Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 94(47)

Кубань, Терек и другие казачьи территории: их сила в разнообразии

Ерохин Игорь Юрьевич кандидат исторических наук eiu21@ya.ru

Аннотация

казачество государственность российский

Понять суть разнообразия форм и типов казачьей государственности становится принципиально невозможным без уяснения сути исторического разнообразия и специфики, традиционно сложившихся на пространстве Российской империи, территорий проживания казачества. Именно этот вопрос становится главным для понимания сути вопроса казачьей государственности, возникновения, существования и развития малых форм казачьего государственного обустройства.

Ключевые слова и фразы: казаки, государство, регионы, народ, этнос, культура, традиции, история, Россия.

Summary

It is basically impossible to understand the essence of the diversity of the forms and types of the Cossack statehood without grasping the essence of the historical diversity and specific character traditionally established across the territory of the Russian empire in the regions where the Cossacks live. This is exactly the main issue to be analyzed when trying to understand the essence of the Cossack statehood: in particular, the ways the minor Cossack states appeared, existed and developed.

Key words and phrases: сossacks, state, regions, nation, ethnos, culture, traditions, history, Russia.

«Актуализация региональной тематики сегодня выступает в качестве доминантной тенденции эволюции российского научного сознания, а потому диктует необходимость углубленной теоретической интерпретации территориальных феноменов, осмысления их реального многообразия и взаимозависимости, отслеживания территорий, а на данной основе и конструирования концептуальных основ региональной организации общества», - говорит в одной из своих работ историк С.О.Звонок [8, с.1]. В связи с подобным подходом особое значение и звучание получает методологический инструментарий «регионогенеза» [7;19]. Например, историк А.В.Сопов отводит важное место детальному изучению природы этнических территорий казачества, их структуры и особенностей развития именно на основах «регионогенеза» и его методов [18].

Долгое время отечественная историческая наука в области изучения вопросов казачества страдала большим заблуждением, - история казачества представлялась как всеобъемлющий и крайне унифицированный материал, много говорилось о единстве казачьей общности и совсем не говорилось об особенностях казачьего развития на основе пристального изучения территорий. Историки пытались определить все казачество в целом, не обращая внимания на частности и специфики казачьих войск, казачьих военно-административных и гражданских округов. Историк С.Г.Сватиков указывал на ошибочность и пагубность такого подхода: «Необходимо прекратить смешение понятий в казачьем вопросе и отказаться от односторонних подходов в изучении казачества» [16, c.6]. Другой историк, - А.П.Щапов в середине XIX в. писал о той же проблеме, - «У нас доселе господствовала в изложении русской истории идея централизации… Все особенности, направления и факты областной исторической жизни подводились под одну идею, - правительственно-государственного централизованного развития» [21].

В своих исследованиях Д.В.Сень справедливо замечает: «Вопрос о путях или вариативности казачьей истории нуждается в новых исследованиях, поскольку современных специалистов вряд ли может устроить распространенное в историографии мнение о «единстве» казачьего мира по отношению к вызовам внешних сил и условий. Такой единой позиции казаков никогда не существовало, и не будет существовать» [17, с.4]. В методологическом плане «необходимо уяснить географические особенности тех или иных взглядов казачества» [17, с.4]. Важные подходы в вопросах типологизации казачьих сообществ в зависимости от территориального, географического, этнографического и др. факторов обозначены в работах другого современного исследователя, - С.М.Маркедонова. В одной из своих публикаций Маркедонов задается и вопросом возможного единообразия казачьих территорий, возможно ли оно в принципе, - «…уссурийское, забайкальское казачество рубежа двух прошлых столетий, запорожское «лыцарство» и «Игнат-казаки», казаки Московской Руси, относящиеся к категории «служилых по прибору» и «воровские казаки» Ивашки Заруцкого, «советские казаки» и участники коллаборационистских частей и соединений… Исследователи едины в своих стремлениях представить казачество неким монолитом, вывести общее в его развитии, а то и «распрямить» некоторые острые углы прошлого «степных рыцарей». Между тем, без учета особенностей, без проведения серьезной работы по типологизации казачества невозможно преодолеть «смешение понятий» и выйти за рамки дискуссий, ставших «основными вопросами» казаковедения в 1980-1990-е гг.» [12, с.3].

