой проблемы. Именно это обстоятельство и предопределило необходимость обращения к ним как к источникам настоящего исследования.

В-третьих, это специальные монографические исследования по рассматриваемой проблеме, характеристике которых уделяется значительное место в диссертации. Научная монография представляет для профессионального исследователя наиболее полные возможности озвучить свою позицию по тем или иным вопросам, представить ее в развернутом виде. В диссертации используется материал свыше 450 монографий (38 опубликованы в дореволюционный период, 170 - в советский и 243 - в постсоветский), в которых косвенно или специально рассматривались вопросы истории реформ, часть посвящена анализу эпохи, системы образования и науки, в которой работал тот или иной исследователь.

В-четвертых, серьезным итогом проделанной работы являются материалы кандидатских и докторских диссертаций, которые отражают полученный результат. Именно диссертации позволяют судить не только о степени изученности проблемы, но и о возникновении новых направлений в ее исследовании, а их значение заключается в постановке методологических, источниковедческих, методических и иных вопросов, редко затрагиваемых в другой литературе. В работе рассматривается содержание 67 диссертаций (в советский период - 32, в современный - 35), выполненных непосредственно на материалах Северного Кавказа. Кроме того, привлекаются материалы ряда диссертационных исследований общего характера, в которых приводятся те или иные сведения или оценки, характеризующие изучение данной проблемы.

В-пятых, компактную и оперативную форму исторического исследования представляет научная статья. Исследователь при ее написании ограничен объемом публикации, зато, в более сжатом виде представив аргументацию собственной позиции, может быстрее высказать новые положения, впоследствии нередко получающие дальнейшее развитие в монографии или коллективном труде. Общее количество статей по рассматриваемой проблеме исчисляется сотнями наименований, а в качестве наиболее оригинальных историографических источников рассматриваются 170 научных статей, выполненных непосредственно на материалах Северного Кавказа. В общее количество статей (более 700) мы включаем опубликованные в журналах (178); в периодических сборниках (282), это, как правило, труды, известия, ученые записки, издаваемые научно-исследовательскими институтами или кафедрами вузов; в непериодических сборниках (225).

В-шестых, особое место занимают опубликованные материалы республиканских, региональных, всероссийских, всесоюзных и международных конференций, где озвучивались выявленные в архивохранилищах сведения, факты, сюжеты, методологические подходы или концепции, связанные опосредованно или напрямую с эпохой реформ 50-70-х гг. XIX в. Они, как правило, фиксируют появление наиболее значимых, приоритетных направлений исторических исследований, позволяющих выявить дискуссионные вопросы темы. Сам факт проведения научных конференций по той или иной проблеме свидетельствует о значении, которое уделяется ей представителями профессионального сообщества. В настоящем диссертационном исследовании рассматриваются материалы более 30 конференций различного уровня, тематика которых была связана с разнообразными вопросами истории исторической науки, изучением общественного строя и его реформированием в 50-70-х гг. XIX в. на Северном Кавказе. В работе используются материалы и других международных, всероссийских, региональных конференций, посвященных различным аспектам региональной истории, участники которых раскрывали те или иные стороны рассматриваемой проблемы.

В-седьмых, к числу историографических источников диссертации следует отнести обзоры литературы, рецензии, предисловия к сборникам документов или хрестоматиям, а также научно-популярные работы, отдельные очерки, косвенно выходящие на анализируемую проблему. Общее количество их достаточно велико. В настоящей работе используется более 150 исторических, краеведческих и документальных очерков. В некоторых из них приводятся данные, которые не получили соответствующего освещения в других работах. Это и обусловило обращение к данным источникам, не все из которых относятся к числу профессиональных исследований. Самостоятельную историографическую ценность представляют некоторые рецензии, отражающие не только оценку значимости профессиональным сообществом тех или иных исторических трудов по рассматриваемой проблематике, но и характер сложившихся представлений в исторической науке.

Общее количество историографических источников настоящей работы составляет свыше 1300 обобщающих трудов, монографий, диссертаций, опубликованных статей и других исследований общего и конкретно-исторического характера. В содержательном отношении все указанные источники распадаются на три большие группы: труды, характеризующие развитие региона в годы подготовки и проведения реформ в широком историческом контексте; исследования, посвященные итогам пореформенного развития; а также работы, «попутно» затрагивающие отдельные сюжеты преобразований.

Вторая глава «Освещение реформ 50-70-х гг. XIX в. в дореволюционном кавказоведении» включает три параграфа.

Кавказоведение второй половины XIX - начала XX в. развивалось в русле российской исторической науки. В нем отчетливо отразились основные тенденции развития науки и борьбы различных идеологических пристрастий, что обусловило формирование трех историографических течений: консервативного, либерального и демократического.

