Политика социального реформизма в британских доминионах в последней трети ХIХ – начале ХХ в.

Огромный пласт материалов о доминионах имеется в публикациях британского министерства торговли (1912, 1913).

Свидетельства о рабочих и фермерских волнениях, прежде всего в районах железнодорожного строительства или недалеко от железных дорог, содержатся в отчетах Северо-западной конной полиции Канады (1897, 1899, 1906, 1909).

Неоценимую роль в написании данного исследования сыграли материалы статистики. Были использованы данные четырех общенациональных канадских переписей 1881, 1891, 1901 и 1911 гг., каждая из которых составила несколько томов. Также канадское статистическое ведомство составляло отдельные тематические статистические сборники.

Был использован статистический труд в четырех томах, изданный в 1918 г. «Труд и промышленность в Австралии. От первого поселения в 1788 г. до образования Союза в 1901 г.», прежде всего третий и четвертый тома, хронологически соответствующие периоду данного исследования. Благодаря высокому качеству, статистика доминионов того времени пользуется заслуженным уважением у специалистов.

Большое значение для работы имели профсоюзные издания. Важнейшим источником стали протоколы Профессионального и рабочего конгресса Канады (ПРКК) за 30 лет - с 1883 по 1913 гг., с 1-го по 29-й конвент.

Особую группу источников составляют сочинения, воспоминания, дневники известных деятелей международного рабочего движения, например, лидера межнациональной рабочей организации - Ордена рыцарей труда Т. Паудерли, основателя и бессменного президента Американской федерации труда С. Гомперса и мн. др. Большой интерес представляют статьи, речи, письма Артема (Ф.А. Сергеева) - известного деятеля большевистской партии и Советской России, с 1911 до 1917 г. находившегося в эмиграции в Австралии.

В разделе 2.6 «Методология и методы» были рассмотрены методологические основания организации материала и логики его изложения.

Разнообразные аспекты развития доминионов были представлены как частное проявление сложнейшего, полиструктурного, многомерного исторического процесса. В поле внимания автора по существу были три броделевских времени: и почти вневременные природно-географические процессы на самом глубинном уровне, дающие важные для исследования характеристики географического положения и природы трех стран; долговременные социально-экономические процессы, протекающие на глубоком уровне, и быстротечные событийно- политические процессы на самом верхнем уровне исторической конструкции, которые, в конечном счете, и оформились в политику социального реформизма. При полиструктурном видении истории становятся необоснованными любые попытки ее интерпретации, исходя из какого-либо доминирующего фактора. Многомерная история стремится вскрыть множественность векторов, полиритмический характер исторической динамики, непрерывность и прерывистость, подъемы и падения, движения по прямой и изгибы, прогресс и регресс. В таком видении уживаются и вполне позитивистское стремление к научному объяснению объективного исторического процесса с уверенностью написать «как это было» со вполне субъективистским, постмодернистским конструированием исторической реальности в форме авторского нарратива.

Стремление отразить многомерность исторического процесса базируется на приверженности следующим общенаучным принципам: объективности, историзма, системности, ценностного подхода.

Для организации материала в данном исследовании были использованы следующие методы:

- неоинституционализм. Предметом исследования в данной работе стал комплекс самых разнообразных институтов, начиная от сложившейся практики самоорганизации гражданского общества в форме профсоюзных, фермерских организаций, политических партий, трудовых отношений в промышленности и сельском хозяйстве, и заканчивая законодательными актами, юридическими нормами и создаваемыми для их выполнения учреждениями. В условиях переселенческих колоний ярко проявляется институциональная инерция, самостоятельная и независимая роль институтов, выстраивающихся не столько по проекту политиков, сколько в силу сложившейся институциональной практики.

структурно-функциональный анализ. Все институты, исследуемые в работе, мыслятся как самоорганизующиеся, управляемые в соответствии с принципом обратной связи системы. В исследовании в той или иной степени анализируются самые разнообразные системы: природа - общество - государство; экономические, социальные, политические, государственные, партийные, профсоюзные, фермерские системы, системы принятия политических решений, законодательные системы и т.д.;

сравнительный метод, благодаря которому в исследовании проведено сопоставление исторических реалий по всем выбранным аспектам проблематики между тремя странами Канадой, Австралией и Новой Зеландией. Закономерность такого сравнения определяется типологическим сходством трех британских доминионов, развивавшихся в качестве переселенческих колоний Великобритании.

Для данной работы характерен междисциплинарный подход - привлечение для воспроизведения исторического процесса данных, способов видения, теорий, концепций из самых разнообразных гуманитарных дисциплин: экономики, социологии, политологии, сравнительной политики, социальной экологии, социоестественной истории, социального и трудового права и т.д.

Важнейшее направление социальной политики, связанное с регулированием трудовых отношений в промышленности, раскрывается в главах 3 - 6.

3. Государственный сектор экономики

Анализируется структура государственной собственности и государственного активизма в целом, которые стали своеобразной чертой развития доминионов, частью их социально-экономического эксперимента в отличие, например, от такой же переселенческой колонии, как США.

Между собой три доминиона представляли разные примеры наличия государственного сектора: в Канаде оно было наименьшим, в Австралии - средним, в Новой Зеландии - максимальным. Новая Зеландия политиками и исследователями того времени была признана бесспорной страной государственного социализма.

Объяснение этого факта исключительно переселенческим характером колоний, при котором местное население в расчет не принималось, и прибывавшим переселенцам приходилось все создавать с нуля, поэтому коллективизм естественно становился для них средством выживания, не является достаточным. Его нарушает история США. Учитывается ярко выраженный прагматизм правящих элит, могущих экспериментировать в условиях отсутствия разветвленной бюрократии, влияния аристократии, острой партийно- политической борьбы и т.д. Подчеркивается особая аполитичность эмигрантов. Если первыми эмигрантами в Америку были люди, преследовавшиеся за религиозные взгляды, для которых главной ценностью была политическая свобода, то главными мотивами эмиграции в доминионы были экономические. Экономический прагматизм рядовых поселенцев поддерживал прагматизм руководства на государственном уровне. Глубокие и аргументированные интерпретации рождаются под воздействием социоестественной (СЕИ) или экологической истории, размышляющей над влиянием на историю общества природных, климатических, географических факторов. С этой точки зрения положение доминионов сразу оказывалось гораздо менее благоприятным, чем США, и настолько сложным, что одной частной инициативой экономика поддерживаться не могла.

