Золотые ювелирные изделия из Ольвии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Золотые ювелирные изделия из Ольвии

А.В. Буйских

Рассмотрены изделия из золота, найденные в Ольвии. Определены основные типы изделий -- детали венков, украшения, декор костюма; время их изготовления; поставлен вопрос о сходстве и отличии набора украшений в античном городе и варварской среде.

К л ю ч е в ы е с л о в а: Ольвия, некрополь, золотые ювелирные изделия, венки, серьги, кольца, бляшки.

Пристальный интерес к изделиям из драгоценных металлов из Ольвии появился еще до начала стационарных раскопок и был связан с грабительскими поисками сокровищ по всей территории ольвийского некрополя. Золотые изделия входят в постоянный перечень находок при первых стационарных исследованиях некрополя. Из раскопок некрополя И.К. Суру- чаном происходит «простой золотой перстень» [ОАК за 1882--1888 гг., с. СХ], В.Н. Ястребовым найдены «золотая пластинка в виде листика», «маленький смятый золотой листик», «золотой листик от погребального венка» [ОАК 1894 г., с. 99, 101]. И только с именем Б.В. Фар- маковского связан регулярный учет таких находок, а позднее -- их первая научная обработка. В отчетах он постоянно давал перечень найденных вещей, однако, с редкими фото. Это -- серьги [ОАК 1896 г., с. 204, рис. 585; с. 210, рис. 601]; пуговки, бляшки, бусы, колечко, пряжечка, «серьги с рогатыми львиными головками», «лепестки из венцов», «обрывки золотых нитей», найденные в 1901 г. [Фарма- ковский, 1903, с. 60, 61; 1903а, с. 18,19, рис. 39]; «две маленьких золотых пуговки» и «двадцать восемь тоненьких золотых лепестков от венков» из склепа Еврисивия и Ареты [Фармаковский, 1902, с. 15]; «мелкие золотые украшения» из склепа Зевсова кургана [Фармаковский, 1906, с. 30], «три золотых бляшки в форме звездочек, золотая буса», «золотая пуговка», «золотой резной перстень», «золотой перстень с резным изображением льва», «золотая серьга с альмандином и привеской в виде палицы Геракла и со стеклышком внизу», лепестки золотых венков, «золотые бусы в форме трубочек», «золотые блестки», найденные в 1902 и 1903 гг. [Фармаковский, 1906, с. 125, 126, 128, 129, 131, 139, 142, 143, 154, 160, 164, 165; 1904, с. 12; 1906а, с. 20]; «золотая нитка» из раскопок 1907 г. [Фармаковский, 1910, с. 65]. Были также найдены «архаические серьги из электра, золотое архаическое ушное украшение, золотые бусы, золотые мелкие пуговки в форме полушари- ков, архаическое ожерелье, составлявшееся из ромбиков, украшенных филигранью и зернью» [Фармаковский, 1909, с. 94, 95, рис. 116--119].

Приобретались и вещи из хищнических раскопок некрополя, среди них -- «золотой перстень с изображением головы Афины, золотая круглая брошка, украшенная сирийским гранатом и эмалью, пара золотых витых серег с львиными головками на концах» [Фармаковс- кий, 1909, с. 100]. Золотые предметы, включающие «десять золотых тонких штампованных круглых бляшек с изображением женской головы с накинутым покрывалом, обращенной вправо, восемь таких же бляшек с изображением головы Медузы, семь таких же бляшек полуэллиптической формы с изображением пальметок», «золотая подвеска в виде женской головки с большой стефаной, украшенной филигранным узором с синей эмалью», «золотой проволочный перстенек, три золотые шарообразные пронизи» происходят из кургана, раскопанного в 1912 г. Кроме того, были найдены «две пары золотых ушных украшений своеобразного типа», «пара золотых проволочных серег в виде колечек, каждая с тремя подвесками в виде птичек». Из покупок упомянуты «пара серебряных проволочных серег в виде колец с золотыми подвесками, представляющими лежащих на прямоугольных основаниях львов, золотой многогранник, украшенный инкрустацией из красного стекла» [Фармаковский, 1916, с. 33--35, рис. 53]. Раскопки 1913--1915 гг. дали две пары серег, четыре серьги в виде замочков, два ушных украшения, подвеску в виде львиной головы, подвеску в виде лунницы, различной формы бусины, перстенек, три сердцевидные нашивки, миниатюрный флакончик с крышечкой [Фармаковский, 1918, с. 40]. Золотые вещи происходили и из раскопок в городе [Фармаковский, 1906, с. 171, 174]. Все эти находки, как правило, поступали на хранение в Эрмитаж, создавая, таким образом, базу для дальнейшего их изучения. Одной из последних покупок Б.В. Фармаковского была золотая подвеска в виде львиной головы [Фармаковский, 1924--1925, с. 163, рис. 21]. Неотъемлемой частью ольвийской коллекции является также собрание А. Фогеля, поскольку его основу составили вещи, происходящие из грабительских покопов некрополя. Это 66 предметов из золота, включая парные витые серьги, в т. ч. с львиными головами, браслеты, подвески, кольца, перстни, антропо- и зооморфные подвески, розетки [Boehlau, 1908, Kat. N 1207--1263, Abb. 59--62], впоследствии разошедшиеся по разным музейным собраниям Европы.

Пять пар золотых «ушных украшений своеобразного типа» с круглыми дисками, украшенных львиными головками, а на концах дужек -- бараньими головками, опубликованы отдельно, отнесены к ионийскому производству середины VI в. до н. э. [Фармаковский, 1913, с. 24--26, табл. IX, 1--7]. В дальнейшем информация о находках золотых вещей в погребениях некрополя стала редкостью, как, например, упоминание о перстне с резным камнем из раскопок 1930 г. [Каряка, 2015, с. 196]. Ранние же находки лишь переопубликовывались в контексте изучения архаического некрополя [Капошина, 1956, с. 180, 181, рис. 21, 2; затем с лучшим для своего времени анализом: Скуднова, 1988, с. 21--23; см. также краткую информацию о золотых масках и лицевых пластинах: Папанова, 2006, с. 207--209, рис. 94]. К сожалению, даже этого нельзя сказать о публикации материалов некрополя классического [Козуб, 1974, с. 87--90] и эллинистического [Парович-Пешикан, 1974, с. 101] времени. М.В. Скржинской принадлежит еще один краткий обзор украшений из позднеархаического некрополя, предпринятый на основании тех же источников [Скржинская, 1987, с. 175 сл.].

