Взаимоотношения Казахских орд с соседними государствами

На те посланцовы слова тайный советник отвечал, что Абулхаир-хан со всею Меньшею киргиз-кайсацкою ордою обретается в подданстве у е. и. в., и тому уже двенадцать лет, как в том присягою утвердился, и ныне при их посланцах е. и. в. с народом своим присягал же; равномерно и Абулмамет Средней орды хан со всеми своими старшинами и народом в подданстве у е. и. в-ва находится, и тако сами они совсем не в состоянии, чтобы без воли е. и. в. с зюнгорским владельцем в какие либо договоры вступить, а еще менее аманатов дать. Что же касается до прекращения происходивших между зюнгорцами и киргиз-кайсаками ссор, то о добром примирении их почтится он, тайный советник, свое старание приложить, и в том киргиз-кайсацкий народ утверждать будет, дабы они в зюнгорское владение никаких впадений не чинили, о чем он и зюнгорскому владельцу через нарочно посланного от себя письменно представит.

На то зюнгорский посланец сказал, что они посредством его, господина тайного советника, весьма довольны; токмо киргиз-кайсацкий народ непостоянный, и на обнадеживаниях их утвердиться весьма невозможно; они де подобны шелудивому волку, который бегая по степи ищет таких мест, где огни раскладываны, чтоб шел уди свои очесать; тако де и те киргизцы на обе стороны, то есть: России и зюнгорскому владельцу льстят, а в самом деле ничего от них кроме воровства ожидать не должно. А хотя оные посланцы многие отговорки приносили, что им со ответом от него тайного советника возвратиться нужды нет, ибо от владельца своего не к нему, тайному советнику, отправлены, но к Абулхаир хану; однако наконец чиненными им в наисильнейших терминах представлениями, причем и хан с его старшинами был, к тому были приведены, что склонились, дабы ехать им возвратно в отечество свое со ответом ко владельцу их от помянутого тайного советника, и в ту посылку командирован был майор Миллер, яко в киргизских ордах бывалой...

Сего ж лета [1745 г.] в сентябре месяце партия волжских калмыков, переплывши реку Яик, воровски угнали от киргиз-кайсаков с тысячу лошадей, на которых воров командированная за ними яицких казаков партия, напав, имела с ними сражение, при котором из тех воров побито десять человек, да два человека пойманы, а из угнанных лошадей отбили девятьсот одиннадцать (в том числе яицких казачьих сто семьдесят лошадей), из коих угнанные от киргизцев все отданы были киргизцам обратно. А понеже от имевшихся у киргизских и у калмыцких владельцев чрез своих людей взаимных пересылок и переписок разные вредности чинились, того ради по сношению с астраханским губернатором определено отныне такую между ими бесполезную, но еще и вредную коммуникацию вовсе пресечь, что и самым делом наблюдать начато...

Сегож лета [1749 г.] от зюнгорцев к Нурали-хану присланы были посланцы, коими тамошний владелец требовал от хана сестру его, дочь Абулхаир-ханову, в жену, кою еще Абулхаир-хан отдать ему обещал, и чтоб вместо зюнгорцев, которые находились в полону у киргизцев, отдавали ему киргизцы торгаутских, то есть волжских калмык. И хотя сие хан скрывал, но при отпуске его и с султаном в орду посланный с ним капитан Андрей Яковлев оттуда рапортовал, что хан прибыв в орду, делал по отце своем по их обыкновению поминки, при чем у него было немалое собрание народа, и с бывшими тут старшинами усоветовали они: 1) чтоб в безопасности быть от зюнгорского владельца, для того б сестру его ханскую, дочь Абулхаир-ханову, рожденную от калмычки, отдать оному владельцу в жены; 2) собравшись бы им иттить к Туркестану для отмщения Барак салтану за убийство Абулхаир-хана; 3) собрание российских пленных на том совете отложили они до тех пор, пока из походу возвратятся; 4) хан в том собрании пожалованный ему на ханство патент всему народу объявил и читал. К тайному же советнику [Неплюеву] писал он, хан, якобы зюнгорские посланцы с тем токмо присланы к нему чтоб обоим народам, то есть зюнгорцам и киргизцам, иметь между собою дружелюбие и мир, в разсуждении ж обещанного отцом его и им собрания и отдачи пленных, напоминал он о баранте, объявляя, якоб без того он киргизцев к отдаче их принудить не может; но в самом деле видимо было, что он баранты наипаче для того требовал, дабы над народом усиливаться, а особливо старался он с братьями своими, чтоб Средней орды владельцев всех из той орды выгнать, а вместо их по улусам распределить бы своих братьев. (Рычков, Ист Оренб, 63--64, 81, 90)

Хан этой [Средней] орды Аблай воспользовался некогда мятежом Дауаджи и совершил несколько раз опустошительные набеги в Джунгарию. Подавив упомянутый мятеж, император Тянь-Лун во втором месяце двадцатого года своего царствования [март 1754 г.] отправил посольство к Аблаю, чтобы передать последнему свои повеления.

