Бронзовый век Южного Урала (экономические и социальные аспекты)

Синташтинская модель, характеризуемая высокой степенью концентрации населения на небольшой площади, оказалась экономически нежизнеспособна. Происходит снижение демографических параметров отдельного социума (децентрализация), параллельно уменьшается уровень военной активности. Это сокращает недоиспользуемые (пограничные) площади, увеличив тем самым потолок несущей способности территории. Кроме того, идет процесс активного освоения сопредельных участков, т.е. используется и экстенсивный путь развития. Лишь демографический рост в условиях стабильного существования и климатические колебания стимулировали освоение пастбищ междуречий и, в конечном итоге, привели степное население к номадизму.

Динамика изменения социальных структур выражена в двух аспектах: в их составе и в способах отображения. Эта сложная картина существенно отличается от относительной стабильности системы жизнеобеспечения. Пики социальной сложности (воплощенные совершенно по-разному) связаны с ямными и синташтинскими древностями. Они совпадают с двумя этапами утверждения производящего хозяйства, а территориально приурочены к условной границе ареалов культур с присваивающей экономикой. Преобладающей оказалась вертикальная составляющая социальной комплексности. Несмотря на это, оценка синташтинских и петровских материалов с точки зрения концепции цивилизации либо протоцивилизации (Г.Б. Зданович) кажется неоправданной модернизацией. Основные параметры поселений, их демография, основа хозяйственной жизни и пр. не позволяют рассматривать эти памятники как отражение процесса урбанизации. Не менее уязвим тезис о формирующемся государстве, который не может быть аргументирован археологическими данными. Вряд ли стоит говорить о ярко выраженной социальной дифференциации, специализированном ремесле и пр.

Следующий период не демонстрирует явных следов координации коллективных действий и концентрации населения, хотя общее число носителей традиции вряд ли снизилось, да и элементы экономической специализации выражено более наглядно. Произошел переход от координации деятельности крупного социального организма к установлению и поддержанию межсоциумных связей. Наиболее очевидной становится горизонтальная составляющая социальной структуры. При этом общая сложность социальной системы сопоставима с предшествующим периодом, хотя и совершенно отлична по форме. Как повлияло повышение мобильности населения на социальные структуры финала бронзового века оценить трудно ввиду дефицита фактических данных не только по некрополям, но и по поселениям.

Таким образом, в ходе адаптации к местным условиям были выработаны неиерархические варианты эффективного управления, обеспечившие длительное и стабильное существование крупных сообществ, включенных в систему дальних связей. Наличие неиерархических сетевых структур имеет множество исторических примеров, при этом их совокупная сложность сопоставима со средними мирами-империями (Бондаренко, 2005). Обозначенный процесс можно рассматривать как фазу формирования Евразийской Мир-Системы (Гринин, Коротаев, 2009).

Глава 5 «Отражение идеологии социума в погребальной обрядности» посвящена изменениям в духовной сфере, которые имели место в эпоху бронзы. Основное внимание сосредоточено на диагностировании круга идей, определивших облик похоронной обрядности, и, как следствие, погребального памятника. Селективный принцип формирования некрополя (почти для всех периодов), а значит относительная редкость совершения ритуалов, наводит на мысль об их неординарности и семантической насыщенности. Это позволяет перенести акцент на самоидентификацию социума, на коллективные представления об его идеальной структуре. Реконструкция «портрета» социума возможна благодаря воплощению образов в наглядной форме и, как следствие, доступности для распознавания. В связи с лакунарностью доступной информации о населении эпохи бронзы Южного Урала построения имеют характер гипотез. Обзор материалов демонстрирует существенные изменения основных характеристик погребальных памятников и столь же существенные колебания в составе и способах отображения в погребальной обрядности социальных структур.

Для интерпретации памятников начала бронзового века наиболее важны следующие черты: малое число некрополей и курганов, возмужалый или взрослый возраст большинства погребенных, резкое преобладание мужчин, индивидуальность захоронений, отсутствие следов использования инвентаря. Производственная сфера представлена в основном орудиями деревообработки и металлургии. Заметная часть остальных находок (включая детали повозок) гендерно нейтральна. Все изложенное может рассматриваться как воплощение концепции демиурга, главной системообразующей чертой в характеристике которого является креативная деятельность. Погребение в этом случае воспринималось как жертвоприношение божеству от имени коллектива в целом, а создание тафокомплекса выступало как акт поддержания космического порядка, нарушенного вторжением смерти.

Абашевско-синташтинский период располагает гораздо большими и разнообразными возможностями интерпретации. Правда, абашевские погребения в большинстве своем лишены антропологических определений, не говоря уже об их ограблении. В результате не удается вычленить даже черты погребальной обрядности или категории инвентаря, служившие маркерами статуса. Почти универсально присутствующая в культурах бронзового века военная атрибутика для абашевской обрядности совершенно нехарактерна, хотя комплекс вооружения (включающий топоры, наконечники копий, кинжалы и пр.) вполне можно реконструировать по многочисленным случайным находкам и кладам. Последние, как и Турбинский могильник, имеют синкретический облик либо расположены близ границ распространения культуры, в непосредственной близости от зоны распространения сейминско-турбинских древностей. Нет сомнений в знакомстве абашевского населения с колесничным комплексом, но в погребениях эти находки столь фрагментарны, что можно счесть их заимствованиями извне.

