Этнокультурные особенности сибирского казачества в контексте взаимодействия и взаимовлияния с казахским населением степного края (ХІХ в.)

21

Размещено на http://www.allbest.ru/

Этнокультурные особенности сибирского казачества в контексте взаимодействия и взаимовлияния с казахским населением степного края (ХІХ в.)

Г.Т. Каженова

В связи с необходимостью профессионализма в решении "вечно актуальных" национальных проблем анализ межэтнических отношений и перспективы их развития, а также изучение опыта этих взаимоотношений на различных этапах исторического прошлого нашего полиэтничного государства имеют особую актуальность. В исследовательской литературе процессы межнациональных отношений большей частью рассматривались с геополитических позиций, но этнокультурные контакты народов нашего государства до настоящего времени остаются слабо изученными.

В Казахстане, прежде всего по причине протяженности территории, различные регионы имеют экономические, социальные и культурные особенности. Это касается и сферы межнациональных отношений. Изучение этого вопроса на локальном уровне позволяет более подробно представить развитие этих отношений, определить общие и особенные черты взаимоотношений различных этнических групп.

В нашем случае историко-географические рамки рассматриваемого вопроса охватывают границы Северного, Северо-Восточного и Центрального Казахстана, а также отдельные районы Западной Сибири, образовавшие в ХІХ в. особый регион, со значительными природными, хозяйственными, социальными и этнокультурными различиями, известный как Степной край. При этом границы Степного края совпадают с территорией расселения казахов Среднего жуза. Независимо от административно-территориальных изменений обозначенные районы составляли единый регион, в котором смешанно проживали представители казахского и русского этносов и, следовательно, относились к зонам активных этнокультурных взаимодействий.

Первыми представителями русского населения, с которыми казахи непосредственно вступали в различные взаимоотношения и с которыми связали свои исторические судьбы, было сибирское казачество. Казаки - первые военные колонизаторы Казахской степи и до конца ХІХ в. составляли преобладающий элемент в оседлом населении Степного края. Казакам неоднократно приходилось принимать участие в боевых действиях и карательных экспедициях против не желавших признавать русское подданство казахских родов. Нередко это противостояние носило ожесточенный характер с обеих сторон. Вместе с тем их взаимоотношения составляли не только вооруженные столкновения, но и мирное сосуществование, активное экономическое и культурное взаимодействие.

Предметом нашего исследования являются этнокультурное взаимодействие и взаимовлияние казахов и сибирских казаков Степного края, находившихся друг с другом в тесном контакте. Складывание сибирского казачества началось еще в ХУІ в., однако завершение процесса создания сибирского казачества относится к 1808 г., когда было утверждено положение о Сибирском линейном казачьем войске как отдельном сословии с особыми правами, привилегиями и обязанностями. Но уже в ХУІІІ в. сибирские казаки, занимая своими поселениями окраину Казахской степи, вошли в сношения с казахами.

Чтобы понять особенности взаимоотношений казахов и казаков, прежде всего необходимо разобраться с понятием "казачество". В целом казачество определяется как культурно-этническая, сословно-территориальная, историко-культурная, социально-профессиональная, этносословная общность, этнографическая группа и т.п. Чаще всего казачество называют субэтносом, ставшим со временем военно-служилым сословием, сохранившим этнокультурные особенности.

Под субэтносом, при всех различиях в определении, понимается часть этноса, занимающая компактную территорию, со сложившейся культурной и языковой спецификой и элементами общего этнического самосознания. Субэтнос отличается от этноса, внутри которого он возник, своими хозяйственными, бытовыми, культурными и другими особенностями. Однако феномен казачества отличается тем, что оно не является моноэтичным. Есть казаки-русские и казаки-калмыки, казаки-татары и казаки-армяне, казаки-черкесы, казаки-башкиры и т.д., т.е. они имеют двойственную самоидентификацию, что характерно для субэтнических общностей. В чисто этническом плане казачество сформировалось под влиянием территориального фактора, а затем сословного обособления.

О существовании у казачества особого самосознания, понимания себя как некоего особого, самостоятельного и самобытного слоя общества, живущего своей, отличной от других жизнью, свидетельствует стремление казачества к некоторой обособленности. Оно обнаруживается и на бытовом уровне, и рассматривать данное явление необходимо не только как следствие указов, запрещавших выход из рядов казаков, но и как исторически сложившееся. В литературе неоднократно отмечалось, что казак противопоставляет себя не только инородцам, но и представителям русского и украинского населения, которыми пополнялись казачьи станицы. Так, старожилы Сибири никогда не приравнивали себя к пришлым русским и называли себя "индигирщиками", "досельными", поскольку разница в материальной и духовной культуре была весьма существенной.