Шун-То-На и Танг-Ионг-А, офицеры императорской гвардии, отправленные в качестве послов, получили от Аблая следующий ответ:

"Узнав в свое время о короновании китайского императора, я не мог тогда же послать дань повелителю Китая по той причине, что я находился в местах, отдаленных от его столицы многочисленными горными хребтами и реками. В данное время силами могущественного повелителя, распространяющего свою власть до отдаленнейших пределов, Или очищено от мятежников... отныне, таким образом, все могут жить в добром согласии с джунгарами. Достигнуто поистине беспредельное благоденствие. Я искренне подчиняюсь всем приказаниям императора".

Шун-То-На и его товарищ возвратились в Или, сопровождаемые Борбубаем, послом Аблая. В это время Амурсана поднял знамя восстания в Или, но, потерпев поражение, вынужден был искать в следующем году убежища у казаков. Аблай принял его к себе. Тогда император приказал маршалам Тартанга и Катака пройти со своими войсками на территорию Аблая: первому -- по дороге с запада, а второму -- с севера. В то время, как Амурсана направлялся к казакам один найман-оток [глава поколения найман] по имени Налабат, хотел было помешать мятежнику проехать и захватить последнего, но это ему не удалось; но все же Налабат расположил свое войско таким образом, что Амурсана мог бежать в сопровождении только трех всадников. Итак мятежник укрылся у Аблая. Военачальники последнего выражали желание, чтобы Амурсана был схвачен и выдан китайскому правительству; однако Аблай не только этому воспротивился, но даже послал Кодзи Боркена с войсками сопровождать Амурсану, направившегося к Нуле; сам же во главе тысячи всадников выступил на запад и соединился со своим помощником у подножия Каоказалакских гор, где и расположился, поджидая нашу [китайскую] армию.

В седьмом месяце [в августе] войска маршала Тартанга подошли к Ярле, где они встретились с передовым отрядом Кодзи Боркена, силою примерно в две тысячи человек. Казаки устроили засаду за одним холмом и симулировали бегство, рассчитывая заманить китайские войска, которые начнут преследовать бегущих; но наши воины взобрались на холм и засада была открыта. Потом они сомкнули ряды и приготовились стрелять залпами; затем окопавшись, они устроили укрепленный лагерь, к которому неприятели не осмеливались приблизиться. По прошествии ночи Уртенг был выслан вперед с легкой кавалерией, чтобы воодушевить войска; Алихун, Оше, Канинго и Минг-Жуй командовал фланговыми войсками; маршал Тартанга и вице-маршал Чалафсунга, державший знамя главнокомандующего, находились в центре. Вся армия разом пришла в движение. Жинухун, Мачанг, Тотонго, Ортенга, каждый во главе своего племени, следовали за ней. Враги не устояли при первом же столкновении и бросились бежать по всем направлениям в полнейшем беспорядке; изрублено их было до пятисот семидесяти человек; остальные еле смогли спастись бегством. Наши войска воспользовались победой для занятия Нулы, где они взяли в плен Чулука.

Кодзи Боркен и Амурсана направились к западу с войском, состоявшим из двух тысяч всадников. Преследуемые по пятам нашими войсками они не могли уклониться от сражения, которое было длительно и кровопролитно; наши враги потеряли в битве знамя, пушки и триста сорок человек убитыми. Амурсана спасся только благодаря переодеванию. Шун-То-На по возвращении своем из посольства к Аблаю, представляя императору отчет об исполнении возложенного на него поручения, одновременно сообщил и о последних событиях. Император повелел тогда своему послу снова отправиться к Аблаю для передачи последнему высочайших приказаний.

В седьмом месяце [в августе] Шун-То-На прибыл в Боркарджун, но остановленный по дороге казаками, не смог дальше проехать; тогда он направился в лагерь маршала Катака. Последний отправил джанака [начальника] Сондубу с войсками против казакских отрядов. Сондубу разбил войска Аблая у подножия Каоказалакских гор, где расположились казаки, и отрубил головы у сотни врагов.

В руки Сондубу попало много лошадей и большое количество припасов. Аблай бежал, преследуемый по пятам нашими войсками, которые умертвили еще сотню неприятелей, захватили двести лошадей, сто ружей и взяли в плен Джаохаша. Итак, в трех сражениях мы трижды оказались победителями.

Войска прибыли затем в Ишиль и, таким образом, армии Тартанга и Катака соединились. Два казака, Лучук и Джаохаш, захваченные в плен, имели встречу с маршалами и вручили им письмо Аблая, в котором тот изъявлял желание покориться. Маршалы приказали освободить пленников и поручили им доставить Аблаю письмо следующего содержания: "император повелел нам уничтожить мятежников, а так как вы поддерживали их, то следовательно, и вас надо было бы умертвить; однако же, если вам удастся захватить Амурсану и выдать его нам, вы можете рассчитывать стать подданным нашего повелителя".

Аблай, зная, что он обманут Амурсаной, хотел поймать мятежника для выдачи его нам и затем полностью покориться императору; однако планы Аблая преждевременно получили огласку; Амурсана похитил десяток казакских лошадей и снова убежал в Джунгарию.

В двадцать втором году [1757 г.], когда маршал Чао-Гуей и дзан-дзан Фу-То вели войну на западе, Амурсана опять бежал к казакам.

