Старообрядческие общины Прикетья и Причулымья в конце XIX - 80-х гг. XX века (опыт реконструкции жизнедеятельности)

Все кресты в коллекции сделаны из дерева. Именно крестами, деревянными и меднолитыми, по воспоминаниям информантов были украшены простенки в доме Коноваловых в 1950-м году (медная пластика в ТОКМ не поступила). Символике «четырехчастного и трисоставного» креста, единственно признаваемого староверами, посвящено большое количество литературы, что позволяет на этом вопросе не останавливаться.

Определенной символикой обладали не только «видимые» предметы, но и «невидимая» среда (ароматы, фимиам), в которой шло общение между Божеством и молящимися. Привозной ладан не считался чистым у староверов Перми и Усть-Цильмы, поэтому они изготавливали его местные подобия (Т.И. Бабикова, С.А. Димухаметова). Наличие в заимочной коллекции кадильницы и своедельного ладана у исследуемой и у других общин подводит нас к выводу, что каждение во время служб и треб сохраняло свое символическое значение и считалось непременным атрибутом молений. Обратим также внимание на то, что для изготовления их использованы материалы, которые были доступны в «самодостаточном» мире изолята, материалы из внешнего мира игнорируются. Аналогом елея и «деревянного масла» для подливания в лампаду стало выступать льняное, а возможно и кедровое масло.

Несколько сосудов из состава коллекции были атрибутированы как богослужебная утварь (водосвятная чаша, дискосы, сосуды для освящения урожая). Все они сделаны из керамики. Как удалось установить, в древности богослужебная утварь изготавливалась из разных материалов - дерева, стекла, глины, камня, металла, и, следовательно, использование керамики для изготовления священных сосудов имело аналогии. Древний запрет применять окисляющиеся (медь) и впитывающие материалы (дерево) предоставлял старообрядческим общинам не очень широкое поле для выбора, тем не менее, керамика удовлетворяла обоим этим требованиям. Наличие водосвятной чаши подтолкнуло к изучению сюжета об аспектах использования старообрядцами богоявленской («святой воды»), занимающей особое место в представлениях верующих людей. Из литературы известно, что спасовцы, странники и часовенные, не признавая таинства причащения, на деле перед постом и смертью причащались «святой водой» (Е.А. Бучилина; «Духовная литература староверов востока России XVIII-XX вв.»). Таким образом, таинство причащения одними беспоповскими толками отрицается полностью, другие занимают компромиссную позицию, оговаривая разные варианты приобщения к Богу. О том, что причащение могло иметь место в практике изучаемой общины, говорит выявленная нами в коллекции записка на бересте с выпиской из текста чина причащения.

При изучении символов нельзя опираться только на «вещи видимые», поскольку одно из важнейших для старообрядцев «знамений» - двуперстное крестное знамение, - не представлено в материальных предметах. Однако игнорировать информационный потенциал вещественных источников при изучении категории «знамений и образов» недопустимо.

3.3. Предметы, связанные с молитвенной службой. Наличие в коллекции предметов, используемых во время или после молитвы (лестовки, подручники и чашки для братней трапезы) дает возможность подробнее рассмотреть тему молитвенной службы в жизни староверов. Молитва была непременной частью религиозного культа, обязательным атрибутом обрядов, богослужений, праздников и элементом повседневности. Она была способом общения с богом.

Обязательными принадлежностями молитвы у староверов являлись лестовка - русский вариант четок, и подручник. У рассматриваемой общины были холщовые подручники и лестовки. П.Е. Бардина писала о том, что к Пасхе во многих общинах изготавливались новые лестовки и подручники. Красота их как бы незаметно демонстрировалась на Пасхальной службе. На наш взгляд, не менее показательным могло быть состояние этих предметов на Страстной неделе, когда было видно, кто как молился в течение года. Если подручник не успел прийти в негодность, значит, не было проявлено в течение года должного усердия в молитвах. Это гипотетическое предположение о выразительности внешнего вида подручников в конце Страстной недели может быть либо подтверждено, либо опровергнуто в дальнейших исследованиях специалистов.