В таких условиях главной заботой государства становилось создание транспортной инфраструктуры - ключевого звена государственного сектора.

В северной Канаде с суровым климатом, с «фантастическими границами», которую называли «скорее континентом, чем страной», с редким населением, размещенным по ленточному принципу на юге, с многообразием природных зон и ландшафтов развитие транспортной инфраструктуры становилось не только экономическим, но и политическим делом. В индустриальную эпоху именно железные дороги и судоходные каналы, а также почтовые, телеграфные и телефонные сети могли связать страну в единый организм, преодолев ее географию в пользу истории.

Южная, жаркая и сухая Австралия представляет собой полную противоположность северной Канады - страны озер и полноводных рек. Австралия не может обойтись без искусственного орошения. Своеобразной компенсацией безводности континента является наличие большого количества артезианских бассейнов. Артезианские колодцы широко используются в животноводстве, растениеводстве и для промышленных нужд. В этом и заключалась экологическая подоплека австралийского «государственного социализма». Строительство и поддержание в порядке крупномасштабных ирригационных сооружений всегда было коллективным делом, важнейшей функцией государства. Роль австралийского государства в создании железнодорожного транспорта была менее активной, чем роль канадского государства, как собственно и сама роль железнодорожной инфраструктуры, в условиях «приморской страны». Транспортные системы и в Австралии и в Канаде были прежде всего ориентированы на обслуживание сырьевого и сельскохозяйственного экспорта в Великобританию.

Государственный бизнес Новой Зеландии не имел под собой объективных природных оснований в виде огромных территорий, жаркого засушливого, или наоборот холодного сурового климата. Тем более, что наличие подобных природно-климатических особенностей в Австралии и Канаде как раз и не привело к установлению такой степени государственного социализма, как в Новой Зеландии. Нельзя сказать, что в условиях переселенческой колонии новозеландское государство вело бизнес в тех сферах, в которые еще не пришел частный капитал, или вообще был не в состоянии ими заниматься. Как писал Р. Хатчинсон, государство в Новой Зеландии «вело бизнес там, где он был распространен». Это относится и к угольным шахтам, и к страховому, туристическому, почтовому бизнесу и т.д. Государственный активизм Новой Зеландии был по большей части сознательной, продуманной политикой правящих кругов, актом их политической воли, именно так понимавших свою миссию по обустройству ставшей для них родной страны. Государственный сектор экономики стал надежным экономическим основанием для государственного интервенционизма в целом и прежде всего социальной политики.

Оригинальным и новаторским направлением рабочей политики доминионов стало принятие трудового арбитражного законодательства.

4. Трудовые отношения в Австралии

Посвящена анализу этого института в Австралии.

До середины ХIХ в. в индустриальных странах трудовые отношения были жесткими, силовыми, периодически выливавшимися в напряженные классовые битвы. Это был расцвет патерналистской индустриальной культуры, в которой предприниматель выступал в роли и злого, и доброго отца (pater).

Во второй половине ХIХ в. правовое поле трудовых отношений стало расширяться. Наряду с фабричным законодательством, ставящим пределы в условиях труда, за которыми притеснения предпринимателей преследовались по закону, с законодательством о юридическом признании профсоюзов, в некоторых странах принималось законодательство, которое пыталось ввести в регулируемое русло сам процесс трудовых отношений, создавая постоянный механизм разрешения конфликтных ситуаций. Это было трудовое арбитражное законодательство, существенно изменившее патерналисткую модель индустриальной культуры в сторону коллективно-договорной модели. Законодательство основывалось на двух, известных со времен античности, принципах - примирении и арбитраже.

В его принятии в Европе обнаружились две тенденции. Одна из них основывалась на системе писаного права, зафиксированного в кодексах Наполеона. Согласно ей для разрешения гражданских конфликтных ситуаций создавались специальные советы примирения. Но трудовые конфликты признавались особыми и часто подпадали под статьи уголовного законодательства. Другая система складывалась на основе британского прецедентного права. С одной стороны, в Англии создавалась независимая от государства практика разрешения трудовых конфликтов, с другой стороны, для ее оформления государство принимало законы о трудовом примирении и арбитраже исключительно на добровольной основе. Экспериментаторство доминионов проявилось в освоении принципа принудительного арбитража. Австралия пришла к этому не сразу. Первые арбитражные законы в австралийских колониях: закон 1892 г. Нового Южного Уэльса, закон 1894 г. Южной Австралии, были основаны на принципе добровольности. Поэтому они практически не работали.

Гораздо более эффективным оказался Акт о фабриках и мастерских Виктории 1896 г. Принцип принудительности обращения к примирительной и арбитражной процедурам подкреплялся созданием комитетов в ряде отраслей производства, занятых вопросами регулирования заработной платы. Также учреждался Промышленный суд для разрешения конфликтных ситуаций в сфере труда, в том числе и связанных с комитетами по заработной плате. И комитеты, и суд являлись государственными организациями, и работали за счет средств государственного бюджета. Для обращения к ним не требовалось каких-либо особых условий, например, регистрации профсоюзных и предпринимательских организаций. Все это, в конечном счете, и определило эффективность этой системы. Действительно, в отличие от других колоний комитеты были созданы, приступили к исполнению своих обязанностей и хорошо зарекомендовали себя. Следовать викторианскому опыту вскоре стали и другие колонии, впоследствии штаты, соответствующим образом меняя свое законодательство.