В шестом месяце [июль] того же года Аблай выступил с тридцатитысячным войском с целью помочь нам захватить Амурсана; во главе передового отряда он отправил своего младшего брата Абулбиса. При встрече с нашими войсками Аблай подарил маршалу, а также дзан-дзану, каждому из них, по одному коню; в то же время он передал маршалу письмо, в котором, признавая свои вины, выражал готовность жить отныне под властью Китая. Чао-Гуей командировал к нему одного из своих офицеров с ответом. Аблай прислал казакского вождя Кендзикора, приведшего в подарок четырех прекрасных коней, с просьбой к маршалу благосклонно принять изъявление его покорности. Аблай писал: "Со времен моих предков Ошена и Янгыра и до настоящего времени наша страна не имела возможности познать китайскую цивилизацию. Лишь теперь мы начали получать повеления императора, удостоившего изливать свои благодеяния на наши орды, обитающие на крайних рубежах его империи, я и мои подданные не находят слов для выражения своей радости и ликования. Мы ничему так не удивляемся, как могуществу императора. Я, Аблай, и все казаки, составляющие мою орду, горячо желаем воспринять китайскую цивилизацию и стать навеки подданными Срединной империи". Император, которому было послано обстоятельное донесение обо всем происходившем, предписал принять подданство Аблая и его орду. Осенью Аблай отправил посла, чтобы засвидетельствовать свое верноподданство императору, находившемуся в то время в летнем дворце Пи-Шу-Шан. Этот посол удостоился приглашения на пир в саду Уан-Шу, где он увидал фейерверки, и всякого рода иллюминации.

Покорившись, Аблай захотел помочь нам в поимке Амурсаны; он сказал Шун-То-На, встреченному им по дороге: "Я и казаки провинились перед императором, поддерживая Амурсану; но мы почтительно полагаемся на его бесконечную доброту и надеемся, что он не отвергнет нас; мы будем его вернейшими подданными. Мы желаем поймать Амурсану для выдачи его вам. Быть может, таким путем мы искупим нашу вину? Мы теперь знаем, что Амурсана, намеревающийся искать помощи у чужестранцев -- негодяй. Может ли он еще дольше жить, если действительно существует провидение?" Затем Аблай дал Шун-То-На написанное шрифтом тутучук [арабским?] письмо [пропускное свидетельство] для того, чтобы наша армия могла беспрепятственно пройти по территории казакских орд.

В том же месяце Аблай хотел захватить Амурсану в Арчаду, но безуспешно: мятежник бежал в Россию. Одна-кож Аблаю удалось взять в плен двух казакских вождей, сопровождавших мятежника -- Обудзи и Дзибахана, выданных им нашим войскам. Кодзи Боркен, разбитый в сражении при Нуле нашими войсками в двадцать первом году [1756 г.] и вынужденный вследствие этого бежать, узнав о подчинении Аблая, сообща с другим вождем орды, Карабаратом, во главе тридцати тысяч семейств, подданных их обоих, подошел к нашей армии. "Мы не умеем ни писать, ни читать -- сказал он -- и поэтому решили явиться лично для изъявления покорности". Маршал Чао-Гуей велел открыть свой шатер и приказал Кодзи Боркену сесть, повернувшись лицом на восток; сам же сел, повернувшись лицом к западу. Затем он приказал накрыть столы, на которые поставили блюда с разными животными, приготовленными в целом виде для еды. Кодзи Боркен, следуя обычаю своих соотечественников, приступил к обеду только после того, как помолился своим идолам [божкам]. Он сказал: "раз я теперь подданный императора, разве я мог бы отказываться от угощения?"

По окончании обеда казакскому вождю показали упражнения солдат в стрельбе из лука; он был весьма устрашен, увидя, какое количество стрел выпускалось и достигало цели. Уезжая, он дал обещание помочь нам в поимке Амурсаны и девять раз простерся ниц. Итак, вся орда на западе был покорена нашим оружием.

В пятом месяце двадцать третьего года [июнь 1758 г.] вождь байдзикотской казакской орды Байбурак, прозванный храбрым, взял в плен мятежника Букджахана; в шестом месяце [июль] казак Кордзин захватил Кошдзи. Оба эти мятежника были выданы китайской армии, закованы в кандалы и отправлены в столицу [Пекин]. В двадцать четвертом году [1759 г.] Аблай послал ко двору сына своего старшего брата, и вождя Бокена. Император пригласил их обоих на пир и разрешил присутствовать на испытании лучников, производившемся в саду, где обычно происходили упражнения в стрельбе.

В двадцать пятом году [1760 г.] Аблай снова отправил посла ко двору; тот был приглашен на императорский обед и получил разрешение осмотреть дворцовые сады. Императорский указ, изданный в связи с приездом посла, предписывал Аблаю более строго управлять своей ордой и не допускать казаков к переходу через границу в поисках пастбищ.

Декретом опубликованным в первом месяце двадцать шестого года [февраль 1761 г.] император даровал прощения казахским вождям Батуку и Батуру, раззорившим набегами Ву-Леанг-Хай. Эти вожди сопровождали аблаевского посла, приезжавшего ко двору в шестом месяце [июль]. Офицеры императорской гвардии были посланы в Улиясутай, чтобы запретить казакам торговать там. Во втором месяце двадцать седьмого года [март 1762 г.] вождь казаков Абулмамбит отправил посольство к императору. Последний совершал в это время путешествие на юге, а потому казакские послы были приняты во временном дворце в Янь-Чау. Император подарил им шляпы и одежды.