В первом параграфе «Первые результаты изучения административно-судебных преобразований» отражены итоги изучения проблемы. Административные преобразования, за исключением работы С. Эсадзе, внимания исследователей консервативного направления почти не привлекали. Нормы обычного права и их использование в работе окружных и горских словесных судов осветили П. Пржецлавский, П. Чер-нявский, Л. Петров и др. Историографический срез проблемы свидетельствует о серьезном внимании представителей либерального течения к административно-судебным преобразованиям в крае. Много внимания уделено изучению правовой системы горцев, которая целенаправленно трансформировалась под влиянием российского законодательства.

Наибольший вклад в разработку комплекса данных проблем внесли: В. Пфаф, У. Лаудаев, М. Ковалевский и др. Они исследовали нормы адата, которые определяли традиционные устои жизни как до, так и после проведенных в регионе преобразований. Н. Грабовский, Н. Семенов, П. Бурменский, Н. Рейнке, Н. Корганов и др. осветили деятельность новой правовой системы, работа которой была построена на полиюридической основе, подчеркнули существенные недостатки сложившейся системы судопроизводства.

Во втором параграфе «Восприятие аграрных изменений в литературе» рассмотрено изучение земельных преобразований. Анализ историографических источников показывает, что писатели, как официального, так и либерального направлений, внесли серьезный вклад в изучение данной темы. Используя материалы сословно-поземельных комиссий, они показали общий ход размежевания земли на плоскости в аульную и частную собственность. Усилиями Я.В Абрамова, Ф.А. Щербины, Н.П. Тульчинского, Н.С. Иваненкова, А.Ф. Чурсина, В.Н. Кудашева и др. в кавказоведении был поставлен вопрос о характере землевладения в горских обществах, выявлены недостатки в процессе проведения реформы, представителями народничества впервые озвучена мысль об аннексии земли у горцев. В начале XX в. поставлен вопрос о несоответствии акта от 20 августа 1863 г. исторической действительности. Показана половинчатость, незаконченность аграрной реформы на Кавказе и ее буржуазный характер. Наиболее активно реформа изучалась в Кабарде, Осетии, Карачае, в целом в Терской области. По Дагестану опубликована работа П. Гидулянова.

Исследователи-демократы отмечали несправедливый характер решения царизмом земельного вопроса, создание в результате реформы крупного помещичьего землевладения, обезземеливание крестьян, внесение в их среду социального неравенства.

В третьем параграфе «Формирование концепции освобождения зависимых сословий» обосновано внимание представителей официально-охранительного течения к теме, поскольку она давала прекрасную возможность восславить «царя-освободителя», даровавшего «свободу и равенство» народам. В прямую зависимость от благодеяний высшей власти ставилось будущее народов.

Красной нитью через все работы проходит мысль о мирном и спокойном проведении реформы, подчеркивается, что все сословия с радостью встретили волеизъявление царя-освободителя, которое одинаково учитывало интересы всего населения. Работы этого направления явились отражением официальной версии об освобождении крестьян на Северном Кавказе.

В работах данного течения были определенные достоинства: во-первых, в научный оборот введено значительное количество фактических данных, освещающих условия освобождения, ход реформы и численность освобожденных; во-вторых, показана общая картина проведения реформы на всем Северном Кавказе, сделана попытка отразить определенные особенности реформы в различных областях края. Именно здесь обоснован «тезис» величия реформ, их колоссального значения для «отсталых» народов Кавказа.

Теоретический уровень работ либерального течения, по сравнению с официально-охранительным, значительно выше. Авторы использовали в своих работах не только официальные материалы, посвященные реформе, но привлекали архивные документы, более критично подходили к анализу результатов реформы. Они делали попытки показать тяжелое имущественное положение освобожденных крестьян и обеспеченность их землей. К этому течению мы относим работы К. Красницкого, Н. Грабовского, Д. Кодзокова, Д. Лаврова, М. Кипиани, Я. Абрамова, Ф. Щербины, М. Ковалевского, В. Шам-рая, Н. Иваненкова, Б. Шаханова-Джанхотова, М. Абаева, В. Кудаше-ва, С. Авалиани и др.

В главе обоснован дифференцированный вклад различных течений дореволюционного кавказоведения в изучение эпохи реформ у народов Северного Кавказа; во-вторых, подчеркнуто богатство введенного в научный оборот фактического материала; в-третьих, выявлены особенности, достижения и слабости изучения темы; в-четвертых, составлен типический образ кавказоведа дореволюционного периода.

Третья глава «Советская историография преобразований у горских народов» состоит из трех параграфов.

В первом параграфе «Анализ крестьянской реформы в контексте классового подхода» осуществлен анализ исторических взглядов ученых о крестьянской реформе. Много внимания уделено формированию новой системы образования и науки в автономиях и областях Северного Кавказа.