Синташтинские некрополи более информативны, особенно в совокупности с поселениями. Анализ комплексов памятников предполагает, что освоение территории, в отличие от ямной культуры, шло не путем создания маркеров (крупных курганов), а через преобразование ландшафта и формирование относительно небольших участков пространства, где хаос преобразован в космос. Представления об «очеловеченном» пространстве, видимо, были уже достаточно сложными, о чем свидетельствуют выявленные закономерности взаиморасположения поселений и некрополей (локализация значительной части могильников в северных румбах и разделение частей комплекса водной преградой). Признаками структурированности обладают курганы, демонстрирующие не только принцип противопоставления центра и периферии, но и парности. При этом важнейшей характеристикой погребальной обрядности является коллективность могильных ям в сочетании с безусловной селективностью формирования тафокомплекса. Именно она является главным воплощением ранговой дифференциации. Погребенная в курганах элита, судя по атрибутике, должна была воплощать очень широкий круг идеалов: военная доблесть, священный брак, плодовитость, гендерная и возрастная дифференциация, профессиональная (металлургическая) принадлежность.

Разнообразие диагностируемых социальных ипостасей немногочисленных индивидов - яркий пример дублирования содержания основного обрядового «текста», подчеркивающего слитность основных социальных ролей. Коллективность может рассматриваться как символ принадлежности к конкретной группе либо к социуму в целом. Нам кажется вполне вероятным, что в рамках тафокомплекса (кургана) погребены люди, объединенные при жизни горизонтальными связями. Несмотря на наличие признаков элитного комплекса, основным мотивом оказывается социальная солидарность. Возможна и иная оценка, признающая групповую солидарность элиты, противопоставленной остальной части общества. Однако она кажется менее правдоподобной в свете «эгалитарной» картины поселений, отсутствия следов накопления сокровищ и т.п.

Срубно-андроновский период, несмотря на хронологическое единство, близость культурного облика и наличие очевидных связей, характеризуется существенными различиями в идейной основе обрядности срубного, алакульского и особенно федоровского населения, объединяемых массовостью курганного варианта захоронения. Столь же чувствительны расхождения в принципах портретирования с предшествующим периодом, хотя в некоторых случаях генетическая связь не подлежит сомнению. Понижается вариативность похоронной практики и количество трудозатрат на погребение, в зауральских памятниках возрастает доля индивидуальных захоронений (включая подавляющее большинство детских). Существование элиты иллюстрируют только отдельные редкие находки, т.е. изменился способ портретирования этой группы. «Вымывание» из обрядности производственной атрибутики находится в прямом противоречии с углублением специализации (по материалам поселений). Напрашивается вывод о десакрализации этой сферы или о захоронении данной категории по иным канонам. В целом подчеркнута возрастная и гендерная дифференциация, а также горизонтальная составляющая социальных связей вне рамок централизованной системы. В алакульских памятниках можно увидеть признаки моделирования парности брака, многодетности семьи, что гораздо труднее проследить для срубных и федоровских.

Заключительный период бронзового века, для которого фактически отсутствуют систематические исследования монокультурных поселений и имеется минимальное количество погребальных памятников, оставляет мало шансов для уверенных выводов. В погребальной обрядности селективный принцип явно доминирует, о чем красноречиво говорят и размеры некрополей, и состав погребенных. На фоне такого вывода особенно контрастна минимизация трудозатрат на совершение захоронений, включая инвентарь. Тенденция к минимализму затрат на обряд погребения прослеживается также в Северном и Центральном Казахстане.

Говоря о динамике портретирования социума в бронзовом веке, мы обязаны отметить неоднократную смену принципов портретирования, что наиболее наглядно отражено в основаниях отбора индивидов, погребенных по курганному варианту; способах организации ритуального пространства; взаиморасположении покойных; сопровождающем инвентаре. В зависимости от внутреннего состояния социума и системы взаимодействий с окружающей средой (природной и культурной) на первый план в ритуальной деятельности выдвигались разные идеи - индивидуального воплощения культурного героя, священного брака и пр. Это отнюдь не обозначает, что иные социальные отношения и структуры отсутствовали вовсе, скорее следует подозревать, что они были латентны либо не фиксируются археологическими методами.

Заключение. Формирование основных черт археологических культур бронзового века Южного Урала определялось не только особенностями их генезиса, но также характером экономической активности и системой социальных отношений. К тому же, масштабы и формы межкультурного взаимодействия в эпоху бронзы принципиально отличались от предшествующего периода, формируя наравне с другими факторами облик социальных организмов. Тем не менее, южноуральский регион функционировал в эпоху бронзы как единое целое, что подтверждают многочисленные следы контактов и заимствований, а также относительная синхронность смены культурных стереотипов. На основании суммы стратиграфических данных, информации о закрытых комплексах, использовании датированных аналогий и серии радиокарбонных дат была сформулирована региональная система периодизации и выражена в абсолютных датах. Ее основные параметры соответствуют другим региональным системам Северной Евразии. Выделенные периоды в рамках работы фигурируют как условные этапы единого процесса, что обеспечило возможность генерализации данных, реконструкции экономического и социального трендов, их сопоставления между собой.

Процесс формирования и развития культур эпохи бронзы региона включал достаточно длительные эволюции и относительно краткие периоды трансформации традиций. Причины изменений могут быть разделены на внутренние и внешние. Первые в основном обеспечивали эволюционный сценарий, вторые наряду с этим могли обеспечивать и полную смену культурно-генетического кода. На протяжении II - начала I тыс. до н.э. не обнаруживается таких полных разрывов, во многих случаях надежно установлена генетическая преемственность либо родственность культур. Действительно радикальные трансформации связаны с началом эпохи бронзы, формированием абашевско-синташтинских стереотипов и переходом к номадизму на рубеже с ранним железным веком. Во всех случаях эти процессы сопровождались притоком нового населения.

Становление культур тесно связано с кардинальной перестройкой всей социальной системы. В результате происходит становление принципиально новой социально-экономической структуры, базирующейся на производящем хозяйстве в форме комплексного животноводства. Новации охватили основные подсистемы социума, резко усложнили социальную структуру, изменили идеологию.

Одним из главных условий перехода к новому социально-экономическому состоянию стала сумма природных особенностей территории: ландшафтное разнообразие, относительно высокая обеспеченность водными и лесными ресурсами и т.д. Важную роль сыграла доступность месторождений медьсодержащих руд, обеспечив региону статус очага металлургии на протяжении всего бронзового века. Это сделало уральское население участником глобальных структур и процессов, протекавших на территории Северной Евразии.