В формировании казачества, конечно, сыграли огромную роль политические факторы. Правители России подчинили казаков и поставили их на службу российской государственности и царизма, превратив их в военно-служивое сословие с особыми правами, привилегиями и обязанностями.

Для решения вопроса о природе казачества существенно то, что казаки по сей день сохраняют национальную самоидентификацию и культурно - бытовое своеобразие, осознают себя особым народом, отличающимся как от украинцев, так и от русских. По свидетельству Гордеева, до революции в среде казаков бытовало убеждение, что по происхождению они с русскими ничего общего не имеют и происходят от народов, пришедших из Азии и впоследствии обрусевших. Данная трактовка позволяет многое объяснить в природе казачества [1].

А вот Ф. Щербина, обнаруживая ряд сходств в хозяйстве и быту казахов и казаков Южной России, делает определенные выводы: "Весьма вероятно, что те легко вооруженные передовые отряды татар, полчища которых известны под именем казаков, состояли из киргиз. Сами киргизы и теперь еще называют себя "казак". Кличку же "киргиз" они считают чуждою, данною им по ошибке иноплеменниками. Еще при Екатерине II русские называли киргизов "киргиз-касаки", т.е. киргизы - казаки. Русских казаков киргизы называли в отличие от себя "казак-урус" [2].

Но, тем не менее, этнокультурный облик казачества в прошлом характеризуется доминированием восточно-славянских народов (русских и украинцев) в составе большинства казачьих войск, участием нерусских народов в формировании казачества и длительными культурно-хозяйственными контактами с народами Кавказа, Сибири, Центральной Азии, Поволжья, Дальнего Востока и др. Конкретные исторические, географические и этнические условия способствовали формированию своеобразия казачества в целом, а также особенностей отдельных казачьих войск. Именно поэтому их нельзя считать идентичными в этнокультурном отношении.

Считается, что ядро Сибирского казачества сложилось из остатков дружин Ермака, оставшихся за Уралом и слившихся с частями царских войск, присланными для охраны границ и постройки укрепленных острожков. В числе присланных было немало тех же казаков, которых набирали из Строгановских людей, пленных литовцев, черкесов, стрельцов, пограничных казаков, служилых татар и т.д. Вместе они составили ту первоначальную ячейку, из которой развивалось впоследствии сибирское казачество.

Однако как отмечалось дореволюционными авторами, Сибирское казачье войско не было, подобно Донскому и Уральскому, продуктом самобытного земского движения на окраины, занятие линии совершилось не по почину вольных казачьих партий и охочих людей, как совершилось завоевание Сибири, но исключительно по военно-политическим соображениям правительства [3, 109].

Государственные планы российского правительства в деле колонизации окраин требовали роста сибирского казачества. На границах с "азиатскими племенами" на вновь занятые земли стали водворять поселенцев из городовых казаков, государственных крестьян. В 70-х годах XVIII в. в казачество были зачислены запорожские казаки, сосланные в Сибирь, и отпущенные из острогов каторжные. В 1797-1799 гг. были обращены в казачье сословие 2 тысячи мальчиков - сыновей отставных солдат, живших в Тобольской губернии. В войско также влилось до 2 тысяч высланных казаков из Донского и Яицкого казачества. В 1812 г. казачество приняло в свой состав сосланных в Сибирь поляков, взятых в плен из армии Наполеона. В 1932 г. к ним вновь были причислены поляки, сосланные за восстание. В 1849-1850-х гг. в их состав вошли малороссийские казаки и крестьяне (русские, украинцы, мордовцы и татары) из соседних Саратовской и Оренбургской губерний. Так шел процесс формирования Сибирского казачьего войска [4].

Известный казачий историк Г.Е. Катанаев пишет, что читатель не получит верного понятия о сибирских казаках, "если не узнает, какое влияние имела на него инородческая примесь". Инородческое население войска и всей пограничной линии особенно сильно стало увеличиваться после падения Джунгарского ханства. Преследуемые китайскими войсками калмыки бежали на линию, принимали христианство и русское подданство и их оставляли служить в крепостях. Кроме того, для "приумножения сего войска" правительством прилагались всевозможные способы склонять "иноверцев", т.е. главным образом непосредственных соседей-казахов из-за границы к переселению и обращению в христианство.