Оценивая информативность источников, подобных лестовкам, подручникам можно сказать, что они не могут передать духовное напряжение ситуаций, в которых они употреблялись. Молитва как духовное делание, как постоянный труд и смысл жизни, не может быть адекватно отражена через скромные атрибуты, ей сопутствовавшие.

3.4. Крестильный, он же смертный комплекс. В крещении видели метаморфозу, целиком затрагивающую человеческое существо. Это одно из двух таинств, признаваемых беспоповцами. Значение его было столь велико, что именно оно было основным условием принятия человека в старообрядческую среду. Особое значение имеет в этой ситуации белый цвет одеяния. Использование его как в крестильной, так и в смертной обрядности может быть связано с устойчивой символикой белого, принятой в христианстве, где белый цвет выражает радость, праздник, он же символизирует невинность, чистоту. Белый цвет - также цвет преображенных, обоженных существ («Настольная книга священнослужителя»). Может быть, широкое распространение холщовой некрашеной одежды естественного белого цвета, особенно в ситуации крещения и похорон, связано с тем, что белый цвет одеяния староверы радикальных толков понимали, в соответствии с христианской традицией, как опознавательный знак преображенных, «обоженных» людей.

Смертный и крестильный комплексы у староверов-странников и часовенных были почти идентичными. Погребальный дополнялся несколькими предметами - саваном, красноталовыми лаптями и свечой. Идентичность этих двух комплексов дала возможность затронуть еще одну тему в мировосприятии старообрядцев - отношение к смерти и ожидание ее. При рассмотрении крестильного и погребального комплекса заметнее, чем в других разделах, отсутствие информации о принятых в общине нормах. Сведениями о конкретных способах и местах крещения («галия» на болоте, река, или кадка-дуплянка), о «правильных» вариантах погребения и оформления могилы не располагал никто из «мирских» информантов. Именно крещение и погребение оказались самыми сокровенными. В этих обрядах сочетались две части: неизменная часть, выполнявшаяся в соответствии с уставом, и дополнявшая ее вариативная часть с большим количеством этнолокальных особенностей. Отсутствие знаний об этой, вариативной, части погребального обряда оставляет в нашем распоряжении только универсальные схемы и лишает возможности выявить своеобразие опыта данной общины.

Не могут быть изучены на основе только вещественных источников вопросы, не связанные напрямую с конфессиональной жизнью, но чрезвычайно важные для самоидентичности старообрядческих общин - отношение к печати антихриста, отношение к деньгам и браку, что подтверждает необходимость привлечения не одного типа источников («монокультуры»), а их комплекса.

Изучение коллекции позволило выявить лакуну в знаниях о старообрядческой культуре: в литературе отсутствуют сведения о культурных нормах, сообразуясь с которыми сакральные предметы функционируют в жизни общин. Это касается правил изготовления, использования и изъятия из обращения предметов сакральной и конфессионально-бытовой сферы.

Имеющийся материал не позволяет назвать согласие, к которому принадлежала община, хотя есть основания утверждать, что она стояла на радикальных позициях беспоповства. Наиболее вероятными, на наш взгляд, являются согласие странников или радикальные направления часовенных.

Все предметы культового комплекса - кресты, рубахи, пояса, аналогии елея и ладана, свечи, ритуальные чулки и лапти сделаны из тех субстанций, которые мог предоставить «самодостаточный» мир. То есть, культовый комплекс коллекции адекватно отражает суть основных идей беспоповского направления старообрядчества. Модификация идеи «самодостаточного» мира в конфессиональной сфере выражена языком вещей, и конкретнее, подбором соответствующей исходной субстанции для изготовления богослужебных предметов. В вещах-сигнификатах опредмечен определенный социальный смысл, особая культурная модель, своеобразная схема мироотношения.

На основе вещественных источников можно утверждать, что характерной чертой общины являются диахронные ассоциации членов группы с православным наследием, новаторство в этой сфере полностью определялось рамками христианской традиции. С другой стороны, отрицание мира современников служит подтверждением синхронных оппозиций, противопоставления «чистого» микросоциума «внешнему», антихристову миру. Мнение Н.Д. Зольниковой об архаизация жизни общин-изолятов подтверждается в рассмотренных нами материалах. На наш взгляд, архаизация была обусловлена двумя причинами: отказом использовать субстанции «внешнего» мира и технологическими возможностями самодостаточного мира.