Диахронный анализ экономики показал, что на протяжении бронзового века отсутствует ярко выраженная динамика системы жизнеобеспечения. Базовой отраслью оставалось многоотраслевое животноводство, достоверных следов знакомства с земледелием на данный момент нет. Хронологические различия облика животноводства касаются соотношения видов в стаде (с преобладанием КРС). Есть и территориальное своеобразие в соотношении костных остатков для Предуралья и Зауралья (в основном за счет наличия или отсутствия свиноводства). В целом нарастает комплексность использования продукции животноводства. Экономическая динамика прослеживается для отраслей, не включенных прямо в производство продуктов питания, например, для металлопроизводства.

По глубине воздействия на всю общественную систему экономические процессы могут быть разделены на макроэволюционные, эволюционные и неэволюционные (Гринин, Коротаев, 2009). Первые два предполагают возникновение форм или структур, качественно отличающихся от предшествующих. Для Южного Урала кардинальные изменения в системе жизнеобеспечения крайне редки: становление производящего хозяйства в начале эпохи бронзы и переход к номадизму в степной зоне на рубеже с ранним железным веком. Оба процесса могут быть определены как макроэволюционные, поскольку они явно имеют надсоциумный характер, а их последствия долгосрочны. Примеры неэволюционного развития связаны с циклом жизни отдельного поселения, начиная с освоения конкретного участка, строительства и т.д. Этот вариант развития фактически воспроизводит уже сложившуюся модель без принципиальных изменений, хотя элемент адаптации к конкретным условиям всегда имеет место. Это обстоятельство наряду с другими факторами обеспечивает не только стабильность существования, но динамику. Эволюционные изменения имели место в технологической сфере, правда, часто речь идет об отраслях, лишь косвенно включенных в общественную систему.

Направление эволюции и ее формы задавались суммой условий, среди которых важнейшим является потолок несущей способности территории при достигнутом технологическом уровне. Развитие животноводства в бронзовом веке могло идти только по экстенсивному пути, что вряд ли существенно сказывалось в начальный период, но оказалось критическим в дальнейшем. В абашевско-синташтинский период проблема пастбищ смягчалась за счет относительно крупных размеров социума, поскольку пояс неиспользуемых земель (вдоль границ территории) в этом случае занимает меньшую площадь, чем при большом числе коллективов малых размеров. Однако высокий уровень концентрации населения оказался неэффективным, что имело следствием сокращение средних размеров социума и более равномерное распределение людских ресурсов по территории. Судя по всему, параллельно происходит снижение уровня военного противостояния, что сократило маргинальные малоиспользуемые зоны между коллективами и увеличило несущую способность территории.

Стабильное существование не могло не привести к существенному демографическому росту. Таким образом, снижение военной активности, первоначально давшее положительный эффект, породило новую проблему, решение которой было найдено в повышении миграционной активности. Следующим же шагом стало освоение в качестве пастбищ земель междуречий, т.е. зарождение номадизма.

В начале бронзового века происходит скачок в уровне развития производительных сил, обеспечивший возникновение и длительное существование сложного (комплексного) общества. Вместе с тем, сквозное рассмотрение социальных структур (даже при обобщенном рассмотрении по группам - возрастные и гендерные, семейно-брачные, статусные (ранговые), имущественное положение, профессиональные, религиозные) продемонстрировало существенные различия в составе и способах их отображения в погребальных памятниках. Полученная картина корректировалась за счет материалов поселений. В результате была реконструирована динамика колебаний социальной сложности, которая оказалась многомерной и внешне противоречивой.

Говоря о социальной комплексности, следует иметь в виду не только ее вертикальную (иерархическую) составляющую, но и количество функционально различающихся компонентов и характер распределения населения между ними. Внешне очевидные пики социальной сложности (за счет вертикальных отношений) связаны с ямными и синташтинскими памятниками, но наибольшая плотность населения приходится на срубно-андроновский период. Изменяется форма комплексности - иерархический вариант сменяется гетерархическим, т.е. такой системой взаимоотношений между элементами (в том числе общественными), когда они не ранжированы или могут быть ранжированы разными способами. Иерархический путь социальной эволюции оказался тупиковым в условиях сформировавшейся системы жизнеобеспечения. Однако совокупная сложность социальной системы, например, в срубно-алакульский период, не была существенно меньше, правда, основной «вклад» в этот показатель внесли не отношения вертикального подчинения (неравенство), а количество функционально различающихся компонентов.

На облик археологических памятников (особенно погребальных) существенное влияние оказывали не только реалии социальной практики, но и представления носителей традиции об идеале социального устройства (социальный «автопортрет»). Такое заключение аргументировано очевидной неполнотой социальных ролей, отраженных в погребальной обрядности, особенно хорошо заметной при сопоставлении культур. В ряде случаев оказались латентны гендерные, семейно-брачные или профессиональные структуры. С нашей точки зрения, в ходе похоронной церемонии находили воплощения только ключевые важнейшие для носителей традиции социальные роли. Реальная картина социальной жизни всегда была заметно богаче списка отражаемых в погребальной обрядности социальных структур.

Поскольку полномасштабная реконструкция такого портрета - задача неразрешимая без дополнительных источников, основное внимание было уделено поиску и анализу основных наглядных образов. Четко легко диагностируется разница систем в акцентах на индивидуальном либо коллективном характере обрядности, в количестве и составе военной атрибутики в погребениях, наличии или отсутствии производственного инвентаря в могилах и др. На протяжении рассматриваемого периода способы манифестирования социальной позиции индивида и группы менялись неоднократно.

