Костюм населения Северного Кавказа VII–XVII веков (реконструкция этносоциальной истории)

Каждая волна кочевников, захватывающая территорию Северного Кавказа, по-разному воздействовала на формирование культуры региона.

Хазария, просуществовавшая более 300 лет, с середины VII до второй половины X вв., оставила заметный след в культурном развитии адыгов, нахских племен, алан и народов Дагестана, входящих в состав Империи.

Во второй половине XI-XII вв. становление культуры народов Северного Кавказа проходило в непосредственном контакте с новой волной тюркоязычных кочевников - половцев.

XIII-XIV столетия на Северном Кавказе проходили под знаком монгольского вторжения, которое значительно перекроило этническую карту Северного Кавказа, изменило экономику, культуру и быт местных народов. Монгольское наследие сохранялось в культуре народов Северного Кавказа и в последующий период, в XV-XVII вв.

Источниковедческая база. Источниками по реконструкции и изучению средневекового северокавказского костюма являются археологические материалы, иконография, письменные свидетельства, фольклор и этнологические данные. В работе рассмотрены только те комплексы, в которых сохранилась одежда как системообразующая основа костюма. В исследовании используются материалы, полученные во время полевых работ, сборы из музейных коллекций в России, Китае, Франции, Великобритании, США, а также из частной коллекции Артура Липера, любезно предоставленные в наше распоряжение. Последние рассматриваются в качестве историко-культурного фона. В работе использовано более 100 комплексов, содержащих различные данные о тканях, одежде, убранстве костюмов, с широким фоном аналогий и параллелей из разных стран Передней, Центральной и Юго-Восточной Азии (в том числе Ирана, Турции, Китая, Кореи, Монголии).

Основное преимущество археологических находок одежды, обуви и головных уборов заключается в том, что они представляют собой достоверную основу костюма. Таким образом, реконструкция и исследование средневековых костюмов народов Северного Кавказа базируется на подлинных материалах.

Археологические материалы не дают полной картины для реконструкции. Информация, которая в них содержится, требует соответствующей дешифровки и интерпретации. В этой связи на помощь приходят источники другого характера - изобразительные, письменные, фольклор.

Важное место в исследовании отведено изобразительным памятникам - храмовой фресковой росписи, миниатюрной живописи, каменным изваяниям и рельефам, которые являются ценным подспорьем для реконструкции полного комплекса костюма, манеры ношения и расположения деталей одежды.

Среди письменных источников особой информативностью выделяются сообщения иностранных авторов, в разные периоды средневековья посетивших Северный Кавказ. Особое место занимает корпус источников, сведения которых непосредственно с историей региона не связаны, но в них содержатся данные о культуре народов и государств, в разные периоды контактирующих с Северным Кавказом: Византии, Ирана, Монгольской Империи. Содержащаяся в этих источниках информация, например, о костюме кочевников, тканях, изготовлявшихся в Монгольской империи, системе раздачи наградных одежд и т.п., помогает не только реконструировать костюм кочевников Кавказского улуса Джучи, но и понять его семантическое содержание.

Информация о костюмных комплексах содержится в устных эпических преданиях и фольклоре народов Северного Кавказа. Изучая костюм по нартским преданиям, можно уточнить некоторые детали археологических форм костюма: манеру ношения, связь с идеологическими представлениями и социальной историей общества. В эпосе содержатся упоминания практически всех составляющих кавказского костюма в контексте погребального обряда, торговых взаимоотношений, экономической дифференциации общества. Нартские предания запечатлели историческую действительность, в которой бытовал средневековый костюм.

Исследование археологического костюма в совокупности с этнографическими материалами способствует установлению соотношения между автохтонными кавказскими, а также тюркскими и иранскими компонентами в формировании культуры народов Северного Кавказа. Проникновение тюркских и иранских элементов в культуру степной полосы Евразии и Северного Кавказа имело место и привело в итоге к сложному синтезу, вопрос о котором не может быть решен однозначно. Этническая атрибуция отдельных элементов костюма как показателя культуры народов Северного Кавказа способствует выявлению баланса всех ее составляющих.

В силу слабой разработанности проблем, связанных с кочевническим костюмом и шелковым текстилем монгольского времени, в отечественной науке, мы привлекали зарубежные источники историографического характера, среди которых следует назвать работы китайского исследователя Ж. Фена, рассматривавшего в своих трудах одежду средневековых китайцев династии Ляо и монгольские костюмы периода династии Юань Zhao Feng. Tresaures in Silk. - Hong Kong, 1999; Recent Excavations of Textiles in China. - Hong Kong, 2002; Liao Textile and Costumes. - Hong Kong, 2004; The General History of Chinese Silk. - Soochow University Press, 2005. И др. . Некоторые вопросы, связанные с особенностями технологии и художественного оформления китайских, иранских и центральноазиатских шелков периода владычества монголов, рассмотрены в каталоге выставки «Когда шелк был золотом», проведенной музеем Метрополитен и Кливлендским музеем Watt James C.Y. and Wardwell Ann E. When Silk Was Gold. General Asian and Chinese Textiles. - N.Y., 1997. .

Каталог и фундаментальное исследование персидских шелков издали немецкие исследователи Р. Ньюман и Г. Мурза Neumann R., Murza G. Persische Seiden. Die Gewebekunst der Safawiden und ihrer Nachfolger. - Leipzig. - 1988. . В этом же направлении работает российский специалист Н.В. Сазонова, которая ввела в научный оборот коллекции сефевидских тканей из фондов Музея искусств народов Востока Сазонова Н.В. Мир сефевидских тканей XVI-XVII вв. - М., 2004. . Богатейший фактический материал по истории восточного средневекового текстиля содержит монография Н.Н. Соболева Соболев Н.Н. Очерки по истории украшения тканей. - М. - Л., 1934. .

