"Извещал письменно на бунчюковых Семена Лизогуба да Андрея Горленка... ": случай из истории казачьей старшины Гетманщины 1720-х гг.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

"Извещал письменно на бунчюковых Семена Лизогуба да Андрея Горленка...”: случай из истории казачьей Старшины Гетманщины 1720-х гг.

Ключевые слова: Гетманат, Украина, казаки, монастырь, иеромонах, донос, следствие, Санкт- Петербург.

иеромонах казачий донос старшина

Среди документов фонда №796 Российского государственного исторического архива нами был выявлен комплекс документов, освещающих малоизвестный эпизод из жизни представителей украинской казачьей старшины середины 1720-х гг. Сначала документы привлекли наше внимание в связи с именами кубанского султана Бахты-Гирея, сына крымского хана Девлет-Гирея II, и казачьего атамана И. Некрасова, оставивших заметный след в военно-политической истории России, Дона и Крымского ханства [1; 2]. Информационный потенциал выявленных источников оказался богаче: он связан с историей украинского казачества и внешней политики России, с историей трансграничных связей казачьих сообществ (Войск), с политической культурой элит Гетманщины и характеристикой их положения в петровскую и постпетровскую эпоху.

Последняя проблема находит полярные оценки в современных российской и украинской национальных историографиях, не говоря о диаметральности имеющихся в них взглядов по отношению к т.н. “мазепинскому периоду” в истории Украины [3; 4; 5; 6]. Для изучения истории российско-украинских отношений первой трети XVIII в. особенно актуальны такие исследовательские проблемы, как взаимоотношения российского правительства и гетманской старшины (включая их неформальные связи [7]), социальная мимикрия старшины в постпетровскую эпоху, ее политические установки, поведенческие “сценарии” по отношению к российскому руководству и к отдельным “сильным” фигурам, формы лояльности к власти и явного/скрытого сопротивления ей со стороны казачьих элит. Особый интерес представляет изучение политических практик представителей т.н. “династий изменников” (впрочем, как и других старшинских родов) в указанный период, а также преемственности политического выбора и ориентации разных поколений подобных казачьих фамилий - соратников гетмана И.С. Мазепы, их детей и внуков [8, с.91].

Актуален и следующий исследовательский ракурс - реконструкция смыслового значения фраз, приписываемых главным участникам конкретного случая, повлекших за собой донос и расследование. Частное мнение казаков может отражать более общие процессы в казачьей среде Гетманщины, не всегда доступные сторонним наблюдателям, включая представителей российской администрации в Гетманской Украине. Подход, согласно которому анализ отдельного текста (даже одной фразы) может быть применен при реконструкции массовых социальных представлений, успешно применяется при решении схожих исследовательских задач, принося научные результаты [9]. Актуальность исследования связана также с изучением места доносительства в истории политического сыска в России - явления, характерного для петровского времени. Как указывает Е.В. Анисимов, с изветов (доносов) начиналось 99,9% всех политических дел в России XVIII в. [10, с.11]. Доносы, распространенная социальная практика, всегда означали начало политического розыска и формирования соответствующего дела.

Отправным документом в истории разбираемого случая, повлиявшим на появление документального комплекса середины - второй половины 1720-х гг. стал извет монаха Троицкого Мигулинского мужского монастыря Серапиона на представителей гетманской старшины - Андрея Дмитриевича Горленко и Семена Ефимовича Лизогуба. Насколько известно, указанный сюжет не получил подробного освещения ни в российской, ни в украинской историографии - несмотря на большое количество исследований по истории Гетманщины XVIII в. и по истории казачьих старшинских родов. Фамилии Горленко и Лизогубов занимают среди них свое видное место. В содержательном очерке А. Лазаревского “Люди Старой Малороссии. Лизогубы” [11] нет упоминаний о событиях, связанных с изветом на С.Е. Лизогуба в 1725 г. В обстоятельном труде современного украинского автора С.О. Павленко этот факт биографии С.Е. Лизогуба отсутствует [8, с.97]. Известие о доносе на С.Е. Лизогуба и А.Д. Горленко и об их последующем аресте, впрочем, известно давно - оно отразилось и в украинских казачьих летописях, и в трудах ученых XIX в. В “Краткой истории Малороссии” сказано, что С.Е. Лизогуба “с Андреем Горленком из пути (“в Гилянский поход за Дербень”. - Д.С., Н.Ш.) по плутовскому некотораго чернца Змеевскаго доношению, взято было в Петербург, но вскоре до домов отпущено” [12]. Полагаем, что издатель ошибочно посчитал именное прилагательное “змеевского” фамилией чернеца-доносчика. Как мы убедимся позже, источники не дают для этого оснований. Д.Н. Бантыш-Каменский в труде “История Малой России” писал, что вскоре после начала Гилянского похода “Лизогуб и Горленко были потребованы в Петербург, по ложному на них доносу одного монаха, и потом отпущены в Персию, где несколько лет находились (здесь историк ошибался. - Д.С., Н.Ш.), с предводимым ими отрядом, под главным начальством Кандибы, бывшаго Полковника Корсунскаго” [13, с.166].