Таким образом, начало бронзового века сопряжено с кардинальным изменением всей общественной системы. Главным звеном этого процесса стало утверждение новых форм экономики. При оценке уровня развития производительных сил не вызывают сомнения усложнение их структуры, повышение производительности труда и трансформация способов взаимодействия с природой. Новая система подтвердила свою способность к внутреннему развитию, территориальному распространению и к заимствованию достижений извне, избегнув при этом коренной трансформации. Она обеспечила некоторый излишек благ и, тем самым, возможность возникновения и устойчивого существования достаточно сложных социальных, культурных и политических систем (Гринин, 2006). Как показывает история региона, процесс был комплексным, системным и необратимым.

СПИСОК ОСНОВНЫХ РАБОТ, ОПУБЛИКОВАННЫХ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

Статьи в журналах, рекомендованных ВАК:

1. Епимахов A.B. Проблема генезиса цивилизаций и их диагностирования по археологическим данным // Вестник Южно-Уральского государственного университета. - Серия «Социально-гуманитарные науки». - Вып. 1 (10). - Челябинск, 2002. - С. 17-28. (авторский вклад 1,5 п.л.)

2. Епимахов A.B. Анализ долгосрочных тенденций развития экономики и социальной структуры населения Урала эпохи бронзы // Российская археология. - 2003. - № 1. - С. 83-90. (авторский вклад 1,0 п.л.)

3. Епимахов A.B. Верхне-Кизильский клад - варианты интерпретации // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2003. - № 4. - С. 96-102. (авторский вклад 1,0 п.л.)

Epimakhov A.V. Verkhne-Kizil'skii hoards // Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eurasia. - 2003. - № 4. - P. 96-102.

4. Епимахов A.B., Ражев Д.И. Тафокомплекс и социальная реальность (по материалам синташтинских памятников) // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия «Социально-гуманитарные науки». - Вып. 2. - Челябинск, 2003. - С. 29-32. (авторский вклад 0,3 п.л.)

5. Епимахов A.B., Епимахова М.Г. Новые материалы по алакульскому костюму // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. Серия 1 «Исторические науки». - № 2. - Челябинск, 2004. - С. 112-128. (авторский вклад 0,5 п.л.)

6. Епимахов A.B. К вопросу о «деградации» колесничного комплекса в период поздней бронзы в Южном Зауралье (по материалам могильника Николаевка II) // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. Серия 1 «Исторические науки». - № 2. - Челябинск, 2004. С. 105-111. (авторский вклад 0,5 п.л.).

7. Епимахов A.B. О некоторых аспектах современного этапа развития археологической методологии // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия «Социально-гуманитарные науки». - Вып. 3 (6). - Челябинск, 2004. - С. 35-39. (авторский вклад 0,6 п.л.)

8. Епимахов A.B., Хэнкс Б., Ренфрю К. Радиоуглеродная хронология памятников бронзового века Зауралья // Российская археология. - 2005. - № 4. - С. 92-102. (авторский вклад 0,5 п.л.)

9. Епимахов A.B., Епимахова М.Г. Случайные находки бронзового века с территории Челябинской области // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. Серия 1 «Исторические науки». - Челябинск, 2005. - С. 75-83. (авторский вклад 0,5 п.л.)

10. Hanks B.K., Epimakhov A.V., Renfrew A.C. Towards a Refined Chronology for the Bronze Age of the Southern Urals, Russia // Antiquity. - Vol. 81. - Num. 312. - 2007. - P. 353-367. (авторский вклад 0,4 п.л.)

11. Епимахов A.B., Чечушков И.В. «Горизонт колесничных культур» Северной Евразии: поэтическая метафора и историческое содержание // Проблемы истории, филологии, культуры. - Вып. XXI. - М.-Магнитогорск-Новосибирск, 2008. - С. 480-500. (авторский вклад 0,7 п.л.)

12. Епимахов А.В. Бронзовый век Южного Урала: экономическая стабильность и социальная динамика // Проблемы истории, филологии, культуры. - № 1 (23). - М.-Магнитогорск-Новосибирск, 2009. - С. 180-202. (авторский вклад 1 п.л.)

13. Епимахов А.В. От археологии памятника к археологии социума: эпоха бронзы Южного Зауралья // Проблемы истории, филологии, культуры. - № 3 (25). - М.-Магнитогорск-Новосибирск, 2009. - С. 92-104. (авторский вклад 0,8 п.л.)

14. Епимахов А.В. От типологии керамики к реконструкции процесса культурогенеза (бронзовый век Волго-Уралья) / Рец. на Мочалов О.Д. Керамика погребальных памятников эпохи бронзы лесостепи Волго-Уральского междуречья. Самара: Самарский гос. пед. ун-т, 2008. 252 с.: с ил. // Российская археология. - 2010. - № 1. - С. 181-182. (авторский вклад 0,2 п.л.)

15. Епимахов А.В. «Темные века» эпохи бронзы Южного Зауралья // Российская археология. - 2010. - № 2. - С. 39-50. (авторский вклад 1,0 п.л.)

16. Епимахов A.B. Бронзовый век Южного Урала: экономическая и социальная эволюция // Уральский исторический вестник. - 2010. - № 2. - С. 131-138. (авторский вклад 0,7 п.л.)

Монографии:

17. Vinogradov N.B., Yepimakhov A.V. From a Settled Way of Life to Nomadism. Variants in Models of Transition // Kurgans, Ritual Sites, and Settelments: Eurasian Bronze and Iron Age. BAR International Series 890. 2000. - P. 240-246. (авторский вклад 0,4 п.л.)

18. Gonzales E., Epimakhov A.V. Habitats et necropoles de l'Age du Fer au carrefour de l'Eussie / Memoires de la missin archeologique francasise en Asie Centrale. - Tome XI. - Paris: Diffusion de Boccard, 2002. - P. 244-253. (авторский вклад 0,6 п.л.)