В качестве этнографических параллелей привлекались материалы исследований ведущих этнографов, специалистов по северокавказской одежде: С.Ш. Гаджиевой Гаджиева С.Ш. Материальная культура кумыков XIX-XX вв. - Махачкала, 1960; Материальная культура ногайцев в XIX - начале XX вв. - М., 1976; Одежда народов Дагестана. - М., 1981. , Г.А. Сергеевой Сергеева Г.А. Одежда народов Дагестана и Чечни (По материалам Государственного Исторического музея) // КЭС. - Вып. VI. - М., 1976. - С. 155-187; Булатова А.Г., Гаджиева С.Ш., Сергеева Г.А. Одежда народов Дагестана: Историко-этнографический атлас. - Пущино, 2001., Е.Н. Студенецкой Студенецкая Е.Н. Одежда народов Северного Кавказа XVIII-XX вв. - М., 1989. , а также по костюму Средней Азии и Казахстана: О.А. Сухаревой Сухарева О.А. Опыт анализа покроев традиционной «туникообразной» среднеазиатской одежды в плане их истории и эволюции // Костюм народов Средней Азии: Историко-этнографические очерки. - М., 1979. - С. 77-103; История среднеазиатского костюма. Самарканд (2-я половина XIX - начало XX вв.). - М., 1982. , Н.П. Лобачевой Лобачева Н.П. Народная одежда как источник по этногенезу (К вопросу об этногенетических связях народов Средней Азии и Казахстана). - Вып. 3. - М., 1991; Особенности костюма народов Среднеазиатско-Казахстанского региона // Среднеазиатский этнографический сборник. - Вып. IV. - М., 2001. - С. 69-94. , Г.П. Васильевой Васильева Г.П. Головные и накосные украшения туркменок XIX - первой половины XX вв. // Костюм народов Средней Азии. - М.: Наука, 1979. - С. 174-205; Магические функции детских украшений у туркмен // Древние обряды, верования и культы народов Средней Азии. - М.: Наука, 1986. - С. 182-195; Ювелирные украшения как источник для этногенетических исследований (По материалам Туркмении) // Проблемы этногенеза и этнической истории народов Средней Азии и Казахстана. - Вып. III. - М., 1991; Этнотерриториальные комплексы туркменских женских и девичьих украшений // Среднеазиатский этнографический сборник. - Вып. IV. - М., 2001. - С. 97-116. и др.

Методологическая основа исследования. В самом общем виде методологической основой работы является принцип историзма, подразумевающий подход к истории общества как к изменяющейся во времени, развивающейся действительности, а также принцип детерминизма, который предполагает объективное существование взаимосвязей явлений, пространственных и временных корреляций, функциональных зависимостей. Но для создания историко-культурной модели необходим более конкретный метод исследования костюма как исторического источника. В качестве такого метода был использован метод репрезентации, базирующийся на основных направлениях герменевтико-феноменологической традиции, рассматривающей артефакт как факт истории и культуры. Этот метод позволил реконструировать материальный и социокультурный фон, способствующий объективному взгляду на костюм, как на исторический источник. Материальные и идеальные свойства костюма обусловили обращение к естественно-научным методам и методам структурно-семиотического анализа. На основе междисциплинарного характера использованных методов была создана новая концепция исследования костюма как исторического источника, которая позволяет с наибольшей полнотой раскрыть аккумулированные в костюме культурно-исторические явления и процессы. Новая концепция базируется на принципе соответствия, подразумевающего связь с предшествующими теоретическими построениями в области исследования костюма. Методология и методические приемы подробно изложены в первой главе диссертации.

Научная новизна работы состоит в том, что в ходе исследования разработана концепция использования археологического костюма как историко-культурологического источника. В работе археологический костюм впервые рассматривается как источник для реконструкции этносоциальной истории народов Северного Кавказа на протяженном хронологическом отрезке - VII-XVII вв.

Для всестороннего раскрытия источниковедческого потенциала костюма предлагается новый репрезентационный метод исследования, позволяющий реконструировать материальный и социокультурный фон, объективированный в костюме. В результате применения данного метода были получены новые данные, характеризующие динамику хозяйственно-экономического развития северокавказского региона в эпоху средневековья и ценностные культурные ориентации, принятые и разделяемые всеми северокавказскими обществами.

Костюм впервые рассматривается как источник для характеристики народной ментальности, которая определяет общее понимание мира и отношение к происходящим в нем явлениям.

Впервые на широком культурно-историческом фоне проанализированы костюмы кочевников Золотой Орды. Это дало возможность сравнить комплексы, обнаруженные в Кавказском улусе Джучи, с реальными парадными монгольскими костюмами, известными по находкам одежд династии Юань, обнаруженным на территории Китая, а также по изобразительным источникам, выявить общее и особенное.

Впервые проведено широкое исследование шелковых тканей монгольского времени и предложена методика атрибуции техники и дизайна для установления их культурной принадлежности. Принципиально новым является опыт соотнесения находок археологического текстиля с названиями тканей, известных по средневековым письменным источникам, и составление атрибутивного текстильного словаря.

По-новому интерпретированы иранские «лицевые» ткани, обнаруженные в позднесредневековых склеповых могильниках Северного Кавказа. В исследовании они рассматриваются как способ персидской идеологической пропаганды в стремлении установления контроля над территорией Северного Кавказа со стороны Ирана, а также как одно из средств вовлечения северокавказских народов в орбиту мусульманского мира.

