Основные тенденции развития русского либерализма во второй половине XVIII столетия в освещении англо-американской историографии

Потерпев неудачу с вопросе учреждения ИС, с апреля 1763 г. Н.И. Панин начал активно продвигать план реформы Сената, нацеленной на «превращение Сената в более эффективный административный орган, подчиненный новому совету». По плану Панина, «законодательная работа возлагалась на будущий Императорский совет, а Сенат должен был заниматься делами управления». Сенат, по Панину, мог большинством голосов решать вопросы, вынесенные на общее рассмотрение департаментами. «Екатерина, очевидно, поняла, что рискует потерять важнейшее право арбитра между группировками в Сенате» и не одобрила этот замысел. Неудача планов создания ИС и реформы Сената означали ослабление позиций Панина в борьбе за влияние при дворе. Через несколько дней он был назначен главой Коллегии иностранных дел. Это был «блестящий ход» Екатерины II по изменению направления деятельности Панина «в такую область, где могли широко развернуться его таланты и где при этом он не мог причинить ей большого ущерба» [18, с. 85-86, 89-92].

Р. Пайпс пишет, что дворянская «партия» во главе с Н.И. Паниным, выступающая за ограничение власти самодержавия и сдерживание влияния фаворитов, сформировалась в заключительные годы правления Елизаветы Петровны. Эта «партия» заложила основы либеральной дворянской оппозиции, а сам Н.И. Панин был первым русским либералом в западном смысле этого слова. Основными требованиями русских дворянских либералов стали введение конституционной системы и гарантий гражданских прав, включая право частной собственности. С 1760 г. Панин стал руководителем аристократической оппозиции в окружении Елизаветы. Участники «партии» надеялись, что после смерти Елизаветы трон унаследует Павел, а регентом при нем будет Екатерина с ее либеральной репутацией. Панин сыграл решающую роль в перевороте 28 июня 1762 г. Под его влиянием Екатерина опубликовала манифест о верховенстве закона и пределах власти «государственных мест». Проект ИС носил отпечаток влияния шведской политической системы. Несмотря на то, что 28 декабря 1762 г. Екатерина II подписала указа о создании ИС, документ никогда не вступил в силу. Будучи автором наказа московским дворянским депутатам Уложенной комиссии, Панин особенно подчеркивал в этом документе необходимость охраны привилегий дворянства, и в первую очередь - прав собственности. При этом он шел и навстречу крепостным, предложив ограничить власть помещиков над ними (не продавать их в рекруты и не разлучать с семьями, барщину ограничить четырьмя днями в неделю; помещиков, нарушающих эти правила, брать под надзор). Екатерина II проигнорировала и эти предложения. В начале 1780-х гг., по Р. Пайпсу, Н.И. и П.И. Панины подготовили первый в российской истории конституционный проект, в котором содержались идеи о том, что государь обладает верховной властью для блага подданных; источником власти правительства является соглашение народа и правителя; государь должен уважать законы. Особо подчеркивалось право частной собственности, с которым связана политическая свобода. Каждый гражданин по этому проекту был волен делать то, что не запрещено законом. «Для западной политической теории эти идеи и предложения не представляли ничего нового, но в России они стали беспрецедентным манифестом либеральных ценностей в противовес традициям необузданного самодержавия» [21, с. 101-105].

По мнению Дж. Хоскинга, наиболее сильной из оппозиционных группировок при Екатерине II была именно группировка под руководством Н.И. Панина (в которую входил и вел. кн. Павел Петрович) [25, с. 121].