Опираясь на новую марксистско-ленинскую методологию, ученые обратились к исследованию феодальных отношений у народов Северного Кавказа и социальных преобразований в 60-е гг. XIX в. Усилиями историков В. Гальцева, Л. Добрускина, Г. Кокиева, Н. Лихницкого, Г. Мартиросиана, Б. Скитского, Е. Студенецкой, У. Алиева, И. Тамбиева, А. Иванова и др. был изучен материал о реализации крестьянской реформы, ее грабительском характере и буржуазной сущности.

1940-1950-е гг. стали существенным этапом изучения реформы у народов Северного Кавказа. Во-первых, несмотря на «забвение» истории репрессированных народов Карачая, Балкарии и Чечено-Ингушетии в 1944-1956 гг. официальной историографией, география изучения реформы у народов Северного Кавказа расширилась. К ней обращались историки Адыгеи, Черкесии, Кабарды, Осетии, Дагестана и Ставропольского края, а с 1957 г. Балкарии, Карачая, Чечни и Ингушетии. Во-вторых, появились публикации документальных материалов о реформе в Кабарде, Осетии, Дагестане, значительно расшири-вшие источниковую базу изучения реформы. В-третьих, усилился интерес к монографическому исследованию проблемы. Были защищены диссертации по крестьянской реформе (И.Ф. Мужев, Х.Х. Рамазанов, В.П. Невская, С.Ш. Гаджиева, В.П. Крикунов и др.), опубликовано значительное число научных статей, посвященных данной тематике. В них историки подвергли научному исследованию переломные моменты социальной жизни народов Северного Кавказа, ввели в научный оборот новые документальные материалы, подчеркнули роль народных масс, влиявших на темпы и формы изменений горского быта. В-четвертых, наибольших успехов в освещении аграрно-крестьянской реформы достигли ученые Кабарды, Черкесии и Дагестана. Заметно снизилось внимание историков Осетии к этой проблеме. В-пятых, в целом по региону поставлен и решен вопрос о предпосылках и подготовке реформы, рассмотрены этапы реформы, подчеркнут более тяжелый характер реформы у народов Северного Кавказа по сравнению с центральными губерниями.

Изучение крестьянской реформы в 1960-1980-е годы свидетельствует о новых явлениях в кавказоведении. Углубление социальной проблематики, желание исследовать «сопутствующие» ей сюжеты (особенности феодальных отношений, система патроната в адыгских обществах, правовой статус категорий азатов, узденей, кавдасардов, каракишей; социальная политика противоборствующих сторон в ходе Кавказской войны объективно вела к уменьшению численности рабов и зависимых крестьян и др.), привлечение корпуса документальных материалов, освещение работы различных учреждений, осуществи-вших реализацию реформы, зримое размежевание в науке по вопросу оценки эмансипации зависимых сословий отражали отход от «ортодоксального марксизма» и демонстрировали желание научного сообщества разобраться в особенностях российской политики на Кавказе.

Во втором параграфе «Изучение особенностей аграрной политики» акцентировано внимание на изменении характера земельных отношений в регионе. Анализ трансформации земельных отношений занял одно из центральных мест в советской историографии, поскольку здесь наглядно отражался аннексионистский характер политики царизма на Северном Кавказе. По инициативе центральных властей для изучения местных ресурсов, особенностей жизненного уклада горских народов были созданы комплексные историко-этнографические и экономические экспедиции, которые собрали огромный эмпирический материал о землевладении и землепользовании у горских народов, детально обследовали Северо-Кавказский край. В работах С.И. Месяца, Л. Добрускина, И. Викторова, Г. Мартиросиана, А. Иванова, А. Бирзе и др. сделаны первые попытки освоить новую методологию, подчеркнуто негативное влияние России на земельные отношения горских народов. Авторы стремились конкретным материалом обосновать тезис В.И. Ленина о том, что Российская империя была тюрьмой для горских народов Кавказа. Вместе с тем Месяц, Добрускин, Мартиросиан опубликовали ценные материалы о характере земельных отношений в XIX в. в Кабарде, Балкарии, Ингушетии. В работах данной группы ученых обоснован антитезис реформ, в ходе которых были реализованы основные цели царизма - превратить Северо-Кавказский регион в колонию Российской империи.

В 1940-1950-е гг. в науку пришли подготовленные в советской высшей школе ученые. Для них марксистско-ленинско-сталинское наследие было единственной методологией, опираясь на которую они исследовали сложные вопросы преобразования земельных отношений. Формировались научные кадры местных историков, которые посвятили себя изучению аграрной проблематики. Защищены кандидатские диссертации Т.Х. Кумыковым, Т.А. Жакомиховым, Х.Х. Рамазановым, С.Ш. Гаджиевой, В.П. Невской и др.