Дзан-дзан Акуей задержал казаков, перешедших границу в поисках пастбищ; он получил приказ простить их и отпустить на свободу. В пятом месяце [июнь] было отменено постановление, запрещавшее казакам торговать в Улиясутае, но контрабанда оставалась под запретом. В седьмом месяце [август] император, будучи на охоте в Мулане, принял аблаевского посла, прибывшего засвидетельствовать верноподданничество Аблая, и вознаградил его шляпой и одеждами. Военачальник У-Мор, сопровождавший посла, получил звание офицера императорской гвардии Тянь-Цзинской Порты; ему было приказано пока поселиться со своей семьей в Или.

В третьем месяце двадцать девятого года [апрель 1764 г.] от Абулмамбита ко двору приехал посол. Император подарил ему шляпу и одежды. В тридцать четвертом году, в январе месяце [февраль 1769 г.] Абулбис послал ко двору своего сына Джордзи. В третьем месяце Аблай отправил своего сына Уали Суртонга.

В январе месяце тридцать восьмого года [февраль 1773 г. ] казак Борот наследовал после своего отца Абулмамбита посольство. Одновременно ко двору прибыл и Джордзи, сын Аблая. В январе месяце сорок первого года [февраль 1776 г.] от Аблая прибыл посол, который был принят и приглашен на императорский обед по установленному порядку. (Омбо, 117--127).

Возвращение тургутов (калмыков) в Китай через Казахстан

От сей вести [а именно, что русский царь, будто бы, хотел призвать в военную службу всех волжских калмыков] в каждом доме начался вой, в каждом семействе плач; все пришли в смущение. Убаши, видя такое волнение в мыслях, созвал больших и малых зайсанов и предложил им, что лучше всего бежать в Или. Все обрадовались и начали делать приготовления к предпринятию дальнего пути. Это был 35 год правления Цянь-Лун (1770). Погода стояла теплая; в средине 10 луны река еще не покрылась льдом, и Убаши не мог взять с собою живших по северную сторону реки. Почему убил до 1000 русских мастеровых и торговых людей; взял около 460 000 кибиток тургутов, хошотов, дурботов и слотов, и в 23 день 10-й луны [5-го января 1771] отправился в путь. На дороге разграбил четыре русские городка. Белый царь, услышав о сем, содрогнулся, и отправил генерала с несколькими десятками тысяч войск в погоню за ними. Но убашиевы люди уже перешли за Кынгэлшулу на юг, и вступили в пределы Срединного государства. И так генерал с войсками возвратился. Убаши, по вступлению в Срединное государство, пошел на Балгасинор. На пятидневном пути чрез тамошнюю песчаную степь, хотя и находятся ключи, но травы не растет ни былинки, от чего пало великое множество скота. Когда пришли в Чингис-чагань, страну, принадлежавшую казачьему владетелю Аблаю и бию Абурбисебурбаню, то казаки, опасаясь беспокойств для своих кочевьев и с завистью смотря на тургутский скот и людей, партиями устремились к грабежам; ежедневно имели между собою схватки с равною с обоих сторон потерею в людях убитыми и ранеными: таким образом, они не могли воспрепятствовать тургутам продолжать путь далее. Тургуты, употребив взятых в плен казаков вожатыми, достигли Кичик-юз (Меньшей орды). Здешние жители были сильны, смелы и... опытны в боях. Начальник их Углы-нурали, бывший в достоинстве телохранителя с шариком и павлиным пером 2-го класса, почитался человеком умным. Казаки имели приверженность к нему. Как скоро он получил известие, что война тургутов в Чингис-чагани прекратилась, то ближайших жителей со скотом перевел далее, а сам с 10 000 отборных людей выступил навстречу им, и расположился на важном проходе в Кичик-юзе; но вскоре пошел к казакам, желая, чтобы Аблай напал на тургутов с лица, а тайцзии пяти нотоков [поколений] со всех сторон обеспокоивали на средине пути, дабы передние не могли подкреплять задних. Между тем казаки и Аблай, видя, что тургуты, идущие из России в Или, уже открыли войну в Чингис-Чагани, наскоро донес илийскому главнокомандующему (китайскому), и ожидал повелений от него. Тургуты сосредоточили свои войска и Углы-нурали увидел, что по многочисленности оных трудно ему удержать их. Между тем Убаши, также опасаясь отборных войск Углы-нуралиевых, не смел итти вперед необдуманно и более полумесяца стоял в виду его. Главнокомандующий предписал казакам обратить внимание к охранению страны, и не дозволять тургутам проходить чрез пастьбищные места; а кто из них окажется дерзновенным, тех предавать смерти. Углы-нурали, по получении такого повеления, послал уведомить о сем Убаши. Сей в советах с тайцзиями и ламами положил идти чрез Халатол. Как сия страна изобилует скотом и пастьбищами, привольными водою и травою, то он хотел при помощи грабежей достигнуть, Или, и там посмотреть на обстоятельства, но Углы-нурали крепко держался на своем посту, и Убаши простоял пред ним около пяти дней. Жители в Халатала, услышав о сем, собрались во множестве отборных людей, в намерении дать сражение, ежели тургуты покусятся войти в пределы их. Когда Убаши с прочими узнал о предписании илийского главнокомандующего, то не знал, что предпринять; почему заключил мир с Углы-нурали, и пошел к Шара-беку. Но Углы-нурали, предводительствуя жителями Кичи-юза и Халатала, выступил против чаяния тургутов, разрезал их на две части и начал грабить. В сие время побито было множество тургутов. Когда они достигли южных пределов Шарабековых, то очутились в соседстве с бурутами. Когда услышали о сем буруты, то прыгали от радости и поздравляли друг друга с толиким даром неба. Они собрали до 100 000 конницы. У0аши принужден был уклониться от них к северным Шара-бековым пределам, и вступить в песчаную степь, которая на тысячу ли пространства не имеет ни травы, ни воды. В сие время была уже третья луна, и погода настала теплая. Люди принуждены были пить кровь лошадей и рогатого скота, от чего сделалась сильная моровая язва. Сказывают, что в сие время померло до 300 000 человек; из скота уцелело не более трети. Чрез 10 дней с крайним затруднением выбрели из песчаных степей: но буруты уже давно ожидали их за степями. Нападая на тургутов то с лица, то с тыла, то соединенно, то партиями, они денно и нощно преследовали и отняли у них людей и скота и имущества, гораздо более, нежели казаки. Достигши урочища Тамги, они приблизились к китайским пограничным караулам. Тогда буруты, собрав свои войска, отступили. Убаши, по приходе в Тамгу, еще имел до 280 000 человек обоего пола взрослых и малолетних. Главнокомандующий отправил трех генералов с несколькими офицерами спросить о цели прихода. Убаши с тайцзиями и ламами советовался около семи дней, и наконец решился объявить, что он поддается великому императору. И так они представили Убаши главнокомандующему, которому он поднес яшмовые вещи, столовые часы, фарфоровую посуду, ружье с замком, лагорские деревянные чаши и золотые монеты; при сем еще представил яшмовую печать с надписью из древних китайских иероглифов, жалованную предку его домом Мин в 8-е лето правления Юн-лэ (1410 г.). После сего главнокомандующий разместил народ его по разным местам в Или, и донес двору. (Иакинф, Чжунгария, 188--193).