Также по словам А. Валицкого, Н.И. Панин (как и его брат П.И. Панин) был признанным вождем оппозиции. Программа братьев Паниных была либеральной и «имела своим образцом современные теории государственного устройства». Основной целью Паниных было «расширение политических привилегий помещичьего дворянства», но наряду с этим она предусматривала «ограничение крепостного права и передачу законных прав крестьянству». Несмотря на неудачу проекта ИС, братья Панины не отказались от своих планов. «Они вступили в заговор с целью возвести на трон кронпринца Павла вместо его матери. Но Екатерина быстро узнала об их намерениях и сумела предотвратить этот замысел. Заговорщики были великодушно помилованы, и фактически единственная примененная к ним санкция состояла в том, что Никита Панин перестал быть воспитателем наследника». После смерти Н.И. Панина в его бумагах был найден документ под названием «Рассуждение об истребившейся в России совсем всякой формы государственного правления и от того о зыблемом состоянии как империи, так и самих государей», который фактически был политическим завещанием Панина, написанным для наследника престола Павла Петровича. «Рассуждение…» Панина являло собой «один из самых проникновенных документов русской политической мысли XVIII века», содержащий «смелое требование конституционных реформ и предупреждение о том, что если эти реформы будут отвергнуты, разразится бунт». Конституция, о введении которой говорилось в «Рассуждении…», должна была первостепенное внимание уделить защите принципов свободы и собственности. «Самым надежным гарантом этих конституционных свобод является, естественно, то сословие, материальный и социальный статус которого обеспечивает его полную независимость от правящего суверена, - богатое дворянство и аристократия». «Рассуждение…», по наблюдениям А. Валицкого, имело значительное влияние на эволюцию политических взглядов декабристов (оно было известно в Северном обществе благодаря генералу М.А. Фонвизину - племяннику Д.И. Фонвизина, участвовавшего в составлении документа) [16, с. 45-47].

Профессор Индианского университета Дэвид Рэнсел посвятил либеральной «панинской партии» специальное монографическое исследование, опирающееся на солидный источниковый материал из советских архивов (ЛОИИ АН СССР, РО ГПБ, ЦГАДА, РО ГБЛ), а также Датского и Шведского государственных архивов [8].

Д. Рэнсел отмечает, что в политических условиях России второй половины XVIII в., при отсутствии конституции, четко организованной административной системы, сословных ограничений и др. семейные или клановые группировки («партии») играли важную роль в определении вектора основных направлений текущей политики. В этом смысле власть монарха в России имела определенные пределы. Управление имело более или менее четкую линию благодаря скорее личной, чем институциональной лояльности отдельных государственных деятелей, которые составляли не просто клики, но «мощные персональные сети, распространявшиеся на многие области управления и общества». В правление Екатерины II было по сути два таких центра: Панины (и тяготевшие к ним Куракины и Неплюевы), а также Г.А. Потемкин и братья Орловы. Внутри себя эти группы были крепко связаны и были непроницаемы для людей извне. Правители манипулировали этими группировками по своему усмотрению (используя их для собственных целей), но не могли действовать без опоры на них. Те монархи, которые пытались игнорировать «партии» (наподобие Петра III и Павла I), вызывали их недовольство и даже устранялись физически. Целью своей книги Д. Рэнсел называет изучение наиболее могущественной придворной группировки периода правления Екатерины II - «партии Панина», сквозь призму жизни и государственной деятельности ее руководителя - Н.И. Панина [8, р. 1-2].