Работ с современной интерпретацией ольвий- ских находок из золота, весьма немного. Следует упомянуть их публикацию в контексте изучения золотых украшений эллинистического времени из Средиземноморья и Причерноморья [Pfrommer, 1990, S. 372 f., Kat. N OR 243 ff.], однако, авторские датировки вызывают в целом ряде случаев обоснованные сомнения. На этом фоне необходимо выделить работы М.Ю. Трей- стера, посвященные детальному изучению отдельных категорий ольвийских украшений из дореволюционных раскопок и музейных приобретений [см. напр.: Трейстер, 1993, с. 87 сл.; Treister, 2004, p. 199 ff.], а также монографическое исследование, посвященное произведениям ювелирного искусства из Северного Причерноморья ІІ в. до н. э. -- ІІ в. н. э. В нем собраны, определены и продатированы вещи, найденные во второй половине XIX -- начале XX в. при грабительских покопах некрополя Ольвии, в настоящее время хранящиеся в разных музеях мира [Мордвинцева, Трейстер, 2007, кат. № С/1.5.4 и сл.]. Материалы из дореволюционных раскопок Ольвии вошли в появившийся недавно сводный каталог греческого золота из собрания Эрмитажа [Калашник, 2014].

На этом фоне очевидно, что материалы Оль- вийской экспедиции последних десятилетий весьма запаздывают с научной обработкой и публикацией. Исключением можно считать лишь украшения из ближайшего к Ольвии некрополя у Широкой балки [Папанова, 1993, рис. 32], но опубликованные без соответствующей интерпретации. Это означает, что массовая ольвийская коллекция ювелирных изделий до сих пор неизвестна. Недостаток информации особенно ощутим при сравнении с аналогичными публикациями материалов из других северопричерноморских центров и некрополей (см. напр.: [Мордвинцева, Хачатурова, Юрченко, 2010; Журавлев, Новикова, Шемаханская, 2014; Трейстер (ред.), 2015; Новичихин, Галут, 2013]).

Несмотря на то, что фонд ольвийских ювелирных изделий из золота пополняется медленно, они заслуживают публикации 1. При разработке их типологии нами использована схема, разработанная М.Ю. Трейстером по материалам Фанагории [Трейстер, 2015], внутри каждой из групп вещи рассмотрены в хронологическом порядке. При описании конструкции украшений и их отдельных элементов использованы соответствующие специальные работы (см. подр.: [Щапова, Лихтер, Сарачева, Столярова, 2007, с. 15 сл.; Сапрыкина, 2015, с. 208 сл.]).

Венки. С городища происходят три резных листка из фольги, два из которых сохранились почти целыми, от третьего -- верхняя часть (здесь и далее см. вклейку: рис. 1, 1--3). Вместе с венками найдена пластина с резным зубчатым краем из более плотной фольги (рис. 1, 4). вытянутая треугольная форма листков с острыми долями позволяет видеть в них дубовые листья. Венки из дубовых листьев широко известны в македонских некрополях -- в Синде, Вергине, Амфиполе, Дервени и др., а также святилище Эвклеи в Эге ([Andronicos, 1994, fig. 137; 184; Musti et al., 1992, cat. 146--148; Kyriakou, 2014, p. 258 ff., fig. 8, 12, 13 ff.]; о македонских венках см. подр.: [Tsigarida, 2006, p. 139 ff.]), где они датируются второй половиной IV в. до н. э.; см. также дубовые венки из некрополя Таранто первой половины II в. н. э. [Juliis (et.), 1984, cat. 33--42]. Следует, однако, отметить, что ольвийские листки по форме несколько отличаются от листьев на македонских дубовых венках, поэтому они не являются их полной копией. Наиболее близкой аналогией является венок из Пергама, отнесенный ко второй четверти III в. до н. э. -- дубовый венок имеет листья аналогичной пирамидальной формы с заостренными долями и с тиснеными прожилками [Jacobsthal, 1908, Taf. XXV, 1; Pfrommer, 1990, Kat. N HK 62]. Зубчатая пластина, возможно, служила одной из деталей при креплении листьев на тканевую или кожаную основу, однако утверждать это наверняка не представляется возможным -- венки македонского типа имели иное крепление на жесткой основе. В Северном Причерноморье подобные венки нам практически неизвестны . Только из тризны у кургана Зеленская Гора происходит дубовая ветвь с желудями, возможно, составлявшая часть венка [Калашник, 2014, с. 202, 203]. Датировка ольвийских листков раннеэллинистическим временем кажется наиболее предпочтительной. Определенные сложности представляет их интерпретация -- вряд ли их следует трактовать только как составную часть погребального венка. В Ольвии, как известно, в эллинистическое время существовала практика награждения отличившихся граждан золотыми венками [см. подр.: Русяєва, 1989, с. 27], поэтому находка золотых листков на городище, не исключено, подтверждает этот факт.

Остальные листки от венков, найденных в погребениях, представлены двумя типами. Листки первого типа имеют форму удлиненных трилистников с заостренными концами, без черешков, с тиснеными прожилками, дают три варианта размеров -- средние, наиболее встречаемые (рис. 1, 5--12), крупные (рис. 1, 13, 14) и мелкие (рис. 1, 15--21). Пара больших листков найдена в одном погребении с прямоугольной пластиной из фольги (рис. 1, 27). Листок средних размеров найден с тремя пластинками (рис. 1, 12, 28--30) и двойной пронизью в комплексе одного погребения. Шесть средних и шесть мелких однотипных листков, а также один мелкий ромбовидной формы (рис. 1, 5--10, 15--21), обнаруженный в склепе ІІ в. н. э., составляли один погребальный венок [Козуб, Папанова, 1983/31б, с. 14, 15, табл. 12]. Аналогичные по форме и размерам листки найдены на Боспоре, датируются I--II вв. н. э. [Трейстер, 2015, с. 93]. Известны они и в Средиземноморском регионе с аналогичной датировкой [Juliis (et.), 1984, p. 76, 5, cat. 26а; Pologiorgi, 1998, MQ 332]. Наборы из шести пар больших и мелких листков известны в погребениях некрополя Фанагории, в том числе вместе с прямоугольными пластинками [Мордвинцева, Хачатурова, Юрченко, 2010, кат. № 557, 568--570, 577, 579, 580; Трейстер, 2015, с. 89]. Аналогичные листки-трилистники и мелкие ромбовидные, также в сочетании с прямоугольными пластинами, найдены в Херсонесе [Пятышева, 1956, табл. VI, 6] и в варварских могильниках Крыма [Пуздровский, 2007, рис. 122; вклейки 1, 2; 11, 6; Мордвинцева, Трейстер, 2007, кат. № А282.1].

Листки второго типа крупные, ромбовидной формы, скорее всего, с удлиненным черешком и с гофрированными прожилками. Не менее шести листков от одного венка (всего 29 единиц с мелкими фрагментами) (рис. 1, 22-- 26) найдены в составе инвентаря погребения 1 склепа І--ІІ вв. н. э. [Крапивина, Ивченко, Диденко, Ланг, 2007/71, с. 8, 9, табл. 62]. Вместе с листками найдено две прямоугольные пластины (рис. 1, 31, 32) и мелкие фрагменты. Аналогичные листки также характерны для первых веков н. э., они известны по материалам Средиземноморья [Juliis (et.), 1984, p. 76, 6, cat. 26b]. Подобные пластины входили в состав погребальных диадем, хорошо известных в наборе аналогичных изделий на Боспоре (Трейстер, 2015, с. 98 сл., кат. № 49, 50, 52--55, 160, 186, 187, 189 и сл.), хотя в Ольвии неизвестны полосы фольги с крючками-застежками на концах.