орда казахский хан восстание

Участие казаков в башкирском и пугачевском восстаниях. Башкирское восстание 1738 г

1738, 22-го июля. Татищев доносил, что Абулхаир-хан не верен и соединился с бунтующими башкирцами. Но так как калмыцкий хан Дондук Омбо имел намерение на киргиз-кайсаков "мартировать" и им отмещение учинить, то велено было воспользоваться этим случаем к усмирению киргиз-кайсаков, оказав Дондуке Омбо содействие в его походе на киргиз-кайсаков. (К. 6).

Башкирское восстание 1755 г

И таким образом ушло их в киргиз-кайсакские улусы, мужеска и женска полу по смете более десяти тысяч душ, в той надежде, чтоб киргизцев привлечь на свою сторону, и совокупись бы с ними, делать еще пакости, и оставшееся в домах и на землях их имение (кое они при побеге в бортевые деревья и в разные места скрывали) возвратить.

...С другой стороны употреблено удобь вымышленное и всевозможное старание, чтоб ушедших в киргиз-кайсакскую орду башкирцев, не допустя там утвердиться с киргиз-кайсаками, разными киргизцам внушениями, и толкованием от того собственной их киргизской опасности и вредности, поссорить, за чем в орду отправлен был нарочный капитан Яковлев, в чем и успех был; ибо киргизцы, огорчась на тех ушедших к ним башкирцев, многих побили, а по большей части разобрав по улусам своим, стали их держать, как сущих пленников, почему многие из них, услыша милостивые об них указы, обратно в Башкирию выбегать стали, причиняя киргизцам при тех своих побегах разные пакости и воровства. Сверх того, для истребования их из орды, по именному указу прислан был бригадир Тевкелев, который для сей особо порученной ему комиссии пожалован в генерал-майоры; чем оное башкирское замешательство и пресеклось и из тех бежавших в Киргиз-кайсакскую орду башкирцев по нынешнее время возвратилось в Башкирию побегами 5545; да по комиссии оного генерал-майора киргизцами выдано 737 человек, которые все с данными из Оренбургской губернской канцелярии билетами отпущены в старые их жительства...

Пугачевское восстание

Письмо Нурали Пугачеву (октябрь 1773) Его императорскому величеству, самодержцу всероссийскому и протчих, и протчих, и протчих царств, великому государю Петру Федоровичу.

По выходе вашего императорского величества во время езды к городу Яику, пославши к вам человека своего Забира муллу послом и, по получении от вас указа, восприняв высочайшее ваше повеление, быв к службе вашей в готовности и пожелавши вас, посланной к вам двоекратно посол наш, не доехав до вас, за препятствием неприятелей возвратился. А мы со времени получения помянутого вашего указа, не имея никакого сумнительства, но следуя оному, хотя от генералов и бояр во учении нам благодеяния много обнадеживания было, точию не взирая на них, а в послушании высокого вашего повеления и быть в службе находимся в желании.