Применительно к теме исследования коснемся проблемы умолчания источника - в Лизогубовском летописце история с арестом С.Е. Лизогуба и его товарища красноречиво опущена. В одной из записей за 1725 г. лишь сказано, что “Тогож году бунчуковые товариство в Кгилян командированы и с ними 20,000 козаков с Семеном Лизогубом; и в том походе бавылысь бунчуковые до трех год и иние до пяти, акции з горскими черкесами отправуючи; в яком походе Антоний Андреевич Лизогуб, бунчуковый товарищ, умер и погребен в Астрахани епископом Леницким” [14, с.57]. Таким образом, вывод В.Б. Антоновича о “мелочных подробностях” в передаче летописцем всех сведений о деяниях “лиц, принадлежащих к фамилии Лизогубов” [14, сММ], не во всем находит свое подтверждение.

Путь казачьего войска, выступившего в поход в мае 1725 г., проходил и через земли Войска Донского. Именно здесь в июле 1725 г. были взяты под караул наказный гетман С.Е. Лизогуб и бунчуковый товарищ А.Д. Горленко. Случай нашел отражение на страницах дневника генерального подскарбия Я. Марковича, о котором писалось выше: “Семен Лизогуб и Андрей Горленко за караул взятии по доношению ченця неякогось монастира Мигулинского (Троицкого Мигулинского мужского монастыря. - Д.С., Н.Ш.)” [16, с.266]. По сути, этими словами описание случая исчерпано - автор дневника не собирался (не хотел?) останавливаться на деталях происшествия, или же они были ему неизвестны. Обращает на себя внимание авторская манера подачи материала - буднично констатируется задержание наказного казачьего гетмана, которое сомнительно посчитать рядовым событием. Среди других событий 22 июля 1725 г., “удостоившихся” внимания автора - приезд в Царицын бригадира А. Ветерания (Ветерани) и двукратное наказание за упрямство некоего “хлопца Вежевского” [16, с.266].

Далее мы находим любопытные детали, связанные с режимом пребывания казаков под караулом, отличавшимся возможностью их перемещения, общения с другими казаками и пр. [16, с.266]. Нарушение режима содержания арестантов продолжалось несколько дней: “Так же и с Горленком у нашей квартере, до которого много товариства приездило, а то для того, что они завтра меют быть отослани в Ахтирку до князя Голецина (речь идет о генерал-фельдмаршале и “командующем над Украинским корпусом” М.М. Голицыне, пребывавшем в Ахтырке - полковом центре на Слобожанщине. - Д.С., Н.Ш.)” [16, с.266]. В дневнике Я. Марковича взятие казаков под караул датировано 22 июля 1725 г., а их отправка к бригадиру А. Ветеранию - 25 июля того же года: “Семен Лизогуб и Андрей Горленко попроважены отсюду за караулом до лагеру к брегадиру Ветеранину, а оттуду в Ахтирку до его сиятелства князя Голецина” [16, с.266].

На личностях Семена Ефимовича Лизогуба и Андрея Дмитриевича Горленко остановимся подробнее. Это необходимо для того, чтобы лучше представить их органическую связь с той социокультурной средой, выходцами из которой они являлись. Включив биографии гетманцев в контекст политической культуры украинского казачества и его непростых отношений с самодержавием, мы получаем дополнительные исследовательские возможности для анализа разбираемого случая и для ответа на важный вопрос: могли ли именно С.Е. Лизогуб и А.Д. Горленко в действительности произнести слова, якобы услышанные иеромонахом Серапионом?

