Западноевропейские страны в церковной публицистике Российской империи накануне и во время Первой мировой войны

Вопрос о том, каким образом Первая мировая война повлияла на интеллектуальную жизнь провинции, какую роль играло епархиальное православное духовенство в формировании настроений общества длительное время остается на периферии исследовательских интересов историков. Данная проблематика является довольно разнообразной и предполагает изучение различных сегментов общественнополитической мысли того времени. Такой подход, в конечном итоге, открывает возможности для выяснения особенностей регионального восприятия войны в обществе того времени. Важную роль в формировании общественного мнения на региональном уровне играла епархиальная пресса и публицистика. В этой связи значительный интерес представляет вопрос о том, каким образом церковными авторами создавались образы стран союзников и врагов Российской империи и какую роль они играли в формировании настроений различных слоев общества? В данной статье предпринята попытка поиска ответов на эти вопросы на основании анализа публицистического наследия журнала Черниговской епархии Православной церкви «Вера и жизнь».

Журнал был основан в 1912 г. Черниговским братством св. Михаила, князя Черниговского, заменив издававшиеся ранее «Черниговские епархиальные известия». Новому изданию суждена была недолгая жизнь - в 1917 г. увидели свет его последние номера. Редакция журнала ставила целью «углубление и расширение в сознании верующих высокого христианского учения» и освещение через призму этого учения «главнейших современных событий и явлений». Содержание его номеров, наряду с официальной частью, составляли религиозно-философские трактаты, статьи и заметки по отечественной и зарубежной истории, церковной археологии, археографии. Значительное место здесь занимали также критические материалы по истории западноевропейской общественно-политической мысли эпохи Средневековья и Нового времени. Следует отметить, что в

Православной церкви на епархиальном уровне сформировалась довольно активная и высокообразованная элита, главным образом преподаватели местной духовной семинарии, многие из которых выступали в качестве публицистов, авторов статей на богословские и актуальные общественно-политические темы.

Читательскую аудиторию журнала составлял «средний класс»: чиновники, купцы, образованные рабочие, учителя, офицеры [1]. Учитывая численность этих социальных категорий, и тот факт, что черниговскую периодику читали не только на территории губернии, но и на Кавказе, в Казани, Петербурге, Польше и других уголках империи [2], можно говорить о значительном прагматическом потенциале дискурса этого издания.

Западноевропейская история рассматривается авторами статей и трактатов, опубликованных в журнале, в контексте важнейших вопросов жизни общества предреволюционной России: взаимоотношения церкви и государства, рост оппозиционных настроений и движений церкви, распространение атеистических учений, «модерных» философских, этических, эстетических теорий и литературных течений, противоречивших канонам и догматам христианского вероучения.

Большинство публикаций журнала посвящено истории и современному состоянию религиозной и общественно-политической жизни Франции и Германии. Сосредоточение внимание на этой проблематике объяснялось тем, что авторы считали их «рассадником» атеизма, светского мировоззрения и различных враждебных церкви общественно-политических движений. Причины и корни их возникновения и распространения служители клира усматривали в длительном историческом процессе эмансипации мысли от авторитета веры и церкви, развитии рационализма, скептицизма и индивидуализма. Начало негативного отношения к христианству они связывают с эпохой Возрождения, когда, по словам одного из авторов, «началось изучение языческих древностей и увлечение языческим творчеством, идеями, науками и искусствами в ущерб христианству». Дальнейшее развитие антирелигиозные тенденции получили у энциклопедистов, рационалистов и материалистов XVIII в., а также во время Великой французской революции этого столетия. Взгляды черниговских церковнослужителей на эти периоды истории восходят в определенной мере к известной консервативно-романтической традиции в историографии XIX в. Кроме того, для аргументации своих доводов авторы обильно цитируют известных российских философов и религиозных мыслителей того времени, Н. Бердяева, С. Булгакова.

Развитие антирелигиозных и антицерковных настроений, по мнению публицистов журнала, в конечном итоге, привело к религиознонравственному кризису в конце ХІХ - начале ХХ вв. Главным очагом антиклерикальных настроений они изображают Францию - страну, в которой длительная борьба против церкви и духовенства привела в 1905 г. к отделению церкви от государства. Особенно резкой критике авторы подвергали «абсолютный религиозно-нравственный скептицизм» Эрнеста Ренана, «антирелигиозные принципы» Эмиля Золя, Гюстава Флобера, Альфонса Доде, Ги де Мопассана, «декадентов» Шарля Бодлера и Поля Верлена.