Серьги. Наиболее ранней является серьга, состоящая из дужки, на которую надета подвеска в виде астрагала (рис. 1, 33). Дужка свернута из полоски фольги так, что вытянутый заостренный конец входит в свернутый трубочкой противоположный. Подвеска соединена с дужкой при помощи припаянной с узкой боковой стороны проволочной петельки. Астрагал двусторонний, обе стороны оттиснуты в формах и спаяны по бокам, по центру одной из лицевых сторон имеется маленькое круглое отверстие. Качество высокое, изделие повторяет малейшие анатомические детали прототипа. Сохранность хорошая, незначительные лакуны по боковым сторонам и напаянная сверху, в месте наибольшего повреждения, прямоугольная «латка». Исходя из контекста погребения с аттическим чернолаковым канфаром [Sparkes, Talcott, 1974, cat. N 701], датируется серединой -- третьей четвертью IV в. до н. э. Аналогии подвеске нам неизвестны.

Пара серег с витыми дужками и окончаниями в виде львиных головок (рис. 1, 34, 35) происходит из одного погребения. Несмотря на широкое распространение этого типа серег в Средиземноморье и в Причерноморье, количество которых постоянно увеличивается [Pfrommer, 1990, S. 146 ff.; с новыми находками: Трейстер, 2015, с. 108--111], в Ольвии они зафиксированы впервые за более чем сто лет после находок Б.В. Фармаковского и происходящих из собрания А. Фогеля. Морфология изделий позволяет отнести их к разным гарнитурам.

Первая серьга (рис. 1, 34) состоит из витой и сужающейся на конце дужки. Другой ее конец продет в высокую манжету, к которой с противоположной стороны припаяна полая головка льва. Дужка свободно витая, образована четырьмя свернутыми круглыми проволочками, расклепанными по центру дужки. Манжета широкая, имеет на стороне, обращенной к дужке, филигранное обрамление, перекрывающее ствол дужки, в виде ионийского киматия (фестоны: [Уильямс, Огден, 1995, кат. № 132]; подробное описание: [Трейстер, Тугушева, 2014, с. 393; Трейстер, 2015, с. 108]). Манжета обрамлена с двух сторон напаянными витыми проволоками: крупной в месте крепления головы, а со стороны дужки -- сдвоенной разных диаметров. По манжете с двух сторон филигранный декор из симметрично расположенных горизонтальных S-видных волют, завернутых в два с четвертью оборота из такой же витой проволоки. Головки в таких серьгах были изготовлены в специальных матрицах [Сапрыкина, 2015, с. 217--221]. Львиная головка имеет близкую трактовку паре серег из херсонесского подстенного склепа № 1012 [Гриневич, 1926, рис. 10; Manzewisch, 1932, Taf. I, 2; Williams, Ogden, 1994, cat. N 132; Уильямс, Огден, 1995, кат. № 132: открытую пасть, в которую завернут конец дужки и сквозное отверстие в правой глазнице. возможно, это подтверждает мысль о том, что глазницы изначально были инкрустированными [Трейстер, 2015, с. 108]. По крайней мере, пример инкрустации эмалями глазниц у таких серег и ожерелий с идентичными окончаниями известен [Williams, Ogden, 1994, cat. N 148, 149; Уильямс, Огден, 1995, кат. № 148, 149].

вторая серьга (рис. 1, 35) подобна первой. Небольшие отличия имеются в чуть более крупных размерах и проработке отдельных деталей. Серьга состоит из витой дужки, вытянутой в граненую проволоку по центру и примерно на треть всей длины к сужающемуся окончанию. Заостренный конец дужки продет в высокую манжету, к которой с противоположной стороны припаяна полая головка льва. Дужка свободно витая, образована четырьмя свернутыми круглыми проволочками так, что между ними на перегибе видны зазоры; не соприкасается с открытой пастью. Декоративное решение манжеты с напаянными филигранными S-видными волютами, завернутыми в два оборота и обрамлением из витых проволок, идентичны первой серьге. Глазницы проработаны в виде круглых углублений, что еще более наводит на мысль об утраченных инкрустациях.

Сохранность хорошая. У первой слегка отпаялась голова (виден зазор у манжеты), у второй -- в нескольких местах имеются утраты металла по пластине манжеты и на голове льва. Для изделий характерно высокое качество проработки деталей, каждая из которых является хроноиндикатором. Ольвийские серьги содержат набор декоративных признаков и характеризуются технологическими приемами изготовления, характерными для раннего времени. Прежде всего, это технология изготовления -- литье в формах [Сапрыкина, 2015, с. 217 сл.], вероятное наличие инкрустированных вставок в глаза, широкая манжета с декором из тонкой мелкопе- ревитой проволоки, фестонов, перекрывавших шов в месте стыка с дужкой, свободно перевитые круглые проволоки, образующие дужку.

в дискуссии о хронологии серег важным моментом является вопрос о времени их появления в Северном Причерноморье. Согласно М. Пфроммера, серьги с львиными головками из северопричерноморских памятников следует датировать «после-александровым» временем, точнее -- после 300 г. до н. э. [Pfrommer, 1990, S. 144, 154]. Пара серег из херсонесского склепа № 1012, наиболее близких ольвийским, была отнесена к позднему типу с датой середина ІІІ в. до н. э. [Pfrommer, 1990, OR 239, S. 150; ср.: Williams, Ogden, 1994, cat. N 132; Уильямс, Огден, 1995, кат. № 132]. Между тем, анализ серег вместе с комплексом инвентаря из херсо- несского склепа, позволил отнести его ко времени не позднее последней трети IV в. до н. э. [Рогов, 2002, с. 31, 32; Стоянов, 2004, с. 129]. Стилистический анализ серег указанного типа и их местных имитаций из Фанагории дал возможность выделить близкие изделия последней четверти IV в. до н. э. [Трейстер, 2015, с. 108--111]. Аналогичные серьги из Средиземноморья и ранее относили к IV в. до н. э., не позднее конца столетия [Greifenhagen, 1961, Kat. N 132, Abb. 72; Hoffmann, Davidson, 1966, cat. N 26]. Следует добавить, что к III в. до н. э. отнесена серьга с львиной головкой из некрополя Нимфея, не имевшая, в отличие от ольвий- ских и херсонесских, манжеты между головкой и дужкой [Силантьева 1959, с. 91, рис. 50, 2]. Погребальный инвентарь, обнаруженный вместе с серьгами в ольвийском склепе № 3/2010, дополняет информацию о хронологии серег [Ивченко, 2010/65, табл. 87]. Датировка серег с львиными головками из этого склепа находится в пределах последней четверти IV в. до н. э., что соответствует массовому распространению этих серег в Средиземноморье.

Серьга из жилого квартала Нижнего города (рис. 1, 36) -- витая, имеет округлую, слегка сплюснутую форму. Выполнена из трех рубчатых проволочек, концы которых соединены и вытянуты в тонкие округлые в сечении разомкнутые дужки, с мягко скругленными и не имеющими механических повреждений окончаниями. Одна дужка вдвое длиннее другой и слегка отогнута, за счет чего, вероятно, серьга и крепилась в ухе. В Ольвии известны две пары таких серег в собрании А. Фогеля [Boehlau, 1908, Kat. N 1212, 1213, Abb. 59, i, k]. Сохранность полная.