Впервые проведен компаративный анализ костюмов народов Северного Кавказа и Среднеазиатско-Казахстанского региона, в результате которого были выявлены формы одежды, имеющие общие древние прототипы, что позволяет наметить пути для дальнейшего исследования механизмов культурного взаимодействия сопредельных регионов в древности и в средние века. Сравнительный типологический анализ показал существование контактной зоны культурного взаимодействия, где аккумулированы признаки северокавказских и среднеазиатско-казахстанских костюмных комплексов. Такой зоной является Дагестан с особым типом костюмов, совмещающих северокавказские и среднеазиатские черты. Установление контактной зоны культурного взаимодействия, выявленной в результате типологического сравнения разных костюмных комплексов, позволяет ставить вопрос о существовании подобных переходных зон для контактирующих археологических культур древности и средневековья.

В научный оборот впервые вводится ряд новых памятников. По-новому интерпретированы материалы из старых музейных коллекций, предшествующее исследование которых, как правило, имело описательный характер. Также в работе представлены научные каталоги неопубликованных коллекций одежды и тканей из средневековых памятников Северного Кавказа.

Принципиально новой является предложенная автором методика реконструкции археологического костюма, ее теоретическая аргументация и практическая реализация. Различный уровень источников позволил обосновать три типа реконструкции, имеющих аутентичный, достоверный и гипотетический характер. В работе впервые представлен полный визуальный ряд костюмов населения Северного Кавказа в различные исторические периоды средневековья.

В отличие от предшествующих работ, касающихся истории костюма, в диссертации приведены не только результаты, но и подробные методики исследования таксономической принадлежности природных материалов, использовавшихся в костюме, красителей тканей, аутентичных выкроек, технологических приемов изготовления одежды, что придает им характер открытого источника для других исследований.

Практическая реализация результатов исследования. Материалы, содержащиеся в исследовании, и результаты работы существенно дополняют и конкретизируют представления о культурном облике средневекового Северного Кавказа и характере культурного взаимодействия региона с Востоком и Западом. Они могут быть использованы в научных трудах, связанных с исследованием различных аспектов истории и культуры не только северокавказских, но и других народов Евразии в эпоху средневековья. Отдельные ранее опубликованные положения диссертации нашли отклик и поддержку коллег, работающих в смежных направлениях. Предложенный нами тезис о наличии поясной распашной одежды на половецких изваяниях, использовании ее средневековыми кавказскими аланами и этнографических параллелях этому виду одежды в киргизском костюме был поддержан Н.П. Лобачевой Лобачева Н.П. К истории среднеазиатского костюма: киргизские белдемчи // Этнографическое обозрение. - 1997. - № 6. - С. 76, 81., М.С. Гаджиевым Гаджиев М.С. К интерпретации бронзовой статуэтки воина из Гигатля (Дагестан) // Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (Из истории костюма). - Самара, 2001. - Т. I. - С. 78., С.А. Яценко Яценко С.А. О некоторых вопросах изучения «археологического» костюма. Механизмы костюмных связей народов Великой степи // Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (Из истории костюма). - Самара, 2001. - Т..I. - С. 15.. Изложенные в исследовании идеи о влиянии естественно-природных факторов на сложение цветовых предпочтений у народов Северного Кавказа были поддержаны Л.В. Самариной Самарина Л.В. Цвет в культуре карачаевцев и балкарцев (К истокам формирования традиции) // Карачаевцы и балкарцы: язык, этнография, фольклор. - М., 2001. - С. 235.. А.Г.Юрченко согласился с нашей реконструкцией расположения лунного серпа и солярного диска - украшений на рукавах женского халата золотоордынского времени из могильника Новопавловский, но выразил сомнение относительно аргумента определения местоположения изображения светил, в качестве которого мы рассматривали пространственную ориентацию монголов. А.Г. Юрченко предложил связать семантику правой и левой стороны с гендерным аспектом монгольского имперского этикета Юрченко А.Г. Историческая география политического мифа. Образ Чингис-хана в мировой литературе XIII-XV вв. - СПб., 2006. - С. 266, 544. . Результаты нашего исследования аланских костюмов были использованы Д.В. Белецким при анализе одежды персонажей, изображенных на фресках христианского храма XIII - начала XIV вв. в осетинском селении Нузал в Алагирском ущелье Белецкий Д.В. Заметки о нузальском храме // Историко-филологический архив. - Владикавказ, 2004. - № 2. - С. 22-57.. С.С. Новиков провел историко-культурные параллели между аланскими костюмами, представленными на наших реконструкциях, и костюмами восточных марийцев Новиков С.С. Восточные марийцы. Философия, история, люди. - Уфа, 2007 (В печати). .

Материалы исследования могут быть использованы при разработке учебных курсов и пособий по истории, культурологии и источниковедению народов Северного Кавказа, а также ираноязычных и тюркоязычных кочевников. Вопросы этнокультурной истории народов Северо-Кавказского региона на примере костюма рассматривались в курсах «Культурология» и «История культуры», прочитанных автором в Ставропольском государственном университете Доде З.В. Культурология: Программа. - Ставрополь, 1999; Доде З.В., Дуров А.А. История культуры: Методическое пособие. - Ставрополь, 2002. . Материалы монографии «Средневековый костюм народов Северного Кавказа» Доде З.В. Средневековый костюм народов Северного Кавказа: Очерки истории. - М., 2001. используются коллегами в университетских учебных курсах «История культуры народов Кавказа», «Историко-культурное наследие Северо-Кавказского региона», а также включены в программу обучения модельеров-конструкторов «История стилей в искусстве и костюме» Ставропольского технологического колледжа. Материалы исследования и наша концепция костюма как исторического источника использованы также в лекционных курсах «Этнология народов России» и «Основы археологии», читаемых в Самарском государственном педагогическом университете.