Рэнсел считает, что не совсем верно ограничивать этапы служебной карьеры Н.И. Панина утвердившимися в историографии вехами: лицо, сыгравшее ключевую роль в перевороте 28 июня 1762 г. - сенатор и государственный канцлер, лидер придворной группировки и автор нескольких проектов реформ - неудача проектов реформ и сосредоточение на воспитании вел. кн. Павла Петровича в надежде воплотить свои идеалы в будущем через наследника престола - участие в масонском движении. На всех этих этапах, согласно утвердившимся еще в XIX в. оценкам, Н.И. Панин участвовал в борьбе за контроль над государственным управлением с самой императрицей. Советские историки (М.Н. Покровский, Г.А. Гуковский, С.Б. Окунь, Г.П. Макогоненко и др.) даже сделали из Панина лидера целого движения «дворянской оппозиции». Основная проблема этих произведений, пишет Д. Рэнсел, состояла в смещении акцентов: вместо лидера одной из «групп влияния» Панина превратили в либерала, лидера дворянской оппозиции, всерьез боровшегося за «узурпацию» части императорской власти. На самом деле, по Рэнселу, проекты политических реформ были лишь поверхностной оболочкой стремлений «панинской партии»; ее реальным стремлением была «борьба за патронаж» (т.е. влияние на политику императрицы), неотъемлемая от «узких партийных интересов». Проекты реформ Панина и его группы, по сути дела, были направлены на ограничение не власти монарха, а доступа к власти других, конкурирующих придворных группировок. Использование риторики рациональности и легальности в этом плане не должно вводить в заблуждение: это была уже устоявшаяся со времени Петра I практика. Постоянным признаком русской политики этого времени становится противостояние «между стремлением к порядку, основанному на законе и неизбежной необходимостью поддерживать традиционные формы политических действий» [8, р. 2-7].

Политические взгляды Панина были пронизаны «петровской этикой». Для его реформаторских проектов фигура Петра Великого имела самодовлеющее значение. По сути дела, пишет Рэнсел, история России началась для Панина с петровских реформ. Это неудивительно: несмотря на давнюю родословную (Н.И. Панин был потомком итальянского рода Панини, представители которого находились на русской службе по крайней мере с XVI в.), род Паниных не был глубоко укоренен в рядах русской знати. Отец Н.И. Панина выстроил свою карьеру на военной службе при Петре I благодаря не родословной, но своим личным заслугам. Связи отца, конечно, помогли Панину устроиться на службу, но остального он добивался сам. Т.е. по сути дела, он принадлежал не к старой боярской, но к петровской аристократии. Характерно, что к «попытке» верховников 1730 г. Панин отнесся критически, но испытал некоторое влияние проектов кабинет-министра императрицы Анны Иоанновны А.П. Волынского, неоднократно высказывал симпатии в отношении его политической деятельности. Панин симпатизировал дворцовому перевороту 1741 г., и вскоре после воцарения Елизаветы Петровны стал камер-юнкером. С этого времени он стал вовлечен и в придворные интриги. Безусловно, на Панина повлияла работа послом в Швеции (1748-1760). При этом, по Рэнселу, один из распространенных «мифов» о Панине состоит в том, что под влиянием дипломатической службы он пытался проводить «республиканские» идеалы у себя дома. Факты говорят об обратном: несмотря на некую симпатию к шведской модели и развившийся у него «вкус к республиканизму», он никогда не совершал шагов, направленных против монархии. Скорее он приобрел «интерес к сбалансированной монархии в духе Монтескье». Политику «партий» в лице шведских парламентских фракций Панин не одобрял; он считал, что нужную для получения политического результата (в интересах России) «партию» легче сформировать путем подкупа 2-3 шведских сенаторов, чем путем участия в долгой политической борьбе. В этот период, по мнению Рэнсела, Панин становится аристократическим конституционалистом (или либеральным аристократом), близким по взглядам к вице-канцлеру М.И. Воронцову. Каких-то явных свидетельств в пользу республиканских симпатий Панина нет. Особой чертой его воззрений было стремление к охране жизни, чести, положения и собственности представителей аристократии - как по закону, так и по обычаю. Также, отмечает Рэнсел, Панин высоко ценил современного ему шведского мыслителя Й. Монтина, который, наряду с Ш. Монтескье, утверждал, что форма правления должна согласовываться с нуждами народа и олицетворять разумный баланс между свободой и порядком. Также биограф называет Панина «прилежным учеником Монтескье» [8, р. 9, 11-15, 20-22, 32-33].