Старинный старшинский род Лизогубов неслучайно был причислен к династиям “изменников”, наряду с фамилиями Мировичей, Гамалиев, Герциков, Максимовичей и Дорошенко [19, с.181]. Основанием для такого причисления стала позиция многих старшинских родов в связи с переходом гетмана И.С. Мазепы в стан шведского короля Карла XII, случившегося в октябре 1708 г. Родителями С.Е. Лизогуба были Е.Я. Лизогуб, генеральный хорунжий (1688-1698 гг.), впоследствии - черниговский полковник, и Л.П. Дорошенко, дочь гетмана П.Д. Дорошенко. Дедом С.Е. Лизогуба по мужской линии являлся Я.К. Лизогуб, наказный казачий гетман во время 2-го Азовского похода, которому благоволил гетман И.С. Мазепа. Выходец из старинного старшинского рода, сын черниговского полковника, воспитанник Киево- Могилянской академии, бунчуковый товарищ Черниговского полка, С.Е. Лизогуб приходился зятем гетману И.И. Скоропадскому. С.Е. Лизогуб находился вместе с И.С. Мазепой при осмотре уничтоженного в начале октября 1708 г. российскими войсками Батурина. Тогда же в октябре С.Е. Лизогуб ушел к шведам вместе с гетманом И.С. Мазепой, причем А. Оглоблин указывает, что в гетманской свите, помимо С.Е. Лизогуба, мог находиться тогда и Андрей Горленко [20, с.316], другой фигурант нашей истории.

С.Е. Лизогуб вернулся в Россию летом 1709 г. после Полтавского сражения, но не был сослан, “как другие, только за свойство с гетманом (И.И. Скоропадским. - Д.С., Н.Ш.)” [21, с.471]. 29 июля 1709 г. он был приведен к присяге на верную службу царю и вскоре выслан к своему тестю [22, с.57]. Его родной брат, Яков Ефимович, впоследствии генеральный обозный, “внук и сын приближенных к Ивану Мазепе Лизогубов, сумел избежать жестокой расправы над восставшими мазепинцами, поскольку в то время находился в составе Черниговского полка, который полностью контролировался российской армией” [19, с.181]. Т.Г. Таирова-Яковлева, возможно, права, когда пишет, что полковники и казаки четырех полков, в т.ч. Черниговского, не могли присоединиться к И.С. Мазепе потому, что находились в расположении российских полков [3, с.214]. За протесты против злоупотреблений со стороны Малороссийской коллегии в 17231724 гг. Я.Е. Лизогуб был арестован вместе с другими представителями казачьей старшины и заточен на несколько лет в Петропавловскую крепость вместе с тестем А.Д. Горленко - миргородским полковником Д.П. Апостолом и с генеральным есаулом В. Жураковским. Таким образом, есть основания говорить о сомнительной лояльности некоторых Лизогубов по отношению к российскому самодержавию в постмазепиский период истории Гетманщины.

В этом же отношении примечательна фигура А.Д. Горленко, отец которого, прилуцкий полковник Дмитрий Лазаревич Горленко, принадлежал к ближайшему окружению гетмана И.С. Мазепы и являлся активным сторонником выхода Гетманщины из-под юрисдикции Москвы [8, с.44-45]. Без колебаний последовавший за И.С. Мазепой, Д.Л. Горленко все-таки вернулся в 1714 г. в Россию и проживал последние годы в московской ссылке. Андрей Горленко находился в 1708 г. вместе с отцом, но в начале 1709 г. вместе с женой вернулся в Россию. В 1711 г. его заподозрили в сношениях с отцом. Канцлер Г.П. Головкин настоял на отправке А.Д. Горленко, тогда значкового войскового товарища, из Глухова в Москву [23, с.252], где тот проживал в ссылке до 1715 г. Важно отметить, что при этом А.Д. Горленко лишили владений, некоторые из которых достались представителям центральных российских властей [8, с.46; 21, с.290].

Основанием для ареста С.Е. Лизогуба и А.Д. Горленко на Дону летом 1725 г. послужил извет монаха Троицкого Мигулинского монастыря Серапиона, волею судеб встретившегося на их пути. Отправка С.Е. Лизогуба и А.Д. Горленко к бригадиру А. Ветеранию, как указывает в своем дневнике Я. Маркович, была связана с тем, что именно ему Серапион письменно “известил” на гетманских казаков в Царицыне [24, л.2]. Это случилось в период между 29 июня и 22 июля 1725 г. Сначала в Царицын были доставлены казаки-гетманцы. Следствие было начато полковником Нарвского полка Д.Ф. Еропкиным. Согласно ведению от 13 ноября 1725 г., поступившему из Правительствующего Сената в Святейший Правительствующий Синод 15 ноября 1725 г., Серапион был доставлен в Санкт-Петербург от генерал-фельдмаршала М.М. Голицына 29 октября 1725 г. 12 ноября того же года в Сенате слушали выписки из допросов, а также из очных ставок “помянутых иеромонаха Серапиона и бунчюковых Лизогуба и Горленка” [24, л.1], случившихся, очевидно, уже в Санкт-Петербурге [24, л.39].