19. Епимахов A.B. Южное Зауралье в период средней бронзы. - Челябинск: Изд-во Южно-Уральского гос. ун-та, 2002. - 170 с. (авторский вклад 12 п.л.)

20. Epimakhov A.V. Complex Societies and the Possibilities to Diagnose them on the Basis of Archaeological Data: Sintashta Type Sites of the Middle Bronze Age of the Trans-Urals // Complex Societies of Central Eurasia from the 3rd to the 1st Millennium BC / Regional Specifics in Light of Global Models. Vol. I (Journal of Indo-European Studies Monograph Series 45). - Washington: Institute for the Study of Man, 2002. - P. 139-147. (авторский вклад 0,4 п.л.)

21. Epimakhov A.V., Koryakova L.N. Streitwagen der eurasischen Steppe in der Bronzezeit: Das Wolga-Uralgebirge und Kasachan // Rad und Wagen. Der Ursprung einer Innovation. Wagen im Vorderen Orient und Europa. - Mainz am Rhein, 2004. - P. 221-236. (авторский вклад 0,8 п.л.).

22. Епимахов A.B. Ранние комплексные общества Севера Центральной Евразии (по материалам могильника Каменный Амбар-5). - Кн. 1. - Челябинск: Челябинский дом печати, 2005. - 192 с. (авторский вклад 20 п.л.)

23. Епимахов A.B., Чечушков И.В. Евразийские колесницы: конструктивные особенности и возможности функционирования // Археология Южного Урала. Степь (проблемы культурогенеза). - Челябинск: Рифей, 2006. - С. 168-182. (авторский вклад 0,5 п.л.)

24. Koryakova L.N., Epimakhov A.V. The Ural and Western Siberia in the Bronze and Iron Age. (Ser. World Archaeology). - Cambridge: Cambridge University Press, 2007. - 384 p. (авторский вклад 10 п.л.)

25. Epimakhov A.V. Settlements and Necropolises of the Bronze Age of the Urals: Opportunities of Reconstruction of Social Dynamics // Social Complexity in Prehistoric Eurasia: Monuments, Metals and Mobility. - Cambridge: Cambridge University Press, 2009. - P. 74-90. (авторский вклад 1 п.л.)

26. Епимахов A.B. Общая характеристика бронзового века // История башкирского народа: в 7 т. - Т. 1. - М.: Наука, 2009. - С. 87-90. (авторский вклад 0,5 п.л.)

Епимахов A.B. Синташтинская культура // История башкирского народа: в 7 т. - Т. 1. - М.: Наука, 2009. - С. 90-105. (авторский вклад 2,5 п.л.)

Епимахов A.B. Алакульская культура // История башкирского народа: в 7 т. - Т. 1. - М.: Наука, 2009. - С. 105-122. (авторский вклад 2 п.л.)

27. Чечушков И.В., Епимахов A.B. Колесничный комплекс Урало-Казахстанских степей // Бочкарев В.С., Бужилова А.П., Епимахов А.В. и др. Кони, колесницы и колесничие степей Евразии. - 
Екатеринбург - Самара - Донецк - Челябинск, 2010. - С. 182-229. (авторский вклад 1 п.л.)

Статьи в сборниках научных трудов:

28. Епимахов A.B. О хронологическом соотношении синташтинских и абашевских памятников // Археологические культуры и культурно-исторические общности Большого Урала. Тез. докл. XII Уральского археологического совещания. - Екатеринбург: Уральский гос. ун-т, 1993. - С. 57-58. (авторский вклад 0,1 п.л.)

29. Епимахов A.B. Археологические раскопки в Карталинском и Троицком районах Челябинской области // Археологические открытия 1994 года. - М.: Наука, 1995. - С. 203-204. (авторский вклад 0,1 п.л.)

30. Костюков В.П., Епимахов A.B., Нелин Д.В. Новый памятник средней бронзы в Южном Зауралье // Древние индоиранские культуры Волго-Уралья (II тыс. до н. э.). - Самара: Изд-во Самарского гос. пед. ун-та, 1995. - С. 156-207. (авторский вклад 0,5 п.л.)

31. Епимахов A.B. Погребальные памятники синташтинского времени (архитектурно-планировочное решение) // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Мат. конф. - Часть V, книга 1. - Челябинск: Челябинский гос. ун-т, 1995. - С. 43-47. (авторский вклад 0,2 п.л.)

32. Епимахов A.B. Демографические аспекты социологических реконструкций (по материалам синташтинско-петровских памятников) // XIII Уральское археологическое совещание. Тез. докл. - Часть I. - Уфа: Восточный университет, 1996. - С. 58-60. (авторский вклад 0,2 п.л.)

33. Епимахов A.B. Курганный могильник Солнце II - некрополь укрепленного поселения средней бронзы Устье // Материалы по археологии и этнографии Южного Урала. - Челябинск: Каменный пояс, 1996. - С. 22-42. (авторский вклад 1,2 п.л.)

34. Костюков В.П., Епимахов A.B., Нелин Д.В. К вопросу о памятниках Южного Зауралья эпохи финальной бронзы // Новое в археологии Южного Урала. - Челябинск: Рифей, 1996. - С. 151-163. (авторский вклад 0,3 п.л.)

35. Епимахов A.B. Проблемы хронологии синташтинских памятников // Проблемы истории, филологии, культуры. - Часть 1. История. - Вып. 4. - М.-Магнитогорск: Изд-во Магнитогорского гос. пед. ин-та, 1997. - С. 14-20. (авторский вклад 1 п.л.)

36. Епимахов A.B. Возможности урбанистического развития в степной среде эпохи бронзы (по материалам памятников синташтинского типа) // Экология древних и современных обществ. Докл. конф. - Тюмень: Изд-во Ин-та проблем освоения Севера СО РАН, 1999. - С. 119-122. (авторский вклад 0,4 п.л.)