Одним из важных аспектов практического применения исследования является возможность использования реконструкций костюмов в музейных экспозициях. Реконструкции кочевнических костюмов золотоордынского времени из могильника Джухта представлены в экспозиции археологического музея ГУП «Наследие» (Ставрополь) вместе с материалами, на основании которых они выполнены. Реконструкции аланских женских, мужских и детских костюмов были предоставлены для экспозиции Отрадненского муниципального историко-археологического музея (ст. Отрадненская Краснодарского края). Графические реконструкции аланских детских костюмов использованы при подготовке и проведении выставки «Археология детства: игрушки, игры и обряды в традиционных обществах» в Самарском областном историко-краеведческом музее им. П.В. Алабина Археология детства: игрушки, игры и обряды в традиционных обществах: Материалы к выставке. - Самара, 2005. - С. 16.. Реконструкция аланского костюма XI-XII вв. использовалась на выставке «Аланский всадник. Сокровища князей I-XII веков», организованной Государственным музеем Востока (Москва, 2005). На основании предложенных нами графических реконструкций для экспозиции Казанского национального музея под руководством В.В. Хабарова подготовлены реальные аналогии комплексов костюмов золотоордынских кочевников.

Практическая значимость работы определяется также тем, что изучение большого количества древних тканей позволило усовершенствовать методики исследования природных лубяных волокон и природных красителей различными микроскопическими, химическими и хроматографическими методами. Результаты и опыт, полученные при исследовании древних тканей, применяются в настоящее время сотрудниками Ставропольской ЛСЭ ЛСЭ - Лаборатория судебных экспертиз. при производстве экспертиз по исследованию волокон растительного происхождения и тканей, окрашенных синтезированными антрахиноновыми красителями.

Апробация работы. Теоретические положения и практические результаты работы изложены в монографиях и публикациях общим объемом 45 авторских листов. Идеи и некоторые итоги исследования излагались на международных, всероссийских и региональных научных форумах. В их числе Международная конференция «Международное сотрудничество археологов на великих торговых и культурных путях древности и средневековья (Кисловодск, 1994); III Всероссийский научный семинар «Интеграция археологических и этнографических исследований», посвященный 110-летию со дня рождения С.И. Руденко (Омск, 1995); научно-практическая конференция «Культурное и природное наследие в региональной политике» (Ставрополь, 1997); конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Т.М. Минаевой (Ставрополь, 1997); Межрегиональная научная конференция «Интеллигенция Северного Кавказа в истории России» (Ставрополь, 1998); XX Международные Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа (Железноводск, 1998); Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа (Майкоп, 1992; Москва, 1996; Кисловодск, 2000; Ессентуки - Кисловодск, 2002; Москва, 2004; Нальчик, 2006); Всероссийская конференция к 10-летию Российского научно-практического центра по проблемам музейной педагогики «Образовательная деятельность художественного музея» (Ставрополь, 2000); Первые Санкт-Петербургские этнографические чтения «Этническое единство и специфика культур» (Санкт-Петербург, 2002); X и XI коллоквиумы «Ювелирное искусство и материальная культура» (Санкт-Петербург, 2002, 2003); Первая Всероссийская научная интернет-конференция «Новая локальная история» (Ставрополь, 2003); Международная научная конференция (в рамках конкурса «Адмиралтейская игла-2002, 2004») «Мода и дизайн: исторический опыт - новые технологии (Санкт-Петербург, 2002, 2004); Международный конгресс востоковедов (Москва, 2004); Ежегодный конгресс Европейской Ассоциации археологов (Санкт-Петербург, 2003; Франция, Лион, 2004; Ирландия, Корк, 2005); Международный симпозиум «Шелковый путь и монгольское искусство эпохи Юань» (Китай, Ханчжоу, 2005); Международная научная конференция «Золотая Орда. История и культура» (Казань, 2006); III Международная научная конференция «Город и степь в контактной Евро-Азиатской зоне», посвященная 75-летию со дня рождения Г.А. Федорова-Давыдова (Москва, 2006); Первая Абхазская международная археологическая конференция, посвященная памяти Ю.Н. Воронова (Сухум, 2006); 21-й Международный конгресс византинистов (Лондон, 2006). Отдельные положения диссертации изложены на семинаре в Институте археологии и классической древности в университете Бермингема (Великобритания, 2002), а также на научно-методическом семинаре «Textus» в Ставропольском государственном университете (Ставрополь, 2003, 2004, 2005).

Структура диссертации. Работа состоит из введения, пяти глав с выделенными параграфами, заключения, библиографического списка и приложения.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении отражена общая характеристика работы: обоснована актуальность и степень изученности археологических костюмов средневекового населения Северного Кавказа на широком хронологическом отрезке - VII-XVII вв., обозначены объект и предмет исследования, определены цель и задачи, методологические основы исследования, установлены хронологические и территориальные рамки, очерчена источниковая база работы, охарактеризованы научная новизна, практическая значимость и апробация некоторых результатов диссертации.

Глава 1. Методологические основы исследования источниковедческого потенциала костюма

Как культурная форма костюм представляет собой совокупность одежды, головного убора и обуви, отражающих, главным образом, его утилитарные функции, а также убранства (отделка одежды аппликацией, вышивкой, нашивными бляшками и т.д., пояса, украшения, амулеты, оружие, косметика, прическа), которое превращает утилитарный комплекс в образно-семантическую систему. К костюму могут относиться также аксессуары (сумочки, кошельки, туалетные принадлежности и т.д.), то есть набор предметов, дополняющих костюм, но семантическая значимость которых в контексте комплекса сведена к минимуму и их наличие или отсутствие не нарушает структуру костюмного ансамбля. Очевидно, что в комплексе костюма не все элементы являются системообразующими. При отсутствии отдельных элементов убранства костюмный комплекс будет носить некую долю условности. Между тем отсутствие информации (не только собственно находок одежды, но и косвенных источников - изобразительных и письменных) о базе костюма - одежде вообще - не позволяет реконструировать костюмный ансамбль. Таким образом, рассматривая только элементы костюма, мы имеем дело лишь с фрагментарной информацией. В таком случае можно говорить лишь об элементах костюма или его убранства, употребление же рядом археологов понятия «костюм» применительно к отдельным предметам некорректно.