На позициях учета фактора регионогенеза были проведены некоторые исследования последнего времени. Данное направление стало отличаться все большей и большей востребованностью. Именно с таких позиций было проведено детальное исследование проблем и особенностей генезиса Сибирского казачества историком Д.В.Колупаевым в 2011г. Колупаев отмечает, - «Многовековая история русского народа включает в себя социальное развитие его составных частей, представляющих собой различные общественные и субэтнические сообщества. Это обуславливается тем, что на огромных пространствах России, с ее различными географическими и социальными условиями, сложились особые группы населения со своим укладом жизни и общественным устройством. Как самостоятельная саморегулирующая социальная система, казачество - своего рода вещь в себе, соединяющая социальные, экономические и этнические характеристики» [9, с.2]. При этом эти характеристики могут быть весьма различны, иметь специфические особенности.

Многие исследователи, например В.М.Безотосный, глубоко убеждены в том, что разделение казачества на основе территориального и иных признаков происходит уже с самой глубокой древности. «С этнографической точки зрения первые казаки разделялись по месту возникновения на русских и украинских. Среди и тех и других можно выделить вольных и служилых казаков. На Украине вольное казачество было представлено Запорожской Сечью (просуществовала до 1775 г.), а служилое - «реестровое» - казаками, получавшими жалование за службу в Польсколитовском государстве. Русские служилые казаки (городовые, полковые, сторожевые) использовались для защиты засечных черт и городов… Хотя они приравнивались к служилым людям по прибору (стрельцы, пушкари), но, в отличие от них, имели станичную организацию и выборную систему военного управления. В таком виде они просуществовали до начала XVIII в.»[2]. Безотосный также указывает на устья и побережья крупных рек, - Дона, Яика, Терека, Волги, Днепра, как мест появления сообществ особого рода, - первых вольных казаков [2]. Именно местность, по мнению данного эксперта, накладывала мощный и неизгладимый отпечаток на специфику жизни, образ и род занятий казаков. Даже государство с его мощным воздействием и огромным административным ресурсом, инструментарием не смогло за века сломать специфические особенности казачьих территорий.

В других источниках находим: «Этнокультурный облик казачества характеризовался: доминированием восточно-славянских народов (русских и украинцев) в составе большинства казачьих войск; участием «нерусских» народов в формировании казачества; длительным культурнохозяйственными контактами с народами Кавказа, Сибири, Средней Азии, Поводжья, Дальнего Востока и др. Вместе с тем, конкретные исторические, географические и этнические условия способствовали формированию этнокультурного своеобразия населения отдельных казачьих войск. Поэтому их нельзя считать идентичными в культурном отношении» [15, c.4].

С развитием системы казачьих войск и усложнением их организации, ростом социально-экономического могущества особенности территорий не исчезали, а наоборот, лишь усиливались, получали новые черты и признаки. В известной степени это было связано с миграциями казачества из войска в войско, с территории на территорию. Государство же, с одной стороны, пыталось идентифицировать и унифицировать систему казачьих сообществ, с другой - охотно пользовалось специфическими войсковыми чертами организации.

Историк Ю.В.Куваргин отмечает, что жизнь и деятельность казачества к началу XIX в. была уже достаточно детально регламентирована указами власти и государственного аппарата Российской империи: «Положения о казачестве регламентировали все стороны государственной жизни» [10, с.7]. Но даже в этот период, при всех прочих условиях, казачество всегда находилось в поиске своих совершенно особых механизмов развития и выживания.

Одной из причин активности казачества и его участия в смутах ряд историков склонны видеть именно территориальный фактор, распыленность сил казачества: «Прекращение существования единого сословия «вольного» казачества связано не столько с внутренним его расслоением, сколько с мощным давлением со стороны феодального государства, целенаправленной политикой правительства Михаила Федоровича, в результате которой произошло распыление казачества по разным территориям, сословиям и владельцам» [20, с.37.] Это утверждение касается раннего казачества.

Сами казаки и их лидеры в концепции своей самобытности и права вольницы отлично понимали значимость особенностей населяемых ими территорий. В этом осознании заключался источник конфликта и противоборства с рядом партий в царском правительстве России. Отдельные царские администраторы нивелировали и недооценивали как роль самого казачества, так и уникальность, самобытность развития казачьих территорий. Хорошо известна позиция Д.А.Милютина. Историк А.А.Волвенко пишет о его взглядах и представлениях: «Д.А.Милютин и его окружение не казачьего происхождения. Д.А.Милютин негативно относился к черноморскому казачеству, пренебрежительно - к Донскому, игнорирующе и непонимающе к самобытным особенностям казачества…» [4, c.1]. Волвенко указывает на то, что единомышленники Милютина расценивали казачество лишь как покорный, слепой инструмент в руках государства для осуществления задач военной политики и реализации геополитических планов Империи [4, c.1].