Глава 4. Микросоциум в лицах. «Большая проблема «маленьких людей» может быть раскрыта и изучена только на специфическом корпусе источников (С.Д. Мякушев). В.С. Библер отметил, что именно «текст… это представленность человеческого бытия вне его самого». Корпус источников личного происхождения (эго-документов), имеющихся в составе заимочной коллекции, дает возможность рассмотреть бытие «маленьких людей» через написанное ими слово. Сохранившиеся документы оставлены были как теми, кто был близок к сакрально чистому центру, так и достаточно удаленными от него, находящимися на периферии религиозной жизни общины и даже представляющими переходный тип заимочника от «истого» старовера к «мирскому» человеку.

Имеющиеся в составе «заимочной» коллекции тексты можно связать с именем Федора Коновалова (дневник 1915-1923 гг.), его дочери Натальи Коноваловой («пасхальные» записи, переписка, разрозненные записки 1941-1980 гг.), а также с несколькими женщинами и девушками из состава общины, имена которых остались неизвестными. Рукописное наследие членов семьи Тиуновых представлено единичными документами.

4.1. Микросоциум в лицах: юноша (1915 - 1923 гг.).

Наиболее ранним в коллекции является мужской дневник. Анализ описания природы дал возможность выявить мироощущение его автора. Из набора основных семантических противопоставлений, описывающих модель мира, дневник содержит информацию о следующих парах оппозиций: день - ночь, солнце - месяц, дом - лес, жизнь - смерть, мужской - женский, видимый - невидимый, свой - чужой, чистый - нечистый (В.В. Иванов, В.Н. Топоров). Негативные части оппозиций оказались недостойными запечатления. В парах противопоставлений зафиксированы только положительные характеристики мира, что выявляет ценностную ориентацию человека, который живет в «чистом», изолированном микромирке и не фиксирует свое внимание ни на чем «внешнем». Его внутренний мир наполнен только событиями благостного окружающего мира, а основными действующими лицами являются он, отче, братья общины и существа тварного Божьего мира. Естественным продолжением жизненного пути этого человека стало его наставничество в общине.

4.2. Микросоциум в лицах: женщины (1941-1980 гг.)

Женские тексты настолько отличаются от мужского дневника, что применение к ним тех же методов анализа и интерпретации заставило усомниться в целесообразности использования подобного инструмента для изучения такого типа источников. Отличия сводятся к следующим моментам: времени написания - женские записи датируются 1941-1980 гг., жанром, манерой изложения, языковым особенностям (мужской дневник написан «окающим» говором, большинство женских записок - «акающие»), характеру сообщаемой информации, радиусу описываемого пространства, мироощущению авторов, возможно также, статусу в общине. Среди женских эго-документов имеются рассчитанные на коммуникацию (письма и записки, имеющие адресата), а также на аутокоммуникацию, обращенные собственно к самому себе. Вероятно, часть записок и дневников не предназначалась для прочтения другими людьми. Тексты «пасхальных» записей и дневников принадлежат перу нескольких женщин, они однотипны, их основным содержанием является перечисление состояния погоды в течение дней «светлой седмицы» (пасхальной), упоминается приход гостей и некоторые сведения о событиях за прошедший год. Один год от другого отделяются несколькими строчками немногословных записей (А.И. Мальцев).

В записях Натальи присутствуют как чистые, положительные члены оппозиций, так и те, за которыми традиционно закрепилось значение негативных. Разница в системе ценностей может быть обусловлена тем, что существующие ныне методики были выработаны на мужском материале и с трудом применимы к женским текстам и ментальности (Н.Л. Пушкарева).

Следует остановиться еще на одном сюжете, связанном с инвективой (ругательством) в виде слова «непись». Инвективы в старообрядческой среде редко подвергаются анализу (А.М. Селищев; И. Марыняк). В.И. Жельвис пришел к выводам, что законы их образования инвектив связаны с основными ценностями этнической группы, ругательство изобретается для обвинения адресата в нарушении им норм национально-культурного поведения.

