Петр I в русском общественном сознании конца XVII – первой четверти XVIII века: формирование нового образа государя в России

Панегирические тексты, триумфальный церемонии, маскарады и фейерверки, пропагандирующие образ монарха-героя воспринимались общественным сознанием неоднозначно: для сподвижников Петра барочные тексты носили условный смысл, для традиционалистов же включение царя в круг языческих героев и богов осмыслялось как проявление его «нечистой» природы. Использование в ритуалах гражданского культа античных сюжетов и образов, как и сам феномен гражданского культа монарха, противоречили традициям национальной политической культуры.

Таким образом, можно отметить, что начавшийся в петровскую эпоху процесс европеизации и модернизации русского общества парадоксальным образом стимулировал традиционные элементы русской культуры и общественного сознания. Поэтому восприятие образа Петра I осуществлялось в рамках традиционного религиозного сознания и сопровождалось актуализацией эсхатологических ожиданий. В результате, в сознании русского общества сложился противоречивый образ Петра I, впрочем, в любом случае мифологизированный: с одной стороны, это «царь-плотник», попечитель «всеобщего блага», демиург, «скульптор, высекающий статую России», с другой - идолопоклонник, Антихрист, либо подмененный за границей царь.

Во втором разделе ««Град Петра» и восприятие нового образа государя русским обществом конца XVII - первой четверти XVIII вв.» установлен характер взаимосвязи нового образа государя с образом Петербурга в русском общественном сознании конца XVII - первой четверти XVIII века.

Петербург с момента своего возникновения стал восприниматься не только как конкретный город, но и как символ петровских преобразований, как alter ego самого императора. Официальные идеологические установки восприятия нового образа государя соотносились с идеологическими установками восприятия новой столицы. Поэтому основные компоненты нового образа самодержца коррелировали с образом «царствующего града»: «античный» компонент образа монарха нашел свое выражение в восприятии Петербурга как нового Рима, причем Рима, осененного славой императора, «западноевропейский» компонент образа монарха как устроителя «общественного блага» отразился на представлении о Петербурге как о «регулярном» городе, ориентированным на идеализированный образ Европы - источнике просвещения, наук и искусств, «традиционный» компонент образа государя - богоустановленного правителя, блюстителя чистоты православия соотносился с трансформацией мессианистической концепции Москвы как Третьего Рима в концепцию Петербурга как нового Константинополя, православного центра вселенского масштаба. Поэтому и интерпретация этих установок общественным сознанием осуществлялась по тому же механизму, что и интерпретация транслируемого образа государя: для одних Петербург - пространство Антихриста, ложный Рим - четвертый по счету, а, следовательно, тот, которому «не бывать», для других - новое сакральное пространство, «парадиз», вертоград или создаваемый демиургом новый утопический город будущего.

В заключении подведены итоги исследования и сформулированы основные выводы. Процесс формирования и восприятия нового образа государя в России конца XVII - первой четверти XVIII века отразил в себе всю сложность и противоречивость переходной эпохи. Поэтому основными содержательными характеристиками этого образа стали его многослойность, обусловленная детерминацией сложившегося в сознании образа монарха социальной принадлежностью носителя представлений о царской власти и противоречивость.

В процессе формирования идеологических основ Российской империи и становления образа императора был пересмотрен традиционный образ государя, который сложился в результате переосмысления византийской концепции царской власти и существовал в сознании русского общества на протяжении длительного времени (с XVI века). Содержание традиционного образа государя включало представление о «природном» / «прирожденном» государе и связанный с ним принцип династической преемственности царской власти, а также представления об особом сакральном статусе царя, связанные, в частности, с его мессианистической функцией как главы последнего православного царства. В результате формирования нового образа государя произошла трансформация этих представлений: «Устав о престолонаследии» фактически девальвировал важнейший элемент традиционного образа государя - его «природность», т. е. прирожденность монарха, его непосредственное отношение к царскому роду, мессианистическая функция царя также подверглась переосмыслению - индивидуальное спасение подданных в соответствии с представлениями о «всеобщем благе» ставилось в зависимость от верной службы государю и Отечеству. Однако полного отказа от традиционного образа государя не произошло: официальной идеологией не только сохраняются, но и культивируются традиционные представления о богоизбранности и богоустановленности царской власти, в результате чего традиционный образ государя, пересмотренный в соответствии с новой идеологической парадигмой, оформляется как один из компонентов нового образа царя.