Федеральный закон о трудовом примирении и арбитраже, принятый в декабре 1904 г. при первом в мире правительстве лейбористов, был построен на идее принудительного арбитража. В соответствии с законом создавался федеральный Арбитражный суд, представлявший рабочих и предпринимателей во главе с президентом, назначаемым генерал-губернатором из судей Верховного суда Австралии. Примирительные органы на федеральном уровне не создавались. Однако, федеральный Арбитражный суд надстраивался над системой примирительных и арбитражных органов штатов, работавших на основании своих законов. Поэтому федеральный суд рассматривал наиболее важные дела, в наибольшей степени затрагивавшие общественный интерес, к чему всегда стремились апеллировать законодатели, межштатные, общеавстралийские конфликты, споры, которые не были решены на уровне штатов, и т.д.

Одним из первых президентов Арбитражного суда был известный в Австралии защитник индустриального мира, судья Генри Бурнес Хиггинс (1851 - 1929). Большую известность принесло ему первое выигранное в 1907 г. «Дело об уборочных машинах», в результате которого были приняты 33 условия, впоследствии распространившиеся на все отрасли промышленности. Первым условием была минимальная справедливая заработная плата. Это была первая утвержденная и выполняемая государством доктрина минимальной заработной платы, имевшая чрезвычайно важное значение для экономики и трудовых отношений в мире в целом.

5. Арбитражный закон Новой Зеландии

Повествует о важнейшем деле жизни Уильяма Пембера Ривса (1857 - 1932) - министра образования, юстиции и труда в правительстве экспериментаторов «либерала» Джона Болланса (1891 - 1893) и «социалиста» Ричарда Седдона (1893 - 1906), ставшем визитной карточкой Новой Зеландии как «социальной лаборатории» мира.

Ривс, получивший разностороннее гуманитарное образование, проявивший себя на поприще адвоката, журналиста, поэта, увлеченный английским фабианским социализмом, разрабатывал свой закон на широкой теоретической и практической базе. Детище Ривса более трех лет обсуждалось в парламенте. Как иронично подчеркнул Ривс: «... дважды верхняя палата «улучшала» его, убирая все части, касающиеся принудительности и арбитражного суда».

Закон об индустриальном примирении и арбитраже, принятый в 1894 г., включал в себя три части: 1) «Регистрация индустриальных союзов и ассоциаций», 2) «Индустриальные (трудовые) соглашения», 3) «Примирение и арбитраж».

С целью организации примирения и арбитража в Новой Зеландии определялись так называемые «индустриальные районы». Их было учреждено шесть. В каждом районе создавался совет или суд не только для примирения, но с весьма широким спектром полномочий. Как и предполагал Уильям Ривс советы стали не только узкоспециализированными органами, служившими исключительно для целей разрешения конкретных конфликтов, но определявшими и контролировавшими трудовые стандарты, права работников, способствовавшими улучшению организации труда и производства в целом и т.д.

Для выполнения собственно регулирующих функций по недопущению забастовок и локаутов в рамках совета оформлялся специальный совет примирения, состоявший из равного числа членов, выдвинутых соответственно предпринимателями и рабочими, которые избирали председателя. Совету примирения вменялось в обязанность проводить полномасштабное расследование конфликта в рамках своей компетенции и решать его по справедливости, предоставив полный отчет и свои рекомендации. Если не удавалось добиться разрешения конфликта и стороны оставались неудовлетворенными, тогда дело передавали в Арбитражный суд. В соответствии с законом в Новой Зеландии учреждался один Арбитражный суд для урегулирования трудовых конфликтов. Суд состоял из трех членов, назначенных губернатором.

Суммируя эффективность действия закона, можно отметить его положительное влияние на процесс образования тред-юнионов, на практику заключения коллективных соглашений и формирования коллективно-договорной индустриальной культуры, на создание государственной арбитражной системы, ставшей вполне работающим механизмом урегулирования трудовых конфликтов, и оказывавшей более широкое воздействие на общее состояние новозеландской промышленности. Со временем узкоспециальный закон, принятый в маленькой далекой стране, начал изучаться во всем мире и во многом стал определять образ Новой Зеландии.

Практически мировую известность новозеландскому закону принесла книга американского автора, представителя общественно-политического движения «разгребателей грязи» Генри Демареста Ллойда с красноречивым названием «Страна без забастовок. Визит в арбитражный суд Новой Зеландии», опубликованная в Нью-Йорке в 1900 г. Большое и основательное введение к книге было написано У.П. Ривсом.

Борьба канадского тред-юнионистского движения за принятие трудового законодательства и рабочая политика федерального либерального кабинета У. Лорье рассмотрены в главе 6 «Примирение и арбитраж в Канаде».

Профсоюзы Канады давно выступали за развитие посреднических процедур, хорошо представляя их преимущества по сравнению с забастовками. За примирение и арбитраж во всех отраслях промышленности единогласно высказывались делегаты Канадского рабочего союза. Орден рыцарей труда включил в свою конституцию положение о введении законов, гарантирующих арбитраж между предпринимателями и рабочими и обязательность его решений. На многих конвентах Профессионального и рабочего конгресса Канады (ПРКК) также одобрялся принцип назначения арбитражных комитетов.

Вера в государство роднит канадские профсоюзы с британскими и отличает их от американских, которые предпочитали деловые отношения с предпринимателями без государственного вмешательства. Канадцы восприняли законопослушность английских тред-юнионов. Становление канадской государственности, развитие в ней демократических институтов укрепляло эту традицию. К тому же канадское государство умело входило в образ защитника интересов народа, радевшего за общее благо, выступая инициатором различных полезных начинаний, широких общегосударственных программ, занимаясь железнодорожным строительством, заселением Запада и т.д., что было особенно заметно при относительной слабости и безынициативности национальной буржуазии. С другой стороны, канадские профсоюзы не считали себя настолько сильными, как, например, их коллеги-американцы, чтобы успешно противостоять предпринимателям. В этой борьбе им нужен был авторитетный защитник и справедливый судья, в роли которого их вполне устраивало государство.

Признав принцип арбитража на провинциальном уровне, канадское государство пошло навстречу рабочим, но, первоначально узаконив добровольность процедуры, оно в большей степени учло интересы предпринимателей.