Инвектива «непись» образована методом противопоставления провозглашаемым староверами ценностям, и обвиняет адресата в игнорировании культурной нормы, т.е. уважительного отношения к письменным текстам. Наиболее важная для общества информация дублируется и передается одновременно по нескольким каналам, включая как серьезные, так и несерьезные, второстепенные. В данном случае мы имеем именно такой вариант: серьезная информация передается по несерьезному каналу. Таким образом, инвектива как вспомогательный канал культуры использована для фиксации ценностных ориентаций староверов и связана с социокультурным своеобразием старообрядческой среды.

Подводя итог этой части работы, следует заметить, что анализ женских текстов требует особых методик. Можно присоединиться к высказанному Ю.М. Лотманом мнению, что простота текстов все время заставляет исследователя сомневаться в правильности выбранного кода дешифровки. Предварительно можно сказать о том, что слишком простое, малоинформативное содержание женских записей не равно тому смыслу, который в них вкладывался. Они проще мужского текста, но эта простота кажущаяся. Вероятнее всего, их смысл был связан с проблемой самовыражения индивидуума, преодоления одиночества путем «удвоения себя», спецификой самосознания членов микросоциума. Заманчиво было бы связать «пасхальные» записи с циклической моделью времени и ежегодным воспоминанием об акте творения мира. Однако этот сюжет требует дополнительной проработки. Кроме того, трудно провести параллели между завершенностью библейского акта мироздания, уложившегося в шесть дней, и принципиальной разомкнутостью, незавершенность образа, создаваемого женскими записями. Пока приходится признать, что женские тексты остаются для нас во многом неразгаданными.

4.3. Микросоциум в лицах: два поколения Тиуновых. Рукописное наследие Тиуновых в заимочной коллекции представлено единичными экземплярами. В коллекции есть лишь четыре небольших текста, оставленные Тиуновыми: записная книжка Федора Ивановича и письма его дочери Марии к «бывшей подруженьке» Наталье Коноваловой. Для воссоздания истории и облика семьи использованы не столько эго-документы, сколько рассказы самих Тиуновых археографам, журналистам и музейным работникам, а также сведения информантов.

Васса и Федор Тиуновы, даже являясь выходцами из старообрядческих семей, имели иной образ жизни и иной жизненный стандарт, чем семья Коноваловых и других старообрядцев этого куста. Способ и время ухода от мира, образ жизни, поведение после принятия крещения, оценка ими других старообрядцев свидетельствуют о двойном стандарте в поведении Тиуновых. Как отметил Н.Н. Покровский, далеко за пределами ядра убежденных ревнителей старой веры находится большое количество ее приверженцев, для которых стихийный дух протеста был куда притягательнее споров о религиозных тонкостях.

Таким образом, эго-документы, в сочетании с другими видами источников, могут быть использованы для воссоздания облика оставивших их людей, для целей исторической реконструкции микросоциума. Памятуя, что старообрядческая колонизация глухих углов осуществлялась в двух формах - монастырской и крестьянской (Н.Д. Зольникова, Н.Н. Покровский), отметим, что мир, развернувшийся перед нами, - крестьянский мир. По содержанию часть записей можно отнести к типичным для староверов и старообрядческого социума. В первую очередь это можно отнести к мужскому тексту. Женские тексты больше характеризуют личную культуру индивида, совокупность личных образцов поведения, методов деятельности и мыслей, часто неизвестных другим людям.

Идея самодостаточного мира реально воплощалась в жизнь людьми очень разными. О каждом из действующих лиц можно сказать, что он «обычный человек в его противоречиях, который достоин не восхищения и подражания, а скорее понимания и сочувствия». Выявленные конкретные черты старообрядческого микромира открыли новые стороны действительности. Эго-документы заимочной коллекции дают возможность еще раз убедиться в плюральности мышления, в наличии неструктурного в структуре, нетипичного и единичного даже в пределах микросоциума и в рамках одной формы миропонимания.

В заключении подводятся итоги исследования. Учение о воцарении антихриста оказало серьезное влияние на складывание этноконфессиональности староверов. Оно пронизало все сферы бытия и заставило выработать правила поведения по отношению к внешнему миру. Оппозиция «мир божий / мир антихриста» стала всеобщей. Перевод ее на язык быта привел к тому, что она стала одной из основных парадигм социума. Постоянное осмысление себя и своего окружения в соответствующих категориях способствовало закреплению идеи в сознании и требовало адекватных способов действия. Прекращение контактов с «падшим» миром стало предпочтительной для старообрядцев моделью сосуществования двух миров.