37. Епимахов A.B. Комплексные общества и возможности их диагностирования по археологическим материалам // Комплексные общества Центральной Евразии III-I тыс. до н.э.: региональные особенности в свете универсальных моделей. Мат. конф. - Челябинск: Челябинский гос. ун-т, 1999. - C. 64-67. (авторский вклад 0,2 п.л.)

38. Епимахов A.B. К вопросу об относительной хронологии предалакульских и раннеалакульских памятников // XIV Уральское археологическое совещание. Тез. докл. - Челябинск: Рифей, 1999. - С. 73-74. (авторский вклад 0,2 п.л.)

39. Костюков В.П., Епимахов A.B. Предварительные результаты исследования могильника эпохи бронзы Троицк-7 // 120 лет археологии восточного склона Урала. Первые чтения памяти В.Ф. Генинга. Мат. науч. конф. - Ч. 2. Новейшие открытия уральских археологов. - Екатеринбург: Уральский гос. ун-т, 1999. - С. 66-70. (авторский вклад 0,2 п.л.)

40. Епимахов A.B. К вопросу о методике раскопок многомогильных погребальных комплексов // Проблемы изучения энеолита и бронзового века Южного Урала. - Орск: Ин-т Евразийских Исследований, Ин-т Степи УрО РАН, 2000. - С. 97-101. (авторский вклад 0,5 п.л.)

41. Епимахов A.B. Социально-экономическое развитие Урала в бронзовом веке // Бронзовый век Восточной Европы: характеристика культур, хронология и периодизация: Мат. междунар. науч. конф. «К столетию периодизации В.А. Городцова бронзового века южной половины Восточной Европы». - Самара: НТЦ, 2001. - С. 193-197. (авторский вклад 0,4 п.л.)

42. Епимахов A.B. О границах и соотношении частей абашевской культурно-исторической общности // XV Уральское археологическое совещание. Мат. науч. конф. - Оренбург: Оренбургская губерния, 2001. - С. 73-74. (авторский вклад 0,1 п.л.)

43. Епимахов A.B. Материалы к реконструкции конской упряжи бронзового века степного Зауралья // Роль ахалтекинского коня в формировании мирового конезаводства. Мат. междунар. науч. конф. - Ашхабад, 2001. - С. 15-17. (авторский вклад 0,1 п.л.)

44. Епимахов A.B. Мало-Кизильское селище и его место в системе культур бронзового века Урала // Степи Евразии в древности и средневековье. Мат. междунар. науч. конф. - Кн. I. - СПб: Изд-во Государственного Эрмитажа, 2002. - С. 133-138. (авторский вклад 0,6 п.л.)

45. Епимахов A.B. Верхнее-Кизильский клад // Степи Евразии в эпоху бронзы: производство, время, культура. Сб. науч. тр. - Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 2002. - С. 169-172. (авторский вклад 0,25 п.л.)

46. Епимахов A.B., Епимахова М.Г. Поселение поздней бронзы Каменная Речка III // Вестник археологии, антропологии и этнографии. - Вып. 4. - Тюмень: Изд-во Ин-та проблем освоения Севера СО РАН, 2002. - С. 96-105. (авторский вклад 0,8 п.л.)

47. Виноградов Н.Б., Епимахов A.B., Костюков В.П. Памятники древней и средневековой истории г.Челябинска и его ближайших окрестностей. Челябинск // Челябинск неизвестный. - Вып. 3. - Челябинск: Центр историко-культурного наследия, 2002. - С. 7-47. (авторский вклад 1,0 п.л.)

48. Епимахов A.B., Епимахова М.Г. О функциональности и нефункциональности погребальной посуды // Древняя керамика: проблемы и перспективы комплексного подхода. - Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во, 2003. - С. 77-84. (авторский вклад 0,3 п.л.)

49. Епимахов A.B. Об абашевском «наследии» в культурах бронзового века Урала // Абашевская культурно-историческая общность: истоки, развитие, наследие. Мат. междунар. науч. конф. - Чебоксары, 2003. - С. 133-137. (авторский вклад 0,3 п.л.)

50. Епимахов A.B., Епимахова М.Г. O мегалитических традициях эпохи бронзы // Человек в пространстве древних культур. Мат. всеросс. науч. конф. - Челябинск: Центр «Аркаим», 2003. - С. 84-86. (авторский вклад 0,3 п.л.)

51. Епимахов A.B., Ражев Д.И. Тафокомплекс и социальная реальность: постановка проблемы // Социально-демографические процессы на территории Сибири (древность и средневековье). - Кемерово: Кузбассиздат, 2003. - С. 24-28. (авторский вклад 0,2 п.л.)

52. Епимахов A.B. Атрибуты производственной специализации в погребальных памятниках Урала эпохи бронзы // Международное (XVI Уральское) археологическое совещание. Мат. междунар. конф. - Пермь: Пермский гос. ун-т, 2003. - С. 81-82. (авторский вклад 0,15 п.л.)

53. Костюков В.П., Епимахов A.B. Проблема культурной интерпретации памятников финальной бронзы Южного Зауралья // Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири. Сб. науч. тр. - Кн. 1. - Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 2003 - С. 278-282. (авторский вклад 0,15 п.л.)

54. Ражев Д.И., Епимахов A.B. Некрополи бронзового века: феномен многочисленности детских погребений // Экология древних и современных обществ. Докл. конф. - Вып. 2. - Тюмень: Изд-во Ин-та проблем освоения Севера СО РАН, 2003. - С. 244-247. (авторский вклад 0,2 п.л.)

55. Епимахов А.В. Абашевская культура // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2003. - Т. 1 (А-Г). - С. 9-10. (авторский вклад 0,1 п.л.)

56. Епимахов А.В. Археологические культуры на территории Челябинской области // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2003. - Т. 1 (А-Г). - С. 186. (авторский вклад 0,1 п.л.)

57. Епимахов А.В. Археологическое изучение Южного Зауралья // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2003. - Т. 1 (А-Г). - С. 187. (авторский вклад 0,4 п.л.)