Осознав важность рабочих проблем, федеральный парламент впервые после закона 1872 г., легализовавшего профсоюзы, и отдельных поправок к уголовному законодательству, несмотря на конституционные прерогативы провинций в этой области, приступил к их решению. 18 июля 1900 г. парламент по инициативе либерального правительства У. Лорье принял Закон о примирении. Закон включал в себя два главных положения: предписывал обращение к примирительной и арбитражной процедурам на добровольной основе и предусматривал создание нового государственного органа. С целью сбора точной информации об условиях труда учреждалось министерство труда, которое должно было собирать и публиковать статистические данные в «Лейбор газетт». Первым министром труда стал министр почт - известный политический деятель У. Мэлок. Своим заместителем он назначил дважды бакалавра и дважды магистра наук, приехавшего после окончания зарубежной стажировки, Уильяма Лайона Макензи Кинга, который стал и главным редактором «Лейбор газетт».

У.Л. Макензи Кингу (1874 - 1950) предстояло сыграть в политической жизни Канады очень большую роль. В ХХ в. в течение 22 лет он был премьер-министром Канады. В самом начале ХХ в. он совсем еще молодым человеком оказался в центре политики социального реформизма. Так же как Уильям Пембер Ривс в Новой Зеландии, Генри Бурнес Хиггинс в Австралии, он вошел в плеяду смелых социальных реформаторов, примирителей труда и капитала.

Изъяны закона 1900 г., направленного на «предотвращение конфликтов», но не делавшего это, проявились во многих забастовках. Но особенно ярко они обнажились в ходе мощной забастовки на Канадской тихоокеанской железной дороге (КТЖД) 1901 г., которая парализовала железнодорожное сообщение во всей стране. В ответ на нее в 1903 г. был принят федеральный закон о конфликтах на железных дорогах. Его автор У.Л. Макензи Кинг, обратившийся к новозеландскому закону, решил принцип принудительности арбитража распространить на железнодорожный транспорт, сбой в работе которого приводил к тяжелым последствиям для экономики.

Мощная забастовка шахтеров Летбриджа в провинции Альберта 1906 г., поставившая под угрозу топливного голода большой регион, послужила поводом к принятию еще одного закона. В начале ХХ в. канадские законодатели в области трудового права, в отличие от своих коллег в двух других доминионах, практически не работали на опережение, а в основном реагировали на забастовочную борьбу. В 1907 г. был принят написанный Макензи Кингом закон о помощи в предотвращении и разрешении забастовок и локаутов в шахтах и в отраслях, связанных с коммунальными услугами. В дальнейшем он стал известен как закон о расследовании трудовых конфликтов (ИДИА - по первым буквам английских слов), или закон Лемье (по фамилии министра труда). Принцип принудительности арбитража был в нем распространен на вышеперечисленные отрасли. В министерстве труда была сформирована специальная администрация, занимавшаяся делами, предусмотренными законом. Генерал-губернатор Канады лично назначал регистраторов комитетов примирения и расследования. Закон активно применялся на практике, в соответствии с ним были урегулированы многие конфликты.

На рубеже ХIХ - ХХ вв. рабочая политика стала самостоятельным, важным направлением социальной политики британских доминионов. Особенностью рабочей политики этого времени было законодательное оформление и освоение примирительных и арбитражных практик. Сходство принимаемых законов, порой их прямое заимствование между странами свидетельствовали о том, что британские доминионы переживали однотипные процессы роста индустриализма, урбанизации, классовой борьбы, становления массового профсоюзного движения, формирования коллективно-договорной индустриальной культуры. По этим процессам доминионы ничуть не опережали промышленно развитые страны Запада, напротив, они были их продолжением и своеобразным отражением. Однако, политическим элитам британских доминионов удалось ответить на подобные вызовы более решительными и, как оказалось, эффективными мерами, прежде всего введением системы государственного принудительного арбитража. Тем самым доминионы раньше и основательнее встали на путь наращивания государственного интервенционизма в социальной сфере, неизбежного в условиях индустриальной экономики. А смогли они это сделать благодаря наличию обширного государственного сектора в условиях переселенческих колоний и специфики собственных социально-политических процессов.

Экономика британских доминионов была аграрно-индустриальной. Социальные достижения не могли измеряться лишь результатами рабочей политики. Они в одинаковой степени зависели и от аграрного сектора. Социальный реформизм в нем рассматривается в главах 7 - 9. Так как основополагающее для аграрного сектора законодательство в конце ХIХ в. первой из трех доминионов приняла Канада, в главе 7 «Фермерская колонизация Запада Канады» исследуется эволюция ее земельных отношений и направления аграрной политики. К середине ХIХ в. аграрная экономика Канады приобрела многоукладный характер. Она была представлена полунатуральными хозяйствами феодально-зависимых франкоканадских абитанов, крупными хозяйствами капиталистического типа и мелкотоварными хозяйствами свободных фермеров. Первый уклад пребывал в явном кризисе, второй уклад, державшийся энтузиазмом редких богачей, был крайне мал, будущее было за третьим укладом.

С формированием первых ответственных правительств в начале 50-х гг. ХIХ в. аграрная проблема выдвинулась на одно из первых мест в политике. Фермерство, предпринимательские круги, протестантские церкви английской Канады требовали ликвидации сеньорий, земельных владений католической церкви и церковных резервов в тауншипах - формах межевания государственных земель. В 1854 г. законодательная ассамблея Канады приняла закон о ликвидации церковных владений и сеньориальных прав на землю.

Большой общественный резонанс приобрело обсуждение перспектив фермерской колонизации. Огромные размеры Канады еще не означали наличия реально свободных сельскохозяйственных угодий. Земли были или неплодородными, или принадлежали Компании Гудзонова залива - крупнейшему пережитку мехоторгового колониализма. Только после выкупа этих земель, подавления восстаний местного населения, формирования новых территориальных единиц канадское государство приобрело в собственность 2,5 млн. кв. миль, которые и стали фондом свободных земель.