Методика реконструкции костюма

Характер реконструкции зависит от степени сохранности артефактов, количества и качества дополнительных источников (письменных, изобразительных, эпических и т.п.). В этой связи в работе обосновано три типа реконструкции костюмов.

Аутентичная (прямая полная) реконструкция полностью основывается на первоисточнике, то есть на артефактах, позволяющих восстановить крой одежды, ее пространственную форму, манеру ношения, комплекс убранства. При воспроизведении формы костюма учитываются конституциональные особенности индивида. Графическая реконструкция выполняется с учетом пропорционального соотношения антропологических данных и размеров одежды. Выполнение аутентичной реконструкции предусматривает воспроизведение подлинного орнамента и колорита тканей. В результате мы получаем реконструкцию подлинного костюма, выполненную в графической форме.

Обобщающая (аподиктическая) реконструкция используется в том случае, когда приходится составлять образ костюма по его остаткам из разных комплексов. Истинность реконструкции проверяется по изобразительным и письменным источникам. Аподиктическая реконструкция репрезентирует не конкретный археологический комплекс, а культурную форму, характерную для определенного историко-культурного пространства.

Гипотетическая реконструкция используется в тех случаях, когда присутствуют лишь элементы костюма и нет возможности восстановить системоообразующую основу костюма - одежду, головной убор или обувь. Модель в этом случае строится на основании обоснованных материалами предположений. Гипотетический тип наиболее применим к первобытным эпохам, для которых нет иконографических и этнологических параллелей.

Теоретические основы исследования костюмакак исторического источника

Новый репрезентационный метод исследования, предложенный для всестороннего раскрытия содержания костюма как исторического источника, базируется на основных направлениях герменевтико-феноменологической традиции, рассматривающей артефакт как факт истории и культуры. При разработке репрезентационного метода исследования костюма мы опирались на теоретические положения известных российских и зарубежных философов и культурологов: М.А. Барга Барг М.А. Эпохи и идеи. Становление историзма. - М., 1989. , Х.-Г. Гадамера Гадамер Х.-Г. Истина и метод. - М., 1988., М. Вартофского Вартофский М. Модели. Репрезентация и научное понимание. - М., 1988., Ю.Б. Борева Борев Ю.Б. Теория художественного восприятия и рецептивная эстетика, методология критики и герменевтика // Теории, школы и концепции (Критические анализы). Художественная рецепция и герменевтика. - М., 1985. - С. 3-68., Э. Гуссерля Гуссерль Эдмунд. Философия как строгая наука. - Новочеркасск, 1994; Картезианские размышления // Логические исследования. Картезианские размышления. - Минск - М., 2000., Ж.-Ф. Лиотара Лиотар Жан-Франсуа. Феноменология. - СПб., 2001., К.А. Свасьяна Свасьян К.А. Феноменологическое познание. - Ереван, 1987., Ю.М. Лотмана Лотман Ю.М. Семиосфера. - СПб., 2000. и др. Этот метод позволил реконструировать материальный и социокультурный фон, объективированный в костюме. Репрезентация обладает свойствами релевантности, то есть смыслового соответствия между информационным запросом и сообщением, содержащимся в костюме как исследуемом объекте, а также интенциональности, в которой следует различать намерения субъекта и исследователя. С одной стороны, костюм является результатом целеустремлений и действий субъекта, сознательно стремящегося наделить объект определенной долей информативности, а с другой, костюм отражает явления не связанные с намерениями субъекта, но являющиеся значимыми для исследователя при изучении историко-культурной ситуации, что значительно расширяет источниковедческий потенциал костюма.

Опираясь на интенциональные и релевантные свойства репрезентации в пространстве текста костюма как исторического источника, выделены и подробно рассмотрены четыре уровня информации, характер которых инвариантен относительно любых костюмных комплексов. Эти уровни не обособлены, а зачастую информация на одном уровне служит ключом к пониманию смысла другой информативной части текста.

Костюм как исторический текст

Сенсуально-рационалистический уровень информации позволяет составить представление об объекте: его утилитарно-функциональных свойствах, форме костюма, составляющих его элементах, эстетических и утилитарных предпочтениях, качестве используемых материалов и т.д. На этом уровне устанавливаются определенные сведения о деятельности по производству костюмных форм, занятиях населения, ландшафтно-климатических условиях, определяющих использование тех или иных материалов, крой, выбор колорита и т.п. Данный уровень сопряжен с информацией о природной среде и экономической организации общества. На этой ступени применялись естественно-научные методы исследования (метод микроскопического и химического анализа, инструментальные методы исследования) и специальные подходы для установления технологии изготовления одежды.

Семиотический уровень информации. Семиотический анализ раскрывает понятия значения и смысла признаков объекта. Информация на этом уровне сопряжена с этносоциальным устройством общества, религиозно-магическими представлениями, политической организацией, художественно-эстетическими воззрениями. Рассматривая костюм на данном уровне информации, мы опираемся на семиотический подход, предполагающий выделение синтаксиса, прагматики и семантики.