Содержание части следственных документов известно по копиям делопроизводственных материалов 1727 г. В частности, в них подробно представлена версия произошедшего в описании иеромонаха Серапиона. По его словам, 29 июня 1725 г. “гетманских полков наказный гетман помянутой Лизогуб, прибыв с своими табары, стал Мигулинского монастыря близ мелницы по речке Тишанке” [24, л.39]. Непонятно почему, но именно Серапион явился к казакам с просьбой, чтобы они “той мелнице обиды не учинили”, после чего бунчуковый товарищ Андрей Горленко, “не допустя ево до гетманского намету, зазвал к себе в кибитку... и спрашивал его о вестях” [24, л.39]. Иеромонах рассказал А.Д. Горленко, что “носится у них по речке, будто блис соли Маницкой на копанях стоит Бактыгирей с Некрасовым. И Горленко говорил, чтоб де к нам тот Бактыгирей с Некрасовым поближе пришли, то бы де нам добре было, но покуда де нам гетманцом разорятца; а как такие слова говорил, в те поры в кибитке у него Горленка никого не было” [24, л.39]. Потом собеседники якобы перешли под “намет” (шатер) к наказному гетману С.Е. Лизогубу, которому А.Д. Горленко передал “вести радостные”, услышанные от иеромонаха. По словам Серапиона, в ответ на его вторичный рассказ о Бахты-Гирее и И. Некрасове, наказный гетман произнес: “Может де Бог слышанное повелит им и видеть” [24, л.39об.].

Здесь начинается важный этап в развитии последующей ситуации, связанной с реакцией иеромонаха на слова гетманских казаков, которые заставили его подумать, “что не хотят ли они с ними, Некрасовым и Бактыгиреем, соединитца” [24, л.39об.]. Итак, Серапион решил донести на казаков. Заслуживает внимания ход мыслей иеромонаха, который придал услышанному значение важной информации, “достойной” извета.

По-своему оценив информационный повод, ставший толчком к доносу, Серапион рассуждал логично. Дело в том, что кубанский султан Бахты-Гирей и казачий атаман И. Некрасов, хорошо известные жителям пограничных территорий и правящим дворам России, Крыма и османской империи, выступали в первой трети XVIII в. серьезным раздражающим фактором в политике центральных российских властей и ряда пограничных администраций. “Некрасовская угроза”, исходившая с Кубани, регулярно требовала от России все новых форм нейтрализации. Россия также теряла от многочисленных набегов на российские окраины, организованных “бешеным султаном” Бахты-Гиреем, которого неоднократно пытались и переманить на российскую службу, и убить [1].

Решение Серапиона донести на гетманских казаков свидетельствует о понимании им “политического момента” и об ожидаемой реакции со стороны властей. Поиски мотива к совершению доноса, очевидно, нужно искать в этой плоскости. Впрочем, изветчик мог также знать, что его ждет награда, практикуемая государством [10, с.165-166]. Для организации ложного доноса на казаков, которых иеромонах впервые видел, и которые не нанесли ущерба ни ему, ни мельнице, оснований у него не было. Серьезность намерений Серапиона прослеживается в том, что письменный извет он решил подать не войсковому или своему монастырскому начальству, а представителю российского военного командования в Царицыне. Иеромонах утверждал, что во время разговора в намете у С.Е. Лизогуба там “было много людей, все черкасы” [24, л.39 об.], которые могли слышать его разговор с атаманом.

А.Д. Горленко не стал отрицать на допросе и на очной ставке факта общения с Серапионом, но отмел обвинения в якобы сказанных им словах, столь взволновавших иеромонаха. А.Д. Горленко заявил, что Серапион, узнав о походе казаков на Сулак, заявил, что “на Царицын им итить криво, а надобно де итти мимо Манич, толко де там Кубанская орда стоит, Бактыгирей с Некрасовым, и он де ведает, что казацкие войска идут, а кубанского де войска тысяч с тритцать, а про казацкое слышно, что тритцать восем тысяч..” [24, л.39 об.]. Анализируемый источник интересен не только тем, что одновременно упоминает султана Бахты-Гирея и Игната Некрасова: такие свидетельства нечасто, но встречаются в других источниках. Обратим внимание на следующую деталь - Серапион указал на предполагаемое место пребывания кубанского султана и атамана. Это были соляные копи (“копани”) на Маныче, которые издавна разрабатывались и привлекали к себе различные категории русского населения. Крымцы и ногайцы знали об этом и могли совершать туда набеги для захвата полона. Так поступали раньше по отношению к г. Тору (Соляному) на р. Торце (Торе) азовцы и первые кубанские казаки, где имелись богатейшие соляные озера, привлекавшие “большое собрание русских людей за солью” [25, с.309]. Вот почему султан Бахты-Гирей и атаман Игнат Некрасов, по слухам, оказались замечены именно в указанном районе. В рассмотрении с аналогичными данными, сведения Серапиона могут быть использованы при изучении вопросов о традиционных занятиях некрасовских казаков на Кубани, об их отношениях с Гиреями в 1720-е гг.