25 апреля 1871 г. канадское консервативное правительство Дж. Макдональда приняло распоряжение об унификации системы межевания вновь приобретенных земель по американскому образцу. 14 апреля 1872 г. парламент принял первый земельный закон или Закон о гомстедах, предложенный правительством Макдональда. Закон был точной копией знаменитого Акта о гомстедах, принятого во время Гражданской войны в США, 20 мая 1862 г. Для свободного заселения выделялись четные секции тауншипов, поселенец мог получить четверть секции - 160 акров, как в США. При уплате 10 долл. земельный участок мог получить глава семьи мужчина или женщина, или одинокий мужчина с 18 лет, если все они были британскими подданными или намеревались стать таковыми. Закон четко оговаривал условия приобретения дополнительной земли и перехода ее в частную собственность. Этот демократический закон лег в основу земельной политики канадского государства, определив быстрое развитие аграрного фермерского капитализма.

Колонизация свободных земель Запада стала важным элементом «национальной политики» второго правительства Дж. Макдональда (1878 - 1891). Действительно в 1870 - 1880-е гг. фермерское население Канады возросло, но незначительно, и в два раза меньше, чем в США. Свою земельную политику по продаже земельных участков проводили и железнодорожные компании, особенно КТЖД. Но, покупателями большинства участков, которые КТЖД смогла продать, оказались не фермеры, а акционерные компании, поэтому ее земельную политику расценили как неудачную.

Пристальное внимание фермерскому заселению Запада уделяло либеральное правительство У. Лорье (1896 - 1911). Канадский Запад к тому времени остался в мире последним регионом, где возможно было развитие капитализма вширь в виде индивидуальных фермерских хозяйств. Этот регион в Канаде назвали «последним, лучшим Западом» (the last, best west). Рекламные агентства всего мира подхватили и растиражировали этот красивый и емкий слоган в типовых рекламных проспектах, в которых обычно было две рубрики: «Канада предлагает» и «Канада ждет». Предлагала Канада землю в соответствии с законом о гомстедах, а ждала приезда трудолюбивых людей, желавших на ней работать.

С 1897 по 1912 гг. в Канаду прибыло 594 тыс. европейцев, 961 тыс. британцев. Привлеченные канадскими условиями, пересекли границу 784 тыс. американцев. С 1901 по 1911 гг. население Канады увеличилось с 5,3 млн. до 7,2 млн. человек. Отвечая на пожелания жителей, правительство У. Лорье в 1905 г. учредило две новые провинции Саскачеван и Альберту, которые, вместе с Манитобой, увеличили до трех список степных пшеничных провинций. Если в 1901 г. на Западе проживало 10% населения Канады, то в 1911 г. - 25 %.

Резко возросло число предоставляемых гомстедов. Если в 1896 г. было роздано 1857 гомстедов, то в 1900 г. - уже 7426, в 1911 г. - 44 479. Наиболее активным был период 1909 - 1912 гг. Всего в течение первых 15 лет ХХ в. канадскими властями было предоставлено около 440 тыс. гомстедов.

За это время площадь обрабатываемых земель увеличилась в 11 раз с 15 млн. до 110 млн. акров. Канадские прерии буквально покрывались фермами, опоясывались нехитрыми заборами, прорывались колодцами, возвышались домами и хозяйственными постройками, прорастали пшеницей. Это были поистине грандиозные темпы фермерской колонизации Запада. Буквально до 1913 г. в Канаде продолжался «хлебный бум». В начале ХХ в. заселение «последнего, лучшего Запада» состоялось, свидетельствуя об эффективности аграрной политики канадского государства.

В Австралии, несмотря на ее огромные размеры как отдельного континента, в силу природно-географических особенностей не могло состояться фермерской колонизации американо-канадского типа. Австралийское государство стояло перед необходимостью проведения самостоятельной аграрной политики. Важнейшие ее направления освещаются в главе 8 «Селекция земли в Австралии». Уже в начале ХIХ в. британцы изменили свой взгляд на Австралию, увидев в этом материке не только возможности для пенитенциарной системы, но и неисчислимые богатства, прежде всего земельные. Английская промышленность требовала шерсти, а австралийские земли были практически готовыми пастбищами. Задолго до знаменитой «золотой лихорадки» Австралия пережила в первой половине ХIХ в. «земельную лихорадку». Земля в Австралии являлась собственностью британской короны. Первоначально британское правительство просто раздавало земельные участки офицерам, свободным колонистам, заключенным, отбывшим наказание, так называемым эмансипистам (освободившимся). Так рождался слой австралийских скваттеров-овцеводов.

В 50-е гг. ХIХ в. в Новом Южном Уэльсе началось движение за «открытие (отпирание) земель» (unlock the lands), участники которого - мелкие фермеры - требовали права приобретать земельные участки во владениях крупных скваттеров. Как писали современники, первоначально земля в Австралии была свободной, но затем скваттеры прибрали ее к рукам, «захватили в тиски». Теперь надо их заставить разжать эти тиски и допустить к земле всех желающих. В движение за «открытие земель» активно включались рабочие, золотоискатели, возвращавшиеся к оседлой жизни, только что прибывшие иммигранты.

Среди известных радикальных моделей, например, национализации земли, введения прогрессивных налогов на латифундии, в Австралии, в конечном счете, была реализована весьма умеренная модель, основанная на перераспределении земли. Этому способствовали огромные масштабы земельных владений, сосредоточенных у скваттеров и используемых в основном в виде пастбищ, то есть практически необрабатываемых.

В 1861 г. по инициативе премьер-министра Нового Южного Уэльса Джона Робертсона, был принят земельный акт, названный его именем, который положил начало политике перераспределения земли или системе селекции (the Robertson Land Act). Согласно акту любой человек, независимо от пола и возраста, даже ребенок, мог выбрать (to select) и купить участок земли размером от 40 до 320 акров в любом из освоенных или промежуточных районов. На все участки независимо от качества земли устанавливалась цена 1 ф.ст. за акр. После уплаты четверти всей стоимости участка и при выполнении определенных условий, человек, выбравший данный участок, получал права собственности на него.