Должность воспитателя вел. кн. Павла Петровича (с 1760 г.) сближала Панина и будущую императрицу Екатерину II, их общение касалось в том числе политических вопросов. Сама Екатерина видела в Панине человека с независимыми суждениями, обширными познаниями и опытом, которому она могла полностью доверять. Их отношения характеризовали «откровенность и доверие». В это время Екатерина находилась «под прямым влиянием Панина». Идеи Панина можно проследить в сочинениях Екатерины 1760-х гг. При этом сам Панин не считал, что реформы Екатерины II могут положить конец деспотизму и способствовать торжеству закона. Панин стремился так модифицировать сложившуюся при Петре I систему государственной службы, чтобы, не ущемляя прав служащих дворян, позволить «ведущим фамилиям» сохранять свое богатство и статус даже вне службы. В этом отношении он поддерживал установки указа о единонаследии 1714 г., стремясь не допускать распыления поместий и - в идеале - сосредотачивать их в одних руках (эту идею разделял М.И. Воронцов, а в начале 1760-х гг. и Екатерина II). Однако, такие установки не удовлетворяли широкие дворянские массы, которые хотели не только защиты своих прав и собственности, но и получения возможности жить за счет «внеслужебной» деятельности - например, предпринимательства [8, р. 45-47, 51, 53, 54].

Панин, по Рэнселу, был одним из активных участников переворота 28.06.1762, поскольку стремился не допустить в будущем лишения Павла Петровича прав на престол (о таком своем намерении открыто заявлял Петр III). Кроме того, в идейном отношении правление Петра III шло абсолютно вразрез с теми ценностями, которые отстаивал Панин (относительно развития как дворянства, так и нации в целом). При этом Панин не видел и законных оснований для перехода престола к Екатерине. Но когда Екатерина II утвердилась на престоле, Панину пришлось поддерживать ее ради своей собственной безопасности. Екатерина также, хотя и была недовольна Паниным, но нуждалась в его поддержке. Во время переворота Панин был посредником между Екатериной, Сенатом и гарнизоном Кронштадтской крепости; он же просил Сенат разрешить Екатерине не участвовать в похоронах Петра III по причине «нездоровья». Манифест Екатерины II от 6 июля 1762 г. был составлен Паниным и содержал обещания реформ. В нем содержалась «базовая программа группы Панина и ее сторонников». Как показала эта программа, они хотели оградить правительство от влияния фаворитов у престола, ввести правительственные процедуры в рамки закона, оградить администрацию и суды от «вторжения особых директив». В следующие недели Панин и Г.Н. Теплов составили детальный проект реформ, основанный на этих принципах. Казалось, что для дворянства близится эра благоденствия [8, р. 62, 67-69, 71-72].

Главным средством решения проблем государственного управления, по Панину, было создание ИС. Основная его функция состояла в том, чтобы давать монарху советы в сфере законодательства. Будучи совещательным органом, он не представлял бы угрозы для монарха. Однако, по мнению Д. Рэнсела, положение ИС определялось Паниным так, что новый орган фактически становился властью без ответственности: законы исходили от монарха, но с учетом мнения ИС. А это было все-таки ущемлением монарших прерогатив. При таком положении монарх фактически не мог действовать самостоятельно. От этого положения, в свою очередь, было недалеко до требования ответственности министров не только перед монархом, но и «публикой» - т.е. высшим столичным дворянством (что прописывалось в ст. Х проекта ИС). В этом отношении Панин шел по пути Англии, где подобная практика начала действовать примерно на столетие раньше. Кроме того, монарха планировалось лишить права радикально менять состав ИС (ст. 3), хотя это опять же не заявлялось прямо, но следовало из контекста. Таким образом, ИС должен был стать постоянно действующим органом с четко очерченными отношениями с монархом и административными органами. Все предложения, требовавшие принятия законодательных решений, должны были предварительно обсуждаться в ИС. Чтобы стать законом, проекту надо было получить подпись не только императора, но и государственного секретаря. Это должно было исключить вмешательство в принятие государственных решений фаворитов и других случайных лиц и до некоторой степени подчинить действия администрации надзору «публики». Общую направленность проекта учреждения ИС Д. Рэнсел характеризует следующим образом: «Если Панин надеялся посеять своим проектом семена конституционализма, то его амбиции в это время не простирались дальше узко-аристократической разновидности конституционализма» [8, р. 84, 86-92].