Пока неизвестно, на каком этапе розыска и почему именно чаша весов склонилась на сторону обвиняемых казаков. Вероятно, перелом ситуации случился уже во второй половине 1725 г. В ведении Правительствующего Сената от 29 марта 1727 г., адресованном в Святейший Правительствующий Синод, сказано, что “по вышеписанным обстоятелствам (эта фраза следует за пересказом речей всех допрошенных, о которых речь выше. - Д.С., Н.Ш.) тот ево старца Серапиона извет явно изобличился лживой...” [24, л.41]. Свою роль здесь сыграли не только показания украинских казаков, но и собранные из разных источников сведения о неблаговидном поведении изветчика. Атаман С.Е. Лизогуб показал, что когда “с Царицына провадил (в Ахтырку? - Д.С., Н.Ш.) их под арестом офицер Кроншлотского полку з драгунами” [24, л.1], то им снова довелось оказаться на Дону. Одна из остановок пришлась не местность неподалеку от Троицкого Мигулинского монастыря, куда Серапион испросил у охраны разрешения написать письмо с просьбой о продуктах. Из монастыря приехал казначей Карион “з другим старцем”, вручивший Серапиону просимые продукты и деньги.

Однако дальше произошло следующее - Карион объявил сопровождавшим арестантов офицерам, каптенармусу и С.Е. Лизогубу (!) многочисленные сведения о неблаговидном поведении иеромонаха во время проживания в монастыре и даже раньше [24, л.1 об.]. Доносительство, пьянство, самовольные отлучки из монастыря в донские станицы. Особенно показательны слова Кариона о том, что Серапион был прислан в их монастырь (из другого документа узнаем, что это случилось в 1721 г. - Д.С., Н.Ш.) “за плутовство такое, что доносил он на донских казаков некоторые притчины, а после в Москве в Преображенску (Преображенском приказе. - Д.С., Н.Ш.) повинился, что с пьянства зболтал” [24, л.1 об.]. Таким образом, Серапион уже имел опыт ложного доносительства и понес за него наказание. 13 ноября 1725 г. Сенат определил Синоду привлечь к освидетельствованию состояния Серапиона других монахов Мигулинского монастыря - “подлинно ли он Серапион такова состояния, как выше сего показано, и то свидетелство за руками их прислать в Сенат немедленно.” [24, л.1 об.]. Синод оперативно принял к руководству резолютивную часть сенатского ведения - братия Троицкого Мигулинского монастыря во главе с игуменом, общей численностью 41 чел. (!) вскоре подтвердила все то, о чем Карион раньше публично поведал многочисленным свидетелям о неугомонном и непокорном Серапионе.

Мы полагаем, что Серапион, донося на казаков, правдиво отразил реакцию гетманцев на известие о Бахты-Гирее и И. Некрасове. Наше суждение основано на следующих косвенных доказательствах. Во- первых, мы не видим серьезного мотива для ложного доноса, например, из мести: встреча иеромонаха с казаками была случайной и по сути бесконфликтной: гетманцы не нанесли урона мельнице, а Серапион за свои якобы “скабрезные песни” наказан казаками не был. Во-вторых, не так давно изветчик понес наказание за ложный донос на донских казаков - попасться во второй раз с ложным изветом было делом большого риска. В-третьих, обратим внимание на место и на форму извета. Серапион мог донести на казаков игумену своего монастыря, однако проделал немалый путь и лично явился к представителю российского военного командования в Царицыне. Явочная форма извета, облеченная в письменную форму, свидетельствовала о значении, которое предал Серапион услышанному при встрече с казаками.