Отмечено, что разомкнутые серьги простых форм тяжело поддаются узкому датированию, поскольку характерны для широкого временного диапазона [Трейстер, 2015, с. 111]. В Средиземноморье известны подобные серьги из витых граненых проволочек с застежками, относимые к раннеимператорскому времени [Stefanelli, 1992, fig. 287]. Популярными были витые серьги с застежками (и с надетыми на дужки бусинами) в Северном Причерноморье, причем они известны в основном на Боспоре: в слое пожара в ранней цитадели на поселении Артезиан (Крымское Приазовье) с датой в пределах конца I в. до н. э. -- 46/47 г. н. э. [Винокуров, 2015, с. 286, рис. 10, 1]; в некрополе Горгип- пии (?), первой половины II в. н. э. [Журавлев, Трейстер, 2005, с. 186, 187, рис. 2, 2, 3; 4, 2, 3; Treister, Zhuravlev, 2006, p. 277 f., fig. 2, 2, 3; 4, 2, 3], в Фанагории с временными рамками I в. до н. э. -- I--II вв. н. э. [см. подр. классификацию серег с исчерпывающей лит.: Трейстер, 2015, 111 сл., рис. 21, 10--15]. Помимо этого, витые серьги с застежками происходят и из Ольвии [Boehlau, 1908, Kat. N 1212, 1213, Abb. 59, a, b, e, l, n]. Витые серьги с застежками происходят также из позднескифского могильника Золотая Балка, с датой погребального комплекса І в. н. э. [Вязьмитина, 1972, с. 67, рис. 31, 9; 69, 10]; из некрополя Танаиса с той же датой [Ше- лов, 1961, с. 30, табл. 39, 1]. Поэтому, исходя из конструкции публикуемой ольвийской серьги, ее следует датировать раньше, в пределах эллинистического времени, чему соответствует и общий контекст находки [Лейпунская, Каряка, Диатроптов, 2008/199, табл. 15].

Серьга-подвеска с припаянным кольцом (рис. 1, 37) найдена в культурном слое некрополя. Кольцо образовано двумя рублеными, слегка скругленными проволоками разной длины, концы которых заходят один за другой, одной стороной они припаяны к верхней части подвески. Подвеска трехчленная: ее верхняя часть образована конусовидной пластинкой вершиной вниз. Место крепления кольца прикрыто припаянной пластинкой полукруглой формы. Снизу к конусу крепится цилиндрическое горло, равное ему по высоте, образованное свернутой и спаянной пластиной. По горлу тонкой округлой проволокой нанесен филигранный спиральный орнамент, концы проволоки не соединены. Нижняя часть подвески образована двумя спаянными между собой конусами, имеет биконическую форму, украшена с двух сторон по линии шва восемью пирамидками из трех шариков зерни. Отверстие нижнего конуса снизу закрыто круглой пластинкой, на которую напаяна пирамидка из четырех шариков зерни. Имеет многочисленные механические повреждения: разомкнутое кольцо; отогнута полукруглая пластинка, прикрывавшая крепление кольца; вмятины по поверхности конусов, разрывы по шву.

Полная аналогия ольвийской серьге происходит из позднескифского некрополя около Золотой Балки на Нижнем Днепре. Комплекс погребения, в котором открыта пара таких серег, отнесен к І в. н. э. [Вязьмитина, 1972, с. 62, рис. 28, 7, 9; 69, 5, 6]. Вторая близкая по конструкции, хотя и не идентичная (вместо пластинчатого горла -- обе части подвески соединены скрученной спиральными кольцами проволокой), пара серег также найдена в этом же некрополе [Вязьмитина, 1972, с. 49, рис. 21, 1; 69, 1, 5]. Еще две такие пары -- с коротким пластинчатым горлом и с кольцами вместо горла -- происходят из собрания С.Н. Платонова (НМИУ). Последние изделия были детально рассмотрены на фоне аналогий из варварских памятников, что позволило отнести их также к I в. н. э. [Пукліна, Трейстер, 2007, с. 74--76, кат.8; о типе серег подр.: Мордвинцева, Трейстер, 2007, кат. № С/1.7.5, С/1.7.6]. Близкая, хотя и не идентичная, серьга найдена на Кубани с той же датой [Мордвинцева, Хачатурова, Юрченко, 2010, кат. № 97].

Ожерелья. Эта обширная категория украшений состояла из наборных изделий, типологически относимых к подвескам, пронизям и бусинам.

Подвески. Четыре амфоровидные подвески или подвески в виде плодов (здесь и далее см. вклейку: рис. 2, 38--41) происходят из погребения, которое по комплексу находок датируется второй -- третьей четвертью IV в. до н. э. [Папанова, 1993, с. 41, рис. 32, Б--Г, Е]. Две подвески (рис. 2, 38, 39) оттиснуты из двух половинок, имеют вытянутую веретенообразную форму. В верхней части покрыты двумя рядами мелких листочков с прожилками, в нижней -- продольное рифление, в углублениях напаяны мелкие шарики зерни. В большинстве случаев они утрачены, сохранились небольшие углубления в местах крепления. Основание одной из подвесок утрачено. У другой в основании напаяно колечко из гладкой проволоки, к которому крепилась шестилепестковая розетта с лепест- ками, контур которых образован такой же проволокой. С ожерельем подвески соединялись напаянными кольцами из проволоки, одного в виде полного кольца, второго -- в виде разомкнутого. Кольца крепились на миниатюрных, вогнутых по центру, цилиндрах. Третья подвеска (рис. 2, 40) имеет продольное рифление по всей длине. В дорожках были напаяны шарики зерни, на что указывают сохранившиеся углубления. Основание подвески утрачено. В верхней части к подвеске припаян цилиндр, обрамленный в основании проволочным кольцом. К верху цилиндра крепится петелька, образованная двумя витыми проволоками. Четвертая подвеска миниатюрна (рис. 2, 41), без дополнительного декора по поверхности. В основании по окружности напаяна тонкая проволока, к ней крепится шарик. Крепление подвески решено аналогично -- в виде вдавленного по центру цилиндра, к которому припаяно проволочное кольцо. Сохранность подвесок не очень хорошая. На всех имеются вмятины, есть утраты металла и напаянных деталей.