Таким образом, шел постоянный наплыв "инородческого элемента" в сибирское казачье войско. Однако по словам того же Г.Е. Катанаева, "вековые сношения с туземцами существенно отразились на внешнем виде русских и на их внутренних свойствах", главным образом, вследствие смешанных браков, в результате недостатка русских женщин в периоды завоевания и первоначального заселения Сибири" [5].

Г. Катанаев пишет: "Мы, по всей вероятности, не ошибемся, если скажем, что наибольшее влияние на метизацию, как в количественном, так и в качественном отношении, имели калмыки и киргизы. Дети, родящиеся от русского и киргизки, по физическому и даже нравственному своему складу более походят на киргиза, чем на русского" [6, л.21].

История формирования сибирского казачества, является одним из тех факторов, которые отложили определенный отпечаток на менталитет сибирских казаков и обусловили особенности межэтнических контактов с коренным населением Края.

Но все же большую роль сыграли тесные контакты и взаимодействие с коренным населением Края. Занимая своими поселениями окраину Казахской степи, а впоследствии и саму Степь, сибирские казаки издавна вошли в тесное взаимодействие с казахами, ознакомившись с их домашним бытом, кочевым образом жизни и языком. Очевидцы отмечали: "Как на левом, так и на правом берегу Иртыша, к Горькой линии примыкают киргизские кочевья, так что здешние казаки окружены киргизами и находятся под их исключительным влиянием" [7]. Об этом же писал Г.Е. Катанаев: "Сибирский казак, столкнувшись с киргизами, сделался таким же кочевником. Киргизский язык и даже обличие здесь между русским населением, приобрели такое же право гражданства." [6, л.2].

Дореволюционные исследователи писали, что жизнь "в дикой степной стране, с холодной зимой, жарким и сухим летом, жизнь в особых социально-экономических условиях, вдали от непосредственного правительственного режима, жизнь в роли привилегированного сословия и т.п. - все это не могло не способствовать выработать из великоросса или малоросса особого областного типа сибиряка-степняка".

Влияние Казахского населения выражалось в том, что почти все казаки Горькой и Иртышской линии употребляли в разговоре весьма часто киргизский язык. Исключение из сибирского казачества составлял один полк, живущий в Алтайских горах. Бийская линия, проходящая в Алтае, представляла совершенно противоположный характер сравнительно с Иртышской.Г. Потанин об этом писал: "Знающих киргизский язык на Бийской линии нет, потому что и киргизов близко нет, торговать с ним бийцам не приходится. Поэтому и киргизская привычка вовсе не привились к бийским казакам. Если иртышские казаки заговорят в избе у Алтайца по-киргизски, он погонит их вон из избы [8, 113].

О казаках Иртышской линии, окруженной казахскими кочевьями, Г. Потанин пишет, что почти все население говорит на киргизском языке, "нередко предпочитая его, легкости ради, родному языку", и для многих это колыбельный язык, потому что няньками и стряпками здесь бывают киргизки. Не только простые казачки, но и казачки-барышни "болтают по-киргизски". Далее отмечает: "Киргизский язык услышишь повсюду: в тихой беседе о сенокосных пайках, которую ведут между собой казаки, сидящие на завалине; в разговоре ямщиков, хлопочущих на станции около экипажа проезжающего чиновника; иногда даже в суде, потому что между здешними казаками встречаются лица, которые обстоятельнее рассказывают дело на киргизском, чем на русском. Рассказывают анекдоты о станичных начальниках, которые в своих рапортах сбиваются с русского языка и оканчивают доклад на киргизском" [3, 113].

Даже более поздние переселенцы, зачисленные в казаки, овладевали языком коренного населения Края. Так, например, относительно мордвин, поселившихся в станице Щучинской в 1849 г., Г.Е. Катанаев подмечает: "Независимо от мордовского и русского языка, большая часть мордвин говорит по-киргизски, говорят также и многие женщины. Произношение киргизских слов требует, конечно, многого, чтобы его можно было назвать совершенным, тем не менее, объясняются на киргизском языке довольно бойко. Сравнить их в этом отношении со старыми природными казаками нельзя: одни - артисты, а другие - исполнители поневоле. Необходимость знания киргизского языка признается всеми мордвинами" [9].