Эпохам Возрождения, Просвещения и «современного позитивизма и материализма» на страницах журнала всячески противопоставляются Средние века, когда «наука и искусство были проникнуты религией». В этот период Франция и Германия выступали одним из оплотов христианства и благочестия, высшим проявлением которого выступало монашество. В пространной статье Н. Тер-Навского средневековая Европа представлена как очаг нравственно-религиозного аскетизма, идеалы которого заметно влияли на повседневную жизнь общества. Автор решительно выступает против представлений о Средневековье, как о «темной», «мрачной» эпохе. Напротив, «Средние века не менее красноречиво свидетельствуют о благородстве человеческой природы» [3, с. 22]. По его словам, аскетическая идея царства Божия «была основой всей средневековой культуры, она пронизывала всю жизнь средневекового человечества» [3, с. 27]. Эту гармонию обеспечивало единство церкви и государства». Такое противопоставление Средневековья Новому времени выступало как проявление церковного консерватизма и ставило целью показать моральную испорченность современной Европы в частности.

Подобные противопоставления в известной мере формировали представления о том, что Российская империя ведет войну за сохранение истинных христианских идеалов. В публицистике закладывались элементы массовой проповеди, призванной пробудить патриотические чувства у широких слоев общества.

В этом контексте ставился вопрос о характере и возможном исходе войны. По словам, известного церковного публициста и историка профессора Н. Боголюбова: в этой войне «решается вопрос, какой же характер должна принять европейская культура, должна ли она стать позитивной, аморфной и безрелигиозной или снова возвратится к своему первоначальному христианству» [3, с. 25]. С помощью подобных многочисленных высказываний формировался образ «священной» войны против Запада, который утратил христианский, религиозный вектор развития. С другой стороны, утверждался тезис о праведности войны за подлинные христианские идеалы и ценности, носителем которых выступает Православная церковь.

В предвоенной публицистике главным очагом «безбожия и нравственной деградации» выступала Франция. С началом войны образ этой страны как идеологического врага отступает на второй план. Казалось бы, редакция должна была позаботиться о создании позитивного имиджа страны-союзницы. Действительно, частота негативного маркирования концепта страны резко сокращается (хотя и не исчезает полностью). Однако, вопреки ожиданиям, полной перезагрузки ее образа новым позитивным смыслом так и не произошло. Лишь изредка мелькают похвальные отзывы о смелости французского духовенства на войне, тут же подробнейшим образом освещается героизм русских воинов и при этом автор не может удержаться от ремарки, что «подобные подвиги не мыслимы у французов». Таким образом, по отношению к Франции создается атмосфера скорее терпимости, нежели теплого отношения к ней как к союзнице.

Напротив, и в довоенное, и особенно в военное время церковные публицисты старались создать положительный образ другого военно-политического союзника - Англии.

Эта страна в дискурсе журнала позиционируется заметно обособленно и очень тепло маркирована семантически. В целом образы ведущих европейских стран на страницах периодического издания отражали внешнеполитический курс Российской империи. Такая заметная симпатия к Англии была обусловлена рядом факторов. В политическом аспекте это было связано с недавним завершением ее вековой «великой игры» с Российской империей, отходом под угрозой немецкого милитаризма от длительной политики «блестящей изоляции» и окончательным оформлением Антанты. Жена Николая ІІ Александра Федоровна была любимой внучкой и воспитанницей английской королевы Виктории. Но более всего эта позиция была обусловлена отношениями между англиканством и православием, поскольку именно на 1912 г., первый год выхода издания, приходится рассвет отношений между двумя церквями. В этом году в Петербурге было основано Общество содействия единству Православной и Англиканской церквей, деятельность которого получила благословение Святейшего Синода [4]. В журнале неоднократно акцентируется внимание на переговорах о сближении восточной (православной) и англиканской церквей, которые должны привести к «более тесному сплочению русских и англичан» [5]. В дискурсе издания Англия выступает как духовная союзница: И. Галахов называет Лондон «первым из городов Европы» [6], В. Магницкий считает ее «наикультурнейшей современной страной», объясняя этот феномен тем, что основой их культуры является христианство: «слово Божие создало величие Англии» [7].

Рубежным историческим событием, повлиявшим на подбор редакцией журнала содержательного наполнения публикаций, стала Первая мировая война. Если в довоенное время (1912 - июль 1914 гг.) обращение к образу европейских стран было связано с противопоставлением православия католицизму, духовности материализму, то с началом войны культурологическая наполненность образов уступает место идеологической составляющей: сюжеты из истории Европы стали использоваться как аргументы в обосновании военного противостояния.

С началом войны и без того позитивный образ Англии становится еще теплее, страна позиционируется как друг империи. Постоянно подчеркивается, что характер культуры англичан другой, не такой как французов или немцев. Для усиления эффекта привлекаются различные детали, например, эпизод о чудовищном убийстве английской медсестры должен был вызвать сочувствие именно к Англии, хотя были и другие погибшие. Употребляются явно психологические прилагательные вроде «беззащитная сестра милосердия», в связи с чем «английский народ с особенной твердостью дал себе слово покончить с гнездом разбойников и злодеев».