В Виктории аналогичные земельные законы, вводившие систему селекции, были приняты в 1860, 1862, 1865, 1869 гг. В Виктории селекция земли началась в 1870 г., в Новом Южном Уэльсе - в 1872 г. От этих законов ждали быстрого роста класса средних и мелких фермеров, которые смогли бы выбрать и купить приглянувшиеся им земли скваттеров. Однако земельные акты 60-х гг. не дали желаемого результата, более того их эффект был прямо противоположным. Подавляющее большинство земель не попало в руки фермеров, монополия скваттеров не была разрушена. Значительной частью земельных участков завладели различного рода дельцы и спекулянты - «земельные акулы», которые приобретали их с целью последующей перепродажи по более высоким ценам. Некоторые участки покупали лесоторговцы. Они вносили вступительную плату, быстро вырубали имевшийся на участках лес и кустарник и потом бросали их. Но чаще всего земли скваттеров выбирали и покупали сами скваттеры. Для этой цели они использовали членов своих собственных семей, друзей и знакомых, мимо проходящих путников, местных бездельников, даже пациентов из близлежащих больниц и др. Таких селекторов, на имя которых записывалась земля, в Австралии стали называть «павлинами» (peacock), или «манекенами» (dummy). Вообще dummying в Австралии назывались фиктивные сделки по приобретению участков земли с привлечением фиктивного владельца. Истории павлинов и манекенов, доходившие до анекдотических, становились местным фольклором.

Наибольших успехов в земледелии добилась Южная Австралия. Но этому скорее способствовали природные и исторические условия, чем совершенство законодательства. Хотя современники высоко оценивали земельные законы Южной Австралии 1869 и 1872 гг., в которых содержались те же самые принципы селекции, что и в законах других колоний. В 1878, 1884 гг. были приняты законы о пастбищных угодьях. Актом 1882 г. были предоставлены весомые преимущества для приобретения земли в собственность тем селекторам, которые давно проживали на своих участках. В 1885 г. был принят акт о «блоках для рабочих». Предполагалось, что блоки недалеко от городов будут приобретать в аренду или собственность рабочие или люди, потерявшие работу, что способствует смягчению социальных проблем в городах. Закон сработал, вокруг столицы колонии Аделаиды появился «зеленый пояс» красивых садово-огородных дачных участков. В соответствии с законом 1888 г. все земельные угодья Южной Австралии делились на районы, в каждом из которых учреждалось собственное Земельное управление, главной задачей которых становилась помощь мелким фермерам - реальным селекторам - желавшим работать на земле. В целом период 1880-х гг. в Австралии назвали «земельным бумом» и «великим процветанием».

В начале 1890-х гг. Австралия вступила в полосу затяжного экономического кризиса, завершившегося финансовым кризисом 1893 г. В условиях кризиса аграрная политика прежде всего была направлена на помощь городам, промышленности, оставшимся без работы людям. Обеспечение свободного доступа к земле, на которой можно было бы прокормиться всем желающим, в основной своей массе бедным людям, становилось основной задачей политиков. Все колонии принимали однотипные спасительные меры.

В Новом Южном Уэльсе в 1893 г. был принят Закон о рабочих поселениях, навеянный идеей создания на земле небольших сообществ-коммун в духе утопических проектов известного социалиста Уильяма Лейна. Несколько групп поселенцев, отправившиеся по этому закону на выделенные им земли, не справились с работой и ушли в города.

В 1893 г. аналогичные законы были приняты и в других колониях: в Виктории - Акт о сельских поселениях, в Квинсленде - Акт о кооперативах и сельских поселениях. Но и там земельные эксперименты закончились неудачей. Лишь в Виктории, правительство которой смогло привлечь на эти цели частные капиталы, они превратились в некоторый аналог общественных работ по расчистке и освоению земельных угодий, дающий возможность безработным какое-то время продержаться.

После кризиса начала 90-х гг. магистральная линия аграрной политики продолжала оставаться неизменной, будучи основанной на принципах селекции, принятых в 60 - 80-е гг. ХIХ в. Новые законы лишь развивали и уточняли сложившиеся нормы.

В начале ХХ в. вся земля Австралии, пригодная для сельского хозяйства, оказалась рассредоточенной по трем группам: земли, перешедшие в собственность каким-либо владельцам, или в соответствии со специальной терминологией, отчужденные; земли, сданные в аренду; земли, оставшиеся у государства, не отчужденные и не сданные в аренду. Площадь всех разведанных и более или менее измеренных сельскохозяйственных угодий составляла в начале ХХ в. около 2 млрд. акров. При этом не все территории подверглись картографическому анализу. Еще много оставалось путаницы и неясностей. Практически половина этих земель, в 1911 г. 49 %, не найдя своих хозяев-пользователей, оставалась в руках государства в неосвоенном виде. Собственникам принадлежало около 8 % сельскохозяйственных угодий, что составляло 120 107 000 акров. Гораздо больше земли, в 1903 г. 39 % (741 780 000 акров) находилось в пользовании арендаторов. В 90-е гг. аграрное законодательство, в основном увеличивало сроки аренды, поэтому можно сказать, что преобладали разные виды долгосрочной (бессрочной) аренды, весьма удобной для собственника и государства. Что касается размеров хозяйств, то как бы австралийские политики не сожалели, что им не удалось превратить свою страну в рай для мелких фермеров, данные статистики все же показывают существенное преобладание именно мелких ферм площадью до 1 000 акров. Например, в одном из самых густонаселенных и развитых штатов в Новом Южном Уэльсе в 1904 г. в общей сложности насчитывалось 68 044 таких фермы, тогда как крупнейших ферм, площадью свыше 20 000 акров - всего 359, хотя на долю последних приходилось земли практически в 2 раза больше, чем на долю первых. О чем австралийские законодатели могли не сожалеть, более того считать своей непосредственной заслугой, так это о развитии овцеводства. Все нормы для его поощрения, прежде всего облегченный доступ к аренде пастбищной земли, сработали. Но в первую очередь сама австралийская природа объективно способствовала развитию этого вида животноводства. Количество овец росло. Шерсть, безусловно, была главным экспортным товаром. Развивалось и мясо-молочное животноводство. Этому в немалой степени способствовало кооперативное движение. Именно кооперативы строили фабрики по производству масла, оснащенные новейшими механическими сепараторами.