Другим важным шагом должна была стать реформа Сената, которая потенциально могла укрепить положение монарха, одновременно переместив акценты в «каналах государственной власти». Сенат планировалось увеличить численно, поделить на департаменты и «ограничить» чисто юридической и административной ролью. Законодательство и общая политика должны были стать прерогативой ИС. Т.е. эти «две стороны» реформы были связаны, и введение одной без другой «подрывало всю схему». Больший объем власти в этом случае переходил к ИС, который «попросту ослаблял Сенат, снижая его способность отстаивать интересы видных фамилий против хищничества дворцовых фаворитов», имевших возможность ослабить монаршую власть. Видимой целью реформ было регулирование полномочий правительства, передача некоторых функций специальным уполномоченным лицам и улучшение работы администрации. На самом же деле Панин стремился исключить из орбиты государственной службы тех лиц, которые не были, по его мнению, достойны своего места «по рождению, опыту и рангу» [8, р. 93, 96-97]. С другой стороны, по мнению Рэнсела, панинский ИС мог повести Россию в направлении «конституционного правления» и верховенства закона, в направлении если не разделения властей, то хотя бы перераспределения полномочий между центральной властью и Сенатом. Оба запланированных учреждения (ИС и Сенат) должны были работать согласно четко определенным правилам и процедурам. Их совместная работа должна была защищать дворянство от посягательств монарха, фаворитов и др. В долгосрочной перспективе это могло вести к развитию правосознания и конституционализма. Основным препятствием на этом пути была российская политическая структура, опутанная личными и служебными связями, отсутствие опоры этой системы на закон. Закономерно, что группировки, рвавшиеся к власти, хотели сменить эту «традиционную патронажную систему», но придя к власти, они сами начинали воспроизводить ее, сажая на административные посты своих приближенных. Императрица, чувствуя усиление какой-либо «партии», напротив, стремилась ослабить ее влияние. Поэтому, не отстраняя Панина от власти сразу, Екатерина старалась создать систему противовесов его инициативам и не допустить монополизации власти его кланом [8, р. 137-139]. Позже между Паниным и Екатериной II стала нарастать «враждебность», сказавшаяся на положении всей «панинской партии». Противоречия шли не только по персональной линии («столкновение двух упрямых личностей»), но и по поводу расхождений по «основополагающим вопросам» (государственная служба, разделение властей, фаворитизм и др.) [8, р. 109].

Членами «панинской партии», помимо братьев Н.И. и П.И. Паниных, были новгородский дворянин Г.Н. Теплов, участник переворота 28.06.1762 г., составлявший вместе с Н.И. Паниным екатерининские указы первого времени ее правления; шурин Панина И.И. Неплюев, граф Б. Миних (оба - более старшего поколения), Б.А. Куракин (племянник Паниных), А.П. Мельгунов, Н.В. Репнин - муж племянницы Натальи Куракиной, кузен Николай Леонтьев, члены «клана» Эверлаковых (родня матери), будущий маршал П.А. Румянцев (шурин Леонтьева), сенатор ген. Еропкин, канцлер М.И. Воронцов и его племянник А.Р. Воронцов, бывший генерал-прокурор Я.П. Шаховской. Близки к «партии» были представители семей Чернышевых и Голицыных. Основной группировкой, противостоявшей «панинской партии», была группировка А.П. Бестужева-Рюмина - Орловых. Первые годы правления Екатерины II были вообще периодом наибольшего влияния «панинской партии» во внутренних и внешних делах. При этом императрица все же боялась зависеть от какой-то одной «партии», стремясь балансировать между разными группировками [8, р. 110-115, 168-169].