Транслируемый официальной идеологией образ государя обладал сложной структурой: он включал в себя некоторые установки, оформленные в «традиционном» компоненте образа государя, связанные с представлениями о царе - блюстителе чистоты православной веры, богоизбранном и благочестивом монархе, «западноевропейский» компонент, заключающий в себе представления о монархе - главе церкви, источнике «всеобщего блага» народа, ведущего своих поданных по пути просвещения, и, наконец, «античный» компонент, связанный с образом царя-триумфатора, национального героя, Отца Отечества, императора, подобного богам.

Таким образом, в конце XVII - первой четверти XVIII века в России основной «идеологический удар» был нанесен традиционным представлениям о государе, что вполне укладывалось в общий процесс петровских преобразований, направленных на европеизацию. При этом в сознании русского общества конца XVII - первой четверти XVIII века традиционный образ государя продолжал сохранять свою актуальность, поэтому частичное включение его элементов в новый образ монарха не противоречило традициям национальной политической культуры. Однако пересмотр официальной идеологией некоторых традиционных представлений о царской власти, сопровождавшийся внедрением новых (европейских либо языческих, а, следовательно, с позиции традиционного сознания - «нехристианских» / «неправославных») компонентов образа государя препятствовало положительной рецепции «западноевропейского» и «античного» компонента.

Заимствованные идеи о сущности государства и функциях монарха, новые элементы образа государя осмыслялись в рамках традиционного сознания в категориях оппозиций «свое - чужое», «сакральное - профанное», которые можно свести к универсальной оппозиции «должное - сущее». С помощью механизма бинарных оппозиций происходила интерпретация транслируемого официальной идеологией образа Петра I в сознании русского общества конца XVII - первой четверти XVIII века. Наличием этого механизма объясняются неоднозначные, а иногда - полярные образы Петра: «царь-мастеровой», «герой», «демиург», сотворивший Россию и царь-Антихрист, ее погубивший.

Противоречие между государственной идеологией и обыденным сознанием имело серьезные последствия для общества. Новый образ государя стал еще одной линией социокультурного раскола конца XVII - первой четверти XVIII века: произошло разделение общественного сознания на элитарное, носителями которого стали высшие слои общества, усвоившие идеологию петровской эпохи, принявшие новый образ государства и императора, и массовое сознание, представителями которого была основная часть населения, переживавшая петровские преобразования и трансформацию традиционного образа самодержца в духе эсхатологических ожиданий.

По теме диссертации опубликованы следующие работы

Статьи в изданиях, рекомендуемых ВАК:

1. Бугаева Н.А. Способы репрезентации государственной власти и идеология самодержавия в России первой четверти XVIII века // Вестник Томского государственного университета. Бюллетень оперативной научной информации «Актуальные проблемы отечественной истории и историографии (XVIII - XXI вв.)». 2007. № 125. Октябрь. С. 6 - 14.

2. Бугаева Н.А. Формирование и трансляция образа монарха в России первой четверти XVIII века // Омский научный вестник. Серия «Общество. История. Современность». 2007. Приложение к № 5 (59) С. 144 - 148.

Статьи и материалы докладов:

1. Бугаева Н.А. Проблема формирования картины мира в условиях русско-европейского диалога культур первой половины XVIII века // Страницы методологии и истории: Сб. науч. ст. Омск: Изд-во ОмГПУ, 2003. С. 25 - 31.

2. Бугаева Н.А. Петровские реформы и социокультурный конфликт в России на рубеже XVII - XVIII века // Социальные конфликты в истории России: Материалы Всероссийской научной конференции. Омск: Изд-во ОмГПУ, 2004. С. 38 - 41.

3. Бугаева Н.А. Формирование представлений об императоре в историческом сознании русского общества конца XVII - первой четверти XVIII века // Вопросы методологии и истории в работах молодых ученых: Сб. науч. ст. Вып. 9. Омск: Изд-во ОмГПУ, 2006. С. 5 - 14.

4. Бугаева Н.А. Имперская идея в России в конце XVII - первой четверти XVIII века // История идей и история общества: Тезисы IV Всероссийской научной конференции. Нижневартовск: Изд-во Нижневарт. гуманит. ун-та, 2006. С. 27 - 29.

5. Бугаева Н.А. Ментальные основания оппозиции «Москва - Петербург» в первой четверти XVIII века // Социальные конфликты в истории России: Материалы Второй Всероссийской научной конференции. Омск: Изд-во ОмГПУ, 2006. С. 27 - 31.

6. Бугаева Н.А. Парадигма новой власти и общественное сознание в России конца XVII - первой четверти XVIII века // Границы в пространстве прошлого: социальные, культурные, идейные аспекты: Сб. ст. участников Всероссийской (с международным участием) научной конференции молодых исследователей: В 3 т. Тверь: ТвГУ, 2007. Т.1. С. 209 - 210.

Размещено на Allbest.ru