Синтаксис - это определенный набор элементов костюма, которые конституируют положение владельца в культурном контексте. Понятие значения и смысла признаков костюма (элементов синтаксиса) раскрывает семантика, которая определяет элементы синтаксиса как знаки-признаки и знаки-символы. Знаки-признаки являются показателем того, что они обозначают. Так, количество используемого шелка в костюмах алан было показателем социального расслоения и соответственно положения владельца в обществе. В знаках-символах заключен наглядный образ содержащегося в нем смысла. Золотые навершия на шлемовидных головных уборах символизировали солнце, на что прямо указано в нартском эпосе. Прагматика - конкретное информационное содержание, заключенное в определенных элементах костюма, которое определяет соответствующую реакцию и поведение тех, кто использует и воспринимает костюм как сигнальную систему.

Прагматический смысл семиотики костюма лежит в поле ценностных ориентаций, принятых в обществе. Разделяемые обществом ценности характеризуют его ментальность, которая определяет общее понимание мира и отношение к происходящим в нем явлениям. Именно это обстоятельство делает северокавказский костюм этнорегиональным символом, а не набором сходных форм одежды, обуви и головных уборов.

Культурологический уровень информации. Культурологический аспект изучения костюма строится на известных принципах подхода к проблеме формирования культуры как к процессу взаимодействия моноэтнических традиций и полиэтнических инноваций на синхронном и диахронном уровнях. Это позволяет рассматривать костюм в контексте культурной динамики от начального момента формирования до заключительного этапа складывания народной культуры в результате диахронного и синхроного взаимодействия. Исследование костюма в территориальном аспекте культурогенеза позволяет установить векторы культурного взаимодействия и причины изменения их направлений, диагностировать механизмы территориально-культурных контактов местного северокавказского населения и пришлых групп кочевников, констатировать характерные признаки зон культурно-исторического взаимодействия, определить степень влияния основных цивилизационных факторов (кочевнического, христианского, мусульманского) на формирование культуры Северо-Кавказского региона.

Исторический уровень информации. Вышеперечисленные информационные аспекты костюма как исторического источника могут быть поняты и правильно оценены лишь при рассмотрении их в конкретных исторических условиях и связях.

Культура не всегда первична, и в определенных случаях именно исторические события являются импульсом для культурного процесса. Так, например, появление шелка в горах Северного Кавказа в VII веке было вызвано конкретной исторической ситуацией. Шелковые ткани у аланских племен появились после изменения направления одной из трасс Великого шелкового пути в результате ирано-византийских войн. На историческом уровне информации выявляются не только события или явления, отразившиеся в костюме, но также культурно-исторические взаимодействия, которые выявляют материально-ценностные контакты, семантически знаковые соприкосновения, социально-политические связи и идеологический обмен.

Денотаты и номинации. К вопросу о терминологии

Для археологических предметов существует достаточно устойчивая терминология, чего нельзя сказать о предметах одежды. Общеупотребительных названий не всегда достаточно для адекватного описания сохранившихся артефактов. Поэтому в работе аргументирован выбор номинаций для предметов одежды из средневековых памятников Северного Кавказа и в приложении приведен словарь использованных терминов.

Глава 2. Раннесредневековые костюмы северокавказского населения (VII - первая половина XIII вв.)

В рамках исследования раннесредневекового аланского костюма выделены два хронологических периода: VII - первая половина XI вв., связанный с историей Хазарского каганата, и вторая половина XI - первая половина XIII вв., проходивший в контакте со степняками-половцами.

Костюмные комплексы VII - первой половины XIII вв.

Археологические находки одежд из собственно хазарских памятников практически неизвестны. Весьма ограниченный круг изображений носит условный характер, не позволяющий достоверно восстановить хазарский костюм. Вопрос о хазарском костюме как этнокультурном признаке остается открытым. Но на широкой территории Евразии тюркоязычные кочевники носили одежду практически одинаковой формы: приталенный, расклешенный, распашной кафтан длиной до колен, с характерными отворотами ворота, образующими лацканы. Эти признаки, очевидно, характеризовали и хазарскую одежду. Вероятно, что, находясь в непосредственном контакте с хазарской правящей верхушкой, аланская знать носила костюмы, принятые при хазарском дворе, как показатель социальной престижности. Имеющиеся на сегодняшний день материалы из могильников Подорванная Балка, Хасаут, Улукол, Эшкакон, Амгата и др. позволяют с документальной точностью реконструировать именно аланский костюм и на основании изобразительных источников установить его соответствие не столько хазарскому, сколько общетюркскому средневековому комплексу.

Аланский мужской костюм состоял из коротких штанов с широким шагом, чулок, кафтана, конструкция которого основана на распашном характере кроя, мягкой кожаной обуви без подметок и головного убора. Этот набор был основным у населения Северного Кавказа в VII-XI вв., что подтверждают аланские изобразительные памятники. Необходимым элементом мужского костюма, неразрывно связанным с оружием и утилитарно, и семантически, был пояс с металлическим гарнитуром.

Поясная женская одежда и обувь не отличались от мужских форм. Характерными элементами женского костюма было верхнее платье прямого свободного силуэта с запазушным карманом и сложные головные уборы, конструкция которых была подчинена необходимости тщательно спрятать женские волосы. Девичьи шапочки и начельные диадемы оставляли волосы открытыми. Возрастных отличий в верхней одежде алан не было. Детские платья шили по той же выкройке, что и одежду для взрослых.

Убранство аланского костюма отличается многообразием и разнородностью предметов, а также полифункциональностью некоторых из них. Женщины использовали большое количество украшений, амулетов и аксессуаров.