Какое значение могли придавать гетманские казаки известию Серапиона о Бахты-Гирее и И. Некрасове? Во-первых, гетманцы проявили информированность о людях, слава которых привлекала к ним новых сторонников, нелояльных к России. Известен эпизод 1709 г., когда 50 “агентов” И. Некрасова, действуя в Гетманщине, “возмущали и поговаривали” тамошних жителей уходить к И. Некрасову, находившемуся тогда на р. Берде [26, с.18]. Безусловно, таких контактов было больше, и И. Некрасов со своими казаками вызывали к себе пристальный интерес украинского казачества. Во-вторых, в извете Серапиона отразилась эмоциональная реакция казаков на известие о “шальном султане” и “воровском атамане”. Об этом говорит содержание фразы, сказанной А.Д. Горленко атаману, “что сей де чернец сказывает нам вести радостные...” [24, л.39-39об.]. С.Е. Лизогуб и вовсе помянул Имя Божие, полагая возможной (желаемой?) встречу с государевыми врагами. Произнося такие слова, казаки не могли не понимать потом, что рискуют быть обвиненными в государственной измене. Поэтому они упорно отрицали факт произнесения именно этих слов, двусмысленный характер которых и подвиг Серапиона на извет. В- третьих, ключом к пониманию описанной выше реакции казаков может служить другая фраза А.Д. Горленко о том, “чтоб де к нам тот Бактыгирей с Некрасовым поближе пришли, то бы де нам добре было, но покуда де нам гетманцом разорятца (выделено нами. - Д.С., Н.Ш.)”. У Серапиона не должно было возникнуть проблем с передачей этого слова по-русски, поскольку по-украински оно звучит как “розорятися”. Одна из групп значений глагола в обоих языках практически одинакова - лишиться достатка, богатства, впадать в бедность, обнищать (рус. яз.); позбуватися багатства, достатку, майна; ставати бідним, убогим, впадати в злидні (укр. яз.) [27, с.652; 28, с.483; 29, с.754]. Анализ фразы позволяет говорить о критическом отношении ее автора к положению гетманских казаков, резко выраженному в присутствии чужого человека. Но как появление группировки Бахты-Гирея и И. Некрасова могло избавить казаков от разорения? Вероятно, это могло случиться в случае боевого столкновения обеих сторон, после чего поход казачьего войска на Кавказ мог и не состояться (задержаться?). Вот почему гетманцы были столь эмоциональны, конечно, не помышляя об объединении с Бахты-Гиреем и с И. Некрасовым. О последствиях возможного столкновения вскользь обмолвился сам А.Д. Горленко: “.коли Бог даст сойтитца, тогда увидимся и спробуемся. А ежели не сила наша будет, то и от Царицына мы, может, не пойдем” [24, л.39 об. - 40]. А ведь из Царицына казаки должны были проследовать на Кавказ.

Итак, всем главным героям этой истории суждено было осенью 1725 г. вновь увидеться в Санкт- Петербурге. Изветчик Серапион, судя по сенатским документам, еще до того успел предстать в Ахтырке перед генералом-фельдмаршалом М.М. Голицыным, откуда его препроводили в Санкт-Петербург. Поскольку пока обнаружены не все следственные материалы, трудно утверждать, были ли доставлены в Ахтырку главные обвиняемые - С.Е. Лизогуб и А.Д. Горленко, возможно, так и было. Судьба обвиняемых должна была решиться в Санкт-Петербурге - и это в те годы, когда отношения Гетманщины и российского самодержавия после смерти гетмана И.И. Скоропадского переживали не лучшие времена. Недавняя трагическая судьба П. Полуботка и его товарищей [30, с.277-278] явно не добавляла уверенности казакам в благополучном исходе дела. А тянулось оно медленно - новый, 1726 год, гетманцам довелось встречать в Санкт-Петербурге. В дневнике Я. Марковича находим запись за 16 ноября 1726 г., сообщающую о получении им письма от некоего “пана Михайлы”, датированного 23 сентября 1726 г. Важное значение представляют сведения о том, что “полковник Миргородский, так же Семен Лизогуб и Андрей Горленко з С.П. Бурху в доми приехали” [31, с.101]. Данное свидетельство опровергает мнение некоторых исследователей о том, что после своего освобождения казаки-гетманцы смогли продолжить службу на Кавказе.