Однако часть казачьей элиты поддерживала зыбкий курс Д.А.Милютина. К числу таких представителей казачества можно отнести донского казака, бывшего вице-директора департамента военных поселений генерала А.П.Чеботарева, влиятельного казачьего донского генерала И.И.Краснова и его сына - Николая, занимавшего должность офицера генерального штаба, автора «Материалов для географии и статистики России. Земля войска Донского» (1863 г.), кубанского казака, писателя и историка казачества И.Д.Попко [4, c.2]. Свои взгляды эти лица детально изложили в публицистике и средствах периодической печати, например, в изданиях «Русский инвалид», «Военный сборник» и др. Они считали, что казачеству на исконных территориях присуща излишняя замкнутость, под замкнутость в этих суждениях попадало и понятие «самобытности». Партия Милютина видела выход из создавшегося положения во всяческом усилении «гражданской» концепции развития казачества.

Началом активных действий Милютина по реализации его планов можно считать период с 1862 года, когда 15-го января был опубликован Высочайший доклад. Особый интерес для нас представляет девятая глава доклада «Иррегулярные войска». В тексте доклада показательно звучит фраза: «Задача, предлежащая правительству..., в отношении к казачьим войскам, заключается в том, чтобы согласовать, сколь возможно по самой сущности дела, исключительно воинский быт целого населения с общими условиями гражданского и экономического развития». В докладе фигурировало и особо настораживающее заявление, как то, - об «уравнении законоположений разных казачьих войск». Т.о., власть осознанно взяла курс на унификацию казачьей жизни, ликвидацию особенностей территориального и культурного самобытного начала многих войск.

Деятельность Милютина потерпела громкое фиаско. На местах, на традиционных казачьих территориях были сформированы специальные многочисленные комиссии, которым предлагалось представить материалы и предложения по унификации жизни казачества и казачьих войск. Представленные казачеством рекомендации вошли в полное противоречие с тем идеями, которые выдвигало правительство. Только лишь Оренбургское войско представило материалы, более или менее удовлетворительные для центра [4, с.3].

Опыт неудачных попыток унификации казачьих законоположений был оценен в работах правоведа М.С.Савченко, которая делала важный вывод: «В целом во второй половине XIX - начале XX вв. не сложилось законченной системы управления казачьими войсками, в полной мере отвечающей потребностям времени и интересам правительства. Постоянные изменения лихорадили казачество… В ходе реформ 60-х годов XIX в. принимались меры по усилению унификации казачьих территорий в демократизирующуюся систему государственного управления империей… Однако произошел частичный возврат к прежним нормам и правилам…» [14, c.30]. И далее, - «Реформы системы управления казачьих войск юга России второй половины XIX в. наглядно демонстрируют… высокую степень дифференцированности данных в различных войсках. Эти различия тем более важны, что они устойчиво сохранялись в важнейших с точки зрения жизнеобеспечения сферах, в частности, в организации местного самоуправления на его поселенческом уровне» [14, c.30].

Примечательно, что непродуктивность и малая результативность попыток унификации жизни казачьих территорий нашла выражение не только в широком аспекте постановки проблемы, но и болезненно чувствовалась в конкретных частных областях и направлениях. Например, в судопроизводстве. «Законодательные изменения, введенные Положением об управлении Войском Донским 1835 г. и основанными на нем Положением о Черноморском казачьем войске 1842 г. и Положением о Кавказском линейном казачьем войске 1845 г. были направлены на унификацию войсковых судебных учреждений с общероссийскими и на приведение войскового судопроизводства в соответствии с законодательными нормами, существующими для государственных судебных институтов. Однако..., несмотря на явную тенденцию к унификации, сохраняется нормативная дифференциация населения территорий казачьих войск, сосуществовавшая с традиционными нормами судопроизводства» [14, c.31]. Правительству более или менее удалось унифицировать судопроизводство донцов, но гораздо в меньшей степени кубанцев и терцев [14, с.31].