Конечно, рост сельскохозяйственного производства в Австралии имел экстенсивную природу, происходил в первую очередь за счет расширения осваиваемых площадей, при этом возможности расширения были еще большими, но нельзя не отметить и повышения агротехнической культуры австралийских фермеров.

В Новой Зеландии отсутствие фонда свободных земель объяснялось не только небольшими размерами двух ее главных островов, но и принадлежностью земли местному населению - маори. Это и привело к особенностям новозеландской аграрной политики, изложенной в главе 9 «Ограничение крупного землевладения в Новой Зеландии».

Витиевато составленный договор Уаитанги 1840 г., заключенный с маори, гарантировал вождям и племенам, семьям и отдельным лицам маори «право полного, исключительного и неотъемлемого владения их землями, имуществом и лесами». Вскоре последовали долгие и кровопролитные англо-маорийские войны. Мирный договор был подписан лишь в 1881 г. К тому времени маори осталось чуть более 40 тыс. человек.

Новозеландское правительство начало выкупать земли у маори, чаще всего по заниженным произвольным ценам, часто с обманом. Частным лицам и компаниям были запрещены земельные сделки с маори. В 1901 г. во владении маори находилось около 4,2 млн. акров земли из 66, 9 млн. акров всех сельскохозяйственных угодий. Это все, что осталось маори от некогда полностью принадлежавшей им и так горячо любимой ими страны белого облака. Гордый и красивый народ маори переживал страшную трагедию.

И земли маори, и земли, перешедшие под юрисдикцию британской короны, активно продавались поселенцам. Так же как Канада и Австралия, Новая Зеландия с 1840-х гг. вступила в полосу земельных спекуляций и роста крупного скваттерства. Поселенцы, реально занимавшиеся сельским хозяйством, требовали приостановить спекулятивную продажу земли.

С 1880-х гг. после окончания англо-маорийских войн, после первых промышленных успехов, вызванных «золотой лихорадкой», на фоне уже весьма динамичного развития сельского хозяйства государственная аграрная политика вступила в новую стадию. В 1882 г. был принят закон о бессрочной аренде (The Perpetual Lease). В соответствии с законом 1/3 всех сельскохозяйственных угодий выставлялась государством для аренды. Первоначальный срок аренды был определен в 30 лет с правом постоянного возобновления после каждого 21-летнего успешного срока освоения.

После принятия этого закона в Новой Зеландии началась настоящая «земельная лихорадка». Но обнаружилась тенденция, когда арендаторы достаточно быстро превращали свои владения в собственность. Результатом стал быстрый рост крупных частнособственнических поместий и выталкивание на обочину мелких владельцев. Правительство еще более усугубило ситуацию, облегчив условия аренды. Была введена настоящая «бессрочная аренда» (Lease in Perpetuity) сроком на 999 лет. Арендная плата определялась в 4 % капитализированной стоимости земли без последующей переоценки. Для владельцев наступил настоящий рай, землю в неограниченных количествах можно было получать практически бесплатно. Но с точки зрения общегосударственных интересов нельзя не признать близорукость этой меры. С одной стороны, установив столь низкую плату, государство лишило себя важного источника пополнения бюджета. С другой стороны, закон, закрепивший удивительно облегченный доступ к земле, стимулировал рост крупного землевладения в ущерб мелкому. Это должно было произойти по всем рыночным законам естественного отбора, когда побеждает сильнейший. Если в Канаде - стране резко континентального климата с весьма суровыми зимами, с преобладанием земледелия над скотоводством одному человеку объективно трудно содержать крупное владение, то в Австралии и Новой Зеландии с противоположными климатическими условиями, с преобладанием пастбищных угодий, не требующих большого внимания, - вполне можно. Но даже если на огромном материке Австралия, пришлось открывать земли крупных скваттеров для всех желающих, то в маленькой Новой Зеландии крупное землевладение превращалось не только в экономический, но и в политический вопрос. В 1891 г. 584 человека владели 7 млн. акров из 12,5 млн. акров земли, находившейся в то время в частном владении по всей стране.

В 1892 г. либеральным правительством Джона Болланса и Ричарда Седдона был принят земельный акт (The Land Act), ставший основой аграрной политики правительства экспериментаторов. Законом систематизировалась сеть государственных органов, призванных заниматься земельным вопросом. Была проведена классификация государственных земель, в соответствии с которой они были поделены на три разряда.

Важной чертой закона становилось ограничение землевладений. Относительно сельскохозяйственных земель, закон строго определял, что никто не мог купить земли первого класса более 640 акров, земли второго класса - более 2000 акров. Причем именно таких размеров должны быть в целом участки землевладельцев, т. е. учитывалась и земля, приобретенная ранее.

Закон определял три формы землевладения: свободное держание на основе частной собственности (free-hold, традиционная форма свободного землевладения в Англии, фригольдеры - свободные крестьяне); занятие с правом покупки, вид срочной аренды (the occupation with right of purchase); возобновляемая аренда, вид бессрочной аренды (the renewable lease). В соответствии с новозеландским законодательством аренда фактически мало чем отличалась от прав собственности. Для приобретения земли в полную собственность необходимо было уплатить наличные деньги и выполнить ряд условий.