В соответствии со сложившейся еще в дореволюционной историографии традицией одни советские исследователи (В.П. Пожидаев, С.И. Месяц, М. Тусиков, А.В. Мамонтова, И.Ф. Мужев) архаизировали земельные отношения у горцев, считали, что они не вышли за рамки общинно-родовой собственности. Другие (Г.К. Мартиросиан, Г.А. Кокиев, В.М. Букалова) утверждали, что у народов Северного Кавказа сложилась различная по форме феодальная земельная собственность. Определенную ясность в этот вопрос должны были внести научные сессии, организованные в Нальчике. Но дискуссии 1948-1950 гг., протекавшие в жестких рамках директивной политики, «вели к формированию нового, более догматического направления в кабардинской историографии» Тютюнина Е.С. Дискуссии 1948-1950 гг. по вопросам истории кабардинского народа // Археология и краеведение - вузу и школе: Тезисы докладов и сообщений Третьей региональной научно-практической конференции. - Грозный, 1989. С. 38.. Дискуссии, при всех видимых минусах того времени, все же формировали у участников важные качества разностороннего осмысления материала, озвучиваемого оппонентами, сопричастности, осознания личной позиции в споре и др. Не случайно как раз в это время появились исследования Т.Х. Кумыкова, в которых обоснован феодальный характер землевладения в Кабарде.

Как в дореволюционной, так и в советской историографии при освещении земельной реформы в Кабарде в центре внимания авторов был акт от 20 августа 1863 г., объявлявший все земли в Кабарде достоянием народа. Одни авторы считали, что акт верно отражал поземельные отношения (П.Н. Гаврилов, Ф.А. Щербина, Е. Максимов, Н.Д. Гаибов, В.П. Пожидаев, С.И. Месяц, У. Алиев, А.В. Мамонтова, И.Ф. Мужев и др.), другие отмечали его искусственное происхождение (В. Кудашев, Г.А. Кокиев, В.М. Букалова, С.А. Комиссаров). Т.Х. Кумыков не только поддержал вторую точку зрения, но и документально обосновал причины, обусловившие принятие акта. С этого времени вывод о феодальной земельной собственности у народов, проживающих на плоскости региона, был поддержан большинством советских исследователей.

В.Х. Кажаров «снял» поднимаемую в науке проблему противостояния общинного и феодального землевладения путем их объединения. Ведь «монопольная земельная собственность кабардинских пши-уорков проявлялась в распоряжении землей не прямо, а через такое важнейшее опосредующее звено, как сельская община, которая, перестав быть верховным коллегиальным собственником, все же сохранила функции коллективного регулятора и как целое осуществляла права пользования своих членов, но с той принципиальной разницей, что все ее действия теперь были санкционированы властью феодального владельца, совмещавшего в своем лице собственника общесельской земли и пользователя одного из ее наибольших и наилучших участков» Кажаров В.Х. О системе регулирования землепользования в кабардинской сельской общине (первая половина XIX в.) // Из истории феодальной Кабарды и Балкарии. - Нальчик, 1980. С. 52.. Этот теоретический вывод помогает понять специфические особенности землевладения в адыгских обществах.

В соответствии с данным утверждением земельные отношения нового типа в пореформенный период не создавались искусственным путем, в результате внедрения их административным порядком. Царская администрация на Северном Кавказе прежде чем проводить земельные реформы тщательно изучала соответствующую область общественного быта горцев, стараясь приспособить свои мероприятия к существовавшим уже у них отношениям собственности. Можно полагать, что именно «существование здесь общинно-передельного землепользования облегчило администрации задачу реорганизации местных сельских общин по центрально-русскому образцу» Там же. С. 40.. Это обоснованное мнение фактически отрицало сложившиеся в советской историографии однозначные оценки аграрной политики правительства.

Рассматривая итоги земельных преобразований у народов Северного Кавказа, советские исследователи, как правило, акцентировали внимание читателей на негативных моментах: их незавершенности, экспроприации земель, недостаточном наделе земли, выделяемом крестьянам, обособлении участков феодальной знати и т.д. Отказываясь от сложившихся традиций, С.А. Исаев указал на «объективно прогрессивный характер реформы с точки зрения конечного результата. Так, например, крестьянское землепользование после реформы значительно увеличилось по сравнению с периодом 40-х - начала 60-х гг. XIX в.» Исаев С.А. Аграрное движение в Чечне в 60-70-х гг. XIX в.: Дис. … канд. ист. наук. - М., 1975. С. 51..

Анализ изучения аграрной реформы в 1960-1980-е гг. наглядно показывает значительные успехи исторической науки в исследовании сложной многогранной исторической проблемы. Учеными разработаны теоретические аспекты узловых проблем реформы; выявлены общие и особенные черты преобразований во всех округах; начато историографическое изучение отдельных аспектов реформы; собран и обобщен огромный комплекс архивной документации. Разработана концепция и методика изучения реформы на основе марксистско-ленинской методологии во всех областях и республиках Северного Кавказа. Сложилась группа исследователей, избравших реформу в качестве основного объекта изучения.