58. Епимахов А.В. Бронзовый век в Южном Зауралье // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2003. - Т. 1 (А-Г). - С. 497. (авторский вклад 0,1 п.л.)

59. Епимахов A.B., Чечушков И.В. Экспериментальные работы по реконструкции конской упряжи эпохи бронзы // Псалии. Элементы упряжи и конского снаряжения в древности. - Донецк, 2004. - С. 39-45. (авторский вклад 0,5 п.л.)

60. Епимахов A.B. Могильник эпохи бронзы Солончанка IА и вопрос интерпретации одиночных синташтинских курганов // Псалии. Элементы упряжи и конского снаряжения в древности. - Донецк, 2004. - С. 99-102. (авторский вклад 0,6 п.л.)

61. Чемякин Ю.П., Епимахов A.B. Материалы по конской упряжи периода поздней бронзы Зауралья // Псалии. Элементы упряжи и конского снаряжения в древности. - Донецк, 2004. - С. 106-110. (авторский вклад 0,3 п.л.)

62. Ражев Д.И., Епимахов A.B. Феномен многочисленности детских погребений в могильниках эпохи бронзы // Вестник археологии, антропологии и этнографии. - Вып. 5. - Тюмень: Изд-во Ин-та проблем освоения Севера СО РАН, 2004. - С. 107-113. (авторский вклад 0,3 п.л.)

63. Епимахов A.B. Об «этнической преемственности» культур поздней бронзы в Южном Зауралье // Этнические взаимодействия на Южном Урале. Мат. II регион. научно-практ. конф. - Челябинск: Рифей, 2004. - С. 53-56. (авторский вклад 0,3 п.л.)

64. Епимахов A.B. Абсолютная и относительная хронология бронзового века Урала в свете новых радиокарбонных дат // Комплексные исследования древних и традиционных обществ Евразии. Сб. науч. тр. - Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 2004. - С. 204-208. (авторский вклад 0,4 п.л.)

65. Епимахов A.B. Периодизация памятников эпохи бронзы Урала в свете радиокарбонных датировок // Проблемы археологии Нижнего Поволжья: I Междунар. Нижневолжская археологическая конф.: Тез. докл. - Волгоград: Изд-во Волгоградского гос. ун-та, 2004. - С. 90-95. (авторский вклад 0,4 п.л.)

66. Епимахов A.B. Дальний лог, могильник // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2004. - Т. 2 (Д-И). - С. 12. (авторский вклад 0,1 п.л.)

67. Епимахов A.B. Каменная Речка III // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2004. - Т. 3 (К-Л). - С. 53. (авторский вклад 0,1 п.л.)

68. Батанина И.М., Епимахов A.B., Костюков В.П. Каменный Амбар, комплекс археологических памятников // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2004. - Т. 3 (К-Л). - С. 54-56. (авторский вклад 0,1 п.л.)

69. Батанина И.М., Епимахов A.B. Кизильское, комплекс археологических памятников // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2004. - Т. 3 (К-Л). - С. 185-186. (авторский вклад 0,1 п.л.)

70. Костюков В.П., Епимахов A.B. Хронология и культурная интерпретация памятников финальной бронзы Южного Зауралья // Вопросы археологии Западного Казахстана. - Вып. 2. - Актюбинск: Актюбинский гос. ун-т, 2005. - С. 73-80. (авторский вклад 0,5 п.л.)

71. Епимахов A.B. О возможности формирования единой системы хронологии бронзового века Северной Евразии // Западная и Южная Сибирь в древности. Сб. науч. тр. - Барнаул: Изд-во Алтайского университета, 2005. - С. 169-173. (авторский вклад 0,3 п.л.)

72. Епимахов A.B. Мало-Кизильские курганные могильники // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2005. - Т. 4 (М-О). - С. 103-104. (авторский вклад 0,2 п.л.)

73. Епимахов A.B. Мало-Кизильское селище // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2005. - Т. 4 (М-О). - С. 104. (авторский вклад 0,3 п.л.)

74. Стефанов В.И., Епимахов A.B. Синташтинский III (малый) курган: некоторые подробности и новые сюжеты // Вопросы археологии Поволжья. - Вып. 4. - Самара: НТЦ, 2006. - С. 263-272. (авторский вклад 0,5 п.л.)

75. Епимахов A.B. О факторах культурогенеза населения Южного Урала эпохи бронзы // Этнические взаимодействия на Южном Урале. Мат. III регион. научно-практ. конф. - Челябинск: Рифей, 2006. - С. 25-29. (авторский вклад 0,3 п.л.)

76. Епимахов A.B. Генезис процесса глобализации в эпоху бронзы // Проблемы этнокультурного взаимодействия в Урало-Поволжье: история и современность. Мат. и тез. докл. межрегион. научно-практ. конф. - Самара: Самарский гос. пед. ун-т, 2006. - С. 53-56. (авторский вклад 0,3 п.л.)

77. Епимахов A.B., Епимахова М.Г. Абашевские памятники Южного Зауралья // Урало-Поволжская лесостепь в эпоху бронзового века: сб. статей, посвященный 60-летию В.С. Горбунова. - Уфа: Изд-во Башкирского гос. пед. ун-та, 2006. - С. 53-65. (авторский вклад 0,5 п.л.)

78. Епимахов A.B. Синташтинская культура // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2006. - Т. 6 (Си-Ф). - С. 46-47. (авторский вклад 0,1 п.л.)

79. Епимахов A.B., Виноградов Н.Б., Костюков В.П. Солнце, комплекс археологических памятников // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2006. - Т. 6 (Си-Ф). - С. 163. (авторский вклад 0,2 п.л.)

80. Епимахов A.B., Костюков В.П. Троицк-7, могильник // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2006. - Т. 6 (Си-Ф). - С. 581-582. (авторский вклад 0,1 п.л.)