Стилистически близкие, как правило, имеющие незначительные отличия в оформлении декоративных элементов, амфоровидные подвески могли входить в состав как ожерелий, так и сложных подвесок, а также серег роскошного стиля. Такие украшения происходят преимущественно из курганов боспорской знати -- Большая Близница, Куль-Оба, склеп Васюринской горы, Карагодеуахш, найдены они также и в некрополях античных центров -- Пантикапее, Феодосии и в Херсонесе, в элитных погребениях Скифии, где использовались еще и в декоре головных уборов [Древности Босфора Киммерийского, 1854, табл. VI, 1--2; XII, 3, 4; XIX; Minns, 1971, p. 179, fig. 74; р. 216, fig. 119; Гриневич, 1926, рис. 16, 20--23; Прушевская, 1955, рис. 26, 40; Теренож- кин, Мозолевский, 1988, с. 91, рис. 98, 3, 4; 15; с. 96, рис. 103; Pfrommer, 1990, S. 203, Taf. 27; Алексеев, Мурзин, Ролле, 1991, кат. № 113; 122; 136; Williams, Ogden, 1994, cat. N 87--89; 94; Уильямс, Огден, 1995, кат. 87--89; 94; Saverkina, 2001, p. 1 ff., fig. 2, 4--6; Власова, 2010, рис. 45--48, 102; Журавлев, Новикова, Шемаханская, 2014, кат. № 46, 47, 76; Калашник, 2014, с. 78, 102, 103; 150, 151; 164--167, 186, 187, 196--199], а также в Македонии и Малой Азии [см. напр.: Musti et al., 1992, cat. 142; Williams, Ogden, 1994, cat. N 63, 64; 68, 70; Уильямс, Огден, 1995, кат. 63, 64; 68, 70; Themelis, Touratsoglou, 1997, p. 141, Z2; 143, Z8]. Соответственно наличию многочисленных аналогий, дата ольвийских подвесок не выходит за рамки середины -- третьей четверти IV в. до н. э., что соответствует и комплексу остального инвентаря из погребения.

Еще одна подвеска (рис. 2, 42) спаяна из двух половинок гофрированного металла в виде каннелюр, оттиснутых в форме. На обе стороны подвески надеты кольца из напаянных шариков зерни -- большего диаметра на верхнюю часть, меньшего -- на нижнюю. К ожерелью подвеска крепилась с помощью припаянной широкой гофрированной петли. Датировка таких подвесок вне контекста не проста, они известны для большого хронологического диапазона. Подвески с каннелюрами (названы «зерновидными») входят в состав ожерелья из некрополя Нимфея, датированного V в. до н. э. [Силантьева 1959, с. 74, рис. 38, 1; Калашник, 2014, с. 66]. Однако пропорционально они отличаются от ольвийской, имеют значительно более округлую форму. Скорее всего, ольвийская подвеска датируется позднеэллинистическим временем. Аналогичные подвески входят в состав ожерелья, найденного в Ольвии и хранящегося ныне в Grassimuseum (Лейпциг), отнесенного М.Ю. Трейстером к ІІ в. до н. э. -- І в. н. э. [Treister, 2004, App. 2.5; fig. 15]. Кроме того, подобные подвески происходят из погребений эллинистического времени (могильник Ленина 5) на Кубани [Мордвинцева, Хачатурова, Юрченко, 2010, кат № 252, 257]. Сохранность не очень хорошая. Распаялся вертикальный шов, частично отпаялось верхнее кольцо.

Дуговидная лунница (рис. 2, 43) из квадратного в сечении стержня со скругленными и разомкнутыми концами, которые завершены круглыми напаянными шариками. Наличие петли для подвешивания в виде припаянной с двух сторон тонкой полоски металла, указывает на ее использование в составе ожерелья. Подвес- ки-лунницы близкой формы известны в составе ожерелий и серег еще от раннеэллинистического времени [Hoffman, Davidson, 1966, cat. N 33, 34], наиболее широкое распространение в составе ожерелий получают именно в первые века н. э. [о типе украшения: Мордвинцева, Трейстер, 2007, с. 94]. Более поздний вариант этого типа украшений можно видеть в подвеске из упомянутого слоя пожара 46/47 г. н. э. в ранней цитадели на поселении Артезиан -- в этом случае дужки изделия сохраняют грани на всю длину, имеется также напаянный шарик у основания петли [Винокуров, 2015, с. 287, рис. 10, 5]. Такие же лунницы найдены в Херсонесе [Пятышева, 1961, рис. 16]; Усть-Альминском могильнике с датой І в. н. э. [Пуздровский, 2007, рис. 126, 8, 10; см. также: Мордвинцева, Трейстер, 2007, кат. № С10.2]; погребении № 1 некрополя у с. Коси- ка Астраханской обл., с датой первая половина І в. до н. э. [Мордвинцева, Трейстер, 2007, кат. № А114.7]. Из Ольвии (собрание П. Маврокорда- то, Британский музей) известны две лунницы с шариками зерни в основании петли, бусиной и подвеской со вставкой между концами, отнесенные к ІІ--ІІІ вв. н. э. (Мордвинцева, Трейстер, 2007, кат. № С/1.10.1.5, 1.10.1.6). Близкая лунни- ца обнаружена и в Марицинском некрополе -- в этом случае в основании петли помещена шестилепестковая розетка [Ebert, 1913, S. 74, Abb. 83, n]. Идентичная нашей лунница происходит из разрушенного кургана близ х. Элитный на Кубани с датой II в. до н. э. [Мордвинцева, Хачатурова, Юрченко, 2010, кат. № 603]. По условиям находки ольвийской лунницы в Нижнем городе и кубанской аналогии, наиболее вероятной датой ее изготовления представляется позднеэллинистическое время. Сохранность полная.

К категории подвесок, составлявших ожерелье, относится листок лавра (?) из фольги с тиснеными центральной и поперечными прожилками. Пластина петли вырезана вместе с листком и загнута вперед в виде кольца (рис. 2, 44). По контексту находок на городище его следует датировать первыми веками н. э. Сохранность полная.

К этой категории украшений относится также подвеска в виде каплевидного пластинчатого каста со вставкой выпуклого граната (альмандина) (рис. 2, 45). Размер каста в нижней части несколько превышает размеры камня. Петля образована тонкой полоской металла, вогнутой к центру, одним концом припаяна сверху, второй расклепан и припаян к спинке на половину ее высоты. По окружности край каста обрамлен припаянной тонкой рубчатой проволокой. Снизу крепился какой-то небольшой декоративный элемент или еще одна петелька, он обломан. Каплевидные гранатовые или сердоликовые вставки в оправе были весьма распространены в качестве отдельных украшений или в составе более сложных ювелирных композиций именно в І--ІІ вв. н. э. [о типе ожерелий со вставками: Мордвинцева, Трейстер, 2007, с. 82, 83, кат. № А28.1; А 221.1; С/1.2.3.4; см. также: Мордвинцева, Хачатурова, Юрченко, 2010, кат. № 587; Трейстер, 2015, рис. 42, 2, кат. № 147, 191]. Исходя из близких аналогий, ольвийская подвеска может датироваться І--ІІ вв. н. э. Сохранность почти полная.