Влияние казахского языка замечали даже в произношении казаков. Дореволюционные авторы писали:". Выговор отличается грубостью произношения и однообразием тона; звуки выговариваются нечисто (гортанно), особенного выделения некоторых гласных звуков нет, вероятно, благодаря влиянию киргизского выговора" [3, 186]. Кроме этих внешних черт, иртышские казаки заимствовали от казахов многие предрассудки, понятия и убеждения. Так, "казак, как и киргиз, считает за стыд сесть на коня без нагайки, надеть холщовые шаровары и проч." [3, 112].

От беспрестанного пребывания в степи казаки хорошо ее знали, "привыкли к ее однообразным возвышениям и владели "такою же способностью не заблудиться в ней, как и сам киргиз, тогда как солдат в состоянии заблудиться, отошедши на полверсты от большой дороги". Наконец, "они такие же наездники, как и кочевые киргизы, и живя в постоянных сношениях с ними, хорошо знакомы с их обычаями и всеми военными хитростями" [9, 22].

Кража баранов из киргизских аулов, во время пикетной жизни не считалось у казаков преступлением. "Это обыкновение они переняли у самих киргизов, и оно свидетельствует о молодечестве как тех, так и других. Впрочем, эти проделки основаны единственно на удальстве, на жажде подвига, а не на ненависти к киргизам; часто даже они участвуют в этих проделках со своими знакомыми киргизами", - пишет Г. Потанин [9, 22].

Об отношении казаков к казахам, в которых они "не признают ни личности, ни собственности, пользуясь перед ними правом сильного, с полным и искренним простодушием" М.И. Красовский пишет: "Приноровившийся к понятиям кочевника казак никогда у него аркана не украдет (воровство таких вещей нетерпимо), но за то все, что можно, возьмет у него взаймы с тем, разумеется, чтобы никогда не отдать, и киргиз в этих случаях никогда не позволит себе обременять начальство жалобою, он попытается сначала потамыриться с таким казаком, а встретив отпор, пожалуй, потащит его к бию, отчего смышленный казак, конечно, не откажется, иначе в знакомых волостях его не принимали бы потом радушно; ввиду этого последнего обстоятельства отдать половину или треть из взятого взаймы для него не обидно, есть даже расчет, а киргиз, между тем, совершенно счастлив [10].

Очевидцы свидетельствовали, что "поселенные казаки находятся с киргизами несравненно в лучших отношениях, чем отрядные, потому что. они сами нуждаются в своих соседях-киргизах и стараются сохранить с ними дружественные отношения" [11]. Более того, "несмотря на то, что они главным образом и являются эксплуататорами кочующего населения. они пользуются у киргиз, безусловно, большей симпатией, нежели крестьяне. Великоросс казак. чужд сепаратизма, прекрасно по большей части владея языком, знакомый с правами туземца, не имея никаких предрассудков, он приятный гость в юрте киргиза".

Таким образом, в повседневной жизни казакам при длительном совместном проживании необходимо было приспосабливаться и адаптироваться к окружающему их народу и зачастую приходилось "рассчитывать не на покровительство государственной власти, а только на себя, на свои умения и средства входить в сделки с аборигенами" [12, 62].

На характер межэтнических отношений существенное влияние, конечно же, оказывают политические факторы. Ярким примером тому служит влияние политики Российской империи на взаимоотношения между казахами и сибирскими линейными казаками. Так, для царского правительства казаки, прежде всего, "вооруженное народонаселение" и "предназначено в государственном быту для того, чтобы оберегать границы империи, прилегающие к враждебным и неблагоустроенным племенам, и заселять отнимаемые у них земли" [12, 10]. После внедрения в степь казачьи войска осуществляли полицейско-карательные функции. "Полицейских команд при окружных приказах нет, но вместо их в случае надобности употребляются казаки сибирского линейного казачьего войска", - отмечалось в официальном документе [13].

Политика, проводимая администрацией Российской империи, не способствовала установлению доверительных взаимоотношений между коренным населением Края и казаками. Так, например, генерал Капцевич по поводу отношений с казахами и султанами наставлял командиров отрядов:". иметь всегда в памяти. не пренебрегать киргизами, ибо хотя они вооружены худо, хотя сделались слабы от междоусобий., должно содержать себя всегда крайне военной осторожности и быть ежеминутно на киргиза в готовности противостоять." [14].