Рассматриваемый микросоциум обладал рядом свойств и особенностей, благодаря которым связь между основными идеями, конфессиональными особенностями и повседневной жизнью, а также определенным образом организованной средой выступает достаточно отчетливо. Эта специфика особенно заметна на фоне других групп и социальных слоев России XIX - XX вв.

Приложение содержит карты, а также изображения предметов и записок из состава «заимочной» коллекции ТОКМ.

Апробация результатов исследования. Результаты работы были апробированы в ходе научных и научно-практических конференций межрегионального и международного уровня, посвященных изучению старообрядчества и проблемам межкультурных контактов, проходивших во Владивостоке (19-25 сентября 1994 г.), Москве (21- 24 ноября 1995); Томске (4-6 октября 1996 г.; 4-6 апреля 2001 г.), Северске (18- 20 мая 2001); Улан-Удэ (26-28 июня 2001 г.); Перми (24-26 октября 2001); а а также в ходе выставок ТОКМ «Град небесный» (Томск, 1997) и «Душа моя, голубка» (Красноярск, 1997).

Положения диссертации нашли отражение в следующих публикациях

1. Приль Л.Н. «Островной летописец» // Труды Томского государственного объединенного историко-архитектурного музея: Сб. статей /Н.М. Дмитриенко. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 1995. Т.VIII. - С. 183-222.

2. Приль Л.Н. Аспекты старообрядческого дневника: «Божий мир» и «апостольская» община // Труды ТГОИАМ: Сб.статей / Я.А. Яковлев. - Томск: Изд-во Том. Ун-та, 1996. Т. IX. - С. 150-161.

3. Приль Л.Н. Образ мира в бытовом дневнике старообрядца // Исторический источник: Человек и пространство: Тез. докл. и сообщений науч. конф. Москва, 3-5 февр. 1997 г. / О.М. Медушевская, И.Н. Данилевский и др.; РГГУ. И.А.И. Каф.источниковедения и вспомогат. ист. дисциплин; РАН. Археогр. комис. - М. 1997. - С. 97-99.

4. Приль Л.Н. Староверы: пространство, путь, дорога // Русские старожилы. Материалы III-го Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири (11-13 декабря 2000 гг., Тобольск). - Тобольск - Омск: ОмГПУ, 2000. - С. 195-197.

5. Приль Л.Н. Староверы Причулымья: факторы освоения территории // Пространство культуры в археолого-этнографическом измерении. Материалы XII Западно-сибирского археолого-этнографического совещания. 4-6 апреля 2001 г. - Томск, 2001. - С.183-185.

6. Приль Л.Н. Женские записки и дневники в “заимочной” коллекции ТОКМ // III Межрегиональная научно-практическая конференция «Музей и город - 2001» Северск, 18- 20 мая 2001. - Северск, 2001. - С. 201-204.

7. Приль Л.Н. “Сосуд священных слуга да не прикоснется” // III Международная научно-практическая конференция “Старообрядчество: история и современность. Местная традиция. Русские и зарубежные связи». 26-28 июня 2001 г. - Улан-Удэ, 2001. - С. 356-359.

8. Приль Л.Н. “Заимочная» коллекция ТОКМ: проблемы атрибуции и каталогизации // Роль научных учреждений и музеев в деле сохранения, популяризации и использования культурного наследия народов Сибири. Материалы Научного совета музеев Сибири. - Омск, 2001. - С. 47-54.

9. Приль Л.Н. Социокультурный контекст одной инвективы староверов // Язык и общество на пороге нового тысячелетия: итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции. Москва, 23-25 октября 2001. - М.: Эдиториал УРСС, 2001. - С. 202-203.

10. Приль Л.Н. Из земли Пермской в Сибирь, с идеей самодостаточности // Старообрядческий мир Волго-Камья. Проблемы комплексного изучения: Материалы научной конференции. - Пермь, 2001. - С. 248-256.

Размещено на Allbest.ru