В 1894 г. в земельный закон Новой Зеландии была внесена поправка, ставшая новым принципом аграрной политики. Поправка предполагала возможность добровольных переговоров с владельцами крупных поместий и заключения компромиссного соглашения относительно цены, количества, качества земель, которые владелец решался продать. Если взаимного соглашения достигнуто не было, правительство должно было воспользоваться полученным правом принудительного отчуждения крупных поместий. Но никаких насильственных действий «для экспроприации экспроприаторов» со стороны властей не предусматривалось. В конфликтных случаях формировался особый суд, состоящий из одного члена Верховного суда, игравшего роль председателя, представителя правительства и представителя, выбираемого владельцем поместья. Суд призван был отрегулировать все возникающие по поводу этого дела проблемы, прежде всего, определить сумму вознаграждения владельцу, т.е. по существу цену за якобы продаваемую им землю. Не обсуждался лишь один вопрос - необходимость самого отчуждения. Право решения этого вопроса оставалось в исключительной компетенции правительства. Особый суд по вопросам отчуждения крупных землевладений был основан на принципе трудового арбитража в промышленности: независимый судья - представитель судебной власти, и по одному представителю от противоборствующих сторон - правительства и владельца. Весьма символична и дата принятия этой поправки - 1894 г. В этом году был принят прославивший Новую Зеландию закон об индустриальном примирении и арбитраже. Принципы, на которых он базировался, оказались универсальными.

Получив столь сильное оружие, правительство реформаторов приступило к отчуждению. До марта 1910 г. в руки государства перешел 1 250 000 акров земли. Отчужденными землями воспользовались около 5 000 арендаторов.

В начале ХХ в. ситуация на земельном рынке Новой Зеландии выглядела следующим образом. В 1903 г. площадь всех сельскохозяйственных угодий равнялась 66 861 000 акров. «Государственный социализм» Новой Зеландии сыграл с ней злую шутку в том смысле, что в мире сложился устойчивый стереотип о том, что в стране вся земля принадлежит государству. Это неверно. Из указанной площади в частную собственность владельцам было к тому времени продано 23 858 000 акров (36 %), в аренду сдано 16 649 000 акров (25 %), в ожидании своих владельцев пребывало 26 355 000 акров (39 %). Новая Зеландия действительно превратилась в страну мелких собственников. В 1903 г. самое большое число ферм 36 935 - это были фермы размерами до 100 акров, и только 279 ферм обладали земельными угодьями свыше 20 000 акров.

При всем различии объективных природно-географических условий, аграрная политика британских доминионов оказалась сходной и по провозглашенным принципам и по конечным результатам. Она привела к утверждению капиталистического фермерства с преобладанием мелких собственников и арендаторов. Благодаря труду именно таких фермеров создавался сельскохозяйственный потенциал доминионов. Именно такая организация аграрного производства оказалась наиболее эффективной, отвечавшей интересам собственной и мировой экономики. Канадское зерноводство, австралийское и новозеландское овцеводство стали востребованы британским и мировым рынком.

Социальный реформизм доминионов, как птица с двумя крыльями, был жизнеспособен при равновесии рабочей и аграрной политики. Аграрно- индустриальные экономики доминионов не могли нормально функционировать без соответствующей социальной компоненты.

Заключение

колонизация классовый фермерский

Основные научные результаты диссертации.

1. Осуществив беспрецедентный рывок в своем развитии к концу ХIХ - началу ХХ в., Канада, Австралия, Новая Зеландия превратились в аграрно-индустриальные самоуправляющиеся территории Британской империи. В эпоху индустриального капитализма как в промышленно развитых странах Запада, так и в переселенческих колониях, с одной стороны, резко обострился социальный вопрос, с другой стороны, для его разрешения стала проводиться государственная социальная политика. В ее осуществлении британские доминионы по многим позициям в силу объективных тенденций развития и институциональной инерции повторяли достижения своей метрополии и европейских стран, в некоторых случаях сознательно копировали европейский опыт. Это приводило к своеобразному «эффекту колеи» - воспроизведению в доминионах тенденций европейской истории. Так же как в Европе, решения в области социальной политики принимались под влиянием минимум двух обстоятельств: классовой борьбы и управленческой культуры правящих кругов. В австралийских колониях и Новой Зеландии многие важные акты рабочего законодательства стали приниматься в 1890-е гг., после мощной забастовки моряков торгового флота. В Канаде такая зависимость была еще более явной: федеральные рабочие законы 1903 и 1907 гг. были приняты после весьма разрушительных забастовок железнодорожников и шахтеров. На рубеже ХIХ - ХХ вв. в доминионах сформировалось массовое тред-юнионистское движение, вышедшее в форме лейборизма на политическую арену. Совокупная деятельность тред-юнионизма и лейборизма на поприще рутинной работы по улучшению экономического положения рабочего класса на конкретных предприятиях и в отраслях, и политическая активность, направленная на принятие и выполнение трудового законодательства, приносили определенные плоды. К тому же они встречали понимание правящих кругов, проникшихся, как говорили в Австралии, духом «улучшения» (amelioration), включавшего социальное реформаторство. Этой идеей были вдохновлены талантливые государственные деятели доминионов: премьер-министры Канады - У. Лорье; Новой Зеландии - Р. Седдон; австралийских колоний - Г. Паркс, Ч. Кингстон; всецело посвятившие себя социальным реформам заместитель министра труда Канады У.Л. Макензи Кинг; министр образования, юстиции и труда Новой Зеландии У.П. Ривс; судья Верховного суда Австралии Г.Б. Хиггинс и мн. другие. Благодаря уму, воле и деятельности множества самых разных людей, начиная от простых рабочих и фермеров, лидеров профсоюзного и фермерского движения и заканчивая парламентариями, государственными чиновниками и премьер-министрами закладывалась институциональная основа социальной политики: принималось разнообразное трудовое и аграрное законодательство, создавались соответствующие министерства и другие государственные органы. Созданные институты стали опорой социальной политики, сходной в трех британских доминионах, и отличавшейся от европейской и американской прежде всего своей системностью (одновременными реформами во многих сферах) и новаторским характером (особенно в сфере трудовых и аграрных отношений). По этим показателям в последней трети ХIХ - начале ХХ в. британские доминионы стали лидерами социального реформизма, выйдя из «европейской колеи» на собственную дорогу, на которую потом вступили и другие [1, 2, 5, 8, 25, 32, 33, 34, 35, 52, 53, 54].