История с изветом не имела в дальнейшем трагических последствий для С.Е. Лизогуба и А.Д. Горленко. Первый из них, в качестве бунчукового товарища Черниговского полка, ездил в августе 1727 г. в столицу с “благодарственными письмами от полков” [32, с.102], когда российский престол занимал Петр II. Подробности этой поездки находим у Я. Марковича. Запись дневника от 8 августа 1727 г. гласит, что С.Е. Лизогуб, “тако же сотник сребранский Троцина и стародубский Галецкий поехали в С.П-бурх з чолобитними от полков благодарственними до двору монаршого” [31, с.165]. А дневниковая запись от 20 октября 1727 г. сообщает, что “послание наши Семен Лизогуб с товарищи принятии милостиво в С.П. Бурсе (sic! - Д.С., Н.Ш.) и сподобились его величеству персонально кланятись” [31, с.185]. Умер Семен Ефимович Лизогуб во время Польского похода 1734 г. и был похоронен в г. Гродно. Андрей Дмитриевич Горленко, приходившийся зятем Д.П. Апостолу, несколько поправил свои дела после получения тестем гетманской булавы в 1727 г.: ему возвратили ранее конфискованные владения. Однако в 1735 г. он снова попал в царскую немилость и был отправлен с сыном в Санкт-Петербург, где пребывал несколько месяцев до освобождения [8, с.46]. Снова отобранные у А.Д. Горленко владения были возвращены ему только в 1742 г. императрицей Елизаветой Петровной. Умер Андрей Дмитриевич Горленко в 1756 г.

Если бы слова изветчика не потеряли своего значения в связи с обрушившимися на него самого разоблачениями, и если бы не твердость (круговая порука?) всех допрошенных казаков, история с изветом могла бы иметь иной финал. Окончательное решение о судьбе иеромонаха Серапиона было принято, скорее всего, в марте 1727 г. Резолютивная часть сенатского ведения от 29 марта 1727 г., адресованного в Синод, гласила: “...означенного иеромонаха Серапиона для ученения за вышеписанное ево ложное доношение наказания, и для ссылки куда надлежит в далной монастырь, отослат в Святейший Синод, в котором монастыре содержать ево в заточении по смерть ево без выпуску.” [24, л.41]. Из протокола Синода от 28 апреля 1727 г. узнаем, что Серапиона надлежало жестоко наказать плетьми, после чего сослать в Кандалакшский монастырь Кольского острога Холмогорской епархии “по смерть ево, дабы никуды не ушел” [24, л.42]. В случае “предерзостного” поведения Серапиона его повелевалось “наказывать без всякия пощады”. Соответствующий указ был отправлен из Синода епископу Устюжскому и Тотежскому Лаврентию [24, л.45 об. - 46 об.]. Путь Серапиона в ссылку оказался более извилистым - он попал в итоге в Пертоминский Спасо-Преображенский монастырь Архангельской губернии. Неуемный характер “изветчика со стажем” дал знать о себе и здесь - Серапион бежал из монастыря 15 июля 1728 г. и по состоянию на 16 августа 1728 г. найден не был [24, л.57 об.]. Дальнейшая судьба беглеца остается неизвестной.

1. Грибовский В.В., Сень Д.В. Кубанский султан Бахты-Гирей: феномен нелигитимной власти в Крымской власти первой трети XVIII в. / В.В. Грибовский, Д.В. Сень // Тюркологический сборник 2011-2012: политическая и этнокультурная история тюркских народов и государств / Ред. кол. С.Г. Кляшторный и др. - М., 2013. - С.92-137.

2. Сень Д.В. “Войско Кубанское Игнатово Кавказское”: исторические пути казаков-некрасовцев (1708 г. - конец 1920-х гг.). Изд. 2-е., испр. и доп. / Д.В. Сень. - Краснодар, 2002. - 286 с.

3. Таирова-Яковлева Т.Г. Иван Мазепа и Российская империя. История “предательства” / Т.Г. Таирова-Яковлева. - М., 2011. - 525 с.

4. Горобець В. Присмерк Гетьманщини: Україна в роки реформ Петра I. - К., 1998. - 321 с.

5. Лазарев Я.А. “Ласковый телок двух маток сосет”: к вопросу о природе украинской государственности во второй половине XVII - первой трети XVIII в. / Я.А. Лазарев // Исторический вестник. - М., 2013. - Том четвертый [151]. - С.206-219.

6. Чухліб Т. Секрети українського полівассалітету. Хмельницький-Дорошенко-Мазепа / Т. Чухліб. - К., 2011. - 327 с.

7. Лазарев Я.А. “К вашей ясневелможности охочий слуга”: к вопросу о функционировании неформальных связей в российско-украинских отношениях в 20-е - первой половине 30-х гг. XVIII в. / Я.А. Лазарев // Правящие элиты и дворянство России во время и после петровских реформ (1682-1750) / отв. сост. Н.Н. Петрухинцев, Л. Эррен. - М., 2013. - С.408-432.

8. Павленко С. Оточення гетьмана Мазепи: соратники та прибічники / С. Павленко. - К., 2005. - 602 с.