Да к тому посланного же от вас к брату нашему Дюсалею солтану с указом человека привез он для совету ко мне, который указ приемля за самое благо, и что вы ездите, прибирая места, благополучно, тем вас поздравляем. И бутте в здравии многие лета. А хотя от вас тому брату моему повелено, чтоб отправить людей до ста или двести, в чем и намерение было имели; а токмо народ мой, рассуждая, что де посланный туда Саидалей солтан не возвращается, а без того, почитая за невозможность, остановились. Того ради от вашего императорского величества повелено б было для безсумнительной всему моего народу к вам езды отправить Саидалея солтана к нам.

В таком случае к находящемуся близь Сиру Дарьи брату нашему Иргалею солтану, да Средней орды Аблаю солтану послав известие, и со всеми братьями и юртами вашему величеству служить будем. Как и перед сим к помянутому находящемуся по Сиру Дарьи брату своему Иргалею солтану, да Средней орды Аблаю солтану и всему народу во известие в том, что стал у нас государь вновь, почту отправил с тем, чтоб они, по получении того известия, тем же часом собравшись и сев на лошади для службы, яко государю, приехали.

Под тою копиею подписано:

Киргиз кайсацкой земил Нуралей хан печать свою приложил.

(Центрархив, Пугачевщина, ГИЗ, 1926, I, 169--170).

Письмо Нурали командующему уральским казачьим войском

Управляющему войском Яицким, полковнику Ивану Даниловичу Симанову.

Письмо ваше со удовольствием моим получить удостоился и, слыша о вашем благополучии, обрадовался. Что ж изволили уволить поблись Яика нам кочевать, за оное приношу благодарность мою. Киргиз-кайсаки все к войне на Русь склонились, которых я от того и возразить не в силах, почему они и мне злодеи оказались, от которых злодеев по речке Утве в вершины прочь и откочевал к Илеку; извольте оных воров собою искоренять,-- я тем буду довольным. От воров табынцов очень мне постыдно, потому что из взятых нынешнею зимою, согласных злодею Пугачеву, калмык две девки ныне от меня бежали: одна Кукучь, Адяна Хахуева дочь, другая -- Амархан, Чигир Габунова дочь, от кочевки. Я уже стерпимости не нахожу, что ныне время ворам и плутам, а мы, добрые люди, с бесчестием остаемся. Я считаю, что то попущает бог за наше согрешение, почему я и откочевал от них прочь и сердечно, по верноподданической к ее и. в. присяге, желаю прикочевать к России. А как бежавшие девки: одна Амархан, была взята в замужество за меня, а Кукучь -- за сына моего Перели-султана, почему воры-табынцы и будут мне посмехатца, прошу для дружества оных девок, ежели вы меня признаваете за друга, ко мне возратить. Здешние воры от часу умножаются: прошу меня оборонять и удовольствовать,-- оных девок ко мне прислать. Однако, оных девок я себе взял не для того, что у меня жены нет, а только потому, что те калмыки-общники Пугачеву, как я ее императорскому величеству верноподданный, пугачевых сообщников жен и детей в рабы себе брал. Хотя вы их мне и не отдадите, то их в жены русские и калмыки не возьмут, а я без жены не буду; но, однако, прошу без отставки для дружества оных прислать и в великом безчестии меня не оставить, и ближнее дружество иметь.

Ныне я с братом моим Айчувак-султаном, от воров отделясь, нахожусь с добрыми людьми поблись вашей линии,-- о тех калмыцких девках очень сокрушаюсь; ежели вы мне тех девок отдадите, то я к вам или к Оренбурху прикочевав блиско, обще с вами буду на киргизцов поступать войною; а когда тех не отдадите, то поблис вас мне кочевать невозможно, потому что и другие калмыцкие бабы, на то смотря, бежать будут, и вы себя за дружбу признавать не будете.

По нынешним обстоятельствам воры, киргиз-кайсаки, выше и ниже Яицкого городка ездят толпами ныне -- с Утвинского устья воры-киргизцы к тому себя отважили, вам и мне злодеи, от которых прошу иметь осторожность, коих остановить моей силы недостает.

С сим посылаю человека моего Якшибая Миклая. Для верности я, Нурали-хан, собственноручно обыкновенную свою печать приложил. 1774-го году, августа 6-го дня.

(Центрархив, Пугачевщина, ГИЗ, 1929, II, 293--294)