По крепостному вопросу Н.И. Панин был весьма близок к взглядам Екатерины II. Исследовав эту проблему на западных окраинах России в 1763 г., Панин пришел к выводу о необходимости четкого регулирования отношений между крепостными и землевладельцами, допускал применение различных взысканий к негуманным помещикам - вплоть до лишения дворянства. Паниных, считает Рэнсел, нельзя назвать принципиальными противниками крепостничества, но они выступали против «жестокостей и издержек крепостного права», которые могли «подорвать позиции дворянства и силу [правящего] режима». Больше при решении этой проблемы Панин полагался на «моральное убеждение и силу примера». Унаследовав имение одного из своих родственников, он освободил в нем значительную часть крестьян, а остальным дал разные льготы. Именно под влиянием Паниных, считает Рэнсел, в первые годы своего правления Екатерина не уступала стремлениям дворян отнять последние права у крепостных. При этом Екатерина понимала, что такой подход отражает мнения не большинства дворянства, а лишь «вестернизированных столичных» дворян, т.е. меньшинства русского дворянства [8, р. 150-153].

Работа Уложенной комиссии и знаменитый екатерининский «Наказ» были также тесно связаны с влиянием Н.И. Панина на Екатерину II. Установки Екатерины, отраженные в «Наказе» (в том числе попытка приспособить к российским реалиям идеологию западных просветителей и камералистов) носили явные следы обсуждения Екатериной этих проблем с Н.И. Паниным. Панин, ознакомившись с первым, более либеральным вариантом «Наказа», в целом поддержал его идеи, но считал, что документ слишком широко афиширует перед публикой просветительские идеалы. Что же касается самого факта созыва Уложенной комиссии, то Панин был одним из главных его сторонников. Выбор А.И. Бибикова - давнего друга Паниных - «маршалом» Уложенной комиссии также говорит о панинском влиянии. И вполне закономерно было в этой связи то, что Панины стремились использовать комиссию как средство реализации своих реформаторских замыслов, и поэтому стремились участвовать в ее работе. Московское дворянство, дававшее Паниным собственный наказ для Уложенной комиссии, также во многом руководствовалось идеями самих Паниных [8, р. 178-190].

Конец работ Уложенной комиссии совпал с началом упадка влияния «панинской партии». Н.И. Панин решил вновь завоевывать расположение императрицы, используя «установленную сеть». Основным средством воздействия теперь было решено сделать положение обергофмейстера - воспитателя вел. кн. Павла Петровича (по крайне мере, до его совершеннолетия в 1772 г.). При этом непосредственно на воспитание Павла Панин не влиял, поскольку в годы его детства находился в Стокгольме, но влиял на его образование. Подход Панина к образованию Павла Петровича основывался на принципах Лейбница, Монтеня, Локка, Коммениуса и Фенелона. Паниным был продемонстрирован отход от схоластических принципов обучения и упора, делавшегося на классические языки. Предлагалось активное использование наглядного обучения, а также акцент на изучение современных языков (особенно русского, французского и немецкого), истории - в особенности русской. Религиозный наставник Павла Петровича, по Панину, должен был быть свободен «от предрассудков или суеверий» (на эту должность поставили Платона Левшина). После освоения основ наук предполагалось знакомить наследника престола с науками, важными для государственного управления (финансы, коммерция, внутренняя и внешняя политика и др.). Характерно, что взгляд на монарха как военного или фискального деятеля в исполнении Панина менялся на более широкий - как на человека, владеющего современными методами управления. С другой стороны, план этот имел скорее не законченный теоретический, а больше прикладной характер, отдавая дань передовым образовательным идеям своего времени. В этом смысле Панина, наряду, к примеру, с И.И. Бецким, можно считать одним из пионеров новых подходов к образованию в России. Кроме того, в присутствии наследника - например, за обедом - нередко шли беседы с государственными деятелями, писателями, учеными, иностранными представителями. Большое внимание уделялось самостоятельному чтению наследника - с упором на сочинения современных западных просветителей и писателей. Благодаря такой постановке обучения Павел Петрович был хорошо знаком с современной политикой, литературой, наукой и культурой и пр. Н.И. Панин пытался воспитать из Павла «хорошего правителя», отстаивающего идеалы просвещенной монархии. Постепенно вокруг двора наследника сплотился круг просвещенных деятелей: А.П. Сумароков, И.П. Елагин, И.Ф. Богданович, кн. Белосельский, С.А. Порошин, Д.И. Фонвизин и др. Неудивительно поэтому, что в сочинениях некоторых из них стали проявляться «панинские» черты мышления (особенно это было характерно для Д.И. Фонвизина). Екатерина II вскоре стала подозревать Панина и его окружение в стремлении возвести Павла на престол. Поэтому совершеннолетие (1772 г.) и женитьбу Павла Екатерина хотела использовать для его отдаления от влияния Панина [8, р. 194-195, 199-200, 204, 206-215, 221, 227-228].