9. Мининкова Л.В. “Наивный вопрос простака-дворянина, “бедные ослики” и крах проектов ограничения самодержавия 1730 г. / Л.В Мининкова // Cogito. Альманах истории идей. - Ростов на/Д., 2011. - Вып.5. - С.26-43.

10. Анисимов Е.В. Дыба и кнут: политический сыск и русское общество в XVIII веке / Е.В. Анисимов. - М., 1999. - 720 с.

11. Лазаревский А. Люди Старой Малороссии. I. Лизогубы / Лазаревский А. // Киевская старина. - 1882. - Январь. - С.101- 125.

12. Літопис Самовидця

13. Бантыш-Каменский Д.Н. История Малой России. Часть третья. От избрания Мазепы до уничтожения Гетманства / Д.Н. Бантыш-Каменский. - М., 1830. - 100 c.

14. Летописец, или Описание краткое знатнейших действ и случаев, что в котором году деялося в Украини малороссийской обеих сторон Днепра и кто именно когда гетманом был козацким / Публ. и предисл. В.Б. Антоновича // Сборник летописей, относящихся к истории Южной и Западной Руси. - Киев, 1888. - ^VII-XII, 1-69.

15. Дневныя записки малороссийскаго подскарбия генеральнаго Якова Марковича. - М., 1859. - Часть первая. - 263 с.

16. Дневник генерального подскарбия Якова Марковича // Киевская старина. - 1892. - №8. - С.257-272.

17. Курукин И.В. Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735) / И.В. Курукин. - М., 2010. - 381 с.

18. Дубровський В.В. Про Гилянський похід 1725 року / В.В. Дубровський / В кн.: В.В. Дубровський (1897-1966) як сходознавець / Ю.М. Кочубей; Ін-т сходознавства ім. А.Ю. Кримського НАН України. - К., 2011. - 544 с.

19. Українська держава другої половини XVII-XVI11 ст.: політика, суспільство, культура. - К., 2014. - 671 с.

20. Оглобин О. Гетьман Іван Мазепа та його доба / О. Оглобин / Ред. Любомир Винар, упор. Ігор Гирич, Алла Атаманенко. - Вид. 3-є. - Нью-Йорк-Київ-Львів-Острог-Торонто, - 2003. - 496 с.

21. Кривошея В.В. Козацька старшина Гетьманщини / В.В. Кривошея. - К., 2010. - 792 с.

22. Кочегаров К.А. “Не замай, король швецкий пропадет и загинет...”: к вопросу о судьбе канцеляриста Якова Гречаного, бежавшего из ставки И.С. Мазепы в день Полтавской битвы / К.А. Кочегаров // Славяноведение. - 2014. - №6. - С.57-63.

23. Лазаревский А. Очерки малороссийских фамилий. Горленки / А. Лазаревский // Русский архив. - 1875. - Кн.2. - №7. - С.248-258.

24. Российский государственный исторический архив (РГИА). - Ф.796. - Оп.6. - Д.359. По ведению Правительствующего Сената, о проступках иеромонаха Троицкого Мигулинского монастыря Серапиона. - 57 л.

25. Сень Д.В. Казаки Крымского ханства: начальный этап складывания войсковой организации и освоения пространства (1690-е гг. - начало XVIII в.) / Д.В. Сень // Тюркологический сборник 2009-2010: Тюркские народы Евразии в древности и средневековье / Ред. кол. С.Г. Кляшторный и др. - М., 2011. - С.289-329.

26. Сень Д.В. Русско-турецкая война 1710-1711 гг. и начальный период жизни казаков-некрасовцев на Кубани / Д.В. Сень // Січеславський альманах: Зб. наук. прац з історії українського козацтва. - Дніпропетровськ, 2011. - Вип.6. - С.17-23.

27. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. 4-е изд., доп. / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. - М., 1999. - 944 с.

28. Большой академический словарь русского языка / гл. ред. А.С. Герд. - М.: СПб., 2013. - Т.22. - 744 с.

29. Словник української мови: в 11 томах. Т.8: Природа-Ряхтливий / ред. В.О. Винник [та ін.]. - К., 1977. - 928 с.

30. Смолій В.А. Згасання державної ідеї / В.А. Смолій, В.С. Степанков // Історія українського козацтва: Нариси у 2 т. - К., 2006. - Т.1. - 800 с.

31. Дневник генеральнаго подскарбия Якова Марковича (1717-1767 г.г.). - Часть вторая (1726-1729 г.г). - Киев, 1895. - 341 с.

32. Модзалевский В.Л. Малороссийский родословник. - Киев, 1912 . - Т.3. - 930 с.

Размещено на Allbest.ru