Письмо от 7 августа [1774] к полковнику Ступишину от бригадира Сумарокова

Посланным от меня к вашему высокоблагородию сего ж месяца от 5 числа ордером о принятии от намеряющего злодейство и нападение на российские жительства чинить киргизского султана Кутай-Менды с его подвластными киргизцами и другими сообщниками предосторожности к недопущению ни до какой удачи и предписано, но сего ж августа 6 числа обстоятельное получил я известие, что Таир султан в трех тысячах своего войска на крепости Пресногорковскую или Петропавловскую, а, сверх того и вышеписанной вор Кутай-Менды и их же киргизские старшины Итега Алчабай и Таубай Тархан, по подсылке от известного государственного злодея и разбойника Пугачева, намерены ж, собрав своих подвластных киргизцев, нападать на крепости и, что в добычу получат, тем бы пользовались; а при том и старшины Кулсары батыря киргизцы то ж чинить намеряются. И вышеписанный султан Кутай-Менды переправились через реку Ишим при речке Тургае-Нижнем, расстоянием отсель дней восемь, в то место, где и Таир султан кочует. В рассуждении чего, дабы вышеписанные старшины и их киргизцы и в самом деле по легкомыслию своему чего, к здешней стороне вредного, учинить не могли, вашему высокоблагородию чрез сие о принятии и по дистанции [участок военной линии] крепости Звериноголовской и далее, яко же и в прикосновенных к линии внутренних жительствах должно, наикрепчайшей предосторожности сообщаю; а о том же от меня ко всем командующим по всей новой линии наистрожайше предложено, да и 13-той полевой легкой команды командиру, господину пример-майору Эрманту, находящемуся ныне в пригородке Куртамыше, писано, с тем, чтоб он с командою своею стоял к выступлению на искоренение сих злодеев, куда потребуется, во всякой воинской готовности и исправности и о том всем крестьянам приказал объявить для того, что, может и они на киргизцов собратся и на них итти согласятся. Впрочем, пребываю.

На подлинном подписано тако: Степан Суморок о в. (Центрархив, Пугачевщина, II, 294--295).

Казакские ханы и их южные соседи

Так, как у киргиз-кайсацкого хана семья большая, то соседние племена, хивинцы, туркоманы или туркмены, ташкентцы и аральцы, обыкновенно призывают к себе в правители ханских сыновей. Принимая это предложение, они, конечно, должны были переносить свое местопребывание в столицы избравших их племен и там вести судопроизводство на основе стародавних местных обычаев. Все названные народности имели прежде своих природных ханов, но в настоящее время у них не уцелело ни одного ханского рода: они были истреблены все во время различных народных возмущений и восстаний. Так получилось, что волей-неволей названным народам пришлось призвать править ими ханов чужого народа. (Р ы ч к о в, Дневник, 369).

Аралбцы и казаки

Аральцы, аралы или аральские узбеки, народ небольшой на восточной стороне и на островах Аральского моря. Сей народ, по описаниям статского советника Кирилова, имеющимся в Оренбургской губернской канцелярии, бывал хивинских ханов подданый, от коих не весьма давно отложился, и у себя своего хана от фамилии Хивинских ханов утвердили. Когда хивинцы настоящих своих ханов род перевели, и стали брать себе в ханы из салтанов киргиз-кайсацких. Аральский хан искал себе хивинского ханства по наследству; но будучи бессилен (ибо и пяти тысяч войска собрать не может), того своего желания получить не мог, а ныне случается, что у аральцев и киргизские салтаны ханствуют, как то недавно Меньшей орды Абулхаир-ханов сын Нурали салтан (который в 1749 году на место отца его ханом утвержден) несколько времени у оных аральцев ханствовал. В их местах, сказывают, есть золотая руда и слюдяные горы, токмо никакого промыслу в том нет, за тем, что доставать и плавить не умеют. Сей народ говорит татарским языком, по наречию трухменскому. Летнею порою кочуют и пашут землю, для зимы ж имеют юрты или хижины; а по ту сторону реки Сыр-Дарьи, на одном острову, есть у них и городок, который от Аральского моря и называется Араль. Знатнейшие из оных арал-узбеков почти всегда при хивинском хане живут, от коего жалованье получают, и в военных случаях, как выше упомянуто, с трухменцами и хивинцами сообщаются. По последним известиям к оным аральцам, от утеснения киргиз-кайсакского, присоединилась не малая часть нижних каракалпак, и совокупно с ними живут.

Каракалпаки и казаки

Сей народ надвое разделяется, то есть на верхние и нижние... Нижние каракалпаки... в подданство Российской империи присягали, и жительство имеют к Оренбургу ближе, около Аральского моря, и по реке Куван-Дарье, смежно с киргизцами...

...Верхние каракалпаки живут от устья Сыр-Дарьи, впадающей в Аральское море, вверх к Ташкенту. Пропитание их наипаче от земледелия и содержания рогатого скота, которым они весьма изобилуют, и живут зимою в юртах, а летом кочуют; и хотя есть у них свои ханы, но оные почти никакой силы не имеют, а большая сила состоит у них в ходжах, которых между ими весьма много, и содержатся в отменном почтении; ибо признают их за отродие и учеников магометовых. Людство сих верхних каракалпак хотя и не мало, но понеже они народ к войне необыкновенный, а больше в земледелии упражняются, то киргиз-кайсаки весьма часто их раззоряют, и стараются издавна, чтоб как сих, так и нижних каракалпак, из нынешних их мест выгнать, дабы во время нужды, а паче когда они опасаются со здешней стороны, туда убежище иметь. Чего ради оные верхние каракалпаки, а паче те, кои ближе к Туркестану и Ташкенту находятся, как по делам значится, отдались в протекцию зюнгорского владельца.