Да и в самом войске смотрели на казачье войско как на "исключительно предназначенное к государственной службе, и даже его собственные интересы уважались только в той мере, в которой зависела от них исправность в отправлении служебных обязанностей" [9, 15]. Отсюда и шло представление о своей исключительности: "Мужик - так он мужик и есть, а казак завсегда казак, слуга царев: у одного домашность, а у другого служба: одному пашню пахать, а другому шашкой владеть. Как же нас после этого с мужиками да киргизами верстать? Киргиз на то он и киргиз, чтобы в работниках служить. А у мужика на то и руки сделаны, как крюки, чтобы за сохой ходить" [15, 25]. Конечно же, идеология завоевателя, прививаемая казачеству царскими властями, не способствовала установлению равных взаимоотношений с местным населением. В то же время между казахами и казаками складывались и расширялись хозяйственные, торговые, материально-бытовые связи.

Процесс культурно-бытового взаимодействия между казахами и казаками глубоко затронул сферу хозяйственной деятельности. Так, например, самой существенной отраслью казачьего хозяйства, имеющей первенствующее значение, до 1870-х годов, т.е. фактически до начала крестьянской колонизации, являлось скотоводство. Подавляющее большинство казаков на Ишимской, Тобольской, Иртышской линиях хлебопашеством вообще не занимались. "Насколько проезжающим можно о том судить, казаки более скотоводы, чем земледельцы; по крайней мере, чаще приходится видеть стада, чем возделанные поля", - писали очевидцы [16].

И как отмечается иногда в литературе, в этот период не столько казаки прививали кочевникам навыки земледелия, сколько последние приобщали их к разведению скота. Главное внимание в скотоводстве казаки обращали на коневодство. Разводилась ими "киргизская" порода лошадей и "такой же выносливый рогатый скот киргизской породы". В большой части войска совсем не разводили свиней, потому что и для дешевой пищи населения и для продажи их заменяли овцы.

Конечно, в первую очередь этому способствовали природно-климатические, почвенно-географические и хозяйственно-экономические условия Степного края. Кроме того, обязанности службы не давали большого простора для развития земледелия, требующего больших затрат труда. Но в ХІХ в. считали: "Вероятно, слабое развитие хлебопашества и нелюбовь к этому промыслу также объясняются отчасти влиянием киргизов, не способных к земледельческому труду" [3, 112].

Несмотря на обилие лугов и сенокосных мест хозяева не всегда заготавливали на зиму достаточное количество сена, а "по примеру киргиз, предоставляли самим животным отыскивать подножный корм из-под снега". Очевидцы писали: "Казаки, даже имеющие тысячи голов скота, редко стараются сделать запасы сена и устроить на зиму хоть какие-нибудь помещения (чаще камышовые или ивовые дворы). В летнее время табуны пасутся, как и киргизские, далеко в степи, а к зиме пригоняются к поселку" [17]. Таким образом, соседство с казаками при этом рассматривалось как менее успешное в плане культурного воздействия. Современники сетовали по этому поводу: "казачья культурность" и в бытовом, и в хозяйственном отношениях не только не влияла на степняка - киргиза, но сама подвергалась негативному влиянию" [12, 8].

Затрагивая тему хозяйственно-бытовых взаимоотношений линейных казаков и казахов, Г.Е. Катанаев писал, что "по Иртышской линии нет хоть сколько-либо зажиточного казачьего хозяйства, в котором не было бы одного-двух-трех работников или работниц из джатаков". Он особо подчеркивает тот факт, что казахи-джатаки более близки с казаками, нежели с переселенцами - крестьянами. Это объяснял следующими причинами: "В сущности, казак и джатак-работник как бы созданы друг для друга. и при существующих условиях быта казаков и киргиз они нуждаются друг в друге: одни потому, что при обширности своих земельных наделов и отсутствии рабочих рук, отвлекаемых от хозяйства усиленными служебными нарядами, они не могут обойтись без посторонней помощи, особенно если эта помощь дается на таких легких условиях и такими безропотновыносливыми батраками; с другой стороны, и киргизу, лишившемуся скота и оказавшемуся в своей среде "лишним", никогда не найдется такого сравнительно легкого и выгодного заработка, как у казака".

Кроме того, "почти каждый казак хорошо знает киргизский язык и с ним легко объясняться подневольному работнику", а также "во многих особенностях своего хозяйствования казак сам полукиргиз и потому в своих требованиях к батраку-киргизу более выносим, чем крестьянин или мещанин, еще, так сказать, не спевшиеся с киргизами и не понимающие друг друга" [15, 22].