Пронизи, бусины. Все они входили в состав ожерелий. Наиболее ранней является круглая, слегка сплюснутая пронизь, оттиснутая из двух половинок (рис. 2, 46). Шов от пайки по окружности обработан напаянной рубчатой проволокой, а сквозное отверстие с обеих сторон -- ободками из тонкой витой проволоки. На обе стороны симметрично в технике скани напаяны четыре пары двойных спиралей, завернутых в несколько оборотов, с шариками зерни в центрах. Спирали соединены вытянутой U-образной петлей, обращенной к центру. Идентичные пронизи известны в погребениях IV в. до н. э. местной знати в некрополе Пантикапея [Древности Босфора Киммерийского, 1854, табл. XII, 4; XIto, 4; Дюбрюкс, 2010, рис. 695; Williams, Ogden, 1994, cat. N 102; Уильямс, Огден, 1995, кат. № 102; Калашник, 2014, с. 96, 97] и Нимфея [Силантьева 1959, рис. 2, 3]. Близкие по форме и оформлению керамические имитации найдены в составе ожерелья из некрополя Таранто с датой вторая половина IV в. до н. э. [Juliis (et.), 1984, cat. 140]. Близкая по форме пронизь из Сицилии датируется III в. до н. э. [Hoffmann, Davidson, 1966, cat. N 52]. Ольвийская же пронизь, исходя из боспорских аналогий, может быть отнесена к середине -- второй половине IV в. до н. э. Сохранность полная.

Биконические бусы, спаянные из двух половинок (шов приходится по линии наибольшего диаметра), найдены в разных наборах, в погребениях некрополя и на территории городища. Низка бус из погребения, в котором были обнаружены рассмотренные выше серьги с львиными головками, сочетали мелкие цилиндрические пронизи в виде трубочек из фольги (рис. 1, 47). Одна крупная биконическая бусина с напаянными ободками вокруг отверстий (рис. 1, 48) и несколько мелких распаявшихся по шву бусин (рис. 2, 54, 55, 57) также происходят из некрополя (совместная находка с упоминавшимися амфоровидными подвесками), а другая, из полусферических половинок и без дополнительных колечек у отверстия (рис. 1, 49), -- из Западного теменоса, еще одна в виде согнутой половинки (рис. 2, 55) -- из жилого квартала. Кроме них, из затопленной части Ольвии происходит мелкая полая золотая бусинка с едва заметным продольным швом пайки (рис. 2, 50).

Популярность биконических бусин разных размеров, использовавшихся в ожерельях, была высокой, начиная от позднеклассического времени и в течение практически всего эллинистического. Такие бусины (отдельно и в составе пронизей, с ободками вокруг отверстий или без них) в массовом количестве найдены в некрополях Бос- пора и Херсонеса [см. с лит.: Мордвинцева, Хачатурова, Юрченко, 2010, кат. № 65, 234, 246, 357, 498; Бутягин, Виноградов, 2014, кат. 26; Трейстер 2015, с. 119 сл., кат. № 35, 39, 46, 139; Пяты- шева, 1961, табл. XII, 1]. Характерны они и для набора украшений в некрополях Средиземноморья, а также Македонии [см. напр.: Musti et al., 1992, cat. 124.3; 144; Williams, Ogden, 1994, cat. N 102; Уильямс, Огден, 1995, кат. 102; Themelis, Touratsoglou, 1997, p. 130, E2B, y].

Пронизь в виде стилизованного «гераклова узла» (рис. 2, 51) выполнена из двух спаянных штампованных пластинок, обрамленных сверху и снизу напаянной рубчатой проволокой, имитирующей зернь. По боковым швам видны разрывы. Аналогичные пронизи происходят из комплекса погребения в некрополе Танаиса, отнесенного ко второй половине III в. до н. э. [Шелов, 1961, с. 12, табл. XXXIV, 4]. В некрополе Фанагории такая пронизь входит в состав ожерелья, дата которого, по набору других составляющих, ближе к первым векам н. э. [Трейстер, 2015, с. 122--124, кат. № 65]. В некрополе Таранто аналогичные пронизи происходят из погребения первой половины II в. до н. э. [Juliis (et.), 1984, cat. 147]. Ольвийская пронизь стилистически ближе изделиям доримского времени.

Рубчатые пронизи (с поперечным рифлением) однотипны, одинарные, незначительно отличаются по своей длине, выполнены из скрученных тисненых пластин. Все они происходят из погребений некрополя первых веков н. э. Тринадцать пронизей (рис. 2, 52) найдены в склепе рубежа І--ІІ -- первой половины ІІ в. н. э. [Козуб, Хом- чик, Тупчиєнко, Ланг, 2002/142, с. 12, табл. 16], одна (рис. 2, 53) -- из ограбленного склепа конца I -- начала II в. н. э. [Ивченко, 2015, с. 13, табл. 38]. Такие пронизи найдены в массовом количестве в северопричерноморских некрополях и варварских погребениях того же времени [Мордвинцева, Хабарова, 2006, кат. № 37, 87, 102, 107, 111; Мордвинцева, Хачатурова, Юрченко, 2010, кат. № 144, 186, 322, 388, 393, 451, 456, 503, 507, 508, 555, 566, 583; Трейстер, 2015, с. 126 сл.; Храпунов, 2015, с. 229, рис. 7, 1--28].

Пронизи-трубочки также входят в набор нашивных украшений, популярных в эллинистическое время и в первые века н. э. Пронизь из свернутой пластинки имеет вытянутую усеченно-цилиндрическую форму, с поперечными тиснеными полосами сверху и снизу и хаотичными выпуклостями от ударов острым предметом по всей длине, скорее всего, изображает «палицу Геракла» (рис. 2, 56). Пробитое с одной из сторон отверстие свидетельствует о том, что пронизь могла быть составной частью ожерелья в вертикальном положении. Контекст находки в погребении с материалами І в. н. э. (Козуб, 1973/13в, с. 28, 29) позволяет датировать и пронизь. Вторая пронизь состоит из двух спаянных идентичных трубочек, каждая из которых вырезана из гофрированных полосок фольги, и обрамлена с обеих сторон припаянными такими же гофрированными манжетами (рис. 2, 58) [Козуб, 1999/1в, табл. 30, 31]. Их совместная находка в склепе с золотым листком и пластинами от венка (рис. 1, 12, 28--30) свидетельствует в пользу датировки в пределах I--II вв. н. э.

Полые трубочки, одинарные или сдвоенные, также входят в набор украшений длительного периода -- от эллинистического времени до первых вв. н. э. Близкие пронизи из некрополей на Кубани (с гладкой поверхностью) датируются ІІІ в. до н. э. [Мордвинцева, Хачатурова, Юрченко, 2010, кат. № 58; 70]. Пронизи ІІ в. до н. э., декорированные напаянной зернью и филигранью, среди которых серьга с подвеской- пронизью в виде «палицы Геракла» происходят из дореволюционных хищнических раскопок в Ольвии [см. со ссылкой на каталоги: Мордвинцева, Трейстер, 2007, кат. № С/1.10.1.1; 1.10.1.3; 1.10.1.8]. В ожерельях І--ІІ вв. н. э. пронизи-трубочки, гладкие или дополнительно украшенные кастами, как правило, выполняют функцию разделителей -- одинарная пронизь с напаянным проволочным кольцом [Мордвинцева, Хабарова, 2006, с. 17, кат. № 57; 151]; одинарные гладкие трубочки из Херсонеса [Пятышева, 1961, табл. IV, 5, 6]; двойная пронизь со вставками из Пантикапея [Мордвинцева, Трейстер, 2007, кат. № В36.3]; двойная пронизь из завернутой с двух сторон фольги и одинарные пронизи с напаянным декором из Фанагории [Трейстер, 2015, с. 134, 135, кат. № 136; 148].