Абулхаир и Нурали в Хиве (1741)

Между всеми делами сего 1741 г. достойно примечания возвращение из Хивы еще при жизни преждереченного генерал-лейтенанта князя Урусова объявленных в 1740 г. геодезиста Муравина и бывшего с ним инженера Назимова, из которых первый тракт от Орска до Хивы и часть Аральского моря описал и ландкарту учинил, а другой снял план городу Хиве, кой при чем сообщается. Из оных геодезист Муравин посылай был из Хивы от Абулхаир-хана (ибо тогда в Хиве на ханстве был) к персидскому Надир-шаху, который с войском своим в самое то время под хивинское владение подступал, с прошением, чтоб шах тем владением его, Абулхаира, наградил. Шах, допустя до себя оного Муравина, не только благосклоно его принял, но и довольно наградя деньгами и платьем, к хану отпустил с такою резолюциею, чтоб Абулхаир-хан сам к нему приехал, а он, шах, за соседственную дружбу, с великою российскою императрицею наградить его не оставит. Но хан ехать к нему не отважился, и уведомясь, аки бы хивинцы умыслили его, хана, убить, принужден был и с бывшими при нем российскими людьми ретироваться в киргиз-кайсацкие улусы. А шах, по выезде ханском, с войском своим подступя к Хиве, сей город приступом взял и многих жителей, а особливо таких, кои оружием действовать могли, вывел в Персию, в Хиве ж определил ханом из своих подчиненных людей и с ним оставил небольшой гарнизон. Однако по отступлении шаховом хивинцы, под игом персидским не хотят быть, вскоре оного оставленного хана убили и от персиан отложились, выбрав себе в ханы Абулхаирова сына Нурали салтана. Но сей не долго ханствовал: принужден был, так как и отец его, бежать в киргиз-кайсаки, убоясь персидского нападения.

Впрочем сего году летняя в Орской крепости ярмарка происходила благополучно, и со всего того градской части, якоже и с питейных продаж акцизу в казну получено не малое число, но хивинцев, за показанным их разорением, в приезде ни кого не было.

Каипхан в Хиве

Каипхан долгое время ханствовал в Хиве, велением Надира, шаха персидского. Этот воинственный и победоносный властитель Персии широко раскинул свое победоносное распространение и, между причем, захватил столичный город Хиву. Каип был отправлен к Надиру Абул-хаиром, ханом киргиз-кайсацким, как посланник к этому победоносному герою, чтобы вступить под его защиту. Каип сумел завоевать расположение персидского шаха и тот в ознаменование своего благоволения к Каипу отдал ему в правление Хиву. В Хиве Каип сидел долго, успел обогатиться за счет ценностей своих подданных, но в конце концов ушел от них, опасаясь предстоящей вспышки народной злобы. Дело в том, что неустойчивые, переменчивые хивинцы всегда, рано или поздно, проникаются злобой по отношению к своим правителям. Ханы у них редко кончают свои дни спокойно. По большей части они становятся жертвой этого злобного, проникнутого лукавством народа. Вот почему хан Каип не стал дожидаться, когда преступные замыслы народа созреют окончательно, и повернул обратно в Малую киргиз-кайсацкую орду, где был его отец, Батыр-хан «Батыр» здесь господствовал над рядом видных и славных родов, независимо от хана Нурали.

Казакские ханы и мангышлакские туркмены (1767--1775)

Несколько лет тому назад мангишлакские туркмены вынуждены были подчиниться деспотической власти. В 1767 году они подверглись нападению со стороны Нурали, киргизского хана; многие из них при этом были убиты, многие попали в плен к киргизам, остальные же, лишившиеся почти всего своего скота, бежали за Тюбкараган и, наконец, даже в Хиву, чтобы там найти защиту против киргиз. В Хиве они действительно нашли помощь, так как оказались полезными там отчасти, как посредники при сношениях с соседями, отчасти же из-за обмена их скота на плохие хивинские мануфактурные товары. Вместе с объединенными силами хивинцев они прогнали киргиз из своей страны. После этого они свыше года оставались еще в Хиве, чтобы оправиться, находясь в безопасности. Однако, раньше, чем они вполне восстановили свои силы, свирепствовавшая среди людей заразная болезнь, принимавшаяся ими за оспу, и начавшийся мор скота принудили их покинуть Хиву и вернуться на старое местожительство. Едва достигли они своей страны в состоянии почти полнейшего истощения, причинённого отчасти болезнью, отчасти тяжестью обратного пути, совершенного почти полностью пешком из-за недостатка лошадей, как Нурали-хан прислал к ним своих послов, дабы объявить им под угрозой их полного истребления что они должны признать своим верховным главой его сына -- Пир-Али-хана. При создавшемся положении им не оставалось ничего другого, как согласиться на это. Вскоре Пир-Али-хан появился среди мангишлакских туркмен. Он ввел жесточайшие наказания, самовластно забирал себе наибольшую часть имущества богатых туркмен и отнял у них почти все огнестрельное оружие, так что последнее встречается у них сейчас чрезвычайно редко. По истечении года такого чрезвычайно деспотического властвования над туркменами, Пир-Али-хан отправился обратно к своему отцу, у которого он остается уже около двух лет. Однако, осенью сего 1775 года он снова, надо полагать -- с ужасом и скорбью, ожидается в Мангишлаке. (Гмелин, IV, 55--56).

Размещено на Allbest.ru