В третьем параграфе «Административно-судебные изменения на «периферии» исследовательских интересов» изучены работы, в которых освещены административно-судебные изменения. События 1917 г. обусловили цивилизационный разлом российского общества и вместе с тем определили обновление общества, дав надежду на счастливую жизнь трудящимся России. Стали формироваться новые представления о прошлом, настоящем и будущем России, но этот процесс происходил не в условиях научной конкуренции проектов, плюрализма мнений и идеологий, а в условиях жесткого диктата господствующей партии.

Представители юридической школы дореволюционной России Т.Н. Грановский, К.Д. Кавелин, С.М. Соловьев, А.Д. Градовский, Б.Н. Чи-черин, Ф.И. Леонтович, М.М. Ковалевский и многие другие внесли серьезный вклад в мировую науку. Но советская историческая наука, за небольшим исключением, только подтверждающим правило, отказалась изучать прошлое народов России с точки зрения влияния законодательства на повседневную жизнь общества. Новая власть, заявившая о своих планах коренного преобразования общества, исходила из необходимости кардинального разрыва с предшествующим развитием общества, науки, культуры, образования, которые были объявлены устаревшими, «классово чуждыми» труженикам села и города.

Государственный нигилизм в отношении права был провозглашен на II Всероссийском съезде Советов, где было заявлено об отмене «действия старых законов, если они противоречат революционному правосознанию. Последнее стало главным источником права при отсутствии новых писаных норм» Исаев И.А. История государства и права России. - 2-е изд., перераб. и доп. - М., 2001. С. 562, 563.. Такое отношение государства к системе права обусловило индифферентное отношение ученых к этой области исторического знания. В 20-50-е гг. XX в. проблемы административно-судебных преобразований у горцев почти не исследовались. Они затрагивались лишь в контексте «революционного переустройства общества». Работы А.М. Ладыженского, И.П. Петрушевского, М.А. Мамакаева об эволюции норм обычного права в горских обществах Дагестана, Чечни, Черкесии не могли удовлетворить потребности общества. Фактически тема была «закрыта» для систематического изучения.

В 1960-1980-е гг. ситуация меняется. Почти во всех регионах появляются статьи, монографические исследования, защищаются диссертации по административным и судебным изменениям в XIX в. Конкретный материал, приводимый исследователями, как правило, противоречил выводам, в которых подчеркивались только негативные моменты преобразований. Административно-судебные реформы на Северном Кавказе, по мнению ученых, были половинчатыми, непоследовательными. Поэтому они еще в большей степени, чем в центральной России, содержали крепостнические черты. Однако преобразования подорвали основы патриархально-феодальных отношений, способствовали втягиванию местного населения в систему всероссийского рынка.

В процессе изучения темы наметилась определенная специализация среди ученых. В.К. (Б.А.) Гарданов, Р.М. Магомедов, Х.М. Хаша-ев, А.А. Магометов, К.Г. Азаматов, Ф.Д. Эдиева специализировались на изучении норм адата. Их информативная насыщенность настолько высока, подчеркнул В.К. Гарданов, что они важны в изучении «… не только конкретных вопросов истории Кабарды и народов Кавказа, но и для рассмотрения ряда общих социологических, этнографических и историко-юридических проблем» Материалы по обычному праву кабардинцев. Первая половина XIX века. / Собрал и подготовил к печати Б.А. Гарданов. - Нальчик, 1956. С. 2.. Такая постановка вопроса стала возможна только в период «оттепели», некоторой либерализации общественных отношений и смягчения диктата в науке. Т.Х. Кумыков, Ж.А. Калмыков, З.В. Канукова, З.М. Блиева, А.И. Хасбулатов, К.А. Ко-курхаев, Э.Д. Мужухоева и др. уделили особое внимание созданию системы военно-народного управления и взаимодействию норм обычного права, шариата и российского законодательства. Для административной политики России на Кавказе, по мнению московских ученых, «…характерна поэтапность введения российской системы управления с учетом местных особенностей.… Обращает на себя внимание большая осторожность в проведении административных реформ на Кавказе и главным образом в областях с мусульманским населением» Киняпина Н.С. Управление Кавказом и Средней Азией в XIX веке // Вопросы истории. 1983. № 4. С. 47..

Анализ разделов, посвященных реформам на Северном Кавказе, в коллективных обобщающих трудах привел к выводу, что они не соответствовали возросшим требования общества, а фактически повторяли известные в науке факты и положения. Нужны были новые подходы, связанные с новыми концепциями осмысления прошлого, с современными методиками обработки данных, с использованием достижений мировой историографии. Это свидетельствует о глубоком методологическом кризисе в советском кавказоведении, выход из которого возможен был только с изменением политической системы в Советском Союзе.