Уже в конце ХК в., говоря о казахах-кочевниках, зимующих при казачьих пограничных линиях, Катанаев отмечает, что "присматриваясь к казачьему хозяйству, киргизы мало-помалу стали переходить от подножного зимнего корма для скота к травяному и сенокосному, научились косить и заготавливать сено на зиму почти для всего скота" [15, 14-15].

Конечно, эти явления были не просто результатом взаимовлияния русского населения (в том числе и казаков) с казахами, а последствием того, что в условиях сокращения пастбищного пространства кочевники вынуждены были переходить к оседлому и полукочевому хозяйству, с сопутствующим им земледелием и сенокошением. Соответственно, к этому приспосабливали свой быт, перенимая новшества как у казаков, так и у переселенцев-крестьян.

Процесс хозяйственно-бытового влияния был взаимным. Так, например, как свидетельствуют авторы Х! Х в., зимние жилища и помещения для скота у казахов строились по примеру казачьих, но постройки и планировка двора у них отличались "замечательной своеобразностью и пониманием потребности скота".

Этнокультурное взаимодействие и взаимовлияние контактирующих народов в различной степени отражается в традиционных культурах. Контакты с местным населением Степного края отразились и в традиционной культуре сибирского казачества. В процессе длительных исторических контактов казахи оказали довольно сильное влияние на все сферы материальной и духовной культуры сибирских казаков.

Особый интерес представляет вопрос о проникновении в среду сибирских линейных казаков элементов материальной культуры казахского населения, в частности, одежды. Потанин отмечал, что на Иртышской линии казаки подчиняются настолько сильному влиянию киргизов, что "следуют в одежде их модам" [8, 7]. То, что в одежде казаков много восточного, исследователь сибирского казачества Ф. Усов объяснял дешевизной бумажных среднеазиатских материй и разных предметов киргизской одежды [18].

Дореволюционные авторы писали, что повседневным костюмом можно считать бешмет или халат киргизского покроя, только с менее длинными рукавами, обыкновенно подпоясываемый широкой лентой цветной материи или тканой опояской. Цвет халата чаще был коричневый или в "киргизском вкусе" - с узорами и цветами [19].

В качестве рабочей одежды широкое распространение получили "армяки киргизского шитья". Армяком в Казахской степи называли ткань из верблюжьей шерсти и платье из нее [9, 5]. Как рабочую одежду, надевали также чамбары (чембар, челбар, шалбар - широкие шаровары), которые были настолько широки, что позволяли заправлять внутрь полы верхней одежды. Степные казаки шили чамбары из замши. На каждую штанину чамбар шло полтора-два полотнища ткани. Ширину, кроме того, увеличивала центральная вставка в форме вытянутого ромба. Как видим, название, покрой и способ ношения чембар указывают на заимствование их у казахов. На ноги надевали "большие сапоги из конины".

По описанию Катанаева, по праздникам казаки также носили "киргизского покроя" камзолы (бешметы) из бумажной материи и такие же узенькие штаны, суконные, триковые и нанковые казачины и "только немногие надевают казачью форму - длиннополый однобортный сюртук с наплечниками из красного сукна" [6, л.23].

Зимний костюм состоял из того же бешмета, но "более толсто стеганного, на шерсти, или же дубленой овечьей шубы, кожаных или плисовых чамбар, которые запускаются в сапоги" [20, л.8]. Как видим, верхние штаны-чамбары также широко были распространены как теплая дополнительная одежда из плотной ткани, кожи, меха. Зимним головным убором служила меховая шапка, сшитая из овчины, а в дороге - "киргизские малахаи с острым верхом и с лопастями, прикрывающими уши" [9]. Носили "иногда на голове лисий бурк (б?рік. - Г. К), похожий с виду на папаху" [8, 6]. Валенки с суконными онучами надевали поверх теплых войлочных - кошменных чулок, которые они покупали у казахов.

Очень оригинальным является наблюдение Г.Е. Катанаева, который писал: "Всякого, бывавшего в солдатской и казачьей казармах, тотчас же поразит разница в людях, заключенных в одинаковые условия. С первого же раза вы узнаете, что вы в казачьей казарме. Отсутствие шинелей и замена их халатами, сидение на нарах, поджавши ноги под себя, разговор, в случаях спора, на киргизском языке, чайники для чая, чамбары на ногах, манера ходить и говорить - все это с первого же раза укажет вам, что это иррегулярное войско - казаки" [6, л.23].