Взаимоотношения императрицы и «панинской партии» ухудшались. Согласно декабристу М.А. Фонвизину, целью «партии» становилось отстранение Екатерины от власти и введение конституции, ограничивающей власть государя. Некоторые другие авторы (например, В.Е. Якушкин и Г.П. Макогоненко) «модифицировали» эту версию, заявив, что в планах «партии» было сделать Павла «соправителем» Екатерины. С другой стороны, свидетельств какой-то «конспирации» со стороны Панина в пользу Павла, отмечает Д. Рэнсел, нет. Наоборот, создается впечатление, что «панинская партия» сама была склонна считать себя жертвой конспирации. При этом и Панина, и Екатерину отличала не всегда обоснованная подозрительность, ощущение опасности, интриг [8, р. 228-230].

К началу 1780-х гг. Н.И. Панин и Д.И. Фонвизин решили действовать решительнее и в 1783 г. (незадолго до смерти Панина) составили проект, содержавший требование установления в России современного конституционного устройства - «Рассуждение о непременных государственных законах». В его основе лежали идеи защиты прав собственности и наследования, преемственности законов, религиозной свободы, деления общества на пять «корпораций» (дворянство, духовенство, купечество, мещанство, крестьянство), реформ в судебной системе, введения Императорского совета как органа надзора за управлением. Авторы этого конституционного проекта надеялись, что он станет «моделью для деятельности Павла» после его восшествия на престол. С другой стороны, «панинцы» продолжали спорить с Екатериной II на страницах журналов. Их подход, считает Рэнсел, был не моральным (как у Екатерины), а политическим, направленным на реабилитацию петровского наследия, деградировавшего в правление Екатерины II. Главный недостаток современного политического строя, по их мнению, состоял в отсутствии преемственности в управлении и законодательстве. В отличие от Екатерины, участники «партии» Панина считали, что создание Петром I «вестернизированной и просвещенной элиты» было подготовительным шагом на пути к конституционному порядку, и просвещенное дворянство должно играть в этом процессе ведущую роль. Кроме того, права элит должны быть защищены от капризов монарха или фаворитов. Потенциальным «новым Петром Великим» они видели Павла. Литературным выражением этой программы стало «стародумство» Д.И. Фонвизина - концепция государства с «регулярным управлением» в духе германского камерализма. В этом же духе планировалось перевоспитать русских дворян. Дворянин должен был стать просвещенным, патриотичным, служащим на благо родины, предприимчивым, культурным, добродетельным. Взгляды «стародумов» по дворянскому вопросу были достаточно консервативны: они хотели сохранить все привилегии дворянства, полученные в предыдущие десятилетия, но расширить участие дворян в политической жизни. Во многом «стародумство» было протестом против отстранения «партии Панина» от власти. Оно же было и подоплекой стремления к власти панинской группировки в условиях «патронажной» системы, отстаивания собственных групповых интересов и ограниченности маневра для реформ. Панин и его соратники не могли призывать к ограничению самодержавия, не подрывая при этом системы «патронажа», на которой зиждилось их собственное положение [8, р. 261, 267-279].