Четвертая глава «Современная историография институциональных преобразований» состоит из трех параграфов. В первом параграфе «Изучение трансформации аграрных отношений 50-70-х гг. XIX в. в современной науке» показана работа ученых по реконструкции аграрной политики правительства России в 50-70-х гг. XIX в. на Северном Кавказе, которые осваивают новые методики и подходы. Несмотря на ослабление научного интереса к аграрным преобразованиям, в регионе сложился коллектив ученых, работающих по их исследованию. В целом же проделанная учеными работа фрагментарна и не отражает всего комплекса мероприятий правительства по созданию новых агарных отношений на Северном Кавказе. Нет обобщения результатов научных изысканий как в отдельных районах, так и на всем Северном Кавказе. Авторы только констатируют мероприятия администрации, не выявляя закономерностей их проведения. При этом большинство анализируемых работ не имеет четкой методологической позиции, концептуально аморфны. «Посчитав» тему достаточно изученной, историки стали обращаться к проблеме аграрных преобразований, как правило, только при изучении социально-экономического развития отдельного округа или области, поэтому приводимые данные компилятивны, вырваны из контекста событийного ряда реформ, не отражают общей картины изменений в регионе.

Вместе с тем в работах ученых стали появляться категории, отражающие современные подходы, новое видение фактов или процессов, иную, чем было принято в советской историографии, трактовку событий. Ростки методологических предпочтений в изучении темы возвращают науку в «поле» плюрализма и дают уверенность в успешном исследовании проблемы аграрных преобразований на Северном Кавказа.

Плодотворна попытка В.Х. Кажарова изучать аграрные отношения в Кабарде через призму дихотомной дефиниции «вотчина-община», что позволяет экстраполировать его методику и на другие плоскостные регионы, в частности Кумыкию, Черкесию, Бесленей, Темиргой, Бжедугию и др.

Обоснование П.А. Кузьминовым положения об элементах аграрной реформы в Балкарии и постановка вопроса П.И. Магаяевой о проведении земельных преобразований в Карачае актуализируют проблему изучения латентного характера этих изменений в горских обществах Кубанской, Терской и Дагестанской областей.

Публикация документальных материалов П.А. Кузьминовым, Б.К. Мальбаховым, Н.Ю. Силаевым и др. о специфике аграрных отношений у народов Северного Кавказа, переиздание лучших работ дореволюционных авторов в сериях «КЛИО», «Мир Черкесии», «Балкария», «Карачай и Балкария», «Периодическая печать Кавказа об Осетии и осетинах», «Многоликая Ингушетия» и др. значительно расширяют исследовательские возможности ученых по созданию обобщающего труда по истории аграрных отношений на Северном Кавказе.

В соответствии с концептуальной позицией авторов, отраженной в историографических источниках, мы выделяем два подхода в изучении земельных отношений XIX в.: марксистский, фактически присутствующий в большинстве работ, правда, без ссылок на классиков марксизма-ленинизма, и модернизационный, освоение которого изменило исследовательские приоритеты ученых. Данная классификация, конечно, условна и не отражает, в ряде случаев, общей концептуальной позиции автора, но в то же время помогает определить вектор методологических предпочтений исследователя.

Во втором параграфе «Исследовательские практики проблемы освобождения зависимых сословий» выявлены новые подходы в изучении социальной проблематики. Разбор научной литературы по многогранным вопросам сословных отношений в эпоху подготовки и проведения крестьянской реформы подводит нас к следующим выводам. Во-первых, им посвящен значительный корпус историографических источников, в которых процесс освобождения зависимых сословий у горских народов Северного Кавказа изучен достаточно полно. Во-вторых, в отличие от советской историографии, исследователи искали и находили в прошлом не только факты антагонизма и эксплуатации зависимого населения, но и партнерства (А.Х. Бижев и М.Ю. Хаширов, А.П. Горбунов, Р.М. Дагужиев и др.). В-третьих, если марксистская историография акцентировала внимание на грабительском характере освобождения крестьян, то сегодня выявлены факты, подтверждающие мысль поэта Н.А. Некрасова, что «реформа ударила одним концом по барину, другим по мужику» (Р.С. Бзаров, М.М. Блиев, М.В. Дышеков, Д.Н. Прасолов, М.С. Тамазов и др.), то есть, обоснован концептуальный «синтез» в изучении эмансипации крестьян, когда ученые выявили социальные полюса эмансипации крестьян. В-четвертых, ряд ученых негативно оценили качество действий кавказской администрации по подготовке и проведению реформы (З.Х. Ибрагимова, Д.Н. Прасолов). В-пятых, сложилась общность историков, достаточно высоко оценивающих качество социальных преобразований в регионе (М.И. Баразбиев, Е.Г. Битова (Муратова), В.Б. Виноградов, М.В. Дышеков, Е.И. Иноземцева, Э.М.-Г. Зуль-пукарова, П.А. Кузьминов, В.А. Кумпан, А.А. Магометов, А.Х. Рама-занов, Т.А. Шибзухова и др.). Это свидетельствует о складывании в кавказоведении механизма методологического плюрализма.