Таким образом, "в будни и праздники, богатые и бедные" и, даже находясь на службе в отрядах, в лагерных сборах, казаки надевали бешмет, который "щеголевато подвязывали обыкновенным русским поясом, образуя сзади множество складок" [3, 11].

Обыкновенный костюм казачки состоял из обтяжной или свободной кофты и широкой юбки; головы повязывали платком и шалью. Коренные казачки не носили русский сарафан и кокошники. Считая принадлежностью крестьянского обихода, не носили также бус и головных лент, волосы заплетали в две косы и завязывали вокруг головы [20, л.9]. Примечательным является тот факт, что, считая ношение крестьянской одежды для себя зазорным, казачки легко заимствовали одежду казашек. Так, Г. Катанаев в своих заметках писал: "Казачки также перенимают у киргизов их костюм: зачастую ходят по улицам, накрывши голову халатом, мне случалось видеть на казачках надетую вместо платья (не сарафана, которые казачки не носят) рубаху, точно такую же, как и у киргизок, которая заменяет ей в то же время и сорочку. Они не хуже любого казака в киргизском платье джигитуют на коне во время масленицы" [20, л.17]. Таким образом, различные виды одежды, заимствованные сибирскими казаками у казахов, вошли в их традиционную культуру и представляли собой сочетание традиционно-русского и заимствованного.

Тесные этнокультурные связи казаков с казахами нашли свое конкретное проявление в такой сфере материальной культуры казаков, как утварь, в отдельных элементах интерьера. Здесь также наблюдаются интересные явления. В казачьих домах не было лавок, как в крестьянских избах. Также не было принято вешать полотенец над зеркалами, в противоположность крестьянскому обычаю. Но при этом казаки широко пользовались предметами казахского быта. Так, например, в среднезажиточной семье имелось в среднем шесть кошм, которые также "служат обыкновенно вместо тюфяков или постели" [15, 8]. Половиков насчитывалось пять - "обычно из цветной киргизской армячины". Даже седло у казаков было "обыкновенно киргизского образца, не считая форменного, со всеми принадлежностями, имеемого каждым строевым казаком" [15, 17].

Исследователь Ф. Щербина отмечает, что в хозяйстве и обстановке киргизов наблюдается также много сходственного с тем, что встречается в жизни казаков и южан-малороссов. Так, небольшая войлочная кибитка или юрта, переносимая с места на место зимою, по мере передвижения табуна лошадей, называется у киргизов "кош". У южно-русских пастухов "кошем" называется кибитка на колесах. Кубанские казаки-малороссы, гоняя скот, понукают его восклицанием "Гайть". Тем самым "гайть", соответствующим татарскому "айда", понукают свой скот и киргизы. У киргиз сохранились еще особые низкие круглые столики, выходящие уже из употребления у малороссов, и известные под именем "сырна" и т.п. "Все это, конечно, только мелочи, слабые следы былых отношений, которые выражались, однако, в иных, более крупных явлениях и формах", - пишет автор [21].

К одному из наиболее важных элементов материальной культуры относится пища, где мы также наблюдаем заимствования. Так, главнейшую пищу казахов составляли молочные продукты, мясо в разных видах, сало и "часто чай" [15, 34]. Несильно отличался пищевой рацион степных казаков. Авторы отмечали: "В пище здешних казаков меньше растительных продуктов. Главную основу составляют молоко и мясо. Весьма важное значение приобрел здесь чай, дневная пища состояла из обеда, ужина и двух чаев: утреннего и вечернего." [8, 6]. А Г. Потанин писал: "Иртышский казак - страстный охотник киргизских блюд, он ест наравне с киргизом конину и казы и не уступает ему в способности выпить турсук кумыса. Есть старые казаки, которые колят собственных лошадей на еду" [3, 112].

Этнокультурное взаимодействие русского и казахского народов проявилось и в духовной культуре. Так, в святочном и масленичном ряжении крестьяне и казаки надевали казахский национальный костюм. Отражая региональную специфику, русские девушки вплетали в косы монеты, надевали на руку браслеты, на шею монисто. Для большей убедительности ряженые намеренно искажали слова, копируя специфичную фонетику и морфологию тюркских языков, перенося ударения на последний слог, заменяя слова мужского рода женским и наоборот и т.д.

Сибирское казачество, в составе которого, как уже отмечалось, были и тюрки, устраивало в праздничные дни, чаще всего на масленицу, "пускание байги" - лошадиных скачек, характерных для всех кочевых народов. Тюркские заимствования обнаруживаются в сибирских казачьих единоборствах - борьба "на поясах", являющаяся аналогичной казахской борьбе "курес", и бой плетьми, проводившийся в зимнее время, также широко распространенный у казахов.