С началом Первой мировой войны огонь критики смещается на Германию. Грозой общеевропейской культуре позиционируются Германия и Австро-Венгрия, воюющие «во имя господства одного сильнейшего и якобы умнейшего народа», несут «смерть и разрушения всему пред силою железного кулака», разрушают на этом пути «плоды наук и искусств, свободы и жизнь народов, требования международного права» [8].

Если Франция представлялась страной атеизма и моральнонравственной деградации, то Германию авторы представляли в качестве главного очага теории и практики социализма. Эта тема является доминирующей на всем протяжении деятельности журнала. Большинство авторов исходило из того, что социализм - это «господствующее течение человеческой жизни», «фокус всех современных технологий человеческой жизни и мысли». Отталкиваясь от этих утверждений, авторы претендуют на всестороннюю и дифференцированную критику различных течений социализма. Наряду с этим обильным потоком критики у отдельных авторов есть немало объективных признаний и наблюдений. Прежде всего, в ряде статей возникновение социализма связывается с социально-экономическими противоречиями и научными открытиями ХІХ в., бурным развитием промышленности, эксплуатацией капиталистами рабочих. Авторы этих публикаций выражают свое согласие с критикой основ буржуазного общества, которая дана в трудах Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Августа Бебеля, Карла Каутского. «Великая моральная и христианская правда и сила социализма», по признанию одного из церковных публицистов П. Галахова, заключается также в том, что он «твердо установил труд в качестве источника и права на жизнь» и «справедливо осуждает классовое устройство общества, классовый антагонизм и классовое учение». Он признает также верным учение социализма «о будущем правильном разделении труда». Отдавая должное социализму, церковнослужители, очевидно, стремились таким образом избежать лобовой и прямолинейной критики этого популярного и широко распространенного в то время учения. В то же время, все они решительно отвергали социалистическую идею, указывая, что она главный носитель атеизма, материализма, безверия, что в конечном итоге делает ее, «враждебной христианству».

Давая негативную характеристику социализма, авторы формировали негативное отношение к стране, которая способствовала развитию и распространению этого учения. Так, В. Сокольский в критическом разборе социализма подчеркивал, что «все вожди западного социализма проникнуты фанатичной ненавистью к России». При этом он ссылается на то, что в свое время «Либкнехт заявлял торжественно в рейхстаге, что его партия с радостью примет участие в войне против России» [9]. Если в довоенный период в отношении этой страны в дискурсе журнала преобладали темы, связанные с развитием наук, техническим прогрессом, «некоторой особенной нравственной чистотой», то с началом войны авторы всячески стараются реабилитироваться и прибегают к выпячиванию двуличия, притворства, обманчивости Германии. При этом вводятся лексемы «маска благопристойности», «столь образованный народ, казавшийся таким умным, осторожным и умеренным» «якобы умнейший народ», равно и об Австро-Венгрии, «скинувшей с себя личину» и т. д. Многочисленные метафоры («немецкий волк», «бронированный кулак», «железный кулак», «враг добра и правды», «иностранная шелуха», «злокачественная болячка», «гнездо разбойников и злодеев») выступают мощным прагматическим инструментарием для формирования образа вражеской страны. Рефреном из страницы в страницу звучат лексемы: «зверства», «страдания», «попрание законами чести и совести», «вероломство и низкий цинизм», «игнорирование законов чести и совести», «неуважение к ценности чужой жизни».

Хроника войны излагается кратко в специальном разделе. При этом в каждом номере с особенными подробностями описываются страшные условия содержания немцами военнопленных, ужасы их лагерной жизни. Часто фигурируют описания тифа, холеры, голода, которые вместе со словами «лагерь», «заключенные», «зверства» формируют стойкий ассоциативный ряд: Германия - неволя, ужасы, страдания. Германская раса (австро-германцы) характеризуется исключительно через негативные атрибутивы: гнусность, подлость, низость, вероломство, коварство, преступная страсть, бессовестность, жестокость, дикая ненависть, жадность, крайняя бессердечность, грубость, насилие «и другие низкие свойства натуры».

Известный политолог Г. Ласвель, одним из первых заговоривший о манипулировании властью общественным сознанием на примере Первой мировой войны, признавал пропаганду не менее действенным оружием, чем военное и экономическое давление и основными ее целями считал возбуждение ненависти к неприятелю, поддержание добрых отношений с союзниками, деморализацию противника [10]. Активную пропаганду образа врага на страницах журнала, акцентуацию агрессивности и бесчеловечности противников можно также объяснить необходимостью власти вызывать патриотическое чувство моральной готовности населения к мобилизации.