В раннем средневековье бусы были характерным украшением женского платья. Аланки закрепляли ожерелья в плечевых петлях на платьях узлами или фибулами. Аланским амулетам посвящена многочисленная археологическая литература. Наша задача состояла в том, чтобы рассмотреть амулеты как элемент костюма и за стереотипным и массовым материалом увидеть индивидуальные предпочтения и частное отношение человека к выбору амулетов. При таком подходе специальное внимание обращено на редкие нестандартные находки: ожерелья, состоящие из раковин, косточек персика, плодов водяного ореха, использование в магических целях зерен черного перца, сандалового дерева и т.п. В проникновении в аланские языческие представления элементов из других верований, подчас из очень далеких культур, видна уникальность времени. Вместе с тем многочисленные амулеты, находящие параллели в этнографических северокавказских материалах, можно интерпретировать как свидетельство материального и духовного единства при формировании северокавказского культурно-исторического ландшафта. Несмотря на принятие аланами христианства, языческие представления еще долго сохранялись в культуре северокавказских народов.

Костюмные комплексы в. п. XI - п. п. XIII вв.

Крушение Хазарского каганата привело к восстановлению независимости и политической централизации Алании, в состав которой входили многие народы Северного Кавказа. Во второй половине XI-XIII вв. Северный Кавказ оказывается под мощным влиянием половцев. Костюмы северокавказского населения в этот период известны по археологическим материалам из аланских могильников Змейский (Северная Осетия), Рим-Гора и Кольцо-Гора (в Кисловодской котловине). Сравнительный анализ археологических находок и одежд, изображенных на половецких изваяниях, позволяет говорить о том, что в обозначенный период Северный Кавказ испытал влияние новой волны тюркской моды. Именно в половецкое время определился силуэт этнографического северокавказского женского платья, которое по форме стало максимально схожим с мужской верхней одеждой: приталенным, расклешенным и распашным, требующим пояса как конструктивного подкрепления, в отличие от предшествующего периода, когда женщины носили неподпоясанное платье прямого кроя. Изменения происходят и в манере ношения верхней мужской одежды: более короткое и тонкое платье стали надевать поверх длинного и плотного. Появилась новая деталь костюма - набедренная юбка бельдек.

Отсутствие большого количества узорных шелков в костюмах XI-XII вв. и замена их золочеными аппликациями в одежде связаны с сокращением поступления импортных тканей, что не нашло пока должного объяснения. Возможно, сокращение торговых отношений в какой-то мере отразилось и на исчезновении бус из женского костюма.

Внешность раннесредневекового населения Северного Кавказа

Представления о внешности раннесредневекового населения Северного Кавказа позволяют составить письменные свидетельства византийских авторов Аммиана Марцеллина, Михаила Пселла, Анны Комниной, арабского историка и путешественника ал-Масуди, а также данные нартского эпоса. Археологически засвидетельствовано, что волосы и бороды аланы окрашивали хной, женщины использовали румяна из охры. Набор растений, произрастающих на Северном Кавказе, позволяет предположить, что аланки, славившиеся своей свежей и нежной кожей, умывались отварами особых трав и использовали их для ухода за своей внешностью.

Костюмы персонажей Кяфарской гробницы

В качестве примера того, как сами аланы изображали свой костюм и какие детали одежды художники выбирали в качестве знаковых, рассматриваются изображения Кяфарской гробницы аланского правителя XI в. Среди изображенных на стенах гробницы костюмов выделяются мужские и женские одежды, разные по силуэту, облачение священнослужителя христианского культа и две разновидности светского мужского костюма. Фигура женского персонажа изображена в просторном неподпоясанном платье прямого силуэта и тюрбанообразном головном уборе. Фигуры в одежде приталенного и расклешенного силуэта атрибутируются в содержании рельефных сцен, как мужские персонажи. На рельефах Кяфарского мавзолея, на каменной плите из Кочубеевского района Ставропольского края, на рельефах храма Тхаба-Ерды в Ингушетии и на изваянии, изображающем аланского воина с Длинной Поляны в Архызе, воспроизведен один и тот же силуэт верхней мужской одежды. Костюм главного героя, для которого создавалась Кяфарская гробница, отличается от других персонажей остроконечным навершием головного убора, высокими сапогами и секирой, символом царского статуса. Все формы одежды, изображенные на рельефах, имеют прямые аналогии среди археологических находок, их семантика раскрыта в преданиях нартского эпоса.

Кавказский текстиль VII - первой половины IX вв.

Решение вопроса о характере и происхождении текстильных волокон имеет важное значение для истории хозяйственно-культурного развития северокавказских народов в раннем средневековье. Определение таксономической принадлежности текстильного сырья проводили на основе микроскопического исследования волокон в поляризованном свете, а также на основе химического воздействия специфическими реагентами. При этом в поляризованном свете для волокон льна и пеньки наблюдались различные картины. В работе обоснована методика определения видовой принадлежности лубяных волокон. В результате исследования 213 образцов установлено, что 143 (67,1 %) выполнены из волокон льна, 28 (13,1 %) - конопли, 31 (14,5 %) являются смеском конопли и льна. Небольшой процент составляют хлопковые ткани, смесок хлопка и льна, льна и шерсти.

С уверенностью можно сказать, что для населения Северного Кавказа в раннем средневековье лен был сырьем для одежды основной массы населения. Льняное сырье выращивали и обрабатывали на месте, что подтверждается письменными источниками, сведениями нартского эпоса и данными палеоботаники. Конопляное сырье использовали значительно меньше, чем льняное. Расчеты показали, что культивирование льна было более экономичным. Чтобы изготовить одинаковое количество изделий, производство конопли требовало в 2,3 раза больше посевных площадей, чем производство льна. Кроме того, для изготовления конопляных тканей высокого качества требовалось больше трудозатрат, чем для изготовления льняного текстиля.

Производство пряжи и холста исторически всегда было делом рук самих земледельцев. Частые находки деталей ткацких станков и пряслиц в женских захоронениях свидетельствуют о том, что прядение и ткачество повсеместно являлись домашними промыслами.