Будучи «реформистской в узком смысле», программа Панина и его «партии», считает Д. Рэнсел, была «в сущности консервативной» и имела целью лишь заставить существующую систему функционировать «более эффективно и гуманно». Предложения конституционных реформ вышли из недр «партии» лишь тогда, когда она уже была отстранена от власти. Так, критика «жесткого правления» и конституционный настрой проявились у нее лишь после 1780 г. Но в этих условиях «партийцам» оставалось надеяться лишь на то, что их программа в будущем будет реализована вел. кн. Павлом Петровичем. Поэтому, кстати, в начале 1780-х гг. вновь активизировались попытки воздействия на него, и есть свидетельства того, что в 1780-е годы Павел в целом разделял программу Панина и его сподвижников.

Библиографический список

1. Alexander J.T. Catherine the Great: Life and legend. New York; Oxford, 1989.

2. Billington J. The icon and the axe: An interpretive history of Russian culture. N.Y., 1966

3. Faggionato R. New and old works on Russian freemasonry // Kritika. Vol. 3. 2002. #1. P. 111-128.

4. Leckey C. Patronage and Public Culture in the Russian Free Economic Society, 1765-1796 // Slavic review. Vol. 64. 2005, # 2. P. 355-379.

5. Papmehl K.A. Freedom of expression in eighteenth century Russia. The Hague, 1971.

6. Raeff M. Plans for political reform in Imperial Russia, 1730-1905. Englewood Cliffs, 1966.

7. Raeff M. Origins of Russian Intelligentsia: The eighteenth century nobility. N.Y., 1966.

8. Ransel D.L. The politics of Catherinian Russia. The Panin party. New Haven, 1975.

9. Riasanovsky N.V. Russian identities: A historical survey. N.Y., 2005.

10. Serman I. Russian national consciousness and its development in the Eighteenth century // Bartlett R. Russia in the age of the enlightenment. Essays for Isabel de Madariaga. Basingstoke (Hants.); London, 1990. Р. 40-56.

11. Whittaker C.H. Russian monarchy: Eighteenth-century rulers and writers in political dialogue. DeKalb, 2003.

12. Wirtschafter E.K. The groups between: raznochintsy, intelligentsia, professionals // Lieven D.C.B., ed. The Cambridge history of Russia. Vol. II. Imperial Russia, 1689-1917. Cambridge, 2006. P. 245-263.

13. Wirtschafter E.K. Russia's age of serfdom 1649-1861. Malden, 2008.

14. Биллингтон Дж. Икона и топор: Опыт истолкования русской культуры. М., 2001.

15. Брэдли Дж. Общественные организации в царской России: наука, патриотизм и гражданское общество. М., 2012.

16. Валицкий А. История русской мысли от просвещения до марксизма. М., 2013.

17. Валицкий А. Философия права русского либерализма. М., 2012.

18. Де Мадариага И. Россия в эпоху Екатерины Великой. М, 2002.

19. Деятели либерального движения в России. Середина XVIII в. - 1917 г. Справочник и электронная база данных / Отв. ред. Н.В. Макаров: М.: Памятники исторической мысли, 2012.

20. Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 2004.

21. Пайпс Р. Русский консерватизм и его критики: Исследование политической культуры. М., 2008.

22. Раев М. Понять дореволюционную Россию: Государство и общество в Российской империи. London, 1990.

23. Смит Д. Работа над диким камнем. Масонский орден и русское общество в XVIII веке. М., 2006.

24. Туманова А.С. От редактора // Брэдли Дж. Общественные организации в царской России: наука, патриотизм и гражданское общество. М., 2012. С. 5-14.

25. Хоскинг Дж. Россия: Народ и империя (1552-1917). Смоленск, 2000.

Размещено на Allbest.ur