Интересно отметить, что в довоенный период в отношении Германии в дискурсе журнала нередко звучали темы, связанные с развитием наук, техническим прогрессом, даже подчеркивались общие черты в национальных характерах и религии славян и немцев: «... германские народы, среди которых главным образом утвердилось протестантство, изначала отличались индивидуализмом, свободолюбием, самоуверенностью личного ума и некоторою особенною нравственною чистотою» [11], «...светлый и здравый взгляд на жизнь, нравственно-простые и строгие чувства доблести и мужества отразились в более патриархальных и простых религиях славян и германцев» [12].

С началом войны авторы всячески стараются превзойти один другого в резком изменении оценок Германии и публикуют аналитические и критические статьи, связанные с критикой германизма. Противопоставление «безнравственного» немецкого общества и его новейшей истории православному славянскому миру находит свое продолжение в истории военно-политического противостояния. Появляется новая цель - «показать исконную ненависть и варварство немцев по отношению к славянам» [13], доказать, что Германия еще со времен средневековья ведет ожесточенную борьбу против Руси. Ключевой темой из европейского средневековья становится история «Drang nach osten». Теперь уже славяне и германцы позиционируются как «противоположные по своим национальным и церковнополитическим устоям» [14]. Н. Боголюбов акцентирует внимание на угрозе колониальной экспансии Германии, ее претензиях на гегемонию в Европе [15].

Борьба немцев и славян стала предметом обширной публикации П. Богуславского. Негативное семантическое поле создается в оценках германских исторических деятелей. Так, Габсбурги «за немногими исключениями» характеризуются как «семья узких фанатиков и царственных эгоистов, ... католиков до мозга костей». Избрание в 1526 г. чешским сеймом Фердинанда Габсбурга королем Чехии оценивается как «величайшее политическое не- разумение, предательство родины, политическое самоубийство». С особыми леденящими душу подробностями излагаются события, связанные с продвижением немцев на восток: «народ убивали тысячами, вешали, рубили головы, колесовали, обрезывали руки, носы, уши», убивали женщин и стариков, детей отдавали в рабство» [16]. При изложении разгрома Чехии в ходе Тридцатилетней войны особенно подчеркивается уничтожение всего некатолического населения, рисуется страшная картина: «тысячи сел сожжены, десятки городов в грудах развалин. Непогребенные трупы жителей валялись по дорогам. Голод и болезни доканчивали истребление народа» [17].

На фоне усиления в империи центробежных тенденций, автор вводит еще одну тему - необходимости единства страны, целостности государства. Так, освещая вековую борьбу двух миров, славянского и германского, автор называет и главную причину неуспеха славян в этой борьбе: «славяне ... не объединились в одно государство... взаимная рознь и постоянная вражда отдельных племен ослабляла славян и передавала их в руки врагов - немцев» [18]. У немцев же еще в средние века возникло «сплоченное государство с сильной монархической властью». Причем создание этого государства связывалось не с Оттоном І, а с Карлом Великим, впервые объединившим в Европе германский элемент в Священную Римскую империю. В контексте анализа программы Drang nach Osten автор аргументирует свое предположение, что настоящая война - это только начало борьбы славян против немцев [19].

Все сказанное выше дает основания утверждать, что образы западноевропейских стран создавались на основе церковнорелигиозных, идеологических и политических принципов и интересов. В церковной публицистике только Англия с ее консерватизмом в религиозной и политической жизни «заслужила» целостную положительную оценку. Другому союзнику, Франции, церковные авторы не могли простить вольнодумства. Наиболее противоречивым оказался образ Германии. В довоенное время давались многочисленные положительные оценки этой страны. С началом войны на передний план выступал вполне конъюнктурный аспект, стремление показать глубокие корни немецкого милитаризма, его давнего враждебного отношения к славянству. Германия выступает в качестве страны, в которой культивируются различные виды социализма, главной угрозы социальному устройству Российской империи. Все это было направлено на выполнение пропагандистской задачи: формировать враждебное отношение к противнику и утверждать патриотические настроения среди верующих. В то же время такая пропагандистско-патриотическая кампания опиралась на более широкую основу, которая складывалась в течение длительного времени. Речь идет о формировании враждебного отношения к Западу и утверждению об особом историческом пути России. Характерная для журнала критика Запада, его морально-нравственной деградации с началом Первой мировой войны становится основой тезиса о том, что именно этот процесс и стал причиной военного конфликта. Все сказанное выше дает основания говорить о том, что епархиальная публицистика в то время использовалась в качестве важного и влиятельного инструмента информационной войны.

Библиографические ссылки