81. Виноградов Н.Б., Епимахов A.B., Костюков В.П. Устье, комплекс археологических памятников // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2006. - Т. 6 (Си-Ф). - С. 775-776. (авторский вклад 0,3 п.л.)

82. Епимахов A.B. Относительная и абсолютная хронология синташтинских памятников в свете радиокарбонных датировок // Проблемы истории, филологии, культуры. - Вып. XVII. - М.-Магнитогорск-Новосибирск, 2007. - С. 402-421. (авторский вклад 1 п.л.)

83. Епимахов A.B. Понятие социальной комплексности и возможности его применения к археологическим данным бронзового века // XVII Уральское археологическое совещание. Мат. науч. конф.- Екатеринбург-Сургут: Магеллан, 2007. - С. 137-139. (авторский вклад 0,25 п.л.)

84. Епимахов A.B., Чемякин Ю.П. Шатрово-1, курганный могильник // Челябинская область: Энциклопедия. - Челябинск: Каменный пояс, 2007. - Т. 7 (Х-Я). - С. 365-366. (авторский вклад 0,1 п.л.)

85. Епимахов A.B. «Горизонт колесничных культур» бронзового века: оценка эвристических возможностей // Известия Челябинского научного центра УрО РАН. - 2008. - Вып. 1 (39). - С. 92-96. (авторский вклад 0,4 п.л.)

86. Епимахов A.B. Принцип дополнительности и социологические реконструкции в археологии // Россия между прошлым и будущим: исторический опыт национально развития. Мат. Всеросс. науч. конф., посвященной 20-летию Института истории и археологии УрО РАН. - Екатеринбург: УрО РАН, 2008. - С. 75-80. (авторский вклад 0,4 п.л.)

87. Епимахов A.B., Чечушков И.В. К вопросу о способах управления пароконной колесницей бронзового века // Происхождение и распространение колесничества. - Луганск: Глобус, 2008. - С. 205-210. (авторский вклад 0,4 п.л.)

88. Епимахов А.В. Финал бронзового века в Южном Зауралье // Труды II (XVIII) Всероссийского съезда в Суздале. - Т. I. - М.: ИА РАН, 2008. - С. 398-400. (авторский вклад 0,25 п.л.)

89. Берсенев А.Г., Епимахов А. В., Зданович Д.Г. Синташтинский лук: возможности реконструкции // VII исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова. Сб. науч. тр. - Омск: Изд-во Омского гос. ун-та, 2008. - С. 150-154. (авторский вклад 0,2 п.л.)

90. Епимахов А.В. Принципы социального портретирования населения бронзового века Южного Урала // Наука ЮУрГУ: мат. 60-й юбилейной науч. конф. Секция естественнонаучных и гуманитарных наук. - Челябинск: Изд-во Южно-Уральского гос. ун-та, 2008. - Т. 1. - С. 83-87. (авторский вклад 0,25 п.л.)

91. Епимахов А.В. Модели освоения территории по данным сплошного археологического обследования (эпоха бронзы Южного Зауралья) // Этнос, общество, цивилизация: II Кузеевские чтения. Мат. Междунар. конф., посвященной 80-летию Р.Г. Кузеева. - Уфа: Уфимский полиграфкомбинат, 2009. - С. 98-100. (авторский вклад 0,25 п.л.)

92. Епимахов А.В. Сравнительный анализ палеодемографических оценок для эпохи бронзы (Южное Зауралье) // Человек и Север: Антропология, археология, экология. Мат. всеросс. конф. - Тюмень: Изд-во Ин-та проблем освоения Севера СО РАН, 2009. - Вып. 1. - С. 59-62. (авторский вклад 0,4 п.л.)

93. Епимахов А.В. Сравнительный анализ систем погребальной обрядности населения Южного Зауралья и Казахстана конца эпохи бронзы // Маргулановсие чтения - 2009: Мат. междунар. науч. конф. - Петропавл: М. Козыбаев атынгады СКМУ, 2009. - Т. I. - С. 41-43. (авторский вклад 0,4 п.л.)

94. Епимахов А.В. Завершающие века эпохи бронзы Южного Зауралья: штрихи к портрету // Проблемы археологического изучения Южного Урала. - Челябинск: АБРИС, 2009. - С. 56-66. (авторский вклад 0,8 п.л.)

95. Епимахов A.B. Комплекс синташтинского лучника: текст и контекст // Наука ЮУрГУ: мат. 61-й науч. конф. Секция естественнонаучных и гуманитарных наук. - Челябинск: Изд. центр Южно-Уральского гос. ун-та, 2009. - Т. 1. - С. 154-158. (авторский вклад 0,25 п.л.)

96. Епимахов А.В.., Епимахова М.Г. Миасское городище: к вопросу о южной границе бархатовских и гамаюнских древностей // Этнические взаимодействия на Южном Урале. - Челябинск: Изд. центр Южно-Уральского гос. ун-та, 2009. - С. 66-70. (авторский вклад 0,3 п.л.)

97. Берсенев А.Г., Епимахов А.В., Зданович Д.Г. Луки синташтинской культуры: материалы и варианты реконструкции // Аркаим - Синташта: древнее наследие Южного Урала. Сб. науч. тр, к 70-летию Г.Б. Здановича. - Ч. 1. - Челябинск: Изд-во Челябинского гос. ун-та, 2010. - С. 82-95. (авторский вклад 0,7 п.л.)

98. Епимахов А.В. Соотношение динамики системы жизнеобеспечения и социо-нормативной деятельности населения бронзового века Южного Урала // Культура как система в историческом контексте: Опыт Западно-Сибирских археолого-этнографических совещаний. Мат. XV Междунар. Западно-Сибирской археолого-этнографической конф. - Томск: Аграф-Пресс, 2010. - С. 162-164. (авторский вклад 0,4 п.л.)

Размещено на Allbest.ru