Перстни, кольца. Перстень с узкой пластинчатой шинкой, расширяющейся при переходе к выпуклому овальной формы щитку с разрушенной пастовой (?) вставкой голубого цвета (рис. 2, 59). Углубление для вставки имеет ромбовидную форму. Вставка повреждена, шинка измята. Обнаружено в комплексе погребения с рассмотренными выше серьгами с львиными головами (рис. 1, 34, 35) и биконическими бусами (рис. 2, 47). Дата определяется комплексом погребения в пределах последней четверти IV в. до н. э.

Три идентичных кольца из свернутых круглых проволок происходят с городища. У двух (рис. 2, 60, 61) шов пайки практически не виден, у третьего (рис. 2, 62) концы проволоки разомкнуты. Судя по находке последнего в яме с материалами II в. н. э., их следует датировать не ранее этого времени. Идеально круглая форма позволяет видеть в них не височные кольца [см. напр. близкие по размеру: Мордвинцева, Хачатурова, Юрченко, 2010, кат. № 462], а кольца, надевавшиеся на пальцы. Сохранность полная.

Бляшки нашивные, представляют декор одежды. На территории городища найдена прямоугольная бляшка с изображением полу- присевшего на задние лапы орлиноголового грифона влево (рис. 2, 63). Грифон ушастый, над головой хорошо проработана лука в виде «кнопки», в широко раскрытом клюве виден язык, глаз круглый в фас. Грифон изображен с развернутым крылом с двухрядным оперением, с поднятой правой передней лапой и завернутым хвостом. Проработан схематично и не везде анатомически грамотно -- несоразмерна его поднятая передняя лапа, увеличен глаз, необычно передана поза задних лап. Особенности иконографии изображения дают возможность определить время изготовления бляшки.

Изображения грифона на известных находках из Северного Причерноморья иконографически связаны с переднеазиатским декоративно-прикладным искусством архаического времени, а также художественными изделиями, попавшими сюда в процессе греческой колонизации [Канторович, 2010]. Однако изображения грифонов собственно на нашивных прямоугольных бляшках широкого распространения не получили. Поэтому ольвийская находка заставляет еще раз обратиться к ним подробнее.

Среди бляшек с изображением грифона наиболее ранними являются ажурные бляшки из кургана Перепятиха рубежа VII--VI вв. до н. э. На них грифон ушастый, с крупной лукой над головой, круглым глазом в фас, с вертикально завернутым крылом, сидит на задних лапах [Скорий, 1990, фото 7, 1--5]. Он отражает именно те иконографические детали изображения, которые имеют ионийское происхождение и характерны для архаического времени, например, в вазописи [Kardara, 1963, fig. 122-- 125] и в торевтике -- литые протомы грифонов, украшавшие бронзовые котлы [Jantzen, 1955;

Jantzen, 1958, S. 26 ff.; Isler, 1978, Taf. 38, 17, 18]. Изображения грифона, перешедшие из переднеазиатского и греко-ионийского искусства, явились, по мнению А.Р. Канторовича, основой для широкого использования этого образа в скифском искусстве раннего времени [Канторович, 2010, с. 189 сл.].

Стилистические особенности, характерные для архаического времени, сохраняются в торевтике достаточно долго. На прямоугольной бляшке из Братолюбовского кургана первой половины IV в. до н. э. грифон изображен стоящим вправо, с крупным круглым глазом в фас, очень стилизованной лукой над головой, имеет схематично проработанное, завернутое вверх крыло и поднятый хвост [Кубышев, Бессонова, Ковалев, 2009, рис. 16, 1, фото 27]. Подобным образом изображены грифоны с львиной и женской головами и на бляшках из собрания П. Сабатье -- с приподнятой передней лапой и с завернутым вверх крылом [Журавлев, Новикова, Шемаханская, 2014, с. 20 -- ссылка на табл. V, 5, 7]. В бляшках из Куль-Обы и/или соотносимых с этим памятником -- он также ушастый, крыло завернуто и поднято, однако лука над головой уже отсутствует, клюв закрыт, а глаз имеет миндалевидную форму [Журавлев, Новикова, Шемаханская, 2014, кат. № 33, 34, 56, 69, табл. 11; 21].

После середины IV в. до н. э. изображения грифонов на бляшках меняются, становятся однотипными, хотя и не без архаических реминисценций. Грифон на прямоугольных бляшках из кургана у Дарьевки обладает высоким гребнем, спускающимся с головы на шею, голова повернута назад, крыло поднято вверх и завернуто [Minns, 1971, p. 177, 178, fig. 73]. На бляшках из Чертомлыка изображение грифона близко дарьевским, с той разницей, что у грифона два поднятых крыла [Алексеев, Мурзин, Ролле, 1991, кат. № 76]. По периметру такие бляшки декорированы рубчиком или псевдозернью, имеют по углам пробитые отверстия для пришивания. Грифоны, изображенные на горитах из Чертомлыка и Мелитопольского кургана, обкладке ножен меча и бляшках из Толстой Могилы, имеют большие расправленные крылья с двухрядным оперением, гребни на головах и длинных шеях [Тереножкин, Мо- золевский, 1988, рис. 140, 142; Мозолевський, 1979, рис. 52--55; 113, 11; 114; Алексеев, Мурзин, Ролле, 1991, кат. № 189], как в дарьевских и чертомлыцких бляшках. Помимо торевтики, в эпоху классики образ грифона в Северном Причерноморье получил чрезвычайное распространение и в глиптике [с лит. подр.: Трейстер, 2014, с. 196 сл.], а также в монументальной каменной пластике и в монетной символике Бос- пора [Античная скульптура, 2004, кат. № 78; Тункина, 2011, с. 108, рис. 135--138; подр. с лит.: Федосеев, 2015, с. 377 сл.].

Очевидно, что грифон на ольвийской бляшке отличается деталями, не характерными для иконографии второй половины IV в. до н. э. Их проработка свидетельствует в пользу раннего времени. Однако одним из главных отличий от изображений ионийского стиля архаического времени является расправленное крыло с двойным оперением. Это значит, грифон на ольвийской бляшке сочетает стилистические характеристики архаической и классической эпох. Это обстоятельство и позволяет датировать бляшку рубежом поздней архаики -- ранней классики, т.е. в пределах первой половины V в. до н. э. в настоящее время ольвийская бляшка является самой ранней среди золотых бляшек прямоугольной формы с изображением грифона из Северного Причерноморья.

Бляшка с грифоном из Ольвии выполнена в технике штамповки, края по периметру изделия загнуты. На оборотной стороне по диагонали напаяны разнонаправленные петли для нашивки, образованные свернутыми тонкими проволоками. Такой способ крепление отличается от известного для IV в. до н. э., при котором бляшка крепилась к основе при помощи сквозных отверстий по периметру. Сохранность полная.