Сложившаяся ситуация с недооценкой своеобразия и особенностей регионального развития привела к существенным перекосам в отечественной историографической науке. Эти ошибки и заблуждения стали жупелом историографии на очень продолжительный период времени. С одной стороны, историки достаточное внимание уделили истории возникновения и развития крупных, основополагающих казачьих войск, - Донского, Кубанского, Терского, Оренбургского и др. С другой, - за бортом предметного изучения специфики и особенностей остался целый ряд интересных казачьих сообществ. Все это привело к утрате целостного и объемного представления о процессах, происходящих в казачестве в целом. Вместе с тем, без исследования уникальности мелких казачьих структур не могло быть и речи об объективной картине событий в тех же Донском, Кубанском, Терском и др. войсках. В исторических исследованиях крайне редко были упомянуты: Енисейское казачье войско, стихийно образовавшееся в период Гражданской войны, Ефратское казачье войско, сформированное из армян и так же ставшее продуктом Гражданской войны. Почти не встречаем мы упоминаний о Слободском казачьем войске, - «в 1638г. эта группа казаков покинула территорию, подвластную Польше, и перешла в пределы Московского государства. Казаки основали множество поселений на реке Северский Донец. Слободские казаки составляли несколько иррегулярных полков, затем несколько гусарских полков. В 1816г. официально был введен из оборота термин «Слободское казачье войско», казаки превращены в крестьян». О Терско-Кизлярском казачьем войске: «Войско образовано в середине XVIII века на русско-персидской границе по реке Тереку ниже Кизляра. В 1776 году Терско-Кизлярское войско вошло в состав Астраханского казачьего войска. Но потом передано в ведение Кавказского линейного войска». О Терско-Семейном казачьем войске: «Войско образовано в середине XVIII в. на русско-персидской границе по реке Тереку выше Кизляра. В 1746г. войско слилось с Гребенским, но потом снова обрело самостоятельность. В 1776г. войско вошло в состав Астраханского казачьего войска. А в 1786г. вышло из Астраханского войска и вошло в состав Кавказской линии. В конце концов, так же как и ТерскоКизлярское войско, стало составной частью Кавказского линейного войска».

К истории возникновения и развития Терского казачьего войска, его взаимоотношений с элементами государства и власти обращались еще многие исследователи дореволюционного периода. Российские историки, начиная с 90-х гг. XX в., продолжали это направление исследований.

Большой интерес вызывают работы С.А.Козлова, затронувшие проблему взаимоотношений кубанцев с институтами государства, власти и общества. Труды С.А.Козлова многократно переиздавалась. Особую линию в этих трудах получила линия духовных основ начал государственности Терского войска. Тема кубанцев не была полностью забыта даже в сложный для историографии советский период.

Говоря об основах государственности терцев, большинство исследователей придерживаются именно фронтирной теории происхождения данного войска. Это утверждение имеет под собой серьезную основу. Документальные источники утверждают, что образование казачества на Тереке было инициировано другим сообществом казаков - астраханскими казаками, вместе со служилыми, которые прибыли в названный регион в 1563г. по личному приказу царя Ивана Грозного. Примечательно, что царь послал казаков для помощи представителю местной этнической элиты, князю Темрюку. Столицей терских казаков стал городок на р.Сунже. Однако ряд историков предлагал и альтернативные «фронтирной» теории концепции, связанные с местными корнями терского казачества. Одним из специалистов, кто выступал с подобными гипотезами и мнениями, был историк Е.П.Савельев. Он объяснял появление казачества в районе Терека его связями с народом азов, некими потомками ариев. На наш взгляд, фронтирная концепция получила все же более убедительное звучание.

Как бы то ни было, уже в период развития терского казачества, примерно к концу XVI в., тема пограничья играла весьма существенную роль в жизни данного сообщества. Казачество Терека стало проводником идей централизованного государства и государственности на всей территории Северного Кавказа. В 1571г. князь Воротынский подготовил для казачества Терека первый сторожевой Устав его службы.