Реконструкция социально-ценностной прагматики в костюмах средневекового населения Северного Кавказа

В костюме с помощью конкретных символов половозрастной или социально-экономической дифференциации, этнической или религиозной принадлежности получали выражение ценностные и этические представления. В аланском костюме оппозиция «мужское - женское» связана не только с дифференциацией социальной роли мужчин и женщин, но и с этическими ценностями, принятыми в обществе. Функция мужчины-воина противопоставлена репродуктивной функции женщины. Внешне это выразилось в обязательности пояса, неразрывно связанного с оружием в мужском костюме, и принципиальном отсутствии пояса в женском платье прямого широкого силуэта с нашитыми на его подол амулетами плодородия. В аланском обществе отношения полов базировались на главных гендерных функциях мужчин и женщин, представлявших собой более древнее общественное явление, чем отношения собственности.

Представления о жизненном цикле и его этапах прослеживаются в аланском костюме в изменении длины нагрудного разреза платья и последовательной смене женских головных уборов (детские, девичьи, убор женщины-матери). Девичий головной убор маркировал не социальное положение, а биологический возраст, указывающий на потенциальную способность к деторождению. Только после реализации женщиной фертильной функции она приобретала социально-значимый статус, который был обозначен новой формой головного убора.

Юношу, включенного в состав дружинной организации, от мальчика отличал пояс с боевым оружием.

Количество шелка в аланском костюме обозначало социально-правовое положение, определяемое знатностью рода и воинской доблестью индивида, что выразилось в северокавказской пословице о людях знатного происхождения, впавших в бедность: «Ветхая тряпка, да шелковая». Золотые навершия на мужских головных уборах, как свидетельствуют данные эпоса, символизировали солнце. Солнечный свет и тепло, дающие жизнь и силу, ассоциировали с положительными категориями, которые соотносили с морально-этической оценкой доблестного героя. Человек, стоящий ниже на социальной лестнице, обладал меньшей долей качеств, олицетворявших благородство, или не обладал ими вовсе. Морально-этическая оценка «мелких», «ничтожных» людей через сравнение с элементами костюма выражена в эпизоде нартского эпоса, где сафьяновый чувяк говорит сыромятному: «Мерзкое ты дерьмо, ведь меня шила юная девушка, а ты щетина, ты же дрянь» Нарты: Абазинский народный эпос. - Черкесск, 1975. - С. 152. .

Костюм отражал некую ментальную составляющую, которая и определяла северокавказский костюм как этнорегиональный символ.

Костюм в историческом контексте средневековья

Трактовка элементов аланского костюма в исторических событиях и явлениях. Являясь знаковой системой в средневековом обществе, костюм нес самые различные смысловые нагрузки. В том числе дары одежд от византийского двора варварским правителям заключали в себе определенный смысл. Такой род гостинцев в форме одежд и тканей объяснялся не только драгоценностью последних. При византийском дворе покрой, цвет, характер нашивок являлись знаком социального положения обладателя. Таким образом, жаловались не столько сами одежды, сколько социальный статус, который они символизировали. Поэтому пристрастие варваров к византийскому облачению объяснялось не просто желанием обладать драгоценными тканями, а именно одеждами царскими. Это связано с политической ситуацией в варварских обществах, переживавших процесс образования государственности, для которых византийские облачения считались символом законности власти.

Средневековый костюм народов Предкавказья в контексте нартского эпоса. Важная роль в раскрытии внутреннего содержания средневекового костюма принадлежит устным народным преданиям. В нартском эпосе костюму уделено самое большое место по сравнению с описанием других элементов материальной культуры. Рукоделие и шитье отмечены в сказаниях особо, при этом подчеркнуто, что последние были основным занятием кавказских женщин. Умение рукодельничать ставилось в один ряд с красотой при выборе невесты. Имеющиеся в эпосе описания одежды соотносятся с археологическими находками. В период VII - первой половины XIII вв. каких-либо принципиальных локальных различий в формировании костюма на всей территории Северного Кавказа, по археологическим материалам, не выявлено. В преданиях всех северокавказских народов упоминаются одинаковые составляющие костюма в единой интерпретации, что подтверждает общность условий развития материальной культуры народов Северного Кавказа и формирования нартского эпоса как художественно переработанного отражения исторической действительности.

Истоки и этнографические параллели средневекового северокавказского костюма

Костюмные комплексы древних ираноязычных и тюркоязычных кочевников обнаруживают больше сходства, чем различия. Одежда и тех и других была сшита по сложной выкройке, что, собственно, и отличало ее от классической одежды античного мира, которую просто драпировали вокруг фигуры. Причина сходства в том, что оба комплекса сформировались как одежда всадника и окончательно сложились еще до середины I тысячелетия до н.э.

Крой аланского кафтана вполне соответствует крою этнографической черкески. Покрой верхней одежды не только сохранился в этнографическом платье, но стал господствующим в одежде народов Северного Кавказа. Среди археологических видов поясной аланской одежды выявляются прямые параллели с этнографическими аналогами. Прежде всего это штаны с широким шагом, исключительно удобные для верховой езды и широко распространенные в костюме северокавказских народов. Распространение наборных поясов относится к VII в. и связывается с тюрками.

Крой аланского женского платья полностью соответствует этнографическим женским рубахам, которые у некоторых народов Северного Кавказа являются достаточным видом одежды; в них позволительно находиться не только в доме, но и за его пределами. Покрой верхней женской одежды изменился в результате контактов со степняками-половцами. Единовременный отказ от веками сложившихся форм - кроя, конструкции, силуэта верхнего платья - нельзя объяснить только влиянием моды. Очевидно, здесь скрыты более сложные причины. Они могут быть связаны и с изменением положения женщины в обществе, и с переменой характера ее занятий, ибо народный костюм всегда отвечает потребностям повседневной жизни.