Две бляшки с изображением сирен в фас с расправленными и прижатыми к туловищу крыльями и опущенными хвостами (рис. 2, 6465). Форма -- подпрямоугольная, с проработанным в рельефе сегментом окружности головы. Оперение туловища имеет суммарную проработку в виде сетки, на крыльях читается по два ряда перьев. Бляшки выполнены одним штампом, но детали прорисовки черт лица, прежде всего, носа и глаз, позволяют заключить, что они были доработаны индивидуально. Как и предыдущая, бляшки изготовлены в технике штамповки с загнутыми по периметру краями. На оборотной стороне противоположно одна от другой напаяны разнонаправленные петли для нашивки. Сохранность полная. Одна бляшка обгорела, утрачены нашивные петли. Бляшки обнаружены в разрушенном погребении с перемешанными и невыразительными материалами [Козуб, 1970/16б, с. 33, 36, 37 сл.]. Единственную аналогию им можно видеть в бляшке той же формы из кургана у станицы Елизаветовской на Нижнем Дону, хранящейся в Эрмитаже [Калашник, 2014, с. 201]. Однако елизаветовская бляшка изготовлена другим штампом, имеет более примитивную трактовку деталей и декоративные розетки вместо перьев на тулове и в верхней части крыльев.

Иконография сирен также подвергалась изменениям с течением времени. в вазописи архаического времени сирены изображались в профиль в виде птиц с женскими головами [Kardara, 1963, fig. 126, 127]. В надгробиях эпохи классики, найденных на афинском Керамике, сирена имела вид птицы с женским торсом, руками и расправленными крыльями в фас, одной рукой она придерживала грудь [Woysch-Meautis, 1982, cat. N 370--374, 376, 393--397]. Изображение сирен на ольвийских бляшках не имеет ничего общего ни с первыми, ни со вторыми. Иконографически они ближе фронтальному изображению сов на ранних (первой четверти V в. до н. э.) краснофигурных скифосах, типа найденного в Ольвии на Южном теменосе [Буйских, 2015, рис. 2, 7]. Это значит, что бляшки с изображением сирен можно предположительно продатировать, как и бляшку с грифоном, рубежом позднеархаического -- раннеклассического времени.

Вопрос о месте изготовления трех ольвийских бляшек остается пока открытым. Следует обратить внимание на мнение М.Ю. Трейстера о возможности изготовления мелких произведений глиптики с изображением орлиноголовых грифонов не только в Средиземноморье, но и в контактных зонах греческой и варварской культур, в том числе, и на Боспоре [Трейстер, 2014, с. 207]. В нашем случае, отсутствие точных аналогий ольвийским бляшкам не только среди материалов Северного Причерноморья, но и Средиземноморья, позволяет ставить вопрос об их изготовлении в Ольвии. Елизаветов- ская бляшка пока не позволяет такое предположение аргументированно отвергнуть. Кроме того, если оно окажется верным, тем самым подтвердит неоднократно высказывавшуюся точку зрения, что синтез двух разных стилистических влияний, ионийского и аттического, характерен для культурной традиции Ольвий- ского полиса в первой половине V в. до н. э.

Остальной массив бляшек представлен мелкими изделиями. Это, прежде всего, 29 мелких круглых бляшек (рис. 2, 66), обнаруженных в одном погребении с пронизью в виде «палицы Геракла» (рис. 2, 56). Они однотипны, выполнены в технике штамповки, имеют выпуклую центральную часть, по окружности обрамлены тонким валиком, по которому нанесены поперечные насечки. Таким образом, бляшка напоминает миниатюрную розетку. На каждой бляшке пробито по два отверстия для нашивки с противоположных сторон, причем не всегда по центру. В некоторых случаях имеются три отверстия, там, где удар пришелся на край. Аналогичные бляшки в качестве декора одежды получили широкое распространение практически во всем регионе Северного Причерноморья и характерны, в основном, для І в. н. э. [Мордвинце- ва, Хачатурова, Юрченко, 2015, кат. № 316; 360; 439; 466; 474--476; 516; Трейстер, 2015, с. 159, кат. № 190, рис. 38, 2]. Сохранность хорошая, при отдельных поврежденных по краям и смятых центрах. Кроме того, известны две еще более мелкие круглые плоско-выпуклые бляшки, выполненные в той же технике (рис. 2, 67). По краям с противоположных сторон пробиты два отверстия. На одной из бляшек имеется несколько поперечных рисок, которые могут оказаться и случайными. Аналогичные бляшки также известны для І в. н. э. [Пятышева, 1961, табл. І, 2--30; 32, 33; Мордвинцева, Хабарова, 2006, кат. № 148; 162; Мордвинцева, Хачатурова, Юрченко, 2015, кат. № 96]. Сохранность хорошая.

Найдена одна бляшка каплевидной формы (рис. 2, 68), по технике выполнения и оформления аналогичная круглым бляшкам. Она имеет выпуклый центр, с тонким валиком по краю, с поперечными насечками и тремя пробитыми отверстиями. Имеется еще одно маленькое отверстие по центру сверху, скорее всего, из-за того, что оно не было пробито полностью, пришлось сделать рядом еще одно. Такие бляшки, как и круглые, получили широкое распространение в регионе и датируются І в. н. э. [Пятышева, 1961, табл. ІІІ, 16--18; Прушевская, 1955, рис. 37; Мордвинцева, Хачатурова, Юрченко, 2015, кат. № 176, 581; Трейстер, 2015, с. 161, кат. № 71; 172; 242; рис. 37, 4--6]. Сохранность хорошая. Имеется также штампованная бляшка в форме треугольника с четырьмя рядами поперечного рифления (рис. 2, 69). По углам пробиты отверстия. Такие бляшки, наряду с круглыми и каплевидными, хорошо известны в северопричерноморских некрополях и преимущественно в І в. н. э. [Мордвинцева, Хачатурова, Юрченко, 2015, кат. № 317; Трейстер, 2015, с. 161, 163, кат. № 146; рис. 38, 4]. Сохранность хорошая.

Пять нашивных бляшек в форме шестилепестковых розеток (рис. 2, 70) найдены в одном погребении вместе с рубчатыми пронизями (рис. 2, 52). Бляшки выполнены штамповкой, вогнутый центр и лепестки обрамлены шнуром псевдозерни. По центру каждого лепестка пробито отверстие для пришивания. Еще одна розетка, отличающаяся выпуклым центром и двумя непробитыми лепестками, обнаружена вместе с рубчатой пронизью (рис. 2, 53) и бляшкой в форме треугольника (рис. 2, 69). Их датировка І в. н. э. подтверждена как комплексами совместных находок, так и многочисленными аналогиями. Идентичные или близкие по выполнению бляшки с семилепестковыми розеттами и выпуклыми центрами найдены в некрополе Херсонеса [Пятышева, 1961, табл. І, 9], с шестилепестковыми -- известны в варварских погребениях обширной территории ЮгоВосточной Европы [см. напр.: Мордвинцева, Хабарова, 2006, кат. № 157]. Сохранность разная -- от полной до утраченной наполовину.