Историю формирования и развития Терского казачьего войска долгое время было принято считать во многом схожей истории кубанского казачества. Не случайно, что многие труды историков имели двойственную тематику, одновременно и во взаимосвязи рассматривая жизнь обоих казачьих сообществ [5;6]. Это объяснялось государственной направленностью деятельности данных войск, тесными взаимодействиями их с этническими элитами и рядом других факторов. Однако все оказалось далеко не так бесспорно, как это могло показаться изначально. Совсем недавно увидела свет работа историков Е.В.Балановской и О.П.Балановского, посвященная вопросам геногеографии, совершенно нового научного направления, исследующего народы мира по «однородительству» структуры ДНК [1]. Направление исследует и реконструирует цепочку последовательно проходящих мутаций на генном уровне, связывая их особенностями тех или иных этнических групп. Среди прочих вопросов данная работа затронула тему казачьих сообществ. О кубанском и терском казачествах в ней пишется: «Казачьи группы, сформировавшиеся на границах со степными горскими народами Предкавказья и Северного Кавказа, не испытывали значительного дрейфа генов. Зато они в полной мере подвергались влиянию миграций в ходе богатой событиями истории этого региона. Наиболее любопытные результаты получены при анализе полиморфизма Y-хромосомы у терских и кубанских казаков (Balanovsky et al., unpublished data). Терское казачество является самым первым на Кавказе, и исходно было немногочисленным. Напротив, кубанское казачество сформировалось исторически поздно (в XIX в.) за счет массовых миграций с Дона, а также внутренних областей России и Украины. К этим историческим сведениям генетическое исследование добавило новую любопытную черту. Оказалось, что терское казачество вобрало в себя более четверти местных, автохтонных кавказских гаплотипов Y-хромосомы. Кубанское же казачество не имеет генетического сходства с кавказскими народами (хотя проживает с ними бок о бок уже два века), и его генетический портрет совпадает с портретом населения Южной России и Украины. Можно полагать, что в ходе раннего периода жизни терских казаков на Кавказе их отношения с окружающими народами были более мирными, чем впоследствии в период Кавказской войны, и терские казаки включили большое число мужчин - выходцев из окружающих горских народов» [1, c.407].

Специальные данные генетических исследований вполне подтверждаются и независимыми от них данными исторических исследований. Еще А.А.Бестужев-Марлинский, анализируя историю терского казачества, писал: «Казаки отличаются от горцев только небритой головой: оружие, одежда, сбруя, ухватка, все горское… Почти все говорят по-татарски, водят с горцами дружбу, даже родство по похищенным взаимно женам» [3, с.201]. Историк В.Ф.Мамонов вообще считает, что у терцев изначально «был весьма силен тюркский элемент» [11, с.167]. История Терского войска в большей степени, чем история иных войск, хотя и их тоже, подтверждает слова, сказанные современным историком Б.Рафиевым: «еще с древних времен на защите Руси стояли не только казаки-православные, но также и казаки-мусульмане, и казаки-буддисты… Казаки, как отдельная, самобытная культурно-этническая группа, создавалась на протяжении длительного времени на территориях войсковых областей России в результате смешения этнических корней представителей различных народов…» [13].

Что касается кубанского казачества, то многие исторические исследования последнего времени рисуют его не столь этнически сформированной группой, нежели терское или то же уральское казачьи сообщества. Вот что говорит по этому поводу в одной из своих работ С.Маркедонов: «Можно ли считать единой в этническом отношении группу кубанских казаков? С 1860 г. черноморцы и линейцы соединены в одно войско, но, несмотря на то, что с того времени прошло много лет, до сих пор в жизненном войсковом обиходе сохранилось подразделение на черноморцев и линейцев с добавлением еще и закубанцев…» [12, c.3]. Маркедонов говорит и о внутриказачьих противоречиях именно по линии этнического сознания групп казачества [12, c.6]. Кроме противоречий между линейцами и черноморцами в Кубанском войске, к числу таковых могут быть отнесены и противоречия между Верховыми и Низовыми казаками в структуре Донского войска, отличавшегося всегда исключительной монолитностью своих рядов [12, с.6].

Исследование особенностей и уникальности территорий поселения казачества позволяет сделать ряд существенных выводов. Первый о том, что следует учитывать территориальный фактор неоднородности возникших казачьих структур.

Вторым аспектом стала неоднородность самого казачества внутри территорий войск. Так, в среде Донского казачества происходит разделение на Верховых и Низовых казаков, в Уральском - на «природных» и «ярыжных» (северных), в Кубанском войске - на линейцев и черноморцев, которые так и не становятся единым целым ядром. Метания представителей Терско-Кизлярского и Терско-Семейного казачьих войск, сообществ которые формировались по-соседству и практически на одной территории, - реке Терек, выше и ниже Кизляра, но сохранившими свои этнические специфики, даже входя в последующем в состав одних и тех же войск, - Астраханского, Кавказского линейного, они были оформлены в роли самостоятельных отдельных полков, - Терского и Кизлярского, соответственно.

Похожие процессы довольно часто имели место в традиционных государствах. Например, хорошо известна нелюбовь французов к бельгийцам, англо-саксов - к ирландцам и т.д. Эти факты косвенно свидетельствую о правильности выдвигаемой гипотезы наличия у казаков элементов собственной государственности и обоснованности существования малых форм этой казачьей государственности.

Литература