Анализ историографических источников по теме социальных преобразований у народов Северного Кавказа позволяет выделить формирующиеся течения. Марксистское, концентрирующее внимание на фактах реального ухудшения материального положения освобожденных крестьян, и цивилизационное, обосновывающее исследовательский интерес к сложным процессам социокультурного взаимодействия и взаимовлияния различных социальных сил на общественной арене (элиты горских обществ и зависимого населения, кавказской администрации и различных групп горского социума и др.). В регионе накоплен достойный научный потенциал, чтобы создать обобщающий труд по истории сословных отношений и их преобразованию во второй половине XIX в.

В третьем параграфе «Актуализация проблематики административно-судебных реорганизаций» анализируются концептуальные конструкции, созданные современным научным сообществом при изучении системы управления и суда, сложившейся в регионе в эпоху либеральных реформ XIX в. Полученные результаты позволяют выделить три «уровня», отражающие особенности исследовательской мысли.

В массиве публикаций особое место занимают работы, в которых делается попытка показать роль и место Северного Кавказа в рамках Российской империи. Этот взгляд дает общую картину административных преобразований, оттеняет наиболее явные закономерности взаимоотношений, раскрывает механизм управления регионом из центра, показывает отношение высших чиновников государства к Кавказу.

К группе работ, исследующих особенности взаимосвязей центра и периферии, можно отнести письма императора Александра II наместнику Кавказа князю А.И. Барятинскому, воспоминания Д.А. Ми-лютина о службе на Кавказе, сборник документальных материалов «Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность», работы В.В. Дегоева и В.М. Муханова, посвященные первым наместникам Кавказа, Г.Г. Лисицыной о Кавказском комитете, обобщающую работу З.М. Блиевой и др.

Показателен пример изучения деятельности Кавказского комитета, история которого была практически не освещена в советской историографии, хотя очевидно, что для понимания особенностей политики Российской империи на окраинах необходимо ясно представлять структуру, обеспечивающую аппарат управления Кавказа нормативными материалами, специфику взаимосвязей высших государственных учреждений с местными органами власти и др. Это обусловило появление работ, в которых затрагиваются отдельные аспекты деятельности институтов власти на Кавказе и в России. кавказоведение горский исторический

Вторая группа работ отражает региональную политику правительства, преследующую цели политической и экономической интеграции страны, установления социальной, правовой и административной однородности с другими краями и губерниями. Конкретные потребности управления, сегментированный характер горских этнических общностей заставляли правительство и кавказскую администрацию учитывать своеобразие народов, различный уровень их общественного и социокультурного развития, что придавало административной и социальной политике определенную противоречивость. Поэтому Г.Н. Малахова и А.Х. Боров отличительной чертой проводимых преобразований назвали принципы компромисса и посредничества.

Категория «юридический или правовой плюрализм», иначе «полиюридизм», все чаще стала появляться в научных и публицистических работах специалистов. Исследования, созданные в пространстве цивилизационного подхода, позволили ученым выявить не только конфликтные тенденции, возникающие между различными правовыми системами, работающими в одном правовом поле, но и взаимосвязи и взаимовлияния, складывающиеся в процессе их функционирования.

Третий исследовательский уровень изучения административных и правовых изменений назовем местным. Ученые данной условной группы, опираясь на выявленный документальный материал, глубже зная проблемы социального, экономического, этнического, конфессионального, политического развития «своего» народа, как правило, более резки и бескомпромиссны в оценке преобразований. Они острее подчеркивают негативные аспекты политики царского правительства по сложившейся в советской историографии традиции, обходят вниманием положительные моменты, которые способствовали социальному, экономическому и культурному развитию этноса, редко используют достижения современной методологии. Анализируя ситуацию, Л. Гатагова не случайно подчеркивает, что северокавказские научные сообщества «тяжело избывают издержки старого мышления и устаревшие методологические стереотипы» Гатагова Л. Северный Кавказ: метаморфозы исторического сознания // Национальные истории в советском и постсоветских государствах. - М., 1999. С. 271. . Многие исследователи, замечает А.И. Османов, «не могут преодолеть привычный стереотип мышления и творчески, с новых методологических позиций подойти к освещению событий своей эпохи» Османов А.И. Историческая наука Дагестана: проблемы и перспективы // Наука о Кавказе: проблемы и перспективы: Материалы I съезда ученых-кавказоведов (27-28 августа 1999 г.). - Ростов-на-Дону, 2000. С. 183..

Динамику административно-судебных преобразований в регионе, областях или отдельных округах исследовали с позиций цивилизационного и марксистского подходов.

Независимо от «принадлежности» исследователя к той или иной группе, историографическому направлению ученые не пришли к общему знаменателю как в оценке соотношения различных правовых систем (адата - шариата - российского законодательства), действовавших на Северном Кавказе в XIX - начале XX в., так и в оценке политики правительства по этому вопросу. Ряд историков утверждает, что важнейшим направлением судебных реформ было ослабление шариата и модернизация норм обычного права с целью подготовки перехода к российской системе права. Другие, напротив, полагают, что неожиданным сторонником внедрения шариатского законодательства оказалась кавказская администрация. Это обосновывалось тем, что шариат, как система права, в большей степени, чем адат, соответствовал российскому законодательству, поэтому скрытно или явно проводилась поддержка правовых норм шариата.