В укоренившемся у православных обычае отдавать остатки пищи казахам, объезжавшим русские дворы в "чистый" понедельник, в первый день Великого поста, отражаются дружелюбные отношения русского и казахского населения.

Согласно устоявшемуся в последние годы методологическому подходу, культура рассматривается как адаптивный механизм приспособления, адаптации к окружающей среде, а этнические культуры представляют собой исторически выработанные способы деятельности, благодаря которым обеспечивалась и обеспечивается адаптация различных народов к условиям окружающей их среды. Следует подчеркнуть при этом, что адаптация рассматривается как процесс приспособления не только к природной среде обитания, но и к среде обитания социальной, к сфере межобщественных связей и даже главным ее содержанием является взаимоотношение людей не с природной, а с социально-культурной, этнической средой, т.е. "психологическая адаптация".

Таким образом, адаптация является способностью системы, т.е. этнической общности, для самосохранения приводить себя по принципу обратной связи в соответствие с окружающей средой. Происходит это по принципу "культурных мутаций" - возникновение внутри культуры системы тех инноваций (нововведений, новшеств), которые в той или иной форме стереотипизируются и закрепляются культурной традицией.

Необходимость взаимодействия с окружающей средой и приспособления к ней приводит к тому, что сибирские казаки, которые, оставаясь неотъемлемой частью русского этноса, сохраняя общерусские культурные традиции, перенимают элементы культуры иного этноса, в частности казахского, которые в данный исторический период, удовлетворяют их потребности в адаптации к природным и социально-культурным условиям Степного края.

Заимствования казаков в сфере материальной культуры отражают адаптацию казаков к природной среде, удовлетворяя их рациональные потребности. Но психологическая адаптация приводит к тому, что происходят заимствования и в духовной сфере: употребление языка окружающего этноса, перенимание отдельных элементов в ритуалах, обычаях и т.д.

Однако "иноэтническое окружение" ярко раскрыло не только адаптационные возможности Сибирского казачества, но явилось условием постепенного, бесконфликтного и органичного взаимопроникновения культур казахов и сибирских казаков. Этнокультурные связи казахов и русских способствовали сближению их быта, укрепляли взаимопонимание и положительные установки на межнациональное общение.

Культура сибирских линейных казаков складывалась на основе разнородных народных традиций, которые преобразовывались и взаимоувязывались в своеобразных местных условиях. Некоторые из этих условий являлись общими для всех казачьих линий рассматриваемого региона (естественно-географическая среда, специфика административного и географического положения), другие имели локальное значение (природные различия отдельных районов, где располагались казачьи станицы, этнический состав казачьего населения, степень контакта с казахами).

Этнический состав сибирских линейных казаков был смешанным, в нем были выходцы из разных районов европейской части России, но вследствие того, что состав казачества восполнялся за счет того же коренного населения, казаки легко воспринимали обычаи, традиции, язык местного населения. Совместное проживание и ежедневные контакты с казахами оказались решающими факторами в трансформации культурно-бытового уклада казаков.

Однако степень взаимодействия и взаимопроникновения этнических культур казахов и казаков Степного края не была одинаковой. Изменения в быту и образе жизни казахов происходили медленно. В целом, по данным источников, в Степи традиционный уклад жизни сохранялся без значительных изменений. О коренном этносе Степного края очевидцы писали, что хотя". киргизы принадлежат к довольно способному племени, обладают сообразительностью", но". они довольно упорно сохраняют свои племенные особенности; имея постоянные столкновения с казаками, они мало все - таки перенимают от последних. Казаки же, наоборот, не только подражают киргизам в одежде, но даже научаются говорить на их языке" [22]. Тем не менее сближение казахов и казаков в плане более тесного совместного проживания не ставило вопроса об уничтожении одной культуры другой, и речь шла о взаимоприемлемых формах сосуществования. Это сближало их, определяя во многом сходство их жизненного уклада, менталитета.

В то же время в казахско-казачьих взаимоотношениях явно прорисовывалось привилегированное положение казаков по отношению к местному населению Края. Поэтому прогрессивное взаимовлияние, экономические и культурные связи народов в конце ХІХ - начале XX вв. не могли стать по - настоящему глубокими и всеобъемлющими. Это возможно только на равных отношениях между народами.