Концепция правового плюрализма, широко используемая в науке, ассоциируется у большинства авторов с известной формулой (адат+шариат+российское право), хотя она охватывает значительно большее количество субъектов. В социальных полях княжества, ханства, общества, союза общин, сельской общины адат сочетался с местными интерпретациями правовых норм шариата в его ханафитской и шафиитской редакциях у мусульман или с церковно-каноническим правом у православных христиан и не до конца исламизированных народов (В.О. Бобровников). К тому же преобразования середины XIX в. вели на Северном Кавказе то к укреплению правового плюрализма (вторая половина XIX в.), то к формированию скрытого полиюридизма (реформы Шамиля).

Серьезным недостатком постсоветской интерпретации правового плюрализма является преувеличение «традиционализма» догосударственной соционормативной культуры. Обычное право ассоциируется с глубоким прошлым, неизменным традиционным правом, хотя оно постоянно эволюционировало.

Таким образом, сложные процессы развития науки вызвали в последние годы в кавказоведении «смену концептуальных структур как в явно выраженных, так и в имплицитных формах. Резкое повышение удельного веса факторов этнонациональной самоидентификации в общих структурах современного общественно-исторического сознания позволяет предположить, что новые парадигмы исторической науки выступят как некие общие концепции национальной истории тех или иных народов, претендующие на целостное и непротиворечивое осмысление пройденного ими исторического пути» Боров А.Х. К обновленной концепции национальной истории: Историографические итоги и перспективы // Исторический вестник КБИГИ. - Нальчик, 2005. Вып. I. С. 5..

Заключение

Вынесены общие итоги исследования, формулируются выводы, предлагается обратить внимание на слабо разработанные сюжеты реформ, требующие дальнейших изысканий.

На защиту выносятся следующие основные положения диссертации

1. В сложном процессе изучения реформ 50-70-х гг. XIX в. у горских народов Северного Кавказа целесообразно выделить три периода: первый - 1860-е - 1920 г.; второй - 1920 - конец 80-х гг. XX в; третий - конец 80-х гг. XX в - первое десятилетие XXI в., учитывая принципиально значимые изменения, произошедшие в теоретико-методологических основах российской исторической науки.

2. Выявлена взаимосвязь формирования взглядов представителей консервативного, либерального и демократического направлений научной мысли дореволюционной России по проблеме административно-правовых и аграрно-сословных реформ у народов Северного Кавказа с общей идеологией «цивилизационной» политики в регионе.

3. Утверждение марксистской методологии и развитие советской историографии следует рассматривать как период принципиального переосмысления роли и значения реформационных преобразований в социально-экономической жизни общества, утверждения единой концепции трактовки реформы как колониальной, грабительской, способствующей угнетению горских народов.

4. В советское время, несмотря на единую марксистскую методологию, были периоды усиления интенсивности изучения истории реформ (послевоенные годы). Озвученные оценки о крепостническом, половинчатом характере реформ, по-прежнему приводимые в публикуемых работах, были дополнены утверждением, что они способствовали втягиванию горских народов в сферу товарно-денежных отношений, направляя их по пути прогресса.

5. Эволюция оценок качества реформационных преобразований была обусловлена меняющейся трактовкой российско-кавказских отношений, дискуссиями о «наименьшем зле», об «абсолютном благе», об «объективном благе» вхождения народов Северного Кавказа в состав России. Эти «клише», получив одобрение партийных органов, становились общеупотребительными, фактически обязательными для ученых, что, безусловно, влияло на их позицию в исследовании сюжетов истории.

6. В современном кавказоведении постепенно утверждается методологический плюрализм в оценке реформ. Эпоха преобразований исследуется с классической, модернистской, постмодернистской методологической позиции, что создает основу для выявления и решения ряда новых научных проблем, позволяющих всесторонне исследовать историю пред- и пореформенного развития горских народов.

7. Вместе с тем «конкуренция» подходов носит весьма условный характер. Определенная часть ученых, понимая невозможность в условиях полиметодологической ситуации придерживаться прежних теоретических установок, в то же время не спешит осваивать новые идеи, сопряженные с восприятием и воплощением методологических новаций и терминологии междисциплинарного характера. В ряде случаев авторы стремятся «уйти» от идентификации своей методологической позиции.

8. Положительным в историографическом процессе изучения преобразований является стремление историков выявить как позитивные, так и негативные стороны, отражающие многогранное воздействие реформ на условия жизнедеятельности социальных и этнических общностей Северного Кавказа, обобщив лучшие достижения дореволюционной, советской и современной историографии.